355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Некрасов » Полное собрание стихотворений. Том 2 » Текст книги (страница 11)
Полное собрание стихотворений. Том 2
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 01:57

Текст книги "Полное собрание стихотворений. Том 2"


Автор книги: Николай Некрасов


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

82. С РАБОТЫ

"Здравствуй, хозяюшка! Здравствуйте, детки!

Выпить бы. Эки стоят холода!"

– "Ин ты забыл, что намедни последки

Выпил с приказчиком?" – "Ну, не беда!

И без вина отогреюсь я, грешный,

Ты обряди-ка савраску, жена,

Поголодал он весною, сердечный,

Как подобрались сена.

Эк я умаялся!.. Что, обрядила?

Дай-ка горяченьких щец".

– "Печи я нынче, родной, не топила,

Не было, знаешь, дровец!"

– "Ну и без щей поснедаю я, грешный.

Ты овсеца бы савраске дала,-

В лето один он управил, сердечный,

Пашни четыре тягла.

Трудно и нынче нам с бревнами было,

Портится путь… Ин и хлебушка нет?…"

– "Вышел родной… У соседей просила,

Завтра сулили чем свет!"

– "Ну, и без хлеба улягусь я, грешный.

Кинь под савраску соломки, жена!

В зиму-то вывез он, вывез, сердечный,

Триста четыре бревна…"

(1867)

83.

Не рыдай так безумно над ним,

Хорошо умереть молодым!

Беспощадная пошлость ни тени

Положить не успела на нем,

Становись перед ним на колени,

Украшай его кудри венком!

Перед ним преклониться не стыдно,

Вспомни, сколькие пали в борьбе,

Сколько раз уже было тебе

За великое имя обидно!

А теперь его слава прочна:

Под холодною крышкою гроба

На нее не наложат пятна

Ни ошибка, ни сила, ни злоба…

Не хочу я сказать, что твой брат

Не был гордою волей богат,

Но, ты знаешь: кто ближнего любит

Больше собственной славы своей,

Тот и славу сознательно губит,

Если жертва спасает людей.

Но у жизни есть мрачные силы -

У кого не слабели шаги

Перед дверью тюрьмы и могилы?

Долговечность и слава – враги.

Русский гений издавна венчает

Тех, которые мало живут,

О которых народ замечает:

"У счастливого недруги мрут,

У несчастного друг умирает…".

(7 августа 1868)

84. МАТЬ

Она была исполнена печали,

И между тем, как шумны и резвы

Три отрока вокруг нее играли,

Ее уста задумчиво шептали:

"Несчастные! зачем родились вы?

Пойдете вы дорогою прямою

И вам судьбы своей не избежать!"

Не омрачай веселья их тоскою,

Не плачь над ними, мученица-мать!

Но говори им с молодости ранней:

Есть времена, есть целые века,

В которые нет ничего желанней,

Прекраснее – тернового венка…

(1868)

85. ДОМА – ЛУЧШЕ!

В Европе удобно, но родины ласки

Ни с чем несравнимы. Вернувшись домой,

В телегу спешу пересесть из коляски

И марш на охоту! Денек не дурной,

Под солнцем осенним родная картина

Отвыкшему глазу нова…

О матушка Русь! ты приветствуешь сына

Так нежно, что кругом идет голова!

Твои мужики на меня выгоняли

Зверей из лесов целый день,

А ночью возвратный мой путь освещали

Пожары твоих деревень.

(1868)

86.

Душно! без счастья и воли

Ночь бесконечно длинна.

Буря бы грянула, что ли?

Чаша с краями полна!

Грязь над пучиною моря,

В поле, в лесу засвищи,

Чашу народного горя

Всю расплещи!..

(1868)

87.

Наконец не горит уже лес,

Снег прикрыл почернелые пенья,

Но помещик душой не воскрес,

Потеряв половину именья.

Приуныл и мужик. «Чем я буду топить?»-

Говорит он, лицо свое хмуря.

"Ты не будешь топить – будешь пить",-

Завывает в ответ ему буря…

(1868)

88. ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ

Шляпа, перчатки, портфейль,

Форменный фрак со звездою,

Несколько впалая грудь,

Правый висок с сединою.

Не до одышки я толст,

Не до мизерности тонок,

Слог у меня деловой,

Голос приятен и звонок…

Только прибавить бы лба,

Но – никакими судьбами!

Волосы глупо торчат

Тотчас почти над бровями.

При несомненном уме,

Соображении быстром,

Мне далеко не пойти -

Быть не могу я министром.

Да, представительный лоб

Необходим в этом сане,

Вот Дикобразов Прокоп…

Счастье, подумаешь, дряни!

Случай вывозит слепой

Эту фигуру медвежью:

Лоб у него небольшой,

Но дополняется плешью…

………………….

