Текст книги "Последний интегратор (СИ)"

Автор книги: Николай Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

* * *

Во дворе дома с атлантами и кариатидами было пусто. Я поднялся к Карапчевским. Я ждал, что откроет Евгения. Открыла Лиза.

– Ваня! – Она схватила меня за руку и втащила в квартиру. – Хорошо, что ты пришёл. А то никого нет. Никого. Никого.

Она не плакала, но голос её дрожал.

– А где твоя мама? – спросил я.

– Мама ушла. Ушла в полицию. Уже давно. Пять... то есть шесть часов назад. Или семь. – Она тащила меня в гостиную. – Заходи скорей, заходи. Мне одной страшно... то есть скучно. Очень скучно.

В гостиной на столе стоял небольшой проигрыватель для пластинок. Пластинка крутилась, а игла была отставлена в сторону.

Лиза говорила без остановки.

– Никто больше не приходит. Никто. Папа уехал. Дядя Сергей уехал. Даже Никмак уехал.

– Тебе же не нравится Никмак, – сказал я.

– Пусть он придёт, – капризным голосом сказал Лиза. – Пусть дядя Сергей придёт. Пусть папа придёт. Пусть всё будет, как раньше.

Пластинка продолжала крутиться. Я взял обложку пластинки. Какой-то джаз.

– Всё будет как раньше, – сказал я то, что она хотела услышать.

Лиза поставила иглу на пластинку. Заиграла музыка.

– Я слушаю пластинки, – сказала Лиза. – В тишине так страшно... то есть скучно. А по радио – ничего нет.

Я подошёл к радиоле, которая стояла в углу и щёлкнул переключателем. По всем частотам – только шум, потрескивание. Через шорохи слышалось что-то на других языках, но ничего нельзя было разобрать.

– Хочешь есть? – спросила Лиза. – Я могу разогреть обед.

– Спасибо, не надо.

Лиза села на диван, поджала одну ногу и смотрела то на меня, то на проигрыватель. Я сел в кресло и достал кристалл-карандашик размером с полмизинца.

На этом кристалле могло уместиться больше песен, чем на грампластинке. На него можно было поместить даже фильм. А уж о книгах и говорить нечего. Библиотека в кармане!

Но чтобы прочитать эту информацию, нужны были огромные электронно-вычислительные машины – шкафы, которые занимали целые комнаты. У меня такой машины, конечно, не было. В нашем институте была одна, на физмате. Она стояла под замком, её использовали только для научных целей, к ней нужен был особый допуск. Я не мог до неё добраться.

Так что кристалл, который дал мне Жебелев, был просто красивой безделушкой. Привязать к шнурку и повесить на шею. Я даже думал, не обладает ли ялк такой способностью – читать кристаллы с информацией? От кхандских поделок всего можно было ожидать. Ялк такой способностью не обладал.

Но потом я вспомнил – есть электронно-вычислительные машины размером с книгу. И это мнемоники. Кристалл можно прочитать на мнемонике. А у меня совершенно случайно есть знакомая, которой подарили мнемоник.

Вот я и пришёл к Лизе.

Я беспокоился о Евгении. Она куда-то ушла и оставила Лизу одну. Это было очень странно. Неужели она тоже исчезла? Я боялся об этом думать.

Лиза тоже чего-то боялась, поэтому весь вечер слушала джаз. Хотя раньше джаз её совсем не интересовал. И раньше она ничего не боялась.

– Лиза, – сказал я. – Мне нужен твой мнемоник.

Глава XII. Время неизвестно

Просторная комната с высокими потолками и большими окнами за пышными шторами. Портреты монархов в позолоченных рамах, старинная или под старину мебель, мраморные и бронзовые статуи обнажённых богов и героев. Шкафы с книгами тоже есть. Но, кажется, книгами никто не пользуется. Они украшают комнату, как картины или статуи. Это похоже на музей.

В середине – круглый, точнее овальный стол. На столе – хрустальная посуда, бутылки с вином, блюда с рыбой и птицей, соусницы, лоснящиеся овощи, корзина со свежим пористым пшеничным хлебом. Вокруг стола – шесть стульев с изящно изогнутыми ножками и спинками. Шесть наборов тарелок, шесть бокалов, шесть наборов ложек, вилок и ножей, шесть шалашиков из салфеток.

