Текст книги "Астровитянка (сборник)"
Автор книги: Ник Горькавый
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 93 страниц) [доступный отрывок для чтения: 33 страниц]
Она вызвала т-фон Джерри.
– Ты уже выбрал комнату? – спросила Никки.
– Нет… мне ещё показывают башню, – ответил слегка смущённо Джерри.
– Позвони, когда будешь выбирать… – прохладно сказала Никки и отключилась, не дожидаясь ответа. Потом она показала терпеливому роботу, куда поставить её чемоданы. Когда багаж благополучно водворился в шкаф, кентавр укатил, ловко управляя дюжиной ного-колес. Зачирикал т-фон.
– Уф, – сказал Джерри, – еле отвязался…
– Видишь меня из окна? – подъехала Никки к стеклу и помахала.
– Нет, я вижу только лес, – ответил Джерри.
– Выбери комнату, откуда видна башня Леопардов, – предложила Никки. – Я вижу из своей комнаты лес, башню Совы и даже внутренний двор.
В окне Совиной башни появилась маленькая фигурка Джерри и замаячила рукой.
– Отлично! – обрадовалась Никки. – Можно будет наладить зрительную или лазерную связь!
– Что собираешься сейчас делать? – спросил Джерри. – До торжественного ужина больше трёх часов.
– Пока устроюсь и отдохну… – уклончиво ответила Никки. Но, отключившись от Джерри, она стала звонить куда-то ещё, а потом уехала на лифте.
За десять минут до званого ужина Джерри вызвал Никкин т-фон.
– Собралась? – спросил он.
– Ты не мог бы зайти за мной? – попросила она. – Десятый этаж, седьмая комната.
Когда Никки открыла ему дверь, Джерри решил, что ошибся номером. Перед ним стояла и смотрела на него высокая – почти как он сам – незнакомая девушка в светло-синем вечернем платье с закрытой шеей. Её волосы странно блестели в полумраке.
– Никки? – опешил он.
Та только улыбнулась. Её причёска притягивала глаз как магнит. Никки провела последние три часа в парикмахерской Колледжа, где модельер Луиза, присвистывая от профессионального восторга, смыла фальшивую рыжину с её хрустальных волос, протрудилась над причёской почти два часа, после чего дала ей кучу других полезных советов и очень помогла с выбором платья – в тон глазам. И сейчас Никки с большим волнением ждала оценки Джерри.
– Вот это да! – поражённо выдохнул Джерри, глядя на встревоженное милое лицо, обрамлённое полупрозрачными крупными волнами волос. Никки облегчённо вздохнула и пригласила его в комнату, где стояло пустое кресло. Джерри впервые видел Никки в полный рост, и это тоже впечатляло.
В комнате причёску девочки осветило солнце, и прозрачные локоны превратились в серебряные мерцающие струи с разноцветными искрами.
– Клянусь Мимасом! – продолжал неотрывно смотреть на неё восхищённый Джерри. – И ты прятала такую хрустальную голову под рыжей краской?!
– Ладно тебе, пошли на ужин, – сказала жутко довольная Никки.
Их появление в зале приёмов вызвало восторженный вой школьников, заполнивших стол в виде большого кольца. Этот восторг был адресован, конечно, Никки, выглядевшей потрясающе: в элегантном синем платье, с фантастической хрустальной причёской, она сидела в инвалидном кресле непринуждённо, как на троне.
Директор предупредительно встретил их на полпути к столу, образующем незамкнутое кольцо, и усадил слева от себя. Вокруг сидели уже представленные им преподаватели Школы Эйнштейна и ещё какие-то незнакомые люди. Директор Милич постучал по звонкому бокалу, призывая всех к вниманию или хотя бы к молчанию.
– Разрешите от вашего имени, – поднялся до торжественных высот голос директора Школы Эйнштейна, – горячо приветствовать за нашим столом… – директор сделал многозначительную паузу, председателя и старейшего члена Попечительского Совета Колледжа – мистера Хиггинса и его супругу, миссис Хиггинс!
Величественный господин справа от директора благосклонно кивнул в ответ на вежливые аплодисменты, а сидящая рядом немолодая дама в платье с щедро декольтированной спиной одарила всех голливудской улыбкой.
– С удовольствием представляю собравшимся нового чемпиона и рекордсмена Школы Эйнштейна – мисс Никки Гринвич!
С концов стола, где сидели студенты, раздались гораздо более бурные аплодисменты и даже приветственные крики.
– Она проявила поразительные талант и мужество на экзамене, набрав рекордные баллы по физике и астрономии и продемонстировав незаурядные знания по другим предметам. Даже в области истории мисс Гринвич блеснула удивительным знанием текстов древних философов, получив двести очков за ответ на один-единственный вопрос!
Снова раздались громкие аплодисменты с криками, и Никки в ответ слегка смущённо наклонила красивую хрустальную голову.
– Разрешите также представить вам мистера Джеральда Уолкера – нового студента, покорившего компьютер Колледжа знаниями в области кибернетики и математики.
Стол приветствовал и Джерри шумными хлопками и свистом.
– Нужно отметить, – продолжал директор Милич, – что в столь юном возрасте он сумел применить на практике свои знания, проведя техническую экспертизу серьёзного уголовного преступления и обнаружив важную проблему в изготовлении некоторых типов роботов!
Возбуждённый гул и новые аплодисменты заставили Джерри покраснеть.
– А сейчас приглашаю всех приступить к ужину. Меню перед вами, – обратился директор к Никки и Джерри. – Набирайте в ваших т-фонах номера нужных блюд – и вам их принесут. Если что непонятно, вызывайте обслуживающего робота кнопкой на столе.
Директор сел, повернулся всем корпусом к председателю попечителей и вступил в ним в почтительную беседу. Вокруг все зашуршали старинными бумажными меню с золотыми виньетками и стали вполголоса разговаривать. Слева от Джерри сидела профессор кибернетики Майсофт с молодым привлекательным лицом. Одетая в платье цвета молодой кленовой листвы, профессор быстро заказала себе французский яичный пирог киш-лорен и наклонилась к Джерри и Никки.
– Если вам нужны мои рекомендации, – приветливо сказала она, – то, пожалуйста, не стесняйтесь и спрашивайте, буду рада помочь – я хорошо знаю кухню Колледжа.
– Хочу попросить копчёного угря, – изучив меню, решила Никки, интересующаяся новыми рыбными блюдами.
– Отличный выбор, – одобрительно кивнула профессор Майсофт.
Никки добавила к заказу порцию салата и, помедлив немного, обычный бокал кьянти, но без особой надежды – вряд ли местный кухонный чип в курсе её вкусов. Джерри без профессорской консультации заказал себе порк-медальоны, чесночные хлебцы с горячим козьим сыром и разрешённое школьникам безалкогольное пиво.
Пока ожидали заказ, завязался дружеский разговор с профессором Майсофт, которая понравилась Никки с первой встречи у Главной башни.
– Вы отлично сдали математику, – обратилась профессор к Джерри, – а ответ по кибернетике был выше всяких похвал. Робот, нарушивший Главные Императивы процессора, – это тот самый, который напал на вас, мисс Гринвич?
Никки кивнула.
– Гнусная история, – содрогнулась профессор Майсофт, – я не понимаю, как вам удалось спастись. Я хорошо знакома с конструкцией этого бронированного гиганта, он сделан для работы в очень агрессивных условиях, и его называют «двуногим танком». Если его сумели запрограммировать на погоню за вами, то вас спасло чудо.
Никки пожала плечами; ей совершенно не хотелось вдаваться в тягостные детали тех событий, сидя за праздничным столом в преддверии вкусного ужина.
– Я считаю, – обратилась Майсофт к Джерри, – что вы должны подготовить статью в научный журнал Школы Эйнштейна о возможности обхода Главных Императивов роботов с помощью перепрограммирования вспомогательных видеочипов.
– Я? – растерялся Джерри. – Статью в научный журнал?
– Конечно, – кивнула профессор Майсофт. – Я помогу её оформить.
– Спасибо! – порозовел от смущения и удовольствия Джерри. Никки обрадовалась за него и прониклась к профессору Майсофт ещё большей симпатией.
Раздался громкий голос мистера Хиггинса, привыкшего быть в центре общего внимания. Попечитель произнес покровительственным тоном:
– Это будет ваш первый год в Колледже, профессор Майсофт?
– Да, мистер Хиггинс, – кивнула Майсофт, – если не считать пяти лет, когда я училась здесь, в Ордене Сов, – улыбнулась она скорее Джерри и Никки, чем мистеру Хиггинсу.
– Должен отметить, что далеко не все попечители из нашего Совета одобрили вашу кандидатуру. Многие считали – да и до сих пор так думают, – что вы слишком молоды для профессорской должности… – начальственным тоном протянул мистер Хиггинс.
– Насколько я знаю, – слегка покраснела Майсофт, – среди кандидатов на эту должность у меня был самый высокий профессиональный рейтинг. Из претендентов я – единственный лауреат премии Винера. И я очень рада, что Научный Совет Колледжа выбрал мою кандидатуру на эту должность и… – слегка наклонила она голову в сторону Хиггинса, – Попечительский Совет одобрил это решение.
– Он одобрил вашу кандидатуру только очень небольшим большинством голосов… о-очень небольшим… – заявил мистер Хиггинс, явно наслаждаясь всё более краснеющим лицом профессора Майсофт. – Будем надеяться, что Научный Совет не ошибся и не переоценил вас и премию этого… как его… Винера. Учтите, что я буду пристально следить за вашими успехами на этом ответственном посту, – почти угрожающе закончил Хиггинс, из чего стало ясно, что он-то как раз был против назначения такой несолидной и молодой дамы на должность профессора.
Этот диалог был тягостен не только для профессора Майсофт, но и для всех сидящих за столом преподавателей и школьников, но никто не посмел осадить спесивого главного попечителя.
К счастью, в зал въехали роботы-официанты с заказами, и все облегчённо зашевелились. К удивлению Никки, симпатичный кентаврик с тонкой шеей и выпуклыми зелёными глазами послушно притащил ей бокал с кьянти на спине-подносе: очевидно, Большая Тереза связалась с обслуживающим компьютером Колледжа, и Никки с тёплым чувством вспомнила суровую врачиху.
Она отхлебнула из бокала и приступила к копчёному угрю. По нежности это блюдо превосходило любую рыбу, которую Никки пробовала раньше. Салатные листья с острым голубым сыром, хрустящими кусочками зажаренного мяса и пряным оливковым маслом тоже оказались весьма хороши.
– Мисс Гринвич! – раздался резкий, как хлыст, голос мистера Хиггинса. – Могу я поинтересоваться, что налито в ваш бокал?
– Марсианское кьянти, – легко ответила Никки, с удовольствием вдохнула аромат вина и сделала ещё глоток. – Виноградники северной части Большого Каньона, два года выдержки. Очень неплохое, так что рекомендую.
Школьники за столом ахнули, зашептались и затихли в ожидании грома. Преподаватели с любопытством стали оглядываться на Никки, Хиггинса и директора Милича.
– Директор Милич! – немедленно побагровел и раздулся, как жаба, мистер Хиггинс. – Распитие спиртных напитков несовершеннолетними в стенах Колледжа! На глазах председателя Попечительского Совета и директора! Это ведь не просто вызов и нарушение общественного порядка, это… это… – не хватало слов негодующему Хиггинсу, – преступление! И за него предусмотрено серьёзное наказание в Лунном Кодексе!
– Мистер Хиггинс, – нервничая, заговорил директор Милич, вместе с чипом кухни оказавшийся вполне уведомлённым о вкусах Никки, – это особый случай…
– Что за ерунда! Вы ещё и оправдываете такое возмутительное поведение?!
– Этот… напиток в меню мисс Гринвич, – настойчиво продолжил директор Милич, – разрешён специальным предписанием врачей Лунного госпиталя, поэтому здесь нет нарушения закона, где оговариваются подобные случаи. Подчеркиваю, – обратил директор Милич строгое лицо к остальным школьникам, вытаращившим в восторге глаза и изумлённо переглядывающихся с друг другом, – что это редчайшее исключение сделано лишь для мисс Гринвич, учитывая её… уникальную историю. Для всех остальных школьников в стенах Колледжа действует строжайший запрет на любое спиртное.
Никки не считала нужным вмешиваться в разговор, пока никто не обращался прямо к ней.
– Вы понимаете, – почти умоляюще обратился директор к попечителю Хиггинсу, – что любые попытки воспрепятствовать… данному напитку в диете мисс Гринвич могут быть расценены как умышленное нарушение предписанного ей лечебного режима, за что в законе тоже предусмотрена мера наказания… и довольно жёсткая…
Мистер Хиггинс стал похож на обиженную акулу, которой в последний момент не дали проглотить вкусную рыбку. Побагровев, но понимая, какой могучей силой обладает предписание врачей, он угрюмо уткнулся в своё блюдо. Рядом с ним стоял пузатый бокал с лучшим лунным коньяком.
Среди школьников раздались отчётливые смешки, а преподаватели наклонили лица к тарелкам и стали широко улыбаться лежащим там бифштексам, креветкам и рыбным филе. Наступила неловкая пауза, в которую смело вклинилась миссис Хиггинс, по-светски пытаясь разрядить обстановку.
– Директор Милич, сегодня я с ужасом заметила, что кусты лунной карликовой магнолии возле Главной башни находятся в плачевном, почти кошмарном состоянии! Это такой редчайший эндемик, мне удалось достать их с огромным трудом! – капризным тоном и модно грассируя, выговорила она директору Колледжа. – Полагаю, что за ними ухаживают роботы? Это недопустимо! Только человеческий глаз может справиться с такой деликатной работой, как уход за столь нежными растениями.
– Лично осмотрю ваш ценнейший подарок и отдам все необходимые распоряжения, миссис Хиггинс, – поспешно заверил директор Милич попечительницу. Но Никки не сомневалась, что магнолии в отличном состоянии, а у миссис Хиггинс случился, как говорил утренний психолог, приступ «параноидального нарциссизма»…
– И ещё, директор Милич, – продолжала посуровевшим тоном почтенная матрона. – Мне стало известно, что некоторые студенты и особенно студентки Колледжа позволяют себе слишком экстравагантные платья, причёски и прочее… – Она демонстративно покосилась на Никки. – С этим нужно неустанно бороться! Нравственность должна быть на высоте, несмотря ни на что! – Она вонзилась взором в бокал Никки и потом перевела его на заёрзавшего директора.
– Конечно, конечно, – поддержал её директор Милич с застывшей любезной улыбкой.
Никки спокойно наслаждалась копчёным угрём, но тут опять вылез этот главный попечитель Хиггинс, чувствовавший себя не в своей тарелке после фиаско с кьянти.
– Мисс Гринвич, я видел телерепортаж о вашей утренней пресс-конференции, которую вы бесцеремонно устроили прямо на территории Школы. У меня осталось очень негативное впечатление от этого интервью. Я настоятельно прошу вас впредь согласовывать такие мероприятия с директором или Попечительским Советом. Кроме того, своими странными и даже вопиющими высказываниями – обо всех этих… покушениях и убийствах… вы безответственно привносите неприятную уголовщину и конфликтность в академическую и спокойную атмосферу нашего Колледжа, пронизанную светлыми детскими эмоциями, духом творчества и познания!
– Мистер Хиггинс, – с неудовольствием оторвалась Никки от еды, – вы что-то путаете: я не приглашала этих журналистов в Колледж, они прибыли сюда для освещения экзаменов. Что же касается моих вопиющих высказываний… Робби, в уставе Колледжа говорится что-нибудь об ограничении прав студентов на публичное высказывания на территории школы?
– Нет, – ответил Робби из кармана её кресла. – Твоя пресс-конференция никак не нарушала правил Колледжа. Более того, тебе не запрещено приглашать сюда журналистов как своих гостей, если это не мешает занятиям.
– Видите, мистер Хиггинс, – спокойно произнесла Никки. – Луна – очень демократическая планета, и в своих высказываниях я буду опираться на свободу слова и право говорить правду. Ведь это правда – существуют могучие силы, которые действуют в собственных таинственных интересах и сметают со своего пути все помехи. Вы, как один из столпов общества, должны знать, что в нём есть люди, которые способны уничтожить корабль с экипажем и уйти от наказания. Даже я им как-то помешала, и они отправили на охоту за мной полутонного робота с плазменным резаком и тяжёлым гвоздемётом.
Я очень не скоро смогу надеть модное платье с открытой спиной, – Никки в свою очередь бросила демонстративный взгляд на наряд миссис Хиггинс, – после… беседы с этим роботом. И эта история явно будет иметь продолжение…
– Получается, – возмутился мистер Хиггинс, – что вы прячетесь в здешних стенах, навлекая опасность и на других учеников школы!
– Не думаю, что студентам что-либо грозит из-за моего присутствия… – пожала плечами Никки, – но не скрою, я заложила всё своё имущество, чтобы попасть в Колледж, который гарантирует ученикам максимально возможный уровень безопасности – так утверждается на официальном сайте Школы Эйнштейна. Я принципиально предпочитаю доверять публичным декларациям и терпеть не могу неписаных правил и закулисных интриг. Вот если в Уставе Колледжа было бы сказано, что поступление в школу запрещено всем девочкам, которых преследуют взрослые убийцы, то, конечно, я приняла бы это к сведению и поискала бы для себя другое место.
В зале раздались смешки. Никки, сочтя разговор законченным, снова обратилась к тарелке. Но не тут-то было.
– Вы слишком рано пытаетесь продемонстрировать независимость своих суждений! – не успокоился багроволицый Хиггинс. – Вы ещё социально незрелая личность! Вам предстоит пройти долгий путь, чтобы стать уважаемым членом общества: получить полезную профессию и научиться зарабатывать деньги – так сказать, добывать хлеб свой насущный в поте лица своего!
Никки смертельно надоел этот мистер Хиггинс.
– К своим незрелым годам, – резко ответила она, – я поддерживала в течение десяти лет независимое космическое поселение, благодаря чему заработала пять миллионов золотых долларов. Вот мои мозоли от этой работы, – и Никки демонстративно показала свои крепкие ладошки. – А сколько вы, мистер Хиггинс, заработали, будучи школьником, или хотя бы – к нынешнему возрасту? Вы можете показать мне ваши мозоли?
– Я зарабатываю деньги не руками, а головой! – вспылил красный мистер Хиггинс, с которым никто ещё в жизни не смел ТАК разговаривать. – Я уже полвека возглавляю один из старейших банков Луны!
Он постарался взять себя в руки и стать надменным:
– Должен обратить ваше внимание на то, что мы – попечители Школы – делаем каждый год огромные пожертвования в фонд Колледжа, и я полагаю естественным, что вы должны с максимальным уважением относиться к людям, благодаря которым вы получили возможность учиться в этом элитном и почтенном заведении!
При этих словах он высоко задрал пухлый подбородок, а его жена из солидарности гордо выпрямила обнажённую, сильно веснушчатую худую спину.
– Робби, – холодно спросила Никки, – сколько пожертвовал мистер Хиггинс в фонд Школы Эйнштейна?
– Три с половиной миллиона за сорок два года пребывания в Совете Попечителей, – мгновенно ответил Робби.
Хиггинс побагровел ещё больше и стал хватать ртом воздух, как та давешняя акула, вытащенная из воды.
– Не так уж и много, – хмыкнула Никки. – За пять лет обучения я должна внести в кассу Колледжа семь с половиной миллионов. Робби, а каковы расходы Школы на обучение одного ученика? – спросила небрежно Никки, не поворачивая головы.
Школьники оживлённо зашушукались.
– Около семисот тысяч в год, за исключением расходов на безопасность – они засекречены.
Шум стал быстро разрастаться, а директор Милич нервно закрутил шеей.
– Видите, мистер Хиггинс, – повернулась Никки к попечителю, – Колледж – вполне прибыльное предприятие, и его существование не зависит от вашего вклада. И уж я-то никак вам не обязана – я сама плачу за обучение, принося Школе Эйнштейна больше прибыли, чем ваши пожертвования. Да, Робби, так сколько же денег заработал сам мистер Хиггинс на сегодняшний день?
– Трудный вопрос, – ответил Робби. – Личный капитал мистера Хиггинса состоит из контрольного пакета акций «Лунного Банка Хиггинса», унаследованного им от отца. Рыночная стоимость этого пакета за сорок восемь лет сократились больше чем в два раза – с пятисот десяти до двухсот тридцати миллионов долларов.
Весь стол ахнул и загудел, а миссис Хиггинс в панике воззрилась на оцепенелого мужа.
– Ха-ха-ха! – залилась Никки весёлым смехом. – Так этот наставник незрелого юношества сам ничего не заработал, а лишь промотал! Зачем же он отдаёт Колледжу с таким трудом недорастраченные отцовские миллионы? Не отвечай, Робби, ежу понятно, что социальный статус попечителя Школы Эйнштейна дает много преимуществ банкиру. Как же люди с такой головой ухитряются учить других жизненной мудрости?
– Вам нужно брать уроки хорошего воспитания, мисс Гринвич, прежде чем садиться за стол вместе с настоящими леди и джентльменами! – вскочил разъярённый Хиггинс.
– Я надеюсь, – надменно подняла брови Никки, – что на этих уроках мне объяснят, как джентльмены, делая грубые замечания даме, сидящей в инвалидном кресле, по-прежнему ухитряются считать себя джентльменами?
– Идём, дорогая! – Мистер Хиггинс ошпаренно выскочил из-за стола и резко потянул за руку жену. – Я не могу больше оставаться в таком обществе! Как старейший попечитель Колледжа, я не сомневаюсь, что мы скоро расстанемся с этой мисс Гринвич!
– Возможно, – спокойно ответила Никки, – но я не советую вам собственноручно заниматься вопросом моего исключения. Уж очень уязвимы вы сами… Ваши вкладчики очень удивятся, если узнают из прессы, что и без того неблестящий директор их банка, вместо поиска наилучшего вложения капиталов клиентов, оказался… э-э… столь неадекватным, что занялся личной местью девочке, сироте и инвалиду… Не знаю, как отреагируют на это пугливые акционеры, и куда потом рухнет ваш банк. Думаю, вы, как опытный бизнесмен, знаете это лучше меня!
Миссис Хиггинс побледнела, как простыня с фамильным гербом, бросила на Никки взгляд, полный ужаса, и поспешила за взбешённым мужем.Как только за ними захлопнулась дверь, долго сдерживаемый смех школьников взлетел к потолку, и к нему присоединились почти все преподаватели. Только директор сидел со страдальческим лицом да профессор Дермюррей хмурился даже больше обычного.
– Вы будете трудным учеником, мисс Гринвич, – тяжко вздохнул директор Милич.
– Жизнь вообще трудная штука, сэр, – философски ответила Никки, возвращаясь к недоеденному и уже остывшему – чёрт бы побрал этого склочного Хиггинса! – угрю.
После торжественного ужина Джерри проводил Никки до лифта её башни.
– А кто это был в конце, такой знаток этикета? – спросил он заинтересованно, пока дверь лифта не успела закрыться.
– Арабелла Бишоп, из «Капитана Блада», – ответила, зевая, Никки. – Спокойной ночи, Джерри.
Никки проснулась, открыла глаза – и в первый момент не сообразила, где находится. Потом с восторгом вспомнила. Это её новая замечательная комната в Школе Эйнштейна, в которой она будет жить целых пять лет! Тяжёлые старомодные шторы на окне – они ей очень нравились – раздвинулись, и яркое солнце залило комнату.
Девочку восхитил цвет колледжского неба. В астероидной оранжерее купол был нейтрально прозрачным, и солнце быстро двигалось по чёрному небосклону одиночества. Госпитальный состарившийся небесный пластик отсвечивал мутным перламутром. Купол же Колледжа не только регулировал освещённость по земным часам, задавая ежедневный ритм жизни Колледжа, но и рассеивал солнечный свет подобно атмосфере, становясь таким же небесно-голубым.
Никки заметила на куполе небольшие светлые клубы, которые отбрасывали прозрачную тень на лес.
– Что это, Робби?
– Имитация облаков, – объяснил тот. – Некоторым видам деревьев перегрев вреден, и купол следит за их температурой. При солнечных штормах он вообще затягивается тучами.
Девочка раньше никогда не видела облаков, даже имитированных, и с любопытством их рассмотрела.
Но пора было выбираться из постели. Никки медленно, стараясь не делать резких движений, встала, сделала нужное количество предписанных врачами упражнений для спины и шеи и отправилась в душ.
Он был великолепен, и девочка готова была нежиться под горячей струёй сколько угодно. Но время завтрака давало о себе знать чувством голода всё настойчивее. Она оделась и с отвращением уместилась в давно осточертевшее кресло.
Джерри уже сидел в кафе и помахал Никки рукой. Им достался стол возле окна во внешней стене замка. Замечательный вид на поляну и лесную опушку привел Никки в наилучшее расположение духа. Сегодня она надела простой чёрный комбинезон, но необычной причёской резко выделялась среди немногочисленных школьников, рассеянных по всему залу.
Никки с интересом изучила повседневное меню Колледжа. Оно было, с её точки зрения, превосходным, но не содержало копчёного угря. Поэтому Никки порадовалась, что успела попробовать угря на праздничном ужине, и подосадовала, что ей не дали спокойно его съесть. Они заказали себе еду и стали ждать, когда роботы-кентаврики её принесут. Ждать было не скучно: по поверхности стола плавали формулы и трёхмерные модели молекул, цитаты великих мыслителей и выдержки из учебников. Дотронешься пальцем – и услышишь поучительный, поразительно быстро надоедающий голос:
...
«Мезоводород – это компактный атом водорода, в котором вместо электрона…»
– Ты уже смотрела свой колледжский электронный ящик? – спросил Джерри, украдкой любуясь свежим лицом и хрустальной шевелюрой Никки.
– Да, в него уже высыпалось полсотни писем от вновь поступивших студентов, – ответила Никки. – Все они просятся за мой стол. Кажется, выбору сотрапезников здесь придаётся большое значение.
– Ты будешь проводить с сотрапезниками два-три часа в день, – согласился Джерри, – разговаривать на разные темы, узнавать новости из других орденов, устанавливать через них нужные контакты и знакомства.
– Хорошо, и что мы будем делать с такой массой желающих сесть за наш стол?! – воскликнула Никки.
– Такая толпа претендентов естественна, ведь ты – чемпион и рекордсмен Колледжа, и твой стол будет одним из самых популярных, – засмеялся Джерри. – Тем более вчера ты устроила такой весёлый спектакль… Я счастливчик, что успел проскочить за твой стол без очереди.
– Пошли благодарственную открытку Большой Терезе, – улыбнулась Никки. – Но все-таки – как будем выбирать? Я никого из них не знаю, может, пусть Робби пока прочтёт список приславших письма, а мы подумаем?
– Зачитываю отправителей писем по мере уменьшения их экзаменационных баллов. – Педантичный Робби немедленно приступил к выполнению Никкиной просьбы. – Первый – Хао Шон. Вторая – Дзинтара Шихин-а. Третий…
– Постой, ведь они ещё не распределены по орденам! – воскликнула Никки. – Как же мы будем решать?
– Я имею представление об этом распределяющем алгоритме, – пренебрежительно буркнул всеведущий Робби. – Буду указывать с вероятностью две сигмы, или девяносто пять процентов, куда попадут данные студенты. Хао Шон будет в Ордене Оленей, Дзинтара Шихин-а – в Ордене Драконов.
– Это как раз то, что нужно, – отметил Джерри.
Тут роботы прикатили с таким вкусным завтраком, что разговор на время прервался.
– Что ты о них знаешь, Робби? – спросила Никки некоторое время спустя, приступив к кофе.
– Хао профессионально увлекается математикой, а как хобби – восточными боевыми искусствами и древней японской поэзией. Родился и вырос на Земле, в Бейджине…
– Где это? – спросила Никки.
– Это же столица Чайны, – удивился Джерри.
– В земной географии я почти ноль, – вздохнула Никки. – Давай дальше, Робби.
– Хао первый школьный цикл закончил в Бейджине, второй – в Бостоне, в Юнайтед Стейтс, куда переехал вместе с родителями…
– Что такое «школьный цикл»? – опять не утерпела Никки.
– Первый цикл – это первые четыре года школьного обучения, – охотно пояснил Джерри. – Второй цикл – ещё четыре года. Считается, что лучше заканчивать эти циклы в разных местах. А ещё лучше – в разных странах: для расширения кругозора и улучшения знания иностранного языка. В Колледж школьники поступают после окончания первых двух циклов.
– А сейчас Хао находится на Земле? – спросила Никки.
– Да, письмо пришло с бостонского сервера. Могу добавить, что его родители – инженеры. Авиационная промышленность и бытовая техника. Средний класс доходов.
– Это интересный парень – только что с Земли, математик, – задумчиво произнесла Никки. – Что думаешь, Джерри? Пригласим?
– Не возражаю.
– А что ты знаешь про Дзинтару? – обратилась Никки к Робби.
– Дзинтара родилась и закончила первый цикл в Москоу, в Раше. Переехала вместе с семьёй на Луну, в Луна-Сити, где закончила второй цикл. Активно занимается литературой и музыкой. Хобби – живопись.
– Тоже хорошо звучит, – сказала Никки.
– Отец Дзинтары возглавляет одну из крупнейших компаний Луны. Основной бизнес – лунный бетон, роботы и добыча гелия-3. Высший уровень доходов. Династия основана почти триста лет назад в Раше.
– Я – за, я видел её по тиви, в репортаже с Олимпиады по литературе, – отметил Джерри. – Она победила и потом давала интервью. Она мне понравилась: спокойная, умная и не манерная.
– Красивая? – подняла брови Никки.
– Очень, – улыбнулся Джерри, – но рядом с тобой у неё не много шансов…
– Ладно, – пожала плечами Никки. – Не будем создавать вокруг себя стерильную среду, надо привыкать к конкуренции… Я до сих пор не общалась с девчонкой моих лет – это, наверное, интересно. Пригласим Хао и Дзинтару, но окончательно это решится после распределения по орденам. А теперь пошли смотреть лес… Вообще-то меня туда вчера приглашали, но я решила потерпеть до сегодня, чтобы пойти вместе с тобой.
– Спасибо! – расплылся в улыбке Джерри, вставая из-за стола.
Лес вокруг замка рос замечательный – густой и действительно дикий – с упавшими деревьями, корягами и пнями, с путаницей разных пород деревьев – сосен, клёнов, дубов и берёз. Только дорожка из светлого лунного бетона, по которой ехала Никки и шёл Джерри, отличала этот лес от дикого земного. Да ещё трава на многочисленных полянках аккуратно подстригалась роботами-косильщиками.
Никки с наслаждением вдыхала густой воздух с ароматами свежего травяного сока и прелой земли. Вокруг свистели невидимые птицы, а на дорожке лежала прохладная узорчатая тень от листьев.
– Слушай, – начал Джерри, – ты меня не устаёшь поражать! Как ты можешь так смело разговаривать со взрослыми? Где ты этому научилась? Ты вчера отшлёпала этого старшего попечителя Хиггинса как мальчишку. Даже преподаватели сидели и молча терпели его.
– Неправильно ставишь вопрос, Джерри, – засмеялась Никки. – Это не я смелая, это вы – трусы. Вас научили – просто заставили! – бояться таких, как он. Посуди сам: когда ты рос, тебя всегда окружали взрослые – большие, умные и могучие по сравнению с маленьким ребёнком. Этих суперлюдей всегда нужно было слушаться, а неповиновение вызывало наказание, что прочно цементировало рефлекс подчинённости у детей. Давай, вспомни какую-нибудь строгую учительницу из своих первых школьных лет.
– Что тут вспоминать… – поежился Джерри, – миссис Перкинс… Огромная, властная, как воззрится на тебя, как загудит трубным гласом: «И ты посмел не выучить задание?!» – прям дрожь по коже. Некоторые слабонервные первоклашки после её урока выскакивали с мокрыми штанами.
