Текст книги "Охота на тигра"

Автор книги: Николай Далекий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Алла сама изумлялась своим словам. Это был откровеннейший шантаж. Где и когда научилась она таким вещам? Очевидно, это всегда было в ней, но пробудилось сейчас как женская месть. Она злорадствовала, торжествовала.

– Да, да, Оскарик, они будут рады, все твои друзья – найден виновный, на которого можно свалить все. Так ведь? Я поступлю подло, знаю. А что мне остается делать, если ты хочешь принести меня, ни в чем неповинного человека, в жертву? Н-нет, я не такая уж дурочка, как ты представляешь. Ты подлый, и я буду подлая. Ну, что? Что решил? Лучше всего сразу разделаться со мной? Боишься? Да, ты ведь не только подлец, но и трус. А я тебя все-таки... Да, я тебя любила и ревновала даже.

Она была восхитительна в этот момент. Верк кипел от бессильной ярости, но должен был признать, что Алла ведет себя, если учитывать сложившиеся обстоятельства, прямо-таки блестяще. А он-то полагал, что хорошо знает примитивное духовное устройство русской красотки. Ведь женщины такого типа созданы на один манер. Он ошибся, Алла, очевидно, только играла такой тип, ей ведь нетрудно, она и раньше, по ее же словам, тяготела к сценическому искусству.

– Вот так, Оскарик, – более спокойно продолжала она. – Дай мне платок, я вытру кровь на лице. Я хочу быть привлекательной до последнего момента. И сигарету, пожалуйста. Благодарю. Ничего особенного: от удара лопнул маленький сосудик, только и всего. Нос слегка припух, покраснел, я припудрю, и ничего не будет заметно. Чепуха! Милые бранятся – только тешатся.

Алла отложила зеркальце и, щуря глаз от сигаретного дыма, посмотрела на Верка, который молча, сосредоточенно наблюдал за ней.

– Вернемся к прежней неприятной теме... Ты говоришь, что с удовольствием передашь меня в руки следователей. Допустим. А что в таком случае грозит гауптману Верку, связавшемуся при помощи своей коварной любовницы с действующими в тылу у немцев советскими бандитами – подпольщиками, партизанами? Точно ответить затрудняюсь. Я ведь такими вопросами не занималась, не интересовалась даже. Но можно предположить – смертная казнь через повешение. Впрочем, я слышала, кто-то из твоих приятелей говорил, что палачи в ваших тюрьмах более охотно орудуют топором. Ж-ж-ж-ах! И – готово... Есть чудные стихи какого-то французского поэта, жившего чуть ли не в пятнадцатом веке. Стихи, даже гениальные, не приносили в те времена дохода, и он, чтобы заработать себе прожиточный минимум, примкнул к шайке разбойников, грабивших купцов на большой дороге. Вспомнила – Франсуа Вийон. Вот что он написал, обращаясь к своей возлюбленной, рисуя перед ней картину своей казни: «И голова, любимая тобою, с твоей груди на плаху перейдет...» Ужасно, не правда ли? Мне жалко тебя, Оскарик. Ведь, придумав наш с Любой заговор, ты сам надеваешь себе петлю на шею.

– Ладно, Алка, – устало сказал Верк. – Не надо демонстрировать передо мной свои актерские способности. Отложим на минутку этот разговор. Я хочу помыться, и ты приготовь мне кофе. Пожалуйста!

Алла на несколько мгновений замерла, недоверчиво и враждебно глядя на Верка, но тут же с подчеркнутой иронической рабской готовностью сорвалась с места.

– Сию минуту, мой повелитель...

Верк хорошенько помылся под рукомойником (Алла приучила его мыть руки и лицо не в тазу, а под рукомойником, доказав, что такое умывание более гигиенично) и, повесив мундир на спинку стула, начал отхлебывать из чашки горячий кофе. Он был мрачен, задумчив и все время поглядывал на лежавшую на столе раскрытую книгу. Наконец сказал, не оглядываясь:

– Все хорошо, очаровательная Сарра Бернар, черт бы тебя побрал. Но как ты объяснишь, если не следователю, то хотя бы мне исчезновение шестнадцати листов из книги?

– Почему именно я должна объяснять? – вызывающе скрестила руки на груди Алла.

– Потому что вырванные листы оказались у тех русских пленных, какие пытались удрать на танке, – солгал Верк. – Можешь не сомневаться, я листы этим людям не передавал.

– Значит, их передал кто-то другой.

– Логично. Листы из книги, лежавшей на моем столе, могли вырвать трое: я, ты, твоя подруга, которая три Дня назад заходила к тебе в гости.

– По твоей просьбе, Оскар.

– Да, но это не меняет существа дела. Три человека. Согласна?

– Да.

– Я не вырывал. Один человек отпадает. Ты?

– Не вырывала! Да и как я могла передать им? Я ведь ни разу не приходила к вам в мастерскую.

– Ты могла передать Любе.

– Повторяю: не вырывала и не передавала.

– Прекрасно! Остается Люба. Ты оставляла ее в горнице одну?

– Не помню.

– А ты вспомни, вспомни, черт возьми! – снова вскипел Верк. – Я убедился, у тебя совсем неплохая память.

– Если и оставляла, то на очень короткое время. Вряд ли она смогла бы.

Верк резко повернулся к любовнице:

– Слушай, Алла. Это для тебя вопрос жизни и смерти. Понимаешь? После всего случившегося меня пошлют на фронт. Ты останешься одна. Я ничем не смогу помочь тебе. Однако, если ты все свалишь на Любу... Кстати, она погибла, но при очень загадочных обстоятельствах. Если ты все свалишь на мертвую, ты сможешь выпутаться.

– Нет, Оскар, – печально покачала головой Алла. – Ты меня утешаешь, обманываешь. Я не выпутаюсь.

– Зачем так мрачно.

– Ты боишься не за меня, а за себя. Боишься, что я тебя оговорю. Зачем ты принес и держал дома эту чертову книгу? Люба погибла, она ничего не может сказать в свое оправдание. Ее убили, замучили?

– Нет, откуда ты взяла?

– Я ничего не знаю. Ты ведь не рассказываешь мне.

– Она погибла в первый же момент под гусеницами танка, вернее в развалинах дома, через который танк пробился на улицу.

– Погибла... Бедная, бедная Люба. – Алла покачала головой, но тут же ее глаза сверкнули яростью: – И ты ее подозреваешь? Ведь если б она знала, что произойдет, она бы вышла из помещения.

– Я тебе сказал – обстоятельства гибели носят загадочный характер.

– Загадочный... – Алла затряслась в рыданиях. – Дурачье, просвистели танк, залезли с этим делом в дерьмо по уши, теперь хотите свалить всю вину на двух русских девчонок? Сволочи паршивые! Вы ставите себя над всеми – самые умные, самые сильные, самые смелые. И хитрые.

Верк вскочил со стула, схватил Аллу за руки.

– Алка! Прекрати. Прекрати сейчас же!

– Я правду говорю, – горячо, со слезами на глазах зашептала девушка. – Вы наших пленных не только голодом морите, вы их презираете – низшая раса, полудикари, иваны. Вот и допрезирались – умней вас, арийцев, иваны оказались! Поэтому-то вы так и злитесь, из себя выходите.

Верк тихонько оттолкнул ее от себя.

– Алла, я не верю, что ты была как-либо причастна к подготовке побега или что-либо знала о нем.

– Спасибо, – откровенно насмешливо поклонилась Алла. – Наконец-то ты...

– Вот и покончим на этом.

Алла достала сигарету и, прикурив от лампы, зашагала по комнате. Ее, видимо, озарила какая-то новая мысль.

– Подожди, Оскар. Несколько вопросов. Эта книга, она что, одна-единственная в мире? Существует только один экземпляр?

– Нет, конечно.

– У кого еще была такая книга у вас на базе или здесь, в городе?

Ай да Алка, вот она как повернула! Повернула, да не совсем.

– Один или два экземпляра могли быть у танкистов или мастеров. Но это ничего не меняет. Листы ведь вырваны из этого экземпляра, что находился у меня на столе.

– И я должна ломать голову с этими листками, мое это дело, да? – набросилась она на Верка. – Где ты взял книгу, у кого? Ты уверен, что тогда все листы были на месте? Может быть, их вырвали раньше.

Верк молчал. Он обдумывал новую, предложенную Аллой версию. Конечно, лично ему версия эта казалась далекой от правды, но она была спасительной, так как могла показаться убедительной для других. Кто знает, что один из экземпляров книги находился у начальника ремонтной базы? Только полицай Тышля и трое тех мальчишек, каких он приводил в кабинет Верка. Но никто из них не знает, куда дел книгу начальник ремонтной базы. Он мог отдать ее танкистам, допустим, их командиру, лейтенанту Бегнеру. Все члены экипажа «тигра» погибли...

– Почему ты молчишь? – не отставала, теребила его Алла. – Где нашли листки? У кого? Ты можешь показать их мне?

Если бы такие вопросы Алла задала в начале их разговора, Верк счел бы, что она пытается выяснить у него, имеются ли улики против Любы или все построено на предположениях. Однако сейчас вопросы Аллы были естественным, логическим продолжением ее версии.

– Проклятая книга! Грязная, растрепанная... Я несколько раз хотела использовать ее как подставку под горячие кастрюли и сковородки. Могла порвать, выбросить... Могла сжечь.

Верк опустился на стул, закрыл глаза.

– Еще не поздно. Ты можешь сделать это сейчас, – сказал он равнодушно.

– Что сделать?

– Уничтожить книгу. Можешь ставить на нее что угодно, можешь разорвать и выбросить в уборную. Я разрешаю. Лучше всего сжечь.

– Но...

– Никаких но. Ее не было у меня. Ты ее во всяком случае никогда не видела в нашей квартире.

– А как же листки?

– Листов тоже не было. Было трое танкистов. Трое очень смелых русских танкистов.

– Тогда ты сам должен сжечь книгу. Я боюсь к ней прикасаться.

– Ты все-таки эгоистка, Алла. И тебе ни капельки не жалко меня. Поверь, я смертельно устал и должен хотя бы часок поспать, хотя бы так, сидя на стуле. Ты разорви книгу и брось ее в печку, приготовь мне омлет, поджарь картошки. Если огня от книги будет недостаточно, подбрось немного дров. И не забудь хорошенько помешать пепел...

Алла протянула было руку к книге, но тут же одернула ее.

– Я боюсь. Ты скажешь, что это я сама...

– Не прикидывайся такой наивной и трусливой. Как будто ты не знаешь, как отвести от себя такое обвинение. Скажешь – Верк меня заставил.

Верк продолжал сидеть, откинувшись на спинку стула, размягчив мускулы, закрыв глаза. Его пошлют на фронт... Наверняка. Куда денется Алла? Это не его забота. Судьба таких женщин известна. Она должна была знать...

– Алка, ты меня слышишь? Меня отправят на фронт. Что будешь делать ты? Найдешь другого «повелителя»?

– Нет, – донеслось из кухни. – Я зарегистрируюсь на бирже и уеду в Германию.

– Не завидую.

– У меня нет другого выхода. Здесь в городе меня все ненавидят.

Да, ей в городе оставаться нельзя. Ей будет трудно. Особенно, когда придут русские. Они придут...

Верк снова вспомнил ту ужасную картину, какую он увидел, вернувшись вечером на базу. Три уцелевщих мастера выстроили пленных ремонтников в одну шеренгу и, проходя один за другим вдоль строя, лупили их палками по лицу, приговаривая: «Это тебе за беднягу Фридриха!», «За моего друга Иоганна!», «Получай, свиньи, за Карла!», «За их несчастных жен, детей!», «Получай, получай, получай...». Конвоиры стояли, вскинув автоматы. Верк вмешался, по ему стоило большого труда приостановить бессмысленное зверское избиение. Мастера оставили свои жертвы в покое только тогда, когда он Сказал, что пленные ремонтники потребуются для следствия.

Потом мысль Верка перебросилась на тех, кто угнал танк. Он установил номера их жетонов и фамилии, но как ни силился, не мот припомнить их лиц. Жетон № 13, жетон № 17, жетон № 28 – Петухов, Шевелев, Полудневый. Вместо лиц – жетоны, фамилии. Почему так случилось? Он не обращал внимания на внешность пленных. Старался не обращать. Он видел не их, а танки, детали, моторы, руки и инструменты. Только одно лицо хорошо запомнилось ему – лицо того пленного, что сделал надписи и чуть было не был повешен оберштурмфюрером как саботажник. В общем-то, физиономия этого пленного была вполне симпатичной и чем-то располагала к себе. Как же выглядели те, кто осуществил тот дерзкий побег? Это были, несомненно, умные, находчивые и удивительно храбрые люди. Он видел только одного на мосту. Тело его упало в воду, когда раскаленный «тигр», проломив настил и горящие балки моста, рухнул в реку. Феерическая картина. Вода в реке закипела, поднялось облако пара. Ничего подобного он раньше никогда не видал.

Мост сгорел, вряд ли его восстановят за сутки.

Лицо Алки надвинулось, закрыло все. Красивое, нежное, почти детское, такое, каким он увидал его впервые.

– Алла, ты знаешь, в чем твое несчастье? – спросил он, еле шевеля губами. – Ты слишком красивая. И то, что является счастьем для женщин, стало твоим несчастьем.

Ему показалось, что он услышал ответ:

– Я знаю...

Лицо кладовщицы. Умненькое. Лица этих троих. Фамилии, вместо глаз – жетоны – № 13, № 17, № 28...

Жалко, обидно, что он не запомнил лиц этих людей. Ведь он должен был запомнить, видел их сотни раз. Видел и не заметил. Что еще видел и не заметил, не понял в своей жизни гауптман Оскар Верк? Очевидно, многое, очень многое, как и большинство немцев его поколения... Это звучало как оправдание. И сон, тревожный сон пришел к Верку...

Что дальше, Чарли?

Два дня продолжался их праздник, начавшийся в тот момент, когда лейтенант Полудневый протаранил двухэтажный домик рембазы и вывел грозную машину на улицы города. Он был необычен, этот праздник, наполненный ликованием и незаметный, скрытый от чужого взгляда, радостный и трагический.

Советские военнопленные Каменнолужского лагеря платили, за него страданиями, кровью, жизнями товарищей, попадавших под пули озлобленных, разъяренных конвоиров, и все же торжествовали. К тому же, как и подобает на праздники, они еще и бездельничали на протяжении этих двух дней, наблюдая, как суетятся, рвут криками глотки гитлеровские командиры. Это было восхитительное зрелище!

В первые минуты и даже часы чрезвычайного происшествия никто из пленных не пострадал. О них словно забыли – ни стрельбы, ни «поощрительных» ударов палками, прикладами, ни злобных окликов. Все внимание ошеломленных, перепуганных гитлеровцев было приковано к «тигру», который где-то там, на шоссе, вытворял нечто страшное, чудовищное, невообразимое. Даже после того, когда пылающий танк обрушился в воду между сваями моста и стало понятным, что никакой опасности попасть под его гусеницы не существует, гитлеровцы еще долго не могли прийти в себя. Они галдели, отдавали поспешные, противоречивые приказы, которые тут же отменялись, орали друг на друга, впадали в истерику от взаимных обвинений и оскорблений.

А праздник разгорался в душах пленных, хотя они ни в чем не выражали своей радости, стояли молча, с равнодушными лицами, как будто не понимали, что происходит вокруг, или полагали, что это их совершенно не касается. Им тоже многое было неясным вначале. Но капля за каплей просачивались сведения о случившемся, одно-два слова пронизывали их массу, словно электрический заряд: «Танк...» – «Наши?» – «Не может быть...» – «Наши, наши. Точно!» – «Тигра взяли.» – «Дают концерт!» – «Кто же это?» – «Партизаны». – «Это ремонтники». – «Вот тебе и чесночники...»

Потом их торопливо построили в несколько колонн, погнали из каменоломен к мосту. Сперва они увидели несколько опрокинутых, растерзанных грузовиков, возле которых бродили и собирали что-то немецкие солдаты, аккуратно сложенные, укрытые шинелями трупы на обочине, затем свежие воронки от бомб и снарядов по обе стороны шоссе и, наконец, сожженный посредине, еще слегка дымящийся мост, у которого собралось не менее двух сотен гитлеровских офицеров и солдат, прибывших сюда на машинах.

Все, что открывалось глазам, не требовало комментариев, все было понятно как пленным, так и солдатам-конвоирам: «тигр», прежде чем запылать на мосту, погулял на славу. Особенно сильные впечатления, хотя и совершенно различного характера, произвели выложенные в ряд на обочине трупы, покрытые грязно-зелеными шинелями. Немцы пришли в ярость – столько жертв! Тут-то и застучали первые короткие очереди автоматов. При малейшем нарушении правил движения конвоиры без предупреждения стреляли по колонне – пуля виноватого найдет – «Равнение в пятерках!», «Шире шаг!», «Не глазеть по сторонам, не переговариваться!» Те, кто упал, пятная брусчатку кровью, уже не поднялся, таких безжалостно добивали, заставляли оттаскивать на обочину: «Мы вам покажем, как бунтовать! Подождите, мы еще вам не такое покажем...»

Но праздник продолжался. Трагическое переплеталось в нем с комическим. Одна сцена сменялась другой, и выходило так, что основная масса пленных присутствовала на этих маленьких спектаклях в качестве специально приглашенных зрителей. Давно они так не бездельничали и не развлекались. Требовалось только одно – тщательно скрывать свою радость и глумление над растерявшимися немцами.

Кто-то из гитлеровских командиров подал идею вытащить танк на берег. Когда пленных пригнали к реке, сюда уже были подвезены два длиннейших троса, и немцы устанавливали приспособление с треногами-распорками и вращающимися на валах шкивами. Пленные, стоя по команде «вольно!», наблюдали за этой работой. Потом был отдан приказ выстроиться двумя плотными цепочками, и две огромных группы пленных под крики, улюлюканье гитлеровцев начали тянуть тросы, загудевшие точно басовые струны какого-то гигантского музыкального инструмента. Пленных нельзя было упрекнуть в отсутствии старания – один трос лопнул на первой же минуте, и несколько сот человек одновременно повалились на землю, кувыркаясь, наваливаясь друг на друга. Снова вынужденное ожидание – на счалку троса ушло около часа, и эту сложную работу, конечно, побоялись поручить кому-нибудь из пленных, ее выполняли немецкие саперы. Потянули снова – лопнул второй трос, а многотонная стальная коробка еще сильнее заклинилась между обгоревших сверху свай. Тогда решили выстроить рядом новый мост, привезли тачки, чтобы насыпать ответвление от шоссе. Готовились работать круглосуточно при свете костров. Тут какой-то наиболее здравомыслящий инженер предложил сделать временный настил на обгоревшем мосту, используя коробку танка как один из самых прочных устоев. Плотничали немецкие саперы – пленные не годились для такой срочной работы, и все же их держали эти два дня тут же, у реки, на тот случай, если потребуется их помощь. Нужно перетащить поближе к плотникам десяток досок, и начинается кутерьма: каждую доску хватают четверо и галопом пробегают с ней каких-нибудь сорок метров. Десяток досок – трехминутная разминка для сорока человек. И снова бездействие, созерцание, шорох слов, пробегающих по застывшей толпе: «Полудневый...» – «Трое – Полудневый, Шевелев, Петухов». – «Кто бы подумал на Петуха!» – «А он кукарекнул...» – «А на кого подумал бы? Полудневый после карцера, доходяга». – «Базу, хлопцы, видели? Погром». – «На станции больше». – «Они в офицерскую школу тоже заглянули...» – «Чесночников под ноготь. Изуродовали так, что и мама не узнает». – «Спешат, стараются с мостом». – «Полудневый знал, где последнюю свечку поставить». – «Как кость им поперек горла сунул». – «Долго, суки, будут помнить».

Праздник продолжался – глухой, скрытый, не видимый для постороннего глаза. Пленные торжествовали, ликовали, глумились над гитлеровцами. Заметить это по их лицам было невозможно. Однако их внешнее всеобщее тупое равнодушие наводило немцев на мысль, что все они до одного человека принимали участие в заговоре или по крайней мере знали о нем и теперь излишне старательно играют роль непричастных к случившемуся. Конвоиры вели себя свирепо. Несколько человек было убито ни за что ни про что, избитым, изувеченным без какой-либо причины не было счета. И никто не останавливал озверевших конвоиров, офицеры просто не замечали таких сцен – гитлеровцы мстили русским пленным. В глазах каждого пленного они угадывали скрытые радость и торжество.

На третий день с утра почти всех пленных погнали и каменоломни на общие работы.

Впервые за эти дни Годун и Ключевский оказались в одной пятерке, рядом, и смогли переброситься несколькими словами.

– Спасибо, Чарли, – прочувствованно сказал Петр.

– Что я? Хлопцев нужно благодарить, – вздохнул Юрий.

– Хлопцев само собой. Только на твоем журавле полетели... Хорош журавель оказался. Высоко поднялись.

– Высоко, – согласился Юрий печально. – И погибли.

– Так ведь в бою. Такую смерть готов принять. Видел остальных из ремонтной команды?

– Страшно.

– Куда страшнее, мама родная и та не узнает. Ни один из них не выживет. Базу прикроют.

– Похоже.

– Точно. Теперь никого пайкой не купишь. Омишулились фрицы. За все время две машины залатали – Т-3 и Т-4. Только и всего. Так это сами немецкие мастера давно могли бы сделать. Молодец Роман. Завидую. Такого натворил.

– Неужели никто из них не спасся?

– Веришь в чудеса?

– А все, что случилось, разве не чудо?

– Нет, все они погибли. Если кому-нибудь удалось спастись, – немцы бы искали. А так нет. Видимо, убедились, что все сгорели в танке или на мосту.

Колонна спускалась в карьер. Ключевский шел, глядя под ноги, задумчивый и грустный. Годун с надеждой посмотрел на него.

– Что дальше, Чарли?

Юрий вздрогнул, поняв, о чем спрашивает товарищ. Он сам думал об этом не раз и не находил ничего утешительного. Им выпал редкий, золотой шанс, они использовали его, но надеяться, что такой шанс повторится, было бы глупо. Это противоречило бы теории вероятности.

– Две удачи подряд? Вряд ли следует надеяться, Петя.

– Не придуривайся, – сурово покосился на него Петр. – На то тебе такая башка дадена. Ну, поднатужься, Чарли, придумай еще чего-нибудь. Что тебе стоит?

Да, отказываться от мысли о побеге нельзя. Это была бы их смерть. Нужна надежда. И Ключевский сказал товарищу:

– Хорошо, Петр, подумаю...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Дополнительное сообщение

Особо секретно

Оберштурмбанфюреру Кремпу

Рапорт

По поводу известного Вам трагического эпизода станком «тигр» дополнительно сообщаю:

1. Фатальные события развивались следующим образом. В 15.30 танк Т-6 («тигр») после капитального ремонта и прошедших в полевых условиях испытаний был установлен на площадке готовности, находящейся на территории рембазы, окруженной кирпичной стеной и двумя рядами гранитных надолбов. Командир танка лейтенант Бегнер, чтобы отметить возвращение своей боевой машины в строй, пригласил в контору всех немецких мастеров и организовал там выпивку. Возле танка оставались два члена экипажа – механик и водитель, при этом, как утверждают стоявшие у ворот часовые, водитель находился в танке на своем месте.

15.45. Три советских военнопленных – Шевелев, Петухом, Полудневый – совершили внезапное нападение на танкистов, зверски умертвили их и захватили танк. Тот-час же ими были предпринята первая попытка вырваться из рембазы, пробив танком стены дома конторы. Это не удалось, но под гусеницами танка и обломками погибли успевшие выбежать в коридор и на крыльцо 5 мастеров, одни из членов экипажа «тигра», а также русская девушка-кладовщица, находившаяся у себя в кладовой. Лей-нт Бегнер спасся, успев отскочить в сторону. Сделав разворот, танк нанес повторный удар. Оказалось, что стены дома конторы были сложены из глыб сырой, смешанной с соломой глины и лишь облицованы настоящим кирпичом. «Тигр» пробил дом насквозь и вышел на улицу.

Раздавив по дороге одну легковую и 2 грузовых машины, «тигр» ворвался во двор офицерского училища, находящегося по ул. Бисмарка, № 11, и мгновенно разрушил летнюю столовую. К счастью, обед в школе уже закончился и из курсантов пострадало всего 8 человек.

16.00. «Тигр» появился на стратегическом шоссе в районе ж.-д. станции. В этот момент на танке находился притаившийся у башни лей-нт Бегнер, ранее преследовавший танк на мотоцикле. Какую цель ставил перед собой Бегнер, неизвестно, но можно предположить, что он надеялся каким-то образом уничтожить сидевших в танке русских и завладеть машиной. Это ему не удалось.

Танк разгромил колонну из шести стоявших на обочине шоссе автомашин и повернул назад, к городу.

Вскоре «тигр» появился на станционных путях, обстрелял из пулемета и поджег три цистерны с горючим, раздавил гусеницами несколько минометов, пулемет.

Взяв на себя полную ответственность, я связался с находившимся на станции командиром прибывших войск подполковником Гизлингом и в категорической форме предложил ему принять все меры, чтобы повредить или совершенно уничтожить танк «тигр». Подполковник ответил, что он откроет по танку огонь из уцелевших пушек и вызовет по радио самолет-бомбардировщик.

16.15. «Тигр», покинув ж.-д. станцию и направившись по шоссе в восточном направлении, раздавил встречную штабную машину, опрокинул и повредил броневик и затем, свернув с шоссе, скрылся за остатками грузовиков разгромленной автоколонны.

По «тигру», вновь появившемуся на шоссе, открыт артиллерийский огонь. Прямых попаданий нет.

16.20. Артиллерийская стрельба прекращена. На шоссе на небольшой высоте пролетает бомбардировщик и сбрасывает на движущийся в восточном направлении танк первую бомбу. Цель не поражена. Второй заход еще более неудачен – бомбы ложатся в значительном отдалении. Бомбардировщик улетает.

Возобновляется артиллерийский обстрел. Отмечено первое прямое попадание снаряда в корму танка. «Тигр» полным ходом продолжает свое движение в восточном направлении.

Несколько прямых попаданий. Над моторным отделением танка показалась струйка дыма. «Тигр» скрывается с глаз, окутанный дымом.

16.25. Горящий танк останавливается на деревянном мосту через реку Сож. Выскочивший из люка пленный подвергнут интенсивному пулеметному огню со стороны отряда, заминировавшего шоссе за поймой реки.

16.30. Одним из первых к мосту прибыл я. Танк полыхал, огнем был охвачен также настил моста. В огне можно было различить лежавший у перил наполовину обгоревший труп.

Ветер способствовал пожару, и все предпринятые нами попытки обуздать огонь не привели к желаемым результатам.

16.35. Танк «тигр», проломив наполовину сгоревшие балки моста, рухнул в воду.

Таким образом, танк «тигр» находился в руках русских пленных всего 40 минут, из которых только 35 минут относятся к его активным действиям, что следует объяснить крайне ограниченными запасами имевшихся в танке горючего и боеприпасов.

Однако то, что занявший место водителя пленный не покинул горящий танк, пока не вывел его на мост, указывает, что он преследовал две цели: сжечь мост и хотя бы временно остановить движение на стратегическом шоссе, а также полностью вывести мощный танк из строя.

Вначале были высказаны предположения, что кто-либо из пленных успел выскочить из танка и остался жив.

Нами были проведены поиски: по реке пущены надувные лодки с солдатами, вновь вызванный по радио бомбардировщик совершил несколько облетов поймы. Так как обнаружить кого-либо в воде и на берегу не удалось, мы пришли к единодушному мнению, что все трое пленных, находившиеся в танке, погибли.

По окончательным данным число наших жертв составляет:

Убитыми:

подполковников . . . . . . . . . 1

майоров . . . . . . . . . . . 1

обер-лейтенантов . . . . . . . . 2

лейтенантов (в том числе злополучный

командир Т-6 лей-нт Бегнер,

покончивший жизнь самоубийством) . . . 5

унтер-офицеров . . . . . . . . . 12

курсантов офицерской школы . . . . . 8

рядовых . . . . . . . . . . . 43

немецких мастеров, работавших на рембазе . 5

Итого: 72 чел.

Ранеными:

офицеров . . . . . . . . . . . 7

рядовых . . . . . . . . . . . 28

Итого: 35 чел.

Такое удручающе большое количество жертв можно объяснить только той полной неожиданностью для наших офицеров и солдат, какой явились для них действия танка. Они гибли под гусеницами, не успев догадаться, что прославленным «тигром» управляют руки врага.

Виновники. Считаю нужным подчеркнуть, что, по существующему положению, лагерь военнопленных, к сожалению, не выходит в сферу деятельности полиции безопасности. За все, что происходит с пленными в лагере и на работах вне лагеря, несет ответственность комендант. Что касается охраны рембазы в ночное время, возложенной мною на специальную группу вспомогательной полиции, то она велась образцово, и никаких претензий в мой адрес не поступало.

Главным виновником прискорбного события считаю покойного лей-та Бегнера, допустившего преступную оплошность, состоящую в том, что он оставил танк без надлежащей охраны.

Вина оберштурмфюрера Брюгеля также несомненна: как комендант лагеря, он не сумел через свою, находящуюся среди пленных агентуру, заблаговременно узнать о планах похищения танка. Однако оберштурмфюрер решительно отвергает такое обвинение, утверждая, что захват танка состоялся не в результате длительной и тщательной подготовки, а экспромтом, под влиянием внезапных импульсов, вызванных мыслью о возможности вырваться на свободу. Этим-то и объясняется, по мнению оберштурмфюрера, что его агенты не смогли что-либо узнать и своевременно донести о назревающей опасности. Учитывая неспособность и нелюбовь русских к тщательной, всесторонней подготовке, упование их на знаменитое русское «авось», суждение оберштурмфюрера можно счесть близким к истине. Однако, чтобы проверить это, следует, на мой взгляд, расширить сеть агентуры среди пленных, подбросив в лагерь хорошо подготовленных людей, какие у нас имеются.

Начальник базы гауптман Верк не исключал возможности попытки со стороны кого-либо из пленных захватить отремонтированный танк, о чем свидетельствует его рапорт, поданный им за 8 дней до чрезвычайного происшествия, а также те меры, какие он принял, чтобы исключить успех такой попытки. К этому следует добавить, что Верк в момент захвата танка находился вне территории базы, и все произошло во время его отсутствия. Тем не менее, следует указать, что ни кто иной, а именно гауптман Верк, выдвинул и проводил в жизнь идею использования русских пленных на работах по ремонту танков. Идея эта, как показывает случай с «тигром», оказалась порочной.

К рапорту прилагаю:

1.Схематический план рембазы.

2.Карту-двухкилометровку, на которой нанесен путь, проделанный «тигром» после того, как он был захвачен русскими.

3.Копию рапорта нач. рембазы гауптмана Верка.

Хайль Гитлер!

Начальник городской полиции безопасности оберштурмфюрер Швейгерт.

Воскресный день

Выбитая, вытоптанная ногами, мертвая лагерная земля. Пленные небольшими группами и в одиночку сидели, лежали на ней. Одни спали, другие чинили одежду и обувь, тихо переговаривались с соседями. Некоторые лежали на спине, подложив под голову сомкнутые руки, и бессмысленно глядели на чистое голубое небо. Юрий Ключевский перебрался между тех, кто занял место невдалеке от барака, выбрал свободную плешину и, предвкушая блаженство, начал медленно опускаться на колени, чтобы затем улечься поудобней. Можно было не спешить, в распоряжении каждого пленного имелось четыре часа свободного, так называемого «личного» времени.

Воскресенье. Спасательный островок отдыха в конце недели. Тут даже гитлеровцы не стали ничего менять: воскресенье есть воскресенье, и создано оно для отдыха и молитвы. Как там сказано в святом писании: шесть дней подряд, не зная сна и отдыха, трудился господь, создавая небо, воду, земную твердь, фауну и флору, а на седьмой решил отдохнуть, присел на удобную горку, опустил ноги в теплое синее море и смахнул ребром ладони обильный пот с морщинистого чела. Умаялся старик... Откровенно говоря, эта начальная библейская легенда, поведанная Юрию бабкой, с детских лет нравилась ему: как-никак бог занимался доброй, созидательной работой, лепил горы, выравнивал степи и долины, прокладывал русла рек, сажал леса, придумывал разных диковинных зверюшек. В воображении Юрия бог был похож на тех мальчишек, которые, закатав штаны выше колен, бродят после теплого летнего дождя по мутным лужам и ручьям, лепят песчаные домики, сооружают запруды с мельницами, тычут в песок ветки и травинки, изображающие рощи, дубравы, лесные чащобы. Сам Юрий в детстве частенько играл в такого бога, сотворяющего и украшающего землю. Это была великолепная увлекательная игра, он попридумывал множество удивительных, невиданных животных и растений, например павлина, на перьях хвоста которого, даже легкое дуновение ветерка вызванивало, как на арфе, различные мелодии, или сосну с крупными апельсинами на ветвях. Были в этих играх реки, берущие начало из источников, бьющих из земли газированной водой, подкрашенной яблочным, лимонным или малиновым (по желанию) сиропом, города, над которыми дожди шли и солнце светило строго по расписанию, очень удобному для жителей города, гора со сползавшим в долину ледником сливочного мороженого, радуга, по какой можно было бегать босиком, как по мосту. Была еще таинственная пещера, где жил тысячелетний старик – вместо бороды у этого старца отрастала свертывающаяся в рулон полоса бумаги, на какой он записывал гусиным пером свои летописи. Было много других чудес в сказочном мире детства. Только для столбов с колючей проволокой не нашлось места на этой сотворенной, придуманной мальчиком земле.