Мужчина в чёрном костюме и женщина в платье до колен, в чепчике и переднике входят и выходят из комнаты, суетятся вокруг стола. Наконец они выходят. Двери остаются открытыми.

Заходят два высоких типа в чёрных костюмах. Но стол накрыт не для них. Они только напряжённо осматривают стены, мебель, портреты, потом выходят.

Слышен шум за пределами комнаты. Как будто несколько человек снимают одежду, переговариваются, шутят.

У двери появляются мужчины в костюмах. Впереди вышагивает невысокий мужчина, в очках, с залысинами, с круглым лицом, с нахмуренными бровями и сжатыми пухлыми губами. Когда он смотрит на накрытый стол, его лицо немного расслабляется. За ним следуют ещё пятеро мужчин, которые наблюдают за каждым его движением, за каждым его взглядом. Понятно, что здесь нет шестерых равных мужчин. Есть первый, главный – и ещё пятеро как дополнение.

Они рассаживаются. Главный садится в центре.

– Вы уж извините, – говорит один из пятерых, – у меня без изысков, простая, домашняя еда. Угощайтесь, пожалуйста... Доктор, вы говорили, что прислуга не нужна?

– Зачем прислуга шестерым здоровым авзанам? – говорит главный, которого назвали доктором. – Неужели авзанские мужчины настолько ослабели, что не смогут отломить себе кусок хлеба и налить бокал вина?

– Авзанские мужчины могут не только отломить кусок хлеба, – говорит ещё один из пятерых, – но и добыть себе кусок мяса. На севере мы часто охотились.

– Охота – это дикость... – говорит главный, которого назвали доктором.

– Да-да, дикость, – говорит ещё один из пятерых. – По нынешним временам...

– Но изредка нам необходимо превращаться в дикарей, – говорит главный, которого назвали доктором. – Сила дикости и ум цивилизации – вот где залог наших побед.

– Полностью согласен, – говорит ещё один из пятерых.

– Нам нужно быть сильными, – говорит главный, которого назвали доктором. – Ради нашего вида. За силу!

Все шестеро поднимают бокалы и пьют. Доктору придвигают мясо и хлеб. Когда он откусывает от ножки, остальные воспринимают это как знак и тоже приступают к еде.

* * *

Доктор кладёт на тарелку кость, отодвигает тарелку и тщательно вытирает руки и губы салфеткой. Это тоже знак. Один из пятерых звонит в колокольчик. Входят мужчина в чёрном костюме и женщина в платье, чепчике и переднике. Женщина ставит на столик поднос с кофейником и чашками. Потом они оба уносят грязную посуду с горами костей, недоеденными кусками хлеба и овощей.

– Прекрасно обошлись и без прислуги, – говорит доктор.

Один из пятерых разливает кофе по чашкам. Доктор с наслаждением отпивает кофе. Ещё один из пятерых достаёт портсигар. Он перехватывает хмурый взгляд доктора и засовывает портсигар в карман.

– Пора перейти к делу, господа, – говорит доктор.

И это действительно знак. Входят два высоких типа, раздают папки – сначала доктору, потом пятерым – и выходят. Все раскрывают папки и перелистывают бумаги.

– Итак, в первую очередь, нужно обеспечить безопасность горожан, – говорит доктор. – Как авзанов, так и кхандов. Я подчёркиваю, как авзанов, так и кхандов. Я не потерплю никаких погромов и самосудов.

– В нашем городе никогда не было погромов и самосудов, – говорит один из пятерых.

– Хотя я понимаю, – говорит доктор, – что за всем уследить невозможно. Я понимаю, что так долго притесняемые авзаны захотят поквитаться со своими обидчиками. Я не исключаю вероятности, что может произойти несколько случаев расправ над кхандами.

– Очень даже может.

– Но все виновники должны быть строго наказаны.

– Разумеется.

Доктор отпивает из чашки.

– Для большей безопасности как авзанов, так и кхандов, – говорит доктор, – следует подумать о введении чрезвычайного положения. Я не настаиваю на этой мере, но предлагаю подумать.

– Разумная мера, – говорит один из пятерых. – Полицейские патрули, комендантский час...

