Текст книги "Исповедь самоубийцы"

Автор книги: Николай Стародымов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Вячеслав провел по пересохшим губам языком.

– Слушай, Юрка, давай тряханем дукан, – не слишком решительно предложил он.

Было слышно, как Юра пренебрежительно хмыкнул.

– Дурак ты, Слава. И уши у тебя холодные.

– Но так ведь все наши делают!..

Юрий понял, что Вячеслав от него просто так не отстанет. Открыл глаза, окинул взглядом местность. Темнота, подкрепленная тишиной… Ни зги не видно.

Лишь тогда снова повернулся к молодому товарищу.

– Славик, запомни несколько истин, которые тебе со временем обязательно пригодятся. Если ты вздумаешь совершить противоправное действие, обязательно подумай, как потом себя вести…

– Это я уже понял, – нетерпеливо перебил Вячеслав. – Но ты сам погляди: кишлак перед нами, там дуканов – как у собаки блох. Тряханем только один, на окраине – и «афошки» наберем, и «чеки», и товары всякие…

– А утром дуканщик прибежит к нашему старлею, тот устроит шмон – и нам ничего этого не понадобится лет десять. Ну, пять, по меньшей мере.

Вячеслав обиженно замолчал.

…Прочесывать кишлак пошли на следующее утро.

– Держись все время рядом со мной! – процедил сквозь зубы Юрий.

Слава промолчал. У него уже была мысль переметнуться под крылышко к Борису Баринову, которого в роте звали по инициалам – Бэбэ. Это был ушлый парень, смелый, всегда готовый совершить какую-нибудь выходку. Уж он-то не станет раздумывать над тем, стоит ли что-то взять или лучше подождать, чтобы сложились подходящие обстоятельства, – рассуждал Слава.

Но раз Юра сказал, нужно подчиняться. Дедовщину в армии никто отменить не в силах. На ней здесь все держится. Разница только в том, что под ней понимать.

…В кишлак вошли настороженно – ощетинившись автоматами. Населенный пункт угрюмо молчал, сумрачно глядя на пришельцев с севера. Афганцы знали, что идут советские войска, «шурави», как они нас именовали, – почти все двери были открыты. Лучше оставить так, потому что в противном случае их просто вышибут. Солдаты по двое входили в каждую дверь, проверяли документы, обшаривали дом. По-афгански никто не понимал. Солдат и местный житель говорили что-то друг другу, обмениваясь ненавидящими взглядами. Афганцы совали паспорта, испещренные затейливой арабской вязью. Солдаты тыкали автоматы и спрашивали:

– Ты душман?

– Ниц душман, – твердили дехкане и дуканщики.

На том и расходились.

И оба прекрасно знали, что ночью этот дехканин вполне может взять автомат и пойти стрелять «шурави». Да только толку было от того знания…

– Ты можешь сказать, какого черта мы тут бродим? – не выдержал Слава.

Юрий небрежно обронил:

– Не спеши.

Вячеслав ухмыльнулся:

– Не спеши… твою мать! Ты же сам говорил, что умный от дурака отличается тем, что сам моделирует ситуацию, а не ждет, пока она сама собою сформируется для его блага.

– Говорил. И еще раз то же самое повторю, – не стал спорить Юрий. – Главное – уметь ждать и четко знать, чего ждешь.

Слава демонстративно пожал плечами. Нет, жаль, что он не пошел с Бэбэ. Тот уж наверняка с прочески не вернется пустым.

Подошли к дуканам. Их, глядящих на улицу мутными стеклами пыльных витрин, было тут несколько, и располагались они кучно, в рядок. Между ними была странная связь: с одной стороны, конкуренция, а с другой – взаимопомощь, взаимоподдержка. Рынок… Рынок, конечно. Но только какой-то ненатуральный, как будто игрушечный. Нищета нищете что-то продает и еще друг другу помогает…

Юра решительно направился к ближайшему дукану. Славик потянулся за старшим.

Седой дуканщик униженно кланялся, лопотал что-то по-своему.

– Ладно-ладно, не свисти, – с досадой махнул Юра. – Сами посмотрим…

Он зашел за небрежно сколоченную из кривых досок стойку. Достал из-под нее коробку с деньгами, бросил ее на прилавок. Там лежало всего несколько смятых сотенных «афошек», да россыпью валялась мелочь.

– Спрятал, падла! – провел сухим языком по потрескавшимся губам Славик. – Может, прижать его?..

– Почему же «падла»? – лениво возразил Юра. – Он ведь свое кровное спрятал… Наше дело оружие искать, а не чужие деньги забирать.

Вячеслав ничего не понимал. А потому молчал.

– Ты по-русски понимаешь? – Юра ласково улыбался дуканщику.

– Немного понимай, командор, – подобострастно кивал афганец.

– Раз немного понимай, немного денег давай! – скаламбурил Юра.

Афганец на глазах поскучнел.

– Ай, денга йок. Все на товар отдавал, машин пока не пришел.

– В самом деле? Очень жаль…

Юра, поворачиваясь, прикладом автомата демонстративно задел полку с металлическими банками. Жестянки с лимонадом, соками, другими напитками посыпались, позвякивая и раскатываясь, на пол.

– Совсем нет денег? – Юра улыбался еще ласковее, демонстрируя намерение зацепить прикладом полку теперь уже со стеклянными бутылками.

Дуканщик бесстрастно глядел на происходящее.

– Ну так что, деньги – бар?

После некоторой паузы с полки со звоном посыпались бутылки. По утоптанному глиняному полу, шипя и пенясь, полилась жидкость.

– Понимаешь, бобо, – Юрий по-прежнему являл собой образец искреннего сочувствия. – У вас в кишлаке были душманы. А потому…

– Я не душман, – быстро проговорил дуканщик.

– А никто и не говорит, что ты душман, – не стал настаивать Юрий. – Просто у вас были душманы, а потому каждый из вас должен сказать, у кого душманы останавливались, что они делали, кто у них тут родственники.

– Я ничего не знай.

– Может быть. А потому плати деньги!

Дуканщик еще немного раздумывал. Потом повернулся и пошел в заднюю комнату.

Тут-то Славик и уловил на себе скользящий взгляд Юрия. Тот показал глазами: посмотри за ним.

И Вячеслав понял!

Он подвинулся к двери. Теперь ему было видно, как дуканщик открыл огромный сундук и принялся копаться в его объемистом чреве.

Славик отпрянул назад, на то же место, на котором стоял до того, как дуканщик вышел. Поймав взгляд Юрия, кивнул: все видел, мол, все, что надо.

Афганец вернулся, нес в руках узелок. Развязал его темными заскорузлыми пальцами. В грязной материи оказалась тоненькая пачка афганей.

– Бери, шурави, бакшиш тебе, – протянул он Юрию.

– Вот так бы сразу, – довольно улыбнулся тот. – Ну, мы пошли.

Он взял деньги, небрежно сунул их в карман. Повернулся к Славику. А потом, словно что-то вспомнив, повернулся к дуканщику.

– Кстати, бобо!

«Бобо» – значит «дядя», не в смысле степени родства, а просто несколько фамильярное обращение к мужчине старшего возраста.

– Бобо! А можно зайти к тебе в ту комнату?

Уже было расслабившийся дуканщик суетливо попятился к задней двери.

– Конечно, шурави, заходи!

Едва он оказался в проеме, Юрий спокойно, без резких движений, поднял ствол своего автомата и нажал на спусковой крючок. Гулко простучала короткая очередь.

Убитый еще не успел осесть на землю, как Юрий сказал Вячеславу:

– Быстро забирай деньги!

Славик метнулся было к двери, но там лежало, преграждая путь, еще дергающееся в конвульсиях тело афганца. Солдат словно споткнулся, остановился. Растерянно оглянулся на старшего.

– Ну что ты, сдрейфил? – прошипел Юра. – Не боись! Покойнички – они тихие. Живых бояться надо!.. – и добавил, уже жестче: – Вперед!

Повинуясь, Слава перешагнул через тело, которое все никак не желало расставаться с душой. Бросился к сундуку. С трудом откинул крышку.

Какие-то тряпки… Одежда. Пакетик с какими-то бумагами… Еще какой-то пакет… А вот то, что нужно – мешочек с деньгами. И тут же другой – с какими-то серебряными побрякушками с отшлифованными каплями лазурита.

Славик схватил его, сунул за пазуху и выскочил обратно. Теперь он уже не заметил ни убитого, ни лужи крови вокруг, которая постепенно впитывалась в плотно утоптанный земляной пол.

– Ну?

Старший глядел на подопечного строго, нетерпеливо, выжидательно.

– Порядок, – хлопнул себя по груди Вячеслав, показывая, куда он спрятал деньги.

– Отлично.

Юрий ждал его, стоя возле трупа. И как только Слава оказался у входной двери, крикнул:

– Стоять!

