Текст книги "Слава и трагедия балтийского линкора"
Автор книги: Никита Кузнецов
Жанры:
Военная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Это было для нас большим событием. В течение 15 месяцев мы находились в Рижском заливе, отрезанные, с одной стороны, сильным противником, а с другой стороны – природной преградой. Благодаря интенсивной и хорошо организованной работе по углублению Моондзунского канала эта преграда теперь почти исчезла. Канал был углублен до 26 с половиною футов, что позволяло «Славе» пройти по нему, но только в разгруженном состоянии.
Мы шли по каналу длиной в 35 миль очень медленно, опасаясь коснуться дна корпусом корабля, и прибыли к концу его в 6 часов вечера. Там, у острова Вормс, на «Славе» тотчас же приступили к погрузке угля с ожидавших нас барж; закончив ее и приняв необходимый запас воды, мы в 4 часа утра следующего дня отправились дальше в путь.
Рижский залив, с которым так тесно в продолжите 15 месяцев была связана наша судьба, остался позади нас.
Теперь можно было подвести итоги боевой службы нашего корабля. За время пребывания в Рижском заливе «Слава» в течение трех дней вела бои на Ирбенской позиции и в течение восемнадцати дней участвовала в совместных операциях нашего флота и армии, обстреливая неприятельские позиции и часто находясь под огнем береговых батарей. «Слава» семь раз подвергалась воздушным атакам гидропланов, один раз их минной атаке, один раз бомбардировке «Цеппелина» и однажды – атаке подводной лодки.
«Слава» получила 11 попаданий и понесла сравнительно мало потерь в личном составе; были убиты командир, флагманский артиллерист флота и 5 матросов; скончались от ран и ожогов 6 матросов, были ранены два офицера и больше 10 матросов.
Офицеры и команда «Славы» проявили немало доблести в боях. Из офицеров орденом Св. Георгия 4-й степени был награжден мичман И.И. Роос и Георгиевским оружием—командир корабля, капитан 1-го ранга С.С. Вяземский (посмертно), и старший офицер, старший лейтенант В.Н. Марков; несколько офицеров получили орден Св. Владимира и другие награды; судовой священник был удостоен награждения наперстным крестом на Георгиевской ленте.
Среди команды «Славы» многие получили за подвиги в боях Георгиевские кресты 4-й степени. Я не помню точно полного их количества, но знаю, что среди подчиненных мне 25 трюмных было 4 георгиевских кавалера, и приблизительно такое же соотношение награжденных имелось в среднем и по другим специальностям. Некоторые матросы заслужили два георгиевских креста, а человек пять – даже три. Почти вся команда была награждена георгиевскими медалями.
«Слава» в Финском заливе
Когда «Слава» входила днем 23 октября на внутренний рейд Гельсингфорса, мы с радостным волнением смотрели на стоявшие здесь на якоре родные корабли, которых мы так давно не видели; наше внимание особенно привлекали линейные корабли второй бригады: с ними мы были связаны прежней многолетней совместной службой. Приблизившись и проходя мимо них, мы с огорчением заметили, что наши корабли не проявляют никакой радости по поводу прибытия «Славы» и остаются совершенно равнодушными. От них веяло холодом, вызывающим смущение и недоумение. Ни на одном корабле не были вызваны на палубу офицеры и команда для того, чтобы оказать внимание «Славе», присоединившейся к главным силам флота после долгой разлуки и непрерывной боевой службы. Ведь наш корабль, находясь в разлуке, бывал в таких опасных положениях, что сегодняшней встречи могло и вовсе не произойти.
К сожалению, на рейде отсутствовал начальник 2-й бригады линейных кораблей контр-адмирал А.К. Небольсин, который в полной мере ценил боевую деятельность «Славы». Будь он здесь, встреча нашего корабля приняла бы другой характер.
На следующий день контр-адмирал Небольсин прибыл на «Славу», произвел смотр, высказал сожаление по поводу того, что не имел возможности нас встретить, сказал много теплых слов офицерам и команде, освободил на пару дней команду от работ, кроме срочных, и преподнес «Славе» икону Святителя Николая. Весь личный состав корабля был очень тронут таким добрым, ласковым и чисто отеческим отношением к нему адмирала.
Большое недоумение вызвало у нас вскоре поведение матросов кораблей 2-й бригады. Вернувшиеся с берега после гулянки «славцы» жаловались ротным командирам на то, что «павловцы» и «андреевцы» издевались над ними, особенно над Георгиевскими кавалерами.
«Ваше Высокоблагородие, мы, не щадя нашей жизни, защищали Родину и старались завсегда справить службу, как надобно быть, никогда перед врагом не пасовали, а теперь заместо уважения над нами смеются; говорят, что мы зря воевали за каких-то буржуев и капиталистов; произносят еще другие, разные непонятные слова. Что же это такое, Ваше Высокоблагородие? Где справедливость?» Таков был общий характер жалоб «славских» матросов.
Мы объяснили это странное, неприязненное отношение команд второй бригады к «славцам» главным образом завистью и досадой, вызванной тем, что их корабли за прошедшие два года войны ни разу не участвовали в боях. Никто из офицеров, увлеченных боевой службой, поглощенных работой и совершенно неопытных в области политики, не мог представить себе тогда ясно, что отношение матросов к «славцам» было плодом интенсивной, разлагающей, лживой, антигосударственной пропаганды среди них заклятых врагов национальной России. Никто из нас не мог ощутить и осознать тогда всего ужаса страшной, сатанинской, нависшей над нашим Отечеством угрозы, которая приведет Россию так скоро к всесокрушающей и надолго непоправимой национальной катастрофе.
Скоро после прибытия «Славы» в Гельсингфорс, 29 октября, мы вместе со всем флотом с радостью приняли сообщение о неожиданной и внезапной гибели на наших минах 7 германских миноносцев из одиннадцати, участвовавших в прорыве через минное заграждение главной позиции и обстрелявших Балтийский порт.
Вскоре затем уважаемый всем личным составом «Славы» командир капитан 1-го ранга В.В. Ковалевский покинул корабль, получив более высокий пост, а вместо него к нам был назначен новый командир капитан 1-го ранга Павел Михайлович Плен, командовавший раньше 5-м дивизионом миноносцев, боевой и популярный во флоте офицер.
В офицерском составе «Славы» за 1916 год произошли значительные изменения: были назначены новый старший офицер старший лейтенант Л.М. Галлер; старший инженер-механик старший лейтенант Б.В. Уляницкий; старший штурман лейтенант С.П. Франковский; младший штурман лейтенант барон В.Н. Гойнинген-Гюне; второй артиллерист лейтенант Н.С. Бартеньев; несколько вновь произведенных офицеров и среди них инженер-механики мичмана: Миловский, Ильин, Багильц и Богословский, старший врач Нагевич и младший врач Леник.
Ушли с корабля, получив новые назначения: капитан 2-го ранга В.Н. Марков, инженер-механик капитан 2-го ранга М.М. Сляский, старший лейтенант Н.В. Задлер, лейтенанты: А.П. Ваксмут, Н.Н. Лауданский, Г.А. Орфенов, мичман И.И. Роос, инженер-механики мичмана: Ф.Т. Арсенков, А.Ф. Сушинин, И.Я. Стеценко, В.А. Эливанов и старший врач С.К. Витенбург.
В составе «славской» команды за 1916 год тоже произошли изменения, но сравнительно незначительные.
В начале ноября «Слава» перешла в Кронштадт и была поставлена в сухой док для чистки, окраски и частичного ремонта.
Вскоре затем, 6 ноября вечером, мы узнали по радио о том, что шедший в Кронштадт вместе с «Андреем Первозванным» и «Баяном» крейсер «Рюрик» подорвался у острова Гогланд на мине, поставленной проникшим в Финский залив вражеским подводным заградителем.
7 ноября вечером «Рюрик» прибыл под своими машинами в Кронштадт. Он получил от взрыва большую пробоину в 800 кв. футов в носовой части корабля.
В середине декабря «Слава» вернулась в Гельсингфорс для производства очередного зимнего ремонта и работ по усилению ее боеспособности; главная и очень важная из них состояла в увеличении дальнобойности наших 12-дюймовых орудий с 87 до 116 кабельтовых; для этого нужно было установить и пригнать новые ceicropa, увеличивавшие угол возвышения орудий до 25 град., и произвести ряд существенных переделок. Старший артиллерист старший лейтенант Ю.Ю. Рыбалтовский был полностью поглощен осуществлением разработанного им плана работ.
Жизнь на «Славе» шла обычным, хорошо налаженным порядком до наступления роковых и злополучных дней революции.
Смутные дни на «Славе»
С началом бунта в Петрограде в феврале 1917 года командующий флотом вице-адмирал А.И. Непенин стал ежедневно собирать на «Кречет» для информации всех флагманов и командиров кораблей, зимовавших в Гельсингфорсе. По мере того как бунт усиливался и постепенно принимал угрожающей характер, эти собрания происходили все чаще и чаще.
2 марта наш командир, вернувшись после одного из заседаний на «Кречете», сообщил офицерам о том, что в этот же день на «Славу» будут доставлены финляндский генерал-губернатор, генерал Зейн, и председатель Финляндского сената Боровитинов с тою целью, чтобы уберечь их от возможных эксцессов на берегу со стороны враждебных элементов среди финнов. Капитан 1-го ранга П.М. Плен был единственным из командиров, выразившим готовность предоставить по предложению командующего флотом свой корабль для временного их жительства.
Вскоре после этого оба они прибыли на «Славу» в автомобиле, в сопровождении одного из офицеров Штаба флота, и были помещены в адмиральских каютах. Для охраны представителей верховной власти в Финляндии к их каютам приставили часового.
В пятницу 3 марта, рано утром, все командиры и флагманы были срочно вызваны на «Кречет».
Капитан 1-го ранга П.М. Плен, вернувшись оттуда на корабль, вызвал к себе всех офицеров и объявил им о том, что Государь Император отказался от Престола за Себя и за Наследника, и что великий князь Михаил Александрович дал согласие принять Верховную Власть.
Это неожиданное сообщение поразило и ошеломило офицеров. Мы чтили Государя Императора, были преданы ему, не видели достаточных оснований для его отказа от престола и почувствовали, что происходит что-то неладное и неблагоразумное. Скорбь сковала наши сердца и наполнила их тяжелым предчувствием ужасных бед и несчастий в будущем, которые постигнут Россию.
Командир корабля предложил провозгласить в честь нового Императора: «Ура». Это «ура» не выразило ни радости, ни подъема и походило скорее на стон скорби.
В тот же день капитан 1-го ранга П.М. Плен приказал всем офицерам «Славы» быть на ней к 7-ми часам вечера. Когда в назначенный срок все прибыли на корабль, он, вернувшись после нового срочного заседания на «Кречете», распорядился сыграть большой сбор и объявил офицерам и команде о том, что Государь Император отказался от Престола за Себя и Наследника, великий князь Михаил Александрович отказался вступить на престол, и Верховную Власть в нашей стране принял на себя Временный Комитет Государственной Думы. Командир предложил команде отнестись спокойно к происходящим событиям и продолжать с прежним рвением выполнять свои обязанности по отношению к нашему Отечеству.
Затем капитан 1-го ранга П.М. Плен, взмахнув рукою, в которой держал напечатанный лист, заявил, что это – декларация Комитета Государственной Думы, в которой русскому народу объявляются какие-то свободы; он дополнил, что политикой не интересуется и всегда ее презирал, – и сказал команде, чтобы она сама познакомилась с содержанием декларации, для чего она будет вывешена в церковной палубе.
В это время из одной группы матросов послышался неясный ропот.
«В чем дело?» – спросил командир.
Ропот повторился, но и в этот раз нельзя было разобрать слов.
«Выйди кто-нибудь посмелее и объясни толком, в чем дело», – сказал командир.
Долго никто не выходил… но все же наконец выступил вперед побледневший добела один из молодых машинистов и доложил, запинаясь и весь дрожа, о том, что Славской команде нет покоя на берегу, т.к. матросы линейных кораблей «Император Павел» и «Андрей Первозванный» издеваются над ней и над нашим кораблем, творя, что «Слава» превращена в плавучую тюрьму, потому что на ней находятся генерал-губернатор и председатель Сената. Машинист просил командира от лица команды свезти их со «Славы», чтобы положить конец издевательствам и упрекам со стороны матросов других кораблей.
«Ах, вот в чем дело, – сказал капитан 1-го ранга Л.М. Плен, – я принял на “Славу” представителей Верховной Власти Финляндии по просьбе командующего флотом, совершенно не предполагая, что мое согласие может вызвать какие-либо осложнения; раз они создались, то, ладно, я снесусь по телефону с командующим флотом и попрошу увезти их в Штаб флота».
После этого командир распустил команду – и приказал офицерам быть среди матросов, во избежание возможных эксцессов по отношению к генерал-губернатору и председателю Сената.
Офицеры пошли на бак. Команда, собравшаяся там, вела себя спокойно, но матросы соседнего корабля «Император Павел I», крича в мегафоны, требовали немедленного удаления со «Славы» обоих представителей Верховной Власти и подстрекали «славцев» к их убийству.
«Если вы не уберете Зейна и Боровитинова или не расправитесь с ними, то мы откроем по вам огонь», – орали «павловцы».
В подтверждение этой угрозы они навели на «Славу» все 8-дюймовые орудия левого борта своего корабля… те самые орудия, которые они ни разу не наводили в продолжение всей войны на нашего врага. Это был позорный и низкий поступок, как и все дальнейшее, что творили матросы на линкоре «Император Павел I».
Наша команда, под влиянием такой серьезной угрозы, пришла в замешательство. Несколько раз она порывалась броситься на ют, где находились генерал Зейн и Боровитинов, – но каждый раз ее сдерживали вносившие успокоение и призывавшие к благоразумию офицеры.
На соседних кораблях между тем уже слышна была ружейная и револьверная стрельба: матросы линейных кораблей «Император Павел» и «Андрей Первозванный» убивали своих офицеров…
Команда «Славы», предполагая в общей суматохе, что с линейного корабля «Император Павел I» стреляют по нам, бросилась на ют, под влиянием инстинкта самосохранения и отчасти под действием разгоравшихся страстей; в этот раз все уговоры офицеров оказались тщетными…
К счастью, в то время автомобиль, присланный из Штаба флота, уже удалялся от «Славы» с севшими в него генералом Зейном и Боровитиновым. Их благополучно доставили на «Кречет», а оттуда потом в Петроград.
Оба они перед отъездом со «Славы» совершенно не представляли, в каком критическом положении находились и каких усилий стоило офицерам ее предохранить их от эксцессов, так как на юте была полная тишина. Боровитинов, подойдя к автомобилю, вспомнил, что забыл в адмиральском помещении свои калоши, и хотел вернуться за ними; его уговорили этого не делать, т.к. малейшее промедление съезда с корабля могло бы обойтись обоим ценой жизни.
Вслед за тем команда линкора «Император Павел» стала подстрекать наших матросов к расправе с офицерами.
Оттуда кричали в мегафоны и звонили по телефону о том, что на их корабле и на «Андрее Первозванном» все офицеры – уже убиты, и среди них адмирал А.К. Небольсин…
«Убивайте и вы поскорее ваших офицеров! Чет медлите?»– вопили «павловские» матросы…
«Славцы», несмотря на общее возбуждение и напряженность нервов, оставались благоразумными и никого из офицеров не трогали.
Среди команды сразу почему-то распространился слух о том, что старший артиллерист, старший лейтенант Ю.Ю. Рыбалтовский хочет взорвать корабль; но даже этот угрожающий слух не дал повода команде потерять самообладание и сознание дисциплины. На судовом собрании, созванном в связи с этим, матросы ограничились лишь тем, что выбрали нескольких делегатов для отправки к командующему флотом с просьбой списать старшего лейтенанта Ю.Ю. Рыбалтовского со «Славы», как человека опасного для корабля. Юлий Юльевич, узнав о происшедшем, вышел к команде и заявил, что слух о нем вздорный и ложный; матросы поверили ему и воздержались от посылки делегатов.
Вслед за этим на «Славу» прибыла разнузданная, жаждавшая крови, вооруженная банда «павловских» матросов с намерением перебить наших офицеров; «славцы» с негодованием прогнали се с корабля.
Между тем командир предложил офицерам собраться всем вместе в кают-компании и сказал, что и сам скоро туда придет.
Мы исполнили это распоряжение и с полным спокойствием, сидя в креслах и на диванах, ожидали развития событий.
Лейтенант С.И. Франковский, обведя внимательно всех офицеров взглядом, улыбаясь, сравнил нас с римскими сенаторами, которые с таким же классическим спокойствием и достоинством вели себя в сенате в те тревожные дни древней истории, когда мятежные толпы черни захватывали власть и угрожали жизни сенаторов.
Один лишь инженер-механик старший лейтенант Б.В. Уляницкий к нам не присоединился и, одев пальто, нервно ходил взад и вперед по коридору офицерского помещения.
Вскоре мы услышали там револьверные выстрелы… и вслед за этим в кают-компанию вбежал Б.В. Уляницкий; из раненой руки его капала кровь. Он открыл двери в кормовую гостиную и, пробравшись на балкон, соскочил на лед и скрылся; его примеру последовали два молодых инженер-механика – мичмана Ильин и Богословский.
В офицерском коридоре поднялась суматоха… Матросы бросились вслед за Б.В. Уляпицким… но сохранивший благоразумие машинный унтер-офицер Кач вмиг захлопнул дверь в кают-компанию и крикнул матросам, что они попадут в нее, лишь пройдя через его труп. Этим поступком Кач привел в сознание потерявших рассудок матросов и предохранил офицеров от возможных в общем хаосе ненужных эксцессов.
Наступила тишина – и вскоре мы услышали стук прикладов: к дверям приставили часовых. Затем в кают-компанию вошел командир, а за ним следовали несколько матросов, пригнувшихся и прятавшихся за его спиной. Капитан 1-го ранга П.М. Плен предложил тем офицерам, у кого есть на руках оружие, сдать его для успокоения команды. Три офицера передали командиру револьверы.
В кают-компании еще не было с нами вахтенного начальника, мичмана В.Д. Державина; это волновало нас, но и он через некоторое время пришел, – и мы успокоились. Нас поразило скорбное известие, полученное от него об убийстве боцмана Василенко, самого мягкого по характеру из всех боцманов. Он был единственной и, вероятно, случайной жертвой на «Славе» безумия, охватившего в революционном хаосе часть матросов.
Итак, командир и все офицеры «Славы» оказались не у власти, с приставленными к ним часовыми.
Несмотря на это, наша команда докладывала командиру о всем, происходящем на корабле, через своего главаря, трюмного Кадушкина, наименее способного и наиболее малограмотного из всех трюмных.
С раннего утра 4 марта Кадушкин начал просить, от лица всех матросов, капитана 1-го ранга П.М. Плена снова вступить в командование кораблем, а офицеров – в исполнение своих обязанностей. Командир отказался выполнить эту просьбу и заявил, что при создавшихся обстоятельствах примет власть лишь по приказанию командующего флотом.
Несколько раз Кадушкин приходил в кают-компанию с той же просьбой, но командир оставался непоколебимым. Во время последнего объяснения с Кадушкиным капитан 1-го ранга П.М. Плен попенял его за то, что он без разрешения сел, приказал ему стать «смирно» и держать руки по швам, что тот и выполнил, но, уйдя из кают-компании, пожаловался на командира команде.
Под воздействием агитации пхаваря матросы решили просить вступить в командование кораблем старшего офицера старшего лейтенанта Л.М. Галлера, но он отказался выполнить эту просьбу.
После часа дня снова явился делегат от команды, который доложил о предательском убийстве командующего флотом, вице-адмирала А.И. Непенина, и об избрании вместо него на этот пост вице-адмирала А.С. Максимова; он опять просил старшего лейтенанта Л.М. Галлера принять в командование «Славу».
Капитан 1-го ранга П.М. Плен, узнав об убийстве адмирала Л.И. Непенина, безнадежно махнул рукой и приказал Л.М. Галлеру вступить в командование, а всем офицерам, попавшим в список желательных, снова выполнять свои обязанности.
Мы поднялись на церковную палубу, где собралась команда. При нашем появлении на утомленных и тусклых лицах матросов появились радостные улыбки, и они встретили нас громким «Ура!». По предложению унтер-офицера Тунгускова, команда прокричала еще «Ура!» отдельно новому командиру, старшему лейтенанту JI.М. Галлеру, новому старшему офицеру старшему лейтенанту Ю.Ю. Рыбалтовскому, и мне, новому старшему инженер-механику
Ю.Ю. Рыбалтовский и я после этого тотчас же заявили Л.М. Галлеру о нашем отказе от новых должностей, предложенных нелегальным путем. Л.М. Галлер при первой возможности доложил в штаб о том, что и он отказывается от должности командира.
Капитан 1-го ранга П.М. Плен и несколько «нежелательных» офицеров «Славы» были вскоре отправлены в Штаб командующего флотом.
Матросы 5-го дивизиона миноносцев, которым, до назначения на «Славу», командовал капитан 1-го ранга П.М. Плен и где он пользовался большой популярностью, как прекрасный боевой начальник, быстро узнав о случившемся, возмутились поступком команды «Славы» и послали на наш корабль двух делегатов. Они произнесли на собрании матросов толковые речи, в которых объяснили им всю необоснованность и позорность их поступка по отношению к капитану 1-го ранга П.М. Плену и другим «славским» офицерам.
Наша команда была совершенно смущена речами делегатов – и немедленно выбрала своих представителей для отправки на «Кречет» с тем, чтобы просить капитана 1-го ранга П.М. Плена и других офицеров вернуться на «Славу». Командир долго отказывался выполнить просьбу команды, но после того как ее представители стали перед ним на колени и умоляли вернуться, наконец согласился.
Между тем в течение всего дня до нас доходили, как в кошмаре, сведения о безумных диких расправах матросов с офицерами на некоторых кораблях. Знакомая дама сообщила мне по телефону об убийстве нашего милого бывшего соплавателя, лейтенанта Н.Н. Лауданского. Группы кровожадных матросов, из числа «завоевателей свободы», с другого корабля, ворвалась на миноносец «Эмир Бухарский», на котором плавал Н.Н. Лауданский, и убила всех его офицеров.
В тот же день, поздно вечером, к общей радости оставшихся на «Славе» офицеров, капитан 1-го ранга П.М. Плен вернулся с остальными офицерами на корабль и вступил в командование им. Матросы встретили прибывших громовым «Ура!».
Капитан 1-го ранга П.М. Плен оставался на «Славе» всего лишь три дня, т.к. не мог спокойно переносить всего происходившего на ней. Когда создался судовой комитет, он позвал к себе корабельного врача, заявил ему, что заболел расстройством нервов, – и покинул корабль, к огорчению всех офицеров и команды.
Вскоре командиром «Славы» был назначен ее бывший старший офицер капитан 1-го ранга В.Г. Антонов, а вслед за этим прибыл на корабль и новый старший инженер-механик капитан 2-го ранга Л.Ф. Джелепов.
Относительно скрывшегося с корабля инженер-механика старшего лейтенанта Б.В. Уляницкаго нам стало известно, что он благополучно добрался до госпиталя, вылечил легкую рану руки – и попал в Петроград, где получил новое назначение на тыловую должность. Там же находились и инженер-механики: мичман Ильин и мичман Богословский. Команда «Славы» попросила их вернуться на корабль, что они и сделали.
«Славские» матросы после возбуждения, охватившего их в первые дни переворота, стали успокаиваться, и корабельная служба скоро наладилась, но дисциплина была уже подорвана и в дальнейшем все больше и больше расшатывалась под влиянием сильной агитации большевиков против офицеров, имевшей целью устранить их благотворное влияние на матросов.
К июлю месяцу часть команды «Славы», преимущественно полуинтеллигенты из вновь назначенных на корабль молодых матросов, была уже в большой мере развращена большевистской пропагандой и, проявляя активность и настойчивость по директивам партийных руководителей, оказывала сильное давление на большинство.
Благоразумные, сохранившие полностью сознание долга матросы, которые в первые месяцы после переворота проявляли, в помощь офицерам, благоприятное воздействие на команду, скоро возненавидели политику и совершенно отстранились от нее, когда убедились в том, что нет никаких сил бороться с крайне левонастроенными демагогами; они перестали посещать судовые собрания и предпочитали съезжать на берег или занимались вне корабля рыбной ловлей, когда к тому представлялась возможность.
В начале августа командир «Славы» получил секретное предписание Штаба флота—приготовить корабль к походу в Рижский залив и ожидать распоряжения. Когда команда узнала о цели похода, то стала выражать по этому поводу протесты, которые она обосновывала тем, что два корабля нашей бригады, «Император Павел» и «Андрей Первозванный», до сих пор еще не принимали участия в боях, что их команды занимаются лишь политикой, агитируют против войны и призывают к братанию с немцами.
«Пусть и они повоюют в Рижском заливе да понюхают пороху; пусть попробуют побрататься с врагом, когда он будет забрасывать их тяжелыми снарядами с дредноутов, либо атакует подводными лодками или гидропланами», – говорили «славские» матросы, вспоминая с обидой недружелюбное к ним отношение «павловцев» и «андреевцев» после возвращения «Славы» из Рижского залива в Гельсингфорс и не забывая позорно наведенных на наш корабль 8-дюймовых орудий «Императора Павла I» в день переворота.
Командир «Славы» принужден быль объяснить команде, что ни один из указанных кораблей нашей бригады нельзя послал» в Рижский залив по причине их большой осадки и длины, не укладывающейся в кривых поворотах Моонзундского канала, и что оперативные задания не обсуждаются, а подлежат лишь исполнению. Замечая, что эти доводы мало действуют на матросов, капитан 1-го ранга В.Г. Антонов заявил им, что уклонение от выполнения оперативных распоряжений является государственной изменой и что он, не желая быть к ней причастным, принужден будет подать рапорт командующему флотом с просьбой о смещении его с командования кораблем.
После этого всякие протесты прекратились; команда поняла, насколько серьезно обстоит вопрос с предстоящим походом «Славы» в Рижский залив, – и заявила командиру, что с ним готова идти куда угодно.
Вскоре затем наш корабль был отправлен в Лапвик, где пробыл около двух недель в ожидании распоряжения о дальнейшем следовании; переходу через Финский залив препятствовали непрерывно подстерегавшие нас подводные лодки, о которых имелись информации в Штабе флота.
Ночью 24 августа «Слава» наконец перешла к острову Вормс и 26 августа, пройдя Моонзундский канал, прибыла в Куйваст, спустя десять месяцев со времени ее ухода оттуда в Гельсингфорс.
Операции немцев в Рижском заливе. Высадка ими десанта на Эзеле. Бои на Кассарском плесе. Сдача 12-дюймовой Церельской батареи
Мы явились в Рижский залив тогда, когда положение там становилось все более и более тревожным. В связи с занятием неприятельской армией Риги и Усть-Двинска, германские морские и воздушные силы усилили свою активность.
Тральщики противника систематически тралили и в Ирбенском проливе у своего берега, и к западу от Цереля, подготовляя этим, по-видимому, безопасное место для обстрела и разрушения большими кораблями нашей новой неприступной Церельской батареи, державшей под своим огнем весь Ирбенский пролив; ее четыре 12-дюймовых орудия обладали дальнобойностью в 156 кабельтовых, превышавшею таковую новых немецких дредноутов на 28 кабельтовых. Попутно неприятельские летчики производили частые налеты на эту же батарею и забрасывали ее бомбами.
Такое положение, в связи с общей пореволюционной разрухой в России, не сулило ничего хорошего в ближайшем будущем. После сдачи Риги усилилась агитация против офицеров, и матросы стали проявлять попытки вмешиваться в оперативные распоряжения начальства.
11 сентября была получена скорбная информация о том, что миноносец «Охотник», находясь в дозоре у Ирбена, наткнулся на мину, взорвался – и утонул. На нем героически погибли не желавшие покинуть корабль все четыре офицера: командир старший лейтенант В.А. Фок, инженер-механик лейтенант А.И. Бобылев, мичман Парфенов и лейтенант Г.В. Огильви, наш милый Гога, недавно переведенный со «Славы».
Вскоре после этого на «Славе», как и на других кораблях, произошло неприятное событие: команда, под давлением демагогов, потребовала от офицеров в связи с выступлением генерала Л. Корнилова письменного подтверждения лояльности к Временному правительству. Офицеры почувствовали в этом требовании желание антигосударственных политических главарей нарушить боеспособность корабля и, обсудив вопрос, решили дать свои подписи под выражением лояльности Правительству; один лишь инженер-механик капитан 2-го ранга Л.Ф. Джелепов отказался подписаться, несмотря на уговоры его приятеля, командира «Славы». Вслед за этим Л.Ф. Джелепов был отправлен в Штаб флота; таким образом, наш корабль остался без старшего инженер-механика, с одним лишь трюмным механиком и тремя молодыми, производства 1916 года, которые, наравне с некоторыми другими недавно произведенными офицерами флота, в революционной атмосфере не только не успели усвоить прекрасные корабельные традиции, но и не прониклись полным сознанием ответственности, возлагаемой на офицеров.
17 сентября поступило опять печальное сообщение о том, что во время воздушной атаки немецких летчиков на Церельскую батарею одна бомба попала в погреб, произвела пожар и взрыв его. При тушении пожара погибли три офицера, среди них – капитан 2-го ранга К.В. Ломан и лейтенант Д.М. Тимофеев, и 70 матросов; были ранены 4 офицера и 44 матроса. Сама батарея уцелела и сохранила боеспособность.
На смену погибшим прислали новых матросов, распропагандированных и плохо дисциплинированных.
29 сентября неприятельские морские силы, в составе 8 дредноутов, 12 крейсеров и множества миноносцев, тральщиков и вспомогательных судов, приступили к выполнению операций с целью завладеть Рижским заливом.
К этому времени наши силы обороны, под командованием вице-адмирала М.К. Бахирева, состояли, не считая миноносцев и тральщиков, из двух линейных кораблей, «Цесаревич» и «Слава», и двух легких крейсеров, «Баян» и «Адмирал Макаров».
Немцы, под прикрытием эскадры из двух дредноутов, 11 крейсеров, сорока семи миноносцев и большого количества тральщиков, стали высаживать с 19 пароходов десант, в размере 23 000 человек, в бухте Тагалахт на Эзеле. Наши батареи оказали довольно слабое сопротивление и скоро были разрушены неприятельским огнем. Только батарея Серро сопротивлялась более упорно, сильно повредив два миноносца противника и принудив своим огнем сесть на мель крейсер типа «Грауденц».