– Вы верно упомянули о полицейских патрулях. Операцию должна проводить полиция. Недопустимо использование военных. Сейчас не военный режим. Армия должна остаться в стороне.

– Полиция в полной боевой готовности.

– В полной? А хватит ли сил у местной полиции?

– Должно хватить.

– На всякий случай мы должны договориться с соседними провинциями. Пусть они будут готовы прислать подкрепление. Но у них тоже может не найтись нужного числа полицейских. В этом, самом крайнем случае предлагаю использовать военных. А чтобы не пугать горожан, солдат можно переодеть в полицейскую форму.

– Если солдат переодеть в полицейскую форму, то кто отличит их от полицейских?

– Попрошу без остроумных замечаний. Мы обсуждаем серьёзные вопросы.

– Разумеется.

Доктор отпивает из чашки.

– В помощь полиции следует придать молодёжь, – говорит доктор. – Участие молодёжи должно быть строго добровольное. Я предлагаю создать добровольную молодёжную организацию. Это будет полезно для нашей молодёжи. Молодёжь была отторгнута от государственных дел. Пора ей возвращаться, пора засучить рукава и приступать к настоящей работе. Начнём с учащейся молодёжи, со студентов Пединститута. Название организации: Студенческая дружина. Затем, если опыт будет удачен, можно привлечь рабочую молодёжь.

– Блестящая мысль! – говорит один из пятерых. – Но пойдёт ли за нами нынешняя молодёжь? Развалили Легион и Преторианскую гвардию – теперь молодёжь уже не та. Слишком много свободы, сплошная расхлябанность.

– Я верю в нашу молодёжь. Студенческая дружина должна выполнить свою задачу не хуже преторианцев. В дальнейшем подумаем и о создании гимназических дружин.

– Разумеется.

Доктор отпивает из чашки.

– Продолжим о безопасности, – говорит доктор. – Для предотвращения паники среди кхандов предлагаю использовать сонный газ "морфей". Сонный газ "морфей" совершенно безопасен. Это даже не столько сонный газ, сколько расслабляющий. Уснут дети, женщины, старики и больные. Молодые и здоровые мужчины лишь немного утеряют способность сопротивляться. Газ следует распылить с аэропланов перед операцией.

– Дожди могут помешать распылению газа, – говорит один из пятерых.

– По предварительным прогнозам, – говорит доктор, – в городе ожидается сухое, жаркое лето, без дождей. Кто-нибудь видит какие-то другие препятствия для использования газа?

– Прошу прощения, – говорит ещё один из пятерых. – Но газ не может попасть на территорию Туганска?

– Как я уже сказал, – говорит доктор, – газ совершенно безвреден. Даже если небольшая часть попадёт на территорию Туганска, то жители почувствуют лёгкую слабость, сонливость. Через сутки всё пройдёт. Вы удовлетворены?

– Разумеется.

Доктор отпивает из чашки.

– Подходим к самому перемещению, – говорит доктор. – Кхандов переправят через реку по временному мосту из барж, увезут на вокзал и посадят на поезда. Количество необходимых барж, грузовиков-вездеходов, вагонов указано в бумагах. Предлагаю сделать это ночью, чтобы не вызывать лишних разговоров.

– Прошу прощения, – говорит один из пятерых. – Это касается кхандов с Островов?

– А что, имеются ещё какие-то кханды?

– Ну, есть кханды, которые живут в микрорайонах.

Доктор кажется озадаченным. Он ещё сильнее хмурит брови и сжимает губы.

– Признаюсь, меня не поставили в известность, что кханды живут в самом Туганске. Я считал, что они давно проживают только на Островах.

– Это следы реформы, – говорит ещё один из пятерых. – Некоторое количество кхандов осталось в микрорайонах. Их очень мало.

– Выяснить, сколько кхандов проживает в микрорайонах, – говорит доктор. – Проживающих в микрорайонах кхандов следует заранее переселить куда-нибудь...

– На Острова?

– Нет. Найдите какое-нибудь другое место в самом городе. Тихое, укромное, удобное место.

– Прошу прощения, – говорит ещё один из пятерых. – А как же заводы в промзоне?

– А что не так с заводами? – говорит доктор.