Солдат замер. Удивленно оглянулся. Тут бежать срочно нужно, а тут «стоять!»…

Между тем Юра наклонился к убитому, вложил в его руку пистолет, который достал из кармана.

– Ну а теперь иди искать нашего старлея!

– Зачем?

Юра, сдерживаясь, прикрыл глаза.

– Идиот! – прошипел он. – Нам нужно сделать так, чтобы наши действия выглядели как вынужденная мера самообороны. А для этого в этом должен убедиться ротный. Он пригласит старейшин… Алиби нам нужно, алиби! Быстро!..

Слава выскочил на улицу. Последнее, что он успел увидеть, это то, что старший наклонился и шарит по карманам убитого.

…Юрий глубоко, громко затянулся сигаретным дымом.

– Ну что, салага, ты хоть что-нибудь понял?

Они лежали вечером возле палатки на жесткой колючей траве.

– Но зачем все так сложно? – без напора, лениво, спросил Вячеслав.

Размягченный спиртным, Юра говорил разнеженно:

– Обеспечение отхода, салага, – это самое главное в подобных делах. Ты, я чувствую, по жизни пойдешь кривой дорожкой. Так вот, тебе будет позволено по ней шагать ровно столько времени, сколько ты будешь помнить и ориентироваться на эту истину. В вопросах безопасности лучше перестраховаться, чем потом локти кусать.

Славик ничего не ответил. Он все равно считал, что Юра излишне осторожен. Тот это понял.

– Ну и еще одно запомни, мой юный друг. Среди наших товарищей, надеюсь, с этим ты спорить не станешь, самый бесшабашный – это Бэбэ. Согласен?

Славик слегка замялся.

– Ну да, наверное…

– Не наверное, а точно. Так вот, он в своих действиях, даже если думает, то думает только на шаг вперед. А надо – на пять, в крайнем случае на три. Только тогда у тебя будут получаться ходы, которые принесут тебе реальную пользу. Уловил?

Вячеславу не хотелось ни спорить, ни возражать. Он просто сказал:

– Время покажет, Юра.

– Вот тут ты прав. Только я предпочитаю, чтобы время учило меня только на чужих ошибках. И попомни мои слова: время непременно покажет, кто из нас по большому счету прав – я или Бэбэ.

…Время показало, кто из них прав. Юра, уезжая из Афгана, имел в кармане кругленькую сумму денег. Бориса Баринова увозили в цинке. Как-то он польстился на какую-то «левую» сделку… Нашли его только наутро – всего исколотого и истерзанного, с переломанными костями.

7

Я вышла из дома точно в назначенное время. У дверей меня встретил Игорь Викторович.

– Прошу вас, – он, умело придержав дверь, пропустил меня на лужайку. – Я вас проведу к машине.

– Спасибо, я дорогу знаю!

– Я проведу!

Господи, на что я клюнула-то! Холуйские повадки приняла за исключительную галантность, отсутствие живой мысли в глазах – за твердую волю и целеустремленность… Ах, обмануть меня нетрудно… Нет, голубчик, я тебе никогда не прощу своей ошибки!

Между тем он и в самом деле зашагал рядом со мной по направлению к стоянке. Там мы остановились возле какой-то серой иномарки, солидной, хотя и не столь броской и шикарной, как лимузин, на котором меня привезли сюда.

Буквально через несколько минут подошел Вячеслав Михайлович. За ним следовали Секретарь и еще двое мужчин, как я потом поняла, его телохранителей.

– Прошу прощения, Виолетта Сергеевна, что заставил себя ждать. Неожиданный звонок задержал… Прошу!

Один из охранников распахнул дверцу машины. Самойлов уселся в автомобиль, жестом пригласил меня устраиваться рядом. Дверь захлопнулась. И машина покатила к воротам.

– Обычно я лично не участвую в акциях, подобной той, которую вы сегодня увидите. Для меня это давно пройденный этап деятельности, – заговорил Самойлов. – Но специально для вас сегодня я сделаю исключение.

Преамбула мне не понравилась.

– Но, надеюсь, в этом не будет ничего криминального? – встревоженно спросила я.

Вячеслав Михайлович усмехнулся.

– Виолетта Сергеевна, милая, информирую вас: с этого момента все, что будет делаться на ваших глазах, в той или иной степени обязательно связано с криминалом. Иначе я бы не стал привлекать к работе специалиста по детективам, и уж подавно не стал бы платить вам такой крупный гонорар.

Так вот что меня беспокоило все это время! Ведь теперь все, что я здесь узнаю, по закону должна сообщить «кому следовает». И если я это не сделаю, превращаюсь в преступницу! Ничего не скажешь – ситуация складывается та еще… Значит, если книга выйдет, не только Вячеслав Михайлович может на меня подать в суд за клевету, но меня вполне могут пригласить на Петровку или куда там еще приглашают в подобных случаях, чтобы спросить, откуда мне известны подробности того или иного происшествия.

Правда, я тут же одернула себя: не может же этот мафиози и в самом деле посвящать меня в какие-то слишком уж важные свои секреты – нет такой славы, ради которой можно подставлять себя и всю свою организацию под удар… И все же мне стало еще неуютнее.

Мы вывернули на широкое шоссе и тут набрали скорость. Мотор гудел так тихо, что свист рассекаемого воздуха был слышен куда громче.

– Итак, Виолетта Сергеевна, наверное, у вас появились какие-то вопросы, на которые вы желали бы получить ответы? Прошу вас, до прибытия на место я в вашем распоряжении.

Что и говорить, вопросы были, и их возникло немало. Однако большинство носили абстрактный характер, как и всякий раз, когда сталкиваешься с явлением, принципиально для тебя новым.

– Признаться, мне не совсем понятно, что я вообще буду делать возле вас, – начала я с простейшего.

– Ничего. Смотреть. Спрашивать. Слушать. Запоминать… Короче говоря, просто присутствовать рядом со мной и впитывать любую информацию, которая может вам пригодиться для выполнения моего заказа. А в свободное время писать, писать и еще раз писать. Потому что с работой вы должны, обязаны справиться как можно быстрее.

– Почему?

Самойлов спокойно пожал плечами и ответил предельно откровенно:

– Потому что мне не хочется слишком долго зависеть от вашего присутствия.

– А каким же это образом вы можете от меня зависеть?

Он не переставал меня удивлять.

– Ну как же! – Шеф изобразил недоумение по поводу моей непонятливости. – Мне сейчас приходится строить все свои планы, делая поправку на ваше присутствие… Я, кстати, подумал, что вас дополнительно нужно заинтересовать в том, чтобы вы сделали работу как можно быстрее. Заметьте: не лучше, а быстрее… И вот что у меня получилось. По истечении срока нашего с вами совместного пребывания я сделаю так, чтобы вы до окончания работы были изолированы. Выйти из изоляции вы сможете, только когда сдадите лично мне рукопись.

– Что??? – это было слишком. Это был явный перебор. – Мы так не договаривались.

– Вы правы, – покивал Вячеслав Михайлович. – Изменение условий сделки после того, как договоренности уже достигнуты, всегда…

Вдруг Самойлов оборвал сам себя и повернулся ко мне. С него вдруг слетела вся его подчеркнутая светскость. И он заговорил просто, ясно, даже немного раздраженно. Во всяком случае, с напором.

– Послушайте, Виолетта Сергеевна! Ну что вы кочевряжитесь, право слово? Поймите же: никто никогда ни за одну работу не предложит вам таких условий, как предлагаю я. Всего лишь максимум за месяц работы вы получите деньги, которые при других обстоятельствах заработали бы за пять лет. Разве это не так?

Под его напором я немного стушевалась.

– Ну, пять, может, это слишком…

– Ну три. Так судите же: месяц и три года. Неужто ради этого не стоит повкалывать месяц в полную силу?..

Разумеется, если вопрос ставить так, ответ может быть только один. И все же…

– Однако… – начала я.

Но он не дал мне закончить.

– Погодите, не возражайте! Выслушайте меня до конца.

Он на секунду замолк, громко хрустнул сложенными в замок пальцами.

– Помните историю Герострата, который в 356 году до нашей эры сжег храм Артемиды Эфесской, который считался одним из семи чудес света? На суде Герострат заявил, что сделал это с одной-единственной целью: чтобы его имя осталось известным в веках. Тогда афинский сенат под страхом смерти запретил произносить всем гражданам его имя. Однако джинн уже выбрался из бутылки, и удержать его в ограниченном пространстве стало просто невозможно. Имя Герострата стало нарицательным. Таким образом, он своей цели достиг. Ну а цена – какое значение имеет цена для нас, людей, живущих три тысячи лет спустя?

– И вы согласны на такую сомнительную славу?

Самойлов с досадой махнул рукой: не нужно, мол, меня перебивать. По всему чувствовалось, что сейчас он говорит искренне, от души.

– Бросьте! Слава не может быть сомнительной – она или есть, или ее нет. Чем принципиально отличается слава Герострата от славы Леонардо да Винчи? Суперубийц Гитлера, Сталина или Наполеона от Швейцера, матери Терезы или физиолога Павлова?.. Но я сейчас не о том. Да, я согласен на любую славу, более того, я желаю ее. Я ее жажду. Я ее вожделею. Я прекрасно понимаю: никто и ничто не может гарантировать того, чтобы твое имя помнили, чтобы тебя знали. Кого из политиков двадцатилетней давности вы знаете? Кого из эстрадных исполнителей мы вспоминаем после того, как они сходят со сцены?.. Только первых лиц. Я себя к таким не причисляю. А я хочу, чтобы мое имя прогремело по всей России! Хотя бы один раз, но – громко! Я этого хочу. Хочу, чтобы… Каким тиражом обычно выпускает книги издательство?

– Тысяч сорок-пятьдесят экземпляров. Ну, может, сто тысяч…

– Это значит, по меньшей мере четверть миллиона человек прочитает обо мне, о моих делах, о моей жизни! Неужто вы не признаете, что ради этого стоит рискнуть? Вот вы сдаете в издательство книгу… Неужели вы при этом думаете только о гонораре, и вам совсем безразлично, что на прилавках магазинов и на книжных «развалах» будут лежать тысячи томиков с вашей фамилией?.. Я не прав?.. В метро, в поездах и самолетах, дома на диване, всюду будут читать обо мне! И я этого хочу!

Я не знала, что и сказать. Ставить на кон свою жизнь, свою судьбу, свою репутацию, свою свободу лишь ради того, чтобы кто-то читал о твоих сомнительных подвигах…

– Ну а теперь, когда мы с вами подъезжаем, надо подвести итог нашей беседе. Итак, я бы очень не хотел, чтобы у вас сложилось впечатление, будто вы действуете только по моему принуждению. Я хочу, чтобы вы работали добровольно, на заранее оговоренных условиях. Другими словами, я вас нанимаю, что налагает на нас взаимные обязанности и обязательства. Неделю вы работаете со мной. За это получаете обусловленный гонорар. После этого мы с вами расстаемся, вы будете жить на всем готовом, но в полной изоляции до тех пор, пока не закончите писать. На этот период я вам плачу по пятьдесят долларов в сутки. Когда вы ставите последнюю точку, вы получаете деньги и мы с вами расстаемся.

Как легко он оперирует суммами, которые для простых людей представляют едва ли не целые состояния!

– А вы не боитесь, что за пятьдесят долларов в сутки я обоснуюсь у вас навсегда?

– Не боюсь. Вы не представляете себе, насколько это утомительное дело – сидеть в изоляции.

Мне показалось, что он сказал это с грустью. Взглянула на своего спутника. Но у того на лице уже вновь появилось надменное невозмутимое выражение.

Час искренности закончился.

8

Мы остановились перед входом в центральный офис исполина отечественного бизнеса – банка «Плутон». У дверцы нашего автомобиля мгновенно вырос крепкий парень, естественно, тоже в строгом костюме. Он почтительно распахнул ее, замер, цепко рыская глазами по сторонам.

Вячеслав Михайлович вышел из машины и, не останавливаясь, направился к широким, сияющим золотистым стеклом, дверям. Возле него уже шагали все те же телохранители, что провожали нас с дачи – оказывается, они ехали в другой машине, следом за нами.

Ко мне в машину заглянул Секретарь. Он протянул мне руку:

– Прошу вас, Виолетта Сергеевна.

Уже на улице, когда мы тоже шли к двери, Секретарь представился:

– Меня зовут Иван Николаевич. Я – личный секретарь Вячеслава Михайловича.

Мне раньше не доводилось бывать в офисах таких крупных коммерческих фирм. Поэтому я с любопытством оглядывалась. Обширное фойе, отделанное в ультрасовременном стиле. Широкая лестница ведет на второй этаж. На площадке ее виден постамент – очевидно, раньше здесь располагалось какое-то официальное учреждение и с этого места глядел на совслужащих бюст вождя мирового пролетариата.

У входа столик, за которым стоял, вытянувшись, милиционер. Чуть в стороне, ближе к лестнице ел Самойлова глазами могучий мужчина.

Вячеслав Михайлович, проходя мимо него, лишь коротко бросил:

– Ну что у нас?

– Порядок.

– Когда выезжаем?

– Семнадцать-пятнадцать.

– Хорошо.

Самойлов начал подниматься по лестнице.

Между тем мы проследовали мимо продолжавшего стоять по стойке смирно милиционера к могучему мужчине.

– Познакомьтесь! Начальник группы личной безопасности Шефа, Боксер – Виолетта Сергеевна.

Боксер ничего не ответил, только молча склонил голову. И мы проследовали мимо него по лестнице.

Обширная приемная выглядела словно иллюстрация рекламного проспекта – новехонький компьютер, принтер, факс, многофункциональный телефон, а также кресла, столик, искусственные растения… И среди всего этого ультрасовременного интерьера профессионально улыбалась девица, попавшая сюда, очевидно, с очередного конкурса красоты и получающая надбавку за то, что будет носить на себе как можно меньше одежды. Лучезарно продемонстрировав Шефу свои прелестные зубки, она чуть приглушила накал приветливости при виде Ивана Николаевича и обожгла взглядом меня. Однако так и не произнесла ни слова.

Мы прошли мимо девицы в кабинет. Тут тоже все было отделано по высшему классу.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – указал мне Самойлов на кресло, стоявшее у стены. – Подождите немного, мне нужно поработать.

Он привычно включил компьютер и, пока тот загружался, быстро просмотрел лежавшие на столе бумаги.

Дверь открылась, на пороге возник Секретарь.

– Займись нашей гостьей, – распорядился Самойлов. – А я буду через десять минут.

Хозяин повернулся с креслом к стене. И в ней тут же открылась дверь. А ведь стена казалась настолько монолитной, что и мысли не могло возникнуть, будто там еще одна комната. Или не одна?

Вячеслав Михайлович поднялся и шагнул в открывшийся проем. Дверь закрылась – будто и не было ее.

– Прошу вас, Виолетта Сергеевна, пересядьте сюда, на стул.

Я молча пересела. Иван Николаевич раскрыл принесенный пакет. Достал оттуда шикарный парик – пышно взбитую копну волос платиновой блондинки. Зашел мне со спины и начал надевать его мне на голову.

– Это еще зачем? – не выдержала я.

– Нужно. Даже необходимо, – услышала более чем вразумительный ответ.

Затем на свет появилась крохотная коробочка.

– Сейчас вам будет немного неприятно, – предупредил Секретарь.

Что тут сделаешь?

– Давайте, – вздохнула я.

Оказалось, что в коробочке находились контактные линзы. Изумрудно зеленого цвета.

– Таких глаз в природе не бывает, – сочла я нужным сказать.

– Это неважно. Главное: что они будут отвлекать внимание от тех черт вашего лица, которые изменить невозможно.

Как-то я уже пыталась носить контактные линзы. Так что неожиданными неприятные ощущения, которые сопровождают эту процедуру, для меня не стали. Но и легче от этого не было. Я уже знала, что глаза будут чесаться, слезиться и для привыкания к линзам нужно какое-то время…

Затем мне пришлось вытерпеть еще одну не слишком приятную процедуру – Иван Николаевич засунул мне в ноздри небольшие вставочки. Водрузил на нос большие очки. И в довершение набросил на плечи что-то типа небольшой алой накидочки с блестками.

– Все, теперь можете полюбоваться на себя.

Секретарь распахнул дверцу стенного шкафа. В открывшемся проеме мгновенно вспыхнула лампа дневного света и осветила огромное, в рост мужчины, зеркало.

Да, он свое дело знал. Если бы я не была убеждена, что увижу саму себя, ни в коем случае не поверила бы. На лице в первую очередь бросались в глаза – простите за сомнительный каламбур – именно неестественно зеленые глаза за стеклами очков. А фигуру невозможно было узнать из-за нелепой искрящейся накидки.

– Ну что, узнаете? – раздался за спиной голос Самойлова.

Не оборачиваясь, я бросила через плечо:

– Н-да, в таком виде я могу хоть к родной дочери заявиться – не узнает.

За моей спиной возникла мужская фигура. Это был совершенно незнакомый человек. Я стремительно обернулась. И наткнулась на веселый взгляд Самойлова. Он тоже переоделся, натянул парик, наверное, подгримировался – так что его тоже узнать можно было с трудом.

– Ну что ж, поехали!

Я направилась было к двери.

– Нет, нам сейчас не сюда, – остановил меня Вячеслав Михайлович.

Он снова подошел к участку стены, которая тут же гостеприимно распахнулась ему навстречу.

– Прошу!

Иван Николаевич глядел на нас от двери, ведущей в приемную.