Текст книги "Голова коммивояжера"

Автор книги: Николас Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Не один ты задумывался над этим, – сухо сказал Блаунт. – Но она объяснила все вполне резонно. Когда только началась буря, Дженет зашла в комнату Финни проверить, все ли с ним в порядке. Он спал. Это было вскоре после полуночи. Она решила не ложиться, пока не вернется с прогулки муж, – ждала его возвращения раньше обычного из-за грозы. Когда он пришел, то сказал ей, что слышал, как брыкалась в стойле кобыла. И Дженет вышла вместе с ним, чтобы успокоить лошадь. К этому времени сна уже не было ни в одном глазу. Сидели в будуаре миссис Ситон и читали, ожидая, когда кончится гроза. Через полчаса они решили все же отправиться лечь спать. Тут налетел второй шквал, и миссис Ситон решила, что надо еще раз взглянуть на Финни. Теперь его в комнате не оказалось, и они пошли искать его. Вернувшись ни с чем, Ситоны наконец отошли ко сну – у них, как тебе известно, отдельные спальни – и быстро заснули, оба.

– Очень сплоченная семья, – заметил Найджел поднимаясь. Блаунт предложил подвезти его, но Найджел решил пройтись по ночному воздуху, чтобы освежить голову.

– Вопрос в том, кого они защищают, – сказал Блаунт.

– О, все кого-то защищают. Более всего Роберта Ситона – он самый ценный предмет в коллекции. Лайонел оберегает Ванессу. Слабоумие Финни Блэка – повод для опеки со стороны Роберта и Дженет. Потом, есть еще Мара Торренс – Роберт, относится к ней, как к собственной дочери. Лайонел к Маре далеко не равнодушен; Дженет терпит ее, что говорит о многом: все они окружили Мару стеной молчания. Нет, Блаунт, вопрос не в том, кого они защищают, а от чего. Мы не должны быть сбиты с толку мыслью о том, что они сговорились не выдавать убийцу. Возможно, и так. Но я думаю, нам придется преодолеть много препятствий, имеющих косвенное отношение к этому преступлению, прежде чем мы найдем убийцу.

«Я и сам, – подумал Найджел, быстрым шагом возвращаясь в Ферри Лэйси, – тоже оказался в числе защитников». Его пребывание в Плэш Медоу после того, как была найдена голова, выглядело весьма странно. Кроме того, он шпионил за Дженет Ситон прошлой ночью. Ощущение загадочности усиливалось еще и тем, что Дженет – такая своенравная и властная натура – отнеслась к его ночной вылазке спокойно и без явной злобы, если забыть, конечно, что она фактически натравила на него Финни. Но это могла быть лишь инстинктивная реакция неожиданно испугавшейся женщины. Найджел восстановил свою репутацию в ее глазах в полдень, когда отвлек на себя целый рой репортеров, вновь слетевшихся в Плэш Медоу столь быстро, как будто звук падающей головы Освальда Ситона был слышен в радиусе пятидесяти миль от каштана.

«Так вот кто я такой, – подумал Найджел, – один из телохранителей и подозрительный тип. Хотя одному Богу известно, почему подозрительный. Разве я хочу найти убийцу? Судя по репутации Освальда Ситона, его смерть была весьма желанным исходом для многих. Чего я действительно хочу, так это дать возможность Роберту Ситону писать стихи. По сути, я уже втянут в общий заговор по спасению и защите его гения. Почему бы и нет?»

Громко заухала сова, сидевшая у дороги.

«Ты не согласна? – обратился Найджел к невидимому скептику, – Ты говоришь, что гений Роберта Ситона сам о себе позаботится? Но есть вещь, которую он не может создать и без которой не может обойтись. Время».

Угу! Угу!.. Угу! Угу! – кричала сова.

«Кто же убийца? Завтра я постараюсь распутать первый узел этой тайны».

В половине одиннадцатого следующего утра Найджел вошел в гостиную Дженет Ситон. В доме было тихо. Роберт Ситон за завтраком был рассеян и сразу же ушел в свою комнату, его остановившийся взгляд как будто говорил о том, что поэт, кажется, потерял во тьме прошедшей ночи незримую сюжетную нить своих стихов. Лайонел и Ванесса ушли на реку. В маленьком саду рядом с амбаром Мара Торренс принимала солнечные ванны, ее отец, развалясь в шезлонге, читал газеты.

– Могу я поговорить с вами? – спросил Найджел.

Миссис Ситон подняла голову, оторвавшись от счетов.

– Конечно, я надеялась, что вы придете, мне следует извиниться перед вами. Что-нибудь слышно о Финни?

– Боюсь, нет.

– Он никогда не исчезал так надолго. Мистер Ситон и я очень беспокоимся. Я не хотела ничего говорить за завтраком при Ванессе.

Найджел был поражен, и не впервые, несоответствием между наружностью миссис Ситон и ее речью. Как будто церемонные фразы в духе светских дам Джейн Остен произносила грубого вида крестьянка.

– Боюсь, позапрошлой ночью я совсем потеряла голову, – сказала миссис Ситон. «Свою потеряла, а чужую нашла», – подумал Найджел.

– Это я должен извиниться, – ответил он. – Вероятно, мое неожиданное появление из темноты сильно испугало вас. У меня прискорбная привычка к мелодраматическим эффектам, от нее так трудно избавиться.

Дженет Ситон сделал резкий жест своей тяжелой рукой, будто отметя столь несвоевременное легкомыслие.

– Вы знали, что… другая голова была там, на дереве? – спросила она.

– Могло показаться, будто я шпионю за вами, – продолжал Найджел. – Я смотрел в окно и видел, как Финни бежит через двор.

– Смотрели в окно? Но ваше окно…

– Не из своего окна. Когда началась гроза, я пошел в комнату напротив, где вы обычно селите гостей, как сказала мне Ванесса. Гроза приближалась с той стороны, мне хотелось увидеть ее начало.

Дженет Ситон грозно взглянула на него из-под густых нахмуренных бровей.

– Вы не ответили на мой вопрос, мистер Стрэйнджуэйз.

– Ну да, я подозревал, что она там может быть. – Найджел выдержал паузу, выразительно глядя на нее голубыми глазами. – Как и вы, я полагаю.

– Я? Ну знаете ли, мистер Стрэйнджуэйз!..

Желтоватое лицо Дженет Ситон вдруг потемнело, налившись кровью. Она резко встала из-за стола, подошла к подоконнику и уселась на него, отвернувшись.

– Думаю, вы должны объяснить свои слова.

– Не возражаете, если я закурю? Все началось с глиняного слепка головы вашего мужа. Мне сказали, что вы побуждали Мару Торренс к ее созданию.

– Вам сказали? Кто?

– Я думаю, что так оно и было, – терпеливо продолжал Найджел, изучая плотную круглую фигуру на фоне окна. – Вы высказали сомнение в способности Мары выполнить точный, реалистический портрет, яростно обрушились на нетрадиционное искусство. Так, во всяком случае, сказал мне ее отец. А на следующий день за чаем продемонстрировали хорошую осведомленность о характере модного направления и с симпатией отзывались о нем. Естественно, я подумал, что ваши предыдущие отзывы об абстракционизме были не вполне искренни. Одну минуту, – сказал Найджел, когда миссис Ситон сделала нетерпеливый жест, – дайте мне продолжить. Я лишь объясняю ход своих рассуждений. Если у вас не было скрытого умысла, если вам просто хотелось, чтобы Мара вылепила голову вашего мужа, зачем вы избрали окольный путь? Почему было прямо не предложить ей это сделать? Затем глиняная голова, которую вы заполучили таким хитрым путем, выставляется перед глазами Финни Блэка в день, когда ожидается буря и у него уже заметны признаки ненормального состояния, вызываемого такой погодой.

Тяжелая голова Дженет Ситон слегка вздрагивала, как у потревоженного оводами животного.

Найджел ощутил острую жалость к ней, но любопытство было сильнее, и он продолжал:

– Я подумал, что все это было уловкой с вашей стороны, вы хотели узнать, где Финни прячет голову убитого. Во всяком случае, подозревали, что он мог ее спрятать. А если он сделал это в ночь убийства, то мог бы повторить свои действия с копией.

– Я догадываюсь, о чем вы хотите спросить меня. – У окна звучал глухой голос женщины. Роковой вопрос действительно уже был готов сорваться с языка Найджела, но он пока не стал задавать его и спросил:

– Не это ли было у вас на уме? И не по этой ли причине меня не поселили в комнате для гостей?

– Вы очень умны, мистер Стрэйнджуэйз. – Дженет Ситон повернулась к нему. Она не могла скрыть своего облегчения, почти радости. Пальцы ее разжались. – Вы очень опасный человек в доме, знаете ли, – добавила она, пытаясь слукавить.

– Ну так вот, – продолжал Найджел. – Грозовая ночь. Голова-приманка лежит на, так сказать, видном месте, Финни встревожен. Опасный гость надежно упрятан в другой половине дома. Между прочим, он не мог не заметить вашей обеспокоенности в тот вечер и облегчения, с которым вы восприняли его слова о том, что он идет спать. Да, могу повторить, я пошел в другую комнату лишь понаблюдать грозу. Вскоре вышли вы и встали у двери во двор. А потом Финни, который, видимо, взял слепок головы в кабинете вашего мужа и принес к себе в спальню, появился с той стороны, где живет прислуга. Вы были начеку и пошли за ним к каштану. А я – за вами. Боюсь, это было потрясающее злоупотребление гостеприимством.

Дженет Ситон робко улыбнулась ему:

– А я совсем потеряла голову, и потому Финни вас чуть не задушил. Потрясающее злоупотребление моим положением хозяйки. Могу я попросить у вас сигарету?

– О, прошу прощенья. – Найджел дал ей закурить, заметив при этом, как у нее все еще дрожали руки. – Вы подозревали, что преступление совершил Финни? Или думали, что он просто наткнулся на отрезанную голову и спрятал ее?

Последовала многозначительная пауза, прежде чем Дженет Ситон заговорила.

– Мне в голову не приходило ни то, ни другое. Не было доказательств, как вы помните, что… это произошло здесь. И кто был жертвой, – сказала она медленно. – Я знала только, что голова исчезла. И что Финни ворует вещи и странно ведет себя во время грозы. То и другое как-то связалось в моей голове, и я решила поставить эксперимент.

– Ваш муж знал, что вы придумали?

На лице Дженет Ситон промелькнуло высокомерное выражение, вызванное, без сомнения, тем, как Найджел неуважительно отозвался о ее «эксперименте».

– Он знал, что я собиралась сделать.

– И одобрил?

– Ну конечно. – Ее интонация свидетельствовала о том, что она не привыкла спрашивать согласия Роберта. Кровь Лэйси заговорила с новой силой.

– Чего я не могу понять, – заметил Найджел, – так это почему вы предприняли такие чрезвычайные меры для защиты Финни.

– Для защиты Финни?

– Да. Все действия, начиная с изготовления глиняной головы, протекали скрытно. Если вы просто подозревали, что Финни мог иметь отношение к убийству и к пропавшей голове, то почему не предложили провести этот эксперимент полиции или мне?

– Но у меня не было доказательств. – Миссис Ситон говорила слегка взволнованно. Потом она успокоилась и произнесла в обычной своей манере, полной достоинства: – Вполне естественно думать об интересах тех, кто от тебя зависит. Мы, Лэйси, всегда гордились…

– Послушайте, миссис Ситон, так дело не пойдет, – воскликнул Найджел, который также бывал порой весьма неучтив. – Вы очень умная женщина. И не могли не предположить, как будет квалифицировать полиция ваше поведение.

– Мое поведение? Я вас не понимаю, – сказала она холодно.

– Точнее, скрытность. Полиция сочтет невероятным, чтобы вы проделали все это ради слуги, к тому же слабоумного карлика. – Дженет Ситон вздрогнула. – Можно предположить, – продолжал Найджел, – что вы убили Освальда Ситона или это сделал кто-то, кого вы любите. Голову отделили, чтобы нельзя было опознать тело жертвы. Финни Блэк украл голову и спрятал ее, пока убийца какое-то время отсутствовал, возможно, тащил тело к реке. Вы (или убийца) знаете, что, пока голова не найдена, нельзя быть абсолютно уверенной в своей безопасности. У вас подозрение, что взять ее мог Финни. Вы не решаетесь прямо попросить его принести голову, так как это грозит разоблачением. Тогда вами придуман способ узнать с помощью Финни, где находится голова, – такой хитрый, что ни он сам, ни кто-либо другой не смог бы догадаться о ваших намерениях.

– Хватит! – почти выкрикнула Дженет Ситон. Ее пальцы судорожно сжимались и корчились на коленях, пока она стремилась совладать с собой. Отвернувшись, Дженет после непродолжительного молчания сказала: – Вы никогда не задумывались, почему у нас с Робертом нет детей?

Найджел недоуменно покачал головой. Дженет Ситон обвела взглядом свою изысканно обставленную комнату, будто искала себе поддержки или участия со стороны фамильных ценностей. Казалось, она видит их в первый – или последний – раз: блики на палисандровой и ореховой мебели, расписанные вручную вазы бристольского стекла на каминной полке, полыхающие красками творения Констебла на стене – все эти символы утонченности, богатства, благополучия.

– Вы сказали, все, что я так расчетливо скрыла, можно совершить только ради того, кого любишь?

Найджел кивнул.

– Вас удивляет, почему я так стараюсь защитить бедного Финни?

Найджел едва ли мог вымолвить слово – так сгустилась атмосфера в этой просторной роскошной комнате.

Голос Дженет Ситон упал до хриплого шепота.

– Финни – мой ребенок, – сказала она.

Глава 8
Реннел Торренс разоблачает

– Ребенок миссис Ситон! Вот это да! Потрясающе. Кто бы мог подумать? Без сомнения, неопытная девушка. Печальная ошибка. Строгие семьи. Расстроенные планы. О, что же последует дальше?

Суперинтендант Блаунт, когда бывал удивлен ходом дел, начинал говорить языком мистера Джингля и постоянно похлопывал себя по лысине.

Найджел, снедаемый неясной атавистической потребностью обсуждать с Блаунтом новые данные под крышей дома, где был гостем, удовлетворился летним коттеджем. Они сидели в шезлонгах, глядя на старый амбар и сад.

– Я предоставляю тебе узнать детали у миссис Ситон, – сказал Найджел.

Старший инспектор помрачнел еще больше.

– Полагаю, что придется. Очень неприятный поворот дела, – пожаловался он. – И нам абсолютно ничего не дает. Если только не сам карлик все и сделал. Полагаю, что этого вывода хозяйка Плэш Медоу и боится? Она говорила что-нибудь еще о… о своем отношении к нему?

Дженет Ситон безжизненным, прерывающимся голосом рассказала Найджелу, что отцом Финни был ее кузен, убитый потом на войне. Ей было восемнадцать лет, когда он соблазнил ее. Дженет уехала в деревню в Дорсете, где ее никто не знал, кроме старой няни, жившей в доме на отшибе. Когда родился ребенок и патология стала до боли очевидной, она оставила его на попечение няни. Няня десять лет назад умерла, и Роберт Ситон, которому Дженет во всем призналась перед свадьбой, сказал, что они должны заботиться о Финни. Во время их медового месяца, проведенного в глухой сельской местности, Роберт, ибо Дженет сама не решилась, поехал в деревню, где нашел Финни в плачевном состоянии, живущего впроголодь, затравленного. Они привезли его в Плэш Медоу.

– Теперь вы понимаете, почему Роберт… почему я не решилась снова иметь детей, – закончила Дженет.

Когда Найджел рассказал об этом Блаунту, тот скептически отнесся к услышанному.

– Я сомневаюсь, чтобы она взяла Финни обратно через столько лет и хорошо к нему относилась. Такая гордая женщина, как она, вряд ли смогла бы вынести его в доме.

– В основном это была инициатива Роберта, я полагаю. Если все правда. Поскольку два главных свидетеля умерли, проверить рассказ Дженет будет трудно.

– Но зачем ей выдумывать такую унизительную историю? Если, конечно…

– Точно, – сказал Найджел. Они понимающе взглянули друг на друга.

– Ну хорошо, теперь мы нашли голову. А где одежда? Ваши люди занимались багажом, который Лайонел Ситон увез в прошлый уик-энд? – спросил Найджел.

– Он уехал с одним большим чемоданом. Садовник, отвозивший Лайонела на станцию, подтверждает это. И приехал с одним большим чемоданом.

– Весьма полезные сведения, – сказал Найджел.

– Я думал об этой одежде. Послушай, Стрэйнджуэйз, предположим, у тебя на руках закапанный кровью костюм, ботинки, белье и все прочее. И ты слишком осмотрителен, чтобы просто зарыть их в землю, бросить в реку, попытаться сжечь или отослать в чистку. Что ты предпримешь?

Найджел на минуту задумался.

– Пошлю посылкой к какому-нибудь незнакомцу, – ответил он.

– Слишком рискованно. Адресат может отнести их в полицию, а тебя найдут по почтовой марке.

– Отправлю из другого места.

– Но никто из семьи, кроме Лайонела Ситона, не выезжал отсюда после убийства.

– У Лайонела был большой чемодан, и уезжал он ненадолго.

– Это верно. Но адресат опять-таки мог снести вещи в полицию. Или не стал бы? – Блаунт, ожидая ответа, замолк, как учитель, подсказывающий сообразительному ученику.

– Понимаю твой, намек. Адресатом был тот, кто очень нуждался в одежде и не стал бы суетиться из-за нескольких пятен крови.

– Превосходно, превосходно! – Суперинтендант просиял, усиленно потирая лысину.

– Перемещенное лицо. Кто-то за границей. Немец.

– Лайонел Ситон недолго служил в оккупационной армии в Германии.

– И он мог отправить посылку тому, кого там знал?

– Или передать ее в какой-нибудь фонд помощи. Мы уже проверяем по этим каналам. Пока результатов нет.

– Если все так и окажется, то убийца – Лайонел или он вполне честно избавился от вещей, переданных ему кем-то. Но знаешь ли, есть более простое решение, – произнес Найджел медленно. Суперинтендант насторожился.

– Какое?

– Финни нашел одежду там же, где и голову, и спрятал ее в другом потайном месте.

– Я заставил Роберта Ситона показать мне все тайники Финни.

– Черт возьми, Блаунт, ты, кажется, все предусмотрел. Но Финни мог устроить новый тайник.

– Вот это меня и беспокоит. Хоть бы мы нашли самого Финни. Для его здоровья вредно бродить неизвестно где.

– Теперь уже вряд ли надо беспокоиться. От вещей избавились потому, что по ним можно установить личность жертвы, иначе их бросили бы в реку вместе с телом или не стали бы снимать вовсе. А раз найдена голова, то убийце нет смысла уничтожать Финни с его секретом.

– Но между исчезновением Финни и моментом обнаружения головы Освальда Ситона прошла большая половина ночи. Роберт Ситон с сыном искали карлика. Они вышли вместе, потом разделились – Роберт искал в саду и в лугах, Лайонел вдоль берега реки. Так они сказали, во всяком случае. Хэлло! Это меня ищет Долорес.

Столь экзотическим именем звалась деревенская девушка, которая каждое утро приходила убирать в доме. У Блаунта, видимо, установились с ней хорошие отношения.

– Ну, Долорес, моя крошка, ты не можешь без меня! – воскликнул он, когда неряшливого вида существо появилось у летнего домика.

– Нахал! Вас просят к телефону. Или, может быть, вам принести сюда?

Суперинтендант тяжело и неторопливо пошел к дому, обмениваясь грубоватыми шутками с Долорес. Найджел лежал в шезлонге закрыв глаза. Он осмысливал утренний разговор с Дженет Ситон. Ее признание говорило слишком о многом и объясняло слишком мало. Он мысленно вновь возвращался к роковому вопросу, который так и не задал.

– Это Гейтс, – сказал вернувшийся суперинтендант. – Он нашел наконец свидетеля, видевшего Освальда Ситона в ночь, когда его убили. Рабочий с фермы. Живет в коттедже в миле от Чиллингема. Был пьян, упал в канаву и решил остаться там, пока не протрезвеет, так как у него сварливая супруга. Гейтс нашел парня случайно, жена велела не связываться с полицией. Во всяком случае, он видел человека, быстро шедшего из Чиллингема, – в коротком макинтоше, без шляпы, тот же рост и внешность, что и у Освальда Ситона. Вероятно, это был он. Рабочий не окликнул его, однако поглядел на часы. Было одиннадцать пятнадцать. Так что мы можем считать, что наш субъект приехал поездом в десять пятьдесят восемь из Бристоля. Это ограничивает поиски Бристолем и еще несколькими городами, где останавливался экспресс.

– Был ли у Освальда Ситона какой-нибудь багаж?

– Видимо, нет. А что?

Найджел нахмурился, размышляя.

– Хорошо бы выяснить, нет ли в камере хранения в Чиллингеме каких-нибудь не востребованных с той ночи вещей. Возможно, дешевый чемоданчик. Хотя что и зачем ему оставлять на станции? Видишь ли, если в камере хранения ничего нет, значит, Освальд Ситон приехал сюда лишь с тем, что помещалось у него в карманах, – бритвенным прибором, зубной щеткой и так далее.

– Допустим.

– Не догадываешься? Значит, его ждали, он знал, что кто-то здесь позаботится о нем, приютит его. А как он мог это знать, если «кто-то» не поддерживал бы с ним связи? В противном случае у него были бы все основания предполагать, что его вышвырнут в два счета.

– Может быть, ты и прав, – сказал суперинтендант осторожно. – Но неужели кто-либо в Плэш Медоу мог хотеть, чтобы Освальд Ситон вернулся? Я не знаю всех тонкостей закона, но когда истинный владелец собственности, считавшийся умершим, оказывается жив, то нынешние хозяева попадают по меньшей мере в щекотливую ситуацию.

– Даже если они все еще могут шантажировать человека, как тогда, когда ему пришлось из-за этого бежать?

– Наверняка в том-то и все дело. Но ведь ты сам предположил: произошло нечто, открывшее перед Освальдом свободный путь обратно в эту страну, возможно, он действительно увидел ту фотографию в журнале.

Взгляд Найджела был прикован к пауку, в косых лучах солнца взбиравшемуся по нитке паутины, которую он сплел у двери летнего домика.

– Все сводится к следующему, Блаунт, – сказал он медленно. – Надо найти здесь того, в чьих интересах воскресить Освальда из мертвых. Кто-то из них знал, что Ситон-старший жив, а значит, имел отношение к его исчезновению десять лет назад.

– Да ты никак нашел убийцу? – спросил Блаунт, насмешливо глядя на друга.

– О Боже мой, нет. Но ведь и ты уже начал распутывать узел.

Еще некоторое время они разговаривали. Потом суперинтендант собрался уходить. Найджел в задумчивости подошел к палисаднику у амбара, где Реннел Торренс спал, прикрыв лицо газетой. Мара только что ушла в дом, видимо, готовить ленч. Можно беспрепятственно поговорить с художником с глазу на глаз.

Найджел бесцеремонно потряс его за плечо. Торренс приподнялся в кресле, проворчав что-то. Газета соскользнула с его лица.

– Что такое? А, это вы.

– Извините, что разбудил. Но меня к вам послал суперинтендант Блаунт. Он хотел бы видеть вас, когда вернется. Около половины третьего.

Огонек беспокойства вспыхнул и погас в глазах художника.

– Меня? А на кой черт? Я рассказал ему все, что знал.

– Сомневаюсь, – возразил Найджел весело.

– Полагаете, что это не так?

– Вы не поняли меня. Во время полицейского расследования по мере накопления фактов возникают новые вопросы. Так что свидетелей опрашивают иногда по нескольку раз. – Найджел задумчиво глядел на перистые белые облака в небе над головой Торренса. – Старик Блаунт просто невыносим, когда берется за дело. Вгрызается в него, словно бормашина дантиста в больной зуб.

– Метафора весьма странная, – сказал Торренс, хрипло посмеиваясь, – но понятная. Выпейте, старина.

Найджел взял стакан джина, протянутый Торренсом, и возобновил исследование облаков. Наступила тишина, которую Найджел не собирался нарушать первым. На фоне отдаленного низкого гула плотины высоким тенором пропела пчела.

– Что мистеру Блаунту нужно? – спросил наконец художник. Найджел опустил глаза, поймав в поле зрения помятое лицо, короткую толстую руку, которая тряслась, поднимая стакан, и уловил тон напускного равнодушия.

– О, его, конечно, интересует прошлое Освальда Ситона. Мнимая его смерть. Кому это было нужно. Кто не был заинтересован в его возвращении. Все в таком роде.

– Эти вопросы надо задавать не мне.

Найджел опять замолчал, как охотник, подманивающий дичь. Немного погодя Торренс клюнул и на эту приманку.

– Все, кто знает Роберта и Дженет, не могли даже на миг вообразить, что… Но – это чисто теоретически – именно они в выигрыше. Роберт унаследовал поместье. Он нуждался в этом.

– И Ситоны попали бы в крайне трудное положение, если бы Освальд воскрес? Это, далеко от чистой теории, не так ли? А потом, есть вы.

– Я? Не говорите ерунды, старина. Мне нечего терять. – В последней фразе прозвучала жалость художника к самому себе. – Я не так известен, как Роберт, у меня не такое безумное самолюбие, как у Дженет. Я по всем статьям неудачник. – Он весьма удачно воспроизвел то, что романисты называют неискренним смехом. – И не хотел бы ничего иного. Мне не нужен дешевый успех. В искусстве успех всегда развращает. Важна целостность. С этой точки зрения моя живопись нетленна – о да, лет через пятьдесят, когда меня не будет на свете, мои картины станут бесценными. А пока…

– А пока вы голодаете на чердаке, – сказал Найджел, глядя в свой стакан.

Художник угрюмо посмотрел на него.

– Вот это уже ни к чему. Можно испытывать и иной голод, желая утолить его не хлебом насущным, а, например, признанием. И никому не хочется жить на подачки.

– Но вы-то кое-что теряли от возвращения Освальда? Или он позволил бы вам остаться жить в старом амбаре? – спросил Найджел, решительно возвращая Торренса к теме разговора. Тот столь же решительно ухватился за нее. Повысив голос, Реннел воскликнул:

– Боже мой! Никто не пойдет на убийство, чтобы сохранить за собой живописный амбар из старого кирпича. По крайней мере, – добавил он, и глаза его вдруг злобно сверкнули, – по крайней мере я бы не пошел.

– Не зарекайся, Реннел, – послышался спокойный голос у них за спиной. Незаметно подойдя к собеседникам, Роберт Ситон приветствовал Найджела черенком своей трубки и уселся, скрестив ноги, рядом на траве.

– Но я уверен. Вполне. У меня прежде была трудная жизнь, и я готов к ней опять.

– Как и я, – пробормотал поэт. – Хотя лучше не надо. – Его умиротворенный взгляд выражал восхитительную усталость, которую Найджел замечал весьма часто на лице Роберта в последние дни: работа над поэмой, видимо, шла успешно.

– О чем вы тут разговариваете? – спросил поэт.

– О творческой целостности, – сообщил Найджел.

– А, об этом. Бог мой. – Поэт отмахнулся от них черенком трубки. Это явно озадачило Реннела Торренса. Его тяжелое дряблое тело резко напряглось. «От зависти? – спросил себя Найджел. – Или от долго скрываемого страха?»

– Это очень характерно для тебя, Боб, – сказал в ответ Торренс. – У тебя есть имя. Ты можешь почивать на лаврах и тешить себя мыслью о целостности. Или думать, что можешь. Но Боже мой! Я, по крайней мере, что-то делаю. Возможно, живу за чужой счет, но не развращен роскошью, не исписался. Для художника губительна жизнь рантье, ты хорошо это знаешь. Придет день, и нужно будет держать ответ, как ты использовал свой талант. «Я похоронил его, Господи, похоронил под охапкой роз», – вот что придется тебе сказать.

Когда язвительный монолог Торренса закончился, Роберт Ситон произнес:

– Что ты так суетишься, Реннел? Люди, как ты и я, должны желать лишь одного, – его маленькая фигурка на траве вдруг стала выглядеть весьма внушительно, – терпения. Терпения. И Божественного откровения. Первое зависит от нас, второе – только от Него.

– О-о! Пути Господни неисповедимы, скажешь ты сейчас. Он не торопится…

– Это так, – ответил поэт, на лице которого промелькнуло выражение странного веселья. – Однако мы должны принимать Его таким, каков Он есть.

Сейчас с Робертом Ситоном спорить было невозможно. Вполне понятно, что это сильно раздражало Реннела Торренса.

Найджел сказал:

– Все это очень интересно. Но я пришел сюда по другому поводу, не менее загадочному.

– Это проклятое убийство, – сказал Реннел Торренс, вновь прикладываясь к бутылке. – Весьма гнусное. Мы, в Лэйси, к таким вещам не привыкли, так, Роберт?

– Полиция спросит вас, Реннел, – употребляя удобную для него формулировку, продолжал Найджел, – почему вы пришли в такое состояние, когда увидели голову.

– В полиции сидят дураки. Кто сможет остаться спокойным, когда с дерева к ногам падает голова?

– Я говорю про другую голову. Про глиняную, которую вылепила ваша дочь. Еще до того, как изменила лицо изверга Освальда Ситона.

– А, да. Я действительно был потрясен его выражением. Мара – девушка со странностями, – сказал ее отец.

– Но удачно выполненная копия не может стать причиной сердечного приступа. Если только…

– Если только?.. – задиристо перебил Торренс.

– Я лишь предполагаю ход рассуждений полиции… Если вы убили Освальда Ситона за неделю до того и отрезали ему голову, а потом вдруг обнаружили ее точную копию в своей мастерской, то тогда понятно, что…

– Какая дикая чушь! Я… мы все тогда думали об Освальде, вполне естественно.

– О нет. В тот момент основания думать, что убитый – Освальд Ситон, не было ни у кого, кроме убийцы.

– Послушайте, это возмутительно! Кто вы, черт побери, такой, чтобы так третировать нас? Что вы суете нос не в свое дело и ловите всех на слове?

Реннел Торренс встал и неуверенно подался в сторону Найджела. Он был вне себя от гнева, но это был гнев испуганного человека, что вполне понятно, подумал Найджел, после такого промаха.

– Не заводись, Реннел. Стрэйнджуэйз только пытается объяснить нам, как выглядят наши действия в точки зрения полиции. Мы должны сказать ему за это спасибо, – заметил Роберт Ситон, слушавший их разговор с видом внимательной птицы, уже знакомым Найджелу. – Что особенно мучительно в подобном деле – это неизвестность, в которой пребывают как виновные, так и невинные. Везде шныряет полиция и задает всем подряд обычные скучные вопросы – прямо как в неудачной пьесе, когда не имеешь понятия, о чем думают персонажи, которых нет на сцене.

Если Роберт Ситон говорил, чтобы выиграть время и дать Торренсу возможность прийти в себя, то он достиг своего.

– Мучительно, говоришь? Конечно. Хотя ты, кажется, ничего не боишься, – проворчал художник. Он вновь сел, налил себе еще джина и повернулся к Найджелу. – Я скажу вам, почему слепок, сделанный Марой, так подействовал на меня. Когда я в последний раз видел Освальда, вернее, его голову, она выглядела именно так.

Роберт Ситон вдруг усмехнулся.

– У Реннела прямо страсть к ужасам, – с детской непосредственностью заметил он.

– Освальд шел среди дюн, – продолжал Торренс. – Спускаясь по дальнему склону одной из них, он обернулся. Я увидел его лицо, его тело же было будто отрезано верхней кромкой песка. Прямо пророчество.

– Когда это случилось? – спросил Найджел. – Не хотите ли вы сказать?..

– Да, десять лет назад. В тот вечер, когда он… э… исчез. Возможно, я был последним, кто его видел.

– Мы все были там, – сказал Роберт Ситон. – Поблизости, я хочу сказать. Освальд попросил…

– Одну минутку, – перебил Найджел. – Это не всплыло во время следствия?

– То, что я его видел? Нет, – ответил Торренс.

Найджел почувствовал замешательство от такого признания. У него также возникло странное впечатление, что Ситон и Торренс сговорились, сейчас, во всяком случае, между ними было полное взаимопонимание. Может быть, они как бы сужали фронт? Оставляли важную позицию, чтобы легче было оборонять ключевую высоту?

– Почему? – робко спросил Найджел.

– Почему не всплыло? Видно, потому, что меня никто не спрашивал, – сказал художник.

Роберт Ситон выбил трубку о ножку кресла Найджела.