Текст книги "Макс Сагал. Контакт (СИ)"

Автор книги: Ник Никсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЛАВА 6

День выдался солнечным и теплым. К полудню температура поднялась до ноля градусов. Воздух наполнился запахами, удивленно запели измождённые от голода птицы, поверхность сугробов стала похожа на подогретый в микроволновке сыр. Пуще всех неожиданному климатическому подарку обрадовался Дау. Серый мохнатый клубок носился взад-вперед по берегу с торчащим из пасти языком.

Прошедший накануне ураган расчистил от снега огромное ледяное зеркало. Лед испещряло множество белесых трещин, похожих на ленточных червей, застывших словно по взмаху волшебной палочки.

Сагал стоял на краю прибрежного обрыва, наблюдая за военными внизу, которые битый час возились с телом. Лейтенант и его напарник отбивали лед ломами, Мотор с помощью саперной лопатки освобождал вмерзшие конечности. Сначала ноги, потом руки, затем взялись за голову. Во льду оставались борозды, идеально совпадающие с пропорциями тела. Создавалось впечатление, что лед размягчили до консистенции манной каши, затем уложили труп, а после снова мгновенно заморозили.

Конечно, такие фокусы с водой противоречат науке и по определению невозможны. Значит налицо долгая усердная работа по созданию иллюзии такого эффекта: ручная резка льда по снятым размерам, растапливание небольших участков газовой горелкой, укладка трупа, ожидание, пока лед схватится, глажка. Похоже Сагал столкнулся с классическим эффектом Копперфильда, как он сам его называл. В девяностых годах миллионы людей с ошеломлением наблюдали, как именитый иллюзионист без каких-либо приспособлений парил в воздухе будто какой-нибудь сказочный Питер Пен. Выглядело это настолько убедительно, что у многих не возникло сомнений – фокусник на самом деле нарушил законы физики. Но что скрывалось за тем «убедительным» полетом? Десятки помощников, сложная техника, тончайшие нити и многие месяцы тренировок. Ответ до боли прост – фокусник оказался фокусником. Идеальная иллюзия, способная «отключить» человеческий разум, держится на трех китах: манипуляция вниманием, точно подобранный угол обзора и безупречное техническое воплощение.

К чему такая сложность? Что хотел показать мистификатор, бросив тело здесь? Имитировать инопланетные технологии? Или это способ устрашения?

Погребной говорил по спутниковому телефону. Временами он прикрикивал на кого-то на другой стороне невидимого провода, а потом с еще большим остервенением подгонял подчиненных. Капитана учили воевать с понятным и предсказуемым врагом. Здесь же он встретился лицом к лицу с неизведанным и очень опасным. Это не только злило капитана, но и подстрекало к действиям. Отсиживаться он не собирался.

«Затраты сил должны соответствовать задаче», – часто говорил Отец.

Сагал вынужден был признать, что впервые столкнулся с мистификацией столь высокого уровня. У загадочного организатора в наличии серьезный бюджет, большая команда, смекалка и недюжинная смелость. Запускать шарики в небо и дурить студентов это одно, но по-настоящему замарать руки в крови – совсем другое. И главное, совершенно непонятно, какова конечная цель. Кому посвящено это представление? В чем замысел? Кого хочет напугать мистификатор?

Сагал не знал ответов, и это его по-настоящему раздражало. В происходящем не было ни логики, ни смысла. А больше всего он ненавидел то, чего не понимал. Именно поэтому в моменты ментального ступора он всегда возвращался в нобель-комнату. Там, окруженный только тесными стенами, он проникал в самое нутро себя, становился искусным дирижером огромного оркестра воспоминаний и мыслей, и не выходил, пока не находил решения.

Сейчас он в тупике. Есть только догадки, косвенные улики, а этого недостаточно для убедительных выводов. Он уже ошибся с судьбой второго охотника, и больше проколов не допустит.

Лес и горы – теперь стены его нобель-комнаты. И надзиратель все еще стоит за дверью – нематериальный, невидимый, но такой же реальный, как и прежде.

Сагал решит головоломку и полагаться будет только на свое главное оружие – логику, что острее любого клинка; критическое мышление, что тяжелее молота.

