Текст книги "Полное собрание стихотворений. Том 2"

Автор книги: Николай Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

65-72. ПЕСНИ О СВОБОДНОМ СЛОВЕ

1. РАССЫЛЬНЫЙ

Люди бегут, суетятся,

Мертвых везут на погост…

Еду кой с кем повидаться

Чрез Николаевский мост.

Пот отирая обильный

С голого лба, стороной -

Вижу – плетется рассыльный,

Старец угрюмый, седой.

С дедушкой этим, Минаем,

Я уж лет тридцать знаком:

Оба мы хлеб добываем

Литературным трудом.

(Молод я прибыл в столицу,

Вирши в редакцию свез,-

Первую эту страницу

Он мне в наборе принес!)

Оба судьбой мы похожи,

Если пошире глядеть:

Век свой мы лезли из кожи,

Чтобы в цензуру поспеть;

Цензор в спокойствие нашем

Равную ролю играл,-

Раньше, бывало, мы ляжем,

Если статью подписал;

Если ж сказал: «Запрещаю!»-

Вновь я садился писать,

Вновь приходилось Минаю,

Бегать к нему, поджидать.

Эти волнения были

Сходны в итоге вполне:

Ноги ему подкосили,

Нервы расстроили мне.

Кто поплатился дороже,

Время уж скоро решит,

Впрочем, я вдвое моложе,

Он уж непрочен на вид.

Длинный и тощий, как остов,

Но стариковски пригож…

"Эй! на Васильевский остров

К цензору, что ли, идешь?"

– "Баста ходить по цензуре!

Ослобонилась печать,

Авторы наши в натуре

Стали статейки пущать.

К ним да к редактору ныне

Только и носим статьи…

Словно повысились в чине,

Ожили детки мои!

Каждый теперича кроток,

Ну да и нам-то расчет:

На восемь гривен подметок

Меньше износится в год!.."

(Ноябрь-декабрь 1865)

2. НАБОРЩИКИ

Чей это гимн суровый

Доносит к нам зефир?

То армии свинцовой

Смиренный командир -

Наборщик распевает

У пыльного станка,

Меж тем как набирает

Проворная рука:

"Рабочему порядок

В труде всего важней

И лишний рубль не сладок,

Когда не спишь ночей!

Работы до отвалу,

Хоть не ходи домой.

Тетрадь оригиналу

Еще несут… ой, ой!

Тетрадь толстенька в стане,

В неделю не набрать.

Но не гордись заране,

Премудрая тетрадь!

Не похудей в цензуре!

Ужо мы наберем,

Оттиснем в корректуре

И к цензору пошлем.

Вот он тебя читает,

Надев свои очки:

Отечески марает -

Словечко, полстроки!

Но недостало силы,

Вдруг руки разошлись,

И красные чернилы

Потоком полились!

Живого нет местечка!

И только на строке

Торчит кой-где словечко,

Как муха в молоке.

Угрюмый и сердитый

Редактор этот сброд,

Как армии разбитой

Остатки подберет;

На ниточки нанижет,

Кой-как сплотит опять

И нам приказ напишет:

"Исправив, вновь послать".

Набор мы рассыпаем

Зачеркнутых столбцов

И литеры бросаем,

Как в ямы мертвецов,

По кассам! Вновь в порядке

Лежат одна к одной.

Потерян ключ к разгадке,

Что выражал их строй!

Так остается тайной,

Каков и где тот плод,

Который вихрь случайный

С деревьев в бурю рвет.

(Что, какова заметка?

Недурен оборот?

Случается нередко

У нас лихой народ.

Наборщики бывают

Философы порой:

Но всё же набирают

Они сумбур пустой.

Встречаются статейки,

Встречаются умы -

Полезные идейки

Усваиваем мы…)

Уж в новой корректуре

Статья не велика,

Глядишь – опять в цензуре

Посгладят ей бока.

Вот наконец и сверстка!

Но что с тобой, тетрадь?

Ты менее наперстка

Являешься в печать!

А то еще бывает,

Сам автор прибежит,

Посмотрит, повздыхает

Да всю и порешит!

Нам все равны статейки,

Печатай, разбирай,-

Три четверти копейки

За строчку нам отдай!

Но не равны заботы.

Чтоб время наверстать,

Мы слепнем от работы…

Хотите ли писать?

Мы вам дадим сюжеты:

Войдите-ка в полночь

В наборную газеты -

Кромешный ад точь-в-точь!

Наборщик безответный

Красив, как трубочист…

Кто выдумал газетный

Бесчеловечный лист?

Хоть целый свет обрыщешь,

И в самых рудниках

Тошней труда не сыщешь -

Мы вечно на ногах;

От частой недосыпки,

От пыли, от свинца

Мы все здоровьем хлипки,

Все зелены с лица;

В работе беспорядок

Нам сокращает век.

