Текст книги "Голова коммивояжера"

Автор книги: Николас Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Каким человеком был Освальд?

Мистер Кили поднял глаза:

– Если я скажу вам, что худший враг не пожелал бы ей встретить Освальда, вам кое-что станет ясным. Хоть про покойников плохое не говорят, но он был просто дрянь. Весьма преуспевал в делах фирмы, однако воспитание, которое дал ему отец, разрушило его. Он был хитрый, изворотливый и жестокий. Впрочем, не уверен, что виноват лишь его отец. Помню, Освальду тогда было лет семь, я вошел к ним в дом и услышал, как он говорит: «Сначала я суну в огонь твои ступни, и ты закричишь. Потом ноги, до колен, и ты закричишь еще громче, но я тебя не стану жалеть. Вся твоя кровь закипит и запузырится. Это адский огонь, и он с моей помощью сожжет тебя постепенно». Я вошел в комнату – Освальд как раз засовывал куклу в огонь через каминную решетку. С тех пор я поверил в первородный грех, мистер Стрэйнджуэйз.

– Так его смерть не была ни для кого утратой?

Редактор упер язык в щеку, вывел особенно сложный узор на бумаге.

– Это самоубийство. Да. О покойном шибко не горевали. Я сам был почти счастлив. Между нами говоря, ничьи дочери – а у меня их две – не были в безопасности, пока тут находился Освальд Ситон. Но мне было бы спокойнее, если бы нашли тело.

– Но ведь…

– Да, я знаю, сомнений быть не могло. Но, как я уже вам сказал, Освальд выкрутится из чего угодно.

– Даже из собственной смерти?

– Он не оплошает.

– Почему он покончил с собой?

– Неурядицы в фирме. Так говорили. Он оставил письмо, как вы знаете. Все было предусмотрено.

– Но вы не очень-то этому верите?

– Когда крысу загоняют в угол, – сказал мистер Кили с нажимом, – она дерется. Не скажу, что у фирмы Ситона тогда не было проблем, – появились сильные конкуренты за границей. – Он взъерошил седые волосы. – Но я заболтался. Что еще вы хотели узнать?

– Я полагаю, ваша газета публиковала подробный отчет о смерти Освальда Ситона. Если вас не затруднит моя просьба, мне хотелось бы посмотреть эти номера.

– Да, мы публиковали материалы о происшедшем. Дженет Лэйси использовала свое влияние, чтобы замять это дело. Думаю, именно тогда она невзлюбила «Редкоут газетт» еще больше. Поэтому я не так часто вижу Боба Ситона, как хотелось бы. К тому же он теперь знаменитость. Да, давно ли мы сидели рядом с ним в школе, изучая грамматику. Я до сих пор ее изучаю.

Найджел тепло поблагодарил редактора за помощь. Минут пятнадцать он внимательно просматривал номера газеты с отчетами о смерти Ситона, вырезки с откликами из разных журналов и наконец покинул здание редакции. Вместе с Полом Уиллингемом он позавтракал в «Золотом льве». Найджел был очень рассеян. Садясь в машину Пола, он спросил:

– Не мог ли ты остановиться у магазина игрушек?

– Любого?

– Да.

Пол Уиллингем пристально посмотрел на него, потом, проглотив какую-то, видимо ироническую, реплику, включил зажигание.

Глава 5
Глиняная голова

Найджел Стрэйнджуэйз сидел на лужайке, откинувшись в кресле. На столе перед ним лежала стопка записных книжек Роберта Ситона. То ли дом, словно женщина, отвлекал его внимание, то ли мешал шум плотины из-за окутывающего все и вся неподвижного плотного воздуха, но Найджел никак не мог сосредоточиться на этих записях. В тот полдень, казалось, на всех предметах лежала печать фатальности. О чем так настойчиво напоминала плотина? От одной из увядавших перед домом роз отделился лепесток и полетел к земле. Когда он опустился, Найджел вздохнул с облегчением: он опасался, что, падая, лепесток произведет землетрясение. Голубь, вдруг заворковавший над головой, заставил его вздрогнуть.

