Текст книги "Балтийский эскорт"
Автор книги: Николай Черкашин
Жанр:
Морские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)
… Мясо крокодилов весьма аппетитно – крупноволокнистое, как у крабов, а на вкус – нежнее иной курятины. Впервые крокодилятину я отведал за столом у бывших подводников Третьего рейха, тех самых, что воевали под флагом гросс-адмирала Карла Дёница. Мы сидели в греческом ресторанчике, что обосновался близ американской военно-морской базы в Джексонвилле (это на атлантическом побережье Флориды).
Жизнь фантастичнее любой выдумки. Представляю себе такую картину: город Полярный – в центральный пост нашей подводной лодки Б-409 спускается командир теперь уже легендарной Четвертой эскадры подводных лодок Северного флота контр-адмирал Лев Чернавин и разносит нас с командиром лодки за очередное упущение. И в это время из-за спины грозного адмирала выглядывает некий оракул и шепчет мне на ухо: «не вешай носа, капитан-лейтенант, жизнь – непредсказуемая штука; пройдет время, и ты отправишься с этим адмиралом в свою самую необычную «автономку» – за океан, в «Патруль в раю», на остров сокровищ и там в компании подводных пиратов будете вместе есть крокодилов и толковать о неисповедимости морских судеб…».
Бред!
Но именно так все и вышло. И вот мы с адмиралом Чернавиным, перелетев через Атлантику и покинув на время отель «Остров сокровищ», сидим в компании немецких подводников, и запиваем флоридскую крокодилятину греческим пивом. А у меня кусок застревает в горле, потому что изводит меня неотступный вопрос – а как бы на эту замечательную трапезу посмотрел отец, получивший в 44-ом под Витебском немецкую разрывную пулю в левую руку? Не предательство ли это? Но рядом со мной мой бывший начальник и старший товарищ, он вовсе не терзается подобными сомнениями. А потом, как на все это посмотреть: не мы их пригласили – нас угощают, не мы оправдываемся перед подводниками Дёница, а они пытаются нам что-то объяснить, раскрыть, поведать… Наше дело слушать и мотать на ус.
– Мой отец был коммунистом, – говорит бывший фенрих электрик Альфред Рудольф. – Хотите «Интернационал» спою?
Для полного абсурда не хватает, чтобы немецкие подводники пели нам, бывшим членам КПСС, партийный гимн в греческой таверне на флоридской земле. Я вспомнил, как в Полярном, на партийных конференциях офицерам раздавали листочки с текстом «Интернационала», поскольку кроме первого куплета, мало кто мог спеть его полностью. А вот фенрих Рудольф, ходивший к берегам Флориды на подводных лодках U-260, U-333 и U-560, знал его до последнего слова. Отец, рабочий из Лейпцига, научил. Пропев несколько строф, Рудольф переходит на русский мат, которого наслушался от мужа сестры, бывшего советского военнопленного… Все эти эскапады для того, чтобы расположить русских подводников, к которым ветераны кригсмарине проявили вдруг особое внимание. С чего бы это?
Сначала мне показалось, что по электронной почте пришла печально знаменитая пиратская «черная метка». На бланке с готическим шрифтом красовалась эмблема германских подводников из «кригсмарине» – под прямыми крыльями имперского орла силуэт субмарины. Только вместо свастики в лапах у орла был зажат «скелет» глобуса в виде географической сетки. Официальное письмо предлагало принять участие в боевом патрулировании и не где-нибудь, а в раю – «patrol in paradise». «Рай» находился на бывшем «пиратском берегу» – во Флориде, точнее в приокеанском отеле пляжного городка Дайтона-бич с многообещающим названием «Остров сокровищ». Приглашение было подписано президентом общества «Шаркхантер» Гарри Купером.
В буквальном переводе это слово означает «охотники на акул». Но в данном случае речь шла о «стальных акулах» – подводных лодках.
В начале 1942 года Гитлер бросил Америке дерзкий вызов – направил к ее атлантическим берегам десятки подводных лодок, чтобы парализовать судоходство этой державы, столь мощно подпитывавшее Англию и ее союзников по второй мировой войне. Собственно с той поры война и стала по настоящему мировой, перехлестнув на другое полушарие планеты. Америка, еще не пришедшая в себя после декабрьского разгрома флота в Пирл-Харборе, испытала новый шок: почти на выходе из нью-йоркской гавани вдруг стали тонуть торпедированные американские суда, гореть подорванные танкеры. В первые две недели стальные акулы Деница потопили у берегов США 13 судов общим тоннажем в 100000 тонн. Цифры потерь с каждым месяцем росли в геометрической прогрессии. «И что самое удивительное, – отмечает известный британский историк С. Роскилл,– в опустошительной деятельности немецких лодок у берегов Америки в начале 1942 года одновременно никогда не находилось более 12 лодок, т.е. не более того, что немцы иногда использовали в «волчьей стае» против одного конвоя в 1941 году». Американские адмиралы не предполагали, что подводные лодки среднего класса смогут пересекать Атлантический океан и неделями крейсировать у берегов морской сверхдержавы. Но именно это и произошло. Выходя из баз в западной Франции, гитлеровские субмарины через две недели пересекали «большую лужу», как называли они Атлантику, и выходили на ничем не прикрытые судоходные трассы не только в районе Нью-Йорка, но и в Карибском море, в Мексиканском заливе. Это был разгул волков на безнадзорном овечьем пастбище. Особенно отличился в подобных атаках командир U-552 капитан-лейтенант Эрих Топп. На его боевом счету около сорока американских транспортов и несколько боевых кораблей.
Вот тогда-то и возникло народное «морское ополчение» – «шаркхантеры». Десятки, а может быть и сотни парусных яхт, частных катеров, рыбацких шхун выходили в ночные дозоры близ родных берегов. Военные моряки именовали их «хулиганским флотом», поскольку шкиперы этих суденышек действовали всяк по своему усмотрению и разумению. Но это была естественная реакция народа на угрозу из океанских глубин. Что могли сделать катера и яхты против стальных хищников? По меньшей мере, мешать им заряжать по ночам аккумуляторные батареи. Выслеживать их в надводном положении и тут же вызывать по рации противолодочные корабли. Некоторые смельчаки открывали огонь по мостику субмарины из пулеметов, получая в ответ торопливые орудийные залпы. Прошло добрых полгода, прежде, чем ВМС США смогли организовать у своих берегов надежную противолодочную оборону. А пока «шаркхантеры» самоотверженно несли свою добровольную дозорную службу. Говорят, что и Эрнест Хемингуэй был в их рядах, не раз выходил на своей яхте в ночной поиск.
В память о добровольцах «хулиганского флота», вставшего на защиту родных берегов, и было создано лет сорок назад военно-историческое общество «Шаркхантер». Возглавляет его издатель и журналист Гарри Купер, дальний потомок того самого Фенимора Купера, чьими «индейскими» романами зачитывалось не одно поколение американцев, да и европейцев, не исключая, конечно же, нас, россиян. Вот он-то, Гарри Купер, в прошлом офицер береговой охраны, и созвал нас всех на «патруль в раю» – традиционный ежегодный сбор «шаркхантеров». Это, во-первых, активисты общества, куда входят все, кому интересна история подводного флота – от домохозяек до отставных адмиралов. Во-вторых, были приглашены ветераны германского «кригсмарине» во главе с 87-летним контр-адмиралом Эрихом Топпом, тем самым командиром U-552, который за свои успехи в американских водах получил от Гитлера рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами. И, наконец, впервые во встрече «шаркхантеров» приняли участие российские моряки – члены санкт-петербургского клуба моряков-подводников. Так раскрылась тайна «черной метки», присланной по электронной почте.
Эмблемой общества Гарри Купер выбрал стилизованный знак подводников гросс-адмирала Деница по той причине, что именно действия германских субмарин против Америки и составляют главный предмет интереса «Шаркхантера», одноименный журнал из номера в номер публикует исследования по тактике «волчьих стай», по биографиям командиров, судьбам кораблей, униформе, и даже талисманным знакам на рубках лодок…
– Теперь мы открываем в нашем журнале раздел, посвященный советским и российским подводникам, – сказал Купер, – поскольку в годы Холодной войны вы тоже действовали против Америки.
– Не против Америки, а против военно-морских сил НАТО, – уточнил контр-адмирал запаса Лев Чернавин.
В самые горячие годы Холодной войны (американцы пишут эти слова без кавычек и с большой буквы) он командовал моей родной 4-ой эскадрой подводных лодок Северного флота. Разбросанная от берегов Египта до фиордов русской Лапландии, эскадра насчитывала почти столько субмарин, сколько их было во всей Германии перед началом второй мировой войны. Мы составляли первый эшелон ударных сил Северного флота и выходили в Атлантику и Средиземное море, чтобы расчищать путь нашим подводным ракетоносцам от подстерегавших их на путях развертывания американских патрульных атомарин. По первому приказу из Москвы или Пентагона мы должны были выстрелить ядерные торпеды по обнаруженным в этот момент целям. В том и состоял смысл той грандиозной охоты друг за другом, которая десятилетиями длилась во всех океанах планеты. И вот ей пришел конец, правда, в одностороннем порядке. Наши подводные лодки по известным всем причинам отстаиваются в своих гаванях, и дальше учебных полигонов в моря не суются, тогда как натовские корабли шныряют в российских террводах, как у себя дома. Теперь Холодная война в океане – достояние историков, и наша небольшая делегация в погонах и черных пилотках – живые экспонаты для музея Гарри Купера. С этими невеселыми мыслями мы и начали свой «патруль в раю». Вот тут-то к нам и подвалили немецкие подводники, которые тоже пережили сходные чувства, правда, лет эдак с полвека назад.
Разговор пошел примерно такой:
«Вы в Атлантику какими курсами ходили?… И мы такими же! А в Гибралатар как прорывались? По ночам с потушенными ходовыми огнями? Надо же, и мы так же!» Вдруг выяснилось, что наши подлодки во время карибского кризиса скрывались от американских патрульных самолетов точно так же, как в годы «битвы за Атлантику» ныряли от них субмарины, на которых служили наши новые знакомые.
– На нас нет русской крови, – повторял Рудольф. – Мы воевали с американцами.
В конце концов, немцы стали смотреть на нас, как «камерадов» по оружию и общему противнику. Может быть, поэтому они показали нам привезенную с собой видеокассету. Право, это стоило посмотреть…
Американские аквалангисты сняли фильм в отсеках потопленной эсминцами немецкой подлодки U-853. Она лежит на морских подступах к Нью-Йорку на глубине 30 метрах. Лодку потопили за два дня до германской капитуляции – 6 мая 1945 года. Ею командовал обер-лейтенант Хельмут Фрёмсдорф. Кадры: лодка на песчаном грунте, но обросла так, будто прикрыта толстой маскировочной сетью из водорослей. Резиновые кабели вьются по палубам отсеков, словно черные змеи. А вот и черная змея лентовидного тела мурены… Крышки торпедных аппаратов… Корпус изрядно разорван глубинными бомбами. Рука аквалангиста в черной перчатке поднимает большую берцовую кость. Затем камера наезжает на человеческий череп. А вон еще… Чей-то ботинок. Еще череп, ребра… среди черепов – морские звезды. Мертвая тишина, лишь удушливо-хриплые звуки вдохи аквалангиста. Кажется, что это хрипят мертвецы-подводники, что это хрипит на последнем издыхании сама субмарина.
Всего два дня отделяли их от жизни.
Черепа наших собеседников могли точно также в затопленных отсеках их подводных лодок. Но им выпал счастливый жребий.[18]
Мы долго молчали… Рудольф сообщил нам, что поставил памятник своим былым однополчанам в штате Огайо – там, где осел после войны.
– Это камень, а вокруг столько роз, сколько погибло немецких подводных лодок…
В холл вошел высокий худощавый старик с былой военной выправкой. Рудольф и остальные подводники почтительно встали. То был один из лучших подводников Третьего рейха, «король тоннажа» кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями и мечами контр-адмирал в отставке 87-летний Эрих Топп.
Эрих Топп в списке германских подводных асов идет третьим по потопленному тоннажу – после Отто Кречмера и Вольфганга Люта: 198658 тонн. После него – Гюнтер Прин, Генрих Либе… Все они погибли. Эриху Топпу – повезло. В сентябре 1942 года корветен-капитан Топп был назначен командующим 27-й флотилии подводных лодок в Готтенхафене. Это была учебная флотилия, на которой молодые офицеры-подводники обучались тактике подводной войны. С этого времени в моря он не выходил до самого апреля 1945, когда был назначен командиром новейшей океанской подводной лодки U-2513…
Контр-адмирал в отставке Эрих Топп прилетел на слет «шаркхантеров» из родного Бонна в сопровождении патронажной медсестры…
Возраст есть возраст. Рослый, седой в больших очках Эрих Топп был похож скорее на профессора, нежели на подводного корсара. Былую профессию выдавала разве что вмятина на лысоватом черепе. Мы сидим в номере со стеклянной стенкой – сквозь нее далеко и широко открывается океан. Тот самый, под волнами которого столько раз скрывалась здесь подводная лодка моего собеседника. Кажется, что его забросили сюда, на десятый этаж флоридского отеля волной отхлынувшего времени.
Нас познакомили с ним, завязалась беседа… Разумеется, о войне, о Германии, Америке и России…
– Гитлер никогда не был моим кумиром. Но если бы он умер в 1937 году, ему бы и сейчас стояли памятники в Германии. За что? За то, что сумел вывести Германию из послевоенного кризиса, объединил страну с отрезанными регионами, связал ее земли превосходными дорогами… Ему надо было умереть до начала второй мировой войны.
– Вы думаете, что тогда бы второй мировой не было?
– Как знать… Ведь войны развязывают не отдельные личности, пусть даже они авторитетные лидеры. Разве можно вашу войну в Чечне назвать только «войной Ельцина»? Но я надеюсь, что Холодной войне и в самом деле наступил конец, несмотря на проблемы с Чечней…
– Что было самым опасным в вашей подводной службе?
– Трудно выделить самый опасный эпизод из восемнадцати боевых походов. Наверное, это просто невозможно сделать… Но самый трагичный из них, пожалуй, тот, который я совершил в августе 1940 года на U-57…
Мы вышли в море вопреки всем морским приметам: в пятницу да еще 13-го числа. Такие вещи безнаказанно не проходят, и вскоре я почувствовал, что дело добром не кончится. В Северном море мы едва не наскочили на плавающую мину. Ее пронесло по правому борту, я слышал скрежет металла о металл, но по великому счастью мина не взорвалась. Потом нас атаковала английская подлодка. Это было на выходе из норвежского Корс-фиорда, куда мы заходили пополнять топливо. Погода стояла штилевая и молодой сигнальщик вовремя заметил след торпеды и я успел отвернуть. Я хотел ответить ей тем же, но у нас вышел из строя шумопеленгатор; пришлось уходить подальше из опасного района. Правда, днем позже нам удалось потопить британский лесовоз и транспорт с боеприпасами. Но при этом пришлось израсходовать все торпеды. Зашли в Берген, чтобы пополнить боезапас и двинулись в Ирландское море. Неудачи преследовали нас: из-за технических неполадок не удалось атаковать большой конвой. Однако в следующий раз мы торпедировали транспорт в 5 тысяч тонн. При этом сами едва не стали жертвой английского бомбардировщика. Спасло нас то, что бомбы накрывшие лодку чудом не взорвались. Потом вошли в полосу затяжного шторма и «оглохли» на шумопеленгатор. С грехом пополам ввели его в строй. Океан разбушевался так, что U-57 выбрасывало из-под воды порой по самую рубку.
На исходе второй недели совершенно неожиданно из-под низких облаков вынырнул английский самолет и сбросил серию бомб. Они легли так близко, что многие из нас мысленно распрощались с жизнью. От мощных ударов лопнул фундамент одного из дизелей, прочный корпус дал течь… Пришлось лечь на грунт – это позволила небольшая прибрежная глубина. Я собрал офицеров на общий совет. Инженер-механик предлагал вернуться домой из-за риска патрулировать на одном дизеле. Но у нас оставалось еще пять торпед, и остальные офицеры решили продолжать охоту. Ввиду того, что скорость хода упала до 9 узлов я решил действовать наверняка и подошел к Ливерпулю как можно ближе, курсируя вдоль побережья между двумя ливерпульскими маяками. Мы были в самой пасти британского льва. Вскоре очень близко от нас прошел конвой. «Аларм! Атака!» выпустили сразу три торпеды по трем транспортам. После взрыва второй торпеды на нас резко повернул эсминец из охранения и пошел на таран. Мы нырнули на 50 метров. Перед самым погружением услышали взрыв третьей торпеды – попали! Но тут в носовой отсек хлынула откуда-то вода. Тяжелая лодка с силой ударилась о грунт. В довершении к этой беде на нас обрушились глубинные бомбы. Сразу два эсминца ходили над нами боевыми галсами. От мощных гидродинамических ударов возникли новые течи. Наши трюмы заполнялись водой. Нас бомбили всю ночь, а затем весь следующий день. Потом еще ночь. От накопившейся углекислоты ломило виски и затылок, но эта боль казалась пустяком в сравнении с тем, что ожидало нас, если бы хоть одна из двухсот (!) – мы считали – глубинных бомб, угодила в подводную лодку. Я приказал всем лечь в койки и не двигаться. Так меньше расходуется кислород. Но едва мы улеглись, как нос U-57 резко приподнялся и дернулся. Нас нащупали сверху тралами. Стальные тросы проскрежетали по бортам лодки, но не зацепили нас. По великому счастью на поверхности не оказалось масляных пятен – иначе бы конец. Масляные цистерны находились внутри прочного корпуса и это спасало нас от точного обнаружения. На третьи сутки этот ад кончился. Наступила мертвая тишина – эсминцы покинули район гибели трех транспортов и нашей, как они решили, лодки. Они были совсем недалеки от истины, поскольку мы, хоть еще и дышали, но не могли оторваться от грунта: не работала ни одна водоотливная помпа, запас сжатого воздуха в баллонах был на нуле. Кое-как смогли пустить главный осушительный насос. Всплыли в полночь. Я отдраил верхний рубочный люк и вдохнул самый прекрасный воздух на свете… Правда, меня в тот час больше волновали звезды. Путевой компас не в строю, а навигационных звезд не видно. Небо плотно закрыто от нас осенними облаками.
Я получил радио, что мне присвоено звание капитан-лейтенанта. Это очень почетно – получить новый чин в море.
Мы перезарядили две последние торпеды и погрузились под утро. В перископ увидел множество дымов – конвой. Вышли в атаку и всадили две последние торпеды в танкер. Я успел увидеть, как судно превратилось в огненный шар, а потом черный дым заволок горизонт. Мы снова оказались под градом глубинных бомб. И снова пришлось ложиться на грунт и считать взрывы, считать быть может последние секунды нашей жизни. Я всегда вспоминал в такие моменты, что мы вышли в пятницу 13 числа и не строил себе иллюзий. Единственное, что утешало – мы полностью израсходовали боезапас и успели нанести урон противнику больший, чем наша гибель…
Однако богам было угодно, чтобы мы вернулись к своим берегам. Простите, за столь обстоятельный ответ на ваш вопрос, но сейчас вы поймете, почему я перечислял все наши невзгоды и почему все=таки нельзя выходить в море по пятницам да еще в «чертову дюжину».
В ночь со 2 на 3 сентября 1940 года моя подлодка подошла к устью реки Эльбы. Мы обменялись опознавательными сигналами с постом на шлюзе Брунсбютель. Еще немного и все наши злоключения должны были смениться блаженным отдыхом в базе. Но… В этот момент из шлюза выходил норвежский сухогруз «Рона». Его корма еще находилась в шлюзе, а нос уже вошел в реку. Сильным течением транспорт повело прямо на U-57. Я только успел крикнуть «Полный назад», как тяжеленный сухогруз придавил нашу малышку. Это было как в страшном сне… На все про все оставались считанные секунды и я скомандовал «Оставить корабль! Всем – за борт!». Я покинул лодку последним, когда ее рубка уже уходила под воду. Быстрое течение Эльбы уносило моих людей от места катастрофы. Кто-то успел вцепиться в трапы, сброшенный с «Роны». Кромешная ночь и военное затемнение затрудняли спасение унесенных рекой подводников. К утру не досчитались шестерых человек. Они не смогли выбраться из отсеков…
Моей вины в происшествии не нашли. Назначили командиром на новую лодку U-552. Когда я узнал, что оставшиеся в живых подводники с U-57, просятся в мой новый экипаж, чтобы продолжить службу под моим командованием, мои глаза наполнились слезами.
На новой субмарине тоже пришлось немало пережить и Богу помолиться.
Командир «Сэквилла» был уверен, что уничтожил U-552. Американские газеты опубликовали это как факт. Через Швейцарию это известие попало в Германию: «Подлодка «Красный дьявол» окончательно уничтожена». В немецких кинотеатрах показывали обзоры новостей, среди которых промелькнули и кадры, снятые американским кинооператором о нашем «потоплении». Мои друзья и моя семья видели этот фильм, который как бы подтвердил все прежние слухи о нашей гибели. Можете представить их отчаяние и горе. Но спустя восемь суток мы прибыли в Сен-Назер, «воскреснув» из мертвых.
Всегда, когда мы покидали свой родной порт и задраивали верхний рубочный люк, мы закрывались и от друзей, и от семей, от солнца и звезд, даже от запаха морской свежести. Мы сокращали наши жизненные ценности до двух главных величин, самой важной из которых была цель – стать братским экипажем.
– А вторая?
– Не стать братской могилой.
Прерву нашу беседу для того, чтобы вернуться на время в Москву. Там на Сивцевом Вражке живет ветеран Великой Отечественной войны адмирал флота Георгий Михайлович Егоров.
Их осталось в России всего двое – двое из командирской когорты, водивших свои подводные лодки в полымя Великой Отечественной войны: Адмирал Флота Георгий Егоров да капитан 1 ранга в отставке Михаил Грешилов. Все прочие – либо навсегда остались в отсеках своих невсплывших субмарин, либо упокоились с годами по городам и весям. А они – последние могикане великой подводной армады – слава богу, здравствуют и действуют. Оба – Герои Советского Союза, оба живут в Москве, оба – овдовели, оба припасли для последнего плавания бело-синие флаги с красными звездами, под которыми служили и воевали…
Пока что они рядом с нами, пока что с ними можно выпить по чарке «за тех, кто в море!» и за Победу; при этом Михаил Васильевич Грешилов непременно скажет – «Дай Бог не последнюю!» и Бог пока что дает… Но самое главное – их можно и нужно расспрашивать о былом, о пережитом под водой и на суше… Право, им есть что поведать нам, своим потомкам.
В какой-то популярной песенке рифмовались слова «капитан» и «талисман». Так вот старший лейтенант Георгий Егоров был живым талисманом подводной лодки Щ-310. Матросы верили, что пока с ними выходит в боевые походы штурман Егоров с их «Белуха» (родное имя подлодки) вернется домой всем смертям назло. Даже если подорвется на мине, как это случилось в октябре 42-го.
За всю войну не было для балтийских подводников более черного месяца, чем тот октябрь сорок второго года: за 23 осенних дня погибло шесть подводных лодок: 6-го числа подорвалась ни мине Щ-320, 13-го – взрыв неконтактной мины отправил на дно Щ-302, 15-го финские катера потопили Щ-311. После гибели С-7 не стало еще двух "щук" – Щ-308 и Щ-304. Первую торпедировала финская подлодка "Ику-Турсо", вторая наскочила на мину при возвращении домой предположительно к юго-западу от острова Богшер.
Причина таких потерь объяснялась тем, что немцы перекрыли выход из Финского залива двумя мощными противолодочными рубежами в виде стальных сетей, сопряженных с минными полями большой плотности. На прорыв этих заграждений направлялись подводные лодки одна за другой.
– Это был самый настоящий "конвейер смерти". – Вспоминал геройский подводник Балтики капитан 1 ранга Петр Денисович Грищенко. – Командиры лодок на Военном совете пытались высказать свое мнение о нецелеобразности таких боевых действий. Однако понадобилась, чтобы погибли еще четыре подлодки – Щ-408, Щ-406, С-9 и С-12 – прежде, чем командование решило поберечь свои корабли. В этом скорбном списке вполне могла оказаться и Щ-310. Но… Одни бы сказали – Бог миловал, другие – повезло… Егоров же точно знает, что этом военном счастье повинен прежде всего их командир капитан 3 ранга Дмитрий Климентьевич Ярошевич.
– В нем всегда чувствовалась большая внутренняя сила, уверенность в себе и своих поступках… Был наш командир и внешне красивым: высокий, черноволосый, с правильными чертами лица. Отец нашего командира был поляк, а мать – узбечка. Он хорошо знал узбекский язык. Для меня он был представителем нового поколения командиров флота: людей с крепкой рабочей хваткой и в то же время глубокой внутренней культуры, высокой интеллигентности, идейной убежденности…
Мы беседовали с адмиралом флота в его домашнем кабинете. Среди книг и картин, среди всевозможных морских реликвий, моделей подлодок и морских кораллов я увидел чучело крокодила. И вдруг сразу вспомнилась греческая таверна, крокодилятина, немецкие подводники, контр-адмирал Эрих Топп.
Я задал Георгию Михайловичу те же вопросы, что и Эриху Топпу. Так возник этот заочный диалог двух подводников, двух командиров, двух адмиралов, отмеченных высшими наградами своих вождей, воистину «последних из могикан».
Свой черед испытать военное счастье Щ-310 получила 16 сентября 1942-го. Хорошо помню взволнованное лицо Ярошевича, когда тот вернулся из штаба дивизиона; собрал командный состав корабля и торжественно объявил: «Получен приказ готовиться к боевому походу с прорывом в Балтийское море и к берегам фашистской Германии».
Фашистская Германия стояла уже у берегов Волги, а мы шли к ее берегам, в ее глубокий морской тыл, где нас совсем не ждали…
В ту осень едва ли не каждый выход подводной лодки из Ленинграда, из устья Невы, осуществлялся как серьезная общевойсковая операция. 16 сентября 1942 года около 18 часов мы сбросили маскировочную сеть, отдали швартовы и медленно двинулись к мосту Лейтенанта Шмидта. Предварительно Ярошевич приказал притопить лодку, то есть перевести ее в позиционное положение, чтобы пройти под неразведенным мостом.
Не успели приблизиться к Торговому порту и войти в огражденную часть Морского канала, как впереди по курсу появились всплески от разрывов артиллерийских снарядов. Интенсивный огонь велся из района Стрельна, Петергоф. Видимо, была у фашистов в то время агентура, которая информировала о передвижениях советских кораблей. По всей вероятности эта же агентура оповещала немцев и финов, занимавших оба берега Маркизовой лужи, даже о ночных выходах субмарин. Беда была еще и в том, что на мелководье приневской части Финского залива нельзя было погружаться и следовать приходилось на виду вражеских артиллерийских батарей – как мишень в тире.
Как только лодка вышла из огражденной части Морского канала, на берегу занятым врагом, тотчас вспыхнули прожекторы. Острые жала их лучей сошлись на лодке. На мостике стало светло как днем. И что тут началось! Фашисты открыли бешеный артиллерийский огонь, да не по площади, как в Торговом порту, а прицельный. Но вступила в действие и наша артиллерия: загрохотали орудия фортов и Кронштадтской крепости. Вступил в бой главный калибр крейсера «Киров», который стоял на Неве. В воздух поднялись наши самолеты.
Чтобы ослепить фашистских артиллеристов, с угла Кронштадтской гавани тоже включили прожекторы. Была поставлена световая завеса. Вступили в действие катера-дымзавесчики. Они шли несколько впереди и слева от нас, а за ними тянулась стена дыма, отгораживающая будто гигантским занавесом лодку от врага.
* * *
Вот так они выходили из базы. Но вся эта адская какофония с дымами, лучами, артиллерийскими дуэлями и авиационными штурмовыми ударами была лишь прелюдией к главному – к прорыву минных полей и стальных сетей, перегораживающий Финский залив от финского берега до эстонского.
Финский залив был просто нафарширован минами, причем самых разных конструкций – гальваноударные, магнитные, антенные – они перекрывали водную толщу по всем ярусам – от дна до поверхности. Будь ты семи пядей во лбу, но пробраться сквозь эти смертельные заросли минрепов и чутких антенн, мог только очень везучий командир, проложить безопасный путь среди них мог только штурман особого счастья – штурман-канатоходец. Именно такими были капитан 3 ранга Ярошевич и старший лейтенант Егоров.
– Наиболее опасными были антенные мины, – рассказывает мой собеседник. – Более половины всех подорвавшихся подлодок с 41-го по 43 годы погибли именно от антенных мин.
Даже беглый перечень чрезвычайных событий в этом самом обычном для балтийцев подводном походе (любое из них могло стать роковым) весьма впечатляет.
– наскочили на рифы, огибая сетевое заграждение. Отделались незначительными повреждениями.
– при открывании верхнего рубочного люка командира лодки избыточным давлением выбросило так, что разбил голову о кремальерный запор. Только благодаря новой меховой шапке не раскроил череп.
– попали под бомбежку финских катеров, но благополучно оторвались от преследователей.
– пришлось уклоняться от собственной торпеды, которая выйдя из поврежденного бомбежкой торпедного аппарата устремилась на «щуку».
И все-таки в том труднейшем походе им удалось потопить фашистский сухогруз «Франц-Рудольф», разведать район боевой подготовки немецких подводных лодок.
Итак, после успешного прорыва в открытую Балтику, после удачного крейсирования у берегов Германии подводная лодка Щ-310 возвращалась домой – в Кронштадт. Для этого ей предстояло заново испытать судьбу – пролезть под стальные сети смерти, продраться сквозь заросли минрепов – тросов, которые удерживают морские мины на глубине и у поверхности. Увидеть, определить каким-либо способом их невозможно. Касание минрепа еще не вызывает взрыва самой мины, которая всегда «висит», где-то вверху, как привязной аэростат, но если лодка заденет трос-минреп основательно, мало ли выступов на корпусе? – потянет за собой, то притянутая мина непременно рванет.
Егоров: Нет более мерзкого звука, чем скрежет стального троса по борту. Уходим на глубину 35 метров, через 10 минут – еще на пять.
Время обеденное. В третьем отсеке, где находится крохотный стол и узкий диванчик, наш вестовой краснофлотец Романов уже гремит посудой. За столом нас трое – я, механик и Александр Иванович, который рассказывает, как развеселил сегодня электриков какой-то флотской байкой. И в это время…
Нет, это не взрыв глубинной бомбы, в чем-то уже привычный для нас. Это страшной силы удар по корпусу лодки. Последнее, что я увидел, – тарелки, летевшие к подволоку. Палуба выскользнула из-под ног. Погас свет.