И лишний рубль не сладок,

Как болен человек…

Но вот свобода слова

Негаданно пришла,

Не так уж бестолково

Авось пойдут дела!"

<< Хор >>

Поклон тебе, свобода!

Тра-ла, ла-ла, ла-ла!

С рабочего народа

Ты тяготу сняла!

(Ноябрь-декабрь 1865)

3. ПОЭТ

Друзья, возрадуйтесь!– простор!

(Давай скорей бутылок!)

Теперь бы петь… Но стал я хвор!

А прежде был я пылок.

И был подвижен я, как челн

(Зачем на пробке плесень?..),

И как у моря звучных волн,

У лиры было песен.

Но жизнь была так коротка

Для песен этой лиры,-

От типографского станка

До цензорской квартиры!

(Ноябрь-декабрь 1865)

4. ЛИТЕРАТОРЫ

Три друга обнялись при встрече,

Входя в какой-то магазин.

"Теперь пойдут иные речи!"-

Заметил весело один.

"Теперь нас ждут простор и слава!"-

Другой восторженно сказал,

А третий посмотрел лукаво

И головою покачал!

(Ноябрь-декабрь 1865)

5. ФЕЛЬЕТОННАЯ БУКАШКА

Я – фельетонная букашка,

Ищу посильного труда.

Я, как ходячая бумажка,

Поистрепался, господа,

Но лишь давайте мне сюжеты,

Увидите – хорош мой слог.

Сначала я писал куплеты,

Состряпал несколько эклог,

Но скоро я стихи оставил,

Поняв, что лучший на земле

Тот род, который так прославил

Булгарин в "Северной пчеле".

Я говорю о фельетоне…

Статейки я писать могу

В великосветском, модном тоне,

И будут хороши, не лгу.

Из жизни здешней и московской

Черты охотно я беру.

Знаком вам господин Пановский?

Мы с ним похожи по перу.

Известен я в литературе…

Угодно ль вам меня нанять?

Умел писать я при цензуре,

Так мудрено ль теперь писать?

Признаться, я попал невольно

В литературную семью.

Ох! было время – вспомнить больно!

Дрожишь, бывало, за статью.

Мою любимую идейку,

Что в Петербурге климат плох,

И ту не в каждую статейку

Вставлять без боязни я мог.

Однажды написал я сдуру,

Что видел на мосту дыру,

Переполошил всю цензуру,

Таскали даже ко двору!

Ну! дали мне головомойку,

С полгода поджимал я хвост.

С тех пор не езжу через Мойку

И не гляжу на этот мост!

Я надоел вам? извините!

Но старых ран коснулся я…

И вдруг… кто думать мог?.. скажите!..

Горька была вся жизнь моя,

Но, претерпев судьбы удары,

Под старость счастье я узнал:

Курил на улицах сигары

И без цензуры сочинял!

6. ПУБЛИКА

1

Ай да свободная пресса!

Мало вам было хлопот?

Юное чадо прогресса

Рвется, брыкается, бьет,

Как забежавший из степи

Конь, незнакомый с уздой,

Или сорвавшийся с цепи

Зверь нелюдимый, лесной…

Боже! пошли нам терпенье!

Или цензура воспрянь!

Всюду одно осужденье,

Всюду нахальная брань!

В цивилизованном классе

Будто растленье одно,

Бедность безмерная в массе,

(Где же берут на вино?),

В каждом нажиться старанье,

В каждом продажная честь,

Только под шубой бараньей

Сердце хорошее есть!

Ох, этот автор злодейский!

Тоже хитрит иногда,

Думает лестью лакейской

Нас усыпить, господа!

Мы не хотим поцелуев,

Но и ругни не хотим…

Что ж это смотрит Валуев,

Как этот автор терпим?

Слышали? Всё лишь подобье,

Всё у нас маска и ложь,

Глупость, разврат, узколобье…

Кто же умен и хорош?

Кто же всегда одинаков?

Истине друг и родня?

Ясно – премудрый Аксаков,

Автор премудрого "Дня"!

Пусть он таков, но за что же

Надоедает он всем?..

Чем это кончится, боже!

Чем это кончится, чем?

Ай да свободная пресса!

Мало вам было хлопот?

Юное чадо прогресса

Рвется, брыкается, бьет,

Как забежавший из степи

Конь, незнакомый с уздой,

Или сорвавшийся с цепи

Зверь нелюдимый, лесной…

2

Нынче, журналы читая,

Просто не веришь глазам,

Слышали – новость какая?

Мы же должны мужикам!

Экой герой сочинитель!

Экой вещун-богатырь!

Верно ли только, учитель,

Вывел ты эту цифирь?

Если ее ты докажешь,

Дай уж нам кстати совет:

Чем расплатиться прикажешь?

Суммы такой у нас нет!

