355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николь Уильямс » Маме – мечтательнице, как я (ЛП) » Текст книги (страница 9)
Маме – мечтательнице, как я (ЛП)
  • Текст добавлен: 25 августа 2019, 00:30

Текст книги "Маме – мечтательнице, как я (ЛП)"


Автор книги: Николь Уильямс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

О другом. Многим детям эти слова показались бы поцелуем смерти. Особенно изо рта родителей. Но я почему–то расслабилась.

– И с Гарри? – спросила я.

– Пока только с тобой.

– Гарри – часть семьи. Он заслуживает знать, что происходит.

Мама обдумала это и вздохнула.

– И Гарри тоже.

– Завтра я работаю допоздна, может, ночью послезавтра? Моя смена заканчивается в пять. Может, после ужина? – было странно говорить так с мамой, будто мы сверяли календари и пытались подстроиться.

– Хорошо, – она помахала мне и вернулась на стул. – Не задерживайся.

Я поспешила по лагерю, рюкзак стучал по моей спине. Чем быстрее я туда попаду, тем меньше у меня будет времени передумать. Как и ожидалось, Кэллам сидел за тем же столиком, перед ним лежали учебники. Или он был занят, или притворялся, что Финикс не существует. Я была готова ставить на последнее.

– Это твой план? Игнорировать меня до конца лета? – начала я, подойдя на пару шагов.

Я ждала, что он что–то скажет, но он молчал. Он застыл. Плечи чуть напряглись, только и всего.

– Как учеба? – я посмотрела на то, над чем он работал, но он закрыл книгу. – Это реакция? На мои слова?

В ответ он стал собирать книги в стопку. Он собирался встать и уйти. Я не знала, чего ожидал, но не этого. Не того, что он уйдет, не дав мне и шанса объясниться и извиниться.

– Слушай, Кэллам, мне жаль, – я бросила рюкзак на стол, потому что он вдруг стал ужасно тяжелым. – Знаю, я налажала, подвела тебя и заслужила такое отношение, но я просто хотела, чтобы ты знал, что мне жаль.

Казалось, я говорила со стеной. Было проще, когда он сидел; было сложнее говорить с ним, глядя в глаза.

– Из–за чего тебе жаль? – холодно спросил он. – Что ты не сделала то, что должна была? Или что из–за этого пострадал твой брат?

Я сглотнула.

– Из–за всего.

– Что ж, прости, но мне сложно поверить. Ты все лето доказывала, что знаешь лучше, – Кэллам сорвал с себя фланелевую рубашку и бросил ее на скамейку. Он злился, но хотя бы говорил со мной.

– Прости, – я вскинула руки. – Мне нет оправдания, как и нет причины тому, что я сделала. Прости.

Он зажал переносицу, словно у него болела голова из–за меня.

– Почему ты не поехала по назначенному маршруту?

Сколько раз я задавала себе этот вопрос последние шесть часов?

– Не знаю. Потому что, – я опустилась на скамью, потому что стоять было сложно. – Я сломалась от обстоятельств. Я не думала, что будет так опасно. Я ошиблась. Я – человек. Так бывает.

Он тихо выдохнул.

– Ты совершила много ошибок.

Я пожала плечами.

– Человек во мне силен.

– Как я могу доверять тебе после этого? Сначала ложь про разрешение? Теперь это? Это все важно, Финикс. Мне нужно знать, что никто не пострадает из–за того, что ты решила поступить по–своему. Мне нужно доверять тебе. А тебе нужно верить, что мы с Беном знаем, что делаем, придумывая эти занятия.

– Но ты не можешь, – почти кричала я. – Я не пыталась так сделать. Так получилось. Я совершила ошибку, и мне жаль. Я буду больше стараться в следующий раз.

– Когда Эван сказал мне, куда ты повернула, – Кэллам покачал головой, – я не мог поверить.

– Почему? – я заморгала.

– Я разбил пару ребер, спускаясь по той тропе, два лета назад. И я знал, что делал. А ты там... – он замолк и отвернулся от меня.

Я уперлась руками в стол и кипела.

– Ты переживал за меня?

– Конечно, я переживал. Я переживаю за всех вожатых и отдыхающих, – он пожал плечами, словно это были пустяки, но его лицо выдавало его.

– Да, но ты не говорил о других вожатых и отдыхающих только что. Ты говорил обо мне, – я ткнула пальцем себя в грудь, – на тропе. Больше ты никого не упоминал.

Его плечи напряглись.

– Ты выдумаешь, – он старался не смотреть мне в глаза. Он старался не смотреть в глаза.

– Почему ты не можешь смотреть на меня? – спросила я, обойдя скамью.

– Я могу на тебя смотреть. Но не хочу этого делать.

Я закатила глаза.

– Ладно, Почему ты не хочешь смотреть на меня?

Он хрустнул шеей, повернув ее.

– Потому что ты выводишь меня из себя, Финикс, – его голос был напряженным. – В один миг ты шутишь со мной про бег утром, а потом ты ведешь группу неопытных по дороге самоубийц. Ты помогаешь мне с учебой, а потом игнорируешь в больнице.

– Погоди, – я подняла руку. – Это все мило, но это ты игнорировал меня в больнице.

– Я следовал примеру. Ты прошла в комнату и сделала вид, что меня нет, – он не выдержал и посмотрел на меня. – Я так злюсь на тебя, не управляю эмоциями... и могу поцеловать тебя... – он хмурился сильнее, чем я когда–либо его видела. – В том и проблема, Финикс. Я не могу тебя целовать.

– Почему? Ты мне нравишься, Кэллам. Теперь я знаю, что я тебе нравлюсь, – да, так ведь было проще. Или нет.

– Не надо, – он покачал головой и стиснул зубы. – Мы не можем нравиться друг другу, иначе я не смогу продолжать.

Мое сердце быстро колотилось.

– Что продолжать?

– Притворяться, что я ничего не чувствую к тебе. Я не могу продолжать, если ты тоже ощущаешь такое, – я двигалась быстро, чтобы он не успел вырваться. Я сжала его запястье.

Я подошла ближе, скользнула ладонью ниже, переплела пальцы с его, и он закрыл глаза.

– Не надо.

Я была близко, ощущала запах его помытых волос, а еще запах природы, прилипший к нему. Свежий и мускусный. Чистый и земляной.

– Почему нет? – спросила я почти шепотом. Если кто–то подслушивал.

– Потому что этого слишком много. Слишком быстро. И я не люблю спешить, – он прищурился, но сжал мои пальцы. Почему ему было так сложно думать о нас?

– А я не переживаю, – я прижала другую ладонь к его груди, проверяя, можно ли. Он не вздрогнул, а будто прильнул ко мне.

– А стоило бы.

Я вдохнула.

– Если ты меня не поцелуешь... – я прикусила губу, глядя на его губы, думая, как они будут ощущаться на моих, – я тебя поцелую.

Грудь Кэллама вздымалась быстрее под моей рукой. Он так тяжело не дышал даже после долгого бега.

– Не надо.

Я улыбнулась, зная, что выиграла спор между нами. Я подошла ближе, наши тела почти соприкасались. Я уже ощущала тепло, исходящее от него.

– Ты меня не остановишь.

И он открыл глаза. Борьба пропала в них.

– Знаю, – он притянул меня ближе рукой. Наши тела прижались друг к другу.

Мои пальцы сжались на его груди, сдавив футболку. Хотелось сорвать ее, но я подавляла гормоны. Пока что. Только поцелуй. Футболку можно снять позже.

Он сильнее прижался ко мне, и я отпрянула на пару шагов, ощутила за собой край стола для пикника. Все. Мы поцелуемся. Наконец–то. После недель флирта и увиливаний, улыбок и хмурых взглядов мы делали этот шаг.

Он замер так еще на минуту, смотрел на меня, словно чего–то ждал. Я отклонила голову.

– Что? – спросила я, потому что думала, что понятно объяснила, что он меня поцелует.

Он посмотрел на мои губы, его глаза стали немного темнее.

– Ты обещала. И я жду этого.

Все во мне трепетало, я не дала себе усомниться в себе, привстала на носочки и притянула его к себе, сжав футболку и глядя в его глаза, пока приближалась к его губам. Он не моргнул.

Его губы были сначала твердыми, почти неподатливыми, но оттаяли, как только я коснулась их своими губами. Его глаза закрылись, а потом и мои, и я поцеловала его.

Я целовала Кэллама О’Коннора. Нежного, сладкого и немного неуверенного.

Наконец–то.

И он поцеловал меня в ответ. С силой, с поразительной уверенностью.

Его ладонь легла на мою талию, он обвил меня рукой, прижимая к столу для пикника. Он был на вкус как солнце и буря, целовался так, словно у нас была вся вечность.