Найджел попытался отбросить свои мысли, взял одну из записных книжек, но она так и осталась нераскрытой лежать на его коленях. Красивый дом не терпел соперников. «Так ты ревнуешь? Ты хочешь избавиться от меня, поглотить меня целиком? Я мог бы противостоять чарам плоти и крови. Но чарам кирпича и цемента, от которых исходит дух человеческих надежд, желаний и трагедий… – о, смотри на меня своими стеклянными глазами!» – пробормотал Найджел.

Найджел намеренно резко встал и повернул кресло так, чтобы сесть спиной к дому. Он видел его в июне окутанным пеленой роз. Видел и на прошлой неделе, более реальным, от мира сего. Нынче в полдень Плэш Медоу вновь изменился. Дом стал Найджелу ближе, слабый и беззащитный, он, казалось, просил о чем-то. Великолепие и высокомерие сменились беспомощностью. Или хуже – страхом, паникой, чувством вины?

Теперь говорил вслух:

– Заткнись! Ты сводишь меня с ума.

– Но я не сказал еще ни слова.

Найджел вздрогнул и обернулся. Это был всего лишь Лайонел Ситон, бесшумно по газону приблизившийся к нему.

– Извините, – сказал Найджел, – я разговаривал с вашим домом.

– Прошу прощения, что прервал разговор, – ответил вежливо молодой человек. – Я вас понимаю.

– А что, вам он тоже действует на нервы?

– Иногда. – Лайонел Ситон уселся на траве перед ним, скрестив ноги и глядя в лицо Найджелу. – Мне пора отсюда уехать.

– Чтобы начать работать? Вы это хотите сказать?

– Да. Я только в прошлом году демобилизовался. Дженет предпочла бы видеть меня студентом Оксфорда, но… – Его по-военному резкий голос оборвался.

– Но вы хотите быть самостоятельным? – предположил Найджел.

– Верно. Если только знать, что для этого нужно делать. К сожалению, я ничего не умею, поскольку ни к чему не подготовлен, попал в армию сразу же после школы. А на войне учат только убивать. Может, стать эмигрантом? Австралия, кажется, приглашает англичан.

– Это слишком далеко.

– Не так уж далеко, если мне там понравится.

– Я думаю, – осторожно сказал Найджел после паузы, – ваш отец отбрасывает слишком большую тень.

Лайонел Ситон посмотрел на него острым, почти враждебным взглядом:

– Но он ничего плохого…

– Я хотел сказать, нелегко быть сыном гения.

– Теперь понимаю. Да, в каком-то смысле с ними обоими одинаково трудно.

– Вы о своей мачехе?

– Я здесь не нужен никому.

– Но тогда ничто вас и не удерживает.

– Вы думаете? А полиция?

– Они больше сюда не придут. Однако, может быть, вы имеете в виду что-то еще?

Некоторое время Лайонел молчал, задумчиво глядя на Найджела, который почувствовал, что имя Мары Торренс готово слететь с его уст.

– Ванесса, – сказал Лайонел наконец. – Я хотел бы быть спокоен за нее.

– В каком смысле?

– Дженет делает все, что может, – уклончиво ответил юноша. – Но они не очень-то ладят друг с другом, как вы заметили. А мой отец… на первом месте у него работа. Кроме того, как раз рождение Ванессы стало причиной смерти нашей матери, и, естественно, он… Если бы я был уверен, что она благополучно выйдет замуж!.. Эта девушка может увлечься каким-нибудь опасным типом, привлекательным эгоистом-невротиком. Она страшно ранима.

– Ей придется учиться на собственных ошибках.

– Во всяком случае, мне надо быть рядом с ней, пока не кончится вся эта заваруха, – сказал Лайонел, отвернувшись.

– Он не должен был бы задевать ее, так ведь?

– Ну как это может не задевать ее, – нетерпеливо возразил Лайонел, – когда полиция выставила кордон вокруг Плэш Медоу? Они торчали здесь целую неделю. Почему-то вбили в голову, что этого парня прикончили здесь в округе.

Он замолчал, будто ожидая ответной реакции. Когда ее не последовало, Лайонел взглянул ему прямо в лицо:

– Надеюсь, мы можем доверять вам?

– Доверять мне?

– Вы хорошо знаете, о чем я говорю, – резко ответил молодой человек. – Вы не должны быть пятой колонной.

– Я нейтрален. В данный момент. Я поклонник вашего отца.

– Он тоже вас ценит. Тем больше оснований, чтобы…

– Все вы, по-моему, пытаетесь тайком защищать его, – перебил Найджел. – Но судя по тому, каким я видел вашего отца, он сам может вполне за себя постоять.

– Вы так думаете? – Лайонел Ситон с бесстрастным видом пытался осмыслить неожиданное суждение. – Возможно, вы и правы. Но это не совсем в традициях нашей семьи.

– Ваш отец – поэт и настолько восприимчив к тому, с кем или чем имеет дело в данный момент, что каждый человек видит в нем отражение себя самого.

– Не совсем понимаю, о чем вы говорите.

– Ну, возьмите Пола Уиллингема. Первое, что он сказал о вашем отце, – «хороший малый, спокойный, у него стадо гернсейских коров». Мистер Кили назвал его упорным, неунывающим. В семье считают, что Роберт Ситон – редкий хрупкий сосуд, который нужно оберегать.

– Вы хотите сказать, что он подчиняется каждому из существующих о нем представлений?

– Да, сначала неосознанно. Но потом почти намеренно воплощается в того, с кем имеет дело.

Молодой человек задумался.

– А кем он становится с вами?

– Криминалистом-любителем, конечно. Недавно, когда я описывал, как мог выглядеть тот человек, которого убили, он казался страшно возбужденным, на какой-то миг прямо-таки превратился в ищейку, взявшую след. Поразительно, он был абсолютно беспристрастен – сказал, что по описанию убитым мог быть его брат Освальд.

– Правда? Это правда? – Найджел мог бы поклясться, что Лайонел сказал это с восхищением. – А вот и Финни с чаем. Мой отец для него герой как-никак. Значит ли, по вашей теории, что Финни и сам герой?

Найджел засмеялся:

– Мой любимый конек унес вас слишком далеко.

– Но Финни и есть герой. Однажды спас моего отца от быка. Стал у того на пути и отогнал палкой. Кто бы мог такое ожидать от этого чертенка? Силен как лев.

– Силен и молчалив. Он действительно немой?

– Насколько мне известно, да. А что?

– Когда я был здесь у вас в июне, ваша мачеха сказала, что Финни – шут, у которого много мудрого в словах. Вы помните?

– О, это все выдумки Дженет. Разве вы не слышали, как любая женщина говорит то же самое о своей любимой собаке?

– Понятно.

Финни Блэк приблизился, они замолчали. Карлик накрывал стол под каштаном без обычных ужимок и ухмылок. Он хмуро глянул на Найджела, на маленьком уродливом лице выступили капли пота, а в движениях не было обычной ловкости.

– Похоже, надвигается гроза, – сказал Лайонел, вытирая лоб. – Уф, она уже близко, не так ли?

Дверь дома отворилась. Появились Роберт и Дженет Ситоны. На миг Найджелу Стрэйнджуэйзу стало дурно: он увидел, что поэт несет под мышкой собственную голову.

– Хороша, не так ли? – сказал Роберт Ситон, осторожно кладя ее на стол.

Мара Торренс кое-что изменила в своей работе с тех пор, как Найджел видел ее в последний раз. Порочное выражение лица исчезло, но исчезла и живость изображения. Теперь это было очень близкое, но невыразительное сходство.

– Я позвоню в колокольчик, если мне еще понадобится кипяток, – сказала Дженет Финни Блэку, который дико уставился на скульптуру пристальным и недоумевающим взглядом. Уходя прочь, он несколько раз оглянулся.