(Конец 1860-х годов)

89. Дедушка

(Посвящается З-н-ч-е)



1

Раз у отца, в кабинете,

Саша портрет увидал,

Изображен на портрете

Был молодой генерал.

"Кто это? – спрашивал Саша.-

Кто?.." – "Это дедушка твой".-

И отвернулся папаша,

Низко поник головой.

"Что же не вижу его я?"

Папа ни слова в ответ.

Внук, перед дедушкой стоя,

Зорко глядит на портрет:

"Папа, чего ты вздыхаешь?

Умер он… жив? говори!"

– "Вырастешь, Саша, узнаешь".

– "То-то… ты скажешь, смотри!.."


2

«Дедушку знаешь, мамаша?»-

Матери сын говорит.

"Знаю",– и за руку Саша

Маму к портрету тащит,

Мама идет против воли.

"Ты мне скажи про него,

Мама! недобрый он, что ли,

Что я не вижу его?

Ну, дорогая! ну, сделай

Милость, скажи что-нибудь!"

– "Нет, он и добрый и смелый,

Только несчастный".– На грудь

Голову скрыла мамаша,

Тяжко вздыхает, дрожит -

И зарыдала… А Саша

Зорко на деда глядит:

"Что же ты, мама, рыдаешь,

Слова не хочешь сказать!"

– "Вырастешь, Саша, узнаешь.

Лучше пойдем-ка гулять…"


3

В доме тревога большая.

Счастливы, светлы лицом,

Заново дом убирая,

Шепчутся мама с отцом.

Как весела их беседа!

Сын подмечает, молчит.

"Скоро увидишь ты деда!"-

Саше отец говорит…

Дедушкой только и бредит

Саша,– не может уснуть:

"Что же он долго не едет?.."

– "Друг мой! Далек ему путь!"

Саша тоскливо вздыхает,

Думает: "Что за ответ!"

Вот наконец приезжает

Этот таинственный дед.


4

Все, уж давно поджидая,

Встретили старого вдруг…

Благословил он, рыдая,

Дом, и семейство, и слуг,

Пыль отряхнул у порога,

С шеи торжественно снял

Образ распятого бога

И, покрестившись, сказал:

"Днесь я со всем примирился,

Что потерпел на веку!.."

Сын пред отцом преклонился,

Ноги омыл старику;

Белые кудри чесала

Дедушке Сашина мать,

Гладила их, целовала,

Сашу звала целовать.

Правой рукою мамашу

Дед обхватил, а другой

Гладил румяного Сашу:

"Экой красавчик какой!"

Дедушку пристальным взглядом

Саша рассматривал,– вдруг

Слезы у мальчика градом

Хлынули, к дедушке внук

Кинулся: "Дедушка! где ты

Жил-пропадал столько лет?

Где же твои эполеты,

Что не в мундир ты одет?

Что на ноге ты скрываешь?

Ранена, что ли, рука?.."

– "Вырастешь, Саша, узнаешь.

Ну, поцелуй старика!..""


5

Повеселел, оживился,

Радостью дышит весь дом.

С дедушкой Саша сдружился,

Вечно гуляют вдвоем.

Ходят лугами, лесами,

Рвут васильки среди нив;

Дедушка древен годами,

Но еще бодр и красив,

Зубы у дедушки целы,

Поступь, осанка тверда,

Кудри пушисты и белы,

Как серебро борода;

Строен, высокого роста,

Но как младенец глядит,

Как-то апостольски просто,

Ровно всегда говорит…


6

Выйдут на берег покатый

К русской великой реке -

Свищет кулик вороватый,

Тысячи лап на песке;

Барку ведут бечевою,

Чу, бурлаков голоса!

Ровная гладь за рекою -

Нивы, покосы, леса.

Легкой прохладою дует

С медленных, дремлющих вод…

Дедушка землю целует,

Плачет – и тихо поет…

"Дедушка! что ты роняешь

Крупные слезы, как град?.."

– "Вырастешь, Саша, узнаешь!

Ты не печалься – я рад…


7

Рад я, что вижу картину

Милую с детства глазам.

Глянь-ка на эту равнину -

И полюби ее сам!

Две-три усадьбы дворянских,

Двадцать господних церквей,

Сто деревенек крестьянских

Как на ладони на ней!

У лесу стадо пасется -

Жаль, что скотинка мелка;

Песенка где-то поется -

Жаль – неисходно горька!

Ропот: "Подайте же руку

Бедным крестьянам скорей!"

Тысячелетнюю муку,

Саша, ты слышишь ли в ней?..

Надо, чтоб были здоровы

Овцы и лошади их,

Надо, чтоб были коровы

Толще московских купчих,-

Будет и в песне отрада,

Вместо унынья и мук.

Надо ли?"– "Дедушка, надо!"

– "То-то! попомни же, внук!.."


8

Озими пышному всходу,

Каждому цветику рад,

Дедушка хвалит природу,

Гладит крестьянских ребят.

Первое дело у деда

Потолковать с мужиком,

Тянется долго беседа,

Дедушка скажет потом:

"Скоро вам будет не трудно,

Будете вольный народ!"

И улыбнется так чудно,

Радостью весь расцветет.

Радость его разделяя,

Прыгало сердце у всех.

То-то улыбка святая!

То-то пленительный смех!


9

"Скоро дадут им свободу,-

Внуку старик замечал: -

Только и нужно народу.

Чудо я, Саша, видал:

Горсточку русских сослали

В страшную глушь, за раскол,

Волю да землю им дали;

Год незаметно прошел -

Едут туда комиссары,

Глядь – уж деревня стоит,

Риги, сараи, амбары!

В кузнице молот стучит,

Мельницу выстроят скоро.

Уж запаслись мужики

Зверем из темного бора,

Рыбой из вольной реки.

Вновь через год побывали,

Новое чудо нашли:

Жители хлеб собирали

С прежде бесплодной земли.

Дома одни лишь ребята

Да здоровенные псы;

Гуси кричат, поросята

Тычут в корыто носы…


10

Так постепенно в полвека

Вырос огромный посад -

Воля и труд человека

Дивные дивы творят!

Всё принялось, раздобрело!

Сколько там, Саша, свиней,

Перед селением бело

На полверсты от гусей;

Как там возделаны нивы,

Как там обильны стада!

Высокорослы, красивы

Жители, бодры всегда,

Видно – ведется копейка!

Бабу там холит мужик:

В праздник на ней душегрейка -

Из соболей воротник!


11

Дети до возраста в неге,

Конь – хоть сейчас на завод -

В кованой, прочной телеге

Сотню пудов увезет…

Сыты там кони-то, сыты,

Каждый там сыто живет,

Тесом там избы-то крыты,

Ну уж зато и народ!

Взросшие в нравах суровых,

Сами творят они суд,

Рекрутов ставят здоровых,

Трезво и честно живут,

Подати платят до срока,

Только ты им не мешай".

– "Где ж та деревня?" – "Далеко,

Имя ей: Тарбагатай,

Страшная глушь, за Байкалом…

Так-то, голубчик ты мой,

Ты еще в возрасте малом,

Вспомнишь, как будешь большой…


12

Ну… а покуда подумай,

То ли ты видишь кругом:

Вот он, наш пахарь угрюмый,

С темным, убитым лицом:

Лапти, лохмотья, шапчонка,

Рваная сбруя; едва

Тянет косулю клячонка,

С голоду еле жива!

Голоден труженик вечный,

Голоден тоже, божусь!

Эй! отдохни-ка, сердечный!

Я за тебя потружусь!"

Глянул крестьянин с испугом,

Барину плуг уступил,

Дедушка долго за плугом,

Пот отирая, ходил;

Саша за ним торопился,

Не успевал догонять:

"Дедушка! где научился

Ты так отлично пахать?

Точно мужик, управляешь

Плугом, а был генерал!"

– "Вырастешь, Саша, узнаешь,

Как я работником стал!


13

Зрелище бедствий народных

Невыносимо, мой друг,

Счастье умов благородных

Видеть довольство вокруг.

Нынче полегче народу:

Стих, притаился в тени

Барин, прослышав свободу…

Ну, а как в наши-то дни!

……………………

Словно как омут, усадьбу

Каждый мужик объезжал.

Помню ужасную свадьбу,

Поп уже кольца менял,

Да на беду помолиться

В церковь помещик зашел:

"Кто им позволил жениться?

Стой!"– и к попу подошел…

Остановилось венчанье!

С барином шутка плоха -

Отдал наглец приказанье

В рекруты сдать жениха,

В девичью – бедную Грушу!

И не перечил никто!..

Кто же имеющий душу

Мог это вынести?.. кто?


14

Впрочем, не то еще было!

И не одни господа,

Сок из народа давила

Подлых подьячих орда.

Что ни чиновник – стяжатель,

С целью добычи в поход

Вышел… а кто неприятель?

Войско, казна и народ!

Всем доставалось исправно.

Стачка, порука кругом:

Смелые грабили явно,

Трусы тащили тайком.

Непроницаемой ночи

Мрак над страною висел…

Видел – имеющий очи

И за отчизну болел.

Стоны рабов заглушая

Лестью да свистом бичей,

Хищников алчная стая

Гибель готовила ей…


15

Солнце не вечно сияет,

Счастье не вечно везет:

Каждой стране наступает

Рано иль поздно черед,

Где не покорность тупая -

Дружная сила нужна;

Грянет беда роковая -

Скажется мигом страна.

Единодушье и разум

Всюду дадут торжество,

Да не придут они разом,

Вдруг не создашь ничего,-

Красноречивым воззваньем

Не разогреешь рабов,

Не озаришь пониманьем

Темных и грубых умов.

Поздно! Народ угнетенный

Глух перед общей бедой.

Горе стране разоренной!

Горе стране отсталой!..

Войско одно – не защита.

Да ведь и войско, дитя,

Было в то время забито,

Лямку тянуло кряхтя…"


16

Дедушка кстати солдата

Встретил, вином угостил,

Поцеловавши как брата,

Ласково с ним говорил:

"Нынче вам служба не бремя -

Кротко начальство теперь…

Ну, а как в наше-то время!

Что ни начальник, то зверь!

Душу вколачивать в пятки

Правилом было тогда.

Как ни трудись, недостатки

Сыщет начальник всегда:

"Есть в маршировке старанье,

Стойка исправна совсем,

Только заметно дыханье…"

Слышишь ли?.. дышат зачем!


17

А не доволен парадом,

Ругань польется рекой,

Зубы посыплются градом,

Порет, гоняет сквозь строй!

С пеною у рта обрыщет

Весь перепуганный полк,

Жертв покрупнее поищет

Остервенившийся волк:

"Франтики! подлые души!

Под караулом сгною!"

Слушал – имеющий уши,

Думушку думал свою.

Брань пострашней караула,

Пуль и картечи страшней…

Кто же, в ком честь не уснула,

Кто примирился бы с ней?.."

– "Дедушка! ты вспоминаешь

Страшное что-то?.. скажи!"

– "Вырастешь, Саша, узнаешь,

Честью всегда дорожи…

Взрослые люди – не дети,

Труc – кто сторицей не мстит!

Помни, что нету на свете

Неотразимых обид".


18

Дед замолчал и уныло

Голову свесил на грудь.

"Мало ли, друг мой, что было!..

Лучше пойдем отдохнуть".

Отдых недолог у деда -

Жить он не мог без труда:

Гряды копал до обеда,

Переплетал иногда;

Вечером шилом, иголкой

Что-нибудь бойко тачал,

Песней печальной и долгой

Дедушка труд сокращал.

Внук не проронит ни звука,

Не отойдет от стола:

Новой загадкой для внука

Дедова песня была…


19

Пел он о славном походе

И о великой борьбе;

Пел о свободном народе

И о народе-рабе;

Пел о пустынях безлюдных

И о железных цепях;

Пел о красавицах чудных

С ангельской лаской в очах;

Пел он об их увяданьи

В дикой, далекой глуши

И о чудесном влияньи

Любящей женской души…

О Трубецкой и Волконской

Дедушка пел – и вздыхал,

Пел – и тоской вавилонской

Келью свою оглашал…

"Дедушка, дальше!.. А где ты

Песенку вызнал свою?

Ты повтори мне куплеты -

Я их мамаше спою.

Те имена поминаешь

Ты иногда по ночам…"

– "Вырастешь, Саша, узнаешь -

Всё расскажу тебе сам:

Где научился я пенью,

С кем и когда я певал…"

– "Ну! приучусь я к терпенью!"-

Саша уныло сказал…


20

Часто каталися летом

Наши друзья в челноке,

С громким, веселым приветом

Дед приближался к реке:

"Здравствуй, красавица Волга!

С детства тебя я любил".

– "Где ж пропадал ты так долго?"-

Саша несмело спросил.

"Был я далеко, далеко…"

– "Где же?.." Задумался дед.

Мальчик вздыхает глубоко,

Вечный предвидя ответ.

"Что ж, хорошо ли там было?"

Дед на ребенка глядит:

"Лучше не спрашивай, милый!

(Голос у деда дрожит.)

Глухо, пустынно, безлюдно,

Степь полумертвая сплошь.

Трудно, голубчик мой, трудно!

По году весточки ждешь,

Видишь, как тратятся силы -

Лучшие божьи дары,

Близким копаешь могилы,

Ждешь и своей до поры…

Медленно-медленно таешь…"

– "Что ж ты там, дедушка, жил?.."

– "Вырастешь, Саша, узнаешь!"

Саша слезу уронил…


21

"Господи! слушать наскучит!

"Вырастешь!"– мать говорит,

Папочка любит, а мучит:

"Вырастешь",– тоже твердит!

То же и дедушка… Полно!

Я уже выроc – смотри!..

(Стал на скамеечку челна.)

Лучше теперь говори!.."

Деда целует и гладит:

"Или вы все заодно?.."

Дедушка с сердцем не сладит,

Бьется как голубь оно.

"Дедушка, слышишь? хочу я

Всё непременно узнать!"

Дедушка, внука целуя,

Шепчет: "Тебе не понять.

Надо учиться, мой милый!

Всё расскажу, погоди!

Пособерись-ка ты с силой,

Зорче кругом погляди.

Умник ты, Саша, а всё же

Надо историю знать

И географию тоже".

– "Долго ли, дедушка, ждать?"