Он целовал меня так, как я хотела бы целоваться всю жизнь. Будто я была всем.

ДВАДЦАТЬ ДВА

Остаток ночи я думала о поцелуе. И о том, что было после. Хотя было там не так и много.

Мы приступили к учебе. Ненадолго. А потом вернулись к поцелуям. Я не знала, как мы будем учиться теперь, когда пересекли решительно черту, но это придется понять, ведь мне нравилось целовать Кэллама, но мне нужно было сдать экзамены.

Мама была в постели, когда я прошла на носочках перед рассветом. Я тут же уснула, как только забралась в кровать.

Будильник зазвонил час и сорок пять минут спустя. Не круто.

Я собиралась пробежать две мили разогрева, четыре мили быстро, а потом милю или две, чтобы остыть. Но быстро бегать стоило после хорошего сна, так что я готовилась к страданиям.

Схватив со стойки банан, я съела его за четыре укуса, проглотила, вышла за дверь и побежала к дорожке.

Я пыталась думать о темпе, дыхании, но не могла. Я могла думать лишь о Кэлламе.

О том, как он целовался. Как я целовала его. Как он ощущался. Как он меня касался. Как его руки были мозолистыми на вид, но нежными на мне. Я думала, как никогда еще не ощущала половины того, что было с ним, когда была с другими парнями. Как я хотела сделать больше, чем поцелуй. Я бы позволила ему, если бы он не был сдержан.

В отличие от Китса до него, который думал, что поцелуи обязательно вели к главному блюду, Кэллам был рад целоваться, сколько того хотела я. Он не торопил меня, его руки не лезли, куда не позволяли, и я не ощущала вину от того, что поцелуй никуда не вел. Он не бормотал, что я дразнила, что у парней были другие потребности. Он улыбнулся, поцеловал меня в лоб и проводил меня до моего домика. Он даже дождался, пока я не уйду за дверь, как и прошлой ночью.

Я не следила за ним, чтобы заметить, как он стал двигаться легче. И я не заметила, как он тихо воскликнул, когда почти пропал из виду. Нет, я еще не так сильно влюбилась. Конечно, нет.

Так я пыталась убедить себя, когда услышала знакомые шаги, бегущие за мной.

– Так ты использовала меня ночью и решила подразнить утром? – он догнал меня и замедлился до моего темпа. – Вот уж не думал, что ты такая.

Мои часы запищали. Я миновала две мили – разминка закончилась. Я сбавила темп, и Кэллам сразу же подстроился.

– Я думала, раз ты не спал до четырех утра, ты решишь поспать, а не бегать, – сказала я, пытаясь не улыбаться, потому что человек не должен был улыбаться, пока бежал быстро. Правильнее было плакать.

– А я думал, что ты решишь поспать, ведь ушла в четыре утра, – он ткнул меня локтем. Одно прикосновение, и мой позвоночник словно стал жидким. – А потом я вспомнил, кто ты, и что ты не дашь такому удержать тебя от тренировки, – он ткнул меня снова. – И вот я здесь.

Дорожка стала шире, и я смогла отвести от нее взгляд. Я посмотрела на Кэллама.

– Почему ты не в футболке? – мой голос стал выше на две октавы. Я еще не видела, чтобы Кэллам бегал без футболки. Учитывая, что мы целовались, он явно продумал это. Пытался победить меня в моей игре.

– Ты смогла ночью порвать мою футболку, и я не хотел повторения утром. Я взял с собой лишь несколько, их нужно беречь, – он рассказывал, как я разрушала его ценные футболки, но я не слушала, отвлеченная.

Он замер, чтобы перевести дыхание, а я убрала футболку за край шортов. Я знала, что он посмотрел на меня и увидел, что я тоже сняла футболку. Я знала это, потому что услышала резкий вдох, а потом он побежал, дыша так шумно, что мог разбудить весь лес.

Я застыла, посмотрела на время на часах, а потом поспешила за ним. Он растянулся на дорожке, листья и прутики торчали из его волос, грязь была на лице.

– Ай.

Я прикусила щеку, чтобы не смеяться, когда поняла, что он в порядке, лишь немного ободрал колени и ладони. О, и задел эго.

– Ты просто споткнулся? – я присела рядом с ним и убрала прутик из–за уха.

– Нет, просто упал.

