Текст книги "Укразия"

Автор книги: Николай Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Николай Борисов
Укразия

Посвящается С. Е. Марголиной-Карельштейн.

Кино-роман

Пролог

Глава I
Злоключения мистера Дройда

Выселенный из первоклассной гостиницы на шестой чердачный этаж, журналист Дройд страдал.

Зима острым холодом проникала в щели разбитых стекол. Паровое отопление не действовало. «Буржуйке» он скормил весь паркет и теперь кутался в свое некогда шикарное пальто с оторванными боковыми карманами от частого засовывания туда мерзлых рук.

Просвистал типерери.

Не помогает. Хочется есть. Засунув руки в карманы, Дройд сумрачно вышел из комнаты. Его силуэт поглотил длинный, грязный, загруженный чемоданами, дровами и всякой рухлядью коридор. Постучал в забитую войлоком дверь.

– Жарь, без стуку!..

Вошел… Сосед, сидя на корточках перед «буржуйкой», топил ее разрубленными кусками кресел, паркета, книгами…

– Что, лопать хочется?.. Ничего нет!.. Настойчивый Дройд, всунув две монеты в руку соседа, выпроводил его из комнаты, а сам сел к печке. Наслаждаясь теплом, Дройд сосредоточенно подкладывал в печь книги. Одну книгу развернул и охнул перед великолепными офортами, но все же засунул книгу в печь. Сосед скоро вернулся с краюхой хлеба и двумя таранями.

Тоска душила Дройда, когда он видел окна и двери магазинов, перекрещенные деревянными досками. Некоторые магазины были уже давно разбиты, разгромлены и все деревянное давно сожжено в «буржуйках».

– Не хватает больше сил, я решил бежать, – глотая хлеб, говорил Дройд.

А потом поезда, переполненные солдатами, мешочниками, бабами, мужиками, вшами. Остановки на станциях со стрельбой. Путешествия на крышах вагонов, замерзание… бои за места в теплушках, обыски орточеки… Все это смешалось в мозгу Дройда, как в калейдоскопе. Он даже устал переживать и нервно пускал залпы махорочного дыма… Наконец Одесса, но там добровольцы собирали дань не только с «благодарного» населения, но и с «иностранцев».

Вечер. Дройд шел по Дерибасовской, чмокая трубку, пуская дым… По Дерибасовской тянутся какие-то обозы, мчатся почему-то в карьер казаки, испуганно быстро движутся одинокие люди, избегая экзотических групп: корниловских, дроздовских и волчьей сотни офицеров Шкуро… И всюду на рукавах трехцветные углы. Всюду сияют погоны. Всюду слышатся культурные французские слова. Всюду шикарные женщины… К Дройду подошли три офицера, на рукавах мертвые головы, перекрещенные костьми…

– Паззвольте прикурить… Залп дыма.

– Плиз… – вежливо протянул трубку Дройд. Так же вежливо офицеры, прикурив папиросы, как бы случайно направляют на него наганы.

– S'il vous plaît… Пальто, часы, золото, – или два золотника двадцать одна доля…

Мимо прошел рабочий.

– Большевик…

Один из офицеров повернулся и спокойно выстрелил в затылок рабочего…

Кровь, куски мозга брызнули во все стороны… На минуту раздалась толпа, обходя труп…

После такого вступления Дройд не решился протестовать. Охотно, очень охотно снял пальто, отдал часы, вынул десяток золотых монет… Офицеры, отдав честь, спокойно ушли дальше…

Толпа… Движение… Суета… Флирт…

Дройд, вздохнув, быстро свернул с Дерибасовской на Греческий базар.

Его душила злость. Неожиданно для себя нашел в кармане затерявшуюся монету. Подбросил ее на ладонь и спустился в подвальчик.

Двадцать ступеней вниз, и в лицо пахнул спертый воздух спирта, кислых огурцов, дыма…

С гречанкой, хозяйкой подвальчика, флиртовал офицер-летчик… И больше никого, – только из соседней комнаты доносилась пьяная песня, крики… Летчик встал, повернулся.

– Дройд!

– Лисевицкий!

– Какими судьбами?

– Бежал сюда из Москвы…

И Дройд рассказал летчику все свои злоключения… А потом Лисевицкий, подумав и отведя Дройда в угол лавки, предложил:

– Сколько за перелет через границу на самолете? Вместо ответа Дройд вывернул свои пустые карманы и протянул на ладони уцелевшую монету…

– Оmnia mea mecum porto.

– Чепуха… Уплатишь за границей…

– Идея… – обрадовался Дройд.

Лисевицкий сейчас же достал перо, чернил, бумагу и предложил Дройду написать обязательство:

«По перелете границы я, нижеподписавшийся, Виллиам Дройд, обязуюсь в первом же немецком городе выдать г-ну Лисевицкому чек на суму 1.000 фунтов стерлингов на Лондонский королевский банк.

Виллиам Дройд. 1918 г. Одесса».

Лисевицкий внимательно прочел, свернул записку, положил ее в бумажник…

– Игра стоит свеч…

Крепкое пожатие рук… Лисевицкий, подойдя к стойке, налил две рюмки водки…

– За удачный полет. – Дройд чокнулся с ним. – Мы сейчас поедем к ангарам, а через два часа вылетим. Угодно…

– Yes… Я готов… Мне ваш воздух вреден… – Они вышли из лавочки.

На улице та же толпа нарядных женщин, экзотических офицеров, сытых людей волной катилась мимо кафе и сверкающих роскошью и золотом магазинов.

Обрывки фраз, смех, шутки…

Впереди шли два артиста с шансонетками. Один, в пенсне, постоянно его поправляя и подергивая носом, говорил:

– А здорово этот Карин с эстрады… У нас один шиллинг, да и тот со штемпелем.

– Ну, не поздоровится… Арестуют…

– Уже арестовали…

– А этот Павел Троицкий – душка… А propos, Люси, разгадай загадку: в английском фунте десять шиллингов, сколько фунтов у Шиллинга?..

Смех. Артисты замешались в толпе… Лисевицкий и Дройд подошли к извозчику. Извозчик, увидя офицера, ударил по лошадям. Тогда Лисевицкий вынул наган, выстрелил в воздух, и испуганный извозчик остановился…

– Дурак!.. Хам!.. Тебе будет уплачено вперед… Получай… – Лисевицкий вынул донскую бумажку и протянул извозчику… Извозчик, кряхтя, уныло посмотрел на бумажку и пробурчал:

– Что на нее купишь? Дырку от бублика, что ли?..

– Стрельбище… – сказал Лисевицкий, усаживаясь с Дройдом в пролетку.

Извозчик еще раз вздохнул, спрятал деньги в карман и неохотно ударил по лошадям.

Улицы сменялись улицами, потом шоссе, деревья, дачи… Вечер сменился ночью…

За городом пахло морем, и мертвенная луна делала зелеными лица проезжавших мимо офицеров. Луна обращала их в трупы.

В поле было холодно… Дройд ежился, а Лисевицкий жадно вдыхал свежий воздух…

– К черту, мне надоел этот хаос… Командование ничего не знает, все воруют. Ваше обмундирование не доходит до фронта… Зато весь тыл обмундирован шикарно… Жалованья не платят… Офицеры охотятся за большевиками…

– Как это!? Охотятся?..

– Да так… Просто… Зухтер наводит на след большевика, и баста… Начинается ловля…

– А если поймают?..

– Шлепнут, и только…

Ангары вынырнули из тьмы… Блеснул штык часового, и окрик хлестнул воздух.

– Стой, кто идет?..

– Свои… Штык… – крикнул Лисевицкий. Соскочили с пролетки. Подошли к одному из ангаров. Часовой мерно отошел в сторону и утонул в полумраке…

Выкатили из ангара аппарат. Усадив Дройда, Лисевицкий завел пропеллер и вскочил в аппарат в тот момент, когда он, задрожав, тронулся по площадке.

– Доложишь утром, что я вылетел по экстренному приказу командующего в Очаков, – крикнул Лисевицкий.

Глава II
Ераплант

Лирика… Густые купола деревьев, стог сена, квадраты сжатых полос, грязные улицы с беленькими хатами, ставни с вырезанными сердечками…

Пыль… Крик детворы…

А вверху над всем рокот аэроплана…

Ветер свистел в уши и бил в глаза, Дройд жмурился.

Аппарат стал давать перебои… Лисевицкий выключил мотор и начал планировать, описывая спираль, над селом… Детвора, подняв крик, бросилась бежать по дороге… Пыль… Пыль… и топот сверкающих пяток…

Аппарат спланировал на опушку леса, в кустарник.

– Спланировали неизвестно куда, – крикнул Лисевицкий…

– Лететь нельзя?

– Да, в баке течь…

Энергично втянули аппарат в плеши густого орешника и, беспокойно оглядываясь, начали маскировать его ветками…

А дорога гудела под веселым, ласковым клубом пыли… Мчалась колоритная, загорелая, оборванная, горластая детвора посмотреть вблизи невиданную птицу…

Дройд и Лисевицкий притаились в кустах, зорко следя за каждым движением следопытов, которые рассыпались по всему полю…

Милые, но опасные следопыты…

– Ничего нет… – разочарованно повернули следопыты обратно в деревню… Забыв об аэропланах, помчались по дороге, поднимая мягкую пыль. Только один сильный, коренастый мальчик остался, исподлобья разглядывая еще неубранное сено, покрывающее землю.

Зоркий взгляд заметил легкий след самолета, скользнувшего по сену, и мальчик радостно устремился в кустарник. Лисевицкий не сводил с него глаз и, с беспокойством следя за каждым его движением, пробирался к нему. Мальчик продвигался к самолету через орешник, ломая непокорные сучья, издающие такой шум и треск, что не слыхал осторожных шагов Лисевицкого. А позади немного усталой и развинченной походкой шел Дройд, наблюдая эту сцену и посасывая трубку…

– Ераплант! – радостно крикнул мальчик. Лисевицкий бросился и, схватив его за горло, стал душить. В голове мальчика зазвенело, глаза налились кровью и, задыхаясь, он, сделав невероятное усилие, вырвался из рук Лисевицкого и угрем скользнул снова в орешник. Лисевицкий, задыхаясь, бежал за ним. Мальчик, подгоняемый опасностью, несся птицей. Его грудь распирало торжество и, не выдержав, он на минуту остановился в пробеле кустов и звонким прерывистым голосом крикнул:

– Белая сволочь! Что!

Это был его последний крик. Лисевицкий, почти не целясь, выстрелил из браунинга.

Выстрел хлестнул свежий воздух, отдался эхом в орешнике и где-то далеко еще раза два гулко перекликнулся с лесом… Мгновение мальчик постоял, а потом бессильно упал на землю…

– В сердце, – крикнул Лисевицкий Дройду.

– Убили?.. – задыхаясь спросил Дройд, смотря на кровавое пятно, расползающееся на груди мальчика…

Лисевицкий жестко улыбнулся, и все лицо на мгновение осветилось волчьим оскалом.

– Это война… Не выдаст щенок!..

Глава III
Организованное знакомство с белыми

Вернулись к самолету. Лисевицкий устало присел, развернул карту и стал рассматривать. Дройд посасывал трубку.

– Где мы находимся? Плиз.

– А черт его знает, где.

Встал, швырнул карту в аппарат, потянулся, снял кожаную тужурку, срезал погоны, вынул свои документы и тщательно спрятал в самолет.

– У вас документы большевистские?

– Yes… А зачем вы сняли погоны? Лисевицкий пожал плечами.

– Если здесь красные, то нас спасет ваш мандат, если же белые, то нам обоим будет крышка…

Пошли к шоссе.

Прежде чем выйти, тщательно оглядели местность. Ничего подозрительного. Деревня как деревня. Лес как лес. На шоссе никакого военного движения. Лес, спокойный, тихий, никак не выдавал присутствия какого-нибудь отряда. А по шоссе медленно, лениво тянулись возы с сеном…

– Идиллия. Тут все вверх тормашками перевернулось. А они хоть бы что. – Лисевицкий плюнул и, взяв Дройда под руку, вышел на шоссе, к возам, медленно тянущимся к деревне.

Остановили первый воз. Крестьянин недоверчиво оглядел обоих, скользнув хитрым взглядом по жетону летчика. Хитрая усмешка пробежала по губам, и он остановил лошадь.

– Кто занимает деревню? Кто-нибудь есть?

– Есть, как не быть.

– Войска? Чьи?

– Известно, наши.

Лисевицкого передернуло от такого ответа. Он знал, что от крестьянина сейчас ничего не добьешься. Крестьянин отвечал языком, выработанным гражданской войной.

– Кто ваши?

– А откуда я знаю. Одним словом, наши.

– Подвези нас.

– Садитесь.

Через минуту Дройд и Лисевицкий качались на мягком ароматном сене и, c удовольствием вытянувшись, наблюдали облачное небо. Их отдых прервал крестьянин.

– А вы кто будете?

Лисевицкий, приподнявшись на локте и улыбаясь, ответил:

– Мы тоже ваши.

И, увидев скачущую по шоссе группу офицеров, он нервно сжал руку Дройда.

– Втяпались в историю.

Одним прыжком Лисевицкий и Дройд соскочили с воза. Крестьянин ударил кнутом, и лошади помчались.

Шоссе. Голое поле, ни кустарника. Спасаться некуда. Дройд и Лисевицкий остановились. Подлетели офицеры и спешно начали обыск.

Минута, и документ был в руках полковника.

А на документе:

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

УДОСТОВЕРЕНИЕ.

Выдан сей мандат Московским Советом Рабочих и Крестьянских Депутатов английскому журналисту Виллиаму Дройду в том, что он является представителем английской прессы и пользуется беспрепятственным пропуском в Совет».

Полковник побагровел.

– Большевики… Я вас расстреляю, сволочи. Взять… – закричал и задохнулся.

Окруженные казаками Дройд и Лисевицкий вошли в деревню, сопровождаемые лаем собак, бегством гусей и кур, взглядами молодух и стариков. Наконец подошли к площади, на одном конце которой, над белой хатой, развевался трехцветный флаг и толпились казаки. Подошли к хате…

– Дежурный, прими большевиков, – закричал казак.

– Чего их тащил, шашки не было? – выругался толстый казак на крыльце.

– Гаврило, отведи их куда надо.

Гаврило, дюжий казак, крякнул, сплюнул в сторону и, поправив папаху, неохотно принял арестованных…

– Иди… туды-т твою мать!

И здоровым ударом по шее толкнул Дройда в ворота. Лисевицкий, не ожидая приглашения, быстро пошел вперед…

Во дворе толпились группами казаки. Смех, ругань прерывались клокотаньем в горле самогона. В глубине покосившийся флигель охранялся двумя казаками, которые сумрачно раскуривали собачьи ножки, мысленно переносясь в пьяную компанию товарищей.

Появление арестованных не поразило их, только сапоги обратили на себя внимание часовых.

– Смотри в оба… Черт сиволапый. Я те дам сапоги…

– Я, може, уже давно их наметил…

В углу, под светом, падающим из окна, сидел на соломе раненый, обросший волосами партизан, массировавший в это время шрам от пули около локтя левой руки. Шум, произведенный беглецами, заставил его поднять голову, и партизан медленно поднялся с соломы. Густая борода обрамляла его молодое мужественное лицо, во всей фигуре – решительность и энергия. Голова гордо поднята, воротник рубахи расстегнут. Не поправив рукавов, закатанных выше локтей, партизан подошел к ним.

– Ну, как насчет бегства?.. А?

Партизан приложил палец к губам… Все втроем уселись на соломе и начали совещание.

Часовые у дверей хаты совсем заскучали: махры уже нет, всю выкурили, да и казаки разошлись со двора кто куда. Одни барахолить пошли, другие уехали в связь, а третьи крепко спали у крыльца. Только по двору еще качался один пьяный казак, держа фляжку в руках… Солнце начало припекать, и пьяный, облюбовав тень у хаты, подошел, уселся и только что хотел еще подкрепиться разок, как часовой поста № 1, у двери, выхватил фляжку и стал жадно пить…

– Отдай… Тебе говорю…

А часовой только булькал и отпихивал свободной рукой пьяного. Часовой с поста № 2, у окна, быстро подбежал и сурово выдернул фляжку.

– Будет, честь надо знать… И сам припал к фляжке.

Хозяин фляжки, покачиваясь, встал и, утвердившись потверже на ногах, вступил в борьбу за обладание фляжкой.

Глава IV
Колокольня святого великомученика Дройда

Борьба… Шум…

Окошко на посту № 2 распахнулось. Молнией выскочили Дройд, партизан и Лисевицкий и помчались по огородам.

Показавшийся на крыльце дежурный офицер «привел в чувство часовых». Загремели выстрелы вслед бегущим. Два офицера выскочили из штаба, к ним присоединились озлобленные часовые и еще один из спавших казаков.

Улицу оживила стрельба… Лихорадочные выстрелы хлестали воздух.

Пули чмокали то около ног Дройда, то просвистывали мимо.

Партизан ловко перескочил через церковную ограду. Лисевицкий и Дройд немного задержались, но, перескочив, догнали партизана. Одно желание, одна мысль о спасении спаяла этих трех разных людей.

Бежали быстро. Подбежали к колокольне, между каменными стенами которой стояла скользкая, узкая лестница.

Взбираясь по лестнице, Лисевицкий споткнулся о большое бревно, подвешенное одним концом к веревке, шедшей от языка колокола. Бросились к бревну и начали отвязывать веревку от языка колокола. Лихорадочная работа. Веревка привязана к перилам, между амбразурами колокольни.

Лестница глухо стонала под подковами сапог преследователей.

– Бревно вниз!

И, втроем схватив бревно, раскачали и, когда показались казаки, ухнули его по лестнице. Бревно, скользнув по ступеням, сбило врагов с ног. Вместе с бревном они покатились вниз.

Раздались выстрелы.

Лисевицкий первый начал спускаться по веревке вниз, за ним Дройд. Партизан спокойно стоял, наблюдая за лестницей и подбадривая Дройда.

Два разъяренных офицера вбежали вверх, наганы цокнули пулями по штукатурке около партизана.

Партизан поднял руки вверх.

Офицеры подскочили к нему. Сильно и метко нанес первому офицеру удар ногой в живот, и тот, падая, сбил второго. Оба упали. Один из них выронил наган и не успел опомниться, как сильные руки партизана, подняв его в воздух, встряхнули. А затем мимо спускавшегося с колокольни вниз Дройда пролетел офицер.

Веревка раскачивалась, ветер рвал волосы, выстрелы глушили, когда партизан начал спускаться но веревке.

Казаки ворвались наверх.

Пусто.

Часовые, взглянув в амбразуру вниз, побежали по лестнице, чтобы перехватить арестованных.

Гаврило привел в чувство офицера, и оба, перегнувшись через перила, начали гипнотизировать спокойным глазом нагана раскачивавшегося на веревке Дройда.

– Прыгай! – закричал партизан, прыгая вниз вместе с Лисевицким.

На мгновение закачались на земле, пошатнулись, а часовые казаки, сбежавшие вниз, в упор навели на них винтовки.

Веревка рвала Дройду руки, и он никак не мог спуститься ниже, так как офицер и Гаврило тянули веревку вверх.

Дройд поднял голову и больше не мог отвести глаз от нагана.

Дройда втянули наверх.

А потом всех торжественно повели в штаб.

Дройд не мог понять того, как в этот солнечный день, на этих мирных улицах, покрытых мягкой пылью, среди лирики сельской жизни, среди нарядной колоритной группы дивчат, среди смеха жизни его расстреляют.

Шли втроем твердо, и только Дройд иногда втягивал голову в плечи.

– Угробить сукиных сынов.

– В штаб к Духонину.

– Смали, ребята, прямо в лоб из винта. Не дрейфь.

Приставили их к стенке церковного дома. Офицеры и казаки отошли на пять шагов и, смеясь, стали заряжать винтовки.

Дройд оглянулся. К месту расправы подъезжал автомобиль с веселым шофером, глаза которого искрились от предстоящего удовольствия. Рядом возы с сеном и группа спокойных крестьян, покуривавших и мирно беседовавших.

– Бей между глаз. Вскинулись винтовки. Замерли. Дройд тяжело перевел дыхание…

Из одного воза высунулось дуло пулемета… Момент, и пулеметная дробь смела офицера и казаков. Шофер кубарем скатился с автомобиля и залез под него. Из воза сена появляется лицо партизана отряда Галайды и расплывается в широкую улыбку…

– Тикай…

Остолбенение нарушено.

Сели в автомобиль, Лисевицкий за руль, и только свист ветра в ушах, мелькание хат и прохожих, а затем гладкое, ровное шоссе…

Глава V
Неорганизованное знакомство мистера Дройда с партизанами

Свист в ушах.

Мелькание деревьев, позади пыль, впереди лес. Внизу гладкое шоссе. Полным ходом мчал автомобиль к аэроплану.

Из-за поворота появилась деревенская свадьба: цветы, ленты, яркие плахты, статные чернобровые парубки. Свадьба мчалась под неумолкаемые визги гармоники.

Задорные лица песней хлестали воздух.

 
Я на бочке сижу,
Та бочка вертится;
Повернусь я к Колчаку —
Махно сердится…
 

Смех, шутки. Возки промчались вихрем. Лисевицкий затормозил мотор и авто, качнувшись, остановился. Партизан побежал со свадьбой. Дройд выскочил на шоссе. Лисевицкий пожал плечами, схватил бак с бензином и побежал через кустарник к аэроплану.

Партизан напрасно кричал вслед свадебным возкам, они быстро промчались, точно сдуло с шоссе. К автомобилю вернулись одновременно. Лисевицкий шепнул Дройду.

– Бензин есть, можно лететь.

– All right!

– Довезите меня до лесу, – сказал партизан.

Уселись, и только тронулись с места, и только замелькало шоссе, как из леса прямо на авто выскочил отряд партизан. Удаль, ухарство, задор выбивали копыта лошадей. По ветру развевались длинные уши шапок, каждый партизан был цветным пятном в общей группе на фоне поля, шоссе и леса.

Отряд мчался, занимая все шоссе.

Лисевицкий затормозил, и автомобиль презрительно пофыркивал на мчавшихся партизан.

– Здорово, Галайда! – закричал партизан.

Первый всадник сразу легко остановил лошадь, подняв на дыбы. Быстрый взгляд из-под бровей окинул всех.

– Здорово! – и слегка щелкнул плеткой по автомобилю.

– Заработал вот с ними, – сказал партизан.

Галайда взглядом взвесил Дройда и Лисевицкого, остановив на мгновение взгляд на значке летчика.

Четкие выстрелы донеслись из деревни. Прямо с коня Галайда вскочил в авто.

– Жарь вовсю!..

Лисевицкий посмотрел на Дройда, Дройд пожал плечами, подчиняясь обстоятельствам.

И снова вихрь, и снова деревня приближалась с неумолимой быстротой, а сзади цоканье копыт, обозы, шашки и партизанская удаль людей простора степей, людей, скрывающихся в лесах, людей, воспоминание о которых вызывало ужас даже в хорошо дисциплинированном отряде.