– Многие кханды и с Островов, и из микрорайонов работали на заводах. Владельцы заводов лишатся рабочих рук.

Доктор со звяканьем ставит чашку на блюдце.

– Речь идёт о безопасности нашего вида! – говорит он. – А вас волнуют убытки, которые понесут владельцы заводов. Возможно, вы заботитесь о собственных убытках?

– Нет, я только...

– Я думаю, владельцы заводов пойдут нам навстречу. Впрочем, можно подумать и о компенсации убытков. Городская казна это выдержит?

– Город не так богат, – говорит один из пятерых.

– Тогда городу посодействует провинция, – говорит доктор. – Я прав?

– Разумеется.

Доктор просит налить себе ещё кофе и отпивает из чашки.

– Вернёмся к перемещению, – говорит доктор. – Как вы помните, конечный пункт перемещения вызвал довольно много споров. Я склонен полагать, что Юракское озеро – лучший из возможных вариантов.

– На Карском полуострове? – говорит один из пятерых.

– Юракское озеро на Карском полуострове.

– Подходят ли условия Карского полуострова для постоянного поселения кхандов?

– Конечно, подходят. Много земли, чистая вода.

– На Карском полуострове бывают морозы до минус пятидесяти.

– К вашему сведению, достоверно доказано, что организм кхандов приспособлен к воздействию сверхнизких и сверхвысоких температур. Подобные эксперименты проводили ещё военные... То есть эксперименты проводили учёные под наблюдением военных. Как вы знаете, эволюция авзанов происходила на побережье тёплого моря Тетис. Кханды эволюционировали на крайнем севере, в условиях резкой смены времён года. Естественная среда обитания кхандов – ледяные пустыни. Можно сказать, что мы возвращаем кхандов на их родину. Мы спасаем кхандов от гибельного для них климата. Конечно, эксперименты военного режима не могут быть полностью убедительны. Но сейчас по понятным причинам мы не может проводить ничего похожего.

– Разумеется.

Доктор отпивает из чашки.

– Преступления военного режима осуждены господином первым консулом, – говорит доктор. – Осуждены, и никто не вправе искать оправданий для генералов. Но, со своей стороны, осмелюсь заметить, что господин первый консул не осудил всех генералов без разбора. Не все генералы были преступниками. Кто-то из них защищал страну. Кто-то – боролся с бандитами и охранял покой мирных граждан. Мы должны отделить правильное от неправильного. Мы должны взять лучшее из всех эпох. Из эпохи монархии. – Доктор обводит руками портреты монархов на стенах. – Из эпохи военных. – Он молчит. – Из эпохи реформ.

– Как вы правы, доктор, – говорит один из пятерых. – А то в последнее время вошло в моду ругать реформы. Словно от реформ был один вред.

– Мы ничего не собираемся вычёркивать из нашей истории, – говорит доктор. – Ни хорошее, ни дурное. Хватит, навычёркивались. Помните, как власти вашего города быстро свезли на свалку все памятники военного режима? Как я уже сказал, далеко не все генералы были преступниками. Но все памятники генералам оказались на свалке. Вот образчик поспешного вычёркивания. Кстати, удалось ли выяснить, кто подписывал приказ?

Все пятеро молчат. Доктор переводит хмурый взгляд с одного на другого и говорит:

– И последний, но не менее важный пункт. Следует обеспечить особую – я подчёркиваю, особую – безопасность сотрудникам Интеграционного комитета.

– Разве господин первый консул не закроет Интком? – говорит один из пятерых. – Ведь после перемещения продолжение интеграционной реформы бессмысленно.

– Господин первый консул не закроет Интеграционный комитет. Интеграционный комитет продолжит свою работу.

– Где, простите?

– Там, где будут проживать его подопечные. В поселении на Юракском озере. Всех сотрудников следует переместить вместе с кхандами. Всех, кроме Александра Дмитриевича Карапчевского. Александру Дмитриевичу будет предложена другая должность в другом городе. Это понятно?

– Разумеется.

Доктор хочет отпить из чашки, но передумывает и ставит почти пустую чашку обратно. Пятеро ставят чашки и больше к ним не прикасаются.