– На дороге, которую знаешь как свои пять пальцев? – Кэллам часто говорил, что знал все холмы, долины и тропы в десяти милях от лагеря лучше, чем свои пять пальцев.

– Я отвлекся, – он тряхнул головой пару раз и посмотрел на меня. Точнее, на мою грудь.

Я поправила лямку спортивного лифчика.

– Ага. Сколько лет ты бегаешь? Сколько жил в Калифорнии? Там девушек в спортивных лифчиках столько же, сколько парней в кепках.

Кэллам приподнялся на локте, кривясь. Он сильно упал. Если бы я знала, что так будет, не сняла бы футболку. Или все равно сняла бы. Особенно, учитывая, как он сейчас смотрел на меня.

– Да, но с ними я не целовался предыдущей ночью.

Я толкнула его в грудь, но ладонь осталась там. Я касалась его груди сквозь футболку, но не так. Не кожей на его теплой коже.

Мое сердце уже колотилось от бега, но теперь разогналось еще сильнее, когда его ладонь накрыла мою, прижимая к его груди и удерживая там.

– Эй, мне еще три с половиной мили осталось. Думаешь, ты сможешь встать и продолжить?

Он не мешал мне убирать из его волос листья и прутики, и он не спешил шевелиться.

– Подняться сложно. Я серьезно упал. Кто знает, что у меня за раны. Может, вообще сотрясение.

Я вздохнула и отряхнула его лоб. Казалось, он рухнул в гору земли.

– Не знаю, как быть с парнем, что не так крепок, как я.

– А я не знаю, как быть с девушкой, что возомнила себя сильнее меня, – он покрутил головой и протянул руку. – Хоть помоги встать. И мы закончим эти три с половиной мили.

Я схватила его за руку, стала тянуть, но он дернул меня за руку, и я рухнула на него. Дыхание вылетело из меня от удивления, от падения и от того, что я была на Кэлламе. Пока он был без футболки, а я – в спортивном лифчике.

Я не понимала, что вспотела, пока моя кожа не легла на его, но теперь я замечала только это, и как моя кожа почти прилипла к его.

– Как теперь? – он улыбнулся мне, мое лицо было в сантиметрах над его. Я ощущала его дыхание своей шеей, теплое и ровное.

– Так нельзя, – я пыталась отвлечься от его ладони, рисующей у меня на спине. Смогла. Но вместо той ладони и сосредоточилась на другой, которая скользнула мне за шею, пальцы запутались в моих волосах. – Целоваться вместо учебы. Вместо тренировки. Если я не буду сдерживаться, мы будем только целоваться.

Он нахмурился.

– Разве это плохо?

Я толкнула его в грудь, но не отодвинулась.

– Только если ты не про заваленные экзамены и исключение из команды по бегу за ужасные результаты.

Он без предупреждения поцеловал меня. Поднял голову с земли, нашел мои губы своими и поцеловал. Так, как прошлой ночью, будто я была всем. Началом и концом.

Когда он целовал меня, было просто забыть, что лето скоро закончится. Половина почти прошла, и вскоре мои ночи с Кэлламом закончатся.

Я отодвинулась, и он отпустил меня. Я знала, что он мог удержать меня силой. Это путало меня. Он хотел, чтобы я осталась, но и отпускал меня. Он хотел одного, я хотела другого… и он уважал это.

– Что такое? – Кэллам поправил шорты, сев, и глядел, как я расхаживала в паре футов перед ним.

– Не знаю, – я кусала ноготь. Я не делала так годами.

– Что–то не так, – его голос был спокойным.

– Ничего подобного, – я все грызла ноготь, расхаживая так быстро, что поднималась пыль. – Или все не так. Не знаю. Не понимаю.

– Так давай вычеркнем ничего, потому что и разговора нет, если ничего нет. Что такое?

Я сплюнула кусочек ногтя. Гадко. Если Кэллам и посчитал это отвратительным, он не показал этого.

– А не ясно?

– Начнем с главного, – прошла минута. – Твой папа уходит? – тихо предположил он.

Я фыркнула.

– Мне плевать, что он делает.

Он смотрел на меня, словно видел насквозь.

– Потому ты будто расплачешься?

Я провела рукой по глазам на всякий случай.

– Просто это было его идеей – приехать сюда. И он уехал. Даже не попрощался.

Кэллам молчал мгновение.

– Может, у него важные дела.

– Может, с экраном компьютера ему просто интереснее, – я пнула камешек на дороге. – Из–за него все разваливается вокруг меня, и он даже не старается это исправить.

– Ты даже не знаешь этого, – он поднял плечо. – И не давай другим власти над твоей жизнью. Это сложно потом убрать.

Я смотрела на деревья.

– Личный опыт?

Кэллам покачал головой.

– Мой брат любил играть жертву. Винил во всем папу. Он ощущал себя бессильным, но он сам отдал свои силы.

Я стиснула зубы. Кэллам не утешал меня, как сделали бы многие, выслушав меня. Он не впервые бросал мне вызов вместо этого.

– Я не отдаю никому власть, но я все еще виню папу в том, что он испортил нам жизни и ушел.

– Если бы он ушел совсем, он не звонил бы проверять, понимаешь?

– Он и не звонил, – сказала я.

– Гарри сказал, что говорил с ним.

Мой рот раскрылся, но звуков не было. Почему Кэллам знал это, а я – нет?

– Почему он не звонил мне?

– А ты бы ответила? Или его ждал бы автоответчик? Ты бросила бы трубку? Или поговорила бы? Дала бы ему хоть слово сказать? – он загибал пальцы.

– Да, да. Ты уже все доказал четыре пункта назад, – я вздохнула, зная, что он прав. Я бы не ответила, если бы папа позвонил мне. Я не хотела говорить с ним. Но у меня был на то миллион причин.

– Так дело в твоем папе, – он сцепил ладони. – В чем еще?

– Во всем.

– Мороженое? Бабочки? Солнечные дни? Лютики? – он снова загибал пальцы.

Я оглянулась и скрестила руки.

– Ты ужасен.

Он улыбнулся шире.

– Рад помочь.

Я расхаживала.

– Я переживаю из–за запястья Гарри. Я переживаю из–за мамы, и не знаю, останется ли эта ее новая версия. Я переживаю, что туристы, Бен и другие вожатые не будут доверять мне после вчерашнего. Я переживаю из–за экзаменов, и я переживаю, что не смогу быстро бегать из–за всего стресса и отвлечений. Я переживаю из–за денег, что коплю на машину, и что я не смогу попасть в колледж. Я переживаю, что буду одна потом, и Гарри останется один… и мы не справимся.

Я могла продолжать, но не хотела звучать еще слабее.

– Много переживаний, – сказал Кэллам.

Я вскинула бровь.

– Неужели?

Он вдохнул.

– Но нет смысла переживать из–за того, что может и не произойти.

Он был прав, конечно, но это не меняло моих ощущений. Трата энергии и времени или нет, но я переживала из–за всего этого.

И я продолжила:

– Я переживаю из–за нас.

Я посмотрела на него, а он не был удивлен. Он сложно ждал, пока я это упомяну.

– Что тебя тревожит? – спросил он, топая по земле перед собой.

Я подошла ближе, а потом опустилась рядом с ним на дорожке. Я притянула к себе ноги, как он, и старалась не замечать притяжение. Мы были близко, но я хотела быть ближе.

– Что подумают люди, – начала я. – Что будет в конце лета. Как мы останемся вместе, не пропуская тренировки и учебу, когда мы не можем бежать больше двадцати минут и не открываем книги, – я постучала по часам, где светились двадцать минут. Мы бы уже закончили, если бы не остановились.

– Мне плевать, что думают люди, и тебе стоит так делать, – он замолчал, давая мне шанс возразить. Он был прав, мне не было до людей дела. – Если тебе будет лучше, можно запретить поцелуи на время бега и учебы. Может, сделать десятиминутные перерывы на это, – он улыбнулся.

– Пятиминутные.

– О, я забыл, что ты сдержанная, – он не закатил глаза, но голосом все показал. – И о конце лета переживать нет смысла. Мы не знаем будущего, так зачем тратить время на переживания из–за него?

Я обвила своим мизинцем его мизинец и кивнула.

– Есть что–то еще?

– Все так быстро, – я впилась языком в щеку. – Вчера днем ты не мог на меня смотреть в больнице, а утром мы целуемся почти без одежды сверху.

– Без одежды? – Кэллам скривился. – Ты в спортивном лифчике.

Я ощущала, как подступает улыбка. Худшее было позади.