– Тебе не надо было показывать это Финни, – сказал Лайонел. – Такое зрелище плохо подействует на него, особенно перед грозой.

– Ерунда, – ответил Роберт весело. – С какой стати? Вам нравится, Стрэйнджуэйз?

– Точно хорошая фотография.

Дженет Ситон перевела на него взгляд своих выпуклых глаз.

– Но душа отсутствует. Не так ли? Я целиком согласна с вами. Образчик добротного скучного реализма – не более. Как раз подойдет для Королевской академии искусств.

– О, ты не должна строго судить Мару, – засмеялся Роберт. – В конце концов, сама же ее и подзадорила добиваться большего сходства, хотя ей свойствен другой стиль.

– Тогда вовсе не надо было браться, – ответила Дженет Ситон осуждающе. – Вы интересуетесь, пластическим искусством, мистер Стрэйнджуэйз?

– Немного.

Эта женщина удивила его снова: она разразилась лекцией о без о бразной скульптуре, мелькали такие выражения, как «кубические факторы», «абсолютный смысл», «плоскость», «объем», «упругость», «динамическое соотношение масс», «бессознательное равновесие»…

Когда Дженет закончила свою речь, наступило уважительное молчание, нарушенное наконец словами мужа:

– Именно с этим ты собираешься выступить перед слушательницами женского института в субботу?

– Я, конечно, кое-что упрощу для них, – ответила супруга без тени юмора, что удручающе подействовало на Найджела.

– Дженет вычитала все это в статье Херберта Рида, я полагаю, – сказал Роберт Ситон. В его замечании чувствовалось какое-то ничем не объяснимое злорадство.

Найджел указал на стопку записных книжек:

– Я хотел бы встретиться с вами один на один в вашем рабочем кабинете сегодня вечером, если позволите, – сказал он Роберту.

– Конечно. Может быть, около шести? Мне сначала нужно поработать над поэмой.

– Она пишется успешно?

Слабая таинственная улыбка придала лицу поэта блаженное выражение, подобное тому, какое появляется у застенчивого ребенка, получившего коробку конфет.

– Да, вполне, – сказал он, – все вообще идет успешно, я думаю.

Он встал, взял голову под мышку и быстро пошел в дом.

Ровно в шесть часов Найджел входил в кабинет Роберта Ситона. Поэт сидел за столом со спокойным, отрешенным выражением, глиняная голова лежала перед ним. Они поговорили об одной из рукописей, которую Найджел изучал после чая. Потом Роберт Ситон позвонил в колокольчик и попросил Финни Блэка принести немного хереса. Вскоре карлик вернулся с бутылкой и стаканами на подносе. Казалось, он не мог оторвать глаз от глиняной головы на столе Ситона. Лицо его дергалось, в тот вечер оно было белым и одутловатым, как на миниатюрной фотокарточке.

– Хорошо, Финни, можешь идти, – сказал поэт мягко и повернулся, чтобы разлить херес.

Найджел, сунув руку в карман, подошел к столу и склонился над ним.

Роберт Ситон приблизился к Найджелу со стаканом вина.

– Прошу вас. Боже мой, что за чертовщина! Это вы сделали? – Ситон указал на глиняную голову, у которой вдруг выросла жесткая борода, как у сатира. Вино выплеснулось из стакана.

– Да, – ответил Найджел.

– У вас удивительная склонность к уродливым метафорам, молодой человек, – сказал поэт. – Вот уж действительно – ухватить меня за бороду в моем логове!

– Я хотел лишь посмотреть, как это выглядит. Купил в магазине игрушек в Редкоуте сегодня днем.

– И как же это выглядит? – спросил Роберт Ситон, склонив голову набок, словно черный дрозд, прислушивающийся к шорохам в траве.

– Точно так же, как лицо сатира, вырезанного из дерева Марой Торренс, – того, что вы мне показывали, когда я был здесь в июне.

– Ей-богу, это так! Вы правы, – сказал поэт с воодушевлением. – Теперь будет лучше, если вы уберете бороду. Я не хочу, чтобы Ванесса вошла и случайно увидела ее: она не должна представлять своего отца в образе сатира, тем более, – добавил он, – что я не таков.

Наступило неловкое молчание. Мужчины сели в кресла.

– Конечно, конечно, – сказал наконец Найджел. – Я должен извиниться за… ну, за неуместное любопытство.

– Если бы это было только мое дело, но беда в том, что оно в большей степени касается Мары. Это ее секрет.

– Мара так восхищается вами. Она сказала мне, что вы были очень добры к ней в прошлом.

Роберт Ситон прервал его протестующим жестом:

– Я полагаю, вы кое о чем догадались и поняли, как все мы должны быть осторожны сейчас, – произнес он медленно. – Ей так вредно волноваться, вспоминать о прошлом. Не ворошите его, дорогой друг, если можете, тут не до шуток.

– Разумеется. Но знаете ли, полицейское расследование предполагает копание в прошлом.

Поэт вздохнул:

– Да, понимаю. Это такое неудобство.

– Боюсь, что оно немало мешает и вашей работе.

Слабая таинственная улыбка снова заиграла на лице Роберта Ситона.

– Нет, не могу пожаловаться. Я нахожу даже, что это стимулирует. И потом, конечно, Дженет отличный цербер. Думаю, и вашему другу, суперинтенданту, трудно преодолеть такую преграду. Между прочим, он снова был здесь сегодня утром.

– Вот как?

– По-видимому, в деревне заметили тогда, что я возвращался с ночной прогулки, и будто это не совпадает по времени с тем, когда Мара видела Дженет и меня во дворе – мы шли взглянуть на Китти. Полагаю, что тот парень перепутал. Ваш суперинтендант, казалось, был вполне удовлетворен этим объяснением. Но мне не нравится, что у Мары пытаются выудить какие-то показания.

Найджел смолчал по поводу выдающейся способности своего друга прикидываться удовлетворенным частью улик.

– Если не возражаете, я дал бы вам совет, – сказал он. – Надеюсь, вы не станете, стремясь сохранить в тайне дела мисс Торренс, создавать у полиции впечатление, будто умалчиваете о событиях не очень отдаленного прошлого.

– Полиция получит все сведения, которые мне известны, – ответил Роберт Ситон решительно.

– Хорошо. Ну, я пойду приму душ перед обедом.

Спустя некоторое время, когда Найджел причесывался в своей комнате, напевая что-то грудным баритоном, дверь отворилась.

– Я услышала, как вы поете, – сказала Ванесса. – Можно войти? Я не знала, что вы здесь.

– Вот как?

– Я хотела сказать, что обычно здесь гостей не селят. Комната для них в другом конце коридора.

– Окнами во двор?

– Да. – Ванесса с любопытством обошла комнату, потрогала его туалетные щетки, понюхала крем для бритья. Казалось, она набиралась храбрости, чтобы сделать важное заявление. – Уф, здесь очень душно, правда? Может, лучше открыть окно? Очень вредно, знаете ли, спать в непроветренном помещении. Лейтенант – ну, знаете, та, которая руководит у нас в школе девочками-скаутами, я вам о ней говорила, – так она делает зарядку перед открытым окном каждое утро, зимой и летом. Лейтенант говорит, что каждая девушка должна брать с нее пример, она говорит, что гимнастика на свежем воздухе наилучшим образом подготавливает к здоровому материнству. – Ванесса бросила в его сторону меланхоличный взгляд: – У вас нет ли случайно ненужных вам фарфоровых собачек?

– Ты собираешь их?

– Да. Хотите посмотреть мою коллекцию? Я начала собирать ее в январе прошлого года. Филисити – она моя лучшая подруга – собирает египетских скобов.

– Что? А, скарабеев!

– М-м… думаю, что они весьма жутко выглядят, точно на них лежит проклятье. Ну, живее! Как много времени тратят мужчины на завязывание галстуков и прочую ерунду!

Она схватила его за руку и потащила из комнаты в другой конец коридора. Там, достав ключ из маленькой сумочки, открыла дверь.

– Видите? Разве не прелесть? – с гордостью указала она на камин, запыхавшись от быстрой ходьбы.

Найджел осмотрел ряды фарфоровых собачек.

– Мне больше всего нравится вот эта, – сказал он.

– Шш! Мне тоже, – сказала Ванесса шепотом. – Произносить это вслух – значит иметь любимчиков. Вы оскорбляете чувства других бедных собачек.

– Ценная коллекция. Ты всегда запираешь комнату?

– Днем. Только часто забываю это делать. Если у вас есть какие-нибудь ценности, послушайтесь моего совета и держите дверь на замке.

– Ведь наверняка никто…

– Ну, вдруг, нечаянно. Иногда вещи исчезают. – Ванесса с важным видом глянула на него. – Это семейная тайна, но вам я скажу: в нашем доме есть клептоман. Очень печально.

– Ты знаешь, кто он?

Девушка скрыла лицо за волосами и сквозь них застенчиво посмотрела на Найджела.

– Я не должна вам этого говорить. Но думаю, вы догадываетесь…

После обеда они занялись музицированием. Лайонел Ситон виртуозно играл прелюды Шопена и кое-что из Шумана. В сгущающихся сумерках его худое лицо преждевременно состарившегося юноши преобразилось какой-то неземной отвлеченной красотой. Вскоре зажгли свечи.

Ванессу уговорили спеть шотландские народные песни. Ее голос был чист, тонок и немного дрожал, словно пламя свечи от дуновения ветерка, залетевшего в открытое окно. После двух или трех песен она замолчала, сказав, что вся вспотела. Атмосфера к ночи сделалась удушливой, плотной, похожей на густой тепловатый суп. Найджел чувствовал напряжение в воздухе, но не знал, было ли это только следствием погоды. В любой момент могли прозвучать первые раскаты грома. Дженет Ситон, опершись подбородком на сплетенные пальцы и облокотившись на подоконник, смотрела в окно. Найджелу показалось, что она почувствовала облегчение, когда в одиннадцать часов он сказал, что хочет спать и собирается их покинуть.

Поднявшись к себе в комнату, он не стал раздеваться, а, вырвав из блокнота помеченный большим знаком вопроса листок бумаги, стал его изучать. Записи были таинственные, иногда отрывочные, особенно когда речь шла о последних днях:

«1. Резная скульптура Мары; первоначальный вариант глиняной головы. Сатир. Сатиромания? Уф! Это О. или Р.?»

Найджел вынул карандаш и перечеркнул «Р».

«2. Действительно ли Финни Блэк немой?»

«Еще не доказано», – дописал Найджел.

«3. Кто прав: Роберт – Дженет или будущий отец? Это может иметь решающее значение, ЕСЛИ… Главное, установить, когда началась гроза, – точное время. Где укрылся Р.? Была ли на нем мокрая одежда, когда он вернулся? И так далее.

4. У кого ключи: а) от калитки в сад, б) от двери в маслобойню? Сколько ключей?

5. Был ли Р. Т. на самом деле сильно пьян в тот вечер? Действительно ли Л. С. спал, пока бушевала гроза?

6. Действительно ли Л. С. приехал в дом друзей в конце той недели с тем же количеством багажа, с каким уехал из Плэш Медоу? (Блаунт).

7. Д. С., „оплот приличий“. Почему тогда Т-сы?»

«Зависит от ответа на „1“», – дописал Найджел.

«8. Журнал с семейным фото. Может многое объяснить, ЕСЛИ…»

Найджел приписал еще одни вопрос:

«9. Одобряет ли Д. С. абстрактное искусство? Если да, то при чем тут глиняная голова? Если нет, как объяснить то, что она говорила сегодня днем?»

Найджел задумался. Отвлек его от размышлений лишь раскат грома. Он отложил листок и подошел к окну. В небе гасли последние отблески света. Найджел отошел от окна, тихо открыл дверь своей комнаты, оглядел коридор, потом скользнул в комнату напротив – ту, где, как сказала ему Ванесса, обычно спали гости. Комната была пуста. Найджел очень осторожно открыл нижнюю половину окна и сел на подоконник. Буря приближалась с этой – северной – стороны. Огромные тучи черно-лилового цвета, темнее ночи, наползали друг на друга, грозя обрушиться при первой вспышке молнии. На миг все замерло, а затем неожиданно горячий порыв ветра всколыхнул листву каштана, сквозь тьму, сотрясая небо, блеснула молния. Она осветила грозовые тучи, принявшие фантастические формы башен, гор и пропастей. Молния сверкала все ярче, пока не превратилась в сплошную лавину света, терзавшую измученное небо. Грохоча, словно гигантские колеса в каменном ущелье, приближались раскаты грома.

Найджел пошарил в кармане, проверяя, взял ли с собой фонарь. Он чувствовал, в эту ночь следует ждать событий, и полагал, что знает, каких именно. Теперь Найджел все чаще посматривал на дверь в правом крыле дома, где жила прислуга. Он долго ждал, высунув голову из окна, – то его ослепляла вспышка молнии, то глаза заволакивал мрак, сгущавшийся после нее.

Вскоре Найджел заметил, что медленно отворилась дверь, но не там, где жили слуги, а прямо под его окном. Этой ночью в Плэш Медоу он был не единственным наблюдателем. Тот, кто открыл дверь там, внизу, не спешил себя обнаруживать: должно быть, стоял на пороге, глядя во двор и чего-то ожидая. Прошло не меньше пяти минут. Найджелу стало казаться, что человек внизу ждал седьмой, самой яркой вспышки молнии, чтобы пробежать потом незамеченным в сгущающейся тьме, подобно тому как мальчик на берегу моря выбирает точный момент между набегающими волнами, кидается к кромке воды и подбирает сокровище, выброшенное штормом…

Потом наконец открылась дверь в правом крыле дома. В следующий миг лилово-синяя затяжная вспышка молнии осветила фигуру, чей бег напоминал стремительное передвижение краба, если только краб мог бежать так же быстро. Вдруг фигура подпрыгнула вверх, как собака, охотящаяся в папоротниках, и тогда Найджел увидел, как за спиной у нее что-то болтается. Бежал Финни Блэк – в этом не было сомнения. А похожий на шар предмет у него за спиной, блеснувший при очередной вспышке молнии, мог оказаться большим черным пауком, едущим верхом на карлике…

Найджел видел, как фигура вновь исчезла в сгустившейся тьме.

Послышались звуки, напоминающие царапанье. А когда молния вновь осветила двор, можно было только видеть, как шевелилась листва на нижних ветках каштана. Найджел пробежал по коридору и быстро спустился вниз. Над самым домом раздался удар грома. Выходя, Найджел заметил фигуру, бесшумно двигавшуюся по двору. Она была гораздо крупнее Финни Блэка – второй наблюдатель, без сомнения.

Сделав крюк вокруг старого амбара, Найджел молча приблизился к дереву с другой стороны. Он мог слышать голос, мягко звавший из темноты у подножия дерева:

– Финни! Спустись вниз, Финни! Здесь только я.

Это был голос Дженет Ситон, и в нем чувствовалась глубокая печаль.

Сверху донеслась какая-то возня, которую тут же заглушил страшный раскат грома. В наступившей потом тишине голос миссис Ситон тихо позвал:

– Спускайся, Финни, немедленно. И захвати ее с собой. Опусти ее вниз, она не твоя, Финни.

Дженет словно успокаивала норовистую лошадь. Нижние ветви затряслись. Показалась фигура Финни Блэка, пугающе быстро прыгавшего с ветки на ветку. Он легко приземлился у ног Дженет Ситон. Вспышка молнии осветила сетку, висевшую у него за плечами, а когда миссис Ситон взяла ее, оказалось возможным разглядеть знакомую глиняную голову.

Найджел вышел вперед.

– Не лучше ли, – заметил он, – пока Финни здесь, заставить его принести другую голову?