– Господа, – говорит доктор, – в Туганске будет проведено экспериментальное перемещение кхандов. Помните: на всех нас лежит большая ответственность. Теперь в том числе от нас зависит, как скоро перемещение пройдёт по всей стране. Благодарю за внимание.

Стулья отодвигаются от столов, все шестеро встают.

– Спасибо, что решили переночевать в моём скромном жилище, доктор, – говорит один из пятерых.

– Я привык к спартанской обстановке, – говорит доктор.

– Господа, вас я тоже приглашаю остаться, – говорит один из пятерых. – Места всем хватит.

Но остальные четверо отказываются. Хозяин выходит, чтобы их проводить. Доктор остаётся в одиночестве. Он наливает себе ещё кофе и садится на диван. Он расслабляет своё по-младенчески круглое лицо, перестаёт хмурить брови и сжимать губы. Он снимает очки, откидывает голову на спинку и трёт переносицу и глаза. В тишине становится слышен отдалённый шум автомобильных двигателей.

У дверей показываются два высоких типа. Доктор отгоняет их жестом, надевает очки и отпивает из чашки.

* * *

В двери входит толстый, широкоплечий, мужчина с шарообразным животом, с двойным подбородком, с выкаченной вперёд нижней челюстью. Настоящий великан. На усатом лице великана – беспомощное, просящее выражение.

– Добрый вечер, Виктор Викторович, – говорит великан.

Доктор снова хмурит брови и сжимает губы. В приветствии великана ему что-то не нравится.

– Вечер... – говорит доктор. – Разве уже вечер?

– Уже вечер, – говорит великан.

Великан садится возле стола и могуче выдыхает. Двое мужчин сидят друг против друга, но не смотрят друг на друга. Великан смотрит на стол, на кофейник, на чашки. Доктор смотрит в сторону, на портреты монархов. Наконец доктор переводит хмурый взгляд на великана.

– О чём вы хотели попросить? – говорит доктор.

– Об Александре Дмитриевиче Карапчевском, – говорит великан.

– Что вас беспокоит?

– Насколько я понимаю, все сотрудники Интеграционного комитета – даже бывшие – будут высланы...

– Перемещены.

– ...Будут перемещены в лагерь...

– В поселение.

– ...В поселение на Юраке.

Доктор встаёт и подходит к портрету последнего монарха. Он делает вид, что портрет его сильно заинтересовал. Он смотрит на доброе лицо, большие глаза, подбородок, который упирается в стоячий воротник военного мундира, на эполеты и ордена.

– Сотрудники Интеграционного комитета, – говорит доктор, – будут перемещены в поселение на Юраке, где получат возможность продолжать свою работу.

– Александр Дмитриевич тоже будет перемещён?

– Господин первый консул, несмотря на мои советы, решил иначе. Александру Дмитриевичу будет предложена другая должность в другом городе.

– Я бы хотел попросить, чтобы Александр Дмитриевич остался в Туганске. Он может преподавать в Пединституте.

– Вы не поверите, но именно такими были мои советы господину первому консулу. Он меня не послушал. Теперь ничего нельзя изменить.

– Здесь у него семья, друзья.

– Семья, конечно, со временем присоединится к Александру Дмитриевичу. Что же касается друзей... Кажется, у Александра Дмитриевича осталось не очень много друзей?

– Кое-какие остались.

Доктор переходит к изучению следующего портрета.

– У нас есть сведения о кхандской террористической организации, – говорит доктор, – которая готовит похищение, а, возможно, и устранение Александра Дмитриевича. Ему следует уехать ради его же безопасности.

– Известно, на какую должность его назначат? – говорит великан.

– Мне – неизвестно. Господину первому консулу – известно. Это право господина первого консула, не моё. Должность высокая, хотя и не министерского уровня.

– Значит, решено?

– Простите?

– Разве Александр Дмитриевич опасен? Я имею в виду, разве он будет опасен, если останется в родном городе?

– Никто не утверждает, что Александр Дмитриевич опасен. Я вижу, что вы беспокоитесь не о том, о чём нужно беспокоиться. Побеспокойтесь не о положении вашего брата, а о своём положении. Господин первый консул пока не решил, на какую должность назначить вас. Вы бы сами чем хотели заниматься?

Великан молчит.