– Сейчас – да, – Кэллам тоже улыбнулся, радуясь, что мы миновали тяжелую тему. – Просто мы ощущали что–то друг к другу определенное время, а теперь признались… – я почти краснела. Разговор с ним был неловким. – Я пытаюсь осознать происходящее. Но не знаю, могу ли доверять…

– Клянусь, – перебил он, глядя мне в глаза. – Я не сделаю ничего, не спросив у тебя разрешения. Хочешь просто целоваться? Хорошо. Хочешь просто держаться за руки? – он почти скривился. – Не совсем хорошо, но ладно. Я не буду давить, если ты не хочешь.

Я улыбнулась шире. Не потому что хотела от него подтверждения, а потому что ему было почти так же неловко, как и мне, когда я говорила об этом. Было приятно, что и Кэллам ерзал.

– Я знаю, – я склонилась к нему. – Я доверяю тебе. Я не доверяю себе.

Он изобразил удивление, открыв рот.

– Доверяешь мне? Да? И это говорит мисс Проблемы с доверием?

– Конечно. Ты еще не дал повода не доверять.

Кэллам смотрел на меня. Пристально.

– Может, я и заслужил доверие? – он ждал моего ответа. Я заставила его ждать дольше.

– Может, – я могла быть убедительнее, но все еще улыбалась ему.

– Ладно, если ты не знаешь, можно ли доверять себе рядом со мной, то я это понимаю, – я взмахнула рукой, словно хотела ударить его, но он поймал мою ладонь.

– Ты не помогаешь, – нарочито вздохнула я.

– Ладно, убираем грязные мысли из головы, – он тряхнул головой с силой и постучал по ней рукой. – Пытаюсь, – еще пара ударов, а потом его лицо прояснилось. – Как ты научишься доверять себе?

Мои плечи опустились, как и все остальное.

– Понятия не имею.

ДВАДЦАТЬ ТРИ

И наступил вечер разговора с мамой. Я боялась и ждала этого с ночи после падения Гарри. Часть меня была готова узнать, что грядет, но часть хотела спрятать голову в песок.

Я так спешила убрать после кружка рукоделия, что пролила клей из баночки, которая загадочно лишилась крышки. А потом еще и сбила коробочку с зелеными блестками, пока вытирала клей.

– Спасибо за помощь. Иначе я застряла бы на ночь, – я чуть не стала снова трепать волосы Гарри. Пару дней назад он сказал, что от этого ощущал себя ребенком. Месяц назад ему нравилось, а теперь это делало его ребенком. Он подрос. Это было хорошо.

– Точно, – Гарри посмотрел на повязку на запястье, теперь покрытую зелеными блестками.

– Не переживай. Я поменяю ее, когда мы придем в домик, – я поняла, о чем он думал.

Он пожал плечами.

– Почему вы с Кэлламом так странно смотрели друг на друга только что?

Я застыла на дорожке, ведущей к нашему домику.

– О чем ты? – я старалась сохранять спокойствие, потому что мы с Кэлламом были осторожны. Никто еще нас не разгадал. И уж точно не десятилетний мальчик.

– Вы были такие странные.

Я заставила себя идти.

– Как мы смотрели друг на друга.

Гарри сделал губы уточкой, пока думал.

– Так мы с друзьями смотрим друг на друга, когда пытаемся что–то сказать, но рядом есть тот, кто не должен услышать. Когда есть тайна, которую мы хотим сохранить.

А я–то думала, что мы скрытные.

– Мы с Кэлламом не так не смотрели друг на друга.

Гарри поправил очки и фыркнул.

– Что происходит? Он все еще злится из–за случившегося?

Я постаралась говорить убедительно, ответила:

– Нет.

– Все еще молчит, потому что ты подвела его?

Я вздохнула и ткнула его локтем.

– Ничего такого.

– А что такое? – теперь он остановился посреди дороги.

Я подошла ближе и огляделась. Только деревья.

– Нельзя никому говорить.

– Даже маме?

– Особенно маме.

Я вскинула бровь, чтобы он знал, что я настроена серьезно. Он вскинул руки.

– Ладно. Что?

Я прищурилась, думая, рассказывать ли ему. Гарри можно было доверять, но ему было десять. Многие десятилетние и не говорили о доверии, но я устала от тайн вокруг нас. Я не могла влиять на родителей в этом, но управляла тем, что скрывала от Гарри. Я хотела утаивать от него как можно меньше.

– Мы с Кэлламом интересны друг другу, – я уперла руки в бока, а потом опустила их.

Гарри сморщился.

– Интересны? – медленно сказал он. – Вы делали это с первой встречи?