Нет ничего, кроме модных,

Но пустоватых голов,

Кроме желудков голодных

И неоплатных долгов.

Кроме усов, бакенбардов

Да "как-нибудь" да "авось"…

Шутка ли! шесть миллиардов!

Смилуйся! что-нибудь сбрось!

Друг! ты стоишь на рогоже,

Но говоришь ты с ковра…

Чем это кончится, боже!..

Грешен, не жду я добра…

Ай да свободная пресса!

Мало вам было хлопот?

Юное чадо прогресса

Рвется, брыкается, бьет,

Как забежавший из степи

Конь, незнакомый с уздой,

Или сорвавшийся с цепи

Зверь нелюдимый, лесной…

3

Мало, что в сфере публичной

Трогают всякий предмет,

Жизни касаются личной!

Просто спасения нет!

Если за добрым обедом

Выпил ты лишний бокал

И, поругавшись с соседом,

Громкое слово сказал,

Не говорю уж – подрался

(Редко друг друга мы бьем),

Хоть бы ты тут же обнялся

С этим случайным врагом,-

Завтра ж в газетах напишут!

Господи! что за скоты!

Как они знают всё, слышат!..

Что потом сделаешь ты?

Ежели скажешь: "Вы лжете!"-

Он очевидцев найдет,

Если дуэлью пугнете,

Он вас судом припугнет.

Просто – не стало свободы,

Чести нельзя защитить…

Эх! эти новые моды!

Впрочем, есть средство: побить.

Но ведь, пожалуй, по роже

Съездит и он между тем.

Чем это кончится, боже!..

Чем это кончится, чем?..

Ай да свободная пресса!

Мало вам было хлопот?

Юное чадо прогресса

Рвется, брыкается, бьет,

Как забежавший из степи

Конь, незнакомый с уздой,

Или сорвавшийся с цепи

Зверь нелюдимый, лесной…

4

Всё пошатнулось… О, где ты,

Время без бурь и тревог?..

В бога не верят газеты,

И отрицают поэты

Пользу железных дорог!

Дыбом становится волос,

Чем наводнилась печать,-

Даже умеренный "Голос"

Начал не в меру кричать;

Ни одного элемента

Не пропустил, не задев,

Он положеньем Ташкента

Разволновался, как лев;

Бдит он над западным краем,

Он о России болит,

С ожесточеньем и лаем

Он обо всем говорит!

Он изнывает в тревогах;

Точно ли вышел запрет,

Чтоб на железных дорогах

Не продавали газет?

Что – на дорогах железных!

Остановить бы везде.

Меньше бы трат бесполезных!

И без того мы в нужде.

Жизнь ежедневно дороже,

Деньги трудней между тем.

Чем это кончится, боже!

Чем это кончится, чем?..

Ай да свободная пресса!

Мало вам было хлопот?

Юное чадо прогресса

Рвется, брыкается, бьет,

Как забежавший из степи

Конь, незнакомый с уздой,

Или сорвавшийся с цепи

Зверь нелюдимый, лесной…

5

Право, конец бы таковской,

И не велика печаль!

Только газеты московской

Было б, признаться, нам жаль,

Впрочем… как пристально взвесить,

Так и ее – что жалеть!

Уж начала куролесить,

Может совсем ошалеть.

Прежде лишь мелкий чиновник

Был твоей жертвой, печать,

Если ж военный полковник -

Стой! ни полслова! молчать!

Но от чиновников быстро

Дело дошло до тузов,

Даже коснулся министра

Неустрашимый Катков.

Тронуто там у него же

Много забористых тем…

Чем это кончится, боже!

Чем это кончится, чем?..

Ай да свободная пресса!

Мало вам было хлопот?

Юное чадо прогресса

Рвется, брыкается, бьет,

Как забежавший из степи

Конь, незнакомый с уздой,

Или сорвавшийся с цепи

Зверь нелюдимый, лесной…

(Декабрь 1865)

7. ОСТОРОЖНОСТЬ

1

В Ледовитом океане

Лодка утлая плывет,

Молодой, пригожей Тане

Парень песенку поет:

"Мы пришли на остров дикой,

Где ни церкви, ни попов,

Зимовать в нужде великой

Здесь привычен зверолов;

Так с тобой, моей голубкой,

Неужли нам розно спать?

Буду я песцовой шубкой,

Буду лаской согревать!"

Хорошо поет, собака,

Убедительно поет!

Но ведь это против брака,-

Не нажить бы нам хлопот?

Оправдаться есть возможность,

Да не спросят – вот беда!

Осторожность! осторожность!

Осторожность, господа!..

2

У солидного папаши

Либералка вышла дочь

(Говорят, журналы наши

Всё читала день и ночь),

Жениху с хорошим чином

Отказала, осердясь,

И с каким-то армянином

Обвенчалась, не спросясь,

В свете это сплошь бывает,

Это тиснуть мы могли б,

Но ведь это посягает

На родительский принцип!

