Текст книги "Сто глупых идей (СИ)"
Автор книги: Ник Венджинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
– Вы имеете в виду преступные картели?
– А разве бывают другие? – пошел к лестнице Эрнесто, ведя меня за собой.
– Ну, есть же монополии, есть конкуренция на рынке, экономика разных стран...
Ироничный смех Эрнесто отразился глубоким эхом от пещерных стен и утонул где-то в темноте, внизу, куда мы и спускались по винтовой лестнице.
– Нет никакой экономики разных стран, как и золотых запасов. Всё давно вывезено, – подал мне руку Эрнесто, когда мы спустились с последних ступеней. – Конфронтация на рынке – не больше чем игра на публику. Мнимая конкуренция рождает спрос на товары и образуется так называемый экономический рост ради роста. Никому не нужно столько товаров, сколько их выпускается ежеминутно. Вы только вдумайтесь в это: ежеминутно в мире выпускается какой-нибудь новый товар! С уже ограниченным сроком годности. Ваш телефон или холодильник никогда не проработают больше срока, установленного производителем. Разве что только чудо им в этом поможет. И с каждым годом срок этот уменьшается. Если раньше лампы могли светить сотню лет, то сейчас им установили ограничительное правило: не больше одной тысячи часов. И никто, ни один производитель в мире не рискнет выпустить товар, который не обеспечит ему приток покупателей, возвращающихся за новой партией. Невозможно винить его в этом, ведь рискни он наладить подобное производство – пусть даже себе в убыток – как его сразу же уберут. Цивилизация, помешанная на наживе, на бесконечном потреблении ресурсов, жрущая и, пардон, срущая, подвела мир к последней черте. А тем временем планета загрязняется ядовитыми отходами, которые она уже не в силах переработать, кроме как с помощью масштабной катастрофы, где должен быть огонь такой мощности, что спалит абсолютно всё, что имеется на континентах, но тогда испарится и вода в реках и океанах, сожжется атмосфера, начнется цепная химическая реакция.
– Интересная мысль, Эренсто, – задумалась я. – Получается, что каждый мой новый дорогой гаджет, каждая купленная «нужная», «удобная» бытовая мелочь – это моя личная лепта, мой индивидуальный ядовитый, радиоактивный вклад в смертельное, необратимое загрязнение планеты?
– Именно так. Мы приносим в свой Дом по имени Земля всё новые и новые отходы. Сами. Представляете? Нас никто не заставляет, а мы сами это тащим и тащим, складируем, утрамбовываем. Целые острова радиоактивного мусора, от которого заражается и мутирует всё, что окружает это место. Чистых мест на планете практически не осталось, ведь нельзя забывать о круговороте веществ в природе.
– Никогда не смотрела на ситуацию с этого ракурса. Я, наверное, как и многие потребители, винила в свалках транснациональные компании, правительства, городские службы, жадных депутатов – «слуг» народа, но ни разу саму себя. Сейчас вспоминаю, сколько же в моем доме ненужных вещей, которые запросто можно было бы не покупать, а делать всё своими руками. Зачем мне гаджет, который считает мои шаги, пульс? Зачем мне навигатор и две камеры?
– В том-то и дело, Полина. Начнем с того, что производителей всего этого лишнего барахла не заботит ни качество, ни долговечность. Наоборот, их интересует умышленная порча, уменьшение срока годности товара, но больше всего этого их интересует сбор данных. И они уже совершенно одурели в этом стремлении!
Мы прошли в сумерках несколько десятков метров, и вскоре оказались в длинном, тускло освещенном пещерном зале. По его краям неслышно текли узкие реки, со стен капала влага, но сырости не ощущалось. Напротив, мне стало так комфортно и уютно, что я невольно разулыбалась.
– Вот видите, как тут удивительно, – улыбнулся в ответ Эрнесто. – И такое сказочное место желают прибрать к своим жадным рукам очень многие личности. Помимо физического здоровья и долголетия, оно дарует еще и власть над миром, над людьми. Ведь если человек станет здоровым, если наладит работу своих внутренних органов и систем, всей энергетики, приложит элементарные умственные усилия, тогда он превратится в опасного врага, которым управлять крайне сложно.