– Вы, кажется, работаете в экономическом управлении префектуры? – говорит доктор. – Я предложу господину первому консулу перевести вас в министерство экономики. Но не знаю, согласится ли он.

– Я бы тоже хотел остаться в Туганске, – говорит великан.

– Ни один интегратор не останется в Туганске. Даже бывший интегратор. Даже отрёкшийся интегратор.

Великан шевелит своим огромным телом, как будто ему неудобно сидеть.

– Кстати, вы приготовили списки сотрудников? – говорит доктор.

– Приготовил и передал вашим помощникам.

Доктор отходит от портретов и снова садится на диван. Оба молчат.

– У вас что-то ещё? – говорит доктор.

– Всё-таки насчёт Карапчевского... – говорит великан.

Доктор смотрит прямо на великана и бьёт себя ребром ладони по горлу.

– Вы, Карапчевские, у меня уже вот где сидите, – говорит он. – Вам известна статистика? Вам известно, сколько в среднем детей рожает авзанская женщина, а сколько – кхандская? Вы понимаете, что через двадцать лет авзанов будет меньше, чем кхандов? Вы понимаете, что речь идёт о судьбе нашего вида? Не только в нашей стране, но и во всём мире!

– Я знаю, что точной статистики нет, – говорит великан. – Никто не знает, сколько кхандов живёт в нашей стране и сколько кхандов живёт в мире. И я точно знаю, что количество детей в кхандских семьях за последние десять лет сокращается.

– Никто не знает... А чем тогда занимался ваш комитет, если никто ничего не знает?

Великан молчит.

– Вам известно об исследовании профессора Магнуса? – говорит доктор.

– Оно засекречено.

– Но вам известно, до чего докопался Магнус?

– В общих чертах.

– И что вы об этом думаете?

– То, до чего докопался Магнус, в нашем городе испокон веков знает любой мальчишка.

Доктор поднялся. Ещё сильнее нахмуриться он не может. Губы его белеют от напряжения.

– Что вы хотите этим сказать? – говорит доктор.

– Открытие Магнуса ничего не меняет, – говорит великан. – Магнус открыл то, что было известно мне с глубокого детства. А последних полукровок в городе перестреляли при военном режиме. Может быть, ещё в деревнях...

– Не сметь! – кричит доктор. – Не сметь! Я вам запрещаю! Ни один авзан!.. Никогда!.. С этими!.. Поганками!..

Вбегают два высоких типа. В их руках зажаты пистолеты. Великан открывает рот, чтобы что-то сказать...

Глава XIII. Пять лет назад, декабрь

За окном светила огнями большая живая ёлка, которую поставили возле гимназии. Ваня и Кирилл вместе с остальными после уроков остались, чтобы украсить класс: вырезали снежинки из фольги, делали длинные цепочки из цветной бумаги. Гоша стоял на парте и привязывал к гвоздику нитку с флажками. Девочки сочиняли текст для открыток учителям и раздумывали, как писать: «Дорогая...» или «Любимая...».

– Прекраснейшая! – крикнул Гоша и с грохотом спрыгнул с парты.

Ваня и Кирилл сидели за второй партой от учительского стола, а за первой никто не сидел. Екатерина Леонидовна куда-то вышла, на столе стояла её раскрытая сумка. Кирилл отложил ножницы и подошёл к окну.

– Вы уже поставили ёлку? – спросил Ваня, складывая лист фольги.

– Кханды не ставят ёлки, – сказал Кирилл.

– Кхандам это не нужно, – договорил за него Ваня.

Кирилл не улыбнулся. Он снова сел, взялся за ножницы, но не стал брать фольгу.

– Снежинки из фольги плохие, – сказал он.

– Почему? – спросил Ваня.

– Плохие.

– А из чего хорошие?

Кирилл не ответил. Он открыл свой портфель и достал оттуда шар. Шар был так украшен узорами, что походил на снежинку. Кирилл положил его на парту. Ваня взял шар. Шар был очень лёгкий, как будто сделанный из бумаги. Но всё-таки он был твёрдый, как настоящее дерево.

– Ничо се! – сказал Васёк, который сидел сзади. – Вот это снежинища!

Он привлёк внимание девочек. Они обступили парту и с восхищением осматривали шар. Когда они выяснили, что это сделал сам Кирилл, они тут же стали просить принести что-нибудь такое для украшения класса. Гоша вклинился между девочками, без разрешения схватил шар, скривил лицо и тут же поставил шар обратно.

– Тяжеленный какой! – сказал Гоша. – Из чугуна, что ли?

Отличница Настя взяла шар и взвесила его на ладони.

– Обычное дерево, – сказала она и передала шар отличнице Анфисе.

– Курить надо меньше, Крапивин, – сказала Анфиса.

В класс вошла Екатерина Леонидовна. Девочки позвали её посмотреть на шар. Екатерина Леонидовна тоже восхитилась.

– Кирилл, у тебя талант, – сказала она. – Такой талант нельзя скрывать. Мы разместим твою поделку на новогодней выставке.

Кирилл насупился.

– Это для класса, – сказал он.

– Мы разместим поделку от всего класса.

– Я не хочу на выставку.

– Мы должны что-то дать на выставку. Тогда наш класс получит первый приз.

– Мне это не нужно.

Ваня знал – если Кирилл заладил про "не нужно", значит, ему это действительно не нужно. Кирилла никто не смог бы переубедить. Екатерина Леонидовна этого не понимала.

– Ты не хочешь помочь классу? – спросила она.

Кирилл промолчал. Это означало конец всех переговоров. Теперь Екатерина Леонидовна поняла. Она положила шар на парту и сказала:

– Что ж, Гуров, общение с Тюменевым тебя до добра не довело.

Она отошла к своему столу. Девочки вернулись к открыткам и украшениям.

– Да чего ты опять? – прошептал Ваня Кириллу. – Всего лишь выставка...

Кирилл не ответил.

Екатерина Леонидовна заглянула в свою сумку, которая стояла на столе. Потом подняла сумку, осмотрела поверхность стола, по одной открыла полки. Скосила глаза вниз, под стол. Снова осмотрела сумку и стол.

– Ребята! – сказала она. – Никто ничего не брал со стола?

– Я взяла ножницы, – сказала Настя.

– А больше ничего?

– Больше ничего.

– Екатерина Леонидовна, вы что-то потеряли? – спросила Анфиса.

На лице Екатерины Леонидовны появилось такое выражение, как будто она сейчас заплачет.

– Потеряла... – сказала она. – Или где-то обронила... Наверное, обронила...

Все смотрели на Екатерину Леонидовну.

– Ребята, – сказала она. – Здесь, в сумке лежал кошелёк. Я хорошо помню, что когда я выходила, кошелёк лежал в сумке. Сейчас его нет.

Девочки ахнули.

– Я думаю, это была неудачная шутка, – сказала Екатерина Леонидовна. – Я прошу того, кто так неудачно пошутил, вернуть мне кошелёк. Тогда мы все сделаем вид, что ничего не произошло. Всего лишь неудачная шутка...

Все запереглядывались. В нашем классе – вор! Каждый готов был обвинить каждого. Никто не признался.

– Иван, Кирилл, – сказала Екатерина Леонидовна, – вы сидели ближе всех. Вы ничего не видели?

– Я ничего не видел, – сказал Ваня.

Кирилл помотал головой.

– В кошельке были деньги на подарок моему сынишке, – сказала Екатерина Леонидовна совсем не учительским голосом, а голосом уставшей женщины. – Пожалуйста, я прошу вас, ребята... Давайте прекратим эту шутку.

– Ну, кто там взял – верните! – сказала Настя.

– Да, верните, и всё! – сказала Анфиса.

– Пацаны! – сказал Гоша. – Хватит шутить.

Ничего не действовало. Екатерина Леонидовна оглядела класс жалостливым взглядом и вышла. Поднялся всеобщий гвалт.

– Какая гадость! – сказали Настя и Анфиса.

– Екатерина, конечно, чокнутая, – сказал Гоша. – Но воровать у неё... Она же и так нищая.

При этом он посмотрел на Ваню и Кирилла. Кирилл положил шар в портфель. Ваня дрожащими руками вырезал снежинку, потом бросил ножницы и фольгу.

Вошла Екатерина Леонидовна, а за ней – Антон Фёдорович, директор. Класс умолк.

– Дорогие дети! – сказал директор. – Екатерина Леонидовна уведомила меня о том, что произошло. Воровство в нашей гимназии – недопустимо. Случаи воровства наказываются исключением.