За подобную оплошность

Не постигла б нас беда?

Осторожность, осторожность,

Осторожность, господа!

3

Наш помещик Пантелеев

Век играл, мотал и пил,

А крестьянин Федосеев

Век трудился и копил -

И по улицам столицы

Пантелеев ходит гол,

А дворянские землицы

Федосеев приобрел.

Много есть таких дворян,

Но ведь это означает

Оскорблять дворянский сан.,

Тисни, тисни! есть возможность,-

А потом дрожи суда…

Осторожность, осторожность,

Осторожность, господа!

4

Что народ не добывает,

Всё не впрок ему идет:

И подрядчик нажимает,

И торгаш с него дерет.

Уж таков теперь обычай -

Стонут, воют бедняки…

Ну – а класс-то ростовщичий?

Сгубят нас ростовщики!

Я желал бы их, проклятых,

Хорошенечко пробрать,

Но ведь это на богатых

Значит бедных натравлять?

Ну, какая же возможность

Так рискнуть? кругом беда!

Осторожность, осторожность,

Осторожность, господа!

5

Крестный ход в селе Остожье,

Вдруг: "Пожар!"– кричит народ.

"Не бросать же дело божье -

Кончим прежде крестный ход".

И покудова с иконой

Обходили всё село,

Искрой, ветром занесенной,

И другой посад зажгло.

Погорели! В этом много

Правды горькой и простой,

Но ведь это против бога,

Против веры… ой! ой! ой!

Тут полнейшая возможность

К обвиненью без суда…

Ради бога, осторожность,

Осторожность, господа

(Декабрь 1865)

8. ПРОПАЛА КНИГА!

1

Пропала книга! Уж была

Совсем готова – вдруг пропала!

Бог с ней, когда идее зла

Она потворствовать желала!

Читать маранье праздных дур

И дураков мы недосужны.

Не нужно нам плохих брошюр,

Нам нужен хлеб, нам деньги нужны!

Но может быть, она была

Честна… а так резка, смела?

Две-три страницы роковые…

О, если так, ее мне жаль!

И, может быть, мою печаль

Со мной разделит вся Россия!

2

Уж напечатана – и нет!..

Не познакомимся мы с нею;

Девица в девятнадцать лет

Не замечтается над нею;

О ней не будут рассуждать

Ни дилетант, ни критик мрачный,

Студент не будит посыпать

Ее листов золой табачной.

Пропала! с ней и труд пропал,

Затрачен даром капитал,

Пропали хлопоты большие…

Мне очень жаль, мне очень жаль,

И, может быть, мою печаль

Со мной разделит вся Россия!

3

Прощай! горька судьба твоя,

Бедняжка! Как зима настанет,

За чайным столиком семья

Гурьбой читать тебя не станет.

Не занесешь ты новых дум

В глухие, темные селенья,

Где изнывает русский ум

Вдали от центров просвещенья!

О, если ты честна была,

Что за беда, что ты смела?

Так редки книги не пустые…

Мне очень жаль, мне очень жаль,

И, может быть, мою печаль

Со мной разделит вся Россия!..

( Конец 1866 – начало 1867 )

73-75. СЦЕНЫ ИЗ ЛИРИЧЕСКОЙ КОМЕДИИ «МЕДВЕЖЬЯ ОХОТА»

1

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Зимняя картина. Равнина, занесенная снегом, кое-где деревья, пни, )>>

кустарник; впереди сплошной лес. По направлению к лесу, без

дороги, кто на лыжах, кто на четвереньках, кто барахтаясь по пояс

в снегу, тянется вереница загонщиков, человек сто: мужики, отстав-

ные солдаты, бабы, девки, мальчики и девочки. Каждый и каждая

с дубинкою; у некоторых мужиков ружья. За народом САВЕЛИЙ,

окладчик, продавший медведя и распоряжающийся охотою. По до-

роге, протоптываемой народом, пробираются, часто спотыкаясь, гос-

пода охотники. Впереди KНЯЗЬ ВОЕХОТСКИЙ, старик лет 65-ти,

сановник, за ним БАРОН ФОН ДЕР ГРЕБЕН, нечто вроде послан-

ника, важная надменная фигура, лет 50. Он изредка переговаривается

с Воехотским, но оба они более заняты трудным процессом ходьбы.

За ними МИША, плотный, полнолицый господин, лет 45, действитель-

ный статский советник, служит; здоров до избытка, шутник и хохо-

тун; рядом с ним ПАЛЬЦОВ, господин лет 50-ти, не служил и не

служит. Они горячо разговаривают.

Мина и Пальцов продолжают прежде начатый разговор.

<< ПАЛЬЦОВ >>

… Что ты ни говори, претит душе моей

Тот круг, где мы с тобою бродим:

Двух-трех порядочных людей

На сотню франтов в нем находим.

А что такое русский франт?

Всё совершенствуется в свете,

А у него единственный талант,

Единственный прогресс – в жилете.

Вино, рысак, лоретка – тут он весь

И с внутренним и с внешним миром.

Его тщеславие вращается доднесь

Между конюшней и трактиром.

Программа жалкая его -

Не делать ровно ничего,

Считая глупостью и ложью

Всё, кроме светской суеты;

Гнушаться чернью, быть на "ты"

Со всею именитой молодежью;

За недостатком гордости в душе,

Являть ее в своей осанке;

Дрожать для дела на гроше

И тысячи бросать какой-нибудь цыганке;

Знать наизусть Елен и Клеопатр,

Наехавших из Франции в Россию,

Ходить в Михайловский театр

И презирать – Александрию.

Французским jeunes premiers в манерах подражать,

Искусно на коньках кататься,

На скачках призы получать

И каждый вечер напиваться

В трактирах и в других домах,

С отличной стороны известных,

Или в милютиных рядах,

За лавками, в конурах тесных,

Где царствует обычай вековой

Не мыть полов, салфеток, стклянок,

Куда влекут они с собой

И чопорных, брезгливых парижанок,

Чтобы в разгаре кутежа,

В угоду пристающим спьяна,

Есть устрицы с железного ножа

И пить вино из грязного стакана!

В одном прогресс являет он -

Наш милый франт – что всё мельчает,

Лет в двадцать волосы теряет,

Тщедушен, ростом умален

И слабосилием наказан.

Стаканом можно каждого споить

И каждого не трудно удавить

На узкой ленточке, которой он повязан!

<< МИША >>

Ты метко франтов очертил.

<< ПАЛЬЦОВ >>

Одно я только позабыл,

Коснувшись этой тли снаружи,

Что эти полумертвецы,

Развратом юности ослабленные души,

Невежды, если не глупцы,-

Со временем родному краю

Готовятся…

<< МИША >>

Я понимаю.

Но не одних же пустомель

Встречаем мы и в светском мире:

Есть люди – их понятья шире,

Доступна им живая цель.

Сбери-ка эти единицы,

Таланты, знания, умы,

С великорусской Костромы

До полурусской Ниццы,

Соедини-ка их в одно

Разумным, общерусским делом…

<< ПАЛЬЦОВ >>

Соединить их – мудрено!

Занесся ты, в порыве смелом,

Бог весть куда, любезный друг!

Вернись-ка к фактам!

<< МИША >>

Факты трудны!

Не говорю, чтоб были скудны,

Но не припомнишь вдруг!

Я сам не слишком обольщаюсь,

Не ждал я и не жду чудес,

Но твердо за одно ручаюсь,

Что с мели сдвинул нас прогресс.

Вот например: давно не очень

Жизнь на Руси груба была

И, как под музыку текла

Под град ругательств и пощечин:

Тот звук, как древней драме хор,

Необходим был жизни нашей.

Ну, а теперь – гуманный спор,

Игривый спич за полной чашей!

<< ПАЛЬЦОВ >>

Вот чудо!

<< МИША >>

Чуда, друг мой, нет,

Но всё же выигрыш в итоге.

Засевши на большой дороге

С дворовой челядью, мой дед

Был, говорят, грозою краю,

А я – его любезный внук -

Я друг народа, друг наук,

Я в комитетах заседаю!

<< ПАЛЬЦОВ >>

Ты шутишь?

<< МИША >>

Нет, я не шучу!

Я с этой резкостью сравненья

Одно тебе сказать хочу:

"Держись на русской точке зренья"-

И ты утешишься, друг мой!

Не слишком длинное пространство

Нас разделяет с стариной,

Но уж теперь не то дворянство,

В литературе дух иной,

Администраторы иные…

<< ПАЛЬЦОВ >>

Да! люди тонко развитые!

О них судить не нашему уму,

Довольно с нас благоговеть, гордиться.

Ты эпитафию читал ли одному?

По-моему, десяткам пригодится!

"Систему полумер приняв за идеал,

Ни прогрессист, ни консерватор,

Добро ты портил, зла не улучшал,

Но честный был администратор…"

В администрацию попасть большая честь;

Но будь талант – пути открыты,

И надобно признаться, всё в ней есть,

Есть даже, кажется, спириты!

<< МИША >>

Давно ли чуждо было нам

Всё, кроме личного расчета?

Теперь к общественным делам

Явилась рьяная забота!

<< ПАЛЬЦОВ >>

смеется

С тех пор как родину прогресс

Поставил в новые условья,

О Русь! вселился новый бес

Почти во все твои сословья.

То бес "общественных забот!.