И тут моему взору предстала ошеломляющая картина: Эрнесто протянул руку, и несколько камней, что лежали на «берегу» подземной речки, повинуясь его движениям, поднялись в воздух.
– О, Господи! – отскочила я в сторону.
– Не пугайтесь! Я такой же обыкновенный человек, как и вы. Попробуйте сами. В этом нет ничего сверхъестественного. Это всего лишь влияние волн. Они действуют так, словно некий волшебник дистанционно вправил вам все съехавшие позвонки и диски. Но на самом деле сейчас просто происходит гармонизация и запуск вашего энергетического потенциала. Попробуйте, не бойтесь.
– А если я...
– Что? – напряженно и даже испуганно посмотрел на меня Эрнесто.
– Если я отношусь к той категории лиц, чей генотип остается глух к местному воздействию и чудесам?
– Вы даже не представляете, как я сам переживаю из-за этого. Но молюсь за вас всем сердцем!
И я послушалась. Протянув руку, я задала, пожалуй, самый нелепый вопрос:
– А что нужно делать?
– Ничего. Просто ощутите связь с тем камнем, со всеми его молекулами, с невидимыми линиями, которые его держат, и мысленно поднимайте. Не стоит сильно напрягать мозг, наоборот, расслабьтесь. Я уверен, что не ошибся в вас. А вы верите мне?
– Верю.
С опаской, всё еще не в силах принять реальность, я постаралась сделать так, как советовал Эрнесто, и тут нечто полыхнуло внутри меня. Помимо поднявшегося камня, мне открылось видение во всех цветовых спектрах: все линии, о которых говорил Эрнесто, все всполохи, вихри и частицы закружились вокруг меня, и я, прожившая столько лет, по уши запутавшаяся в своих глупых идеях, впервые увидела Жизнь.
И всё пустое растворилось, померкло... Какая карьера, глупые цели и жизненные задачи?! Какой бывший муж и сердечные раны? Какие деньги и благосостояние? Боже, всё это так ничтожно... Вот оно: истинное Благо-Со-Стояние – пребывание среди невидимых доселе полей и звуков, цветов и ощущений, атомов и – разумных!! – электронов, протонов, нейтронов... Воистину, смерти нет, но лишь переход в иные формы существования...
Задохнувшись от восхищения, я перевела взгляд на Эрнесто. Он стоял с открытым от удивления ртом и, сведя к переносице брови, тревожно рассматривал меня.
– Я вижу вас, Эрнесто! – восторженно выкрикнула я. – Я вижу вас в цвете! Немыслимо, как это красиво! Что со мной происходит?!
– Световое тело. Его активация.
Глава 14
Минут пять я не мог поверить своим глазам и успокоить мысли, рвавшиеся вперед. Обгоняя друг друга, будто бегуны, соревнующиеся на короткой дистанции, мысли хаотично вспыхивали в моей голове, одна идея порождала другую, едва первая успевала спрятаться в темноте моего внутреннего космоса. Знать, что световое тело вполне возможно проявить в этом тяжелом, материальном мире – это одно, а вот видеть его и осознавать то, что видишь – совсем другое дело.
– Я знал! – ликовал я, во все глаза разглядывая Полину.
Девушка не просто светилась, она полностью преобразилась, как внешне, так и внутренне. Передо мной сияла богиня.
– Это всего лишь воздействие сил... – улыбаясь, осматривала свои руки Полина. – Такое восхитительное чувство сопричастности всему живому! Эрнесто, как же я сейчас счастлива! Понимаете, я чувствую себя, точно нахожусь внутри Света, одновременно являясь Им. Вы верили в меня... вы верили!..
Тут я потупил взор, устыдившись тех мыслей, что еще недавно блуждали в моей голове.
– Полина, я должен признаться вам...
– Что вы сомневались насчет меня, да? – опередила меня девушка, сверкая звездной улыбкой.