Я не сразу поняла, на что он намекал. Да, я говорила с десятилетним. Я попробовала снова:

– Ты знаешь, что мы были серьезны?

Гарри моргнул.

– Поражает, Финикс. Но ты всегда серьезна, и Кэллам… тоже не кажется глупым.

Я покачала головой и огляделась снова. Деревья.

– Мы встречаемся, понимаешь? Интересуемся друг другом, становимся серьезнее… в свиданиях.

Лицо Гарри вытянулось от шока.

– Ого, – сказал он. – Это как парень и девушка?

– Я так не говорила.

Гарри оживился. Стал кружиться и ухать.

– Вот это да. Кэллам – твой парень?

– Вряд ли можно так сказать.

И тут рука сжала мое запястье, и он притянул меня к себе. Я бы выскочила из кожи, но была липкой после клея.

– Я не знаю, как ты это зовешь, но я бы звал тебя своей девушкой, – Кэллам улыбнулся мне и подмигнул, а потом подставил ладонь для Гарри.

Гарри даже не мешкал, вскочил и дал ему пять.

– Моя сестра встречается с самым крутым парнем лагеря. Обалдеть.

– Цель моей жизни. Встречаться с крутым парнем из лагеря, – сообщила я без эмоций на лице.

Кэллам поднял руку для Гарри, но я перехватила ее.

– Да, да, понятно. Вы отлично подружились. Чудесно. Но мы идем к маме, а ты, – я указала на Кэллама, – должен до ужина закончить с тестом.

Он заворчал, но я знала, что он это сделает. Он делал небольшие тесты каждый день, сколько мы учились, и его настойчивость и мое упрямство с поиском в интернете – у него была тревога из–за тестов – его оценки становились лучше с моей помощью. Но я не была готова рассказать ему о своей дополнительной помощи.

– Да, мэм, – Кэллам отсалютовал и улыбнулся, стал пятиться. – Надеюсь, разговор пройдет хорошо. Встретимся потом на пляже?

Кэллам показал мне частный пляж возле лагеря прошлой ночью, когда мы должны были учиться. Сработало все не так, как мы планировали.

– Для учебы?

– Для чего хочешь, – он широко улыбнулся. А потом пропал на тропе.

– Ты сказала ему написать тест, и он послушал, – Гарри щелкнул пальцами, моргая, глядя туда, где пропал Кэллам. – Ты – мастер дрессировки, Финикс.

– О, спасибо, – я поклонилась, обвила рукой плечи Гарри. Я хотела покончить с этим.

Домик был впереди, и я заметила, что Гарри морщится от тревоги.

– Финикс? Ты знаешь, что будет? Я много раз говорил с мамой раньше, но не так – с договоренным временем.

Я сжала кулак на его плече.

– У меня есть идея.

Гарри сглотнул.

– Мы будем в порядке?

– Конечно. Я тебя всегда поддержу. И всегда позабочусь, – я замерла у ступенек домика. – Ты же это знаешь?

Гарри смотрел на ступеньки, как на непреодолимые, но, когда взглянул на меня, его лицо просияло.

– Да, я знаю.

Я все–таки растрепала его волосы. Если он и злился, то не показал этого. Он выдохнул и поднялся со мной.

– Мама? – крикнула я у двери. Она была открыта.

– Тут! – позвала она, и я уловила запах… выпечки. Гарри понюхал воздух, мы переглянулись, словно не верили. Мама пекла пироги, печень и хлеб, но это было давно.

– Печенье, – вздохнул Гарри и поспешил в домик.

– Я вытаскиваю последние из печи, – мама стояла у плиты, умело высыпала печенье на тарелку. Овсяное с шоколадной крошкой. Наше с Гарри любимое. – Садитесь за стол. Я сейчас, – мама вытерла руки о джинсы, слизнув перед этим шоколад с пальцев.

Гарри подбежал к столу и рухнул на стул так быстро, что чуть не растянул другой запястье, но я стояла и смотрела на нее. Она словно стала мамой из моего детства, плясала по кухне под песню на радио, позволяла мне стучать деревянными ложками по кастрюлям, пока она пробовала новые рецепты. Мука в волосах, рукава закатаны до локтей, улыбка на лице… Мне захотелось подбежать и обвить ее руками, чтобы она успокоила, поцеловала и прогнала мои проблемы, как делала раньше.

Я напоминала себе, что проблемы семилетней отличались от проблем семнадцатилетней девушки. Это не сравнить.

– Финикс? – мама замерла, заметив меня у двери.

Я заерзала и не стала давать ей прогонять меня.

– Тебе помочь?

– Да, – она указала на стол, где Гарри уже собирал себе груду из печенья. На столе стояли три стакана молока. – Мне нужна помощь с поеданием печенья. Всего.

Гарри улыбнулся ей, его зубы были в шоколаде. Он поднял второе печенье.

Мама указала на стул рядом с Гарри и ждала меня. Я опустилась туда, и она посмотрела на нас, радостное спокойствие пропало с ее лица. Она села напротив нас, беспокойно ерзая. Я взяла печенье, но не ела. Сердце билось в горле.

– Я хочу, чтобы вы знали, что, несмотря ни на что, мы с вашим папой позаботимся о вас. Вы будете в порядке, и мы переживем это.

Мама посмотрела на часы на стене, как делала я, когда не могла дождаться конца урока. Она даже не начала говорить, а уже отсчитывала секунды, когда мы закончим.

Плохо дело.

– Вы знаете, что папа потерял работу два года назад, и с тех пор было… сложно.

Если «сложно» было шифром катастрофы, то да, было сложно.

– Ваш папа хорошо зарабатывал, и мы рассчитывали, что заплатим теми деньгами за дом, школу и многое другое, – она медленно крутила стакан молока, глядя на него. – Когда его уволили, он не смог найти другую работу, где платили бы примерно столько, сколько он хотел, и мы знали, что он мог или взять не такую престижную работу, и мы внесем изменения в планы, или он мог искать и дальше похожую по зарплате работу, а мы бы ждали… пока не кончатся сбережения.

– Деньги, – нетерпеливо сказала я. Мне не нужно было напоминать, мне нужно было знать, что ждет в будущем.

– И чтобы не переезжать, мы решили придерживаться того же образа жизни, надеясь…

Я фыркнула от «надеясь», пытаясь угадать, когда в разговоре появятся единороги и волшебные земли.

– Все сработало не так, как мы над… – мама замолчала, когда я снова фыркнула. – Как мы планировали. Ваш папа не смог найти такую работу, а… деньги кончились, – она смотрела на меня все время, но Гарри от этих слов отвлекся от печенья.

– У нас нет денег? – он проглотил кусок, что жевал. – Мы нищие?

Глаза мамы тут же стали стеклянными. Она собиралась плакать. Я смотрела, ждала первую слезу, но она подняла плечи, шумно вдохнула и выдавила улыбку для Гарри.

– У нас есть деньги, милый. Мы не нищие, – она не моргнула, говоря с ним. – Но мы не можем смотреть, как тают запасы, скрестив пальцы. Пора что–то менять. Я хочу об этом поговорить.

Гарри кивнул, но нервничал. Я так не выглядела, но тоже нервничала.

– Нам нужно переехать, – сказала она, стакан молока замер. – Оставить наш дом и перебраться в другой.

Гарри побелел.

– А мое Лего? Компьютер? Им конец, да? Я их уже не увижу?

Мама покачала головой с силой.

– Нет, Гаррисон, твои вещи в порядке. Потому папа и уехал. Он собирает вещи дома, чтобы мы забрали все нужное в новый дом.

– Новый дом будет в том же районе? – я подвинулась на стуле. Я знала, что мы потеряли дом. Я знала, что были проблемы с деньгами, но я надеялась, что дом будет в том же районе, чтобы мы с Гарри остались в своих школах.

Лицо мамы ответило вместо слов. Мои легкие сжались, и я не могла дышать.

– Мы этого хотели, Финикс. Мы старались найти место, чтобы вы с Гаррисоном остались в тех же школах, но наш район дорогой, – мама выдохнула и опустила взгляд. – Слишком дорогой для нас сейчас.

Я посмотрела на Гарри, но он не переживал. Он немного встревожился, но и все. Это мне казалось, что комната давит на меня.

– Куда мы переедем?

– Глубже… куда–то в округ Риверсайд. Ты будешь ходить в высшую школу Джефферсон, а Гаррисон… – мама покачала головой, прикусив губу. Она выглядела раздавлено, словно ее били много раз, и она не могла встать с земли. – Мы еще решаем это.

– Риверсайд? Джефферсон? – я сжала кулаки на коленях. Это было хуже, чем я думала. – Я никогда не слышала о школе Джефферсон. И меня ждет там выпускной год?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю