Текст книги "Таинство смерти"

Автор книги: Николаос Василиадис

Жанр:

Религия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц)

Назад к карточке книги

H. ВАСИЛИАДИС
ТАИНСТВО СМЕРТИ

Свято–Троицкая Сергиева Лавра 1998

{стр. 2}

По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II

Перевод с новогреческого

В монографии профессора Афинского университета Н. Василиадиса освещается важнейшая проблема человеческой жизни и православного богословия – проблема смерти. В книге показывается, с одной стороны, бессилие античной и светской философии дать удовлетворительный ответ на этот пугающий неверующего человека вопрос, а, с другой стороны, раскрывается учение Восточной Церкви о таинстве смерти и будущей вечной жизни. В монографии широко представлены мнения святых отцов на эту проблему.

Перевод выполнен Издательским отделом Свято–Троицкой Сергиевой Лавры по изданию: Ν. Βασιλειάδη. Το μυστηριον του θανατου. Αθήναι, 1994.

Перевод, макет, оформление

{стр. 3}

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

Я всегда восхищался русским народом – его верой, святостью, терпением, любовью и стойкостью в Православии. Поэтому я испытывал невыносимую боль, видя его тяжкие мучения, начавшиеся в 1917 году и продолжавшиеся семь десятилетий – как и пребывание древнего Израиля в плену Вавилонском!

Господь, судьбы Которого – бездна великая (Пс. 35, 7), попустил большому красному дракону (Откр. 12, 3), то есть антихристу, преследовать и мучить Русскую Церковь «до времени». Может быть, для того, чтобы явить мучеников, а землю Российскую напоить их кровью, которая некогда стала семенем для возрастания Церкви. Как сказал христианский апологет Тертуллиан, «semen est sanguis Christianorum», то есть семя, которым умножается Церковь, – это пролитая кровь христианских мучеников.

Большой красный дракон буквально бросился на Россию в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени (Откр. 12, 12). И поскольку власть его временна, он принялся за свое черное дело изо всех сил и используя все средства, какими только располагал. Он вообразил, что может похоронить Церковь Христову!

{стр. 4}

Однако, русский народ Божий, вооружась Крестом, крепостью в вере и любовью к Пресвятой Троице, мужественно принял душевные и телесные мучения и выстоял. И не просто выстоял, но и силой Христовой низложил дракона! Еще раз овцы, христиане, победили волков – антихриста и его служителей! Иначе и быть не могло!

И ныне Крест Христов сияет в благословенной стране Российской, которую благоутробный Господь исторгнул, как головню из огня (Зах. 3, 2). Он исторгнул ее внезапно, в то время, когда никто не ожидал и снова восстановил ее в свете воскресения.

Для меня явилось весьма приятной неожиданностью предложение знаменитого древнего монастыря – Свято–Троицкой Сергиевой Лавры – о переводе на русский язык моей книги. Поэтому православное монашеское богословское братство «Спаситель», членом которого я имею честь и благословение Божие являться, с готовностью предоставило монастырю право перевода этой книги в надежде на то, что она поможет возрождению Православия в России. Члены нашего братства – клирики и миряне, возносят от всей души молитву о том, чтобы эта книга укрепила в наших единоверных братьях веру в Победителя смерти и всемогущего и премудрого Кормчего истории и человеческих дел.

Для нас, православных, слово Апостола Павла: «Христос, воскреснув из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти» (Рим. 6, 9) – не дает угаснуть нашей надежде на вечную жизнь с Богом, сколько бы врагов и трудностей нам ни встретилось в этом временном мире. Поэтому средоточие всей нашей жизни – в победном гимне нашей Церкви:

«Христос Воскресе! Воистину Воскресе!»

Николаос П. Василиадис

Св. Пасха 1995 г. Афины

{стр. 5}

«НЕЛИЦЕПРИЯТНЫЙ ВЫМОГАТЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА»

Вопрос, потрясающий человека

В человеческой жизни есть два самых главных, таинственных и внушающих трепет события – рождение и смерть, причем смерть вызывает более сильные переживания и более сложные проблемы. Мы встречаемся со смертью на каждом шагу нашей жизни. Смерть всегда рядом с нами, как и жизнь. Смерть является тенью каждого земного создания, его обязательным и неизбежным концом. Раз мы родились, то мы должны и умереть.

При этом из всех земных существ только люди задумываются над смертью. Животное проводит свои дни, даже не подозревая о смерти, и потому заботится лишь о том, что необходимо в данный момент. Оно не задается вопросом, почему существует мир, не размышляет над тем, почему мир таков, каков он есть, и что происходит с теми созданиями, которые исчезают с лица земли. Иначе обстоит дело с людьми. Человек, благодаря разуму, которым наделил его Бог, живо осознает, что он смертен. Паскаль уподобляет человека тростнику, ломкому, но мыслящему, и добавляет: «Но пусть даже его уничтожит Вселенная, человек все равно возвышеннее, чем она, ибо сознает, что расстается с жизнью […], а она {стр. 6} (Вселенная) ничего не сознает» [[1]1
Б. Паскаль Мысли / Пер. Э. Линецкой. M., 1974. С. 169. (Мысль 347).

[Закрыть]]. Итак, человек – единственное из земных созданий, наделенное способностью познания и осмысления феномена жизни. Для человека смерть становится поистине сугубо индивидуальным, сугубо личным событием бытия. И поскольку он знает, что рано или поздно встретит смерть, то это обстоятельство становится самым тяжелым и мучительным явлением его жизни.

Но наша трагедия и скорбь перед лицом смерти усугубляются, если мы не желаем признавать это событие! Мы не хотим смириться со смертью! Поэтому одни из нас делают все, чтобы насколько возможно отдалить ее, иные же просто пытаются… не думать о ней! Тем не менее мы вполне понимаем, что никакими стараниями не сможем отдалить до бесконечности наш уход из темницы земной жизни. Испанский художник–абстракционист Пабло Пикассо, когда ему перевалило за девяносто, восстал против науки, коль скоро она не может продлить жизнь человека… до 150 лет! Но если бы наука добилась и этого, чудак–испанец посетовал бы, что жизнь не продлена до 200 лет! Даже если мы и сумеем с помощью науки «продлить нашу жизнь на два или три века, смерть не будет побеждена, поскольку устройство нашего тела делает ее необходимой» [[2]2
Carrel ΑΙ. Σκέψεις για τον 'άνθρωπο και την ζωή / Μτφρ. Ν. Α. Τζάρτζανου. Άθηνα : Κακουλίδη, 1951. Σ. 175.

[Закрыть]]. Поэтому никто не в силах отвратить устремленность нашей жизни к могиле, несмотря на все гуманные попытки геронтологии, этой новой отрасли медицины, быстро развивающейся в последнее время. Врачи–геронтологи прописывают гормоны и витамины, рекомендуют диету и так далее, и наша цивилизация, которая «отрицает смерть», возлагает все надежды на эти современные эликсиры. Данте в «Божественной комедии», приступая к описанию сошествия {стр. 7} в ад с проводником Вергилием, заметил, что тридцать пять лет – это половина жизненного пути. Наши современники по достижении тридцати пяти или сорока лет обращают взоры к философскому камню… в геронтологии, надеясь дожить до столетнего возраста!

Но как и где избежит кто–либо смерти, этого последнего врага (1 Кор. 15, 26), который угрожает нам разными способами, приговаривает нас к физической немощи, может внезапно возникнуть перед нами незваным, прервать нить нашей жизни своей страшной косой, опустить занавес и далеко увести нас от театра земного бытия? Поэтому было бы более разумно, не прекращая думать о продлении жизни, попытаться исследовать, объяснить и осмыслить смерть. Почему, в конце концов, нужно ждать ее с тревогой и страхом? Застанет она нас врасплох или же после долгих приготовлений – зачем встречать ее с отчаянием и ужасом? Раз уж мы не можем изобрести лекарство, спасающее от смерти, разве не разумнее и не полезнее смириться с нею? Безусловно! Тем более, что это великое событие ставит перед нами чрезвычайно серьезные проблемы. Когда мы рассматриваем жизнь сквозь призму смерти, мы ясно видим, что наше жизненное предназначение достигает огромных измерений – измерений, уводящих в вечность. Сквозь призму смерти многие мучительные жизненные проблемы обнаруживают особенную глубину. Смерть ставит нас перед временностью нашей жизни и ее трагичностью. Она заставляет нас, хотим мы того или нет, увидеть непродолжительность этой жизни, осознать, что нам отводится маленький и незначительный отрезок времени в безграничном океане вечности. Смерть, «этот нельстивый палач», как называет ее святитель Иоанн Златоуст, призывает нас постоянно помнить, что земная жизнь, сколь бы она ни была продолжительной, – преходяща, временна, быстротечна. И, несмотря на наше неприятие смерти, она зовет нас к беседе! Или, скорее, к размышлению над {стр. 8} вопросом, почему человек, «как буря, поднимается и, как прах, разрушается; как огонь, разжигается и, как дым, рассеивается; как цветок, украшается и, как трава, иссыхает» [[3]3
Свт. Иоанн Златоуст. Беседа на «Обаче всуе мятется всяк человек» // PG. Т. 55. Р. 559.

[Закрыть]].

Более того, смерть, этот «нелицеприятный вымогатель нашего рода», как в другом месте называет ее божественный Златоуст, ставит нас (да еще требуя немедленного ответа) перед проблемой бытия. Божия и нашего предназначения. Она требует, чтобы мы разрешили следующие загадки: куда мы отправляемся после смерти? какой мир или какого рода существование нас ожидает после земной жизни? Одним словом, смерть ставит перед нами вопросы величайшего, жизненно важного значения. Смерть волнует нас несравненно больше жизни. Насколько жизнь мы, в общем, можем уяснить, настолько смерть окутана непроницаемым мраком тайны. Можно сказать, что существует странный заговор молчания вокруг самого факта смерти человека. «К моменту погребения он (т. е. его труп) выглядит живым, и для этой цели подкрашенным, приукрашенным, «препарированным»» [[4]4
Прот. Александр Шмеман. За жизнь мира. Нью–Йорк, 1983. С. 90.
Свт. Иоанн Златоуст. Беседа на «Обаче всуе мятется всяк человек» // PG. Т. 55. Р. 560.

[Закрыть]].

С этой точки зрения жизнь без смерти весьма обеднена. Без проблемы смерти наша жизнь сводится к жизни животных или растений, которые не ведают, что умрут. Смерть, наш неразлучный спутник, обогащает жизнь разумного человека ожиданием вечности и чувством долга и ответственности. Ибо без ощущения вечности не родится в глубине нашей души чувство долга по отношению к Богу и чувство ответственности по отношению к ближнему.

По этим причинам люди всех времен и народов напряженно размышляли о смерти и со страхом искали ее смысл, чтобы умирить свою тревожную жизнь. Про{стр. 9}блема смерти настолько существенна для человека, что нет такой религии – от самой примитивной до христианской, – которая бы не признавала важности и значительности смерти. Можно составить перечень религий человечества и определить позицию каждой из них в отношении проблемы смерти.

Прирожденный страх смерти

Люди озабочены разными проблемами в соответствии со своим образованием, социальным статусом, интересами. Что же касается проблемы смерти, то она встает перед каждым человеком, независимо от его образования, общественного положения, наклонностей, – перед самыми хладнокровными и флегматичными, перед эгоцентриками, замкнутыми в своем удушливом индивидуализме, перед добивающимися любой ценой самоутверждения, перед самыми важными и знаменитыми людьми своего времени. Писатель Бернард Шоу, тонкий юморист, обладавший способностью смеяться и иронизировать по каждому поводу, в последние годы жизни прекратил острить и стал меланхоликом! И даже те стоики, которые, казалось, хранили полное спокойствие, представали со страхом и страданием перед этим ужасающим явлением.

Человек видит, как тело – молодое или старое, здоровое или больное – теряет живые краски, лишается энергии, как опускается оно в землю и остается в хладных руках смерти. Человек видит, что тот, кто сегодня богат, – завтра мертв, кто сегодня украшен драгоценностями, – завтра в могиле, кто сегодня обладает сокровищами, – завтра во гробех, кто сегодня окружен льстецами, – завтра становится пищей червям [[5]5
Свт. Иоанн Златоуст. Беседа на «Обаче всуе мятется всяк человек» // PG. Т. 55. Р. 560.

[Закрыть]]. И перед ним встает множество вопросов. Что есть смерть? {стр. 10} Конец или начало? Тупик или переход в другую жизнь? Уничтожение и исчезновение или начало нового творения? И сам видевший Божественные тайны преподобный Иоанн Дамаскин вопрошает: «Что сие еже о нас бысть таинство? Како предахомся тлению? Како сопрягохомся смерти?» [[6]6
Последование погребения мирских человек. Самогласен, глас 8 // Требник. Сергиев Посад, 1992. С. 190.

[Закрыть]] Эти вопросы, как и множество других, потрясают нас до глубины души. Паскаль сказал, что бессмертие души, проблема, непосредственно связанная со смертью, является предметом, который так сильно нас занимает и так глубоко нас трогает, что нужно потерять всякую чувствительность, чтобы не интересоваться этим. В самом деле, нужно быть бесчувственным, чтобы не взволноваться поставленными здесь вопросами.

Характерно, что история рода человеческого, как ее излагает богодухновенная книга Бытия, в сущности, начинается со смерти праведного Авеля. До тех пор смерть еще не похищала ни одного человека. Теперь же, в качестве первой жертвы, она забирает праведника и мученика Авеля (Быт. 4, 8) [[7]7
В книге Бытия: …восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его.

[Закрыть]]. Начало трагических превратностей бытия человека сразу после падения Адама и Евы переплетено со страшными угрызениями совести и изгнанием братоубийцы Каина. Пророк Божий Моисей писал, что убийца не мог далее оставаться перед лицом Бога, поэтому «пошел Каин от лица Господня и поселился в земле Нод, на восток от Едема» (Быт. 4, 16).

Лорд Байрон в драматической поэме «Каин», рисуя картину братоубийства, изображает, как убийца пристально смотрит на мертвого Авеля, видит его бледное безжизненное лицо, пытается поднять холодные руки брата, которые падают вниз, будто свинцовые, и восклицает: «Смерть пришла в мир!..» Это утверждение содер{стр. 11}жит самое, быть может, поразительное открытие, когда–либо сделанное человеком. Так Адам и Ева в ужасе стали свидетелями осуществления слова Божия, когда их перворожденный сын, Каин, которого Ева приняла со смиренными словами: приобрела я человека от Господа (Быт. 4, 1), – начинает свой путь в пустыне жизни изгнанником и скитальцем на земле (Быт. 4, 12). Но, что самое главное, в этом изгнании его медлительным спутником была смерть!..

С тех пор непременным условием человеческого существования является не жизнь, а смерть. Каждый человек знает еще до наступления смерти, что она уже дана ему, или, вернее, что человек отдан ей.

И совершенно естественно, что это событие, тесно сплетенное со всем нашим бытием, стало источником прирожденного страха в человеческой природе. Поэтому и искусство, всегда отражавшее то, что глубоко затрагивает человека, не могло остаться безучастным к смерти. Все его виды – поэзия, музыка, живопись, скульптура, архитектура – с самого начала были выражением этого прирожденного трепета. Поэзией созданы элегии, исполненные лиризма, плача, экстаза и страха. Музыка в самых скорбных тонах передает те глубокие внутренние переживания, которые вызывает в нас смерть. Живопись, черпая вдохновение из Священного Писания и других источников, в вольном полете своей фантазии изображает смерть то в виде огромного ангела, то в виде скелета с косой, то в виде окутанного мраком таинственного призрака, повергающего душу в страх, ужас и дрожь. Иногда смерть изображается ненасытным чудовищем с разинутой безобразной пастью, готовым поглотить человека, иногда охотником, который расставляет сети и строит ловушки, чтобы уловить свои жертвы на вечные времена.

«Откровение» евангелиста Иоанна, поэтичнейшая книга Священного Писания с ее глубоким и таинственным содержанием, книга, которая самым возвышенным {стр. 12} образом провозглашает утешительную и радостную весть о победе Агнца Христа над антихристом, – представляет смерть в виде всадника на коне «бледном», указывающем на цвет смерти. И всадник этот, то есть смерть, с мечом, гладом и моровыми болезнями отнимает у людей жизнь и отправляет их во всепожирающую пасть ада, который следует за всадником, чтобы сразу же принимать мертвых (Откр. 6, 8) [[8]8
В «Откровении»: …вот, конь бледный, и на нем всадник которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть… умерщвлять мечом и голодом, и мором…

[Закрыть]]. Скульптура и архитектура прекрасными монументами, внушительными мавзолеями, громадными пирамидами – гробницами фараонов Древнего Египта и другими надгробными сооружениями – в свою очередь передают ощущение этого природного человеческого страха при встрече со смертью.

Величайшая тайна премудрости Божией

«Если поистине жизнь – это непрерывно текущая река, то у нее есть два естественных предела. Человек же, неизбежно следуя по течению реки, называемой жизнью, знает по опыту один предел. О другом конце он старается не знать и даже не думать». От этого таинство смерти становится еще более таинственным и темным, поскольку все мы стоим на одном краю могилы. И мир, который находится по эту сторону могилы, то есть сей мир, – это «тленный мир, место умирания» [[9]9
Ι. К. Κορναρακη. Ψυχολογία και Πνευματική ζωή. θεσσαλονίκη, 1976. Σ. 228.

[Закрыть]]. Место же воистину живых – мир за гробом, где нет ни ночи, ни сна – «образа смерти» [[10]10
Свт. Василий Великий. Беседы на псалмы. 114 (7) // Творения. М., 1847. Ч. 1. С. 406.

[Закрыть]].

Бог – создатель жизни. Поэтому существование смерти в творении по Божественному произволению «осуществляет тайну Божественной премудрости. Чело{стр. 13}веческий ум не может всецело погрузиться в эту тайну», воспринять ее и постигнуть [[11]11
  Ν. Ε. Μητσοπουλου. Ό θάνατος, Πνευματικός – Σωματικός – Αιώνιος. Αθήναι, 1973. Σ. 5.

[Закрыть]]. Поэтому «страшна смерть и великого исполнена ужаса» и являет собой «величайшее таинство Божией премудрости» [[12]12
  Свт. Иоанн Златоуст. Беседа на Евангелие св. Ап. Иоанна Богослова. ΧΧΧIII, 1 // Творения святаго Иоанна Златоустаго. СПб., 1914. Т. 8. Кн. 1. С. 555; его же. Беседа на Деяния, 21, 3–4 // Там же. Т. 9. С. 204.

[Закрыть]]. Господь с непостижимой и недоступной для нас мудростью определяет границы этой жизни и переносит нас в иную жизнь, как восклицает гимнограф нашей Церкви преподобный Феофан Начертанный († 843): «О Господи… глубиною неизреченныя Твоея мудрости определявши живот и провидиши смерть, и к житию иному преселяеши человека» [[13]13
  Последование исходное монахов. Антифон 8, глас 8 // Требник [большой]. Сергиев Посад: Изд. ТСЛ, 1992. Л. 120 об.

[Закрыть]].

Тайна смерти тем более глубока, что ни один человек не в состоянии передать и описать опыт своей смерти. Этот самый опыт, обязательный элемент в исследовании любого явления, мы приобретаем, когда… умираем! Но тогда он нам не приносит никакой пользы! Никто не может испытать собственную смерть как событие своего земного существования. Когда человек переживает это событие (а переживает он его один–единственный раз, первый и последний), то он тотчас же прекращает существовать в этом мире. Так что смерть есть по сути осуществление невозможности нашего существования в этом мире!

В этом отношении никто не может отнять у другого человека его смерть, то есть никто не может воспрепятствовать другому умереть своей собственной смертью, Богом ему предназначенной. Я могу умереть вместо кого–то другого; я могу умереть ради кого–то другого, чтобы спасти его от смерти. Но это не означает, что я {стр. 14} умираю смертью другого. Каждый умирает своей собственной смертью. Так что человек не может воспринять и, следовательно, не может объективно исследовать явление смерти как один из этапов своего присутствия в мире.

Тайна смерти тем более непостижима, что тяжелая и непроницаемая завеса сомнения и неведения скрывает и час нашей смерти, и то место, куда переходят души, и их образ жизни. «Камо убо души ныне идут? – вопрошает в одном из своих гимнов святитель Анастасий Синаит († 599). – Како убо ныне тамо пребывают? Желах ведети таинство, но никтоже доволен поведати». А в другом гимне он говорит, что те, кто уходит, не могут вернуться, чтобы рассказать нам, «како пребывают, иже иногда братия и внуцы, тамо предваривше ко Господу. Темже множицею присно глаголем: еда есть тамо видети друг друга? Еда есть тамо видети братию? Еда есть тамо вкупе рещи псалом?» [[14]14
Последование погребения священников // Требник [большой]. Сергиев Посад: Изд. ТСЛ, 1992. Л. 142–142 об.

[Закрыть]]

Эти очевидные вопросы, лишь некоторые из многих, показывают, сколь глубока тайна, которая окутывает проблему смерти, если, конечно, пытаться исследовать ее вне христианской истины. Эти вопросы естественны, поскольку в момент смерти обычные связи между людьми прерываются. Уходящий один предстает перед потрясающим событием смерти. Во все другие моменты нашей, жизни кто–то может быть рядом с нами, дабы облегчить нашу боль, утешить, поддержать нас. Но когда мы оказываемся перед лицом смерти и делаем этот великий шаг, все мосты сожжены! Оставшиеся по эту сторону растеряны, безмолвны, подавлены и иногда «более мертвы, чем мертвые», как сказано было кем–то в надгробном слове другу. А на другом берегу, по ту сторону, находится тот, кто ушел из этой жизни и кто теперь в совершенно ином мире!..

{стр. 15}

В одном из церковных песнопений святителя Анастасия Синаита говорится: «Что горькия умирающих глаголы, братие, яже вещают, егда отходят: братий разлучаюся, другов оставляю всех, и отхожду; камо убо иду, не вем: или како имам быти тамо, не вем, точию Бог призвавый мя…» «егда душа от тела разлучается, ужасное таинство […] душа убо плачевно отходит, тело же покрывается земли предано» [[15]15
Последование погребения священников // Требник [большой]. Л. 142, 139–139 об.

[Закрыть]]. Поэтому и святой Иоанн Дамаскин восклицает в скорбном гимне: «Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть и вижду во гробех лежащую, по образу Божию созданную нашу красоту, безобразну, безславну, не имущую вида». Исполненный глубокого чувства, он продолжает: «О чудесе! Что сие еже о нас быти таинство? Како предахомся тлению? Како сопрягохомся смерти?» [[16]16
Последование погребения мирских человек. Самогласен, глас 8 // Требник. С. 190.

[Закрыть]]

Неверующие и маловеры бегут к колдунам, прорицателям, медиумам и им подобным, чтобы получить ответы на вопросы, найти какое–то утешение или узнать что–нибудь о своих близких. Мы же пытаемся проникнуть, насколько возможно, в жизнь за гробом, имея проводником Божественное Откровение. Ибо если любая религия говорит так или иначе об этом важном предмете, то более всего нам скажет Живой Бог в Троице, который питает нашу христианскую жизнь и согревает ее верой, надеждой и любовью, и особенно надеждой, вселяемой обетами Господа «о будущем и о последних событиях» [[17]17
  П. Ν. Τρεμπελα. Δογματική της 'Ορθοδόξου Καθολικής Εκκλησίας. Aθήvai, 1961. Τ. 3. Σ. 366.

[Закрыть]]. Отправимся, таким образом, в путь с проводником – Священным Писанием, с руководителями – богоносными отцами, которые толковали его, будучи просвещены Святым Духом Утешителем. {стр. 16} При этом не будем забывать, что «воспитующая мудрость Церкви всегда тщательно старалась избегать догматического синтеза, который исчерпывал бы эсхатологические воззрения». Кроме членов Святого Символа нашей веры, в которых говорится о Втором Пришествии, грядущем Суде и Воскресении мертвых, Православие «не предлагает подобных догматических установлений». Мы знаем, что к таинству смерти, как и к другим сложным вопросам, «богословы относятся с трепетом» [[18]18
  Π. Ευδοκιμωφ. Ή Ορθοδοξία / Μτφρ. Α. Τ. Μουρτζοπούλου. Θεσσαλ., 1972. Σ. 435.

[Закрыть]]. И в то же время, как писал святитель Григорий Нисский, «…если премудрости собственно принадлежит постижение истины существ, а пророчество содержит в себе уяснение будущего, то не будет обладать полным дарованием премудрости тот, кто и будущего не будет обнимать ведением при содействии пророчественного дара» [[19]19
  Свт. Григорий Нисский. Против Евномия. Слово 3 // Творения св. отцов в русском переводе, изд. при Московской духовной академии. Т. 41: Творения св. Григория Нисского. Ч. 5. М., 1863. С. 390–391.

[Закрыть]].