– Эээ... нет, не только в этом. Дело в том, что... с первой секунды, как только я увидел вас, когда вы пришли устраиваться на работу...
– Да?.. – в ожидании чуда еще шире распахнула свои очи эта дивная красавица, а я почувствовал себя так скверно, будто являлся грязным оборванцем перед Царицей Мира, не достойным даже стоять рядом, не то, чтобы признаваться ей в своих чувствах! И вместо того, чтобы сказать то, что лежало на сердце, я увел тему в другое русло:
– В первую же минуту я узнал вас.
– В смысле «узнал»?
– Пойдемте. Я покажу, что я имею в виду.
Подведя девушку к пещерной стене с глубокой нишей, я указал на то, что считалось самой загадочной вещью в этом подземелье. Там, нежась под мягким желтым светом негасимых светильников, в бесшовном стеклянном ящике, содержащем уникальную газовую смесь, хранился холст.
– Что это? – изменившись в лице, опешила Полина.
– Не видите сходство?
– Эрнесто, я не понимаю... Кто художник? Когда? Я не позировала никому...
С любовью прикоснувшись к стеклу и повторив пальцем мягкие линии портрета, я собрался с духом и раскрыл тайну:
– Художник весьма известен. Это портрет кисти самого Леонардо да Винчи.
– Не может быть... – выдохнула Полина, и ее сияние засверкало с такой интенсивностью, что мне пришлось зажмурить глаза. – Откуда у вас этот холст? И как вы можете быть уверенным, что это не современная подделка?
– Я уверен на все возможные проценты. Этот портрет хранился в тайниках древнего Ордена, передавался из рук в руки под клятвами на крови.
– Мне казалось, у Леонардо совсем другой стиль. Здесь явно современное лицо. Боже мой, как фотография! Только платье – вернее его видимый верх – старинного фасона.
– Это еще не всё, – внутренне подобрался я и, нажав на кнопку, привел в действие механизм, переворачивающий витрину с холстом другой стороной. На обороте виднелся второй портрет. Мужской.
– Да вы разыгрываете меня, Эрнесто! – засмеялась Полина. – Это же вы!
– Вы хотели знать, почему меня не трогают и терпят все мои выходки, в то время как другим и меньшего не прощают. Дело не только в моей консультативной работе, не в том, что я был завербован сразу в два противоборствующих лагеря еще в детские годы, а именно в этом портрете. Самое удивительное в нем – это даже не идентичность внешности, а то, из чего состоит краска. В частности красная. В ней содержится кровь, и она полностью совпадает с моей по всем известным характеристикам. Каким образом – никто не ведает.
– А моя сторона? Вернее, не моя, а той девушки, что похожа на меня, как две капли воды – там тоже кровь?
– Верно.
Полина замолчала. Ее щеки пылали, в глазах застыл страх, а световое тело поблекло, почти рассеявшись в полутьме.
– Я боюсь спросить... Вы знаете, кому принадлежит эта кровь? Вы знаете формулу ДНК этой девушки с картины?
– Наизусть, – подтвердил я. – Но тут, опять же, загадка... Помните, я попросил вас пройти медицинское обследование?
– Вы сказали, что хотите оформить на меня страховку в одной из лучших частных клиник.
– Да, это был предлог, чтобы получить расшифровку вашей крови. Могу успокоить вас: она не совпадает с той, что на картине. Вероятно, по этой причине вас никто еще не обнаружил, никто не завербовал, никто не...
– ...попытался убить, – закончила мою мысль Полина и, отвернувшись от полотна, посмотрела мне в глаза: с вызовом, с требованием дать честный, искренний ответ. – Эрнесто, вы привезли меня сюда, чтобы убить? Как ту, что похожа на девушку с портрета внешне, но не соответствует ей по характеристикам крови, не так ли?
У меня мгновенно пересохло во рту, и я судорожно принялся сглатывать, чувствуя удушение. Лгать не имело смысла, да и непозволительно лгать в таком месте. Зачерпнув из подземной речки студеной воды и умывшись ею, я заставил себя сказать всю правду:
– Вы сделали верный вывод. Так и есть. Точнее так было! Сейчас всё изменилось... После того, как вы пришли ко мне на работу – что само по себе удивительно, ведь вы нашли меня, а это, согласитесь, совсем непросто в большом городе! – я делал всё возможное, чтобы отсрочить этот момент.
– Почему меня нужно убить? – глухим эхом отозвался вопрос Полины.
– Я не знаю. Возможно, в Ордене опасаются, что вы, обладая внешним сходством с изображенной на портрете девушкой, каким-то образом завладеете способностями, предназначенными лишь той, которая имеет право... которая должна...
– Что?
Мне казалось, что это так просто: взять и всё рассказать. А на самом деле, каждое слово приходилось буквально вырывать из себя. Потому что вот так, смотря человеку в глаза, очень трудно сказать, что он или она является потенциальной угрозой.
– Давайте присядем, Полина. Вот сюда, на эти камни. Прошу вас.
Судя по энергетике девушки, она находилась в шоковом состоянии. Сначала страх неизвестного, затем эйфория, а теперь вот это... И даже мощные энергетические волны, обычно вводящие всех людей в трансовое состояние, были не в силах отключить недоверие по отношению ко мне, что с каждой секундой всё увеличивалось и увеличивалось.
– Существуют силы, которые вопреки расхожему мнению правят этим миром. Хотят это признавать скептики или нет. Те люди, которые владеют большим объемом информации, станут высмеивать подобные темы лишь с одной целью: чтобы скрыть правду. В остальных случаях все пересмешники – либо заказные, либо непроходимые глупцы, либо зомбированные граждане, которым вполне успешно сделали обрезание не только памяти, но и логики. Иного тут не дано. В определенных кругах сильно засекреченных Орденов – а не тех, что у всех на слуху! – проводят специальные ритуалы. Не хочу касаться тех ритуалов, что в обиходе называются черными мессами. Обычно подобными вещами занимаются служители...
– Дьявола, – подсказала побледневшая Полина, с силой сцепив свои руки на коленях.
– Мм... да.. можно и так сказать. Проблема в том, что дьявол дьяволу рознь. Слишком много искажений за последние века, слишком много лжи. Она слоями накладывается на древнейшие законы мироздания, дабы извратить то, что когда-то было живым; то, что когда-то было созвучно со всем космосом. На самых низших ступенях проводят ритуалы, обеспечивающие исключительно личные потребности неофитов. На более высоких ступенях исполнители выступают лишь в роли посредников, а на самых высших – посредниками предстают уже целые города, народы, континенты... Это долго и муторно объяснять. Нас же с вами сейчас интересует несколько другое. Дело в том, что наряду со всеми этими страшными ритуалами существует еще и так называемый ритуал разделения духа. Надо признать, что это малоприятная вещь и крайне болезненная, в первую очередь психологически очень трудная. Иногда те, кто прошел подобный ритуал, не просто выходят из-под повиновения, но и исчезают. А затем появляются в других местах.
– Вы хотите сказать: рождаются?
– Не обязательно. Могут и просто... исчезнуть, а затем появиться. Спустя столетие или пять.
– Я не верю в такие вещи, – замотала головой Полина.
– Вас же зовут Аполлинария, не так ли? – не выдержал я. – Это неспроста.
– Откуда вы знаете?! – вскочила на ноги Полина. – Вы... Вы... копались в моих документах?!
– Нет-нет, что вы! Я не какой-то там домушник. Но так вышло, что мне пришлось узнать о вас кое-что, – попытался успокоить ее я.
– И что вы узнали?
– Помимо вашей медицинской карты? – разнервничался я, так как подходил к самому важному: к неполному досье моей загадочной леди. – По сути, не так много. Мне известно, что вы поменяли имя, фамилию... после того, как развелись. Развод дался вам крайне тяжело, так как вы посещали различных психотерапевтов, пытались заниматься самолечением и самовнушением, затем вдарились в религию, но успели разочароваться в ее целительной силе, отчего примкнули к секте славянофилов. Пару месяцев попрыгали через костры, сшили себе на заказ нарядный сарафан и кокошник, но так и не явились на очередную встречу. Несколько лет вы сидели без работы, переезжали с одной съемной квартиры на другую, пытались завести роман с маркетологом, после него был парикмахер, потом продавец-консультант и коучер по ЗОЖ... Все ваши несостоявшиеся романы заканчивались на стадии переписки, фактически не успев начаться.
– Откуда такие сведения?! – закричала Полина, мгновенно придя в бешенство. – Это нарушение всех моих прав и свобод!
– А вы думаете, что, выкладывая в сети свои фото, вы не участвуете в сборе данных для вашего же личного досье? Вы хоть читаете соглашения, которые необдуманно подписываете? Собственно, у вас и без подписки отберут все ваши данные. Если раньше письма вскрывались и читались, то глупо сомневаться, будто сейчас, в век, когда для этого уже не нужен штат сотрудников в каждом отделении почты, никто не станет отслеживать ваши мысли и разговоры. Стоит всего лишь немного заплатить, как «личное» досье ляжет на стол любому покупателю, заинтересованному в данной информации. Там абсолютно всё: ваши письма, комментарии, лайки и переговоры, паспортные данные, чеки, билеты на концерты, заказы продуктов и полный список средств личной гигиены, медикаментов, все ваши запросы в сети, все интересы, пусть даже мимолетные. Там же образцы вашего голоса с разной интонацией, психологические и логические выводы, мировоззренческие взгляды, политические убеждения, пристрастия в еде, там вся ваша ложь и вся ваша правда. И одно от другого легко отделяется с помощью умного алгоритма. Поэтому ваш электронный, цифровой двойник даже более чист и открыт, чем вы сами в реальной жизни. Люди так страшатся цифровизации, а она уже давно наступила, просто мало, кто успел заметить, как заглотил рыболовный крючок. В данный момент происходит демонтаж биологической формы жизни. Если естественно-рожденные существа, резонирующие с ритмами Земли, всё еще по привычке считают, что их бессмертие – в их потомках, то иные существа видят своё бессмертие в цифре.
– Бессмертие в потомках... – медленно повторила Полина и перевела озаренный пониманием взгляд на картину. – Это же образное выражение, подразумевающее общечеловеческое бессмертие, как всего вида в целом. Я правильно понимаю?
– Не совсем. Это нас приучили так думать. А на самом деле для тех, кто по-настоящему осознан, бессмертие в прямом смысле заключается в потомках. Потому что придет день и час, когда умерший предок будет призван своими потомками для возрождения. И от того, что сейчас он вложит в своих детей, внуков, правнуков напрямую зависит его благосостояние в будущем рождении, когда он или она родится в своей же семье в качестве прапраправнука. Я сейчас не имею в виду деньги и богатства, хотя каждому, наверное, будет приятно родиться в семейном гнезде ухоженного родового поместья, в какой-нибудь уютной усадьбе, где рядом стоит всё тот же могучий лес и журчит чистая тысячелетняя речка, но я всё-таки имею в виду несколько иное. Те духовные ценности, которые мы сегодня вкладываем в наших детей, те семейные традиции, которые прививаем: разумное и бережное отношение к собственному здоровью, отношение к окружающему миру и само мировоззрение – всё это со временем и станет колыбелью для нас самих. Увы, с приходом на Землю полноценного цифрового вида подобное бессмертие будет уже невозможно. Кто-то этому обрадуется, ибо изначально не перерождался, а другие... другие будут просто стёрты или перезаписаны системой, в которой не найдется места ошибкам и отклонениям, в том числе проявляющимся и в творческой энергии. Цифра – это не аналоговое вещание, цифра гораздо ущербнее и ограниченнее, она не допускает расхождений в показателях, ее возможности строго регламентированы. И это наше будущее, которое просто замкнется, как запись на повторе, как заезженная пластинка. Рано или поздно искусственный интеллект исчерпает свои возможности. И что тогда? Сейчас мы сами, своими собственными руками, загоняем себя в ловушку. Тем интереснее вы...
– Я?
– Приблизительно год назад вы удалили все аккаунты, практически перестали пользоваться телефоном и вести по нему какие-либо переговоры со своими малочисленными подругами, сменили модель телефона на самую старую, кнопочную, отчего стали посмешищем в глазах всех молодых людей. Но это вас не смутило. Вы перестали ходить по врачам и задавать вопросы в поисковых системах...
– Что еще вы обо мне знаете? Может, скажете, какого цвета я предпочитаю нижнее белье? – иронично хмыкнула Полина, скрестив руки на груди.
– Красного, вы предпочитаете нижнее белье красного цвета. Или белого. Но никогда не берете черного, зеленого, синего, телесного...
– Хватит! – вспылила девушка. – Да как вы смеете?!
– Вы сами спросили.
– Я не просила рассказывать вас обо всем этом. Я вообще не просила, чтобы вы появлялись в моей жизни!
– А кто сейчас в вашей жизни, Полина? – леденея, задал я свой самый важный вопрос.
– Разве всевидящее сетевое око еще не доложило вам? – съехидничала она, но предательские слёзы уже успели сорваться с ее пушистых ресниц.
– Нет, там отсутствует информация о вашем сожителе. Вы крайне осторожны в последний год.
– И вы не попытались выяснить это другим способом?
– Я не посмел. Мог бы, но не посмел. Мне хотелось сохранить за вами право на личную жизнь, чтобы вы владели своей тайной единолично. Но если захотите поделиться, то я с радостью приму этот дар – ваше откровение.
Полина попыталась утереть слёзы, да вот только это оказалось нелегко: интенсивность слёзного потока грозилась перерасти в настоящий Ниагарский водопад. Но тут, сквозь сдавленные рыдания, я услышал отчаянное:
– Я неудачница, Эрнесто! Самая большая неудачница на свете. Мне всегда и во всем не везло. И когда он обратил на меня внимание...
– Кто?
– Мой бывший муж. Я даже не поверила своему счастью. Ведь всю жизнь я вызывала лишь недовольство у своей матери. Она постоянно твердила мне, что нужно стать лучше... красивее... умнее... вежливее... быть более понимающей... Все ее пожелания в мой адрес – это пожелание кем-то стать. Это не признание того, что я и так кем-то являюсь: кем-то дорогим для нее, ценным. Нет. Она не упускала случая сравнить меня со всеми подряд. И это сравнение ни разу не было в мою пользу. Ни разу! Максимум, если ей кто-то хвалил меня, она могла поджать губы и скупо улыбнуться, якобы скрывая гордость за дочь. Ведь это неприлично выставлять напоказ гордость!
Я слушал внимательно, но предчувствие – такое неприятное, холодное, темное, колющее, что мне придется худо от полученной информации, уже не покидало меня. Полина горестно всхлипнула и продолжила откровенничать:
– Мать охарактеризовала меня по полной программе! Стоило ей узнать, что я начала встречаться с молодым человеком, как в ее глазах я побывала и шлюхой, и тупицей, и неблагодарной тварью. Я всё равно вышла замуж в восемнадцать лет, лишь бы начать жизнь с чистого листа с тем, кто меня любил, как мне тогда это казалось. Но вскоре он, на правах того, что был чуть старше меня, начал «раскрывать мне глаза». И вновь я услышала, какая я неправильная! Ведь, по его мнению, моя мама – заботливая женщина. Ее не выбирают, ее нужно принимать такой, какая она есть и не пытаться бороться с ней, не пытаться ее изменить, что-то объяснить, а скандалить и обижаться – и вовсе бессмысленно. Я прислушивалась, ведь муж был практикующим молодым психологом, а я всего лишь студенткой второкурсницей юрфака. Так он периодически «лечил» мне мозг на протяжении трех лет, всё глубже и глубже погружая меня в чувство неудовлетворенности самой собой, в чувство собственной никчемности. Умелыми словами, незначительными поступками меня всячески выводили на скандал, а после обвиняли в эгоизме с обязательными отсылками на то, что «не я один так говорю, твоя мама тоже считает... Ты слишком зациклена на себе, ты гиперэгоистична, Полина! Почему ты должна быть центром чьей-то Вселенной? С чего бы это?.. Почему тебя надо постоянно хвалить?». А в последний год нашей совместной жизни он начал откровенно смеяться надо мной, проводя занимательные эксперименты, применять разные психотехники, где я служила ему лабораторной крысой. Я терпела, ибо была уверена, что если опять начну скандал или разговор про развод, то мне тут же напомнят о моём эгоизме. Боже мой, меня в нем настолько мастерски убедили, что дошло до того, что я стеснялась попросить сойти с моей ноги другого попутчика, если в общественном транспорте мне отдавливали ногу! А все мои невольные слёзы объяснялись одинаково. «Нет-нет, это не душевная боль, Полина, – часто успокаивал меня муж. – Это всего лишь твоя личная проекция. Большинство людей совершенно не желают причинять тебе боль, но, видя твой вызов, твоё желание быть жертвой, не могут упустить столь великолепный шанс выступить в роли твоих Учителей, Наставников, посланных тебе свыше». И я верила. Верила, понимаете, Эрнесто?! Верила во всю эту чушь, будто все люди вокруг меня замечательные, а те, которые плохие, грубые, заносчивые – это всего лишь моя проекция, они якобы просто отзеркаливают меня. Я убеждала себя, что нет плохих людей – все люди разные, многогранные существа... Однако что-то внутри меня спорило, что-то клокотало и восставало, шепча: «это не так!». Муж сразу же объяснял мне это с точки зрения медицины и официальной науки, приписывая мне такие диагнозы, с которыми просто опасно жить среди людей и ходить без смирительной рубашки.
– И, что, ни одна ваша подруга?..
– Нет. Ни одна, Эрнесто. Всем так нравился мой супруг: красивый, статный, уважаемый, успешный, утонченный, учтивый, улыбчивый, ухоженный, умный и знающий себе цену, что они все смотрели ему в рот, стоило мужу начать говорить. Его так и называли «Много «У», потому что все эпитеты по отношению к нему всегда начинались с буквы «у». Зато потом я нашла еще эпитеты, которые применила к нему: ублюдок и моральный урод. Я догадывалась, что у него появилась любовница, спрашивала, пыталась привлечь внимание к себе, следовала его же советам, как советам специалиста, но он всё отрицал и неизменно обвинял меня в скудоумии и эгоизме, в доморощенной ревности, к которой прибегают лишь глупые «рязанские клуши». Ему нравилось так жить, его, видимо, горячила эта игра. И однажды я проследила за ним. Он поехал домой во время обеденного перерыва. Я даже испугалась за его самочувствие, застыдилась, подумав, что я такая дура, слежу за ним, а человеку, наверное, плохо, ведь он много работает, устает... А потом увидела, что к дому подъехала еще одна машина, тоже хорошо мне знакомая. Спустя десять-пятнадцать минут я, как во сне, поднялась в квартиру, чтобы тихо открыть дверь. Я не обвиняла, даже не плакала, когда увидела мою мать в его объятиях. Мой мир просто рухнул в тот момент. И в первую очередь от того, что я услышала: «Скажи, – спрашивала моя мать у моего же мужа, – а Полина, эта замухрыжка, она ведь так не умеет, она не такая опытная, как я?». И он отвечал: «Несомненно! Ты вне конкуренции! У меня от тебя просто мозг сносит!». Я попала в больницу, в психоневрологическое отделение. Муж постарался. Он вызвал скорую, озаботившись моим отсутствующим видом в тот момент, и объяснил врачам, что я пребываю в сильном стрессе, что меня срочно нужно госпитализировать, а мать подтвердила. Я попыталась сопротивляться, но это было разъяснено, как агрессия, как начальная стадия шизофренических реакций, как прогрессирующая стадия заболевания... Из больницы я выписалась спустя три недели, благодаря лечащему врачу: ему требовалась юридическая консультация, и я оказала ему услугу за услугу. Обколотая какими-то транквилизаторами, я была готова на всё, лишь бы сбежать оттуда. Потому что видела, как люди, за которыми не приходили родственники, просто бесследно исчезали посреди ночи. Ни о каких выписках там речь не шла. Я стала подозревать, что там процветает торговля людьми, их органами, помимо того, что уже почувствовала на себе: эксперименты с лечением, когда меня пытались вылечить от нормальной реакции. Мои худшие подозрения подтвердились, когда я ознакомилась с некоторыми документами при оказании той самой юридической консультации.
– Полина, если вам трудно сейчас всё это вспоминать... – хотел остановить я, испугавшись за состояние девушки: из ее глаз беспрерывно текли слезы, а взгляд всё углублялся и углублялся внутрь. Казалось, он терялся в настоящей черной дыре, там, куда, к счастью, мало какие доктора могут добраться.
– Нет, Эрнесто! Я хочу всё рассказать вам. Это лежит на мне таким тяжким грузом, таким ужасным магическим камнем, что иначе мне не выбраться из омута. Как в сказке про Алёнушку, понимаете?
– Да. Но не хочу, чтобы вам было больно.
– Больнее уже не будет. Больнее просто не бывает. Все говорят о страшных физических пытках всяких садистов, но существует и психологическое насилие. Это когда тебя топят намеренно, а ты барахтаешься, цепляешься за жизнь, царапаешься, сражаешься из последних сил, кричишь, зовешь на помощь, но никто не приходит на твой крик – вот это тоже страшно! Никто не приходит на помощь, потому что всем нравится смотреть этот спектакль – ведь люди такие разные и многогранные! Они все в той или иной степени заражены садизмом. А тот, кто не заражен, он вызывает отвращение, потому что верно было сказано у одного святого, что наступит день, когда придут зараженные к последнему здоровому и скажут ему: «ты болен, ибо ты не такой, как мы, ты отличаешься». И все психологи – о, да, я совершила грубейшую ошибку: я попыталась выбить клин клином! – повторяли мне, как гипнотическую мантру, что мир – это моё отражение. То есть это я неправильная, я сама подвела мужа к измене, а теперь еще смею осуждать его, вариться в этой боли. По мнению специалистов, я просто получаю кайф от всего этого, мне нравится и после развода продолжать жить со своим бывшим мужем у себя в голове, поэтому мне в принципе не нужен новый муж. А религия вторит: мать не выбирают, мать нам дается любящим Господом. Семейные же, родовые традиции утверждают, что надо чтить мать и отца, ибо в этом сила рода твоего... И неважно, что мать тебя ненавидит и всю жизнь действует по пословице: «ссыт в глаза, а говорит, что всё божья роса». Это я виновата, что такая у меня мать – об этом говорит и учение о реинкарнации, дескать, это мои жизненные уроки такие, которые я обязана пройти вместе со всеми этими разноплановыми и многогранными, прекрасными личностями: садистами. Давайте и вы, Эрнесто, скажите мне, что все они правы, а я нет.
Полина судорожно вдохнула и выжидающе замерла, точно я должен был вынести некий вердикт, смертельный приговор. Рванувшись вперед, я просто крепко прижал девушку к себе, в бесплодной попытке перенять всю ее боль, освободить ее душу от этого многотонного камня.
– Вы ни в чем не виноваты, Полина! Вы как раз та самая, здоровая личность, за которой бегает толпа зараженных людей. Причем во всех смыслах зараженных. Чувство вины – самая могучая деструктивная программа после страха, и ее намеренно внедряли в ваше биополе, в ваше сознание и подсознание. А вы защищались, все ваши слёзы и скандалы – естественная, защитная реакция организма, которую зараженные "близкие" люди пытались "вылечить", а вернее – сгубить, уничтожить ваш природный иммунитет.
