Текст книги "Никто не узнает"
Автор книги: Ника Лисовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)
– Глеб, – удивленно протянула Берта. – Это что сейчас было? Ты спишь до сих пор с этой?!
– Нет! Нет, блин! За кого ты меня принимаешь?!
– Фу, жесть! – сморщила носик Машка.
– За собой смотри! – отозвался Глеб.
Милена поднялась со своего места.
– Ты куда? – остановил ее Глеб.
– В туалет, – тихо ответила она. – Ты не против?
Она ушла. Глеб достал из пачки новую сигарету и закурил.
– Если кто-нибудь, – пригрозил он, выразительно посмотрев на каждого за этим столом, – еще хоть слово скажет…
– Я! – отозвалась Ника, но без той бравады, с которой она сказала бы это раньше. – Я скажу, что Милена достойна лучшего!
– Я расстался с Настей давно! Она просто хотела мне отомстить, вы что, не понимаете?!
– Уж нам-то можешь не рассказывать! – ехидно усмехнулась Берта.
– С меня хватит! Всем счастливо отдохнуть!
Он больше не мог выносить этих упреков и вообще весь вечер был ему как-то в тягость. Поэтому он решил, что им с Миленой пора. Глеб забрал их вещи из гардероба. Тихо подошла Милена.
– Мы уходим? – прошелестел ее голос, немного растягивая слова.
– Да! Одевай!
Он помог ей надеть пальто и взяв за руку поспешил к машине. Ему показалось, что она двигается как-то странно, что шаги ее замедленны и нетверды, а движения излишне плавные, но не придал этому значения. Сейчас в нем все кипело от злости и злость была не столько на Настю, сколько на его друзей, поверивших этой дряни.
Ехали по ночному городу. Молчали. Глеб все еще злился. Его сейчас раздражало абсолютно все – даже молчание Милены, которая смотрела за окно, медленно водя по стеклу тонким пальцем.
– Ты молчишь так, будто тоже поверила этой…! – взвился Глеб.
– Нет, – ее голос шелестел, словно опавшие листья. – Я не думаю ни о чем таком… Я думаю… Я думаю, что огни фонарей похожи на горящие цветы чертополоха… Море из мягких цветов, с маленькими тонкими иголочками.
Она несла всю эту чушь, растягивала слова и тут Глеба словно током ударило. Он резко нажал на тормоз и обернувшись к Милене схватил ее за подбородок и повернул к себе. Глаза у нее, даже в этом полумраке, были пустыми, словно стеклянными. Ее губы растянулись в бессмысленной улыбке и девушка произнесла медленно и протяжно:
– Подари мне букет из городских огней…
– Нет! – завопил Глеб, отпуская Милену и колотя кулаками по обтянутому кожей рулю. – Нет! Только не это! Черт! Только не это!
Когда первый приступ бессильной ярости прошел, Глеб съехал на обочину и включил аварийные огни.
– Милена! – он тряс ее за плечи. – Милена! Где ты взяла это?! Где?!
– Девушка, – бормотала она, глупо и блаженно улыбаясь, закатывая глаза, – девушка с голубыми волосами… Глеб, неужели ты никогда не замечал, что огни похожи на цветы чертополоха?
Он отпустил ее. Его сейчас трясло от злости и бессилия. Ему убить хотелось эту загадочную Мальвину.
– Ты хоть понимаешь что это, – простонал Глеб. – Это героин! Как и обещал этот урод! Героин!!!
– Мне так хорошо, – ответила Милена. – Так хорошо, как никогда…
Глеб схватил сигареты и выскочил из машины. Курил, делая глубокие нервные затяжки, пиная колеса своей машины, в бессильной злобе.
В кармане зазвонил мобильный. Глеб не удивился, увидев незнакомый номер. Он ожидал этого и нажал на кнопку принятия вызова:
– Как дела? – голос откровенно издевался.
– Да пошел ты! – заорал Глеб и высказал звонившему все, что думал о нем, о его родителях и о будущем, этого человека, на которое Глеб собирался оказать большое влияние. Закончив высказываться Глеб отключил телефон и сел в машину.
Милена казалось ничего этого не замечала вокруг – она смотрела в окно неподвижным, остекленевшим взглядом.
– Мы едем ко мне! – заявил Глеб. Взревел мотор, взвизгнули колеса и автомобиль, резко вырулив на трассу, понесся вперед.
Глеб привез Милену к себе домой. Машину бросил прямо во дворе и потянул девушку в дом. Он был так взбешен и взволнован случившимся, что не замечал того, что его прикосновения могут быть грубы.
В доме было темно и тихо. Либо родители уже спали, либо, что мало вероятно, их еще небыло.
Машинально Глеб помог Милене снять пальто. Резким движением сорвал с себя куртку. Он не видел сейчас ничего вокруг. Ослеп, оглох, отупел просто от злости и бессилия что-либо изменить, и желания достать хоть из-под земли этого урода и устроить ему все семь кругов ада.
– Черт, зачем… – бормотал он. – Зачем я отпустил ее… Зачем мы вообще потащились в это гребаное "Сафари"…
– Глеб, – тихо произнес голос Милены рядом и он почувствовал, как его обнимают ее легкие руки. – Глеб, милый, пожалуйста, успокойся.
Он обернулся к ней и… Ему стоило огромных усилий поднять на нее глаза – боялся посмотреть в ее одурманенное кайфом лицо вот так, при ярком освещении. Но она была обычной. Такой, как всегда. Глеб всмотрелся внимательней – ничего. Никакого, самого мелкого намека на признаки помутнения сознания.
– Глеб, милый, – она провела тонкой ладонью по его щеке, – все хорошо. Я сейчас тебе все объясню.
На ее лице была улыбка, полная нежности, ее кошачье-зеленые глаза – ясные и манящие, как всегда.
– С тобой все хорошо? – он не мог поверить.
– Да, – улыбнулась девушка. – И… Мне нужно тебе кое-что рассказать.
– Да… Только… Боже, у меня голова просто раскалывается! Зай, давай я сейчас пойду сварю нам кофе, а потом мы спустимся в бильярдную, что бы я мог выкурить там кучу сигарет, и громко возмущенно орать, не боясь никого разбудить!
– Хорошо, – улыбнулась она.
Бильярдная. Милена сидела на диванчике, сжимая в руках чашку горячего крепкого кофе. Глеб устроился напротив – прямо на бильярдном столе. Чашка кофе и пепельница стояли тут же. Глеб достал из кармана серой, из плотного трикотажа, толстовки, пачку сигарет, зажигалку и закурил. Глеб нервничал, потому что от путаного рассказа Милены ситуация не прояснилась, а наоборот – запуталась и приобрела оттенок абсурда.
– Еще раз расскажи мне все по порядку! – потребовал Глеб. – С самого начала!
– Хорошо. Сегодня ко мне в институте подошла странная девушка, – рассказывала Милена.
– Чем странная? – насторожился Глеб.
– Во-первых – она очень нервничала. Взвинченная была такая. Озиралась вокруг, прятала глаза… Она даже шапку надвинула так, что почти небыло видно глаз.
– Что еще?
– Еще одежда, – Милена сделала глоток кофе. – Видишь ли, она была одета так, словно… Словно раньше она одевалась хорошо, в дорогие добротные вещи, а потом что-то произошло в ее жизни и…
– Милена, при чем тут это все?! – перебил ее Глеб.
– При том! Я не знаю, как это объяснить, но это странно и мне кажется, что это важно! Глеб, я видела в витрине магазина "Эдит" такую-же куртку, как была на этой девушке! Я спросила у Ирки – эта вещь стоит кучу денег!
– При чем здесь тряпки?! – Глеб не понимал, что Милена пытается до него донести.
– Глеб, на этой девушке была дорогущая куртка из последней коллекции, но такая замызганная, словно она в ней по подвалам и чердакам шаталась! И все вещи на ней были вот такими!
– Зай, с каких пор ты у меня обращаешь внимание на шмотки? – усмехнулся Глеб.
– С тех пор, как ты познакомил меня с Никой и Бертой! Давай без шуточек, – попросила Милена. – Неужели тебе не кажется странным все это? Ну где ты видел, что бы человек в дорогом тряпье по подвалам лазил?!
– Ну, хорошо, я не видел таких, – пожал плечами Глеб. – Но вот когда у Яна был летний кризис… Ему на многое было плевать, а на одежду в первую очередь.
– Я не знаю о чем ты, – сказала Милена.
– Да не важно. Дальше!
– Она подошла ко мне и не называя имени, заявила, что нам надо поговорить. Попросила отвести ее в тихое место, что бы разговор был без свидетелей.
– И ты отвела! – Глеб был возмущен. – Почему ты вообще ее послушала, тем более, когда…
Он замолчал. Он понял, что сейчас его нотации не главное, сейчас главным было совсем другое и все же Глеб потребовал:
– Обещай мне, что больше никогда, никогда в жизни ты не будешь так делать!
– Обещаю, – кивнула Милена и продолжила свой рассказ. – Мы с ней разговаривали на лестнице. Почти у самого люка, ведущего на чердак. Там никто не бывает. Она сказала, что мне грозит опасность, но она может помочь. Вот только… Она сказала, что все получится только при условии, что я во всем буду ее слушаться, иначе у нее тоже будут неприятности.
– Что за драма! – не удержался от иронии Глеб.
– Она дала мне номер мобильного и просила позвонить ей, но обязательно из телефона-автомата и сказать, если я буду где-то вечером. Она просила только название клуба и время. По ее плану – через час после названного времени мы должны были встретиться в туалете.
– Ну да, как во всех шпионских кино! – фыркнул Глеб, закуривая новую сигарету. – А если бы мы сегодня вечером никуда не поехали?
– Тогда бы я позвонила ейименно в тот день, когда мы бы собирались куда-то выйти, но она предупредила меня, что это просто необходимо сделать в ближайшие дни!
– Почему?
– Она не объяснила.
– Если она выглядела, как сумасшедшая, то почему ты ей поверила?
– Я не знаю. Просто если я и без нее знаю, что мне грозит опасность, то разве я могу упускать даже маленькую возможность избежать ее?
– Хорошо. Рассказывай дальше.
– Из туалета я должна была выйти так, словно бы я под героином, – Милена запнулась, подняла на Глеба глаза, в уголках ее губ появилась легкая улыбка. – Я никогда не видела людей, которые бы употребляли наркотики, а в частности героини и… Я несколько часов просидела в Интернете в поисках симптомов.
– Получилось убедительно! – заверил ее Глеб. – Я чуть не свихнулся! Можно было как-то меня предупредить?
– Нет, – девушка отрицательно покачала головой. – Если бы ты знал, то… По твоей реакции все было бы ясно.
– Ты думаешь, он следит за нами?
– Я не знаю. Может быть. Выходит все так… По плану этой девушки я должна была сказать тебе правду только завтра, но я так испугалась за тебя…
– Значит, – рассуждал Глеб в слух. – Ты позвонила ей… Номер остался?
– Нет. Она просила звонить из телефона-автомата. Я звонила из института. А саму бумажку с номером я отдала ей в "Сафари" – это было одно из условий.
– Паранойя, – покачал головой Глеб. – Ты можешь описать эту девушку? Как ты узнала ее в "Сафари"?
– Она сказала, что будет с голубыми волосами. А так… Ну, она обычная совсем. Когда она приходила ко мне в институт, она была вообще без косметики, такая бледная, я бы даже сказала блеклая. В черной шапочке надвинутой на самые глаза, в куртке и джинсах. Обычная совсем… А в "Сафари" я ее даже не узнала бы. На ней были очки в пол лица, эти голубые волосы… Одета она была, как эти девчонки – завсегдатаи клубов. Знаешь, такие с ними ассоциации – фрики, "KaZantip", экстази… Макияж у нее тоже был очень яркий…
– Телефон? – простонал Глеб. – Почему ты не переписала ее телефон?!
– Она сказала, что ее могут убить, если…
– Бред! – оборвал ее Глеб. – Это все бред какой-то! Я подозревал, что у этого ублюдка есть помощники, но девушка? И зачем ей это? Зачем?! Зачем ей спасать тебя?
– Я не знаю, – растерялась Милена. – Но может быть она просто на нашей стороне?
– Сомневаюсь, но предположим. Что дальше? Она хотела имитировать героиновый укол, которым угрожал этот утырок? Допустим, что так оно и есть, – рассуждал Глеб. – Что дальше? Если бы тебе сегодня и в правду сделали укол, то… Этот урод звонил мне и по моей реакции, я думаю, было ясно, что так оно и есть…
– Сделаем вид? Не станем его разочаровывать? – робко предположила Милена.
– Допустим, – кивнул Глеб.
Молчал. Курил, пил остывший уже кофе, смотрел чуть прищурившись на плакат "Харлей Дэвидсон", что висел на стене над маленьким круглым столом.
– Тебе нужно будет позвонить завтра Нике, – сказала вдруг Милена, поднимаясь с дивана и вплотную подходя к Глебу.
– Нике? – он задумался. – Зачем?
– Скажешь, что из-за нее случилось страшное.
– Думаешь, продолжить эту игру? Допустим, – Глеб затушил в пепельнице сигарету и допил кофе из чашки. – Допустим мы, сейчас…
Глеб поставил пустую чашку на зеленое сукно стола и посмотрел на часы.
– Ну, не сейчас, а через пол часика, выйдем отсюда и продолжим ломать эту героиновую комедию. Я отвезу тебя домой. Завтра ты придумаешь что угодно, но останешься дома. Тебе придется посидеть дома, Зай. Как минимум неделю.
– А как максимум? – ее пальцы накрыли его руку.
– Я не знаю.
– Глеб, но у меня занятия! – Милене не нравилась эта идея – сидеть дома неизвестно сколько.
– Заболей гриппом – никто не удивится! Милена, я не смогу иначе уберечь тебя! Это самый безопасный и простой вариант!
– А ты? – она обеспокоено заглянула ему в глаза.
– А ему не выгодно что-либо делать со мной, иначе я не смогу ему помогать! – рассудил Глеб.
– Значит, – уныло подвела итог Милена. – Я буду как бы болеть и сидеть дома, а ты….
– А я завтра, как можно сильнее негодуя, сообщу Нике последние новости. Лично или по телефону я еще не решил. Потом… Потом я буду избегать ее и оберегать тебя, пока… Пока все это не закончится.
В воскресенье Глеб не смог дозвониться Нике – ее телефон был отключен весь день. Такое иногда бывало – Глеб знал, что в такие дени с Яном тоже нет никакой связи. Они отключали телефоны, когда хотели отдохнуть от всех – друзей, родителей, проблем и прочего.
– Ну что ж, – сказал себе Глеб, – Просто повезло. Подождем.
Ожидание поубавило пыла и поэтому, опасаясь, что актерского таланта не хватит, Глеб был краток. В понедельник, где-то около одиннадцати он позвонил Нике.
В этот момент у нее шла лекция, но Глеб звонил так настойчиво, что девушке пришлось выйти из аудитории.
– Глеб, у меня, между прочим, занятия! – недовольно заявила Ника, но он не собирался ее слушать.
– Да мне плевать! Из-за тебя, между прочим, какая-то тварь "угостила" Милену героином в "Сафари" в прошлую субботу! Ты понимаешь, что из-за тебя в последнее время слишком много неприятностей?
Дальше Ника не слушала. Она выключила телефон. Несколько мгновений она все еще стояла посреди тихого пустого коридора, а затем сорвалась с места и побежала.
Пока не прозвенел звонок она плакала и курила, курила и плакала, а услышав дребезжащий пронзительный звук, возвестивший окончание пары, взяла себя в руки. Умылась в туалете холодной водой из-под крана, смыв, остатки своего, еще утром безупречного, макияжа, размякшим кусочком вонючего мыла, лежащим на краю раковины. Промокнув лицо краем длинной серой кофты, Ника вышла в коридор – нужно было вернуться в аудиторию за вещами.
Впрочем, на встречу ей спешила Берта. Она вручила Нике ее вещи – сумку, пальто с шарфом и конспект.
– Ника, ты просто свихнулась – так нагло свалить с лекции! – возмущалась Берта. – Тебе Семен Семеныч не прости! Может ты у него и любимица, но препод он принципиальный!
– Переживу, – бросила Ника, запихивая тетрадь в сумку.
– Ника, кто звонил? Ты смыла макияж? Ты плакала? Ника, что случилось?
– Все нормально, – Ника не могла отвергать очевидное и сейчас лихорадочно придумывала причину по которой можно было бы рыдать и прогуливать лекции.
– Ника, что случилось? – в голосе Берты боролись любопытство и беспокойство.
– У меня… Мне брат звонил – Сашка, – на ходу придумывала Ника. – Сегодня пес сдох. Ему было лет двадцать и я все детство с ним провела!
– Ты никогда не говорила, что у тебя была собака, – с сомнением заявила Берта.
– Это не моя собака, это собака брата. Но тогда-то мы жили вместе и я часто играла с этим псом! – раздраженно ответила Ника. – Ты только представь себе Берта, что с тобой будет, когда сдохнет твой Чарли!
– Когда он просится на прогулку в шесть утра, я только об этом и мечтаю! – чистосердечно призналась Берта.
– А я свою собаку любила! – отрезала Ника, закрывая разговор.
Она с трудом дождалась окончания занятий – все не шел из головы разговор с Глебом. Сейчас в Нике боролись два чувства – вина, из-за того, что страдают посторонние люди и страх того, что все может раскрыться и тогда… Ника не знала, что тогда будет, но была уверенна – лучше пережить стихийное бедствие, чем это.
Когда Ян, заехавший за Никой, что бы забрать ее из института, заметил, что с ней "что-то не так", ему была скормлена все та же история о погибшем, во цвете своей старости, никогда не существовавшем любимом псе.
– С каких пор ты так переживаешь о животных? – не поверил Ян. – Ты, злая девочка, плюющая на людей.
– Когда я была маленькая, я любила и собак, и людей! – буркнула Ника. – Отвези меня домой – у меня трещит голова от… От таких новостей и… И от вашего с Бертой недоверия!
– Мы могли бы заехать в аптеку за аспирином, а потом – поехать ко мне…
– Ян! – Никины глаза потемнели от гнева, который она едва сдерживала. – Пожалуйста, отвези меня домой! Я там выпью аспирин, посплю пару часиков и вечером позвоню тебе!
Впрочем, оказавшись дома Ника наплевала и на дневной сон, и на аспирин. Ей нужно было домой, что бы спокойно позвонить Стасу и поговорить с ним.
– Что на этот раз? – он даже не поздоровался. Для него звонки Ники в последнее время были, как колокольный набат – ничего хорошего ожидать не приходилось.
– Стас, боже мой, это так ужасно, – запричитала Ника, теряя самообладание, но ее быстро осадили.
– Ника, времени у меня сейчас нет, поэтому ты пока попей валерьянки, прими душ, а я перезвоню через пару часиков.
Люди в состоянии стресса становятся если не внушаемыми, то послушными, это уж точно. Ника не была исключением. Поговорив со Стасом она в самом деле выпила валерьянки, приняла горячий душ, тщетно стараясь смыть с себя ощущение липкой мерзости, не оставлявшее ее с момента звонка Глеба.
После душа Ника села в своей комнате перед зеркалом. С небывалой тщательностью она уложила волосы, сделала макияж, потом распахнула шкаф с одеждой и придирчиво начала подбирать наряд – после беседы со Стасом она собиралась встретиться с Яном. Все эти действия помогали Нике избавиться от мыслей о Скифе и о том, что он творит с жизнями близких ей людей.
И все же, Ника облекла остатки этих мыслей в слова и выложила все Стасу, как только захлопнула за собой дверцу его машины.
– Стоп! – оборвал он ее. – Не надо сейчас изливать на меня этот поток! Ни слова, пока не доедем!
– А до куда мы должны доехать? – в Никином голосе были нотки обиды.
– Не важно. Главное – дальше от посторонних глаз и ушей.
Ника даже не удивилась тому, что Стас привез ее на пляж. Сейчас здесь было пустынно и ветрено. От пляжных баров остались лишь обшарпанные заборчики, да выцветшие вывески. Сейчас работали только два заведения – в самом начале пляжа, но Ника не пожелала туда идти:
– Я хочу пройтись, – заявила она. – Может, ветер выдует из моей головы парочку дурных мыслей.
Стас оставил машину на небольшой стоянке и они спустились к морю. Ника закурила. Подставив лицо ветру, ничуть не заботясь о том, что его порывы треплют волосы, разрушая укладку.
– Сегодня мне звонил Глеб… В субботу мы все были в "Сафари" и там… Глеб сказал, что Скиф выполнил угрозу…. Ту, про Милену и героин…
Стас помолчал прежде, чем ответить на это.
– Ника, я понимаю, как тебе тяжело сейчас, – начал было он, но девушка оборвала его, гневно сверкая глазами.
– Понимаешь?! Что ты можешь понять?! Откуда тебе знать, каково мне сейчас?
– Ника! – в его голосе появились властные нотки. – Ника, ты должна понимать, что именно сейчас ты должна стиснуть зубы и быть сильной, иначе… Пойми, он только того и ждет, что все потеряют контроль, слетят с катушек и вцепятся друг другу в глотки!
– Стас! – Никин вопль звенел над пляжем. – Сколько можно уже болтать?! Стас, я пол года живу стиснув зубы!!! Сильная и трусливая! А этот урод играет людьми, как куклами! И никто не может его не то что остановить, но даже угадать – что будет дальше!!!
– Здесь ты ошибаешься, – Стас был спокоен. – Глеб неоднократно получал от него предупреждения, прежде чем Скиф выполнял угрозы. Тем более, Ника, возможно мои слова будут казаться тебе циничными, особенно в этой ситуации, но от одного приема героина с Миленой ничего не случится. Самое худшее, что с ней может быть, это словно бы у нее грипп.
– Как бы не цинично это звучало, – передразнила его Ника, и вновь сорвалась на крик. – Да мне плевать на Милену! И на Глеба плевать! Мне просто паршиво чувствовать себя опасной для людей! Мне это жить мешает! Ты не знаешь, какие мне мысли иногда в голову приходят!
Ника замолчала, делая несколько глубоких нервных сигаретных затяжек.
– Иногда я думаю о том, что мне легче было бы просто… Умереть или… Убить его… – Ника посмотрела Стасу в глаза и глухо сказала: – Самое страшное в том, что я чувствую, что способна и на то и на другое.
Она выбросила окурок в набежавшую волну и сделала небольшой круг по песку.
– Ника, – Стас понимал, что время для слов утешения давно прошло, что Нике нужны если не действия, то какие-то обещания, а он не мог сейчас ей дать ни того ни другого. Он открыто признался в этом. – Ника, я хочу помочь тебе и даже могу это сделать, но не сейчас. Еще не время. Пока у меня связаны руки.
– Стас! – ее глаза блеснули надеждой, но он быстро осадил девушку.
– Ни о чем не спрашивай. Я все равно не смогу тебе ничего рассказать. Может быть со временем, но не сейчас… Все. Тебя куда отвезти?
– К Яну, – ответила Ника. И хоть внутри у нее все просто ныло от любопытства, но она заставила себя молчать и не задавать никаких лишних вопросов.
Ян. Ее милый, любимый Ян. В джинсах и черной футболке. Ян, такой домашний и уютный. Ян, ее тихий счастливый островок еще не сошедшего с ума мира. Ян, рассеяно чмокнувший ее в губы в полутемном коридоре. Ян, не уловивший в ее волосах запаха морского ветра, не заметивший печали на дне ее серых, цвета мокрого асфальта глаз. Ян, грустно сообщивший ей:
– Представляешь, второй час борюсь с Египтом – не могу взять!
Ян, счастливый в своем неведении, среди всех этих кошмарно-опасных интриг, Ян расстраивался из-за компьютерной игры!
– У тебя все получится, – подбодрила его Ника. – Я в тебя верю. Может, кофе попьем, пока ты снова не отправился в очередной завоевательный поход?
– Хорошо.
Они прошли в кухню. Ян включил чайник, сообщив Нике:
– Кофе только растворимый. Заварной закончился еще вчера.
– Ничего, – улыбнулась Ника, забираясь с ногами на кухонный диванчик. – Какие еще новости, кроме твоего непокоренного Египта?
Ей хотелось знать о том, объявлялся ли Глеб и если да, то с какими новостями.
– Да ничего вроде не случилось, – пожал плечами Ян. Пришлось Нике задать вопрос более конкретно:
– Как там друзья твои?
– Глеб еще не звонил, а вот у Лиса снова какие-то сложности с Машкой.
– Да? Неужели хуже, чем раньше? – Нике было плевать на Лиса, но нужно же было поддержать разговор.
– Машка нашла своего настоящего отца и на днях с ним встречается. Что-то Лис от этого не в восторге.
Отношения Лиса и Машки дали трещину и виноват был во всем тот злосчастный вечер, когда Лис встретился с Элиной и его сбила машина. Когда Лис вернулся из больницы, рассчитывая на то, что все будет как раньше, его ждал довольно неприятный сюрприз – и в первую ночь, и во все последующие Машка упорно избегая близости, стелила себе на диване в гостинной. Сначала Лис был в недоумении, но гордость не позволяла пускаться в расспросы и выяснения отношений. Лис знал – как ни крути, а виноват все же он, и поэтому скандалить попросту глупо. И все та же гордость не позволяла Лису объяснить Машке на сколько его обижает ее холодность. В последнее время они вообще мало разговаривали – все больше как-то по необходимости. Даже в «Сафари» Лис позвал Машку только потому, что ему не хотелось выслушивать нравоучения друзей о том, как он, свинья и негодяй, с ней в очередной раз плохо поступает. Если бы не Глеб, который в тот вечер стал «гвоздем программы» в их компании, то все заметили бы охлаждение Машки к нему, Лису. Это охлаждение, сейчас, вполне искреннее, а не нарочитое, как бывало раньше, было для Лиса равносильно позору. И все же, не смотря на осознание своих промахов, Лис не мог открыто принять их, потому что это означало бы полную и окончательную капитуляцию, это означало бы, что Лис признает, что ему совсем не плевать на Машкины чувства, на ее отношение к нему, а это у Лиса уже было. Это он уже проходил. Стоило «прогнуться» один раз и потом долгое время тебя ни во что не будет ставить та, ради которой ты способен поступиться своими принципами. И все же была другая сторона медали, то противоречие, из-за которого его просто раздирало пополам. Дело в том, что после того унизительного для Лиса разговора с Элиной он понял, что Машка, глупая, проблемная малолетка нужна ему. Потому что она любила его искренне, она прощала ему так много, она не ставила условий и не тыкала носом в список требований.
Когда Машка сообщила ему, со свойственной ей прямолинейностью:
– Я нашла моего настоящего папу! Он художник. У него сейчас выставка в Праге, но через три дня он обещал приехать сюда, что бы мы могли встретиться!
Эта новость была для Лиса, как гром среди ясного неба. Жалкие остатки покоя и стабильности улетучились в одночасье из его жизни. Лис понял, как боится этой встречи, потому что, он был в этом уверен, за ней, по логике вещей, должно было последовать объединение семьи, а Лису не хотелось отдавать Машку никому, даже ее отцу. Лис не хотел отпускать ее от себя, не хотел лишаться ее любви, ее от него зависимости и остаться в полном одиночестве в этой квартире, где из каждого угла таращатся желтыми злыми глазами кошмарные воспоминания.
В тот вечер, когда Машка собиралась на встречу с отцом, Лис, ни чем не выдавая своих чувств, наблюдал за тем, как она бегает по квартире, меняет наряды и украшения. Лиса это злило – сколько он знал ее – она всегда собиралась быстро, зная, что надеть и не парясь по этому поводу, а сегодня… Машка сама на себя не была похожа.
Когда она ушла, Лис сходил в ближайший магазин, прикупив там бутылку водки распил ее дома, сидя на Машкином диване и таращась бессмысленным взглядом в телевизор, непрерывно переключая каналы, не в силах выбрать что-то одно для просмотра. Уснул он там же, на диване, с пультом в руках.
Утро принесло Лису жуткое похмелье и дурное настроение, которое еще больше ухудшилось, после того, как он увидел Машкино сияющее личико. Теперь Лис был точно уверен в том, что потерял ее навсегда, потому что… Она приготовила завтрак и яичница получилась без скорлупы, как это случалось ранее. Она пела в ванной. Лис всего пару раз слышал, как она поет принимая душ и это было в наиболее счастливые моменты их отношений. На полный презрения вопрос Лиса:
– Ну как?
Машка вылила на него все подробности вчерашнего вечера и о том, какой у нее замечательный папочка, какой он гениальный художник, о том, что он хочет удочерить ее, познакомить со своей женой, забрать Машку жить к себе. О том, что у него в апреле выставка в Париже и он обязательно возьмет Машку с собой и они будут совсем, как семья…
От всего этого у Лиса еще больше затрещала голова и он остался дома, а Машка убежала в гимназию, делиться своей радостью со всеми и зарабатывать себе шикарное будущее, в котором Лису скоро не будет места.
Когда она ушла и Лис остался один в этой квартире, где по углам пряталось прошлое, от которого Лис старался сбежать, но по странной иронии сталкивался с ним лицом к лицу. Словно бы сама судьба тыкала его, как нашкодившего котенка. Носом. Лис задыхался в этой квартире и поэтому долго не выдержал ее удушливой тишины. Он быстро собрался и сбежал, в прямом смысле этого слова. Он торопился прочь от злосчастного дома, так, что в просторном холле первого этажа едва не сшиб с ног импозантную даму неопределенного возраста с тявкающим пекинесом на руках.
Лис созвонился с Глебом – самым циничным из своих друзей и договорился о встрече. Сначала Лис хотел позвонить Яну, но вдруг вспомнил о том, как поступил когда-то с Никой и это, внезапно захлестнувшее его чувство вины, остановило. Ему показалось глупым изливать свои проблемы человеку, на чувства которого он когда-то наплевал. И поэтому он позвонил Глебу.
Встретились в центре города. В пивном баре "Веселый викинг". Лис заказал себе фирменный коктейль – темное пиво, ром, специи, соль, перец – по вкусу. Глеб с сомнением посмотрел на своего друга:
– Не рановато для веселящих средств?
Сам Глеб заказал чашку "Американо".
– У меня похмелье, – пояснил Лис.
– Это я вижу. – Глеб закурил лениво и немного развязно, как умел только он один. Лис тоже достал сигареты, но его жесты были нервными и жалкими, возможно так ему казалось из-за яркого контраста, из-за вальяжности и самоуверенности Глеба, на фоне его, Лисовой, почти паники.
– А еще у меня проблемы, – продолжал сознаваться Лис. – Спасибо.
Ему принесли его бокал с коктейлем и он сразу сделал несколько глотков – ужасно хотелось чего-то ледяного и бодрящего. Волшебная сила алкоголя подействовала почти сразу – Лис откинулся на спинку стула и уже спокойно пояснил Глебу:
– Дело в том, что Машка вчера встречалась со своим настоящим отцом. Я понятия не имею где она его нашла – мы мало сейчас общаемся… Он у нее художник. Выставки и вся фигня… Он пригласил ее на свою выставку – через сколько-то месяцев в Париже. Обещал удочерить, познакомить с женой и забрать жить к себе.
– Так мы сегодня отмечаем твое счастливое избавление от этой рыжей пиявки? – лениво усмехнулся Глеб, сбивая пепел с сигареты.
Лис молчал. Он сосредоточено курил и рассматривал картину с изображением герба старинной пивоварни, на противоположной стене. Ему понадобился еще один большой глоток из бокала, прежде, чем заговорить. Он сощурил синие глаза и глядя на огонек своей сигареты объяснил:
– Понимаешь, Глеб, – этот разговор давался ему с усилием. – Я не хочу, что бы Машка уходила от меня. Я не хочу с ней расставаться, даже если ей приходится выбирать между мной и родным отцом! Я не хочу отпускать ее, потому что я слишком многое для нее сделал!
– Да? – губы Глеба изогнулись в ехидной ухмылочке, брови удивленно поползли вверх. – И что же ты за подвиги совершил ради нее?
– Ты знаешь! Я переехал в эту квартиру!
– Когда Машка уедет, ты сможешь снять себе очередную однокомнатную халупу, а эту квартиру снова закрыть лет на пятьдесят! – Глеб был циничным, впрочем, как всегда. Такая у него была манера вытягивать из людей правду.
– Я же сказал, что не хочу, что бы она уезжала! – Лис начинал раздражаться. – Ладно, Глеб, я скажу тебе, что… То, что… В общем, после той встречи с Элиной, когда я лежал в больнице я много чего передумал. Так вот – Машка, конечно, имеет кучу недостатков, с этим трудно поспорить, но… Она на самом деле меня любит. Меня никто еще так, как она не любил.
– Да? Знаешь, я как-то недавно задумался над этими словами "Меня никто так не любил". Мне, кажется это одна самых глупых фраз, какую только можно себе представить. Ну сам подумай – такое можно сказать только лежа на смертном одре, в глубоких сединах и маразме. Ты молодой парень, тебе нет и двадцати пяти – о чем ты можешь говорить, если прожил еще так мало и по сути, слишком плохо знаешь и саму жизнь и людей!