Кто им не одержим? Но – чудо!-

Не много выиграл народ,

И легче нет ему покуда

Ни от чиновных мудрецов,

Ни от фанатиков народных,

Ни от начитанных глупцов,

Лакеев мыслей благородных!

<< МИША >>

Ну! зол ты стал, как погляжу!

Прослыть стараясь Вельзевулом,

Ты и себя ругнул огулом.

А я, опять-таки, скажу:

Часть общества по мере сил развита,

Не сплошь мы пошлости рабы:

Есть признаки осмысленного быта,

Есть элементы для борьбы.

У нас есть крепостник-плантатор,

Но есть и честный либерал;

Есть заскорузлый консерватор,

А рядом – сам ты замечал -

Великосветский радикал!

<< ПАЛЬЦОВ >>

Двух слов без горечи не бросит,

Без грусти ни на чем не остановит глаз,

Он не идет, а, так сказать, проносит

Себя, как контрабанду, среди нас.

Шалит землевладелец крупный,

Морочит модной маской свет,

Иль точно тайной недоступной

Он полон – не велик секрет!

<< МИША >>

И то уж хорошо, что времена пришли

Брать эти – не другие роли…

Давно ли мы безгласно шли,

Куда погонят нас, давно ли?..

Теперь, куда ни посмотри,

Зачатки критики, стремленье…

<< ПАЛЬЦОВ >>

с гневом

Пожалуйста, не говори

Про русское общественное мненье!

Его нельзя не презирать

Сильней невежества, распутства, тунеядства;

На нем предательства печать

И непонятного злорадства!

У русского особый взгляд,

Преданьям рабства страшно верен:

Всегда побитый виноват,

А битым – счет потерян!

Как будто с умыслом силки

Мы расставляем мысли смелой:

Сперва – сторонников полки,

Восторг почти России целой,

Потом – усталость; наконец,

Все настороже, все в тревоге,

И покидается боец

Почти один на полдороге…

Победа! мимо всех преград

Прошла и принялась идея.

"Ура!"– кричим мы не робея,

И тот, кто рад и кто не рад…

Зато с каким зловещим тактом

Мы неудачу сторожим!

Заметив облачко над фактом,

Как стушеваться мы спешим!

Как мы вертим хвостом лукаво,

Как мы уходим величаво

В скорлупку пошлости своей!

Как негодуем, как клевещем,

Как ретроградам рукоплещем,

Как выдаем своих друзей!

Какие слышатся аккорды

В постыдной оргии тогда!

Какие выдвинутся морды

На первый план! Гроза, беда!

Облава – в полном смысле слова!..

Свалились в кучу – и готово

Холопской дури торжество,

Мычанье, хрюканье, блеянье

И жеребячье гоготанье -

А-ту его! а-ту его!..

Не так ли множество идей

Погибло несомненно важных,

Помяв порядочных людей

И выдвинув вперед продажных?

Нам всё равно! Не дорожим

Мы шагом к прочному успеху.

Прогресс?.. его мы не хотим -

Нам дай новинку, дай потеху!

И вот новинке всякий рад

День, два; все полны грез и веры.

А завтра с радостью глядят,

Как "рановременные" меры

Теряют должные размеры

И с треском катятся назад!..

Народ впереди остановился. Остановились и охотники. Савелий, объ-

яснив, что-то князю Воехотскому, причем таинственно указывал по

направлению к лесу, подходит к Пальцову и Мише.

<< САВЕЛИЙ >>

На нумера извольте становиться.

Теперь нельзя курить

И громко говорить здесь не годится.

<< МИША >>

Что ж можно? Можно водку пить!

Хохочет и, наливая из фляжки, потчует Пальцова и пьет

сам.

Савелий, расставив охотников по цепи, в расстоянии шагов пятиде-

сяти друг от друга, разделяет народ на две половины; одна молча и

с предосторожностями отправляется по линии круга направо, другая

налево.

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Барон фон дер Гребен и князь Воехотский.

На 5-ом. Барон сидит на складном стуле; снег около него утоптан,

под ногами ковер. Близ него прислонены к дереву три штуцера со

взведенными курками. В нескольких шагах от него, сзади, мужик -

охотник с рогатиной.

<< КН. ВОЕХОТСКИЙ >>

подходя к барону с своего, соседнего нумера

Теперь, барон, вы видели природу,

Вы видели народ наш?

<< БАРОН >>

И не мог

Не заключить, что этому народу

Пути к развитью заградил сам бог.

<< КН. ВОЕХОТСКИЙ >>

Да! да! непобедимые условья!

Но, к счастию, народ не выше их:

Невежество, бесчувственность воловья

Полезны при условиях таких.

<< БАРОН >>

Когда природа отвечать не может

Потребностям, которые родит

Развитие,– оно беды умножит

И только даром страсти распалит.

<< КН. ВОЕХОТСКИЙ >>

Вы угадали мысль мою: нелепо

В таких условьях просвещать народ.

На почве, где с трудом родится репа,

С развитием банан не расцветет.

Нам не указ Европа: там избыток

Во всех дарах, по милости судеб;

А здесь один суровый черный хлеб

Да из него же гибельный напиток!

И средства нет прибавить что-нибудь.

Болото, мох, песок – куда ни взглянешь!

Не проведешь сюда железный путь,

К путям железным весь народ не стянешь!

А здесь – вот, например, зимой -

Какие тут возможны улучшенья?..

Хоть лошадям убавьте-ка мученья,

Устройте экипаж другой!

Здесь мужику, что вышел за ворота,

Кровавый труд, кровавая борьба:

За крошку хлеба капля пота -

Вот в двух словах его судьба!

Его сама природа осудила

На грубый труд, неблагодарный бой

И от отчаянья разумно оградила

Невежества спасительной броней.

Его удел – безграмотство, беспутство,

Убожество и чувством, и умом,

Его узда – налоги, труд, рекрутство,

Его утеха – водка с дурманом!

<< БАРОН >>

So, so…

СЦЕНА ПЯТАЯ

Пальцов и Миша.

на No 1-ом. К Пальцову подходит со своего нумера Миша.

<< МИША >>

Еще не скоро выйдет зверь…

Покаместь приведем-ка в ясность

То время, как "свобода", "гласность",

Которыми набили мы теперь

Оскому, как незрелыми плодами,

Не слышались и в шутку между нами.

Когда считался зверем либерал,

Когда слова "общественное благо"

И произнесть нужна была отвага,

Которою никто не обладал!

Когда одни житейские условья

Сближали нас, а попросту расчет,

И лишь в одном сливались все сословья,

Что дружно налегали на народ…

<< ПАЛЬЦОВ >>

Великий век, когда блистал

Среди безгласных поколений

Администратор-генерал

И откупщик – кабачный гений!

<< МИША >>

Ты, думаю, охоту на двуногих

Застал еще в ребячестве своем.

Слыхал ты вопли стариков убогих

И женщин, засекаемых кнутом?

Я думаю, ты был не полугода

И не забыл порядки тех времен,

Когда, в ответ стенаниям народа,

Мысль русская стонала в полутон?

<< ПАЛЬЦОВ >>

Великий век – великих мер!

"Не рассуждать – повиноваться!"-

Девиз был общий; сам Гомер

Не смел Омиром называться.

<< МИША >>

Припомни, как в то время золотое

Учили нас? Раздолье-то какое!

Сын барина, чиновника, князька

Настолько норовил образоваться,

Чтоб на чужие плечи забираться

Уметь – а там дорога широка!

Три фазиса дворянское развитье

Прекрасные являло нам тогда:

В дни юности – кутеж и стеклобитье,

Наука жизни – в зрелые года

(Которую не в школах европейских -

Мы черпали в гостиных и лакейских ),

И, наконец, заветная мечта -

Почетные, доходные места…

Припомнил ты то время золотое,

Которого исчадье мы прямое,

Припомнил? – Ну, так полюбуйся им!

Как яблоню качает проходящий,

Весь занятый минутой настоящей,

Желанием одним руководим -

Набрать плодов и дале в путь пуститься,

Не думая, что много их свалится,

Которых он не сможет захватить,

Которые напрасно будут гнить,-

Так русское общественное древо,

Кто только мог, направо и налево

Раскачивал, спеша набить карман,

Не думая о том, что будет дале…

Мы все тогда жирели, наживали,

Все… кроме, разумеется, крестьян…

Да в стороне стоял один, печален,

Тогдашний чистоплотный либерал;

Он рук в грязи житейской не марал,

Он для того был слишком идеален,

Но он зато не делал ничего…

<< ПАЛЬЦОВ >>

О ком ты говоришь?

<< МИША >>

В литературе

Описан он достаточно: его

Прозвали "лишним". Честный по натуре,

Он был аристократ, гуляка и лентяй;

Избыточно снабженный всем житейским,

Следил он за движеньем европейским…

<< ПАЛЬЦОВ >>

Да это – я!

<< МИША >>

Как хочешь понимай!

Тип был один, оттенков было много.

Судили их тогда довольно строго,

Но я недавно начал понимать,

Что мы добром должны их поминать…

Диалектик обаятельный,

Честен мыслью, сердцем чист!

Помню я твой взор мечтательный,

Либерал-идеалист!

Созерцающий, читающий,

С неотступною хандрой

По Европе разъезжающий,

Здесь и там – всему чужой.

Для действительности скованный,

Верхоглядом жил ты, зря,

Ты бродил разочарованный,

Красоту боготворя;

Всё с погибшими созданьями

Да с брошюрами возясь,

Наполняя ум свой знаньями,

Обходил ты жизни грязь;

Грозный деятель в теории,

Беспощадный радикал,

Ты на улице истории

С полицейским избегал;

Злых, надменных, угнетающих,

Лишь презреньем ты карал,

Не спасал ты утопающих,

Но и в воду не толкал…

Ты, в котором чуть не гения

Долго видели друзья,

Рыцарь доброго стремления

И беспутного житья!

Хоть реального усилия

Ты не сделал никогда,

Чувству горького бессилия

Подчинившись навсегда,-

Всё же чту тебя и ныне я,

Я люблю припоминать

На челе твоем уныния

Беспредельного печать:

Ты стоял перед отчизною,

Честен мыслью, сердцем чист,

Воплощенной укоризною,

Либерал-идеалист!

<< ПАЛЬЦОВ >>

Куда ж девались люди эти?

<< МИША >>

Бог весть! Я не встречаю их.

Их песня спета – что нам в них?

Герои слова, а на деле – дети!

Да! одного я встретил: глуп, речист

И стар, как возвращенный декабрист.

В них вообще теперь не много толку.

Мудрейшие достали втихомолку

Такого рода прочные места,

Где служба по возможности чиста,

И, средние оклады получая,

Не принося ни пользы, ни вреда,

Живут себе под старость припевая;

За то теперь клеймит их иногда

Предателями племя молодое;

Но я ему сказал бы: не забудь -

Кто выдержал то время роковое,

Есть отчего тому и отдохнуть.

Бог на помочь! бросайся прямо в пламя

И погибай…

Но, кто твое держал когда-то знамя,

Тех не пятнай!

Не предали они – они устали

Свой крест нести,

Покинул их дух Гнева и Печали

На полпути…

– –

Еще добром должны мы помянуть

Тогдашнюю литературу,

У ней была задача: как-нибудь

Намеком натолкнуть на честный путь

К развитию способную натуру…

Хорошая задача! Не забыл,

Я думаю, ты истинных светил,

Отметивших то время роковое:

Белинский жил тогда, Грановский, Гоголь жил,

Еще найдется славных двое-трое -

У них тогда училось всё живое…

Белинский был особенно любим…

Молясь твоей многострадальной тени,

Учитель! перед именем твоим

Позволь смиренно преклонить колени!

В те дни, как всё коснело на Руси,

Дремля и раболепствуя позорно,

Твой ум кипел – и новые стези

Прокладывал, работая упорно.

Ты не гнушался никаким трудом:

"Чернорабочий я – не белоручка!"-

Говаривал ты нам – и напролом

Шел к истине, великий самоучка!

Ты нас гуманно мыслить научил,

Едва ль не первый вспомнил об народе,

Едва ль не первый ты заговорил

О равенстве, о братстве, о свободе…

Недаром ты, мужая по часам,

На взгляд глупцов казался переменчив,

Но пред врагом заносчив и упрям,

С друзьями был ты кроток и застенчив.

Не думал ты, что стоишь ты венца,

И разум твой горел не угасая,

Самим собой и жизнью до конца

Святое недовольство сохраняя,-

То недовольство, при котором нет

Ни самообольщенья, ни застоя,

С которым и на склоне наших лет

Постыдно мы не убежим из строя,-

То недовольство, что душе живой

Не даст восстать противу новой силы

За то, что заслоняет нас собой

И старцам говорит: "Пора в могилы!"

– –

Грановского я тоже близко знал -

Я слушал лекции его три года.

Великий ум! счастливая природа!

Но говорил он лучше, чем писал.

Оно и хорошо – писать не время было:

Почти что ничего тогда не проходило!

Бывали случаи: весь век

Считался умным человек,

А в книге глупым очутился:

Пропал и ум, и слог, и жар,

Как будто с бедным приключился

Апоплексический удар!

Когда же в книгах будем мы блистать

Всей русской мыслью, речью, даром,

А не заиками хромыми выступать

С апоплексическим ударом?..

– –

Перед рядами многих поколений

Прошел твой светлый образ; чистых впечатлений

И добрых знаний много сеял ты,

Друг Истины, Добра и Красоты!

Пытлив ты был: искусство и природа,

Наука, жизнь – ты всё познать желал,

И в новом творчестве ты силы почерпал,

И в гении угасшего народа…

И всем делиться с нами ты хотел!

Не диво, что тебя мы горячо любили:

Терпимость и любовь тобой руководили.

Ты настоящее оплакивать умел

И брата узнавать в рабе иноплеменном,

От нас веками отдаленном!

Готовил родине ты честных сыновей,

Провидя луч зари за непроглядной далью.

Как ты любил ее! Как ты скорбел о ней!

Как рано умер ты, терзаемый печалью!

Когда над бедной русскою землей

Заря надежды медленно всходила,

Созрел недуг, посеянный тоской,

Которая всю жизнь тебя крушила…

Да! славной смертью, смертью роковой