Кажется, Екатерина Леонидовна испугалась больше, чем дети. Она повернулась спиной к классу, как бы защищая его от директора, и сказала:

– Я думаю, это неудачная шутка.

– Екатерина Леонидовна полагает, что это чья-то неудачная шутка, – сказал директор. – Дадим шутнику последнюю возможность сознаться и вернуть кошелёк.

Слова директора тоже не подействовали.

– Получается, это была не шутка, – сказал директор. – Значит, будем называть воровство воровством. Поскольку вор не сознался, мы вынуждены пойти на крайние меры и обыскать всех, кто присутствовал в классе.

– Всех? – спросила Настя. – И девочек?

– Начнём с мальчиков, – сказал директор. – Надеюсь, до девочек дело не дойдёт.

– Да я хоть щас! – сказал Васёк.

Он вскочил и принялся быстро стягивать через голову свитер, при этом носком одного ботинка надавил на пятку другого. Скоро он стоял без свитера и в одном ботинке. По классу пронёсся смех – сначала засмеялся один, потом второй, и вот уже смеялись все. Васёк расстёгивал рубашку и снимал второй ботинок, когда Екатерина Леонидовна сказала:

– Лагунов, сейчас же прекрати паясничать!

Этот цирковой номер не заставил её даже улыбнуться. А директор всерьёз разозлился.

– Если вы намерены превратить всё в балаган, – сказал он, – тогда мне не остаётся ничего, кроме как вызвать полицию. В нашем государстве преступников разоблачает полиция.

– Антон Фёдорович, может быть, обойдёмся без полиции? – сказала Екатерина Леонидовна.

– Что вы предлагаете? – спросил директор.

– Я предлагаю обыскать не ребят, а класс. Наверное, я всё-таки его обронила...

Директор строго смотрел на побледневшую Екатерину Леонидовну. Он понял её хитрый трюк. Это была ещё одна возможность мирно вернуть кошелёк.

– И ещё, Антон Фёдорович, я хотела вам кое-что сообщить, – сказала Екатерина Леонидовна и вывела директора из класса.

Гоша выбежал к доске. На уроках он особо к доске не стремился.

– Надо найти этот кошелёк, – сказал Гоша.

– А где мы его найдём? – сказала Настя.

Гоша пошарил по учительскому столу.

– Должен быть где-то здесь, – сказал он. – Чего сидите? Ищите давайте!

Тридцать человек осмотрели свои парты, встали, толкались между рядами. Настя и Анфиса тоже обыскали учительский стол.

– Я тут уже всё облазил, – сказал Гоша.

Настя и Анфиса прошлись рядом с подоконниками.

– Гуров, а ты почему не ищешь? – спросила Настя.

Кирилл нехотя заглянул под парту. Ваня надеялся, что сейчас Кирилл снова проявит свою способность находить предметы, и тогда все забудут о его упрямстве из-за шара. Кирилл даже не встал.

– Да вот же он! – воскликнула Настя.

Она стояла между подоконником и местом Кирилла и просовывала руку за длинный цветочный горшок. Она достала кошелёк и с радостной улыбкой подняла его над головой. Все повернули головы к Насте.

– Гуров, ты не видел, кто его спрятал? – спросила Настя.

– Не видел, – сказал Кирилл.

Анфиса выбежала за дверь. Гоша направился к Кириллу.

– Молчун! – сказал Гоша. Он не называл так Кирилла со дня знаменитой драки. – Так это ты его спёр?

– Не имеешь права обвинять, – сказал Ваня.

– А ты заткнись, – сказал Гоша. – А то пойдёшь соучастником.

– Сначала докажи! – сказал Ваня.

– Я тебе в Ангаре докажу! – сказал Гоша. – Давно пора! Очень храбрый стал!

Вернулась Анфиса с Екатериной Леонидовной и директором. Настя отдала кошелёк.

– Действительно, обронила, – неестественным голосом сказала Екатерина Леонидовна. – А кто-то подобрал и положил на подоконник. Ребята, извините, что обвинила вас всех... Что обвинила вас всех в шутке.

– Я рад, что всё так счастливо завершилось, – сказал директор.