Текст книги "Расскажи мне про Данко"
Автор книги: Николай Терехов
Жанры:
Детская проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Здесь каждый – Данко
Семь атак выдержали в этот день. Снова заставили фашистов отойти на свои позиции.
«Не дать им собраться с силами. Бить их, пока не пришли в себя», – так решили командиры танковых и стрелковых подразделений.
Перед наступлением командиры стрелковых и танковых подразделений вышли осмотреть местность, по которой поведут бойцов в атаку. Надо проверить, нет ли мин.
Это произошло у бойцов на виду. Там, где ходили наши командиры, хряско ударил шальной снаряд. Кто-то крикнул:
– Братцы! Командиров снаряд накрыл!
– Санитары! Где санитары?!
Забыли об осторожности, кинулись толпой туда, где оседала выметнувшаяся из-под снаряда пыль.
– Стойте! Назад!
Бойцы отстали от санитаров, стали ждать, когда принесут командиров.
Володя не ощущал боли. Хотел встать. Поднялся на руки: онемевшая правая нога не слушалась. Глянул и понял: бесполезно вставать. Увидел бегущих санитаров и опустился на землю.
К носилкам подбежали Василий Денисов, Алеша Ковтун, Гриша Выморозко.
– Товарищ командир!
– Володя! Живой?
– Живой, ребята… Но отвоевался, – и, сдерживая быстро нахлынувшую боль, добавил: – Это серьезно.
Его перевязали, а кто-то уже приказывал отправить раненого комбата в тыл.
– Санитарную машину, быстро! – слышалась команда.
– Вы с ума сошли, – возражал кто-то приказывающему. – Санитарная не дойдет до переправы.
И это верно. Дороги до города и но городу – сплошные воронки. Город горит, рушится под бомбами и снарядами. Не дойдет до Волги санитарная машина.
– В танк его! – подал кто-то дельную мысль.
– Нельзя. Слишком тяжелое ранение.
И на этот раз возражавший прав. Как протаскивать его в тесный люк, когда ему нельзя шевельнуться.
– Ребята, – попросил Володя, – в танк меня не надо. На крыло положите.
Горит город, рушится. То и дело слышится свист пуль, стон снарядов. И взрывы во дворах, на улицах.
Покачивается танк на выбоинах, кирпичах и камнях. Володя лежит на спине, смотрит в задымленное небо. Он думает, думает. Мысли его о разном. О войне, о маме, Лизе, Наде. Вспомнился Михаил, как заставлял Володю оглянуться назад, на Большой Кувай, чтобы вернуться в родной дом. «Вот я и еду домой», – подумал он.
Заглядывая немного вперед, он представлял, как после госпиталя появится в Большом Кувае. Как встретит его мать: напугается, увидев сына-инвалида, заплачет; обрадуется, увидев сына живым, и будет также плакать. В этот же день он пойдет с Лизой к Светлому Ключу и, как тогда, в свой последний приезд, попросит ее рассказать про Данко… Нет, он ее пригласит в госпиталь, и пусть она расскажет раненым бойцам… А потом он будет рассказывать ей о своих товарищах, которые по духу, по любви к своему народу, по совершенным подвигам равны легендарному Данко.
Над Вишневой балкой он вдруг увидел черные силуэты самолетов. На «Красный Октябрь» летела вражеская девятка.
Но ведущий увидел танк и на нем раненого танкиста. Догадался немец, что не простой танкист лежит на крыле. Володя заметил, как ведущий летчик развернул свою машину прямо на него. Рукояткой нагана постучал по корпусу танка. Из люка выглянул башнер.
– Давайте запасной пулемет! – попросил он.
Показался стрелок-радист с пулеметом.
– Лежите, товарищ командир, – сказал стрелок. – Я сам.
– Я их уже сбивал. Дай пулемет.
Длинная очередь пуль разминулась в небе с бомбами. Самолеты продолжали лететь. Бомбы взорвались, всколыхнули землю, танк шел. Раненый герой продолжал стрелять.
Над самым ухом раздался крик стрелка-радиста:
– Попал! Попа-ал! Глядите! Товарищ командир!
Самолет справа от ведущего качнулся сначала на левое крыло, потом на правое и на крутом вираже пошел к земле. Вслед за ним отвалил от девятки еще один самолет.
Этот не упал. Он прошел над городом, над Мамаевым курганом, развернулся у Вишневой балки, снижаясь, пошел на танк. Две длинные очереди пуль встретились в воздухе. Вражеские пули прошлись звонко по танковой броне.
Самолет полетел на новый заход. А танк все шел и шел. Дуэль повторилась. Владимир выронил из рук запасной пулемет.
Герои тоже плачут
Вместо эпилога
Мамаев курган. Вдоль бетонной дорожки, что ведет к Родине-Матери, лежат каменные плиты с именами героев, погибших за Сталинград. На одной из них написано:
Герою Советского Союза
гвардии старшему лейтенанту
ВЛАДИМИРУ ПЕТРОВИЧУ ХАЗОВУ
Однажды из людского потока, что поднимался к Родине-Матери, вышел пожилой мужчина со звездой Героя Социалистического Труда на груди. Он подошел к плите с именем Хазова и опустился на колени.
Кто этот человек? Почему он плачет?
Люди остановились. Помогли подняться Герою. Спросили, кто он.
Это был Алексей Максимович Ковтун.
– Приехал навестить своего любимого командира, – сказал он.
Кто-то из волгоградцев сказал ему, что в нашем городе живут сестры Володи Хазова – Лиза и Надя. В этот же день Алексей Максимович был в гостях у Елизаветы Петровны.
Это была очень трогательная встреча. Алексей Максимович рассказывал Лизе о войне, о людях, которые, подобно Данко, отдали жизнь за счастье народа. И, конечно же, о том, что вы узнали из этой книги.
Мне только остается добавить, что Алексей Максимович живет сейчас в городе Горняке, что в Донецкой области. А работает в шахте очистного забоя, добывает каменный уголь на новом комплексе «Тула». Хорошо он воевал с фашистами, хорошо работает и сейчас. За это ему присвоено звание Героя Социалистического Труда, а шахтеры избрали его своим депутатом.
Я говорю спасибо Алексею Максимовичу и Елизавете Петровне, которые помогли мне поведать вам, ребята, о подвиге Володи Хазова. Спасибо и юным следопытам из Дворца пионеров города Волжского, которые однажды прислали мне вот какое письмо:
«Мы получили долгожданное письмо от ребят со станции Бреды Челябинской области, где должен, как Вы говорили однажды, проживать Григорий Выморозко. В Бредах жил Григорий Павлович Выморозко, который участвовал в Сталинградской битве. Он служил в танковых частях. Возможно, это и есть тот Выморозко, которого вы ищете. Сейчас Григорий Павлович живет в городе Мелитополе Запорожской области. Последнее время работал в горплане».
К радости всех нас, нашелся третий член экипажа и, к большому огорчению, не нашлись следы самого старшего из танкистов – Василия Денисова. У меня нет уверенности в том, что остался в живых этот смелый, волевой, сдержанный человек. Но, кто знает, может быть, однажды люди, идущие к Родине-Матери, тоже увидят у каменной плиты с именем Владимира Хазова еще одного героя.
Они помогут ему подняться с коленей и спросят:
– Кто ты?
«Я Василий Денисов, – ответит он. – Приехал навестить своего любимого командира».
Летом 1967 года, собирая материал о Владимире Хазове, я побывал в Ульяновском танковом училище. Секретарь парткома училища В. В. Просвирин сказал:
– Хазов был человеком необычайной храбрости. Но его дела иногда кажутся легендой. Подумать только – двое против двадцати восьми пошли в бой и победили! Не поверил бы. Но так было.
Да, было именно так.
Когда вы будете подниматься по бетонной дорожке к Родине-Матери, не забудьте положить на плиту полевые цветы. Он любил цветы, любил дарить их людям. А если случится вам побывать в Большом Кувае, сходите к роднику, взгляните на ромашковые поляны, послушайте песни птиц, шум леса и говор маленькой речки. Подставьте этой речке свои ладони, испейте воды. И я уверен, что вы поймете, почему этот тихий и скромный паренек беспощадно бил врагов, почему он делал невозможное.
О СОЛДАТСКИХ ХИТРОСТЯХ НА ВОЙНЕ
Рассказы
У сметливого солдата и рукавица – граната.
Пословица
КОЛЯ ПЕТУХОВ
Среди памятных мест в Волгограде есть место, которое называется «Островом Людникова». Вы, наверное, ребята, думаете, что это настоящий остров, который омывается со всех сторон водой? Нет. Это не остров и даже не полуостров. Это клочок земли на крутом берегу Волги. Эту прибрежную часть земли защищали бойцы командира дивизии Ивана Ильича Людникова, поэтому ее и назвали «Островом Людникова».
Трудно приходилось бойцам сдерживать натиск врага. Слишком много немцев, слишком много у них всего: танков, орудий, патронов, снарядов. Ну да ведь и наших бойцов не просто взять. Сжалась дивизия в крепкий кулак и отражает одну атаку за другой. Тычутся немцы в этот кулак и не могут его сломить.
Так держались бойцы месяц, другой. А сколько они еще могут продержаться без подмоги? Бойцов с каждым днем все меньше, патроны на учете и продукты кончаются. А тут еще холода начались: морозы, ветры, снег.
Мороз и немцев не жалует. Прячась в развалинах домов, они высовывают патронташи, набитые патронами, кричат:
– Рус! Бери патрон, давай теплый шапка!
– Что, уши мерзнут? – спрашивают бойцы.
– Холодно, рус! Давай теплый шапка. Бери патрон.
Бойцы радуются: мороз на их стороне. Эх! Разжаться бы этому кулаку! Да двинуть бы по немцам! Но силы все слабеют. И когда стало совсем плохо, Иван Ильич вызвал командира роты разведки капитана Гричи́ну.
– Я посылал бойцов с донесением на тот берег. Не доплывают. Гибнут, – сказал он и спросил: – Нет ли у тебя такого разведчика, чтобы мог пройти к нашим берегом?
Пройти берегом – это значит через немецкие позиции.
– Есть такой, – ответил капитан Гричи́на.
– Зови его.
Позвали. Боец пришел, доложил:
– Рядовой Петухов по вашему приказанию прибыл!
Командир дивизии рассказал бойцу, что он должен сделать. И после всего попросил:
– Если будет очень трудно, – вернись.
Коля Петухов был отчаянный парень. Его посылали обычно туда, где другие не могли выполнить задание. Хитрый и ловкий, он лучше всех мог достать «языка».
Как только стемнело и угомонились враги, Коля Петухов пошел. Беспокоился Гричи́на, волновался Людников: пройдет или не пройдет? Бойцы следили за той стороной, куда ушел разведчик. А с той стороны то в одном месте начинали строчить автоматы, то в другом, то в третьем.
Вернулся Коля.
– Слишком густо сидят немцы, – сказал он Гричи́не.
Гричи́на верит ему. Знает: была бы хоть маленькая щель, Петухов непременно пролез бы.
– Что же делать? – спросил командир разведчика. – В штабе армии не знают о нашем трудном положении. Рация без питания. Мы не можем доложить.
– Я бы не вернулся, товарищ капитан, – сказал Коля, – если бы не придумал более надежного способа добраться к своим.
Какой же это способ? – обрадовался капитан.
– Около водокачки лодка есть. Она добрая. Лягу я на ее дно, а вы меня забросаете белыми маскхалатами, выведете подальше от берега и пустите по течению.
Хитрость очень простая. Но до нее нужно додуматься. Ночь. Холод. Плывет в темноте лодка. Заметили немцы. Ракетами светить стали. Лодка кажется заброшенной, плывет, поворачивается, льдины трутся об ее бок, а в ней лежит снег. Не догадались немцы.
Лежит на дне лодки Коля Петухов, сам в дырку, сделанную в маскхалате, поглядывает. Как поравняется лодка с трубами, что на заводе «Красный Октябрь», так можно вставать, там наши. Холодно ему, ноги стынут, руки стынут. Поразмяться бы. Но ему даже пошевелиться нельзя. Заметят немцы и расстреляют. Задание не будет выполнено.
Коля задание выполнил. Он вернулся на «Остров Людникова» на бронекатере с хорошим пополнением, с оружием, с боеприпасами, продовольствием. Бойцы торжествовали: почти безоружных немцы не сломили, а теперь и вовсе не сломят.
Подкрепились бойцы, подготовились, и разжался солдатский кулак, и начал он теснить врагов.
Давно это было. Но и сейчас добрым словом поминают бывшие бойцы и командиры смелого, смекалистого разведчика Колю Петухова. Здорово он выручил их.
СТАЛЬНАЯ ЗАНАВЕСКА
Вдоль заводской стены, метрах в тридцати друг от друга, стояли дома рабочих. Жителей здесь не было. Всех отправили за Волгу. В домах находились солдаты, которым командир дивизии приказал строго-настрого обороняться от фашистов. А фашисты были уже за заводской стеной, в двадцати метрах от домов. Было слышно, как они о чем-то разговаривали. Видимо, о том, как проскочить двадцать метров, чтобы занять дома. Но боялись. И потому сначала уговаривали:
– Эй! Рус! Твой капут, сдавайс!
– Ищите дураков у себя, – отвечали бойцы.
У сержанта Ивана Свидрова было всего три бойца. Маловато. Но все бойцы надежные, смелые.
Расставил их сержант по местам. По одному, по два окна на каждого бойца. Пока будут живы, не пропустят фашистов и дом не сдадут.
– Немцы пока уговаривают нас, – сказал сержант своим товарищам. – Оглядятся, пойдут в атаку.
Только сказал, а из-за стены в окна верхнего этажа полетели гранаты. Одна попала в окно. Взорвалась, встряхнула стены дома, остальные взорвались у стены. Никого не ранило. Тут же в пролом заводской стены повалила орущая толпа немцев с автоматами.
– Огонь! – крикнул Свидров.
Дом затрещал автоматными очередями. Враги бегут, падают. И немного им надо пробежать, всего двадцать метров, а возможности нет. Хоть мало в доме защитников, но огонь плотный. Многие из немцев остались лежать между стеной и домом. Некоторые успели скрыться через пролом за стену.
– Надо укреплять оборону, – приказал Свидров и стал собирать около своего окна валявшийся кирпич.
Бойцы догадались. Собирают кирпич, закладывают окна, делают глухую стену с бойницами.
Снова фашисты забрасывают дом гранатами. Теперь уже и в самом деле целятся по первому этажу. Но тут глухая стенка. Гранаты рвутся, а вреда не причиняют. Опять бросаются в пролом фашисты, но огонь по-прежнему плотный.
Держатся день, держатся два. Вышел из строя один боец. Тяжелее стало троим. Еще труднее пришлось, когда вдруг услышали стрельбу вражеских автоматов на другой стороне дома. Обошли враги.
Оставил сержант товарищей на своих местах, а сам ушел на другую сторону. Бьется сержант, бьются товарищи, не пускают фашистов в дом. Пули впиваются в стены.
Немцы уговаривают:
– Эй! Рус! Твой капут, сдавайс!
– Ищи дураков у себя! – слышит сержант ответ за перегородкой.
Грохочут гранаты, слышатся автоматные очереди. Но из дома со стороны завода стреляет всего один автомат, со стороны Волги тоже один. А на четвертый день остался только сержант.
Ходит он по дому: то из одного окна очередь пустит, то из другого. То с одной стороны дома, то с другой.
Сколько может воевать солдат без сна и без отдыха? Даже самый крепкий, самый сильный? Ну, день, ну, два. А тут четвертый день без сна и отдыха. И хотя кругом слышится немецкая речь, хотя вражеские пули клюют стены дома, солдату без сна нельзя. И спать нельзя. Не увидишь, как ворвутся враги в дом.
Сержант ходит по этажу, стреляет, а сам думает, как быть? Думает и окна закладывает попрочнее.
Увидел среди груды кирпичей моток проволоки и тут же придумал. Немцы будут рваться в подъезд. Надо сделать занавеску из проволоки в двери подъезда.
Как только стемнело, он собрал консервные банки, наломал проволоки, вбил в верхнюю часть косяка гвозди. Куски проволоки прикрепил одним концом к гвоздям, а на другие концы прицепил консервные банки. Некрасивая получилась занавеска, но надежная.
Полюбовался сержант своим изобретением, поднялся на лестничный марш и, прислонившись к холодным перилам, уснул.
Хорошо спалось уставшему сержанту, даже сны приятные снились, мирные сны. Будто он стоит за штурвалом комбайна, будто косит он хлеб. А хлеба этого вокруг – море, и море это волнуется, будто не хлебное оно, а настоящее.
Хорошо идет комбайн, желтым ручьем сыплется в бункер пшеница. Гудит комбайн цепями, решетами, будто песню поет. И вдруг в этой песне послышались звуки… так гремят пустые консервные банки.
Вздрогнул сержант. Глаза открыл. В дверях подъезда – немец. Короткая вспышка, короткая очередь. Сержант поднялся, еще раз проверил необычную занавеску, подвесил банку, срезанную пулей, и снова устроился на лестничном марше. Ему хотелось досмотреть хороший, мирный сон.
Сколько может продержаться боец, если он раненый? Час. Ну два. Слышит Свидров грохот кирпичей в доме. Это немцы развалили закладку в окне. Значит, сейчас будет последняя схватка? В доме есть подвал. Он спустился в него. Приготовился. Сверху немцы. Они удивлены: был боец и нет его. Сдал, значит, дом. Сунулись в темный подвал, а из темноты вспышка и автоматный треск. Немцы гранатой в подвал. Вот и все. Он больше стрелять не может.
Лежит боец, кровью истекает. Бери его голыми руками. Но немцы не рискуют сунуться в подвал. И вдруг слышит Свидров крик «ура!». Это бойцы из батальона Николая Королева пришли на выручку.
ПРОСТАЯ ХИТРОСТЬ
Хитрость и называется хитростью потому, что не всякий может ее придумать. Чем она проще, тем лучше, тем труднее ее придумать. Только очень смекалистым приходят в голову простые и нужные хитрости.
Рядом с домом, который защищал сержант Свидров, стоял такой же. Защищали его такие же бойцы, и было у них такое же задание: удержать дом, не дать возможности немцам прорваться к Волге.
В заводской стене напротив этого дома было несколько проломов, и немцы гораздо чаще делали атаки. Сидят-сидят за стеной, а потом – разом в эти проломы. И хотя защитники дома ведут плотный огонь, глядишь, какой-нибудь фашист и прорвется к дому. А когда он стоит плотно прижавшись к стене, попробуй возьми его. В окно не сунешься – немцы сразу автоматной очередью срежут. Правда, ему тоже там не мед. Но все же… глаз нужен за ним, а каждый боец на учете.
В этом доме среди солдат находился молодой комбат Николай Королев. Вот он и задумался: что сделать такое, чтобы немцы не рвались под стены? Как выживать их из-под стен? Из многих вариантов подходил один: нужно в заложенных кирпичами окнах сделать щели и, как только появятся немцы, через щели выбрасывать гранаты.
Один раз получилось хорошо. Но немцы скоро поняли, в чем дело, и взяли на мушку щели. Да так, что к ним и не подойдешь.
Прислонился Королев к стене, на щель смотрит. «Хорошо бы вот так бросать из-за укрытия», – думает. А сам все пристальнее смотрит на щель. И вот он уже видит то, что нужно. А нужно сделать из железа длинный желоб, вставить его в щель и спускать по желобу гранаты.
Сказал об этом политруку Николаю Коровину.
– Мысль хорошая, – согласился политрук. – Железо вон лежит, но чем его резать?
– Вот и я об этом думаю, – сказал комбат.
Не успели поговорить, как немцы начали атаку. Пустой дом гудел выстрелами. Комбат и политрук бросились к бойницам. Атака была остановлена.
– Придумал, товарищ комбат! – крикнул политрук, отряхивая с шапки-ушанки пыль.
– Говори!
– Водосточные трубы можно применить. Они есть на углах со стороны подъезда.
– Молодец, политрук, – похвалил комбат. – Пошли кого-нибудь из бойцов.
Принесли трубы, вставили в щели. Отлично вышло: трубы длинные – один конец в доме, в руках у бойца, другой – выглядывает наружу.
– Всем приготовить гранаты, – приказал комбат. Объяснил: – Как только начнут атаку, гранаты на взвод и пускайте их по трубе.
До этого гранатами пользовались только немцы. Не всегда в дело. Но им-то что. У них боеприпасов много, а нашим бойцам попусту расходовать нельзя. Каждый патрон они берегли, а гранаты – тем более.
Сидят бойцы. У каждого – автоматы, гранаты наготове. Ждут. Показались немцы.
Вот они повалили толпой. Орут пьяно, дико. Но не крик их страшит, а автоматный огонь. Они стреляют по окнам длинными очередями, и огонь такой плотный, что нет никакой возможности высунуться, встретить своим огнем. Но бойцам и нет надобности высовываться. Их спасает кирпичная стена. Они смотрят на комбата. Тот в щель за немцами наблюдает. Ждет, когда ближе к дому подбегут, чтобы гранаты как можно больше поразили врагов. Вот они уже совсем близко. Пора.
– Гранаты к бою! – приказал комбат Королев. – Огонь!
Гранаты, как в первый весенний день льдины, загремели по водосточным трубам. Скатились и упали под стеной дома. Немцы, как подкошенные, попадали на землю, и по ним гуляли автоматные очереди. Каждый патрон бил в цель.
В этот день немцы больше не делали вылазок. Наверное, приходили в себя. А может быть, тоже придумывали свою немецкую хитрость, как захватить неприступный дом.
«ЯЗЫК» НА КРЮЧКЕ
Однажды произошел вот какой случай. Вроде бы внимательно следили бойцы, а немец оказался под стеной. Стоит, прижавшись к дому. И не заметили бы, да ветер развевал полу его шинели. Один из бойцов взял гранату и хотел пустить ее по желобу. Но политрук не разрешил.
– На одного немца гранату? Не годится это.
Политрук поднялся на второй этаж. Там окна не были заложены кирпичом. Осторожно прошел в одну из бывших комнат, прижался к стенке и стал смотреть сверху вниз через окно. Немец стоит, смотрит на своих и подает им какие-то знаки.
«Взять бы его за шиворот да втащить в окно», – подумал политрук Коровин. Подумал только, а мысль и засела в голове.
Враг стоит внизу. Каких-то два метра до него. Его запросто можно уничтожить из пистолета. Но… Взять бы живым! Ведь это хоть и рядовой, а «язык». Кое-что может рассказать.
Политрук спустился к солдатам. Стал ходить по комнатам. Когда ходишь, лучше думается.
Когда-то около дома упала бомба и проломила стену. Вместе с разрушенной стеной упала часть перекрытия второго этажа. Политрук остановился около упавшего перекрытия. Остановился потому, что увидел в перекрытии кусок арматурной проволоки. Она как раз и нужна была ему.
Отогнул проволоку, загнул один конец крючком, позвал с собой двух бойцов и – на второй этаж.
– Как только скомандую, быстро тащить его наверх.
А сам приготовил крючок, жмется к стенке, вниз глядит. Немец будто нарочно спину подставил, решив продвинуться к углу и обойти дом.
Коровин осторожно опустил крючок и ловко подцепил «языка» за ремень.
– Тащите! – крикнул.
Бойцы дружно потянули.
Фашист заревел что-то по-своему и повис на ремне. Он барахтался, кричал, а бойцы в шесть рук тащили его на второй этаж.
За стеной всполошились немцы, загалдели. Огонь открыли. Били не по нашим бойцам. По своему стреляли. Не хотелось им, чтобы солдат раскрыл их коварные замыслы.
– Быстрее! Быстрее! – кричит политрук бойцам.
Бойцы спешат. Подбежали другие с крючками. Подцепили, кто за шинель, кто за штаны. Дружно подняли. Вместе с немцем в дом влетел целый рой автоматных пуль.
– Надо бы прикрыть его огнем, – сожалел Коровин, глядя на мертвого фашиста.
– На будущее учтем, – пообещали бойцы политруку. – А «языка» мы обязательно достанем.