* * *

Комаров был здесь ночью, в этом Сагал не сомневался.

В последние годы уфолог растерял запал, от его былого влияния не осталось и следа. Сейчас в его власти одурачить только городских сумасшедших, да упоротых конспирологов. Мистификатор определенно метит в иную аудиторию: более широкую, влиятельную и могущественную.

А что, если каждый, кто здесь оказался, – не зритель, а невольный участник мистификации? Погребной с его властными замашками и идеалист Паша; одержимая Зайцева и карьерист Брадинкин; Комаров, Смольный, Сагал… У каждого своя роль в спектакле, и мистификатор с радостью позволяет им играть в его игру. Он продумал все до мелочей, ничего не боится и для него нет никаких преград. Однако Сагал не настолько глуп, чтобы поверить во все это. Он видит фальшь насквозь. Нужно только найти железные доказательства. И искать надо там, где меньше всего ожидаешь найти.

Перед собственным носом.

Сагал всмотрелся в ледяную гладь. Редкие полоски снега перемещались, подгоняемые ветром, сгибались, закручивались в шарики или вовсе распадались на отдельные песчинки. Со стороны их можно спутать с белесыми трещинами, а иногда они и вовсе неразличимы.

Заскулил Дау. Сагал взял его на руки, пес лизнул ему нос. Мокрая шерсть на боках собралась в ледяные канатики.

– Пошли, погреемся.

Лагерь разбили здесь же, на поляне, перевезя припасы на снегоходах с места первой запланированной стоянки.

Мимо Сагала прошагали военные с носилками, накрытыми брезентом. Следом, сложив руки за спиной, надзирательской походкой шел капитан Погребной. На секунду он посмотрел на Сагала, в его взгляде читалась торжествующая надменность.

«Видишь, мы нашли его. Ты ошибся».

Наблюдая оставшуюся на льду бесформенную выемку, Сагал заметил кое-что странное. Словно его глаза сложили воедино огромный пазл.

Он уже знал, что нужно делать.

* * *

Палатка для припасов стояла у небольшого оврага, в отдалении от главного шатра. Внутри громоздились до потолка коробки с едой, водой и оборудованием, образуя тесный лабиринт. Как назло, нужная коробка с консервами, в которую Сагал сунул пакет с собачьим кормом нашлась в самом низу высокой пирамиды. Скорчившись в тесном помещении, он разгребал завал, пока не добрался до цели. От полной миски хрустящего корма Дау пришел в неописуемый восторг.

Сагал пришел сюда не только за кормом. Поиск нужной вещи провел его по узкому Z-образному проходу в конец палатки, где он, к собственному удивлению, обнаружил в тесном закутке пленного мальчишку и охранявшего его напарника лейтенанта. Военный на Сагала особого внимания не обратил, а вот мальчишка в одно мгновение выпрямил спину и уставился на Сагала полным ненависти взглядом. Казалось, он готов разодрать его голыми руками.

– Это ты!

Мальчик приподнялся на стуле, но его тут же окрикнул военный.

– Уже ухожу, – Сагал быстрым взглядом охватил окрестности в поиске того, за чем пришел, и, к счастью, отыскал.

– Когда-нибудь я тебя достану. Запомни мое лицо. Я отомщу за то, что ты сделал с ним! Ты… ты… тварь!

– Эй, заткнись уже, – гаркнул военный.

Мальчик покосился на того со злобой и замолчал.

– Что ты ему сделал? – поинтересовался военный дружеским тоном.

Сагал пожал плечами, забрал коробку и покинул палатку.

Его одолело трепетное предвкушение, смешанное со страхом. Где-то глубоко внутри он всегда боялся, что однажды столкнется с тем, что не сможет объяснить. Все эти годы раз за разом он доказывал себе обратное, но то едкое чувство предвкушения беды становилось все отчетливее. И сейчас оно как никогда раньше завладело его мыслями.

Был только один способ избавиться от него.

* * *

Носилки лежали в нескольких метрах от входа в главный шатер. Торчащие из-под брезента скрюченные почерневшие ступни подобно ядовитым стрелам смотрели на присутствующих.

Танька, побелев как врачебный халат, отвернулась, чтобы не видеть этого. Паша тоже отвел глаза в сторону, поставив на стол недопитый чай. Мотор заметил их негодование, вышел и прикрыл ноги трупа брезентом.

Капитан сидел с каменным лицом и слушал рассказ лейтенанта, как они с напарником накануне этот самый труп нашли. И как преследовали нарушителей, и как опять никого не поймали. На последнем отрезке лейтенант особенно нервничал, но капитан, глубоко погрузившийся в собственные мысли, пропустил это мимо ушей.

Мотор вручил Брадинкину нарисованный от руки план прибрежной территории с указанием места, где нашли труп. Военврач прицепил его к папке железной скобой и попросил Мотора сберечь до возвращения снимки в фотоаппарате.

– Неизвестный? – удивился Мотор, прочитав с папки. – Это же пропавший охотник. Фото совпадает.

– Точно запишут после официального опознания, – пояснил Брадинкин и добавил официальным тоном: – Процедура.

– Он наш! – воскликнул капитан, прекратив все разговоры вокруг. – Враг пытал его. Долго, зверски. А потом выкинул помирать, как собаку. Он достоин, чтобы ты вписал его имя.

– Так точно, товарищ капитан, – покрывшись испариной, военврач выполнил приказ.

Повисла напряженная пауза.

– В иркутском СК у меня есть знакомый судмедэксперт. Я ему позвоню. Он настоящий профи, быстро организует вскрытие и все экспертизы.

– Тело останется.

– Товарищ капитан, судмеды не согласятся работать в палатке. Существа они нежные, – Брадинкин хихикнул.

Погребной протянул руку, потребовав телефон. Военврач протянул ему трубку. Погребной ловким движением пальцев, словно держал револьвер, свернул антенну, телефон бросил на стол.

– Мне нужна причина смерти.

– Я не патологоанатом, товарищ капитан. Я военный врач.

– Именно – военный, – капитан сделал ударение на последнем слове. – Через два часа принесешь заключение.

– Так точно.

Погребной поднялся со стула, оглянулся на остальных и медленно пошел к выходу. Брадинкин провожал его ошарашенным взглядом.

* * *

От яркого полуденного солнца у Паши щурились глаза. Он открыл ноутбук, протер рукавом запотевший экран. Изображение поплыло, задергалось, а потом и вовсе исчезло.

– Совсем новый был, – расстроился он, пощелкав по мертвым клавишам.

– Суровые военные о мелочах не пекутся, – сказала Танька, подначивая его.

Они сидели на двух походных стульчиках на берегу, в нескольких метрах от озера.

– Мне бы пошла военная форма, – мечтательно сказал Паша.

– Не говори о том, чего не знаешь. За формой теряется личность. Не хочу, чтобы это с тобой произошло.

– Как было с твоим отцом?

– Мой папа… – она замолчала. – У него не было выбора. В армии, знаешь, выбор не приветствуется.

– И все же благодаря ему ты стала хорошим человеком.

– Скорее вопреки. Мы с ним всю жизнь были как генералы двух враждующих армий.

Танька улыбнулась с тоской и посмотрела на синее небо. Паша, глубоко вздохнув, произнес:

– Не могу выбросить из головы его черные ноги. Мне сегодня кусок в горло не полезет.

– В первый раз увидел труп?

– Я деда хоронил. Но там он в гробу лежал. А здесь… Ты видела раны на теле? Кто мог так жестоко, не понимаю.

Танька подобрала камешек и швырнула на лед. Тот с глухим стуком поскакал по стеклянной глади.

– У каждой цивилизации субъективное понятие жестокости. То, что ты называешь жестоким, для других может быть обыденным, но это не значит, что эти другие плохие.

– Я бы никогда не ударил и не унизил слабого. Если это делает кто-то другой, то он плохой и двух смыслов здесь нет.

– Поставь тебя жизнь в другие обстоятельства, ты и не такое совершишь.

– Не совершу! Я себя знаю.

– А я знаю тебя лучше.

Пашу это задело. Он нахмурился.

– Если ты так хорошо разбираешься в людях, почему у тебя нет ни мужа, ни детей, а из друзей только я?

– У меня есть дела поважнее.

– Да, я забыл. Ты вечно носишься со своей диссертацией. Только никак не хочешь признать, что она никому не нужна, кроме тебя.

Повисла пауза. Таня устало улыбнулась, разглядывая инопланетную пробирку в своей руке.

– Прости, нельзя было такое говорить, – виновато произнес Паша. – Как дурак себя повел.

– Нет. Как кретин.

– Не люблю, когда меня убеждают в том, что я плохо себя знаю.

Танька положила руку ему на плечо.

– Ни черта ты не знаешь, Фролов.

– Так говорила Галина Ивановна в пятом классе.

– С тех пор ничего не изменилось.

Они рассмеялись. Смех плавно перетек из задорного в нервный в тот момент, когда оба одновременно взглянули на выдолбленную во льду яму, где еще совсем недавно лежал истерзанный труп.

– Что здесь случилось, блин?

– Если б я знала… Боже, я бы все отдала, чтобы быть тут вчера.

– А вдруг бы они тебя убили?

– Они бы мне ничего не сделали.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю.

Танька бросила еще один камень на лед – пыталась вторым попасть в первый. Ей почти удалось, не хватило считанных сантиметров. Паша бросил камень следом, его экземпляр даже не долетел до Танькиных.

– Хочу тебе кое-что сказать. А ты не думала, что все это подстава? Ну, трюк.

Танька скептически хмыкнула. Она надеялась, он поделится с ней чем-то стоящим.

– Опять ты за свое. Это Макс тебе сказал?

– Допустим. Между прочим – он Сагал.

– Кто?

– Видеоблогер. Я показывал тебе его ролики. Забыла?

– Не интересны мне ваши ролики. А Макс похож на откровенного параноика. Нельзя же не верить всему, что видишь вокруг. Так можно и до ручки дойти.

– Сагал разоблачает мракобесов. Он делает хорошее дело.

– Вот и пусть каждый делает свое дело и в чужие не лезет. Я знаю, как отличить правду от вымысла. Я, между прочим, тоже ученый. И столкновение цивилизаций – моя тема. Я здесь на своем месте. А вот он – не знаю.

Убежденность Таньки поубавила ему уверенности. Паша немного подумал и с осторожностью продолжил:

– Я признаю, все это выглядит очень убедительно. Но пока сам не увижу космический корабль пришельцев, не поверю.

Их кто-то окликнул сверху. Они оглянулись и увидели Мандарханова, машущего им с вершины склона.

– Идите кушать, пока горячее.

– Мы не голодные! – крикнул Паша в ответ. – Но спасибо.

– Я лучше перебьюсь сухим пайком, – сказала Танька. – Не смогу есть то, что он приготовил. Удивительно, каким безответственным подлецом может быть человек.

Со стороны лагеря доносились громкие голоса. Погребной в грубой форме отчитывал лейтенанта за то, что тот упустил НЛО.

– Жестоко он с ними, – заметил Паша.

– Мой папа и не так мог наорать. Страх заставляет поверить даже в откровенную ложь. – Танька вдруг резко замолчала. Перевела довольный взгляд на Пашу. – Боже мой! Точно! Я знаю, что здесь произошло.

Танька вскочила и вприпрыжку побежала по берегу к импровизированной лестнице, ведущей наверх, к лагерю.

Внезапно со стороны озера донесся оглушающий хлопок, похожий на выстрел из гигантской пушки.

По земле прокатилась вибрация.

Танька с испугу присела на колени и закрыла голову.

– Таня, ты порядке? – Паша побежал к ней.

Еще один громоподобный хлопок. Громче. Мощнее.

Ближе.

* * *

Сагал собрал дрон по инструкции. Раньше ему не приходилось возиться с подобными штуками и от этого было вдвойне любопытней. Управление оказалось совсем не сложным. Видео с камеры дрона передавалось на экран пульта управления в его руках, так что можно вообразить себя птицей.

Четыре моторчика жужжали словно рой пчел.

Дрон взлетел над обрывом и Сагал разглядел на экране самого себя. Он также увидел лагерь и махровую равнину позади него; лес и вздымающееся горы, похожие на беспорядочные наросты на больном теле.

Переместившись к озеру, дрон оказался над гладкой ледяной степью, отливающей небесной синевой. Кривая береговой линии тянулась с севера на юг, а справа виднелась группа небольших островов, популярных у местных тюленей. Выбоина во льду была похожа на кратер, оставшийся после падения микроскопического метеора. От нее во все стороны беспорядочно расползались белесые трещины.

Сагал вспомнил о рисунках на полях – геоглифах. Первые геоглифы появились еще несколько сотен лет назад на Чилийских равнинах. По мнению историков, местные жители таким образом почитали своих богов. Современная же история геоглифов началась в семидесятых годах в Великобритании и США с появлением загадочных геометрических фигур на фермерских полях. Круги, прямоугольники, параллельные линии, а чаще всего и то и другое в замысловатых сочетаниях появлялось по ночам, а уже утром попадало во все газеты. Поражали как масштабы рисунков, так и их геометрическая точность. Уфологи почти сразу вцепились в популярный феномен, заявив, что человеку создать подобное не под силу. Несмотря на то что в начале девяностых два английских фермера признались в авторстве большинства фигур, феномен рисунков на полях прочно закрепился в уфологической среде как одно из неопровержимых доказательств контакта.

С высоты пары десятков метров трещины выглядели совершенно беспорядочными, словно мазки годовалого ребенка. Чем выше поднимался дрон, тем понятнее становилось, что трещины вокруг выбоины формируют упорядоченные фигуры. Многогранники разной формы, круги и эллипсы сливались друг с другом, образовывая объемную структуру. Ее острые части были устремлены внутрь себя, к центру – месту, где лежал труп.

Сагал в безмолвии смотрел на экран, не веря своим глазам. Какой прибор способен на такое, учитывая, что трещины не на поверхности, а внутри ледовой структуры? Что означает этот рисунок? Что хотел сказать мистификатор?

* * *

Резкий гнилостный смрад прошел через нос и ворвался в легкие, вызвав непреодолимое желание выплюнуть из себя все содержимое желудка.

– Трупный запах, – сказал Брадинкин, морща нос. – Не смертельно, но настроение животу подпортит на весь день. Лучше надень маску.

Сагал внял совету. Полегчало.

Чтобы провести вскрытие, труп необходимо было отогреть. Для этого разбили небольшую армейскую палатку, внутри которой разместили несколько газовых пушек. К тому времени, как Сагал в компании военврача вошел внутрь, труп пролежал в рукотворной бане несколько часов.

– Арсений Иванович, – представился Брадинкин. – Как-то не довелось познакомиться толком. Вчерашний инцидент предлагаю забыть. Мы не так друг друга поняли. Точнее, я твой статус. – виновато улыбнувшись, он протянул руку в резиновой перчатке. На ее поверхности виднелись частички грязи и скользкая слизь, должно быть оставшаяся после манипуляций с трупом.

Сагал кивнул на протянутую руку, но пожимать не стал. Брадинкин все понял и засуетился. Через секунду свежая пара перчаток досталась Сагалу.

– Напомни отчество.

– Просто Макс.

– Максим, извини, что я к тебе обратился с этой просьбой. Остальные отказались, а один я не справлюсь. Ты, как ученый, понимаешь, насколько важно…

– Я готов помочь. Без проблем.

Военврач от удивления чуть не подпрыгнул.

– Отлично. Замечательно. Думаю, мы справимся. Я много не требую, только ассистировать мне. Это очень хорошо. Хо-ро-шо.

Брадинкин окинул палатку гостеприимным жестом, словно проводя экскурсию по собственному дому.

В центре стоял стол, похожий на постамент для жертвоприношений в племени каннибалов. Труп лежал на животе без одежды, накрытый брезентом по пояс. Газовые пушки напоминали о себе противным жужжанием, разнося по тесному обезьяннику трупную вонь.

Они встали по обе стороны стола. Брадинкин поднял левую руку трупа и прощупал от плеча до запястья. Затем попросил Сагала подержать ее в приподнятом состоянии, пока сам, подсвечивая фонарем на лбу, разглядывал синяки на боку.

– Трупное окоченение разрешилось. Он мертв больше трех суток, и, судя по всему, находился в теплом помещении.

На ощупь кожа мертвеца была мягкой, хотя внутренности еще не до конца оттаяли. Сагалу ранее не приходилось держать мертвую плоть, и он с удивлением открыл для себя, что рука человека достаточно тяжелая.

– Ты как? – спросил Брадинкин. – Если голова закружится, сразу скажи.

– Все нормально.

Сагал представил внутри себя металлический стержень, на который нанизаны части его тела. И что бы ни произошло, стержень не даст организму расслабиться, будет крепко держать его в тонусе, станет надежным проводником живительного адреналина в каждую частицу тела.

– Я на войне всякого повидал. И оторванные руки, и разорванные на части трупы после попадания фугаса. Со временем перестаешь реагировать, кровь и мясо становятся обыденным зрелищем. Думаешь только о том, как помочь, как убрать боль или вытащить пулю. Неважно уже кто перед тобой, свой или враг, – Брадинкин присел на корточки, чтобы осмотреть лицо охотника. Один глаз был закрыт, второй открыт. Затуманенный зрачок напоминал кляксу на белой бумаге. Брадинкин вгляделся в него, словно хотел рассмотреть, что видел охотник перед смертью. – Органы у всех одинаковые, и умираем одинаково.

– Ты умеешь проводить вскрытие?

Брадинкин с неодобрением взглянул на дерзкого наглеца, усомнившегося в его мастерстве.

– Я военный хирург! – он сделал многозначительную паузу. – Нас учат универсальным навыкам. На войне не спросят, умеешь или нет, там жизни надо спасать. И я делаю все ради победы, как любой солдат. Надо осколок вытащить – зовут меня; определить, как погиб военнопленный: убит или суицид – кого еще, если не меня? На поле боя нет двадцати врачей. Эта информация может иметь стратегическое значение. А ты про вскрытие в чистой проветриваемой палатке глаголешь. Капитан Погребной не доверил бы мне такое дело, если бы сомневался во мне. Это правильное и мудрое решение командира. На войне нет времени на бюрократические процедуры.

Брадинкин не сводил взгляда с Сагала, пытаясь понять, была ли убедительной его тирада.

– Что делаем дальше?

– Подержи теперь его правую руку. Спасибо, – Брадинкин обозначал повреждения на бумажной схеме. – Вот, смотри внимательней. Трупные пятна ярче выражены на правой стороне. Это говорит о посмертном положении тела, которое лежало на правом боку по крайней мере несколько часов. Потом его переместили.

Сагал видел фотографии трупа на льду, снятые Мотором: руки и ноги смотрят по сторонам света, голова подобно стрелке компаса указывает на север. Досадно, что он не смог осмотреть труп и обследовать округу лично, скорее всего там полно улик, которые вояки не разглядели.

Воспоминания резко окунули его в ледяную воду. Внутри себя он кричал, бился в обволакивающих конвульсиях. Его пронзило чувство нестерпимого ужаса. Трахея сжалась, перекрыв возможность дышать. Сквозь илистую черноту озера к нему тянулась рука.

Брадинкин окликнул его. Сагал вернулся разумом в палатку и поймал себя на мысли, что изо всех сил сжимает руку трупа так же, как сжимал руку своего спасителя. Кожа в месте хвата собралась в рельефные бугорки, а когда Сагал отпустил, обратно не вернулась.

– Решил проверить, насколько отогрелись внутренности, – оправдание звучало неестественно вымученно, но военврач не обратил внимания.

Захотелось выпить. Только так можно забыть.

– Не вижу смысла его вскрывать. Все и так понятно при внешнем осмотре. Помоги-ка мне.

Они перевернули труп на спину.

То, что Сагал увидел могло шокировать. Множественные рваные раны, вывернутые ребра. Помимо этого, живот, грудь, шею, ноги испещряли тонкие разрезы: параллельные и перпендикулярные, глубокие и не очень, словно над трупом изгалялся сумасшедший учитель геометрии. В некоторых местах отсутствовали целые лоскуты кожи.

– Скорее всего, исследовали болевой порог. На руке есть следы инъекций. Судмедэксперты проверят, какие вещества вводились жертве. Могу предположить, что нейролептики для подавления воли.

Сагал провел импровизированной лапой медведя над глубокими ранами на груди.

– Похоже на следы когтей.

– Да они же исполосовали его в лохмотья, как средневековые душегубы.

– Только крупные раны нанесены при жизни. Все остальные сделаны после смерти.

Брадинкин с любопытством взглянул на Сагала.

– У прижизненных ран по краям следы отека и воспаления. Сам посмотри, – Сагал провел пальцем вдоль одной из рваных ран на груди, на ней четко виднелись посиневшие края и припухлость. – Это происходит из-за кровоизлияний и сокращений кожи.

– Я знаю причины.

– Теперь посмотри на остальные раны. Они ровные, края не загнуты. Нет следов воспаления.

Взгляд Брадинкина беспорядочно скользил по трупу.

– Хм, и зачем кому-то это делать?

– Имитация. Чтобы мы представляли страшные пытки, чтобы ненавидели и боялись того, кто это сделал.

Брадинкин помолчал немного, затем встряхнул головой, словно проснулся.

– Это домыслы. Одному богу известно, какие у них инструменты. В инопланетном оборудовании я пас. Мой приказ причину смерти установить. Тут я, кстати, поторопился, – Брадинкин развернул голову мертвеца и показал Сагалу облысевшую макушку жертвы. – Полюбуйся. Разрывы мягких тканей головы и твердой мозговой оболочки. Несколько мощных ударов тяжелым тупым предметом, – Брадинкин с состраданием обвел взглядом тело. – Это ж сколько тебе пришлось выдержать, несчастный. Прав товарищ капитан, ты достоин, чтобы тебя помнили.

Сагал осмотрел повреждения на макушке внимательно. Описано немало случаев, когда после смерти при низкой температуре мозг промерзает и увеличивается в размерах, разрывая изнутри черепные швы. У охотника гематомы были именно в местах стыка черепных костей.

«Не все то, чем кажется».

Он черпал информацию из собственной библиотеки памяти, а там она появилась из учебников по судмедэкспертизе, которые он однажды нашел на даче у одного из папиных друзей, работавших в органах. Макс тогда настолько устал от физики и цифр, что готов был читать даже справочники по рукоделию, лишь бы хоть как-то отвлечься. Учебники пестрили страшными и интересными фактами, сопровождались картинками из реальных вскрытий и схемами строения внутренних органов. Сагала это настолько увлекло, что он, сославшись на плохое самочувствие, отказывался от рыбалки и просмотра телевизора, лишь бы читать тайком, запираясь на чердаке.

Брадинкин с благодарностью кивнул.

– Я не ошибся с выбором ассистента. Приятно работать с грамотным человеком. Откуда ты столько знаешь, ты же… физик, я не ошибаюсь?

– Подожди.

Сагал достал из кармана фонарь и посвятил на шею мертвеца.

– Что там? – Брадинкин нагнулся, чтобы взглянуть ближе.

– Скальпель.

Военврач молча, но с осторожностью протянул его самозваному хирургу. Сделав разрез, Сагал погрузил железные щипцы в рану, через несколько секунд вынул металлическую пластинку.

– Боже мой. Что это такое?

Сагал осмотрел находку на свету.

– Это интересно.

* * *

Отодвинув брезентовую дверцу главного шатра, Сагал вошел внутрь. В нос ударил запах сырости и затхлой одежды.

Все лучше, чем трупная вонь, подумал он.

Вдоль стен на пористых настилах лежали спальные мешки. Посредине шатра стоял стол, вокруг стулья со спинками.

Гудели газовые пушки.

Мотор с Артистом, увидев Сагала, засобирались. Подхватив автоматы, они перекинулись несколькими словами с Погребным и проследовали к выходу.

– Максим, спасибо, что зашел, – Погребной дружелюбным жестом пригласил его к столу. Разлил по железным кружкам горячий чай из термоса.

После общения с мертвецом не мешало увлажнить пересохшее горло.

Как же тут жарко.

Сагал снял куртку, стянул влажный свитер, оставшись в одной помятой майке. От кожи поднимался пар, разбавляя общую вонь. Дау тем временем в предвкушении метался вокруг стула. Когда Сагал уселся, пес запрыгнул на колени и замер, по-армейски вытянув спину.

Кажется, местная атмосфера пагубно на него влияла.

– У меня тоже есть собака, – Погребной сделал внушительный глоток горячего напитка. И не поморщился.

Сагал пригубил только слегка, чтобы не обжечь рот.

Слишком сладко.

– Сибирская овчарка. Диком назвал. Шестьдесят килограмм меха и зубов. Настоящая машина. Осенью ему будку сколотил из березы. Внутри тулуп постелил, под него провел подогрев. Живет как царь. В день два кило мяса съедает.

– Мясо в обмен на цепь.

– Он охраняет мой дом, я ему за это щедро плачу. Мне государство тоже за безопасность платит. Жаль, не могу сказать, что щедро.

– Что бы выбрал Дик, будь у него выбор?

Дау внимательно следил за поведением Погребного. Когда капитан повышал голос или жестикулировал, пес начинал дрожать и рычать.

– В детстве я мечтал стать водителем трактора, как отец. Только когда подрос, водить стало нечего – трактор батя пропил. Но я его не виню, он воспитал меня в дисциплине. Без сюси-пуси и всего этого.

Погребной встал, прошелся вокруг стола и остановился напротив Сагала. Дау пригнул голову.

– Слушай, дело прошлое, я тебя позвал не выяснять, у кого яйца больше. В лесу я погорячился тогда, признаю. Но я хочу, чтобы ты понял кое-что. Я, ты и даже твой собак – все мы в одной лодке. Враг пришел на нашу землю и чувствует себя здесь как дома. Гадит где хочет, убивает наших соотечественников. А я не хочу найти на льду еще одно выпотрошенное тело кого-то из вас.

– Или тебя.

Лицо капитана исказилось в недовольстве, но он сдержался и продолжил.

– Мне нужно узнать о них как можно больше.

– Тогда сбейте их.

Сагал решил больше не забивать голову пустыми догадками о личности мистификатора. Он предложил выход из идеологического тупика – научно-военный эксперимент, так сказать. Один выстрел, и дымящиеся останки лягут на стекло микроскопа. Ответ будет быстрым и предсказуемым. Инопланетный корабль или подделка?

Предсказуемым!

Один выстрел…

Погребной театрально положил на стол спутниковый телефон.

– Думаешь, я об этом не думал? Один приказ, и к закату здесь будет развернут полк ПВО. Армада перехватчиков закроет небо, ни одна чайка не проскочит. Знаешь, почему я этого не делаю? – Погребной приложил указательный палец к виску. – Я понимаю ход их мыслей. Разведчик разведчика видит издалека. Они всего лишь малая часть чего-то большого. Их нельзя спугнуть. Они на чужой территории и рано или поздно ошибутся. Тогда я буду рядом, и мой автомат тоже. Живой «язык» спасет миллионы солдат в будущей войне. Мы его допросим и узнаем, когда планируется вторжение, узнаем численность их армии, завладеем их технологиями.

Сагал беспомощно выдохнул.

Погребной залпом проглотил остатки чая и вытер губы большим пальцем.

– Я могу не нравиться тебе, можешь не поддерживать мои методы и взгляды. Но кто защитит тебя, если начнется? Школота, которая твои ролики смотрит? Нет. Я! – он ткнул пальцем в грудь. – Именно я пойду ради тебя лежать в грязи, месить гной и кровь.

– Ради меня еще никто не месил грязь.

– Моли бога, чтобы этого не случилось на самом деле. О некоторых вещах не шутят.

Погребной подошел к запотевшему окошечку, протер его ладонью и вгляделся в безоблачное небо. Так и простоял несколько минут в тишине.

– Я знал, что это будет самым трудным испытанием… – он обернулся и Сагал впервые увидел Погребного без привычной маски уверенного и грозного командира. На него смотрел растерянный человек, отправленный начальством выполнять миссию, которая ему не по зубам. – Помоги найти их.