Текст книги "Голова коммивояжера"

Автор книги: Николас Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Глава 11
Лайонел Ситон подслушивает

Суперинтендант не собирался выслушивать заявление Реннела Торренса раньше завтрашнего утра. Он называл это «процессом доведения до нормы». Если Торренс виновен, хочет признаться или дать ложные показания, то отсрочка подействует ему на нервы; если нет, то явное пренебрежение Блаунта заставит его желать завтрашней встречи еще больше, чтобы произвести впечатление на суперинтенданта. Блаунт все же отправил многострадального сержанта Бауэра наблюдать за амбаром в течение ночи на случай, если Торренс передумает и захочет удрать. Он попросил Найджела, исходя из принципа держать всех в напряжении, сообщить обитателям Плэш Медоу, что Торренс собирается завтра сделать заявление полиции.

– Если у кого-то из них совесть нечиста, это их испугает, – сказал он.

– Будем надеяться, что Бауэр не заснет, – заметил Найджел. – Ты окажешься в глупом положении, если Торренса ночью ликвидируют.

– Я очень надеюсь на сержанта Бауэра, – сказал Блаунт упрямо.

Расставшись с суперинтендантом, Найджел решил заглянуть к Полу Уиллингему. Он нашел своего друга за столом, склонившимся над бумагой.

– Домашнее задание, – сказал Пол. – Подожди минут десять. Там есть пиво и бутылка можжевеловой голландской водки, очень дорогой, полезной для печени.

Найджел налил себе водки, тоже взял листок бумаги и стал вычерчивать график. Он уже потратил много сил, пытаясь расписать по минутам передвижение людей в ночь с четверга на пятницу, но каждый раз его расчеты пестрели пробелами и вопросительными знаками, кроме последнего, где благодаря Финни Блэку и Маре заполнялись почти все пустые места.

Пока он работал, со двора фермы через окно доносился шум. Вскоре Пол сказал:

– Еще немного, и я закончу.

Он открыл таблицу налогов и стал вычитать суммы из недельного заработка своих рабочих. Закончив, отложил ручку, вынул чековую книжку и стал что-то искать среди бумаг на столе.

– Что ты ищешь? – спросил Найджел.

– Ручку с пером.

– В самописке «Байро» кончилась паста?

– Нет, но я хочу подписать чек.

– Не понимаю.

– В прошлом году я хотел подписать чек для агентства путешествий шариковой ручкой «Байро», а их служащий попросил меня взять другую. Он сказал, что шариковая ручка оставляет след на следующем чеке. Какой-нибудь преступник воспользуется этим и получит несколько сотен или тысяч долларов. А, вот она! Твое присутствие в комнате заставляет меня быть начеку.

– Ты усложняешь себе жизнь.

Пол Уиллингем положил чек и налоговые карточки в конверт и запечатал его.

– Ну как там дела с убийством? – спросил он, наливая себе пива в кружку.

Найджел кратко обрисовал ситуацию, опустив проблемы личной жизни Мары Торренс.

– Что ты об этом думаешь? – спросил он в конце.

– Тут действует целая банда, – весело заметил Пол.

Найджел закрыл лицо руками и тяжело вздохнул.

– Банда таинственных азиатов, я полагаю?

– Нет-нет. Я серьезно. Я думал над этим. Дело вот в чем, Найджел. Давай предположим, что Освальда убили в маслобойне. Теперь смотри, что нужно было сделать для этого. Прежде всего заманить его туда, потом перерезать горло, потом снять одежду, потом отсечь голову, взять сетку, чтобы в ней унести голову и где-то спрятать, затем надеть на тело макинтош, оттащить к реке и, видимо, отбуксировать вниз по течению, для чего нужен сильный пловец. После надо спрятать одежду в фамильном склепе и вымыть маслобойню. Не обязательно в таком порядке, конечно. Я ничего не упустил?

– Как будто ты сам там был.

– Плюс еще мелочи: осмотреть карманы, чтобы там не осталось никаких улик. Вычистить орудия убийства и положить на место или спрятать. На все нужно время, старина. Одному не управиться. Кроме того, надо кому-нибудь стоять на стреме. Ты можешь себе представить, чтобы кто-то делал все это, хотя бы и ночью, даже все продумав заранее, один, без напарника, который должен быть начеку? Это огромный риск. Вот почему я считаю, что действовала целая банда.

– Да, мысль о двух людях приходила мне в голову.

– Дальше, – сказал Пол, проявляя интерес к его графику, – ты думал о наличии кровавого следа?

– Не было никакого кровавого следа.

– Оно-то и важно, старина. Я не верю, чтобы можно было протащить труп без головы от маслобойни к реке, не оставив следов крови, даже если учесть, что макинтош был застегнут на все пуговицы.

– Знаешь ли, дождь мог смыть кровь. И кроме того, тело к тому времени перестало бы кровоточить. Но я согласен, что вдвоем тащить труп гораздо удобнее.

– Прекрасно! Я рад, что ты пришел к той же мысли, что и я.

– Но кто эти двое? – спросил Найджел. – В Плэш Медоу не так уж много возможных кандидатов. Не могу представить никого, способного провернуть такое дело. Роберт и Дженет? Лайонел и Мара? Реннел и Роберт? Лайонел и Дженет? Мара и Реннел? И так далее. Выбирай. Ни одна из пар не представляется мне способной на это.

– Ты заворожен цифрой два, старина, – сказал Пол, размахивая в воздухе трубкой. – Почему бы им всем не действовать сообща? Этот Освальд в той или иной степени представлял угрозу для них для всех, не так ли?

Найджел кивнул.

– Ну вот! Целый эскадрон был брошен на выполнение операции «Освальд». И хорошо управились. Или управились бы, не окажись среди них Финни. Мне будет очень жаль, если кого-то одного арестуют по этому делу.

– Нет-нет, Пол. Не будем фантазировать. Люди не совершают убийство скопом. Другие преступления – да. Но не убийство.

– Возможно, ты прав, – сказал Пол задумчиво. – Помнишь, что говорил Роберт о критической точке в тот день за чаем? Так вот, либо человек все продумал, предусмотрел детали, приготовил алиби и так далее, либо случилось нечто непредсказуемое. Некоторым образом происходит и то и другое. Тысячи убийств совершаются в уме. Но нет такой вещи, как хладнокровное убийство, есть действительно критическая точка, когда фантазии воспламеняются и человек преступает грань дозволенного. Он не более ответственен за свои действия, чем если бы в слепой ярости нанес удар незнакомцу.

– Я не согласен с тобой, хотя все это очень интересно.

– Вот почему я считаю, – продолжил Пол, – что всякое убийство сначала придумано. Но можно подойти к этому и по-другому: всякое убийство есть результат одержимости – сиюминутной или нагнетенной, не важно. Убийца чем-то одержим, что заставляет его совершать насилие над самим собой не меньшее, чем над жертвой. А потом, знаешь, я могу себе представить, что убил кого-то, а через год стал сомневаться, было ли это на самом деле или нет. Как только рана, причиненная насилием над самим собой, затянется, а природа об этом быстро позаботится, я займусь своими делами как ни в чем не бывало.

Найджел размышлял над словами Пола, когда возвращался в Ферри Лэйси. Он поужинал на ферме и договорился с Полом, что тот пригласит Ванессу Ситон погостить, если дела в Плэш Медоу, как опасался Найджел, примут дурной оборот. Пол, конечно, рассуждал бездоказательно, думал он теперь, затронув самый важный момент. Была или нет преднамеренность? Допустим, убийство Освальда Ситона было заранее спланировано. Что из этого следует? Во-первых, убийца должен был знать заранее, что Освальд жив и вернулся в Англию. Во-вторых, если убийца знает об истории Освальда и Мары, то он уверен, что Освальд станет скрываться из соображений безопасности. Об этой истории в Плэш Медоу не знали Финни Блэк, Ванесса и, возможно, Лайонел. Ванесса не в счет, Финни не способен подготовить убийство, у Лайонела нет на это причин – он пока не знает тайны Освальда и Мары. В-третьих, знающий эту тайну выбрал идеальную жертву – человека, считающегося мертвым много лет, не осмеливающегося явиться открыто. Тогда зачем, вдруг озарило Найджела, зачем убивать в Плэш Медоу, единственном месте на земле, где существует опасность, что труп неизвестного человека вызовет ассоциацию с Освальдом Ситоном, исчезнувшим десять лет назад? Получалось, в соответствии с неопровержимой логикой, что, раз Освальд был убит в Плэш Медоу, его убийство не могло быть преднамеренным.

И сразу же вся сложная и запутанная картина этого дела предстала перед Найджелом в ином свете. Преднамеренное убийство немыслимо, если не основано на соображениях безопасности или мотивах мести со стороны убийцы. Версия непреднамеренного убийства предлагала новые варианты – неожиданную ссору, например, или несчастный случай, или даже, вдруг подумал Найджел, просто ужас при виде того, кого в ту мрачную грозовую ночь убийца имел все основания считать призраком…

На следующее утро в девять часов Найджел уже быстро шагал к старому амбару. Он рано проснулся, обнаружив, что в голове звучит некая фраза, будто сказанная ему на ухо во сне: «Мы все тогда думали об Освальде». Именно так Реннел Торренс объяснил охватившую его панику, когда он увидел глиняную голову Роберта, вылепленную Марой. Найджел привел тогда Реннела в замешательство, сказав, что заявление было лишено смысла, так как в этот момент никто, кроме убийцы, конечно, не знал, что убитый был Освальдом. Теперь же получается: если Реннел видел Освальда в ту роковую ночь, его паническое состояние, вызванное сходством глиняной головы с настоящей, было объяснимо. Может быть, в этой фразе словечко «все» говорило лишь о самозащите? Или оно подтверждало нелепые предположения Пола Уиллингема о том, что обитатели Плэш Медоу сговорились убрать Освальда?

«Нет, – подумал Найджел, – так не пойдет: я убедил себя прошлой ночью в том, что убийство Освальда было непреднамеренным. Ну, само убийство – да, однако продуманная попытка скрыть его все же могла оказаться коллективной. Отсутствие преднамеренности еще не означает, что не было преступного сговора. Кто с кем? Это произошло, видимо, сразу после убийства. Все вздор, фантазии», – проворчал он, вспоминая приятный завтрак за семейным столом час назад: Лайонел и Ванесса подшучивали друг над другом; Дженет Ситон обсуждала пикник на берегу реки, который собиралась сегодня устроить; ее муж во главе стола улыбался, глядя на детей, и беседовал с Найджелом о Поле Уиллингеме, потом, не допив свой кофе, юркнул наверх, чтобы продолжить работу над поэмой. Никто не озабочен и даже не снедаем любопытством по поводу заявления, которое, как сообщил им Найджел, Реннел Торренс собирался сделать сегодня утром. Их беспокоила только погода, которая портилась и могла сорвать намеченный пикник. Когда Найджел вошел в амбар, упали первые капли дождя.

Суперинтендант Блаунт был уже там вместе с одним из людей инспектора Гейтса, сменившим сержанта Бауэра. Блаунт освободил один из столов в мастерской. Реннел Торренс, сидевший в плетеном кресле, намеренно проигнорировал вошедшего Найджела. Сверху доносился звук работающего пылесоса. Полыхали развешанные по стенам кричащие и претенциозные полотна Реннела – символы зря прожитой жизни.

– Начнем, пожалуй, – сказал Блаунт и сделал официальное предупреждение, полагающееся в подобных случаях.

Найджелу показалось, что все это напоминает ответственную хирургическую операцию – так непонятны для непосвященных действия Блаунта, напряжена атмосфера, так мертвенно-бледен, будто под наркозом, Реннел Торренс. Хирургическое вмешательство по извлечению осколка истины, отравляющего организм пациента.

– В ночь на среду…

Процедура шла заведенным порядком – вопрос и ответ, вопрос и ответ – с угнетающей последовательностью.

Реннел Торренс сидел в ту ночь допоздна, Мара ушла спать. В десять минут первого он услышал, что большое двустворчатое окно до пола, которое не было заперто, со слабым стуком отворилось и вошел человек. Сначала Реннел не узнал его, так как сильно выпил, и кроме того, он никогда раньше не видел Освальда Ситона без бороды. Нет, он не ждал Освальда – откуда, черт возьми, когда всем известно, что тот уже десять лет как мертв. Нет, он не переписывался с ним. Реннел просто обалдел, когда Освальд появился.

– Да, это я, – были первые слова Освальда. – Прямо с того света. Как насчет выпивки? Я долго шел пешком.

– Угощайся. Но откуда ты взялся?

Реннел заметил, что Освальд налил себе стакан, не сняв перчаток.

– Насколько тебе известно, я не совершал самоубийства, – продолжал Освальд. – Пошатался по свету, сменил фамилию, работал в Малайе, когда ее заняли японцы. Три года был в заключении в лагере. Я не так уж и боюсь тюрьмы теперь, Торренс. Предлагаю не ворошить прошлое. Ты увидишь, что я такой же щедрый, как и мой дорогой брат. Надеюсь, что ты сумеешь успокоить… как ее, Мару.

Найджел заметил, что по странному совпадению звук пылесоса оборвался как раз в этот момент. Глядя в окно, он увидел, что дождь зарядил вовсю. Дженет Ситон в длинном темно-синем макинтоше куда-то шла по дороге. Он вновь обернулся к Реннелу Торренсу.

– Я понял, – говорил тот, – Освальд был убежден, что я, зная с самого начала о его мнимом самоубийстве, с тех самых пор шантажирую Роберта.

– В этом была доля правды? – спросил Блаунт.

– Бог мой, нет. Спросите Роберта, если не верите. Мара сообщила мне прошлой ночью, что рассказала правду об Освальде Стрэйнджуэйзу. Так что вы знаете, почему он покинул страну.

– Что произошло дальше?

– Я сказал, чтобы он быстрей проваливал, пока я не переломал ему кости, и вообще как он смеет являться сюда. Он разбил жизнь моей дочери, и я намерен выдать его полиции.

– Почему вы не сделали этого?

– Мне не понравилось, что он сунул правую руку в карман макинтоша при этих словах. Я думал, там пистолет. – Художник смущенно заерзал в кресле всем своим грузным телом.

– Он угрожал вам?

– Нет. Не совсем. Но…

– Но дал понять, видимо, – вмешался Найджел, – что с его возвращением, даже если вы поставите в известность полицию о случившемся с Марой, курицы, которая столько лет несет для вас золотые яйца, не будет. Роберт потеряет поместье.

– Да, он намекал на нечто в этом роде, – пробурчал Реннел наконец, чувствуя себя крайне неловко.

До Найджела вдруг дошло, что Освальд зашел сначала в амбар, чтобы заполучить свидетеля своего воскрешения. Возможно, он надеялся сторговаться с Реннелом Торренсом, но главной целью его визита стала вот эта необходимость в свидетеле. В случае чего можно было бы сказать: «Не трогайте меня, не думайте, что нашли идеальную жертву, кое-кто знает, что я был здесь, живой, в четверть первого ночи». Он предпочел риск быть выданным полиции Реннелом, которого явно презирал, опасности, которой его мог подвергнуть – кто? Кто был тот Икс в Плэш Медоу? Которого этот опасный и отчаянный человек так боялся? Или он просто по натуре был слишком недоверчив?

– Он сказал вам, зачем вообще приехал в Англию? – спросил Блаунт. – Он сказал, кто пригласил его?

– Нет, но держался достаточно нагло. Я не мог понять почему. Будто все права на его стороне.

– Отчего вы так подумали?

– Ну, когда я выгнал его, он сказал: «О'кей, но теперь я часто буду навещать всех вас, если все пойдет хорошо». Потом помолчал и добавил: «Роберт всегда был немного сентиментален: он не обрадуется. Свой своему поневоле брат».

Суперинтендант Блаунт попытался выяснить некоторые детали, которые Торренс упустил. Но безрезультатно: Освальд больше ничего не сказал Реннелу о том, откуда он приехал и почему вернулся в Англию именно теперь. Художник уже плохо соображал от выпитого виски и от страха, а Освальд был в мастерской всего семь или десять минут, как показалось Торренсу.

Пока Блаунт усердствовал, Найджел вновь отвлекся. Огромные окна на западной стороне особняка Плэш Медоу придавали ему хмурый вид. Косой дождь, рваные облака, несущиеся низко над землей, шум листьев, розы на ветру – лето прошло, сад выглядел покинутым. Сказочный дом, каким он увидел его впервые, был еще более нереальным сегодня. Только тогда, в летнем мареве, он был окутан волшебными облаками роз, теперь Плэш Медоу, казалось, страдал с тяжкого похмелья.

Найджел вернулся к своим размышлениям. Смешно. Этот проклятый дом, казалось, передавал человеку свое настроение. Но истина состояла в том, что, как и поэт, творивший под его крышей, он мог усиливать чувства, владевшие человеком, приспосабливаясь к той или иной личности. «В какой из своих ипостасей, словно Протей, предстал Плэш Медоу пред Освальдом Ситоном в ту ночь?» – размышлял Найджел. Но и сам Освальд был безнадежно призрачной фигурой, даже заявление Реннела Торренса не вдохнуло в него жизнь. «Вероятнее всего, Реннел теперь не лгал, но правды было все еще недостаточно – его правды, по крайней мере», – думал Найджел, рассматривая рыхлое, безвольное лицо художника, его обмякшее в кресле тело, похожее на мешок, из которого уже давно высыпалось все содержимое.

Какая-то неотвязная мысль все металась в голове Найджела, словно ветер, который трепал увядшие розы за окном. За чередой вопросов и ответов Найджел, словно человек, который подслушивает затаив дыхание, вдруг ощутил тишину. Но ведь Мара еще не кончила уборку? Наверняка было бы слышно, как она ходит наверху. А если закончила, то почему не спускается вниз? Тут только одна лестница. «Видимо, она там слушает, о чем мы говорим, – подумал Найджел, – невелика беда».

– Значит, потом он вышел из комнаты, – подсказал Блаунт. – Вы видели его во дворе?

– Я не хотел приближаться к нему. Но когда Освальд вышел, я подошел к окну, закрыл его и еще немного постоял на месте.

– Значит, вы не видели, куда он пошел?

– Сверкнули одна за другой молнии, и я заметил его около задней двери дома.

– Вы видели, кто впустил его?

– Нет. Но полагаю, что он вошел в дом, потому что при следующей вспышке молнии его уже не было.

– Уже не было, – повторил констебль, записывавший показания.

– Очень хорошо. Что вы сделали потом? – спросил Блаунт, не давая себе передышки, как неутомимый бегун. Реннел Торренс вытер лоб, устало откинул голову и вновь сел прямо, точно отгоняя сон.

– Я закрыл окно, опять сел и выпил. Чувствовал, что не могу спать. Мне было не по себе. Хотелось во всем разобраться. Но по правде говоря, – продолжал он каким-то вялым голосом, – мне стало казаться, не сон ли это. Я просто не мог привыкнуть к мысли, что Освальд жив.

– А потом?

– Ну, немного погодя я лег спать, – ответил Торренс запинаясь.

– Как вы объясните тогда утверждение Финни Блэка, что он видел вас стоящим на улице у окна, – Блаунт намеренно порылся в бумагах, – около двух часов ночи?

Торренс был так измотан, что даже не выразил возмущения. Он сказал устало:

– Я просто хотел подышать свежим воздухом. Я после этого лег. Вот и все.

– Вы гуляли?

– Нет. Постоял несколько минут у окна. Я говорил об этом в прошлый раз.

– Да, но вы не сказали в прошлый раз, что Освальд Ситон нанес вам визит. – В голосе Блаунта проскользнула резкая нота. – Может быть, с тех пор вы еще что-нибудь вспомнили?

– Нет.

Найджел почувствовал, что Реннел Торренс о чем-то умалчивает. Его ответ прозвучал как-то слишком уверенно, в этом был скрытый вызов. То же самое, видимо, пришло в голову и Блаунту, ибо он молча посмотрел на Реннела долгим, пристальным и ясно-недоверчивым взглядом. Пока суперинтендант ждал, какое воздействие это окажет на художника, Найджел от нечего делать посмотрел вверх.

Кресло, в котором он сидел, находилось как раз под галереей. Опытным глазом Найджел заметил темный металлический предмет, который торчал между двумя столбами, подпиравшими перила галереи в дальнем ее конце. Найджелу потребовалось три секунды, чтобы понять – это ствол пистолета.

Одновременно Реннел Торренс раздраженно произнес:

– Что вы хотите от меня узнать? – И ствол пистолета опустился вниз так, что оказался направленным в затылок художника.

– Я только хочу, чтобы вы сказали правду. Вы кого-нибудь видели, когда стояли на улице у окна? Вы видели, например, мистера и миссис Ситон, искавших Финни Блэка?

– Ну, раз вы спрашиваете…

– Стоп!

– Стоп!

Крик Найджела поразительным образом повторился, как эхо, прозвучавшее с галереи. Суперинтендант Блаунт вскочил на ноги. Найджел бросился на середину мастерской и стал между Реннелом и длинноствольным маузером, который Лайонел Ситон, лежавший на полу галереи, направил на группу стоявших внизу.

– Не будьте глупцом! – резко бросил Блаунт. – Сейчас же положите оружие.

Не обращая на него внимания, Лайонел Ситон произнес:

– Я с тобой говорю, Торренс. Ты уже достаточно наболтал. Понял? Хватит. Я все слышал. Скажешь хоть еще слово сейчас или потом, мне придется пристрелить тебя.

Найджел невольно отодвинулся от Реннела. Трясущийся и бледный художник, повернувший голову на голос Лайонела, теперь сполз на пол и скрючился за креслом. С галереи на него пристально глядели глаза Лайонела. Молодой человек вновь заговорил:

– Ты видишь эту чертову картину на стене?

Четыре пары глаз посмотрели туда, куда указывал ствол маузера в руке Лайонела, – на автопортрет Реннела Торренса, висевший слева от окон.

– Теперь слушай, Торренс. Вот что будет с тобой, если…

Прозвучал выстрел. Лайонел Ситон едва ли целился, но на картине в центре зеленовато-белого лба художника появилась черная дыра. Реннел Торренс застонал.

– Хватит! – закричал Блаунт, смело бросаясь вместе с констеблем к лестнице, ведущей наверх. Найджел хотел было последовать за ними, но остановился. Повернувшись, он увидел Мару Торренс у большого окна. Прежде чем Найджел успел туда добежать, она открыла окно и, вынув ключ, заперла его снаружи. Найджел бросился к двери, увидев на ходу, как Лайонел столкнул на Блаунта сверху тяжелое кресло.

Конечно, входная дверь старого амбара оказалась также закрытой снаружи. Парочка все прекрасно продумала: пока внимание всех находящихся в мастерской было приковано к Лайонелу, Мара спустилась из окна своей спальни по приставной лестнице, заперла переднюю дверь, а потом, дождавшись сигнала Лайонела – выстрела, закрыла на ключ большое двустворчатое окно.

– Глупые ослята! – проворчал Найджел, повернув назад. – Запасные ключи есть? – спросил он Торренса через плечо.

– Боюсь, что нет. Послушайте, а зачем он впутывает Мару? Вы должны остановить ее.

Наверху Блаунт и констебль ломали дверь в комнату девушки. Наконец замок поддался, и они ввалились в ее спальню. Окно было открыто. Внизу на земле валялась лестница. У Лайонела вряд ли было время спускаться по ней. Он, видимо, спрыгнул, а потом стащил и отбросил ее в сторону. Лайонел был натренирован для подобных прыжков, так как служил в десантных войсках. Ни Блаунт, ни констебль не решились прыгать с двадцатифутовой высоты.

Они выбежали, столкнувшись в дверях с Найджелом. Когда преследователи очутились у большого окна мастерской, они увидели показавшуюся из-за поворота дороги машину. Сидевший за рулем Лайонел Ситон весело помахал им рукой. Мара Торренс была рядом с ним. К тому времени, когда Блаунт отыскал стамеску и открыл окно, молодые люди исчезли из виду.

– Далеко они не уйдут, – сказал Блаунт мрачно. – Я иду звонить. Подожди меня здесь.

Он вернулся через пять минут.

– Ну так, мистер Торренс, – сказал он, – продолжим с того момента, когда нас… э-э… прервали. – Он взглянул на констебля, который открыл блокнот и бесстрастно прочитал последнюю фразу.

Пока длился перерыв, Реннел Торренс пару раз приложился к виски и решил перехватить инициативу. Он начал бушевать:

– Послушайте, суперинтендант, это невыносимо! Мне угрожает пистолетом ненормальный, моя дочь с ним убегает, а все, что вы можете сделать…

– Давайте по порядку, мистер Торренс. Вы собирались сказать нам, что подозрительного видели тогда около двух часов ночи, не так ли?

На лице художника появилась хитрая улыбка.

– Пытаетесь обвести меня вокруг пальца? Мне плевать на ваши методы. Роберт и Дженет выходили на поиски Финни в час ночи, как я мог видеть их в два часа?

– Кого же вы тогда видели?

Реннел перевел взгляд на автопортрет с дырой во лбу.

– Никого я не видел. Я не умею видеть в темноте, знаете ли. Молнии тогда уже не сверкали.

– Не стоит обращать внимание на угрозы Лайонела Ситона. Если потребуется, мы вас защитим. – Блаунт угрожающе подался в сторону художника. – Но я должен предупредить вас: вы уже попали в сложную ситуацию, утаив от следствия встречу с Освальдом Ситоном. Я настоятельно рекомендую вам больше ничего не скрывать.

– Но я ничего не утаиваю, – ответил Реннел тоном обиженного ребенка. – Я собирался сказать вам, когда нас прервали, кое о чем. Я слышал шаги во дворе слева от меня, со стороны сада, потом дверь, ведущая в помещение для слуг, открылась и закрылась. Возможно, это был Финни Блэк.

Реннел Торренс стоял на этом, и Блаунт больше ничего от него не добился. Найджел так и не смог решить, правду говорил художник или нет.

Вскоре Найджел и Блаунт беседовали в летнем домике.

– Хотел бы я знать, что за игру затеял этот молодой олух, – прорычал суперинтендант, – он напугал Торренса до смерти, черт возьми!

– А что ты думаешь?

– Я считаю, что он заставил Торренса молчать, чтобы спасти себя или кого-то еще. А то, как откровенно он это сделал, бросает подозрение на него. Нет, я считаю, он думал, будто Торренс каким-то образом выдаст мистера и миссис Ситон. А может, заодно и его.

– Есть и третье предположение. Весь этот спектакль – зачем он? Если Лайонел хотел заткнуть рот Торренсу, то нашел бы для этого иные пути, без шума, прошлой ночью или рано утром. Я думаю, он хочет выиграть время: отвлечь тебя от…

– К чертям! – взорвался Блаунт. – На это ты и намекал вчера днем? Ряд таинственных происшествий? Не вижу ничего таинственного в этих двоих, угрожавших нам пистолетом. Между прочим, выиграть время для чего?

– Для поэзии, Блаунт.

– Послушай, Стрэйнджуэйз, эта история сведет меня с ума и без твоих шуток.

– Я вполне серьезно. Самое ценное в этом доме – поэзия Роберта Ситона. Недавно он начал писать нечто, обещающее, как нам известно, стать шедевром. Занимаясь этим делом, нам надо принять систему ценностей совсем иную, чем у обычных людей. Ситоны – и Мара тоже, я думаю, – люди, для которых искусство важнее полицейского расследования. Более реально, если хочешь. Во имя поэзии Роберта они пойдут на многие жертвы.

– Не говори мне только, что Освальда Ситона убили во имя стихов его брата. Я этого не пойму.

– Такое не исключено. Но я считаю, молодой Лайонел может подозревать, что его отец имеет отношение к убийству. Он знает – рано или поздно наступит разоблачение, и хочет отсрочить его насколько возможно, чтобы отец завершил свой труд. Поэтому Лайонел устроил эту отвлекающую демонстрацию силы. Он подставил себя в качестве подозреваемого. Вот почему сын Роберта сказал нам, что спрятал Финни Блэка в склепе и приносил ему еду.

– Раз ты серьезно в это веришь, то поверишь во что угодно. В жизни люди так себя не ведут. Это же безумное донкихотство.

– Молодые порой увлекаются донкихотством до безумия. Но со стороны Лайонела это не просто нелепое рыцарство. Отношение Мары к нему переменилось, когда она стала понимать, что Лайонел подвергает себя опасности ради Роберта. А сама она сделает для Роберта что угодно. Между прочим, Блаунт, если ты хочешь быстро найти их, предлагаю оповестить все отделы записи актов гражданского состояния. – Найджел перевел взгляд на завораживающие очертания Плэш Медоу. – Ты говоришь о реальной жизни, Блаунт. Посмотри на этот дом. Тебе порой не кажется, что в один прекрасный момент он может исчезнуть, как сон?

– Нет, – сказал Блаунт, – откровенно говоря, мне никогда такое не приходило в голову. Но я обдумаю другие твои предположения.

– Да здравствует прекрасная Шотландия!

Блаунт слегка усмехнулся:

– Оставайся здесь! Тебе придется рассказать мистеру Ситону о его сыне. Я должен ехать в Редкоут и увидеться там с Гейтсом. Потом может так получиться, что отправлюсь в Бристоль на ночь. Здесь останется Бауэр.

– Так ты не собираешься колесить по всей округе в поисках Лайонела и Мары?

– Они и так без труда будут найдены, – сказал старший инспектор. Это утверждение оказалось весьма далеким от истины.