Текст книги "Ночь в городе"

Автор книги: Николай Эдельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Ты сладкая, – говорил он. – Хочешь, я тебя съем? – и нагибался, делая вид, что хочет укусить девушку.

– Да ну тебя, Адам! – увертывалась она. – Перестань! Тебе что, делать нечего?

– Ну сколько раз говорить, что я не Адам? Мне это надоело. Ну не Адам я, не Адам!

– Но Валентин...

– Да я с ним даже не знаком! Забудь своего Валентина и своего Адама. Ты видела-то его всего раз в жизни, и уже сама забыла, как он выглядит. Я не Адам, меня зовут Леонид, и я только сегодня приехал из столицы.

– Ладно, перестань. Это уже не интересно.

– Неужели ты мне не веришь? – спросил Герц и поцеловал её – Изабелла не ожидала этого и не успела отвернуться. – Нет, в самом деле!

– Ах, ладно, – сдалась она. – Если тебе так больше нравится...

– Нет, ты все-таки не веришь мне. А почему? Ну что вы все вбили в голову, что я Адам! Вот если бы ты была Евой, я бы согласился. А так, сама понимаешь, никакого резона быть Адамом у меня нет.

Потом они целовались, сидя на широком подоконнике за занавеской, скрывавшей их от посторонних взоров. Или он не с Изабеллой целовался, а с Леной? Ведь он с ней тоже танцевал – с обеими девушками по очереди. А теперь он не мог вспомнить, с кем из них его отношения зашли так далеко. Когда они опять оказались среди общества, там откупоривали новую бутылку шампанского. Герцу протянули бокал.

– Благодарю, я, к сожалению, за рулем, – отказался он.

Он подумал: может, плюнуть на все, никуда больше не ездить и напиться? В этот момент он уже почти забыл про Лору, так давно она не появлялась, к тому же на нем висела, положив голову на его плечо и обняв за пояс, одна из девушек (кто – он потом не мог вспомнить, да вряд ли и понимал тогда), и если бы его попробовали уговаривать, неизвестно, как бы он действовал дальше. Но в действие вступил некий человек, которого Леонид раньше не видел. Возможно, тот находился до этого в другой комнате. У него была низкая плотная фигура, тяжелое лицо и массивная челюсть. Едва он, расталкивая всех, пролез вперед и заговорил, ссутулившись, выставив голову вперед, засунув руки в карманы брюк и качаясь, Герц понял, что тот находится в той последней степени опьянения, когда ещё держатся на ногах. Подойдя почти вплотную к Герцу, он завел речь:

– Ну, Адам, ты меня извини, но я не люблю такого. Мы, понимаешь, по честному-благородному, все, значит, в порядке, а ты тут зачем-то выпендриваешься, как будто тут самый умный. Никто тебя не заставляет, но не люблю я, когда ему наливают, а он говорит, что, мол, не будет пить. Как будто, значит, наше общество его не устраивает. Почему ты не хочешь с нами пить? Если ты с нами пить не хочешь, так зачем было приезжать? Не люблю я такого, ты понимаешь?

Герцу было не в первый раз выяснять отношения с пьяными, а ещё чаще он наблюдал такие выяснения отношений со стороны. Он сказал:

– По-моему, я лично тебя ничем не обидел. Если ты считаешь, что я не хочу с тобой пить, потому что ты мне не нравишься, то это твои трудности.

Возможно, он говорил слишком резко и непонятно, но причиной было его крайнее раздражение. Опять его называют Адамом, и ему уже надоело объяснять, что он – не Адам. Тем более, что его всегда раздражали такие выяснения отношений. Было в них что-то постыдное. И зачем вообще таких людей пускают в приличное общество?

Пьяный сказал:

– Не нравишься ты мне. И зачем ты только приехал? – и тут же неожиданно пошел вперед и сильно толкнул Герца. Тот еле удержался на ногах. Девушка, обнимавшая его, вскрикнула и отскочила. Пьяный продолжал наступать с заведенностью автомата, и Герц сжал кулаки, чтобы защищаться, но на драчуна повисло с двух сторон несколько людей, не пуская его и успокаивая: "Что ты пристал к человеку? Он тебе ничего не сделал". Но тот вырывался от них, и похоже, ещё больше взъярился. Неизвестно, чем бы кончилось дело, но Герц неожиданно увидел в дверях лицо Лоры, какое-то бледное и озабоченное, выглядящее совсем чужим на этом празднике.

– Поедем? – полувопросительно, полуповелительно сказала она, и Герц, разом перестав обращать внимание на все происходящее, протискался через толпу и вышел в коридор.

– Ну, кажется, все, – сказала Лора, когда они спускались по лестнице. – Еще в одно место, и я больше тебя эксплуатировать не буду. Как тебе здешнее общество?

– Общество ничего, – сказал Герц. – Только они меня за кого-то другого принимают.

– Я вообще-то здесь почти ни с кем не знакома. Просто мне надо было поговорить с Шарлоттой, а её только здесь можно было найти.

– Ну и как? Поговорила? Все нормально?

– В основном. Тебе ещё нужна Бардачная улица?

– Не знаю. Поздновато уже. Лучше бы найти где-нибудь гостиницу и переночевать. Это реально?

– Думаю, да. Приезжих в городе почти нет, гостиницы стоят пустые, тем более что и цены в них не слабые. Только вряд ли тебе это понадобится. Шарлотта дала мне ключи от квартиры, и если все будет нормально, мы сможем переночевать там.

Ладно, теперь он по крайней мере знал, куда они едут. Лора по-прежнему указывала дорогу, и он сам при всем желании не смог бы повторить путь, по которому они ехали. А потом вдруг лопнула шина, и машина встала посреди улицы.

– Черт возьми, – сказал Герц. Ему было, мягко говоря, неприятно. Они находились на пустынной улице, по бокам тянулись не подававшие признаков жизни коробки обветшалых домов, и ни одного огонька не было видно в их окнах.

– Что с машиной? – тихо и немного испуганно спросила Лора.

– Шина накрылась, – внутренне слегка содрогаясь, Леонид все же вылез из машины, чтобы посмотреть, что можно сделать – домкрат-то он забыл в лесу. Не успев ещё обогнуть автомобиль, он чуть не заорал от неожиданности – из полной тьмы внезапно рядом с ним возникла фигура в огромной и невероятно рваной ковбойской шляпе. Подойдя ближе, неизвестный произнес:

– Гарантия прокисла? Налево хлипко стукало, – после чего ударил ногой по спустившей шине.

– Щавельно, – задумчиво сказал он и ударил ещё раз.

– Кто вы такой? – спросил обалдевший Леонид.

– Тараканы потребляют, – сказал неизвестный, повернувшись к Леониду, Бесчувственно, – и опять засунув руки в карманы и сгорбившись, он пересек улицу и исчез в тени на другой её стороне. Герц пару минут ошарашенно глядел ему вслед.

– Ну, что там? – наконец не выдержала Лора, открыв свою дверь и выглянув наружу.

Герц уставился на недееспособное колесо.

– Плохо дело, – пробормотал он. – Даже не знаю, что предпринять. Что будем делать? Сидеть здесь и ждать, что мимо пройдет человек с домкратом?

– Может быть, пойдем? – предложила Лора. – Тут недалеко осталось. Мне бы не хотелось торчать на улице.

Герц огляделся, прикинул, что к чему, и сказал:

– Пошли, – и сунул пистолет в карман.

Лора повела его по каким-то задворкам. Один раз она остановилась в нерешительности, не зная, какой путь выбрать, но преодолела колебания и пошла дальше. Они шли по темным переулкам, мимо куч мусора, древних, полурасплющенных остовов автомобилей, около которых иногда попадались какие-то оборванцы, сидящие или лежащие прямо на полуразрушенном асфальте, проходили через дворы, поднимались по лестницам. Где-то проходили по подземному туннелю, еле освещенному слабыми лампочками, с трубами, тянущимися вдоль бетонных стен. Лора внимательно глядела под ноги, чтобы не наступить на что-нибудь; она ухитрилась потерять где-то одну туфлю, и шла теперь босиком. Хорошо, что у неё был фонарик (откуда он взялся, Леонид никак не мог понять), и она иногда освещала им дорогу. Несколько раз Герц слышал где-то в стороне одиночные выстрелы, и тогда его рука тянулась к пистолету.

Они шли и шли, и вдруг Лора остановилась, огляделась вокруг и с тревогой сказала:

– Ничего не понимаю. Мы же должны выйти к пруду. Неужели я что-то напутала? Надо было вообще в обход идти, но с той стороны близко к Разбитому Заводу, и я не хотела туда соваться.

Герц зачем-то тоже огляделся.

– Ничего, – сказал он легкомысленно. – Пойдем обратно и найдем, где мы свернули не туда.

– Если бы я точно помнила, где мы шли, – сказала Лора, невесело усмехнувшись.

Перспектива блужданий по ночной темноте мало устраивала Леонида.

– Ну, надо спросить кого-нибудь. Или давай дождемся где-нибудь утра. Наверно, скоро рассвет будет.

– Бог с тобой! Ночь только началась.

– Да? Ну все равно, не блуждать же в темноте. В любом случае я предлагаю попробовать поискать место, где мы можем дождаться утра.

Он говорил так, но вообще-то слабо представлял себе, как это можно сделать.

– Если дождемся, – сказала мрачно Лора.

– Может, тут гостиница какая-нибудь найдется. Ну, я не знаю! Неужели мы действительно заблудились настолько основательно, что ты совершенно не знаешь, куда идти?

Мимо них прошел какой-то человек. Несмотря на то, что из его рта торчала зажженная сигарета, он спросил:

– Покурить не найдется?

Герц машинально засунул руку в карман, убедился, что сигарет там нет, и покачал головой.

– Ну ничего, обойдемся, – сказал мужчина. – Сэ-у здесь не проходил? бросил он вопрос, уже повернувшись и продолжая свой путь.

– Нет, – озадаченно сказал Герц. – Не знаю. Не видел. О! Куда мы хотим попасть? – быстро спросил он девушку.

– Жмуряцкий переулок, – ответила она.

– Слушайте! – крикнул Леонид вслед незнакомцу. – Не знаете, как дойти до Жмуряцкого переулка?

– За угол направо, два квартала, и налево через сквер, – ответил тот на ходу, даже не повернувшись и не замедлив своих шагов.

– По-моему, он наврал, – сказала Лора.

– Но надо пойти, проверить. Все равно больше делать нечего.

– Ой, не нравится мне это, – почему-то она очень встревожилась, и Герц совершенно не мог понять, с чего. – Боюсь я, что-то произойдет.

– Чепуха, – он нагнулся к ней и поцеловал её в щеку. – Все будет в порядке.

– Я чувствую это, – сказала она не слишком убедительно.

– Нет, – заявил Герц. – Пока ты со мной, с тобой ничего не случится. Потому что со мной никогда ничего не случается, как будто всякие злобные силы вообще не знают о моем существовании.

– Ну, так уж и ничего, – недоверчиво сказала Лора. Но Герц заметил, что тревоги в её голосе поубавилось – видно, он своей болтовней все-таки сумел её немного отвлечь.

– Абсолютно ничего, – повторил он. – Ладно, пошли направо за угол и посмотрим, куда придем. Терять-то нам все равно нечего.

Он решительно направился вперед. Лоре ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Они проходили мимо мрачной церкви, выпучившей во тьму черные провалы окон – было в ней какое-то сходство с черепом – когда неподалеку раздалась автоматная очередь.

– Слушай, давай спрячемся, – сказал Герц. – Что-то очень близко стали палить.

Еще одна очередь прогремела чуть ближе. Леонид не стал ждать, что ответит Лора. Он схватил её в охапку и потащил к церкви. Вход в нее, к счастью, не был заделан, и через дверной проем с неровными, как будто обгрызенными, краями, они проникли внутрь храма. На черном фоне ротонды еле видными пятнами выделялось несколько окон, обращенных к небу.

Стрельба приблизилась – теперь она шла уже где-то совсем рядом, на этой же улице. Герц вытащил из кармана пистолет и взвел затвор.

– Пригнись, – шепнул он Лоре. – И к стене прижмись.

И тут кто-то заорал дурным голосом, а затем раздалось цоканье, как будто по улице шла лошадь.

– Лошадь? – удивленно спросил Герц.

Лора ничего не ответила.

Раздался ещё один выстрел, а потом Леонид услышал такой крик, что все внутри у него похолодело, и волосы встали дыбом – столько в этом отчаянном вопле было чудовищного, невиданного ужаса; так мог бы закричать, разрывая рот, человек, увидевший нечто в тысячу раз ужаснее всех ужасов, которые только могут существовать на Земле, вместе взятых. Он мгновенно пропитал всю душу Леонида паническим страхом, и Герца охватило неудержимое желание немедленно бежать куда-то, спрятаться, закрыть глаза, залезть под одеяло, или в конце концов упасть лицом вниз прямо в слой пыли и грязи, покрывавший пол в церкви, лишь бы не дай бог не увидеть того, что только что стало причиной этого безумного вопля, рожденного ужасом, поднявшимся из самых глубин Преисподней. Он чувствовал, что у него от страха отвисла челюсть и трясутся губы. Лора стояла, изо всех сил пытаясь вжаться спиной в стену, и Герц даже в темноте видел, как побелело её лицо. Ее глаза чуть не вылезали из орбит, а руками она зажимала рот, чтобы не заорать. Чудовищный крик не повторялся, стрельба тоже стихла, а затем Леонид вновь услышал цоканье подков по асфальту – звуки не торопясь удалялись, постепенно затихая.

– Что это было? – прохрипел Герц, когда к нему вернулся дар речи.

– Тише! – отчаянным шепотом ответила Лора. – А то о н о услышит и вернется!

– Что о н о? Что? – его страх прошел, и он устремился к выходу, чтобы выглянуть наружу и узнать, что же там все-таки произошло. Но Лора вцепилась в его одежду.

– Стой! Ты куда?! – воскликнула она. – Не надо! Там о н о!

– Да что? Что?! – заорал в полный голос Леонид.

– Это же Смертный Ужас! – сказала Лора, все ещё не отпуская его. Помнишь, тот человек ещё спрашивал нас, не встречали ли мы Сэ-у? Я сразу не поняла, в чем дело, но ведь я знала, что есть здесь такое. О боже, – она отпустила Герца и закрыла лицо руками. – Я так и знала, что Заброшенные Кварталы до нас доберутся. И зачем я тебе столько про них рассказывала! Все ты виноват! И вот, накликали мы на свою головю!

– Что за Смертный Ужас? Что за чушь?

– Это Смертный Ужас, – повторила Лора. – Говорят, что одного взгляда на него достаточно, чтобы умереть со страха! Поэтому никто не знает, как он выглядит. Не ходи, не ходи туда! – она опять схватила его обеими руками.

– Значит, я буду первым, кто его увидит. Да нет его, – сказал Леонид, пытаясь высвободиться. – Он уже ушел.

С трудом оторвавшись от Лоры, он подбежал к дверному проему и выглянул наружу.

– Никого, – сообщил он. – Ушел твой Сэ-у. Я его не вижу.

– Ну подождем хотя бы пять минут, чтобы он ушел подальше, – взмолилась Лора.

– Странно, – сказал Герц, оглядываясь, – тут улица далеко просматривается. А он не мог так далеко уйти. Может быть, он за угол завернул? Знаешь что? – обратился он к Лоре. – Постой здесь минутку. А я добегу до угла и посмотрю. Может, ещё его увижу.

– Нет, что ты! – бурно запротестовала девушка, но Герц, увлеченный своей идеей, отключился и не слушал её. Он сунул ей в руку пистолет, – На, держи на всякий случай. А я сейчас! Мигом! Только до угла, и все.

Он почти бегом кинулся к угловому дому. Не без некоторой внутренней дрожи заглянул за угол, и ничего там не обнаружил. Только одинокий покосившийся фонарь освещал часть мостовой. Леонид повернулся и крикнул:

– Нет там ничего! – и только пойдя обратно, сообразил, что Лоры нет на том месте, где он её оставил. Он подумал, что, наверно, она зашла обратно в церковь, и позвал:

– Лора! Выходи! Идем дальше!

Но никто не отозвался. Герц дошел до входа в церковь и заглянул внутрь, но девушку не увидел. Впрочем, там было темно, как в гробу.

– Лора! – ещё раз крикнул он. Гулкое эхо разнеслось под сводами, и посыпался какой-то мусор. – Ты где? Ты что, обиделась? Выходи, нечего прятаться! Надо идти! Слышишь?

Ничего не понимая и уже начиная тревожиться, он вышел на улицу и опять закричал:

– Лора! Лора! Ты где?!

Все его крики остались без ответа. Он беспокойно огляделся, потом бросил взгляд под ноги и увидел свой пистолет. Он лежал, аккуратно положенный, на половинке кирпича, а Лоры не было.

4.

Собравшись с духом – иметь дело с полицией никогда не казалось ему особенно приятным занятием – Герц поднялся по пяти бетонным ступенькам и вошел в полуоткрытую дверь. Оказавшись внутри, он увидел слева от себя, около входа, дежурного за стеклянной перегородкой и подошел к нему. Тот, продолжая прижимать к уху телефонную трубку, поднял глаза на Герца и вяло произнес:

– Слушаю вас.

Герц обнаружил, что ещё не продумал, какие слова нужно произнести.

– Только что пропала девушка, – сбивчиво сказал он. – Не знаю, что делать. Как сквозь землю провалилась.

– Одну секунду, – прервал его полицейский. Он внимательно прислушивался к трубке, а потом сказал в микрофон: – Терри, алло, Терри, у вас все готово? Да, через десять минут, – затем положил трубку и опять приготовился слушать. Герц, собираясь с мыслями, ещё не успел ничего сказать, как на улице раздался грохот и треск мотоциклетного двигателя без глушителя, и в помещение ввалился, сдирая с себя огромный шлем, какой-то человек. На лбу у него красовалась кровоточащая ссадина. Он подошел к дежурному и сказал:

– Джорди взял их. Сообщи Альфреду, – затем он совершенно оттер Герца в сторону и в ожидании ответа расположился в небрежной позе, облокотившись о стеклянную перегородку и с шлемом под мышкой. Дежурный долго куда-то названивал, а Герц от нетерпения кусал губы и барабанил пальцами по стеклу. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем дежурному удалось дозвониться, но, как понял Леонид из его слов, вовсе не Альфреду, а какой-то Розалинде, которую он просил перезвонить Альфреду.

– Сейчас она ему позвонит, – сказал он мотоциклисту. – Как там Анаксимандр?

– Грозится, что разгонит всех умников в Центральном штабе, когда покончит со Стиллом, чтобы они не лезли не в свое дело.

– Значит, никогда, – заметил дежурный и опять прислушался к трубке. Герц про себя произносил все слова, какие только знал – в конце концов, что за безобразие? Пока он ждет ответа, мог бы и его делом заняться. Это поважнее, чем какие-то Центральные штабы.

– Фарингосепт завтра женится, слыхал? – сообщил мотоциклист. Почему-то они оба заржали.

– Где? – спросил дежурный.

– В "Титанике".

– Ты там будешь?

– Зачем? Майор хочет туда свой отряд отправить, и то только на случай, если Толстый Эдди захочет отбить у Фарингосепта невесту, – и они опять засмеялись. Герц решил, что надо брать инициативу в свои руки и обратить внимание дежурного на свою особу, но тут тому стали что-то говорить в трубку; он поднял палец, когда мотоциклист опять открыл рот, выслушал все, что ему сообщили, и сказал:

– Альфред передает – порядок, пусть все идет по плану. Графнамла ведите сюда.

– Он ранен и помирает.

– Все равно сюда. Мы врачей вызовем. Если он попадет в больницу, сам понимаешь, что от него Ван Рубьюги оставит.

– Да! – мотоциклист кивнул и выбежал прочь.

– Извините. Я вас слу... – вспомнил дежурный о Герце и обратился к нему, но его опять прервали. В помещение с улицы ворвались два парня джинсовые драные куртки на голое тело, кроссовки, браслеты с заклепками на руках, свисающие до самых глаз лохматые волосы – один из них, не переставая жевать резинку, сказал:

– Начальник, булькают, Вилли шуршал до нас.

– Да-да, – ответил дежурный. – Идите к нему. Он ждет. Сто девятая комната, второй этаж.

– Сам крутил, – проворчал парень, и они направились прочь. Но не успели они скрыться, как опять зазвонил телефон, и дежурный вновь оказался занят. Говорил он недолго, но сейчас же стал звонить ещё куда-то. Пока он звонил, вошли двое в белых халатах.

– Где у вас тут раненый? – спросил один, худой черноволосый мужчина с изрезанным глубокими морщинами лицом.

– Сейчас привезут, – ответил дежурный. – Подождите. Пройдите пока наверх, в тридцать вторую. Его туда принесут.

– Черт знает что! – возмутился один из санитаров. – Опять два часа без дела ждать! Вечно так. И зачем его туда нести – грузите сразу в машину – и в больницу.

– Нет-нет, – ответил дежурный. – В больницу его нельзя ни в коем случае. Мы только хотим, чтобы вы проследили, чтобы он не помер, пока его будут допрашивать. Будьте добры, в тридцать вторую. Это быстро. Мы вас надолго не задержим.

– Вы понимаете, что мы – скорая помощь? – заорал врач. – Скорая! Помощь! Мы не занимаемся такими делами! Нас десятки больных ждут, вы это понимаете? Если он действительно ранен и нуждается в помощи, мы должны его забрать в больницу. Вы тут о себе уже невесть что воображаете!

– Вот, прочтите, – скучным голосом сказал полицейский, протягивая ему какую-то бумагу, – Это от Хромли.

Врач брезгливо взял бумагу и прочел. Пока он читал, его лицо все более и более вытягивалось. Наконец он вяло хмыкнул, пожал плечами и, сказав: "В какую, говорите? В тридцать вторую? Пошли, Исав", – молча прошел вглубь помещения. Герц вновь приготовился говорить, но опять не успел. На улице зашуршали шины, и к дому подъехал ещё один автомобиль. Дежурный вылез из-за своей перегородки, выскочил на улицу и поглядел, кто приехал. Вбежав обратно, он тут же принялся куда-то названивать.

– Машина приехала! – заорал он в трубку. – Спускайтесь!

– Сейчас, одну минутку! – крикнул он Герцу. – Буквально минутку, и мы вами займемся! – и он опять кинулся на улицу. Герц подумал, что какие-то тайные силы словно сговорились, чтобы помешать ему сообщить о происшедшем, и лучше всего плюнуть и уйти; может быть, это вовсе не злые силы, а добрые, и все это неспроста, особенно, если вспомнить предубеждение Лоры к полиции. Да и вообще, Герц был уверен, что полиция ему не очень-то поможет. Но надо было сделать хоть что-то! – и ему ничего не оставалось, как сесть на стоявшую у стены под портретом Основоположника скамью, рядом с каким-то щуплым мужичонкой, дремлющим, опустив голову на грудь. Потом из боковой двери вышел полицейский и вывел заплаканную женщину. Она всхлипывала и вытирала глаза насквозь мокрым носовым платком.

– Посидите, пожалуйста, и подождите, – сказал ей полицейский. – И успокойтесь, все будет в порядке.

Продолжая всхлипывать, женщина опустилась на скамью рядом с Герцем и запричитала, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Ведь это надо же такому быть! Как небо могло это допустить! Бедный Ренни, он никому никакого зла не сделал! Он даже мухи обидеть не мог! Что же на свете творится?! За что ему такая злая судьба?!

Герц с отсутствующим видом глядел в пространство, сплетя руки на коленях. Он чувствовал себя очень глупо, но понимал, что больше ему некуда идти.

В дверном проеме вновь возник дежурный.

– Заносите, заносите его! – закричал он. – Осторожней, не заляпайте мне тут все!

Несколько человек неуклюже протащили в узкую дверь носилки, на которых лежал окровавленный человек. Во лбу у него зияла дыра, кровью была пропитана его разодранная одежда и простыня, подстеленная под него.

– Стоп, кладите его пока здесь! – скомандовал дежурный. – А то на лестнице с Ауреллием столкнетесь.

– Может, его сразу в морг? – угрюмо спросил один из сопровождающих. Похоже, что никаких показаний он уже не даст.

– Нет, в тридцать вторую! Он нам ещё нужен! – дежурный наклонился над раненым и прислушался, пытаясь понять, дышит тот ещё или уже нет. – Да, похоже, отдал концы... – проговорил он. – Черт, все-таки накапали! Будет теперь весь пол в крови. Ну, где там Ауреллий?!

В это время с улицы вошел ещё один полицейский. За ним Герц с некоторым удивлением увидел "охотницу за мужчинами", в микроскопическом купальнике и босую. Полицейский сказал дежурному:

– Габарит, будь другом, займись этой особой. Она ко мне пристала, а я даже толком не пойму, что ей нужно.

Дежурный обернулся, увидел девицу, и у него перекосилось лицо.

– А, старая знакомая... – еле выговорил он. – Констанция! Какого хрена тебе нужно?

Полицейский, приведший её сюда, немедленно смылся, бросив "охотницу" на дежурного.

– Этот бандит почти успел меня изнасиловать! Я еле успела убежать! громко сказала Констанция. У неё был высокий, чрезвычайно пронзительный голос, от которого немедленно начинала болеть голова.

– Что же это ты так оплошала? – осведомился дежурный. – Выходит, и на вас есть управа?

– Он выбил мне иглу из руки! – ответила она.

– Молодец мужик, – заметил дежурный. – А здесь что тебе надо? Ты что, хочешь, чтобы мы его поймали и отомстили за твою поруганную честь?

– Да ничего мне не надо! Я только здесь посижу до утра. Можно? А то как мне теперь? Мне теперь дальше и идти-то нельзя, обороняться нечем.

– Знаешь что? Шла бы ты лучше отсюда. А то ишь ты, хватает у неё наглости здесь своим делишками заниматься!

– Да нет у меня ничего, нет! – она двинулась к дежурному; тот отшатнулся и чуть не свалился на убитого, споткнувшись о носилки. – Гляди! Хочешь – обыщи! – она развязала тесемки своего псевдолифчика и помахала им перед носом дежурного. – Найдешь иглу, можешь меня ею уколоть! И что тебе? Я тихо посижу в уголке, дождусь рассвета, и пойду.

Дежурный вдруг яростно замахал на неё руками, и в тот же миг грянула траурная музыка. Герц от неожиданности подскочил и, повернувшись, увидел, как несколько человек раскрывают широкие двери в задней части помещения; одна из створок никак не хотела открываться, с упрямым крючком долго не могли справиться, и в конце концов, потеряв терпение, его просто выломали, нажав на половинку двери посильнее. Несколько полицейских в парадной форме вынесли гроб, весь усыпанный траурными венками. На середине помещения гроб был опущен на пол. Затем через распахнутые двери в помещение вошло много других людей, как в полицейской форме, так и в цивильной одежде, и наконец появился, не переставая играть, оркестр. Все сняли головные уборы. То бледнея, то краснея, дежурный отогнал Констанцию к стене. При этом он тщательно старался не дотрагиваться до неё руками.

– Сиди здесь! – вытаращив глаза, шепотом закричал он ей. По-видимому, он ужасно желал, чтобы она исчезла куда-нибудь. Девица села на скамью рядом с Герцем и спящим мужиком. Тот уже давно проснулся от всего шума и, увидев, в каком соседстве оказался, стремительно отодвинулся на самый край скамьи, слегка сжавшись и бросая на девушку настороженные взгляды. Впрочем, было заметно, что его очень интересуют бедра и обнаженные груди Констанции. Решив, что он достаточно на них налюбовался, она стала не торопясь надевать свой бюстгальтер, зачем-то внимательно его оглядывая.

Тем временем к гробу вышел толстый краснощекий генерал и сказал:

– Ну вот, дадим же нашему незабвенному Ауреллию попрощаться с местом, где он прослужил всю свою славную жизнь. Это его последние минуты в этом здании. Дорогой Ауреллий, мы никогда не забудем тебя и твой самоотверженный труд в защиту спокойствия наших граждан!

Пока он толкал речь, дежурный тихо приказал людям, принесшим раненого:

– Давайте, несите его, некогда ждать. Только не перепутайте: наш покойник – этот, а не тот.

Четверо полицейских подняли носилки и стали пробираться через толпу к задней двери. При этом они неуклюже маневрировали, наступая публике на ноги и толкая носилками, и один из них чуть не заехал локтем в лицо Герцу. Дежурный шел впереди, распихивая всех, чтобы освободить проход. Раздался грохот: кто-то из музыкантов, отпихнутый в сторону, выронил свой инструмент. Но несмотря на толкотню, оркестр продолжал играть. Рядом с Герцем и плачущей женщиной оказался некий субъект, который сказал сиплым голосом:

– Какая ужасная потеря! Я сочувствую вам. Потерять такого друга! Вы, наверно, удивлены, но я знаю, как вы дружили с покойным. Он рассказывал мне о вас. Как это трогательно – когда вы вытаскивали его, раненого, из-под гангстерских пуль! Клянусь Идеями, такой преданной дружбы, такой самоотверженности я не встречал в наше гнилое время, когда повсюду предаются забвению и поруганию наши светлые идеалы! Я знаю, вы были у его постели в его последние минуты. Мне рассказывали. Как я вам сочувствую, у меня нет слов, – он очень ненатурально всхлипнул. Хоть он и обращался явно к Герцу, на него во время всей своей речи он почти не глядел. Его глаза все время шныряли по сторонам, чаще всего задерживаясь на Констанции. Та сидела, положив ногу на ногу, обхватив колени руками, и с независимым видом глядела по сторонам. Продолжая глазеть на нее, мужчина достал из кармана стограммовку водки. – Давайте выпьем за упокой его души. Вот только стаканов нет... Ну ничего, – он отвинтил пробку и одним махом вылил в рот всю бутылку, поперхнулся и страшно закашлялся, брызгая на Герца слюной и спиртом. Тут только Констанция подняла глаза и поглядела на него, постукивая босой ногой по полу. Видимо, не найдя в нем ничего интересного, она отвернулась. Своим кашлем мужчина заглушал все звуки, но никто даже не обернулся в его сторону.

– А бедная Джулия! – продолжал мужчина, имея в виду, видимо, плачущую женщину. – Как она убита горем! Я понимаю – потерять такого мужа! Не плачьте, дорогая, – только тут он оторвался от созерцания форм Констанции, подошел к плачущей женщине и положил руку ей на плечо. – Родина вас не забудет. Ваши дети ни в чем не будут нуждаться, государство позаботится о них.

Женщина продолжала плакать, не обращая на его болтовню никакого внимания. Тогда он вытряхнул из своей бутылки в рот последние капли водки, облизнулся и, вдохновленный, собрался сказать ещё что-то, но тут в двери, ведущей на улицу, появился огромный амбал с волосатыми ручищами.

– Долго я ещё буду ждать, мать вашу? – зычно гаркнул он. – Разводят тут речи, понимаешь! Мое время уходит! Повадились хоронить по ночам... – он развернулся и вышел, и было хорошо слышно, как на улице он сказал несколько более крепких выражений. Тут же все засуетились, стали поднимать гроб, но в суматохе уронили его кому-то на ногу, а покойник при этом чуть не вывалился из гроба, забегали туда-сюда и направились на улицу. У двери возникла пробка. Кое-как выбрались наружу, вынесли гроб, цепляя им за все углы и обрывая с него траурные ленты, своротили дверной косяк, но наконец, помещение опустело. Последними, не переставая играть, вышли музыканты. К этому времени Герц уже забыл, зачем он сюда пришел и что здесь делает. Дежурный же прежде всего вспомнил о Констанции.

– Ты ещё здесь?! – напустился он на нее. – А ну марш отсюда, и чтобы я тебя больше здесь не видел!

Девушка даже не ожидала такого натиска. Она от неожиданности прижалась к стене, а потом вскочила (полицейский сразу отодвинулся) и заголосила:

– Как же я уйду! Меня там убьют! Ты что, сам не понимаешь? Мне страшно!

– Убирайся, это не мое дело. А до этого было не страшно?

– Какой ты жестокий! Мне этот тип весь костюм разодрал, все на соплях держится, – она пошевелила ногой, и тесемка на её бедре лопнула. Констанция одной рукой прикрыла свою наготу, а другой схватила уползший кусочек ткани и захныкала, – Ну вот, готово. Как я теперь пойду голой по улице? У тебя нитки с иголкой не найдется, а?

Дежурный, в конец выведенный из себя, махнул на неё рукой и обратился к Герцу:

– Так вы говорили, кто-то похищен?

Он еле сдерживал кипевшую в нем ярость.

– Да, – ответил Леонид, вставая. – То есть не похищен, а просто исчез. Девушка. Я оставил её на несколько секунд, буквально только отвернулся – а её нет. Я просто не знаю, что и подумать.

– Габарит, дай нитку, – продолжала хныкать Констанция. – Небось ведь есть у тебя.