– "Годик, другой, как случится".

Саша к мамаше бежит:

"Мама! хочу я учиться!"-

Издали громко кричит.


22

Время проходит. Исправно

Учится мальчик всему -

Знает историю славно

(Лет уже десять ему),

Бойко на карте покажет

И Петербург, и Читу,

Лучше большого расскажет

Многое в русском быту.

Глупых и злых ненавидит,

Бедным желает добра,

Помнит, что слышит, что видит…

Дед примечает: пора!

Сам же он часто хворает,

Стал ему нужен костыль…

Скоро уж, скоро узнает

Саша печальную быль…

(30 июля-август 1870)

90. Недавнее время

А. Н. Еракову



1

Нынче скромен наш клуб именитый,

Редки в нем и не громки пиры.

Где ты, время ухи знаменитой?

Где ты, время безумной игры?

Воротили бы, если б могли мы,

Но, увы! не воротишься ты!

Прежде были легко уловимы

Характерные клуба черты:

В молодом поколении – фатство,

В стариках, если смею сказать,

Застарелой тоски тунеядства,

Самодурства и лени печать.

А теперь элемент старобарский

Вытесняется быстро: в швейцарской

Уж лакеи не спят по стенам;

Изменились и люди, и нравы,

Только старые наши уставы

Неизменны, назло временам.

Да Крылов роковым переменам

Не подвергся (во время оно

Старый дедушка был у нас членом,

Бюст его завели мы давно)…

Прежде всякая новость отсюда

Разносилась в другие кружки,

Мы не знали, что думать, покуда

Не заявят тузы-старики,

Как смотреть на такое-то дело,

На такую-то меру; ключом

Самобытная жизнь здесь кипела,

Клуб снабжал всю Россию умом…

Не у нас ли впервые раздался

Слух (то было в тридцатых годах),

Что в Совете вопрос обсуждался:

Есть ли польза в железных путях?

"Что ж, признали?"– до новостей лаком,

Я спросил у туза-старика.

"Остается покрытая лаком

Резолюция в тайне пока…"

Крепко в душу запавшее слово

Также здесь услыхал я впервой:

"Привезли из Москвы Полевого…"

Возвращаясь в тот вечер домой,

Думал я невеселые думы

И за труд неохотно я сел.

Тучи на небе были угрюмы,

Ветер что-то насмешливо пел.

Напевал он тогда, без сомненья:

"Не такие еще поощренья

Встретишь ты на пути роковом".

Но не понял я песенки спросту,

У Цепного бессмертного мосту

Мне ее объяснили потом…

Получив роковую повестку,

Сбрил усы и пошел я туда.

Сняв с седой головы своей феску

И почтительно стоя, тогда

Князь Орлов прочитал мне бумагу…

Я в ответ заикнулся сказать:

"Если б даже имел я отвагу

Столько дерзких вещей написать,

То цензура…" – "К чему оправданья?

Император помиловал вас,

Но смотрите!!. Какого вы званья?"

– "Дворянин". – "Пробегал я сейчас

Вашу книгу: свободы крестьянства

Вы хотите? На что же тогда

Пригодится вам ваше дворянство?..

Завираетесь вы, господа!

За опасное дело беретесь,

Бросьте! бросьте!.. Ну, бог вас прости!

Только знайте: еще попадетесь,

Я не в силах вас буду спасти…"

Помню я Петрашевского дело,

Нас оно поразило, как гром,

Даже старцы ходили несмело,

Говорили негромко о нем.

Молодежь оно сильно пугнуло,

Поседели иные с тех пор,

И декабрьским террором пахнуло

На людей, переживших террор.

Вряд ли были тогда демагоги,

Но сказать я обязан, что всё ж

Приговоры казались нам строги,

Мы жалели тогда молодежь.

А война? До царя не скорее

Доходили известья о ней:

Где урон отзывался сильнее?

Кто победу справлял веселей?

Прискакавшего прямо из боя

Здесь не раз мы видали героя

В дни, как буря кипела в Крыму.

Помню, как мы внимали ему:

Мы к рассказчику густо теснились,

И героев войны имена

В нашу память глубоко ложились,

Впрочем, нам изменила она!

Замечательно странное свойство

В нас суровый наш климат развил -

Забываем явивших геройство,

Помним тех, кто себя посрамил:

Кто нагрел свои гнусные руки,

У солдат убавляя паек,

Кто, внимая предсмертные муки,

Прятал русскую корпию впрок

И потом продавал англичанам,-

Всех и мелких, и крупных воров,

Отдыхающих с полным карманом,

Не забудем во веки веков!

Все, кем славилась наша столица,

Здесь бывали; куда ни взгляни -

Именитые, важные лица.

Здесь, я помню, в парадные дни

Странен был среди знати высокой

Человек без звезды на груди.

Гость-помещик из глуши далекой

Только рот разевай да гляди:

Здесь посланники всех государей,

Здесь банкиры с тугим кошельком,

Цвет и соль министерств, канцелярий,

Откупные тузы,– и притом

Симметрия рассчитана строго:

Много здесь и померкнувших звезд,

Говоря прозаичнее: много

Генералов, лишившихся мест…

Зажигалися сотнями свечи,

Накрывалися пышно столы,

Говорились парадные речи…

Говорили министры, послы,

Наши Фоксы и Роберты Пили

Здесь за благо отечества пили,

Здесь бывали интимны они…

Есть и нынче парадные дни,

Но пропала их важность и сила.

Время нашего клуба прошло,

Жизнь теченье свое изменила,

Как река изменяет русло…


2

Очень жаль, что тогдашних обедов

Не могу я достойно воспеть,

Тут бы нужен второй Грибоедов…

Впрочем, Муза! не будем робеть!

Начинаю.

(Москва. День субботний.)

(Петербург не лишен едоков,

Но в Москве грандиозней, животней

Этот тип.) Среди полных столов

Вот рядком старики-объедалы:

Впятером им четыреста лет,

Вид их важен, чины их немалы,

Толщиною же равных им нет.

Раздражаясь из каждой безделки,

Порицают неловкость слуги,

И от жадности, вместо тарелки,

На салфетку валят пироги;

Шевелясь как осенние мухи,

Льют, роняют,– беспамятны, глухи;

Взор их медлен, бесцветен и туп.

Скушав суп, старина засыпает

И, проснувшись, слугу вопрошает:

"Человек! подавал ты мне суп?.."

Впрочем, честь их чужда укоризны:

Добывали места для родни

И в сенате на пользу отчизны

Подавали свой голос они.

Жаль, уж их потеряла Россия

И оплакал москвич от души:

Подкосила их "ликантропия",

Их заели подкожные вши…

Петербург. Вот питух престарелый,

Я так живо припомнил его!

Окружен батареею целой

Разных вин, он не пьет ничего.

Пить любил он; я думаю, море

Выпил в долгую жизнь; но давно

Пить ему запретили (о горе!..).

Старый грешник играет в вино:

Наслажденье его роковое

Нюхать, чмокать, к свече подносить

И раз двадцать вино дорогое

Из стакана в стакан перелить.

Перельет – и воды подмешает,

Поглядит и опять перельет;

Кто послушает, как он вздыхает,

Тот мучения старца поймет.

"Выпить, что ли?" – "Опаснее яда

Вам вино! "– закричал ему врач…

Ну, не буду! не буду, палач!"

Это сцена из Дантова "Ада"…

Рядом юноша стройный, красивый,

Схожий в профиль с великим Петром,

Наблюдает с усмешкой ленивой

За соседом своим чудаком.

Этот юноша сам возбуждает

Много мыслей: он так еще млад,

Что в приемах большим подражает:

Приправляет кайеном салат,

Портер пьет, объедается мясом;

Наливая с эффектом вино,

Замечает искусственным басом:

"Отчего перегрето оно?"

Очень мил этот юноша свежий!

Меток на слово, в деле удал,

Он уж был на охоте медвежьей,

И медведь ему ребра помял,

Но Сережа осилил медведя.

Кстати тут он узнал и друзей:

Убежали и Миша и Федя,

Не бежал только егерь – Корней.

Это в нем скептицизм породило:

"Люди – свиньи!" – Сережа решил

И по-своему метко и мило

Всех знакомых своих окрестил.

Знаменит этот юноша русский:

Отчеканено имя его

На подарках всей труппы французской!

(Говорят, миллион у него.)

Признак русской широкой природы -

Жажду выдвинуть личность свою -

Насыщает он в юные годы

Удальством в рукопашном бою,

Гомерической, дикой попойкой,

Приводящей в смятенье трактир,

Да игрой, да отчаянной тройкой.

Он своей молодежи кумир,

С ним хорошее общество дружно,

И он счастлив, доволен собой,

Полагая, что больше не нужно

Ничего человеку. Друг мой!

Маловато прочесть два романа

Да поэму "Монго" изучить

(Эту шалость поэта-улана),

Чтоб разумно и доблестно жить!

Недостаточно ухарски править,

Мчась на бешеной тройке стремглав,

Двадцать тысяч на карту поставить

И глазком не моргнуть, проиграв,-

Есть иное величие в мире,

И не торный ведет к нему путь,

Человеку прекрасней и шире

Можно силы свои развернуть!

Если гордость, похвальное свойство,

Ты насытишь рутинным путем

И недремлющий дух беспокойства

Разрешится одним кутежом;

Если с жизни получишь ты мало -

Не судьба тому будет виной:

Ты другого не знал идеала,

Не провидел ты цели иной!

Впрочем, быть генерал-адъютантом,

Украшенья носить на груди -

С меньшим званием, с меньшим талантом

Можно… Светел твой путь впереди!

Не одно, целых три состоянья

На своем ты веку проживешь:

Как не хватит отцов достоянья,

Ты жену с миллионом возьмешь;

А потом ты повысишься чином -

Подоспеет казенный оклад.

По таким-то разумным причинам

Твоему я бездействию рад!

Жаль одно: на пустые приманки,

Милый юноша! ловишься ты,

Отвратительны эти цыганки,

А друзья твои – точно скоты.

Ты, чей образ в порыве желанья

Ловит женщина страстной мечтой,

Ищешь ты покупного лобзанья,

Ты бежишь за продажной красой!

Ты у старцев, чьи икры на вате,

У кого разжиженье в крови,

Отбиваешь с оркестром кровати!

Ты – не знаешь блаженства любви?..

Очень милы балетные феи,

Но не стоят хороших цветов,

Украшать скаковые трофеи

Годны только твоих кучеров.

Те же деньги и то же здоровье

Мог бы ты поумнее убить,

Не хочу я впадать в пустословье

И о честном труде говорить.

Не ленив человек современный,

Но на что расточается труд?

Чем работать для цели презренной,

Лучше пусть эти баловни пьют…

………………………….

Знал я юношу: в нем сочетались

Дарованье, ученость и ум,

Сочиненья его покупались,

А одно даже сделало шум.

Но, к несчастию, был он помешан

На комфорте – столичный недуг,-

Каждый час его жизни был взвешен,

Вечно было ему недосуг:

Чтоб приставить кушетку к камину,

Чтоб друзей угощать за столом,

Он по месяцу сгорбивши спину

Изнывал за постылым трудом.

"Знаю сам,– говорил он частенько, -

Что на лучшее дело гожусь,

Но устроюсь сперва хорошенько,

А потом и серьезно займусь".

Суетился, спешил, торопился,

В день по нескольку лекций читал;

Секретарствовал где-то, учился

В то же время; статейки писал…

Так трудясь неразборчиво, жадно,

Ничего он не сделал изрядно,

Да и сам-то пожить не успел,

Не потешил ни бога, ни черта,

Не увлекся ничем никогда

И бессмысленной жертвой комфорта

Пал – под игом пустого труда!

Знал я мужа: командой пожарной

И больницею он заправлял,

К дыму, к пламени в бане угарной

Он нарочно солдат приучал.

Вечно ревностный, вечно неспящий,

Столько делал фальшивых тревог,

Что случится пожар настоящий -

Смотришь, лошади, люди без ног!

"Смирно! кутай башку в одеяло!"-

В лазарете кричат фельдшера

Настежь форточки – ждут генерала,-

Вся больница в тревоге с утра.

Генерал на минуту приедет,

Смотришь: к вечеру в этот денек

Десять новых горячечных бредит,

А иной и умрет под шумок…

Знал я старца: в душе его бедной

Поселился панический страх,

Что погубит нас Запад зловредный.

Бледный, худенький, в синих очках,

Он недавно еще попадался

В книжных лавках, в кофейных домах,

На журналы, на книги бросался,

С карандашиком вечно в руках:

Поясненья, заметки, запросы

Составлял трудолюбец старик,

Он на вывески даже доносы

Сочинял, если не было книг.

Все его инстинктивно дичились,

Был он грязен, жил в крайней нужде,

И зловещие слухи носились

Об его бескорыстном труде.

Взволновали Париж беспокойный,

Наступили февральские дни,

Сам ты знаешь, читатель достойный,

Как у нас отразились они.

Подоспело удобное время,

И в комиссию мрачный донос

На погибшее блудное племя

В три приема доносчик принес.

И вещал он властям предержащим:

"Многолетний сей труд рассмотри

И мечом правосудья разящим

Буесловия гидру сотри!.."

Суд отказом его не обидел,

Но старик уже слишком наврал:

Демагога в Булгарине видел,

Робеспьером Сенковского звал.

Возвратили!.. В тоске безысходной

Старец скорбные очи смежил,

И Линяев, сатирик холодный,

Эпитафию старцу сложил:

"Здесь обрел даровую квартиру

Муж злокачествен, подл и плешив,

И оставил в наследие миру

Образцовых доносов архив".

Так погиб бесполезно, бесследно

Труд почтенный; не правда ли, жаль?

«Иногда и лениться не вредно»,-

Такова этих притчей мораль…


3

Время в клуб воротиться, к обеду…

Нет, уж поздно! Обед при конце,

Слишком мы протянули беседу

О Сереже, лихом молодце.

Стариков полусонная стая

С мест своих тяжело поднялась,

Животами друг друга толкая,

До диванов кой-как доплелась.

Закупив дорогие сигары,

Неиграющий люд на кружки

Разделился; пошли тары-бары…

(Козыряют давно игроки.)

Нынче множество тем для витийства,

Утром только газеты взгляни -

Интересные кражи, убийства,

Но газеты молчали в те дни.

Никаких "современных вопросов",

Слухов, толков, живых новостей,

Исключенье одно: для доносов

Допускалось. Доносчик Авдей

Представлялся исчадием ада

В добродушные те времена,

Вообще же в стенах Петрограда

По газетам, была тишина.

В остальной необъятной России

И подавно! Своим чередом

Шли дожди, бунтовали стихии,

А народ… мы не знали о нем.

Правда, дикие, смутные вести

Долетали до нас иногда

О мужицкой расправе, о мести,

Но не верилось как-то тогда

Мрачным слухам. Покой нарушался

Только голодом, мором, войной,

Да случайно впросак попадался

Колоссальный ворище порой -

Тут молва создавала поэмы,

Оживало всё общество вдруг…

А затем обиходные темы

Сокращали наш мирный досуг.

Две бутылки бордо уничтожа,

Не касаясь общественных дел,

О борзых, о лоретках Сережа

Говорить бесподобно умел:

Берты, Мины и прочие… дуры

В живописном рассказе его

Соблазнительней самой натуры

Выходили. Но лучше всего

Он дразнил петербургских актеров

И жеманных французских актрис.

Темой самых живых разговоров

Были скачки, парад, бенефис.

В офицерском кругу говорили

О тугом производстве своем

И о том, чьи полки победили

На маневрах под Красным Селом:

"Верно, явится завтра в приказе

Благодарность войскам, господа:

Сам фельдмаршал воскликнул в экстазе:

"Подавайте Европу сюда!…""

Тут же шли бесконечные споры

О дуэли в таком-то полку

Из-за Клары, Арманс или Лоры,

А меж тем где-нибудь в уголку

Звуки грязно настроенной лиры

Костя Бурцев ("поэт не для дам",

Он же член "Комитета Земфиры")

Сообщал потихоньку друзьям.

Безобидные, мирные темы!

Не озлят, не поссорят они…

Интересами личными все мы

Занималися больше в те дни.

Впрочем, были у нас русофилы

(Те, что видели в немцах врагов),

Наезжали к нам славянофилы,

Светский тип их тогда был таков:

В Петербурге шампанское с квасом

Попивали из древних ковшей,

А в Москве восхваляли с экстазом

Допетровский порядок вещей,

Но, живя за границей, владели

Очень плохо родным языком,

И понятья они не имели

О славянском призваньи своем.

Я однажды смеялся до колик,

Слыша, как князь говорил:

"Я, душа моя, славянофил".

– "А религия ваша?" – "Католик".

Не задеты ничем за живое,

Всякий спор мы бросали легко,

Вот за картами,– дело другое!-

Волновались мы тут глубоко.

Чу! какой-то игрок крутонравный,

Проклиная несчастье, гремит.

Чу! наш друг, путешественник славный,

Монотонно и дерзко ворчит:

Дух какой-то враждой непонятной

За игрой омрачается в нем;

Человек он весьма деликатный,

С добрым сердцем, с развитым умом;

Несомненным талантом владея,

Он прославился книгой своей,

Он из Африки негра-лакея

Вывез (очень хороший лакей,

Впрочем, смысла в подобных затеях

Я не вижу: по воле судеб

Петербург недостатка в лакеях

Никогда не имел)… Но свиреп

Он в игре, как гиена: осадок

От сибирских лихих непогод,

От египетских злых лихорадок

И от всяких житейских невзгод

Он бросает в лицо партенера

Так язвительно, тонко и зло,

Что игра прекращается скоро,

Как бы жертве его ни везло…

Генерал с поврежденной рукою

Также здесь налицо; до сих пор

От него еще дышит войною,

Пахнет дымом Федюхиных гор.

В нем героя война отличила,

Но игрок навсегда пострадал:

Пуля пальцы ему откусила…

Праздно бродит седой генерал!

В тесноте, доходящей до давки,

Весь в камнях, подрумянен, завит,

Принимающий всякие ставки

За столом миллионщик сидит:

Тут идут смертоносные схватки.

От надменных игорных тузов

До копеечных трех игроков

(Называемых: терц от девятки)

Все участвуют в этом бою,

Горячась и волнуясь немало…

(Тут и я, мой читатель, стою

И пытаю фортуну, бывало…)

При счастливой игре не хорош,

Жаден, дерзок, богач старичишка

Придирается, спорит за грош,

Рад удаче своей, как мальчишка,

Но зато при несчастьи он мил!

Он, бывало, нас много смешил…

При несчастьи вздыхал он нервически,

Потирал раскрасневшийся нос

И певал про себя иронически:

"Веселись, храбрый росс!…"

Бой окончен, старик удаляется,

Взяв добычи порядочный пук…

За три комнаты слышно: стук! стук!

То не каменный гость приближается…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю