Текст книги "Ночь в городе"

Автор книги: Николай Эдельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Дежурный совсем изменился в лице и сказал:

– Дам, если ты немедленно уберешься.

– Хорошо, хорошо. Костюм в порядок приведу и пойду.

Полицейский извлек откуда-то и швырнул ей катушку ниток с иголкой. Констанция, больше не стесняясь своей наготы, сняла с себя мини-трусики и стала пришивать оторванную тесемку.

– Идите к капитану Зигвапу, он вами займется, – торопливо сказал дежурный Герцу. – Двадцать девятая комната. Пройдете в ту дверь, подниметесь на второй этаж и по коридору налево. Я ему сейчас позвоню.

Он хотел побыстрее избавиться от Герца – ему и "охотницы за мужчинами" хватало. Он снял трубку с телефона, а Герц отправился в указанном направлении. Он уже подошел к двери, когда она распахнулась, и он чуть не столкнулся нос к носу с группой существ, таких странных, что Леонид еле устоял на ногах от удивления и испуга. Это, безусловно, были люди, но их облик заставил бы содрогнуться каждого, кто увидел бы их. Их было пять или шесть, и все они отличались чрезвычайно низким ростом и тщедущным строением: длинные, чуть ли не до земли, тощие узловатые руки, скрюченные ножки, ребра, выпирающие из-под кожи (это было очень хорошо видно, поскольку все они были одеты в неописуемые лохмотья), уродливые лысые черепа, темно-коричневая морщинистая кожа, имевшая такой цвет то ли от природы, то ли потому что они никогда не мылись; и вдобавок почти все они имели какие-то увечья: у одного вместо глаза выпучивалась отвратительная багровая опухоль, у другого было по семь пальцев на руках, у третьего нос был как будто полуоторван, и из него во все стороны торчали лохмотья мяса и хрящей, у четвертого на боку красовалась незажившая рваная рана, судя по её цвету – неотвратимо превращающаяся в гангрену. И все они были до зубов вооружены и буквально сгибались под весом нацепленных на себя пистолетов, автоматов и винтовок. Они, держась тесной кучкой и бросая по сторонам настороженные взгляды безбровых вылупленных глаз, как разведчики во враждебной стране, каждую секунду ожидающие нападения, прошли мимо Герца и направились на улицу. Леонид долго ошарашенно глядел им вслед.

– Кто это такие? – ошеломленно спросил он у полицейского, вышедшего из двери вслед за странными существами.

– Эти-то? С Разбитого Завода, – сказал тот спокойно; очевидно, он видел их далеко не в первый раз.

"А, те самые "местные", – подумал Леонид. – Не хотел бы я ещё раз встретиться с ними. Мерзость какая! "– сейчас утверждения Лоры о том, что они занимаются каннибализмом, уже не казались ему глупыми сказками.

За дверью обнаружилась узкая пыльная лесенка. Он поднялся на второй этаж, стараясь не наступать на пятна крови и отвалившиеся от траурных венков цветы, и попал в длинный, причудливо изгибающийся коридор, пронизывающий все здание. Таблички на дверях висели в какой-то странной последовательности, вернее, без всякой последовательности вообще, и Герц едва не прошел мимо двадцать девятой комнаты. Дверь слева от неё имела номер 102, а справа – 25. Леонид постучал и нажал на ручку двери. Дверь не открывалась. Тогда он постучал сильнее, и из-за двери донесся голос: "Подождите минутку!" Герц прислонился к противоположной стене – присесть было негде – и стал ждать. Стоять здесь было не очень приятно – коридор освещался лампой дневного света, которая все время мигала, то погасая, то вспыхивая вновь. Герц опять подумал, не лучше ли ему развернуться и пойти прочь. Но он уже столько прождал, можно подождать ещё пару минут и довести дело до конца. Он подошел к двери и прислушался. За дверью бубнили голоса, слов было не разобрать. Тогда Герц принялся мерять шаги на прямом участке коридора между двумя его коленами. Но через некоторое время это занятие пришлось прекратить – в коридоре появились люди, таскавшие на себе кресла двух цветов: черные и коричневые. Кресла были большие и мягкие, обтянутые кожей, но какие-то чрезвычайно неэлегантные и неуклюжие. Тут же суетился низенький мужичок в синем лабораторном халате, распоряжавшийся: "Заносите их в сороковую! Заносите в сороковую! Много там еще? В сороковую, ребята, заносите в сороковую!" Коридор был узкий, и Герцу пришлось прижаться к стене, но все равно грузчики то и дело чуть не задевали его. Они все шли и шли, и Леонид удивился, как такое количество мебели может уместиться в одной комнате. А тем временем появилось ещё несколько человек, которые тоже стали распоряжаться переноской. Теперь кресла носили уже в двух направлениях – взад и вперед, Герц оказался совсем прижатым к стене, и на него то и дело натыкался кто-то из командиров: "Эти в девяносто третью! Эти в сорок четвертую! Нет, давайте их обратно в сороковую. В тридцать шестую ставьте только черные! Только черные, я сказал! Заберите это отсюда! А впрочем, нет, лучше коричневые. Поменяйте их все и ещё два поставьте в сто одиннадцатой". У Герца совсем голова пошла кругом от этой лихорадочной деятельности, но тут дверь в двадцать девятую комнату открылась, в коридор выглянул полицейский капитан, увидел Герца и сказал:

– Вы ко мне? Заходите.

Леонид зашел в кабинет. Здесь, кроме впустившего его капитана, находился какой-то человек в штатском, с орлиным носом и длинным худым лицом. Герц подумал, что его лицо ему знакомо, и сообразил, кто это знаменитый два-три года назад следователь Кибдо, проведший несколько сенсационных расследований, связанных с крупными мафиозными организациями. Говорили, что он нащупал нити, тянущиеся от этих организаций наверх, в правительство и в прокуратуру, и грозился выступить с крупными разоблачениями, чего ему не простили. Его понизили в должности и послали сюда, в провинцию, возможно, с тайной надеждой, что местная мафия сумеет, наконец, его прикончить. Герц никогда не любил его и считал, что обвинения в адрес Кибдо, что он, де, применял недозволенные методы следствия, вовсе небезосновательны: подавляющее большинство следователей страны просто не умело работать по-другому. Поэтому нельзя сказать, чтобы Леонид был обрадован, встретив его здесь. Он снова пожалел, что пришел в полицию, и вспомнил рассказ Лоры на ночном шоссе о том, как работают местные органы правопорядка. Но отступать было поздно.

– Итак, приступим, – сказал капитан Зигвап, когда Леонид сел на стул, и они оказались лицом к лицу, разделенные столом. – Прежде всего, ваши имя и фамилия.

Герц назвал себя. Ни капитан, ни Кибдо и вида не подали, что когда-нибудь слышали его имя. Впрочем, Зигвап тут же спросил:

– Вы из столицы?

– Да.

– Когда приехали?

– Сегодня вечером.

– Место жительства в городе есть?

– Еще нет.

– Но собираетесь где-нибудь останавливаться?

– Посмотрим, – уклончиво сказал Герц. "Нечего ещё и Симона в это дело впутывать" – подумал он.

После чего он назвал свой адрес в столице, и только после этого они, наконец, приступили к делу. Герц сказал, что оставил свою спутницу на пять секунд, буквально только отвернулся от нее, и она исчезла.

– Почему вы считаете, что искать её – дело полиции? – спросил капитан. – Может быть, она просто сама ушла.

– Не могло этого быть, – заявил Герц. – Я обегал всю улицу. А она где-то потеряла туфли, была босиком, и просто не могла бы так быстро исчезнуть.

– А может быть, ей надоело ваше общество, и она спряталась от вас? вставил замечание Кибдо.

– Может быть, – сказал Герц, повернувшись к нему. – Но я не буду спокоен, пока не выяснится, что это именно так.

– Хорошо, – сказал капитан. – Как её зовут?

Тут обнаружилось, что Герц не знает фамилии Лоры. От него потребовали хотя бы описать его внешность. Леонид сделал это, как умел. Сейчас он понял, что даже не помнит, какого цвета у Лоры глаза – не обратил внимания. В конце концов, чтобы внести во все дело хоть немного ясности, он вынужден был рассказать, при каких обстоятельствах они с Лорой познакомились, и что с ними приключилось во время их совместной поездки.

– Значит, вы говорите, что её что-то беспокоило или тревожило, и из-за этого она на ночь глядя отправилась вместе с вами в город, – сказал Зигвап. – Вам не кажется, что её исчезновение связано с этим обстоятельством?

– Может быть. Я просто не знаю, что думать. Если уж с чем-то связывать, то... – Герц пожал плечами и подробно описал всю сцену, предшествовавшую исчезновению Лоры: "Смертный Ужас" и слова девушки о том, что они разговорами о Заброшенных Кварталах накликали беду на свою голову.

– Ну, в таком случае полиции здесь делать нечего, – сказал Зигвап. Заброшенные Кварталы не входят в нашу компетенцию. Вы считаете, что, не послушавшись её совета и отправившись поглядеть на этот "Смертный Ужас", вы тем самым привлекли внимание каких-то злых духов, и они утащили вашу подругу?

– Да ничего я не думаю! – воскликнул в отчаянии Герц. – Я не знаю, что здесь правда, а что нет. С позиций здравомыслящего человека я не верю в ваши Заброшенные Кварталы, то есть не верю в то, что там происходит что-то потустороннее. Или не должен верить. Но факты можно истолковать именно таким образом. А к вам я обратился, потому что не знаю, к кому еще. И если вы говорите, что не можете мне помочь, то... – он поднялся и собрался уходить.

– Подождите, – сказал Кибдо. – Я не знаю, поможет ли это найти вашу спутницу или нет, но ваш рассказ о том, что её что-то тревожило, показался мне интересным с точки зрения тех дел, которые я сейчас расследую. Будьте добры, взгляните сюда. Не узнаете ли вы в ком-нибудь из этих лиц вашу Лору?

Он выложил на стол перед Герцем пару десятков фотографий разных женщин. Фотографии были цветные и черно-белые, хорошие и очень плохие, профессиональные и любительские, в фас и в профиль, одно лицо или во весь рост. Среди них затесалась и фотография одного мужчины. Леонид отложил её в сторону и внимательно проглядел остальные.

– Нет, – сказал он. – Здесь её нет. Разве что эта... – он указал на нечеткую черно-белую фотографию, на которой была изображена женщина в купальнике, полулежащая, упираясь руками в землю. Ее лицо, повернутое в сторону от объектива, было трудно различимо. – Я не говорю, что это Лора, я только не могу утверждать, что это не она.

– Самое интересное, что эту женщину действительно зовут Лора, – сказал Кибдо. – Некая Лора Бертон, любовница Энджела, одного из "крестных отцов" местной мафии. И насколько мне известно, она сейчас прячется от него – то ли поссорились они, то ли она ему изменила...

– Вы хотите сказать, что её похитили люди этого Энджела? – спросил Герц. – Нет, я не могу в это поверить. Она не выглядела как любовница мафиози.

– А вы их когда-нибудь видели?

– Кого?

– Любовниц мафиози.

– Видел. Нет, это невозможно.

– В нашем деле нет понятий "я не верю", "это невозможно". Для меня эти высказывания никакого значения не имеют. А вот если вы расскажете нам точно, с кем и где говорила ваша спутница, мы сможем определить, является ли она тем лицом, которое нас интересует, или нет.

– Лучше покажите мне ещё какую-нибудь фотографию этой Лоры Бертон.

– Других у нас нет. Не достали. Да и зачем она? Если вы скажете "нет, это не она", то это ничего не докажет, поскольку вы уже относитесь к делу предвзято. А если вы сообщите нам все, что вам известно о знакомых вашей спутницы, это поможет нам найти её.

– Чтобы отдать её под суд? Нет уж, лучше тогда и не ищите.

Ему было очень неприятно и даже страшно. Похоже, что он действительно вляпался во что-то серьезное. Пока что его ещё не обвиняют: "Ты сам её убил и спрятал, а теперь строишь невиновного", но это может воспоследовать, знаем мы родную полицию и этого Кибдо. Что Лора – любовница гангстера, он поверить не мог. Это было более невероятно, чем Заброшенные Кварталы. Но в этой стране следствие может, если захочет, доказать все, что ему угодно, и суд послушно вынесет приговор. А теперь, того и гляди, неистовый борец с мафией Кибдо и его обвинит в пособничестве гангстерам, нежелании давать показания и неуважении к следствию. Герц убеждал себя, что Кибдо не осмелится его арестовать – Леонид считал себя достаточно заметной фигурой, чтобы следователь решился на такой шаг. Тем более Кибдо тоже числил себя в стане оппозиционных правительству сил, и по-видимому, дорожил своей репутацией. Но в глубине сознания вертелась мысль – а черт их знает, захотят и посадят. И тогда ни на какой справедливый суд надеяться не придется, потому что вся судебная машина в государстве испокон веков была направлена на подавление неугодных, и ничем другим не занималась. Как посадят его в камеру к уголовникам, так или вешайся, или подписывай все, что тебе дадут, чтобы остаться в живых. А потом судья послушно примет на веру все обвинения, и готово, вся жизнь переломана.

Впрочем, его гораздо больше тревожило, что будет с Лорой, если ещё и полиция заинтересуется ею. Вот уж действительно хотел как лучше, а что вышло... А ведь предупреждали его, дурака, предупреждали! Он думал, как бы получше заявить о том, что все равно о встречах Лоры он ничего не сможет сказать, потому что не запомнил и не понял ничего из этих встреч. И это было правдой. Он не помнил ни имен людей, ни адресов, ни разговоров. Но как сделать так, чтобы даже Кибдо убедился, что ничего он от Леонида не получит? Однако, тут дверь кабинета распахнулась, и внутрь ворвался возбужденный молодой человек.

– Привет, Зигвап! – заорал он. – Я только на одну секунду, совершенно некогда, дел по горло! – он кинул капитану на стол какую-то коробку, повернулся, увидел Герца, удивленно раскрыл глаза, посмотрел, приглядываясь, и сказал: – Боже! Леонид Герц! Какими судьбами вас занесло в наше захолустье? Разрешите представиться – Иван Кейс, – он поклонился, потом схватил руку Герца и принялся энергично трясти её. – Что вы здесь делаете? Как ваше здоровье? Как вам наш город? – засыпал он Леонида вопросами. – А что вы думаете насчет того, чтобы где-нибудь выпить? Пойдемте, а? Я знаю одно местечко...

Герц обалдел от этого могучего натиска, но сообразил, что надо воспользоваться моментом, чтобы сбежать. Капитан и Кибдо тоже, судя по всему, временно утратили способность соображать, ошарашенные потоком энергии, изливающимся из этого субъекта.

– Отлично, – сказал Леонид, вставая. – Это как раз то, что мне сейчас нужно. Всего хорошего, господа.

– Э, постойте, – неуверенно начал Кибдо, но Кейс перебил его:

– Сейчас, сейчас, мы пропустим по маленькой, и он вернется к вам. Не будьте эгоистом, Кибдо! Не вам одному хочется пообщаться со знаменитостью из столицы! – и он вытащил Леонида из кабинета.

Они вышли из дома каким-то черным ходом и уже шагали по темному двору, огибая горы мусора, когда Кейс хлопнул себя по лбу и громко (тихо он, наверно, не мог говорить) воскликнул:

– Черт! И как я мог забыть! Мне же надо... Ну ладно, раз я вас вытащил, нельзя теперь вас бросать. Ну надо же, дырявая башка...

– Что там у вас? – спросил Герц. Он решил, что пора и от этого типа избавиться. – Не беспокойтесь, я нисколько не обижусь, если вы покинете меня и пойдете по своим делам. Вы меня очень выручили, вытащив из кабинета от Кибдо. Я уж и не знал, как мне от него отделаться. Я на вас нисколько не в претензии, ничего лучшего для меня вы сделать не смогли бы.

– Ага, и вас он достал! Он всех достает, и я это всегда утверждал. Но как же, нет, мне, право, ужасно неудобно... Понимаете, этот конкурс красоты... Он должен начаться через пятнадцать минут, а без меня они ничего не смогут. Ох, совсем замучился я с ними, – он вытер лоб, безнадежно поднял глаза к черному небу, и вдруг сказал, – Слушайте, а может, вы согласитесь там присутствовать? Нам как раз хорошо бы ещё одного человека в жюри... Или, если хотите, почетным гостем.

– На конкурс красоты?! Увольте, я такими вещами не занимаюсь. И потом, мне сейчас не до того. Мне бы только найти такое место, где можно посидеть час-другой и собраться с мыслями.

– Идемте, сейчас что-нибудь устроим. А может, все-таки согласитесь, а? Это было бы очень здорово.

– Хорошо, – вдруг согласился Герц. Он представил, как он сейчас останется один на ночной улице незнакомого города, и некуда податься, до утра ещё черт знает сколько, и катастрофическое одиночество... Он чувствовал, что оказаться сейчас на конкурсе красоты после всего, что произошло, было бы почти святотатством – как танцевать на поминках – но перспектива остаться в одиночестве его пугала ещё больше. Раз помимо воли его несет могучий поток, то ничего не остается, как плыть по течению в надежде, что куда-нибудь доплывешь. – Так и быть.

– Отлично! Великолепно! – Кейс прямо запрыгал от радости. – Теперь Рамир не сможет вякать! Тогда скорее – нас ждут.

Он почти побежал вдоль улицы, и Герц последовал за ним. Они прошли пару кварталов, ещё какой-то двор, черный ход, коридор, Кейс распахнул дверь, втащил Герца в комнату, и тот обалдел от неожиданности. Помещение было полно женщин разной степени одетости; одни из них примеряли сверкающие блестками роскошные наряды, другие красились или приводили в порядок прически. При виде входящих мужчин некоторые из наиболее неодетых дам подняли переходящий в ультразвук визг, от которого у Леонида моментально заложило уши. А Кейс поднял руку и примиряюще закричал:

– Тихо, тихо, девочки, все в порядке, мы исчезаем, – он потащил смущенного и обалдевшего Герца через комнату, успевая по пути чмокнуть в щечку или ущипнуть за попку какую-нибудь из, как понял Герц, будущих конкурсанток. Они выбрались в коридор, из которого вышли в просторный полутемный холл, где толпилось много народу. Герц был немедленно кому-то представлен, кто-то его и так узнал, ему в руку сунули бокал с шампанским. Кейс тут же исчез, бросив Леонида на произвол судьбы. К Герцу немедленно пристали две довольно пожилые бабы, изо всех сил молодящиеся, требуя автографов и разных откровений о науках и искусствах. Не зная, как от них отбиться, Герц сделал вид, что страшно заинтересован картинами и рисунками, в изобилии развешанными по стенам холла. Их создателя нельзя было упрекнуть в отсутствии фантазии, но она имела чрезвычайно одностороннее эротическо-инфернальное направление – практически на всех картинах были изображены злобные демонические существа, которые самыми разными образами измывались над едва одетыми женщинами. Тут можно было видеть, как два гуманоидных существа с длинными когтями подталкивают обнаженную даму к краю ямы, на дне которой находилось что-то невнятное с бесчисленными головами, глазами и зубами; у дамы почему-то вид был не особенно испуганный, она даже как-то весьма кокетливо и соблазняюще поводила бедрами и плечами; на соседней картине была изображена ещё одна нагая красотка, сидящая в смиренной позе посреди колец огромного змея, вознесшего над ней голову с широко разверстой пастью; дальше было представлено, как две противные твари с лягушачьими головами расправлялись с очередной неодетой девицей; одна из тварей аккуратно придерживала её своими червеобразными щупальцами, которые заменяли ей конечности, в то время как другая методически обгладывала ногу женщины. Добравшись до очередной картины, на которой некое дьявольское существо готовилось огромным ножом то ли скальпировать ещё одну лишенную одежды женщину, то ли разрезать ей голову напополам, Герц обнаружил сверху большой плакат: "ВЫСТАВКА ХУДОЖНИКА-ГИПЕРТРАНСПРЕЦЕДЕНТАЛИСТА ДОРИМЕДОНТА ЗУММЕРА – ПЕРВАЯ ПОБЕДА СИЛ РАЗУМА И ДОБРА!"

– А, изобеспрецедентный метод, – произнес Герц, вспомнив листовку "Берегитесь инопланетян". – Помню, помню. Победа сил добра, говорите?

– Первая, только первая победа, – сказал кто-то над его ухом. – Борьба ещё предстоит.

Герц, обернувшись, увидел перед собой старого знакомого: толстого мужика, лапавшего потасканную даму на той странной квартире, куда они заходили с Лорой. Оказавшийся рядом Кейс немедленно засуетился:

– Леонид, разрешите вам представить – Маргинал Аллюзиан, издатель независимой газеты "Галактические известия" и спонсор этой выставки.

М. Аллюзиан, кажется, узнал Леонида и сперва посмотрел на него с явным неудовольствием. Но услышав фамилию Герца, произнесенную устами Кейса, он разинул рот и совершил странные телодвижения – раскрыл руки, намереваясь прижать столичную знаменитость к сердцу и одновременно чуть согнул колени, как будто хотел упасть перед ним на колени. В конце концов он избрал паллиатив – взял руку Герца и мужественно стиснул её. Леониду в этот момент он показался ничуть не более привлекательным.

– А где же художник? – поинтересовался Герц.

– К сожалению, не могу вас с ним познакомить – он находится в медитативном гипнотрансе, – отозвался Аллюзиан.

– Где-где?

– В медитативном гипнотрансе.

– Очень интересно. И что же он там делает?

Через секунду Герц пожалел, что спросил это, поскольку его собеседник буквально взорвался и произнес очень много непонятных слов, из которых Герц понял лишь то, что этот самый художник обладает способом телепатически общаться с какими-то высшими сферами и извлекать из этого общения сюжеты для своих творений.

– Ну хорошо, – невежливо прервал Герц поток словоизлияния Аллюзиана. Но при чем здесь победа сил разума и добра? Вот это, что ли – победа? – он ткнул пальцем в мрачную картину.

– Нет, разумеется. Победа – то, что эта выставка наконец состоялась. Сколько её запрещали – под самыми смехотворными предлогами! Какую злобную клевету не распускали про нашего гениального друга! Каких только провокаций не устраивали! Но тем не менее мы добились своего. Выставка – вот, и люди пришли сюда, чтобы приложиться к живительному роднику правдивого искусства! – Аллюзиан широким жестом обвел холл вместе со всей находящейся в нем публикой.

– Да? А у меня как-то сложилось впечатление, что все здесь явились поглядеть на бедра и ножки, – заметил Герц. – Ваш приятель их тоже умеет рисовать, но одно дело – рисунок, а другое – воочию. И все-таки почему победа сил разума? И почему первая? И самое главное – победа над кем?

– Над злом, которое проникло в наш мир и хочет поработить его!

– Не вижу, каким образом эти нашпигованные ужасами картинки могут побеждать зло. Они скорее сами его проповедуют.

Он почувствовал, что почти вывел из себя своего собеседника; но как раз этого Леониду сейчас и хотелось. К его удивлению, Аллюзиан довольно вежливо объяснил Герцу, что зловредные инопланетяне собираются захватить Землю и поработить, а то и просто уничтожить всех её обитателей, но никто об этом не подозревает, и только его друг-художник с помощью своего особенного дара дает людям возможность ознакомиться с теми ужасами, которые их ожидают в недалеком будущем, а это уже существенная победа.

– Вы хотите сказать, что это все вроде как рисовано с натуры? спросил Герц.

– Неужели вы думаете, что такое возможно нафантазировать?

– Да, обычный человек такого выдумать не в состоянии, – только и нашелся что ответить Леонид.

– Это никакой человек выдумать не в состоянии! – воскликнул Аллюзиан. – Только провидческий дар нашего друга...

– А зачем это вдруг инопланетянам понадобилась наша Земля? поинтересовался Леонид.

– Кто знает... Это существа с абсолютно другой психикой, с абсолютно другой моралью – если она у них есть вообще. Возможно, они не считают нас разумными существами. Неизвестно. Но так или иначе, они собираются в самом ближайшем будущем завоевать нашу планету. Они уже создают опорные базы, с которых начнется завоевание, и одна из этих баз расположена в нашем городе.

– Надо полагать, в Заброшенных Кварталах?

– Да.

Этого Герц вынести уже не мог. Он громко сказал подошедшему к ним Реджинальду Агуру, то ли кинорежиссеру, то ли кинокритику – его представляли Герцу, но тот уже забыл его профессию:

– Вот они, плоды брожения умов! С виду все это – безобидные пустяки, но ведь немало найдется людей которые воспримут всю эту чушь совершенно всерьез, тем более что она очень гладко накладывается на ту чепуху, в которую сейчас верят люди.

– Вы считаете это чепухой? – спросил Реджинальд; что касается издателя "Галактических известий", то он был так обижен неверием Герца, что даже не пытался с ним спорить, а ушел в сторону.

– Ну не верить же в это! По-моему, следует считать несомненным факт, что перед великими историческими потрясениями в сознании людей происходит какой-то сдвиг: снижается уровень общественной морали, развиваются эсхатологические настроения, вера в чудеса и нечистую силу, в экстрасенсов и в инопланетян, короче, что-то носится в воздухе, и возникает неуверенность на подсознательном уровне, которая и выливается в неадекватные формы поведения.

– Вы считаете, что у нас что-то должно произойти?

– Разумеется! Только дурак не может видеть этого! Будет что-нибудь как в революцию, а может, и того похуже.

– По-моему, вы слишком пессимистично настроены.

– Это не настрой, это глубокая уверенность, подкрепленная логическими выводами.

– Какими?

Герц не успел ответить; мимо, весь взмыленный, пробежал Кейс. Он орал на ходу своему спутнику, какому-то мужчине с гвоздикой в петлице:

– Я не знаю, что делать! Позвонил Абзац и сказал, что сюда нагрянет Рохар со своей бандой! У него, мол, есть сведения, что я храню порнографию, и он хочет её найти – прямо сейчас, чтобы поднять побольше шума. Этот подонок хочет раскопать ещё одну сенсацию и опозорить меня на всю жизнь! Он ведь сейчас мне все сорвет!

Они исчезли в толпе, а Герц спросил у одного из стоявших рядом:

– Кто такой Рохар?

– А, один тип с телевидения. Борец за справедливость. Любит выводить всех на чистую воду. Неужели вы о нем ничего не слышали? Он же у нас самый знаменитый человек в городе. Знаете его программу "Безвременье"?

– А, что-то такое слышал... Припоминаю.

– Да, он личность выдающаяся. Ага, а вот сейчас вы и лично с ним познакомитесь. Пожаловал сюда.

Герц повернулся и увидел, что, расталкивая толпу, по холлу движется группа людей. В середине её шел оператор, неся на плече телекамеру. Около него находились двое здоровенных молодцов, оберегая его от возможных покушений. Впереди быстрым шагом уверенно шагал человек в черной кожаной куртке с решительным и хищным выражением на лице. Перед ним, спиной вперед, семенил Кейс, пытаясь то ли загородить ему проход, то ли объяснить что-то. Толпа испуганно шарахалась в сторону, многие закрывали лица, не желая быть снятыми и опознанными.

– Ну вот вы, вы хотя бы! – закричал Кейс, хватая Герца за рукав. Будьте свидетелем, пусть все знают, что у меня нет порнографии! Этому типу ничего не стоит подкинуть мне все что угодно, лишь бы опозорить меня!

– Я знаю, что у вас где хранится, – железным голосом сказал Рохар, не останавливаясь, и последовал дальше.

– Черт возьми! – схватился за голову Кейс. – Что он натворит! Идемте, идемте, все станете свидетелями его незаконных действий!

Он устремился следом за Рохаром, который явно направлялся к женской уборной, где уже побывал Герц. Заинтригованная публика повалила следом. "Опять меня куда-то тащат" – подумал Леонид. Рохар действительно одним ударом ноги выбил дверь в уборную и проник внутрь. Кейс с отчаянными воплями, рвя на себе волосы, последовал за телевизионщиками. Изнутри донеслись громкие вопли, визг, шум и треск.

– Без нас обойдутся, – заметил Агур, останавливаясь. Герц последовал его совету. Наружу из двери посыпали полуодетые девушки, некоторые из них наспех неумело завернувшиеся в какие-то простыни и куски ткани.

– Вот! Вот! – кричал внутри Рохар. – Я же говорил! Снимай, Арчи!

– Неправда! – захлебывался в возмущенном вопле Кейс. – Вы не имеете права! Негодяй!

Около Герца оказалась девушка, которая прижимала к груди длинный кусок ткани. Видимо, растерявшись, она не замечала, что её зад выставлен на всеобщее обозрение.

– Девушка, у вас непорядок в одежде, – заметил Леонид.

– Где? – она от неожиданности чуть не выронила всю ткань, но потом увидела, в чем дело, покраснела и, пробормотав "спасибо", попыталась ухватить рукой нижний конец ткани и обернуть его вокруг себя, но при этом тряпка обнаружила тенденцию сползти с её груди.

– Давайте я вам помогу, – предложил Леонид.

– А, это ты, Марго, – сказал Реджинальд. – И ты здесь?

– Да, – ответила девушка. – Господи, я бы глаза вырвала этому мерзавцу!

– Кому? Кейсу?

– Да нет, Рохару. Вечно лезет, куда его не просят. Ну да, мы фотографировались без одежды – но ведь никто не принуждал. А теперь этот гад врывается к нам в уборную. Хорошо, я купальник успела захватить. Будьте добры, загородите меня, пожалуйста, пока я оденусь.

Мужчины отвели её в угол и держали перед ней её тряпку, пока она надевала купальник.

– Знаете что, зачем нам этот скандал? – сказал Реджинальд Герцу. Пойдемте куда-нибудь. Тут это теперь надолго. Все накрылось, это точно. Пойдемте к Эрвину, у него открыто.

– Можно я с вами? – спросила Марго. – Все равно мне некуда деваться, пока они там торчат.

– Ну идем, – сказал тот, критически оглядывая её наряд. – Только ты бы оделась поосновательней.

– Вся моя одежда – там. А я не хочу туда идти. Да ничего, на улице тепло.

5.

– Здорово, Эрвин, – сказал Реджинальд усатому человеку с курчавыми волосами, возвышавшемуся за полированной стойкой; за его спиной громоздилась батарея бутылок с яркими этикетками. – Налей нам чего-нибудь. Это Леонид Герц.

– Очень, очень рад видеть вас у меня! – сказал бармен, пожимая Леониду руку. – Я вас угощаю! А ты чего приперлась? – вдруг резко изменил он тон. Убирайся! Я таких, как ты, не обслуживаю!

– Тихо, Эрвин. Это не "охотница за мужчинами", это наша Марго, сказал Реджинальд, обнимая девушку за плечи. – Я ручаюсь, что она никогда такими делами не занималась. Или все-таки занималась, а? – хитро спросил он.

– Да что вы! – возмутилась Марго. – Никогда!

– Ладно. Поверим. Дай нам вермуту, – сказал он Эрвину. – Сядем, что ли, сюда, – они уселись за столик прямо около стойки, и Герц увидел перед собой некоего человека. Был он мал ростом, едва ли метр пятьдесят, неопределенного возраста – ему можно было дать и десять, и шестьдесят лет с коротенькими ручками и ножками и крупным, покрытым морщинами, лицом. Он был одет в неописуемые лохмотья – штанины и рукава кончались рваной бахромой, свисавшей грязными сосульками. Он взглянул детскими голубыми глазами на Герца и произнес:

– Был Свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир. В мире был, и мир чрез него начал быть и мир Его не познал.

– Это Джери, – хмыкнул Реджинальд. – Не обращайте на него внимания, он тихий.

– И вот, есть последние, которые будут первыми, и первые, которые будут последними, – провозгласил Джери. Он обосновался за столиком и, видимо, никуда не собирался уходить.

Герц огляделся. Помещение было небольшое, хотя не слишком уютное, поскольку его освещал яркий электрический свет. Народу было не очень много, но все же почти за каждым столиком – грубо сделанным, но чистым и с полированной поверхностью – сидело по два-три человека. Леонид промочил горло вермутом и сказал: