Текст книги "Ночь в городе"

Автор книги: Николай Эдельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Эдельман Николай
Ночь в городе

Николай Эдельман

НОЧЬ В ГОРОДЕ

1.

Уже вечерело, когда Леонид Герц подъезжал к городу. Солнце в такт подъемам и спускам дороги выскакивало из-за зазубренной кромки леса слева от шоссе, и тогда Герц прищуривался, защищая глаза от его ещё яркого света. Лесные поляны и заросшие тростником болотца, появляющиеся по сторонам дороги, неторопливо натягивали на себя тот налет вечерней таинственности, который хорошо знаком всем, кому случалось путешествовать на поезде или в автомобиле в эти предзакатные часы, и Герц вновь чувствовал тоскливую неуверенность, которая возникала в нем, когда солнце исчезает за горизонтом, равнодушная природа готовится ко сну, и пора уже думать о ночлеге, а ты все гонишь машину по серой ленте шоссе навстречу неизвестности – хотя на этот раз все известно: он подъезжает к городу, в городе живет старинный друг Симон, а вот и его адрес: Бардачная, 25, квартира 28, телефона нет, но ещё две недели назад отправлено письмо, и Симон должен ждать гостя. Правда, почта нынче работает из рук вон плохо, и письмо могло ещё и не дойти, но Симон, конечно, все равно будет рад – сам сколько раз звал приезжать. Не то что бы они были настолько близко знакомы в том ещё недавнем, но безвозвратно ушедшем прошлом; хотя, признаться, немало водки вместе выпили и немало в памяти осталось походов по вонючим пивнушкам, невинного праздничного хулиганства и всего того, что называется приключениями бурной молодости. Но Герц знал, что попытки воскресить прошлое безнадежны и бессмысленны; ну, встретятся, посидят, потолкуют о былых временах, о старых знакомых, которых ни тот, ни другой не видели уже много лет, и на которых и тому и другому, в сущности, наплевать – и обнаружат, что, кроме воспоминаний, у них уже ничего общего нет. Поэтому, может быть, Герц и не торопился приезжать. К тому же дела всякие мешали, работа, да и не работа даже, а просто бессмысленное ожидание и откровенное убивание времени. Большую часть своей жизни Герц потратил на ожидание вначале он ждал какого-то им самим придуманного поворота колеса фортуны, чтобы на нем прокатиться на халяву – как ждут автобуса, чтобы проехать одну остановку, хотя за время ожидания сто раз можно успеть это расстояние пройти пешком. А последние два-три года он ждал, когда все кончится, и начнется то, что разом перечеркнет все прежние заслуги, сбросит всех с занимаемых ими позиций, и жизнь придется все равно что начинать заново, если в ней останется что-то, кроме судорожных попыток удержаться ещё немного в этом трижды проклятом мире. А уж в чем-чем, а в барахтанье посреди моря крови и бедствий Герц точно не видел никакого смысла. Впрочем, бесцельное и внешне довольно обеспеченное существование, единственный смысл и содержание которого состояли именно в ожидании грядущих социальных катаклизмов без каких-либо попыток изменить или отсрочить их приход, иногда настолько надоедало, что тогда Герц думал – лучше бы скорей все э т о приходило, потому что невозможно больше жить в напряженном ожидании падения подвешенного меча.

Автомобиль с грохотом провалился в гигантскую выбоину, у Герца лязгнули зубы, и на секунду ему показалось, что это – конец путешествия, но машина выбралась из ямы и покатила дальше. Шоссе к размышлениям явно не располагало; когда-то, видимо, весьма неплохое, нынче оно было покрыто большими и маленькими выбоинами и колдобинами, и лишь незначительную часть их удосужились заделать асфальтовыми заплатами, которые, однако, только усугубляли ситуацию. Крайняя правая полоса дороги была сплошь занесена песком, и на ней валялись негодные покрышки – ещё надо сказать спасибо, что их не оставили на середине дороги, а все-таки потрудились оттащить на обочину. Но с кирпичами этого никто не делал, и они валялись, полураскрошенные, прямо на проезде, заставляя водителя выписывать, чтобы не наткнуться на них, фигуры высшего пилотажа. К тому же кирпичи, равно как и бездонные ямы, имели неприятную тенденцию появляться именно тогда, когда их меньше всего ждали. Между тем давно уже остался позади поржавевший белый щит, отмечавший въезд в город, но по сторонам шоссе тянулись все те же березовые и еловые леса; иногда они расступались, давая место унылому оврагу, заросшему непролазным кустарником, одичавшему яблоневому саду или мрачной полуразвалившейся кирпичной постройке – то ли сараю, то ли конюшне. Само по себе все это можно было увидеть и в предместьях столицы, но здесь запущенные и дикие пригороды тянулись что-то слишком долго. Много раз Герцу казалось, что за поворотом дороги, наконец, начнется город, но там оказывалась только очередная роща. "Может быть, все это и есть город?" недоумевал Герц. Но правдоподобной казалась и другая версия – что это шоссе есть лишь объездная дорога, и к самому городу надо было где-нибудь свернуть, только где? – указателей ведь никаких не было.

Неожиданно на дороге возникло препятствие – железнодорожный переезд. Рельсы появились так внезапно, что Герц едва успел затормозить, вполголоса выругавшись: где же предупреждающие знаки – кресты с красно-белыми полосками? Остановившись и оглядев препятствие, он выругался ещё раз, теперь уже громко. Переехать через рельсы не было никакой возможности. Деревянное покрытие, когда-то настланное вровень с рельсами, исчезло. Ветка, видно, была не из важных – одноколейная, неэлектрифицированная и, судя по покрывавшей рельсы ржавчине и проросшей между шпалами высокой траве, по ней давно не ходили никакие поезда.

Препятствие выглядело столь непреодолимым, что Герц даже заглушил мотор, вылез из машины и встал около капота, почесывая затылок. Возможно, только незначительностью ветки и редким по ней движением можно было объяснить то, что здесь не сделали ни туннеля, ни моста, как поступают все разумные люди при пересечении крупного шоссе с железной дорогой. Герц поймал себя на том, что удивился, хотя давно уже зарекся удивляться и тем более апеллировать к разуму в этой несчастной стране. Но это было дело второе, а главным вопросом оставалось – как проехать. Солнце окончательно спряталось за лесом, и предметы отбрасывали длинные слабо различимые тени. Герц поискал глазами – хоть бы пару досок найти и с их помощью попробовать перебраться через рельсы. Отошел на десяток метров в сторону, как будто надеясь найти там место для проезда, но не обнаружил ничего, кроме кучи шлака пополам с битым бутылочным стеклом.

– Тоже мне город, – произнес Леонид вслух. – Ни одного дома не видно. Тайга кругом. И что прикажете теперь делать?

Место выглядело таким глухим и безлюдным, как будто от ближайшего населенного пункта его отделяла не одна сотня километров. И ни одной машины. Леонид вспомнил, что шоссе уже очень давно было совершенно пустынным, и теперь понятно, почему: местные знали, что здесь дорога непроезжая и пользовались другими путями. Герц решил, что он, наверное, прозевал где-нибудь объезд, и теперь надо возвращаться и искать его. И спросить-то не у кого. Впрочем, кажется, в сотне метров позади стоял какой-то дом... Герц сел в машину, развернулся и, не торопясь, поехал назад, высматривая обитаемые места.

Слева от шоссе он действительно увидел дом, и не один – несколько неопрятных грязно-желтых кирпичных построек выстроилось вдоль отходящей вбок незамощенной липовой аллеи с глубокими лужами, в конце которой виднелась полуразрушенная церковь со снесенными маковками.

Где-то залаяла собака, когда Герц подъехал к первому дому. В нем светилась пара окон на втором этаже, и Леонид затормозил. Он очень обрадовался, когда входная дверь открылась, и из неё вышел какой-то человек – Герцу ничуть не хотелось стучаться в дверь, долго растолковывать, кто он такой и что ему надо, натыкаясь на подозрительность, неприязнь, глупость и откровенное нежелание иметь какое-либо дело с незнакомцем, и получить в конце концов невразумительный ответ, который при попытках следовать ему обнаружит полное несоответствие с реальностью. Но сейчас, по крайней мере, не требовалось ломиться в чужой дом. Герц вышел из машины и громко окликнул:

– Добрый вечер! Не скажете ли, где здесь можно переехать через железную дорогу?

– Чего? – человек прошел от крыльца к калитке мимо разросшихся кустов, полностью поглотивших маленький садик, окружавший дом, и оказался рядом с Герцем. Это был низкорослый мужчина в ветхом пиджачке, с красным, покрытым щетиной испитым лицом.

– Объезд где здесь, не скажете? – повторил Герц и махнул рукой в сторону переезда. – По шоссе через железную дорогу не переедешь ведь, верно?

– Не переедешь, – согласился мужчина. – Там уже года два никто не ездит.

– Вот я и спрашиваю, где проехать, – терпеливо сказал Герц, опершись о раскрытую дверку. По-видимому, с аборигеном предстоял долгий разговор, но Леонид надеялся получить от него какую-никакую информацию.

– Куда проехать? – спросил мужчина.

– Я же говорю, мне надо переехать через железную дорогу. У вас здесь поблизости нигде переезда нет?

– Не, через эту железную дорогу нигде переезда нет, – ответил мужик.

– В таком случае как же вы ездите?

– А мы не ездим. Если нам что нужно, мы в Пересылки ходим. А там автобус. А через эту железную дорогу вы нигде не переедете. Да и не надо через неё переезжать. За ней ничего хорошего нет. И не ездит туда никто. Вам надо было по Лесовскому шоссе ехать. Оно пересекает Южную железную дорогу. А здесь ты никуда не проедешь.

– Ну хорошо, а на это Лесовское шоссе как попасть? – спросил Герц.

В это время на втором этаже раскрылось окно, на светлом фоне появился силуэт, и сварливый женский голос громко осведомился:

– Суяк, с кем это ты там разговариваешь?

– Да тут один, спрашивает, как переехать через железную дорогу, ответил мужчина.

– Какую железную дорогу? – спросила женщина. Она далеко высунулась из окна, и Герц решил, что сейчас она свалится вниз. – Нет у нас никаких железных дорог. Или это та, что за Забалделым оврагом? Так это не железная дорога, а видимость одна, по ней и не ездит никто. И вообще она в стороне лежит. Пусть едет себе в Пересылки, если не увязнет.

– Да нет, – стал объяснять мужчина. – Он по шоссе ехал. Там, – он махнул рукой в пространство, но не в сторону шоссе, а наоборот.

– По шоссе ехал? А чего по нему ездить? По нему уже три года никто не ездит. Как Разбитый Завод появился, так и не ездят там.

– Так я и спрашиваю, где можно проехать! – громко сказал потерявший терпение Герц. Темнело на глазах. – Я же не знал, что там не ездят. Ведь нигде не написано.

От звуков его голоса на задах домов залаяло ещё несколько собак.

– Видно же, что никто не ездит, – ответила женщина и пробурчала под нос что-то, что Герц разобрал как: "Ездят тут всякие... Что им надо на Разбитом Заводе?.." – А ты, Суяк, давай, иди и не задерживайся, а то вон уже как темно.

Герц мысленно выругался и сел в машину. Он решил, что ничего здесь не добьется, и надо самому искать объезд. Кажется, километров за пять до злополучного переезда вбок отходила какая-то дорога. Но Леонид ещё не захлопнул дверку, как мужчина подошел к автомобилю.

– Так вот я и говорю, – сказал он. – Вам надо на Лесовское шоссе. А по этой дороге никто не ездит, потому что она упирается в Разбитый Завод.

– Что за Разбитый Завод? – спросил Герц, и тут же мысленно обругал себя за излишнее любопытство: теперь этот тип ещё битый час будет объяснять, что это за такой Разбитый Завод, между тем как сейчас главное побыстрее добраться до города. Но к его удивлению, Суяк сказал только:

– Ну, Разбитый Завод.

Сказал таким тоном, будто удивлен тем, что кому-то ещё надо объяснять, что такое Разбитый Завод, хотя о нем должно знать все человечество. И сразу же зачем-то повернул голову и внимательно поглядел в сторону заходящего солнца. Герц ещё больше заинтересовался, но на этот раз сумел сдержать любопытство и попробовал вернуться к основной теме.

– Значит, говорите, Лесовское шоссе? – он закрыл дверь, опустил стекло и говорил через окно. В вечернем воздухе кружились, противно зудя, комары.

– Это вам надо было ещё у Старых Поросят поворачивать направо и ехать через Рогатую балку. А здесь вот как ты поедешь, то доедешь только до Пересылок. А от них на Лесовское шоссе, не знаю, через Святой Сокол, что ли?

Он явно никуда не торопился и был не прочь поболтать. Облокотившись о ржавый железный столб изгороди, он вытащил из кармана кусок бумаги, намереваясь скрутить самокрутку. Герц, пошарив в бардачке, нашел пачку сигарет, которую держал именно для таких случаев, и протянул Суяку. Руки аборигена жадно потянулись к пачке, намереваясь забрать её всю, но он пересилил свой порыв и взял только одну сигарету.

– И откуда вы их только берете! – с завистью сказал он. – Сто лет сигарет не курил. У нас их не достать. Обходимся чем попало. Хорошо, у меня братан давеча на юг ездил, самосада привез. Только все равно в момент кончится, а потом хоть одуванчики кури.

Герц тоже закурил за компанию и, сделав пару затяжек, спросил:

– Далеко до этих Пересылок? И дорога как?

– Дорога ничего, сейчас, пожалуй, везде проехать можно. А в Пересылках асфальт начинается. Только ты поосторожнее на краю Забалделого оврага. Вниз не загреми. Сейчас темно уже, в лесу ни хрена не видно.

– А сколько дотуда километров? – спросил Герц.

Тут опять открылось окно в доме, и давешняя женщина вновь подала голос:

– Суяк, ты все ещё здесь?! Кому сказано, чтобы шел быстро? Хочешь к Лесным Рэкетирам попасть?!

Она громко захлопнула окно. Суяк обернулся, посмотрел, сплюнул и проворчал:

– Стерва, совсем замучила, жить не дает... Сколько километров, говоришь? – он долго чесал в затылке. – Да хрен его знает, сколько километров. О! Вон идет Кирилл. Сейчас у него спросим!

Из густой тени дерева выделилась темная фигура и подошла ближе. Новоприбывший оказался высоким худым белобрысым юношей в очках, он был, пожалуй, на четыре или пять лет моложе Герца.

– Добрый вечер, Суяк, – сказал он тихо, замедлив шаг, и хотел пройти мимо, но Суяк остановил его:

– Кирилл! Скажи нам, сколько километров до Пересылок? Ты туда каждый день на автобус ходишь. Вот, человек спрашивает.

– До Пересылок? – Кирилл наклонился к дверце машины, пытаясь разглядеть Герца, и сказал вежливо: – Добрый вечер. До Пересылок километра два, только ваша машина туда не проедет. Я сегодня ходил, видел, какие там лужи по всей колее.

– Лужи? – заспорил Суяк. – Да какие там лужи! Нет там никаких луж! Что я, не знаю, что ли?

– Может быть, и знаете, – вежливо, словно очень боясь рассердить его, возразил Кирилл. – Но я там сегодня ходил и сам видел.

– А другой дороги туда нет? – спросил Леонид.

– Я другой не знаю, – тихо и печально сказал Кирилл. Казалось, что он ужасно расстроился от того, что не может помочь. "Меланхолик чертов!" подумал Герц. – Вы можете попробовать проехать мимо Прожорливого сада, но я точно не знаю. Может быть, там и нет никакой дороги.

– Да брось путать человека! – сказал Суяк. – Доедешь ты до Пересылок спокойно, только на краю Забалделого оврага гляди в оба – там дорогу подмыло. А так вот здесь езжай, и в момент там будешь.

Он махнул рукой вдоль улицы – если можно было назвать её улицей – к церкви, и только тут до Герца дошло, что его собираются отправить по этой колее, по которой он съехал с шоссе, куда-то по полям и лесам.

– Послушайте, – сказал он. – Но на самом деле мне совсем не надо в эти Пересылки, я только хочу узнать, как проехать в город.

– В город? – спросил Кирилл. – В какой город? А это вам не город?

– Это? Не знаю... – озадаченно произнес Герц. Они что, всерьез считают, что живут в черте города? – Может быть, это уже и центр?

– Нет, не центр, – сказал Суяк. – И слава Богу. В центре нам совсем нечего делать. Там Заброшенные Кварталы... – он вдруг осекся и с опаской поглядел на темнеющее небо.

– Заброшенные Кварталы? – переспросил Герц.

– Ага.

Леонид вспомнил фразу из письма Симона: "Когда приедешь, покажем тебе наши Заброшенные Кварталы – занятная штучка". Ладно. Нечего сейчас этих граждан расспрашивать, все равно они толком ничего не скажут, а время идет, и того и гляди придется на опушке леса ночевать. Не в первый раз, конечно, но все равно досадно, что так глупо получилось – все-таки Герц ценил комфорт, и перспектива спать не на кровати, а на сиденьях машины не очень прельщала, тем более что до кровати оставалось максимум километров десять.

– Хорошо, – сказал он. – Вы можете сказать, как добраться до улицы Бардачной?

– Барда-ачной? – протянул Суяк. – Может быть, тебе нужна Барачная? Барачная – это недалеко, в Грубых Бандитах – через шоссе и за лесом. Это тебе надо выехать на шоссе и там повернуть налево. И вот как повернешь, так езжай, пока не увидишь над лесом слева от себя водонапорную башню. Только не перепутай – там ещё попадется прямо у дороги церковь, к которой вместо колокольни приделали водокачку – так тебе нужна не она, а та, которая стоит отдельно, сама по себе, без всяких церквей – и там повернешь с шоссе налево... то есть направо... – он несколько секунд соображал, потом подтвердил: – Да, направо. И там, за лесом, и будут Грубые Бандиты. И там, значит, и ищи Барачную улицу. Она будет налево, за прудом, за кладбищем и за усадьбой. Там в её начале ещё памятник стоит этим, как их, героям-партизанам. Грязная такая улица. На ней и домов-то никаких нет, все посносили, а взамен гаражей понастроили. Не знаю, зачем она вам понадобилась. Ну в общем, ты там сам спроси, как её найти – я тебе сейчас точно не скажу, уж больно мудреные там проезды. Ты как приедешь туда, в Грубые Бандиты, заверни лучше на вторую улицу направо. Там длинный такой желтый дом будет, с верандой. Ты там спроси Маманю Бьюги. Она тебе все объяснит. Скажи ей, что, мол, Суяк тебя прислал, и она тебе что хочешь сделает, хоть ляжет под тебя. Мировая телка! Ты к ней непременно заскочи. А ещё можешь там у въезда в парк спросить Тима. Тим Роркин. Это полицейский. Если он на месте будет, то скажет тебе, как на Барачную проехать.

Герц выслушивал этот монолог с тихим отчаянием. Почему-то его охватила тупая апатия и покорность неизбежной судьбе, и он только откинулся на спинку сиденья и слушал объяснения Суяка, не в силах даже прервать его и втолковать ему, что он может идти со своей Барачной и со своей Маманей Бьюги куда хочет, и желательно подальше. Он так и не успел объяснить, что ему нужна не Барачная, а именно Бардачная – в действие вновь вступила женщина, бывшая, по-видимому, женой Суяка. Открыв окно, она обрушила на незадачливого супруга потоки брани, в которых выражала надежду, чтобы по темноте его прибрали Лесные Рэкетиры, или чтобы он оказался на Разбитом Заводе и утонул в Мохнатой Луже. Она орала, визжала, брызгала слюной и не успокоилась до тех пор, пока Суяк не махнул безнадежно рукой и, заткнув уши, отправился прочь. Герц завел мотор, включил заднюю скорость и собрался отпустить сцепление, когда Кирилл сказал:

– Мне очень жаль, что я не могу вам помочь – но я всегда хожу до Пересылок, там сажусь на автобус, и потом на метро. Тем более я не знаю, где находится Бардачная улица. Но у меня дома сейчас находится одна знакомая, она живет ближе к центру и, наверно, лучше знает те места. А вы приезжий?

– Да, – ответил Герц. – Вы знаете, я, наверно, поеду и попробую ещё у кого-нибудь спросить.

– У кого вы сейчас спросите? С вами и разговаривать никто не станет.

– Почему?

– Так... Не принято.

– Боже мой, – простонал Герц. – У вас тут что, заговор молчания, что ли? Указателей никаких нет, никто ничего не говорит... Куда я приехал?!

– Так пойдемте? – спросил Кирилл. – Мой дом – вон тот, соседний.

– Хорошо, – согласился Леонид. Не то что бы он очень надеялся, что какая-то там знакомая сумеет объяснить ему дорогу, просто он решил покориться судьбе, потому что позволить другим вести себя гораздо проще, чем самому думать, по какой дороге пойти. И вся ответственность перекладывается на других, что тоже удобно. Он включил первую скорость и медленно поехал по колее, подминая высокую траву. Кирилл быстрыми шагами шел сзади. Доехав до его дома, Герц заглушил мотор, вылез из машины, дожидаясь хозяина, чтобы войти в дом вместе с ним, но когда Кирилл догнал Герца и повернул к дому – такому же, как дом Суяка, двухэтажному кирпичному строению с шиферной крышей – навстречу им из узкой входной двери выбежала девушка.

– Привет, Кирилл! – сказала она. – Кто это с тобой?

Она подошла поближе, и Герц смог разглядеть её. Ей было около двадцати лет, и у неё были маленькая стройная фигурка, светлые волосы и большие глаза. Что-то полузабытое кольнуло в сердце Герца – девушка напомнила ему одну знакомую, которую он не видел уже много лет, и в которую был когда-то почти что влюблен. Впрочем, нет, не было там никакого чувства. Он даже почти и не был знаком с Эльвирой. Он просто считал её одной из самых красивых девушек института, а любил другую, совсем другую...

Кирилл сказал:

– Это приезжий, спрашивает дорогу. Ему нужна Бардачная улица. И я подумал – может быть, ты знаешь, где это?

– Бардачная? – переспросила девушка. – Да, я знаю Бардачную. Есть там такая улица ближе к центру. А откуда вы приехали? – спросила она Герца.

– Из столицы.

– Из столицы? Что вам здесь понадобилось?

– Хочу навестить старого приятеля, – сказал Герц.

– Он что, живет на этой Бардачной?

– Да.

– Понятно, – сказала она очень выразительно, потом помолчала и добавила, – Я могу показать вам, где она находится. Если вы возьмете меня с собой.

– А так объяснить не можете? – спросил Герц. – Не станете же вы таскаться со мной.

– Понимаете, мне нужно отсюда уехать, причем по возможности побыстрее и незаметно, а сейчас это сделать почти невозможно. Так что услуга за услугу – вы отвозите меня в город, а я показываю вам Бардачную улицу. Идет?

– Ради бога, – ответил Герц. – Но ведь я не только не знаю, где находится Бардачная улица, но и не могу найти дорогу к центру города. А вы её найдете?

– От Пересылок я дорогу знаю. А отсюда...

Услышав слово "Пересылки", Герц заскрежетал зубами, но врожденная вежливость помешала ему высказать свои мысли вслух. Поэтому он ограничился замечанием:

– Нет. В Пересылки ваши я не поеду. Короче говоря, дорогу вы тоже не знаете... А вы не боитесь, что мы всю ночь где-нибудь проплутаем?

– Это неважно, – сказала девушка. – Мне самое главное – уехать отсюда.

Но тут вмешался Кирилл.

– Что ты затеяла? – тихо сказал он девушке. – На ночь глядя, с неизвестным человеком...

Герц слегка отвернулся и постарался не слушать – ему не хотелось вмешиваться в дела совершенно чужих ему людей, но кое-что долетало до его ушей. "Но он же из столицы" – говорила девушка. "Ну и что?" – спрашивал Кирилл. "Ну и то. Сам говоришь, что мне лучше скорее уехать отсюда, пока не..." "Да, но не так! И не ночью!" "Завтра может быть поздно. К тому же так никто не узнает, куда я уехала. Я же знаю этих..." В конце концов Кирилл сдался и сказал: "Ну хорошо. Но если что-то случится – ты сама будешь виновата. Я тебя предупреждал". "Да-да, разумеется" – ответила девушка и громко сказала, обращаясь к Герцу:

– Вы ещё не передумали? Тогда подождите одну секундочку, ладно? Я сейчас очень быстро соберусь. Кирилл, а ты пока напои человека чаем.

– Конечно, в самом деле, – сказал Кирилл. – Хотите чаю?

– Благодарю вас, – ответил Герц. – Но вообще-то мне нельзя терять времени. А если я начну пить чай, то получится долгая история.

Он сел за руль и стал разворачивать машину, стараясь не въехать в заборы домов, стоявших друг против друга, и в чугунную колонку, торчавшую чуть ли не посредине улицы. Потом выключил мотор, и в ожидании девушки, которая напросилась ему в попутчицы, закурил вторую за день сигарету, что с ним редко случалось – обычно он почти не курил. От нечего делать он разглядывал расположенную напротив облезлую халупу, над входом которой висела, освещенная фонарем, вывеска "баня". Кирилл несколько минут стоял рядом с машиной, видимо, боясь, что будет невежливо, если он сейчас бросит Герца, но потом, не сказав ни слова, ушел в дом. Через несколько минут он вновь появился, идя следом за девушкой. Она надела белую куртку и несла в руке большую сумку. Герц открыл ей дверь с правой стороны, но она, прежде чем сесть, кинула сумку на заднее сиденье, найдя место между заваливших его вещей Герца, и стала прощаться с Кириллом. Он нагнулся – он был сильно выше девушки – уронил очки и, близоруко щурясь, неумело поцеловал её в щеку.

– Ну, счастливо, Лора, – сказал он. – Чтобы у тебя все было хорошо.

– Пока, – ответила девушка. – Спасибо, что приютил меня.

– На здоровье, – ответил он. – Если тебе понадобится помощь...

– Ладно, – она села в машину, захлопнула дверь, и Кирилл сказал Герцу с раздражающей Леонида вежливостью:

– До свидания. Счастливого вам пути.

– Спасибо, – ответил Герц, возможно, более сухо, чем следовало. Затем он тронул машину по колее. Небо быстро темнело, окрашиваясь во все цвета радуги – густо-синее на востоке, и через голубой и зеленый оттенки переходило в красную полосу, оставшуюся после солнца, исчезшего за деревьями. Вскоре он выехал на шоссе – оно выскочило из полумрака как-то совсем неожиданно. По-прежнему не было видно ни одной машины. Герц повернул, включил третью скорость и поехал прочь от злополучного переезда, высматривая какой-нибудь приличный, желательно асфальтированный, поворот в сторону.

– Вас зовут Лора? – спросил Герц девушку.

– Да, – ответила она и взглянула в его сторону. Но Леонид глядел на дорогу, и их взгляды не встретились.

– А меня – Леонид, – сказал он. – Тоже на "л".

– Что вы хотите этим сказать?

– Ничего. Ровным счетом ничего. Просто заметил.

"Узнала меня или нет?" – подумал он. – Наверно, нет". Все-таки не настолько он был знаменит, чтобы все должны были узнавать его в лицо, к тому же и внешность у него была не то что бы очень примечательная. Но все же иногда ему приходилось сталкиваться с тем, что его узнавали на улице и просили дать автограф.

– Так все-таки куда вас везти? – спросил он.

– Ближе к делу посмотрим, – уклончиво сказала Лора. – Видите ли, я попала в сложное положение и пока не знаю, куда податься. Я подумаю, пока мы будем ехать.

Герц пожал плечами; но он не имел ничего против того, чтобы оказать услугу хорошенькой девушке. Вслух он сказал:

– Но все-таки, если я буду спрашивать дорогу, надо же мне знать хотя бы приблизительно, куда вас везти.

Лора подумала пару секунд и сказала:

– Ну хорошо. Сначала – на проспект Свершений.

– Ага.

– Мне, право же, очень совестно, что я так навязалась вам в попутчицы, – произнесла девушка, – и даже не могу вам точно сказать, куда меня везти. Но у меня не было другого выхода.

– Да ладно, чего уж там, – сказал Герц. Чтобы не продолжать дальше этот разговор, он решил сменить тему.

– Вы курите? – спросил он.

– Нет.

– А то я подумал, может быть, вы курите и стесняетесь попросить разрешения.

– Нет, – Лора улыбнулась. – Я бы не постеснялась.

– Это хорошо... – промолвил он, непонятно что имея в виду – то ли хорошо, что не курит, то ли хорошо, что не постеснялась бы; будучи сам стеснительным, Герц не любил это качество ни в себе, ни в других людях. Ага, вон кто-то едет, – сказал он.

Свет фар выхватил из темноты едущего по краю асфальтового полотна велосипедиста. Герц обогнал его и затормозил. Но когда он открыл дверцу и вышел на шоссе, то, к своему удивлению, увидел только лежавший на обочине велосипед; заднее колесо его ещё крутилось.

– Эй! – крикнул Герц. – Послушайте! Вы где?

В кустах зашуршало, и раздался осторожный голос:

– Что вам нужно?

– Зачем вы прячетесь? Я хочу спросить у вас дорогу.

– Куда? – велосипедист – парень ненамного младше Герца, в шортах и в белой кепке, вышел из-за куста, но остался стоять внизу, не поднимаясь на насыпь.

– В город. Ведь по шоссе нельзя проехать из-за переезда.

– Куда именно вам нужно? Город большой.

– Конкретно – улица Бардачная. Но ведь она где-то в центре.

– Так вы приезжий? – поинтересовался велосипедист. – То-то я смотрю, номер не местный.

– А что? У вас приезжих не бывает?

– Редко.

– Почему?

– Так, – парень пожал плечами. – Что им здесь делать?

– Так как насчет дороги? Мне тут советовали выехать на Лесовское шоссе. Это где?

– Нет, Лесовское шоссе здесь не при чем. Оно ещё дальше от центра, и идет совсем не туда. Вам надо ехать по Тормозному проспекту. Сейчас вы проедете километра два и свернете направо. Дорога там неважная, но не обращайте внимания – это недолго. Проедете с полкилометра, выедете к переезду.

– Опять переезд? – поморщился Герц. – А по нему можно проехать?

– Можно. Сразу за переездом поворот направо, езжайте по главной дороге, никуда не сворачивая, и выедете на Народный проспект. По нему вы доедете до площади Чудовищ, там влево отходит улица Голенищера, и по ней вам надо будет ехать до пересечения с Тормозным проспектом. Ну, и езжайте по нему, пока не приедете.

– Спасибо, – сказал Герц. Он не любил таких объяснений, все, мол, просто, и дурак дорогу найдет, ведь на самом деле опыт показывает, что там, где местному жителю все просто и понятно, приезжий ничего не найдет, потому что всегда, объясняя, забудут про какую-нибудь тропинку, мимо которой ходят по десять раз в день, и поэтому перестают её замечать; а свежий человек свернет именно на неё и в результате заблудится. Но делать было нечего; маршрут ему сообщили, и оставалось только им воспользоваться. Герц пошел к машине; велосипедист поднялся на шоссе, сел в седло и покатил дальше, пригнувшись к рулю.

– Я и не ожидала, что он вам ответит, – сказала Лора, когда Герц сел в машину. – Я бы на его месте просто осталась в кустах, и все.

В её низком голосе, не очень соответствующем её фигуре, все время проскальзывали чуть-чуть смешливые интонации, как будто она не относилась серьезно ни к одному своему слову.

– Почему? – спросил Герц. – И вообще зачем шарахаться в кусты?

– Ну, сами понимаете. Сумерки. Машина. Зачем она останавливается? Что ей нужно? Лучше не рисковать.

Герц тронул машину с места и потихоньку поехал. Когда он опять обогнал велосипедиста, ему показалось, что тот хочет ещё раз броситься в лес.

– Что, сурово у вас в городе? – поинтересовался Леонид.

– Не без этого.

– Это все чепуха. В столице ещё хуже.

– Почему?

– Народу там больше, правильно? Значит, бандитов тоже больше. Статистика.

Девушка натянуто рассмеялась.

– Не все так просто, как вы думаете. Ведь у нас есть Заброшенные Кварталы.

– Что за Заброшенные Кварталы? – спросил Леонид рассеянно, думая совсем о другом. – Лора, глядите вправо, считайте повороты. А вам знаком этот самый Тормозной проспект?