Текст книги "Полное собрание стихотворений. Том 2"

Автор книги: Николай Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

111. ЭЛЕГИЯ

<< А.Н.Еракову >>

Пускай нам говорит изменчивая мода,

Что тема старая "страдания народа"

И что поэзия забыть ее должна.

Не верьте, юноши! не стареет она.

О, если бы ее могли состарить годы!

Процвел бы божий мир!… Увы! пока народы

Влачатся в нищете, покорствуя бичам,

Как тощие стада по скошенным лугам,

Оплакивать их рок, служить им будет муза,

И в мире нет прочней, прекраснее союза!…

Толпе напоминать, что бедствует народ

В то время, как она ликует и поет,

К народу возбуждать вниманье сильных мира -

Чему достойнее служить могла бы лира?…

Я лиру посвятил народу своему.

Быть может, я умру неведомый ему,

Но я ему служил – и сердцем я спокоен…

Пускай наносит вред врагу не каждый воин,

Но каждый в бой иди! А бой решит судьба…

Я видел красный день: в России нет раба!

И слезы сладкие я пролил в умиленьи…

"Довольно ликовать в наивном увлеченьи,-

Шепнула Муза мне.– Пора идти вперед:

Народ освобожден, но счастлив ли народ?..

Внимаю ль песни жниц над жатвой золотою,

Старик ли медленный шагает за сохою,

Бежит ли по лугу, играя и свистя,

С отцовским завтраком довольное дитя,

Сверкают ли серпы, звенят ли дружно косы -

Ответа я ищу на тайные вопросы,

Кипящие в уме: "В последние года

Сносней ли стала ты, крестьянская страда?

И рабству долгому пришедшая на смену

Свобода, наконец, внесла ли перемену

В народные судьбы? в напевы сельских дев?

Иль так же горестен нестройный их напев?.."

Уж вечер настает. Волнуемый мечтами,

По нивам, по лугам, уставленным стогами,

Задумчиво брожу в прохладной полутьме,

И песнь сама собой слагается в уме,

Недавних, тайных дум живое воплощенье:

На сельские труды зову благословенье:

Народному врагу проклятие сулю,

А другу у небес могущества молю,

И песнь моя громка!.. Ей вторят долы, нивы,

И эхо дальних гор ей шлет свои отзывы,

И лес откликнулся… Природа внемлет мне,

Но тот, о ком пою в вечерней тишине,

Кому посвящены мечтания поэта,

Увы! не внемлет он – и не дает ответа…

(15-17 августа 1874)

112. ПРОРОК

Не говори: "Забыл он осторожность!

Он будет сам судьбы своей виной!.."

Не хуже нас он видит невозможность

Служить добру, не жертвуя собой.

Но любит он возвышенней и шире,

В его душе нет помыслов мирских.

"Жить для себя возможно только в мире,

Но умереть возможно для других!"

Так мыслит он – и смерть ему любезна.

Не скажет он, что жизнь ему нужна,

Не скажет он, что гибель бесполезна:

Его судьба давно ему ясна…

Его еще покамест не распяли,

Но час придет – он будет на кресте;

Его послал бог Гнева и Печали

Рабам земли напомнить о Христе.

(Август 1874)

113. Поэту

Памяти Шиллера

Где вы – певцы любви, свободы, мира

И доблести?.. Век "крови и меча"!

На трон земли ты посадил банкира,

Провозгласил героем палача…

Толпа гласит: «Певцы не нужны веку!»

И нет певцов… Замолкло божество…

О, кто ж теперь напомнит человеку

Высокое призвание его?..

Прости слепцам, художник вдохновенный,

И возвратись!.. Волшебный факел свой,

Погашенный рукою дерзновенной,

Вновь засвети над гибнущей толпой!

Вооружись небесными громами!

Наш падший дух взнеси на высоту,

Чтоб человек не мертвыми очами

Мог созерцать добро и красоту…

Казни корысть, убийство, святотатство!

Сорви венцы с предательских голов,

Увлекших мир с пути любви и братства,

Стяжанного усильями веков,

На путь вражды!.. В его дела и чувства

Гармонию внести лишь можешь ты.

В твоей груди, гонимый жрец искусства,

Трон истины, любви и красоты.

(6 сентября 1874)

114-116. НОЧЛЕГИ

1. НА ПОСТОЯЛОМ ДВОРЕ

Вступили кони под навес,

Гремя бесчеловечно.

Усталый, я с телеги слез,

Ночлегу рад сердечно.

Спрыгнули псы; задорный лай

Наполнил всю деревню;

Впустил нас дворник Николай

В убогую харчевню.

Усердно кушая леща,

Сидел уж там прохожий

В пальто с господского плеча.

"Спознились, сударь, тоже?"-

Он, низко кланяясь, сказал.

"Да, нынче дни коротки.-

Уселся я, а он стоял.-

Садитесь! выпьем водки!"

Прохожий выпил рюмки две

И разболтался сразу:

"Иду домой… а жил в Москве…

До царского указу

Был крепостной: отец и дед

Помещикам служили.

Мне было двадцать восемь лет,

Как волю объявили,

Наш барин стал куда как лих,

Сердился, придирался.

А перед самым сроком стих,

С рабами попрощался,

Сказал нам: "Вольны вы теперь,-

И очи помутились,-

Идите с богом!" Верь, не верь,

Мы тоже прослезились

И потянулись кто куда…

Пришел я в городишко,

А там уж целая орда

Таких же – нет местишка!

Решился я идти в Москву,

В конторе записался,

И вышло место к Покрову.

Не барин – клад попался!

Сначала, правда, злился он.

Чем больше угождаю,

Тем он грубей: прогонит вон…

За что?.. Не понимаю!

Да с ним – как я смекнул поздней -

Знать надо было штучку:

Сплошал – сознайся поскорей,

Не лги, не чмокай в ручку!

Не то рассердишь: "Ермолай!

Опомнись! как не стыдно!

Привычки рабства покидай!

Мне за тебя обидно!

Ты человек! ты гражданин!

Знай: сила не в богатстве,

Не в том – велик ли, мал ли чин,

А в равенстве и братстве!

Я раболепства не терплю,

Не льсти, не унижайся!

Случиться может: сам вспылю -

И мне не поддавайся!.."

Работы мало, да и той

Сам половину правил,

Я захворал – всю ночь со мной

Сидел – пиявки ставил;

За каждый шаг благодарил.

С любовью, не со страхом

Три года я ему служил -

И вдруг пошло всё прахом!

Однажды он сердитый стал,

Порезался, как брился,

Всё не по нем! весь день ворчал

И вдруг совсем озлился.

Кастит!.. «Потише, господин!»-

Сказал я, вспыхнув тоже.

"Как! что?.. Зазнался, хамов сын!"-

И хлоп меня по роже!

По старой памяти я прочь,

А он за мной – бедовый!..

"Так вот,– продумал я всю ночь,-

Каков он – барин новый!

Такие речи поведет,

Что слушать любо-мило,

А кончит тем же, что прибьет!

Нет, прежде проще было!"

Обидно! Я его считал

Не барином, а братом…

Настало утро – не позвал.

Свернувшись под халатом,

Стонал как раненый весь день,

Не выпил чашки чаю…

А ночью барин словно тень

Прокрался к Ермолаю.

Вперед уставился лицом:

"Ударь меня скорее!

Мне легче будет!.." (Мертвецом

Глядел он, был белее

Своей рубахи.) "Мы равны,

Да я сплошал… я знаю…

Как быть? сквитаться мы должны…

Ударь!.. Я позволяю.

Не так ли, друг? Скорее хлоп

И снова правы, святы…"

– "Не так! Вы барин – я холоп,

Я беден, вы богаты!

(Сказал я.) Должен я служить,

Пока стает терпенья,

И я служить готов… а бить

Не буду… с позволенья!.."

Он всё свое, а я свое,

Спор долго продолжался,

Смекнул я: тут мне не житье!

И с барином расстался.

Иду покамест в Арзамас,

Там у меня невеста…

Нельзя ли будет через вас

Достать другое место?.."

(1874)

2. НА ПОГОРЕЛОМ МЕСТЕ

Славу богу, хоть ночь-то светла!

Увлекаться так глупо и стыдно.

Мы устали, промокли дотла,

А кругом деревеньки не видно.

Наконец увидал я бугор,

Там угрюмые сосны стояли,

И под ними дымился костер,

Мы с Трофимом туда побежали.

«Горевали, а вот и ночлег!»

– "Табор, что ли, цыганский там?" – "Нету!

Не видать ни коней, ни телег,

Не заметно и красного цвету.

У цыганок, куда ни взгляни,

Красный цвет – это первое дело!"

– "Косари?" – "Кабы были они,

Хоть одна бы тут женщина пела".

– «Пастухи ли огонь развели?..»

Через пни погорелого бора

К неширокой реке мы пришли

И разгадку увидели скоро:

Погорельцы разбили тут стан.

К нам навстречу ребята бежали:

"Не видали вы наших крестьян?

Побираться пошли – да пропали!"

– «Не видали!..» Весь табор притих…

Звучно щиплет траву лошаденка,

Бабы нянчат младенцев грудных,

Утешают ребят старушонка:

"Воля божья! усните скорей!

Эту ночь потерпите вы только!

Завтра вам накуплю калачей.

Вот и деньги… Глядите-ка сколько!"

– «Где ты, бабушка, денег взяла?»

– "У оконца, на месячном свете,

В ночи зимние пряжу пряла…"

Побренчали казной ее дети…

Старый дед, словно царь Соломон,

Роздал им кой-какую одежу.

Патриархом библейских времен

Он глядел, завернувшись в рогожу;

Величавая строгость в чертах,

Череп голый, нависшие брови,

На груди и на голых ногах

След недавних обжогов и крови.

Мой вожатый к нему подлетел:

"Здравствуй, дедко!" – "Живите здоровы!"

– "Погорели? а хлеб уцелел?

Уцелели лошадки, коровы?.."

– "Хлебу было сгореть мудрено,-

Отвечал патриарх неохотно,-

Мы его не имели давно.

Спите, детки, окутавшись плотно!

А к костру не ложитесь: огонь

Подползет – опалит волосенки.

Уцелел – из двенадцати – конь,

Из семнадцати – три коровенки".

– "Нет и ваших дремучих лесов?

Век росли, а в неделю пропали!"

– "Соблазняли они мужиков,

Шутка! сколько у барина крали!"

Молча взял он ружье у меня,

Осмотрел, осторожно поставил.

Я сказал: "Беспощадней огня

Нет врага – ничего не оставил!"

– "Не скажи. Рассудила судьба,

Что нельзя же без древа-то в мире,

И оставила нам на гроба

Эти сосны…" (Их было четыре…)

3. У ТРОФИМА

Звезды осени мерцают

Тускло, месяц без лучей,

Кони бережно ступают,

Реки налило дождей.

Поскорей бы к самовару!

Нетерпением томим,

Жадно я курю сигару

И молчу. Молчит Трофим,

Он сказал мне: "Месяц в небе

Словно сайка на столе"-

Значит: думает о хлебе,

Я мечтаю о тепле.

Едем… едем… Тучи вьются

И бегут… Конца им нет!

Если разом все прольются -

Поминай, как звали свет!

Вот и наша деревенька!

Встрепенулся спутник мой:

"Есть тут валенки, надень-ка!"

– "Чаю! рому!.. Всё долой!.."

Вот погашена лучина,

Ночь, но оба мы не спим.

У меня своя причина,

Но чего не спит Трофим?

«Что ты охаешь, Степаныч?»

– "Страшно, барин! мочи нет.

Вспомнил то, чего бы на ночь

Вспоминать совсем не след!

И откуда черт приводит

Эти мысли? Бороню,

Управляющий подходит,

Низко голову клоню,

Поглядеть в глаза не смею,

Да и он-то не глядит -

Знай накладывает в шею.

Шея, веришь ли? трещит!

Только стану забываться,

Голос барина: "Трофим!

Недоимку!" Кувыркаться

Начинаю перед ним…"

– "Страшно, видно, воротиться

К недалекой старине?"

– "Так ли страшно, что мутится

Вся утробушка во мне!

И теперь уйдешь весь в пятки,

Как посредник налетит,

Да с Трофима взятки гладки:

Пошумит – и укатит!

И теперь в квашне солома

Перемешана с мукой,

Да зато покойно дома,

А бывало – волком вой!

Дети были малолетки,

Я дрожал и за детей,

Как цыплят из-под наседки

Вырвет – пикнуть не посмей!

Как томили! Как пороли!

Сыну сказывать начну -

Сын не верит. А давно ли?..

Дочку барином пугну -

Девка прыснет, захохочет:

"Шутишь, батька!" – "Погоди!

Если только бог захочет,

То ли будет впереди!""

– «Есть у вас в округе школы?»

– "Есть".– "Учите-ка детей!

Не беда, что люди голы,

Лишь бы были поумней.

Перестанет есть солому,

Трусу праздновать народ…

И твой внук отцу родному

Не поверит в свой черед".

(18 июля 1874)

117.

Скоро стану добычею тленья.

Тяжело умирать, хорошо умереть;

Ничьего не прошу сожаленья,

Да и некому будет жалеть.

Я дворянскому нашему роду

Блеска лирой своей не стяжал;

Я настолько же чуждым народу

Умираю, как жить начинал:.

Узы дружбы, союзов сердечных -

Всё порвалось: мне с детства судьба

Посылала врагов долговечных,

А друзей уносила борьба.

Песни вещие их не допеты,

Пали жертвою злобы, измен

В цвете лет; на меня их портреты

Укоризненно смотрят со стен.

(1874)

118. (В альбом О. С. Чернышевской)

Знаком с Вами будучи лично,

Я рад Вам всегда угождать.

Но в старости – вряд ли прилично

В альбомы писать.

Ах, младость! Ты – счастье, ты – радость,

С тобой и любовь и стихи!

А старость – ужасная гадость!

Хи-хи!..

(1857)

119.

Всевышней волею Зевеса

Вдруг пробудившись ото сна,

Как быстро по пути прогресса

Шагает русская страна:

В печати уж давно не странность

Слова "прогресс" и "либерал",

И слово дикое -"гуманность"

Уж повторяет генерал.

То мало: вышел из под пресса

Уж третий томик Щедрина…

Как быстро по пути прогресса

Шагает русская страна!

На грамотность не без искусства

Накинулся почтенный Даль -

И обнаружил много чувства,

И благородство, и мораль.

По благородству, не из видов

Статейку тиснул в пол-листа

Какой-то господин Давыдов

О пользе плети и кнута…

Убавленный процентик банка,

Весьма пониженный тариф,

Статейки господина Бланка -

Всё это были, а не миф.

(Конец 1857– начало 1858)

120. Н. Ф. Крузе

В печальной стороне, где родились мы с вами,

Где всё разумное придавлено тисками,

Где всё безмозглое отмечено звездами,

Где силен лишь обман,-

В стране бесправия, невежества и дичи -

Не часто говорить приходится нам спичи

В честь доблестных граждан.

Прими простой привет, боец неустрашимый!

Луч света трепетный, сомнительный, чуть зримый,

Внезапно вспыхнувший над родиной любимой,

Ты не дал погасить,– ты объявил войну

Слугам не родины, а царского семейства,

Науку мудрую придворного лакейства

Изведавшим одну.

Впервые чрез тебя до бедного народа

Дошли великие слова:

Наука, истина, отечество, свобода,

Гражданские права.

Вступила родина на новую дорогу.

Господь! ее храни и укрепляй.

Отдай нам труд, борьбу, тревогу,

Ей счастие отдай.

(1858)

121. (В альбом С.Н. Степанову)

Пишите, други! Начат путь!

Наполним быстро том альбомный,

Но вряд ли скажет кто-нибудь

Умней того, что прозой скромной

Так поэтически сказать

Сумела любящая мать!..

(17 ноября 1859)

122. (А. Е. Мартынову)

Со славою прошел ты полдороги,

Полпоприща ты доблестно свершил,

Мы молим одного: чтоб даровали боги

Тебе надолго крепость сил!..

Чтоб в старости, былое вспоминая,

Могли мы повторять смеясь:

"А помнишь ли, гурьба какая

На этот праздник собралась?

Тут не было ни почестей народных,

Ни громких хвал,– одним он дорог был:

Свободную семью людей свободных

Мартынов вкруг себя в тот день соединил!

И чем же, чем? Ни подкупа, ни лести

Тут и следа никто не мог бы отыскать!"

Мы знаем все: ты стоишь большей чести,

Но мы даем, что можем дать.

(1859)

123. Забракованные

Трагедия в трех действиях, с эпилогом, с национальными песнями и плясками и великолепным бенгальским огнем

Действующие лица:

Григорий, дьячок села Пьянова, 52 лет.

Михайло Триумвиратов, сын его, 19 лет, кончивший курс

в губернской гимназии.

Калистрат, второй сын Григория, 7 лет.

Константин Харчин, 20 лет, сын уездного приказного.

Александр Сергеевич Тузов, сын помещика села Пьянова,

20 лет.

Никандр Иванович Кадыков, профессор.

Девушки 1-я, 2-я и 3-я.

Без речей: охотники, поселяне, собаки и лошади.

Действие происходит в окрестностях села Пьянова.

Действие первое

Театр, представляющий обширный луг, скошенное сено частию поставлено

в стоги, частию просушивается. Местами разбросаны разные принад-

лежности сенокоса: грабли, косы; стоит отпряженная телега. Невда-

леке видна река.

Сцена 1

Григорий и Калистратка.

<< Григорий >>

бросая грабли

Трапезовать прилично человеку,

Егда почует некоторый глад.

Дай закушу. А ты беги на реку

Да зачерпни водицы, Калистрат!

Или домой – чтоб нацедили квасу.

Калистратка, живой мальчик, в халате, босиком, убегает с жбаном.

Велик господь! Подрезали траву -

И рожь поджали ко второму Спасу,

Там молотьбой займемся к Покрову,

А там простор крещенскому морозу,

Там Пост Велик, а там опять весна,

Весна – пора свезения навозу

С двора на пашню. Чудно создана

Природа-мать! Я к "Таинствам Натуры"

Имел когда-то "Ключ", да затерял.

Там сказано…

Вздрагивает.

Сцена 2

Григорий и девушки 1-я, 2-я и 3-я.

Через сцену проходит несколько крестьянских девушек в чистых

белых рубашках и цветных платках, с песнею.

<< Григорий >>

Эк, как горланят дуры!

<< 1-я девушка >>

Бог на помочь.

<< Григорий >>

Спасибо бы сказал,

Да испугали.

<< 2-я девушка >>

очень красивая

Мы не ведьмы, дядя.

<< Григорий >>

Не ведьмы-то не ведьмы, вижу я.

<< 3-я девушка >>

Пойдем, чего остановилась, Надя?

Смерть жарко… в воду так и брошусь я…

<< Григорий >>

Да видишь, я задумался… Парила

Бессмертная ко господу душа,

Главу мою внезапно озарила

Мысль некая… Я думал не спеша

В нее войти – вдруг пенье…

<< 3-я девушка >>

Ну, прощайте.

<< Григорий >>

Да вы куда?

<< 2-я девушка >>

Купаться.

Девушки уходят с песней; слышны их голоса, смех и через несколько

минут плесканье в воде.

<< Григорий >>

С вами бог!

Играйте, смейтесь, песни распевайте…

Чу! бухаются в реку со всех ног!

Как тело-то с размаху молодое

Об воду ударяется… Эх-эх!

Сцена 3

Те же и Михайло Триумвиратов (в гимназическом старом

сюртуке, очень грустный)

<< Григорий >>

Ба! Миша! Ты откуда? Что такое?

Не выдержал?

<< Триумвиратов >>

Забраковали всех!

<< Григорий >>

в отчаянии, после минуты молчания

Не выдержал!.. Последние деньжонки

Я на него лет десять убивал,

Я покупал учебные книжонки,

Халаты шил и сапоги тачал!

Чтобы его в гимназию отправить,

Я продал жеребенка-сосуна,

Который мог со временем доставить

Мне денежки: резвее скакуна

Теперь на всем заводе у Тузова

Нет, говорят. Недавно вот на нем

Проехал барин: мещут огнь подковы!

А ты гляди да щелкай языком.

Лишив меня сокровища такого,

Ты нежностью сыновней не умел

Родителя утешить: из Тамбова,

Припомни, как ты пеший прилетел -

"Я не могу в гимназии остаться:

И там посекли"; я еще побил

И приказал обратно отправляться,

Да сам пешком туда же поспешил.

Насилу всё уладил, награжденье

Единое имея впереди,

Что в высшее ты вступишь заведенье

В столичном граде. Бог тебя суди!

Копя гроши в последнюю годину,

Я в путь тебя отправил наконец.

Но паки ты поверг меня в кручину -

Не выдержал экзамену, подлец!

<< Триумвиратов >>

Не я один. Вот тоже сын Тузова,

Сын нашего повытчика – Харчин

И многие.

<< Григорий >>

Не ты один? Ни слова!

Что выдумал еще – не он один!

Тузову всё простительно: богаты

Соседи наши; возвратился вспять -

И рад отец, и мать, и сестры рады,

И наши же поля начнет топтать

С отцовской стаей ветреный невежда.

Но ты, но ты… сын нищего дьячка,

Семьи своей единая надежда,

С тобой теперь разделка коротка!

Замахивается.

Что пялишься? Я выместить намерен

Отцовскую печаль свою

Немедленно… а завтра, будь уверен,

Я абие тебя побью!

<< Триумвиратов >>

Отец! отец! оставь угрозы,

Напрасно сына не брани.

Я плачу, видишь эти слезы -

Уже не первые они.

Ребенком ветреным, с косичкой,

Когда еще, и глуп и мал,

Я гнался за невинной птичкой

И с грядок репу воровал,-

Уже тогда твой взор суровый

За мной заботливо следил:

Ты бил дубинкою сосновой,

Лапшой березовой кормил!

А в бурсе… Там, от боли воя,

К сеченью приводим был вновь

По суткам на горохе стоя,

Простаивал колени в кровь.

Ох! памятна мне эта бурса -

Вовек не позабыть о ней,

Но гимназического курса

Воспоминания свежей.

Что сделать розгой или палкой

Возможно – сделано давно.

В душе я трус какой-то жалкой:

Мне честь, бесчестье – всё равно;

Что б предо мною ни творили -

Смотрю с безмыслием глупца:

Вот правого приговорили,

Вот оправдали подлеца,

Молчу – полнейшая безгласность!

Как будто нет во мне души!

Над всем господствует опасность

Хватить березовой лапши.

Ну, словом, розочной науки

Я всю исчерпал благодать.

Зачем же старческие руки

Тебе напрасно утруждать?

<< Григорий >>

А всё побью. Но изложи сначала

Причину – почему не принят?

<< Триумвиратов >>

Наступил

Век строгости какой-то небывалой…

Да вот Харчин: уж как прилежен был!

Он до того зазубривался часто,

Что отливали мы его водой.

И что ж? увы!… Ну, уж пускай бы нас-то:

Нет, и его… пешком пошел домой…

Бедняжка! как он трусил! как боялся!

Отец сердит и беден. Что-то с ним?

Я к Харчину душевно привязался:

Всегда задумчив, болен, нелюдим,

Боюсь, что он не выдержит печали.

<< Калистратка >>

за сценой

Вот батюшка… ах, братец!.. ты…

Действие второе

<< Триумвиратов >>

Харчин!

Откуда ты?

<< Калистратка >>

Да вот они искали:

Я встретил и привел…

Ласкается к брату.

<< Харчин >>

Один теперь, один

На целом свете! Батька рассердился

И выгнал!

<< Григорий >>

Благородный господин!

Кто ты такой? Откуда появился?

<< Харчин >>

Кто я? злосчастный Константин Харчин!

В последний раз узрев родную землю,

Готовлюсь к смерти я…

Да вот вам вся история мол,

Когда вы знать ее хотите.

<< Григорий >>

Внемлю.

<< Харчин >>

"Не спорю – дело честное

Карать и обличать,

Но нужно знанье местное -

Вот мне так грех не брать!

Как черствым хлебом давится

Голодная семья,

Так бескорыстьем славиться

Позор – вот мысль моя!"

Такие рассуждения

Отец мой развивал

И кожу без зазрения

С живых и мертвых драл.

Он за дельца удалого

В уезде нашем слыл,

Но был чинишка малого

И очень бедно жил.

"Эх! доля неоплатная,

Ты долюшка моя!" -

Певал он: необъятная

Гнела его семья.

По счастию, отличная

Жена, детей штук пять,

Да теща параличная,

Да взбалмошная мать,

Да брат с ногой оторванной

Под Данцигом, да дед,

Прожорливый, оборванный,

Ста двадцати трех лет!

Такая уж живучая

Порода их была.

В отце судьба могучая

Кормильца им дала.

И он свершал призвание -

Безропотно кормил

И даже их ворчание

И злость переносил!

Крутенько приходилося:

Случалось – хлеба нет,

Семья вся притаилася,

Разбунтовался дед!

"Всех накормлю, родимые!" -

Промолвит – и уйдет

И вдруг непостижимые

Пути изобретет:

Глядишь, деньга явилася!

Утих задорный дед,

Семья одушевилася…

Так жил он сорок лет;

Не изменял обычая,

Кормил и холил нас,

Лишь в год до безъязычия

Пьян напивался раз.

Тут только маску чинную

Снимал он наконец:

Прибьет жену невинную,

Облает нас отец!

Рассказ враля досадного

О Данциге прервет

И мучит деда жадного -

Обедать не дает.

Помощником родителя

Лет с девяти я был:

У каждого просителя

Особо я просил

И матушке грошовые

Доходы отдавал…

Да, смолоду суровые

Картины я видал!

К чему о них рассказывать?

Но должен я сказать,

Что темных дел показывать,

В них сына посвящать -

Ни малого желания

Родитель не питал.

"Тебе тут не компания -

Иди!" – он замечал,

Когда к нему стекалися

Сутяги и дельцы.

Но от меня старалися

Напрасно скрыть концы:

Во все их тайны грязные

Чутьем я проникал…

В проделки безобразные

Как сам я не попал,

Не сделался воришкою -

То знает только мать,

Почти еще мальчишкою

Я начал понимать

Всё, что в семье творилося…

Желанье ей помочь

В душе моей родилося -

Я начал день и ночь

Учиться, чтоб отправиться

Весною далеко…

"Разбогатеть, прославиться

Там, дитятко, легко!"-

С какой-то верой пламенной

Мне говорила мать,

Отец до Белокаменной

Решился провожать.

Пришла в смятенье чудное

Вся бедная семья,

И вдруг признанье трудное

Свершила мать моя:

"Возьмите вот, касатики,

Скопила два рубля!

Смотри из математики

Не получи нуля!"

Описывать не для чего,

Как мы без денег шли,

Способности подьячего

Отцу тут помогли:

В одном селе прикинулся

Лазутчиком – ему,

Чтоб только дальше двинулся,

Грошей собрали тьму.

У Иверской свидетелем

Он руку приложил,

Что кто-то благодетелем

Своим засечен был.

Была еще история,

Но вспоминать зачем?-

И со стыда и с горя я

Сгорел тогда совсем…

Один, в погоду скверную

В столицу я вступил

И горечь непомерную

В ней бедности испил…

Питаясь чуть не жестию,

Я часто ощущал

Такую индижестию,

Что умереть желал.

А тут ходьба далекая…

Я по ночам зубрил;

Каморка невысокая,

Я в ней курил, курил!

Лежали книги кучею

Одни передо мной,

Да дым носился тучею

Над тусклою свечой.

Способности усталые

Я утром освежал:

Без чаю с Охты Малыя

На Остров пробегал;

Как пеший-то по-конному

Верст восемь продерешь,

Так обаянью сонному

С трудом не подпадешь!

Тут голова беспутная

Начнет ходить кругом,

В ней безразличность мутная

И тупость и содом!

Для экстренной оказии

Уж съехались туда

Учителя гимназии…

… Запнулся – и беда!

Стоишь вороной жалкою,

А в голове стучит,

Как будто сзади скалкою

В затылок кто тузит!

В глазах снуют видения,

В ушах: лю-ли! лю-ли!

И нет тебе спасения -

Нули! Нули! Нули!..

За строгость не получите

Профессорский диплом,

Лишь бедняков отучите

За сотни верст пешком

Идти толпой голодною

На берега Невы

С надеждой благородною

К развитью головы…

Придешь домой – от сродников

Лежит уж письмецо:

"Моли, сынок, угодников,

Учись, забудь винцо!"

Эх! что вы, мои милые!

Какое тут питье!

Измаял больно силы я -

Вот горюшко мое!

Измаял – и решение

Свершилось: мой язык,

Мой ум пришел в смятение -

Увы! я стал в тупик!..

Что толковать с невеждою?

Учитель нуль всучил…

С угаснувшей надеждою

Я вдруг лишился сил.

Сказались мне бессонные

Четырнадцать ночей

И похожденья конные

На паре на своей!

Смутил аудиторию -

Осмелился упасть,

И в новою историю

Не преминул попасть.

Сочли меня за пьяного,

В горячке я кричал…

У сторожа Иванова

Очнулся: смерть я звал -

Конец бы одинаковый!

Но жив я до сих пор,

Лишь с шеи крест тумпаковый

Стащил какой-то вор.

Падает в изнеможении на копну сена и остается с за -

крытыми глазами и бледным лицом.

слышны звуки охотничьих рогов.

Действие третье

Сцена 1

Те же и молодой Тузов, быстро въезжает верхом, окруженный

собаками.

<< Тузов >>

Что?.. Нет и здесь? Проклятый зверь!

Как будто в землю провалился!

Эй, Трошка! Да куда ж он скрылся?

Где мне искать его теперь?

Появляются еще охотники и собаки.

Подлец! надул моих проворных хватов,

Надул собак. Уж я ж тебя, косой!

Доеду… А, камрад, Триумвиратов!

Здорово, брат! Поедем-ка со мной!

Что горевать? Великое несчастье -

Не приняли! Я даже рад, ей-ей!

Мгновенно я почувствовал пристрастье

К охоте псовой… Книги поскорей

Забросил… Целый день теперь ликую!

Здоров, как бык, и волен, как орел.

С собаками до сумерек гарцую.

А вечером вино, хороший стол

Да разговор про травлю, про угонки,

И мало ль что… я вас утешу вмиг:

Какие там чудесные девчонки

Купаются!.. Ну, отпусти, старик!

Сергей! Мирошка! кто-нибудь – слезайте.

Дай лошадь им…

<< Григорий >>

Когда угодно вам,

Ослушаться не смею. Поезжайте!

Что пятишься!

<< Триумвиратов >>

Не до охоты нам!

<< Григорий >>

Ученьем не хотел ты заниматься,

Так вот изволь за зайцами гоняться!

Вполголоса

А вечером напомни-ка ему:

Он обещал мне два куля мучицы.

<< Триумвиратов >>

шепотом

Нет, нет! избавь, родитель! Не возьму

Подобной роли…

Сцена 2

Толпа крестьянских девушек, возвращаясь с купанья, с песнями

переходит через сцену.

<< Тузов >>

Здравствуйте, девицы!

Куда спешите? спойте песню нам.

<< 1-я девушка >>

Изволь,– споем, а ты нам на орехи

Пожалуй, барин.

<< Тузов >>

Что хотите – дам!

<< 2-я девушка >>

Так мы попляшем для твоей потехи.

Дивертисмент. Девушки поют и пляшут, Тузов слезает с лошади и

пристраивается к одной из них, которая покрасивее. Та довольно

грубо отталкивает его локтем, так что он падает и остается на копне

сена, лицом к небу; девушки продолжают плясать.

<< Тузов >>

впав в чувствительное настроение

В виду сих туч, при легком ветерке

По небесам бегущих так беспечно,

И этих женщин, только что в реке

Омывшихся, довольных бесконечно,

Вдыхая сена чистый аромат

И слушая простые хороводы,

Я чувствую, что я остаться рад

Под крылышком у матери-природы

Всю жизнь мою. Благословляю час,

Когда в виду судей моих суровых

Произнести я принужден был: пасс!-

По милости причин каких-то новых…

Как я был глуп, когда воображал,

Что я проникнул в таинства науки!

Да и к чему? Вот счастья идеал!

А впрочем, я готовился без скуки,

С любовию; я не был ни ленив,

Ни слишком туп; отец платил исправно,

Учитель был умен, красноречив,

Уж множество он приготовил славно,-

Да вдруг…

В толпе девушек раздаются внезапные крики. Во время пляски,

достигнув до края реки, одна из них наступила на притаившегося

в кусту зайца, который кинулся со всех ног в бегство.

<< Девушки >>

Ай, ай, ай, ай, ай, ай!

<< Тузов >>

Что там такое?

<< Девушки >>

Заяц косоглазый!

<< Тузов >>

Так вот где он укрылся! Подавай

Мне лошадь поскорее, черномазый!

Всеобщее смятение: собаки при первом появлении бросились за зай-

цем (гончие с лаем), охотники кинулись к лошадям; один из них

<< второпях оставил недокуренную трубку у стога, где сидел; сено за– >>

<< горелось в минуту. Охватив стог, пламя побежало в то же время по >>

<< разбросанному сену и мгновенно передалось другим стогам.

<< Григорий >>

Пожар! пожар!

При великолепном бенгальском огне охотники уезжают, девки разбегаются.

<< Триумвиратов >>

Пожар! пожар! спасите!

Да что же ты не встаешь, Харчин? Сгоришь!

Ба! умер он! Родитель мой! взгляните!

Был человек, и вдруг погиб, как мышь,

Я думал – он уснул; а он с землей расстался…

<< Григорий >>

Что, умер он?! Никак ты помешался!

Да, точно умер… Господи прости!

Сгорело сено, человек скончался,

И сбился сын с пути!

Падает без чувств.

Последний стог сена, ближайший к ним, загорается.

<< Триумвиратов >>

Еще беда! Сгорят… Мутится разум!

Авось снесу их разом!

Двух разом…

Уносит.

Занавес опускается.

ЭПИЛОГ

Через год. >>

<< Театр представляет улицу села Пьянова.– Жаркий летний день. >>

<< Григорий стоит у своих ворот, мимо едет телега парой; подле >>

<< телеги идет г. Кадыков.

<< Кадыков >>

А, старый друг, Григорий! Бог привел

Увидеться еще. А я плетуся

Домой в побывку. Я тебя нашел

На этот раз постарей, признаюся.

О чем грустишь?

<< Григорий >>

Да сын меня крушит.

Уж целый год с помещиком-соседом

За зайцами гоняется, кутит -

Ну сделался формальным дармоедом!

Как прошлый год не приняли его -

Пошел, пошел… и нет конца мученью!

А – видит бог – сначала у него

Была большая страсть к ученью!

Да вишь, порядки новые у вас…

Они и хороши, не смею сомневаться.

Да только с ними вы как раз

Без слушателей можете остаться…

<< Кадыков >>

Аудитория далеко не полна,

То правда, брат Григорий;

Зато взглянул бы ты – какая тишина

И никаких историй!

Садится в телегу и уезжает.

(1859)