Текст книги "Маршал Блюхер"

Автор книги: Николай Кондратьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Блюхер молча покатал карандаш по столу, попросил:

– Нет ли у вас какой‑нибудь литературы по военному делу? Одолжите на вечерок–другой.

– Почти ничего. Вот только устав полевой службы. Но ведь он с царских времен.

– Ничего! Будем учиться по старому, пока новый не написали.

– Похвальное стремление, учиться никогда не поздно.

Блюхер взял устав, поблагодарил и пошел к себе, в гостиницу «Эрмитаж». Читал до поздней ночи. Выписывал команды. Старался на бумаге изобразить способы маневрирования в бою: охват, обход, сочетание их с фронтальной атакой. Все оказалось куда сложнее, чем думал раньше. Это тоже наука, и довольно трудная.

На следующий день разыскал Народную библиотеку.

Пожилая скромно одетая бледная женщина растерялась, увидев человека в шинели с внушительным маузером на боку. Оробело спросила:

– Обыск? Реквизиция?

– Да что вы! Читатель я. Комиссар Блюхер. Посмотрите, пожалуйста, что у вас имеется по военной науке.

– Безусловно, подыщем. Подождите минутку.

Принесла стопку книг.

– Выбирайте, что подойдет. Можете домой взять. Здесь у нас холодно. Давно не топят, нет дров.

Блюхер отобрал четыре книги, сказал:

– Дрова завтра привезут. Благодарю за книги. Запишите их. По всем правилам.

– Да я вам верю.

– Одно другому не мешает. Порядок для всех один. Книги – особая ценность.

– К сожалению, это не все понимают. От сырости переплеты портятся, плесневеют…

– Постараемся создать вам нормальные условия. Займусь лично.

И Блюхер сдержал слово. Утром красногвардейцы привезли в библиотеку четыре воза березовых дров.

…30 ноября Василия Блюхера вызвали в ревком.

Председатель ревкома Алексей Галактионов зачитал только что полученное Обращение Совета Народных Комиссаров:

«…1. Все те области на Урале, Дону и других местах, где обнаружатся контрреволюционные отряды, объявляются на осадном положении.

2. Местный революционный гарнизон обязан действовать со всей решительностью против врагов народа, не дожидаясь никаких указаний сверху.

3. Какие бы то ни было переговоры с вождями контрреволюционного восстания или попытки посредничества безусловно воспрещаются.

4. Какое бы то ни было содействие контрреволюционерам со стороны местного населения или железнодорожного персонала будет караться по всей тяжести революционных законов.

5. Вожди заговора объявляются вне закона.

6. Всякий трудовой казак, который сбросит с себя иго Калединых, Корниловых и дутовых, будет встречен братски и найдет необходимую поддержку со стороны Советской власти»[8]8
  «Правда», 26 ноября 1917 г.


[Закрыть].

Галактионов осмотрел собравшихся и, задержав взгляд на Блюхере, предложил:

– Необходимо организовать единый штаб вооруженных сил города Челябинска. На пост главноначальствующего рекомендую товарища Блюхера, а начальником штаба – командира Самарского отряда Садлуцкого. Какие будут мнения?

Блюхер встал, заговорил отрывисто, твердо:

– Я не могу согласиться с товарищем Галактионовым. Главноначальствующим надо поставить капитана Садлуцкого. Он лучше моего знает дело, кончал военное училище, на фронте командовал батареей. А я был солдатом. Прошу понять меня правильно. Я не боюсь ответственности. Думаю о большей пользе. Понимаете…

– Понимаем, – кивнул кудрявой головой член ревкома Соломон Яковлевич Елькин. – Именно для пользы дела военного специалиста Садлуцкого следует главноначальствующим назначить, а начальником штаба – Блюхера. Присмотрится, вникнет, наловчится, и тогда их можно поменять ролями.

– Пусть будет так, – согласился Галактионов. – Товарищ Васенко, напиши приказ и сразу же отправь в типографию. Проследи, чтобы утром расклеили по городу.

Обращение Совета Народных Комиссаров глубоко взволновало Блюхера. В нем он увидел программу действий. Ленин встревожен успехами отрядов атамана Дутова. Надо действовать со всей решительностью. Уничтожить дутовщину – приказывает Ленин.

На следующий день Василий Блюхер собрал в военном отделе Совета совещание солдат–большевиков и ознакомил их с Обращением Совнаркома. Обменялись мнениями. Решили из солдат гарнизона и местных красногвардейцев организовать сводный Челябинский отряд. Отправить в Екатеринбург и Пермь телеграммы с просьбой выслать в Челябинск боевые дружины для совместной борьбы с Дутовым.

Комплектование отряда оказалось делом сложным и трудным. 109–й и 163–й пехотные полки быстро таяли – солдаты разъезжались по домам. На значительное красногвардейское пополнение рассчитывать было нельзя. Боевые дружины уральцев запаздывали. Только 16 де–кабря прибыл первый отряд. Узнав об этом, Блюхер поспешил на вокзал.

Вся привокзальная площадь была заполнена моряками и солдатами. Прогуливались парами нарядно одетые девушки.

Блюхер отыскал штабной вагон. Угрюмо спросил:

– Кто у вас старший?

От окна отпрянул круглолицый, пухлогубый, молоденький мичман, представился:

– Командир Северного летучего отряда Сергей Павлов. С кем имею честь?

– Начальник штаба главноначальствующего всеми вооруженными силами Челябинского уезда, представитель ревкома и член исполкома Совета Василий Блюхер.

– Сколько титулов при одной персоне! А где же сам главноначальствующий?

На лоб Блюхера набежали морщинки – верный признак повышенного раздражения.

– Главноначальствующий Садлуцкий ждет вас с докладом в штабе: Скобелевская улица, номера Дядина.

– Ежели ждет, пошли. А может быть, поедем? Вы как здесь передвигаетесь?

– На своих на двоих. Не теряйте напрасно времени. Вы прибыли в район осадного положения.

– А знаете, мы тоже газеты читаем и в курсе событий. Нас сюда Ленин направил. Двадцать шестого ноября к нему оренбургские железнодорожники приходили, жаловались на Дутова, просили помощи. Товарищ Ленин написал предписание военным комиссарам Подвойскому и Антонову–Овсеенко, дескать, требуется экстренная военная помощь против Дутова. Меня срочно вызвали в главный штаб на Дворцовую. Антонов–Овсеенко приказал мне немедленно сформировать отряд матросов в пятьсот штыков. Взял я самых отборных ребят с линкоров «Петропавловск» и «Андрей Первозванный». Усилили отряд Семнадцатым Сибирским полком. Вот его командир, Яков Маркович Суворов.

– Разговорился Сергей Дмитриевич – не удержать. Пойдемте, пойдемте, – улыбнулся Яков Суворов.

Вышли на привокзальную площадь. Павлов крикнул извозчику:

– Батя! С ветерком, на Скобелевскую, в дядькины–теткины номера.

Блюхер нервно потер ладони, но ничего не сказал. Моряки – народ отборный. И командир, чувствуется, не глуп. Приехал по заданию Ленина. Интересно, каким‑то будет мичман в боевой обстановке? Отряд надо завтра же направить на Троицк. На месте ли сейчас Садлуикий? Придумал я этот доклад на свою голову.

Садлуцкий сидел за столом и что‑то озабоченно подсчитывал на счетах. Павлов строевым шагом подошел к столу и доложил толково и четко. Садлуцкий показал на табуретки:

– Прошу садиться. Каковы ваши ближайшие задачи, товарищи?

Командир Северного летучего отряда Сергей Дмитриевич Павлов

Павлов недоуменно посмотрел на Суворова, пожал плечами:

– Мы поступаем в ваше распоряжение. Ведь вы – главноначальствующий…

Блюхер вмешался в разговор:

– Наша ближайшая задача – разгром армии Дутова. Сегодня мы разработаем план боевой операции, а утром ваш отряд выступит на позиции.

– Срок выступления на фронт прошу отодвинуть, – сказал Павлов. – Посудите сами: больше двух недель в пути. Продвигались и помогали устанавливать Советскую власть. Нужно привести отряд в приличный воинский вид.

– И отдохнуть не мешает. Выспаться, – поддержал Яков Суворов. – Осточертела эта колесная жизнь.

– Доводы веские, – повернулся к Блюхеру Садлуцкий. – А как насчет бани?

– Обеспечим! Завтра с утра могут мыться.

– Вот за баню спасибо, – обрадовался Павлов. – Разрешите в эшелон? Да, чуть не забыл. У вас оперативные карты есть?

– К сожалению, оных не имеем, – вздохнул Садлуцкий.

– И я в спешке. не захватил из Питера. Ничего, сориентируемся на местности. Пошли, Суворов.

Садлуцкий проводил командиров до двери. Возвращаясь к столу, проворчал:

– Надо ставить в известность. Идиотское положение. И название это – главноначальствующий – меня прямо коробит. Командующий без войска.

– Войско будет! Заводы Урала нас не подведут. И дело не в названии, а в распорядительности, в стремлении как можно быстрее разгромить врага.

– Снова прописные истины. Вы только что грозились разработать операцию по освобождению Троицка. Как вы ее представляете, товарищ начальник штаба? Карты–десятиверстки и той нет… Никаких сведений о противнике.

Блюхер ответил не сразу. Садлуцкий прав —начальнику штаба положено разрабатывать операции, все знать, все иметь под рукой. А у него ничего нет. Дело сложное, неосвоенное…

– Согласен с вами, – тихо сказал Блюхер, – я плохой начальник штаба и самостоятельно с этой задачей не справлюсь. И поэтому я сказал – мы разработаем. Вы мне поможете. И я прошу вас, понимаете, прошу разработать эту операцию. Пусть будут приблизительные сведения о противнике, какая‑то условная местность и несуществующая карта. Покажите, как это делается, оформляется на бумаге.

– Хорошо. Приходите ко мне вечерком. Подумаем о боевом приказе.

– Я сегодня же вышлю разведчиков.

– Весьма похвально!

…Первыми на фронт выехали бойцы Северного летучего отряда Сергея Дмитриевича Павлова. Их провожали представители горкома и исполкома и многочисленные поклонницы моряков–балтийцев.

Перед отъездом веселый, румяный от мороза Павлов крепко пожал руку Блюхеру, пообещал:

– Ждите, Василий Константинович, добрые вести. Главкома Духонина растрясли, теперь очередь за атаманом Дутовым…

– Чаще присылайте донесения. Поддержим свежими силами.

С тревогой и грустью расставался Блюхер с командиром Северного летучего отряда. За короткое время успел подружиться с этим двадцатилетним беспредельно преданным революции командиром. Это он с моряками–балтийцами по приказу В. И. Ленина прибыл в Могилев и занял бывшую царскую Ставку. Бывший главнокомандующий, враг Советской власти генерал Духонин попал на штыки матросов и в крылатую поговорку: «Пошла, контра, в штаб Духонина». С Дутовым борьба будет более продолжительной и трудной.

В тот же день, 20 декабря, Павлов сообщил в Челябинск о том, что возле узловой станции Полетаево белоказаки завязали перестрелку с эшелоном моряков. Балтийцы выскочили из вагонов, развернулись в цепь и бросились в атаку. Дутовцы не выдержали, отстреливаясь, стали отходить к станции Еманжелинской.

У Еманжелинской белоказаки встретили эшелон ружейно–пулеметным огнем.

И снова балтийцы оставили теплушки и пошли на врага. Бой продолжался несколько часов. Моряки с трех сторон окружили Еманжелинскую.

Казаки взорвали водокачку, разобрали рельсы и отступили к станции Нижне–Увельской.

Восстановив путь, вечером 22 декабря летучий отряд двинулся в сторону Троицка.

У Нижне–Увельской попали под обстрел неприятеля. Павлов разделил отряд на три группы. Одна наступала вдоль полотна железной дороги, две обходили Нижне–Увельскую. Взять в кольцо и уничтожить врага не удалось– резвые кони унесли казаков к Троицку. Балтийцы починили путь и двинулись дальше. В ночь на 25 декабря Северный летучий отряд ворвался в Троицк.

Блюхер радовался этой новой крупной победе на обширном белоказачьем фронте. Бойцы сводного Челябинского отряда отправили на запад эшелоны жизни: хлеб, который с таким нетерпением ждали Москва и Питер.

Теперь нужно было закрепить успех – освободить Оренбург, столицу мятежников. По предложению председателя Челябинского ревкома Блюхера все красногвардейские отряды были брошены на оренбургское направление. Для обеспечения безопасности Троицка был оставлен 17–й Сибирский полк.

7 января 1918 года красные бойцы начали наступление. Атакующих поддерживал метким огнем бронепоезд. В упорном трехдневном сражении под станциями Сырт и Каргала красноармейцы и матросы разгромили противника.

Весть о победе долетела до Смольного. Председатель Совета Народных Комиссаров В. И. Ленин в своем обращении к народу 23 января 1918 года сообщал: «…Оренбург занят советскими войсками окончательно. Дутов с горстью приверженцев скрылся. Все правительственные учреждения в Оренбурге заняты советскими войсками. Властью на месте объявлен Оренбургский Совет рабочих, солдатских, крестьянских и казацких депутатов»[9]9
  «Правда», 24 января 1918 г.


[Закрыть].

Банды Дутова были разбиты, но не уничтожены. Они откатились к Верхнеуральску.

Вскоре Блюхер узнал о их передвижении, получив из Троицка телеграмму. В ней говорилось, что отряды белоказаков окружают город. Полковник Половников предложил председателю Троицкого Совета во избежание кровопролития распустить 17–й Сибирский полк по домам. Ответ на ультиматум Половников ожидал к 20 часам 19 января 1918 года.

Блюхер взглянул на часы – без четверти шесть. Как долго шла телеграмма! Что же делать? Собрать совещание – потеряешь дорогое время. Надо действовать. Вызвал секретаря:

– Товарищ Гозиоский! Разыщите Байбурина и передайте приказ: сводному отряду немедленно выступить в Троицк на помощь гарнизону.

Затем Блюхер написал телеграмму в Троицкий Совдеп, в которой предлагал ультиматум Половникова отклонить, провести мобилизацию и любой ценой отстоять город. Сообщил, что из Челябинска вышел сводный отряд Байбурина. Будут высланы дружины из других городов и заводов.

Перечитал. Последнюю строчку вычеркнул. Еще не известно, готовы ли эти отряды. О новой авантюре дутовцев надо сообщить в революционные комитеты Самары, Уфы, Томска и в центр – в Комиссариат по военным и морским делам. И самому Ленину – сейчас в Петрограде проходит III съезд Советов. Нужно копию направить президиуму съезда. Торопливо составил текст: «В связи с занятием Оренбурга советскими войсками контрреволюционеры отступают к Троицку. Контрреволюционным казачеством организуется восстание под Троицком. Под Троицком сосредоточен многочисленный казачий отряд силою до 4000 при орудиях и пулеметах. Совдепу казаками предъявлен ультиматум о разоружении 17 Сибирского полка. Челябинским военно–революционным комитетом на помощь Троицкому Совдепу спешно посылается отряд… Через два часа истекает срок ответа на ультиматум. Спешим на помощь. Своих сил недостаточно ввиду отсылки отрядов в Оренбург. Необходимо спешно выслать поддержку»[10]10
  Центральный государственный архив Военно–Морского Флота (ЦГАВМФ), ф. 5, оп. 1, д. 24, л. 48.


[Закрыть].

Подписал. Отнес телеграммы. Приказал:

– Передайте немедленно!

4

Троицк стойко держался. Троицк отражал атаки казачьих сотен. Троицк требовал – помогите!

По призыву Коммунистической партии на борьбу с Дутовым вышли рабочие дружины Южного Урала, возглавляемые профессиональным революционером, боевиком 1905 года Эразмом Самуиловичем Кадомцевым.

Белорецкий отряд большевика Александра Михайловича Чеверева 25 марта 1918 года внезапно и стремительно атаковал Верхнеуральск и вышвырнул дутовцев из города.

Эту добрую весть Василий Блюхер получил в пути. Назначенный командующим Восточными отрядами, он вел боевые эшелоны на Троицк. Это была тяжелая, ожесточенная война на рельсах. Белоказаки взрывали мосты, разворачивали рельсы, валили телеграфные столбы. Расстреливали и вешали железнодорожников.

Командующий Восточными отрядами Блюхер вынужден был прибегнуть к суровым мерам воздействия. По казачьим станицам и заимкам был расклеен приказ № 14 от 30 марта 1918 года: «Объявляю Троицкую железную дорогу на осадном положении. За порчу железнодорожного пути и мостов, порчу телеграфного и телефонного сообщения возлагаю ответственность на близлежащие станицы, поселки и заимки…»[11]11
  Центральный государственный архив Советской Армии (ЦГАСА), ф. 1346, оп, 2, д. 629, л. 8.


[Закрыть]

На следующий день в штаб к Блюхеру пришли три казака. Сняли шапки. Опустились на колени. Седобородый казак в заплатанном полушубке робко попросил:

– Не вели казнить, вели миловать.

Блюхер поморщился:

– Вы что, подаяния пришли просить? Встаньте! Садитесь к столу и рассказывайте толком, зачем пришли?

Казаки переглянулись и не сдвинулись с места.

Блюхер прочел сводку, полученную от командира 1–го Пермского сводного полка Костарева, глянул на безмолвных ходоков и скомандовал:

– Встать!

Казаки вскочили. Прижимаясь друг к другу, шеренгой шагнули к столу. Седобородый сказал виновато:

– С Кичигинской мы. Послали станичники. Велели: просите у товарища генерала Блюхера пощады. Не мы столбы пилили. Видит бог, не мы. Не все с Дутовым…

Старик торопливо вытащил из кармана приказ и положил на стол.

Блюхер взял листок тетрадной бумаги, написал:

«Атаману и жителям Кичигинской станицы.

Немедленно!

Вместо подпиленных столбов поставить новые.

Выслать 50 человек для исправления пути». Подписал приказ, притиснул печатью, передал седобородому:

– Вручите атаману. Пусть зачитает на станичном круге. Срок для выполнения приказа… три часа.

– Слушаемся, господин генерал. Все будет сделано в лучшем виде.

– Какой я вам генерал! Поверили дутовпам, будто меня большевики в Германии купили. Русский я, поняли, русский. Из‑под Рыбинска. Был рабочим, солдатом, а сейчас вот поставили командующим Восточными отрядами.

– Все передадим. И мы видим… Совсем не генерал. Мигом, на рысях.

– Не разрушать, а охранять дорогу надо. Ваша. Народная.

Не прошло и минуты – копыта звонко ударили о мерзлую землю.

Блюхер прислушался. Торопятся. Старик, видать, неглупый, веско намекнул: «Не все с Дутовым». Об этом надо серьезно подумать. Посоветоваться с комиссарами групп и дружин. Обратиться к казакам Оренбургского войскового округа с призывом оказать помощь Советской власти в борьбе с Дутовым. Есть казаки бедные и богатые. Вон под Верхнеуральском действуют отряды братьев Кашириных – сплошь казачьи. Пусть будет больше таких отрядов.

И, не откладывая это важное дело, Блюхер решил поговорить о воззвании со своим другом комиссаром Соломоном Яковлевичем Елькиным. У него есть опыт. Старый партийный работник, боевик 191)5 года, по юности избежал виселицы и был осужден на двадцать лет каторги.

Елькин одобрил предложение Блюхера и посоветовал:

– Надо это дело поручить Николаю Гурьевичу Толмачеву. Умница, прекрасный журналист. Поднабросает текст, а потом мы коллективно обсудим, отшлифуем, размножим и пустим по станицам и заимкам.

Прошло несколько дней, и Обращение штаба войск, действующих против Дутова, пошло к оренбургскому казачеству. Это был документ большой агитационной силы, обращенный к казакам–фронтовикам и трудовой бедноте:

«…К вам, братья, наше слово…

Идите к нам с открытою душою и всегда найдете поддержку 160–миллионной остальной такой же бедноты, как и вы… Долой царских опричников и холопов! Долой иуд и каинов, продающих и убивающих за жалкие серебреники свободу трудового народа!

Казаки! Так протяните же руки, ваши братские руки, через головы этих подлецов. Окружим их тесным железным кольцом…

Ловите Дутова, ловите дутовцев, ловите всю эту бежавшую к нему сволочь и приводите их к нам для справедливого народного суда…»[12]12
  «Исторический архив», 1958, № 1, стр. 80–81.


[Закрыть]

«Окружим их тесным железным кольцом» – эти слова принадлежали Блюхеру. Для достижения цели он не жалел сил.

Смелый удар по врагу нанесли екатеринбургские дружины у Черной речки (в 12 верстах юго–западнее Троицка). Рабочая пехота сражалась мужественно и разгромила хорошо обученные, отчаянно храбрые сотни Дутова.

И сразу же Блюхер двинул отряды на Троицк. Кольцо окружения города распалось. Станицы, прилегающие к полотну дороги, сдали оружие. Красногвардейские части вступили в Троицк.

Допросив пленных и ознакомившись с захваченными документами, Блюхер пришел к выводу, что надо иметь сильную конницу, способную окружить и уничтожить умело маневрирующих, неуловимых дутовцев. Следует увеличить и использовать для этой цели казачий отряд бывшего есаула Николая Дмитриевича Каширина.

Штаб Блюхера разработал операцию по ликвидации противника. Восточные отряды должны были одновременно наступать на Дутова в северном, восточном и южном направлениях. Западную линию фронта прикрывали красногвардейские отряды Э. С. Кадомцева и М. В. Калмыкова.

11 апреля боевые группы перешли в наступление. Через неделю Блюхер замкнул кольцо окружения. Теперь он не сомневался в успехе. Командиры групп ежедневно сообщают о занятых станицах, о трофеях и пленных. Победа близка. И вдруг неожиданная, обрывающая радость сводка – в ночь на 19 апреля Дутов со своей отборной сотней прорвался у станицы Наваринской и помчался в сторону Орска.

Блюхер приказал – догнать и добить.

И по бездорожью, через разлившиеся ручьи и речки Екатеринбургский отряд Бобылева помчался за Дутовым. Вскоре Блюхер получил оперативную сводку за 23 апреля. В ней сообщалось, что отряд настиг Дутова в поселке Бриенском. Сбили засаду, вступили в бой. Стрех сторон окружили поселок, но взять в «мешок» не удалось. Резвые кони вынесли Дутова и его офицеров в просторные Тургайские степи.

«Надо продолжать преследование», – решает Блюхер и выезжает в Бриенский. Оттуда мчится в Ново–Уман–ский. И там узнает горькую правду: не догнали Дутова, следы потеряны в степи.

В конце апреля Блюхер выехал в Троицк. Болела голова, слипались покрасневшие веки, ныли старые раны. Надо выспаться, отдохнуть хотя бы два–три дня.

Не пришлось. Только вернулся в Троицк, вручили телеграмму – немедленно прибыть в Екатеринбург для доклада о ликвидации дутовщины.

Дорога до Екатеринбурга длинная, мучительная. Приехал. Доложил уральским областным организациям о боевых операциях против белоказаков. Одобрили. Похвалили. Заседание кончилось поздно вечером.

Спускаясь с лестницы, Блюхер почувствовал нарастающую боль в бедре. По ноге поползло что‑то густое, липкое. С трудом доковылял до извозчика. Тот посмотрел на бледное, мокрое от пота лицо, посочувствовал:

– Ой, худо выглядываешь, гражданин хороший. Куда везти‑то?

Морщась от боли, Блюхер вполз в бричку, попросил:

– В главную больницу. И если можешь, папаша, кати полегче. Не тряси, пожалуйста…

5

Прошло три дня; в палату к Василию Блюхеру явился областной военный комиссар Филипп Иванович Голощекин. Присел к койке, тихо спросил:

– Ну как, Василий Константинович, пришел в себя?

– Спасибо врачам, заштопали мои старые болячки. И отоспался, считай, за два месяца.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Голощекин. Достал из кармана какую‑то бумагу, прочел, осведомился: – А тебя здесь не обижают?..

– Почти здоров. Вы что‑то не договариваете. Давайте начистоту…

– К сожалению, хорошей новостью не могу порадовать. Тяжелое положение под Оренбургом. Просят прислать подкрепление. Денек еще полежи, а десятого зайди ко мне. Поправляйся, поправляйся…

Для Блюхера эти слова прозвучали иначе: «Вставай, вставай». Если бы не война, можно лежать месяца два–три. Пока не зарубцуются окаянные раны. Ничего не поделаешь. Надо.

Блюхер поднялся. Опираясь на койку, сделал два шага. Пошатнулся. Ноги какие‑то немощные, словно их подменили.

– Больной! Кто разрешил? Ложитесь в постель.

Блюхер присел.

– Виноват, сестрица. Решил подразмяться немножко. Послезавтра на фронт. Принесите‑ка костыли.

– На костылях… в атаку. Хорош вояка!

Утром Блюхер сказал лечащему врачу, что завтра должен быть в областном комиссариате.

– Мне уже докладывали о ваших упражнениях с костылями. Не собираюсь уговаривать. Вы сами себе укорачиваете жизнь. Свалитесь на фронте. Не выполните задания.

Блюхер помолчал. Врач по–своему прав. Эти окаянные болячки могут подкосить в самую трудную минуту. Но надо ехать…

10 мая, опираясь на костыль, Блюхер пришел к военкому. Голощекин обрадовался:

– Воспрянул духом! Спасибо. Мандат ждет. Бери и действуй.

Блюхер прочитал: «Предъявитель сего товарищ Василий Блюхер Уральским областным военным комиссариатом назначается главнокомандующим всеми отрядами, оперирующими под Оренбургом.

Всем начальникам отрядов на означенном фронте предписывается точное и беспрекословное подчинение всем распоряжениям товарища Блюхера»[13]13
  ЦГАСА, ф. 1346, оп. 2, д. 25, л. 111.


[Закрыть].

Свернул удостоверение, положил в карман. Выразительно произнес:

– Главнокомандующий без войска!

Голощекин нахмурился:

– Отсюда возьмете Первый Уральский полк Красной Армии. Только что сформировали по новому декрету Совнаркома. Рабочие. Добровольцы.

– А командный состав?

– Кадровые офицеры. Мы с ними заключили договора на шесть месяцев. Кроме Первого Уральского примите здесь екатеринбургский эскадрон, а в Челябинске—рабочий отряд Елькина и батарею. Заверните в Самару. Может быть, еще у Куйбышева возьмете отряд или батарею. Присылайте чаще донесения.

И на следующий день эшелоны двинулись в путь.

В Самаре Блюхер встретился с Куйбышевым. Рассказал о своих былых фронтовых делах, о назначении главнокомандующим, о трудной дороге. Попросил подкрепления. Куйбышев выслушал внимательно, что‑то записал в тетрадке, сказал улыбаясь:

– Главком! Скажи, пожалуйста, главком! Вот тебе и писарь сто второго запасного! А помнишь разговор вот у этого стола в ноябре прошлого года? Как ты тогда оробел!

– Я и сейчас немножко робею, товарищ Валериан. Вам могу сказать все, что думаю. Вы для меня ближе отна родного. Кое–чему я за это время научился. И почитал, и посмотрел, и повоевал. И все‑таки это громкое звание, «главком», меня как‑то давит. Ведь у меня за спиной всего–навсего двухклассная сельско–приходская школа. Все самоучкой беру. А здесь еще раны раскрылись. Гак некстати… И знаете, что меня всегда выручает, как бы приподнимает, это наше партийное надо. Сам Ленин говорит нам – надо! Отступать некуда. Или мы их разобьем, или они нас скрутят. Извините, если что не к месту сказал или лишнее…

– Все вроде к месту. Главная мысль выражена с большой ясностью: надо. Это у всех у нас в крови. И мне бывает трудно, кажется, силы на пределе, и вот тут появляется надо. Словно второе дыхание. И помогает преодолеть слабости, свойственные каждому человеку. Ведь мы не железные. Мы самые обыкновенные люди… А теперь от общего разговора перейдем к конкретным делам. У нас нет отряда, но мы его организуем и пошлем вслед за вами. В предельно короткий срок.

– Спасибо, Валериан Владимирович!

– Это тебе спасибо. И за то, что зашел, и за то, что до всего доходишь самоучкой. Пиши, как и прежде. Обо всем пиши. Как говорил – начистоту.

Куйбышев проводил Блюхера до двери, сильно пожал руку:

– Счастливого пути, Василий Константинович!

И снова стучат колеса, мелькают деревни и города. И снова неприятные разговоры с железнодорожным начальством о первой очереди, о срочной отправке. И когда не помогает мандат главкома, выручает маузер. Стоит только намекнуть. Эшелоны торопятся, эшелоны идут полным ходом до Борской. А здесь хмурый, неразговорчивый начальник станции предупреждает:

– Обложили казачишки линию. Не знаю, проскочите или под откос пустят. Глядите сами. Не мне вас учить, товарищ главнокомандующий.

– Да я не гордый. Поучи, пожалуйста.

– Не моего ума дело.

Блюхер не спеша вернулся в штабной вагон. Развернул карту.

До Оренбурга еще далеко. Фронт, оказывается, ближе, чем думали. Нужно собрать командиров, комиссаров, посоветоваться.

Совещание было коротким. Блюхер рассказал о сигнале начальника станции, изложил свое мнение – надо прорываться к Оренбургу. Попросил высказаться.

Присутствующие молча переглянулись. Прошло несколько тягостных минут.

Молчание злило Блюхера. В чем дело? Ошеломлены новостью или не согласны с выводом?

Встал заместитель командира 1–го Уральского стрелкового полка Павлищев:

– Гражданин главнокомандующий, по–видимому, удручен пассивностью собравшихся. Все объясняется просто. Обсуждать‑то, в сущности, и нечего. Нужен боевой приказ, в котором будут определены исполнители и сроки.

– Иван Степанович прав, – сказал начальник штаба Бартовский. – В боевой обстановке дебаты излишни. К тому же мы не располагаем разведывательными данными, на основе которых можно строить оперативные выводы.

– Вывод один – надо пробиваться к Оренбургу, – подытожил неприятный разговор Блюхер. – Через час выступаем на Бузулук.

Все ушли. Блюхер свернул карту. Упрекнул самого себя: «Надо было собрать одних коммунистов. С этими наемными военспецами пока нет общего языка. И будет ли – покажет время. По–своему они правы. Сейчас, наверное, злословят по адресу главнокомандующего, который не командует, а митингует. Ладно, учтем и этот урок».

Через час эшелоны двинулись на Бузулук. На станции Котлубанской по теплушкам ударили из пулеметов. Блюхер выскочил из вагона. Осмотрелся. Откуда и кто стреляет – не видно. А очереди поливают платформу, бойцы мечутся, сбивают друг друга, падают. Начинается паника.

Справа повелительно и громко прозвучала команда:

– Батальон, становись! Смирно!

И все устремились на этот голос.

Блюхер увидел Павлищева. Высокий, стоит не сгибаясь, лицо спокойное, мужественное, и в голосе сила и власть:

– Винтовки на руку! Вперед, за мной!

И, не оглядываясь, побежал к большому кирпичному зданию, в котором засели белогвардейцы. И все устремились за ним. По станции покатилось яростное, затяжное, уверенное «ура».

Блюхер вернулся в вагон. Он еще слышал голос Павлищева. Как это все просто и уверенно сделано. Одной уставной командой напуганная толпа превращена в боеспособную войсковую часть. Бывший подполковник знает свое дело. Для него война – ремесло.

В дверь постучали.

– Войдите, – насторожился Блюхер.

Павлищев подошел, доложил:

– Засада противника уничтожена. Захвачен пулемет и двенадцать винтовок. Путь свободен.

– Спасибо, Иван Степанович!

– В таких случаях говорят: благодарю от лица службы, – улыбнулся Павлищев. – Я выполнил свою элементарную обязанность. Если нет замечаний…

– Только одно – ваш полк пойдет головным.

– Слушаюсь!

Сбивая засады и разъезды, эшелоны пришли в Бузулук. Здесь получили подкрепление – влился красногвардейский отряд офицера большевика Георгия Васильевича Зиновьева.

18 мая Сводный отряд миновал станцию Новосергиевскую и остановился. Белоказаки разрушили железнодорожное полотно, сожгли станционные постройки, подпилили телеграфные столбы.

Восстанавливая путь, вели бой. Несколько часов отбивали атаки у станции Татищевской. Вышли из эшелонов, опрокинули наступающих и отогнали на семь верст. И только вернулись к полотну железной дороги и залезли в вагоны, как снова подняла тревога:

– Казаки у насыпи! В ружье!

Пустили в ход пулеметы и орудия. Всадники ускакали.

Поднимаясь в штабной вагон, Георгий Зиновьев сердито сказал Блюхеру:

– Это не война, а сплошная трепка нервов. Надо вылезать из вагонов, маневрировать, в поле бить противника.

– Я сам об этом давно думаю. Вот прорвемся к Оренбургу и сдадим эшелоны железнодорожникам. Все сядем на коней.

23 мая заняли станцию Сырт и соединились с оренбургскими красными отрядами. И тут выяснилось, что распрощаться с эшелонами очень трудно: нет повозок и полевых кухонь. Блюхер пожалел, что второпях не взял обозное имущество в Екатеринбурге. Да и в Челябинске все это добро лежит на складах. Послал телеграмму Голощекину с просьбой срочно выслать повозки, походные кухни, котлы. Ответили довольно быстро: «Вы находитесь на войне и просите кухню, повозки, котлы и ложки. Вы забываете, что на войне – по–военному».