Текст книги ""Если", 2010, № 5"

Автор книги: Нэнси (Ненси) Кресс

Соавторы: ЕСЛИ Журнал,Карл Фредерик,Тони Дэниел,Джек Скиллинстед,Дэвид Моулз,Джейсон Сэнфорд,Крейг Делэнси,Тим Салливан
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Именно текст Матесона вдохновил Д.Ромеро на создание классического фильма «Ночь живых мертвецов», после которого образ зомби в НФ не только навсегда изменился, но и стал связываться с глобальной эпидемией безумия. В данном случае виновником бедствия в очередной раз оказался земной космический зонд, вернувшийся с Венеры. Неизвестная зараза поразила человечество, а термин «зомби» преобразился в синоним словосочетания «оживший мертвец».

Впрочем, в литературе тема «зомби-эпидемий» оказалась не слишком популярной. Помимо новеллизаций фильмов Ромеро читателям запомнился разве что роман С.Кинга «Мобильник». Здесь психическая эпидемия, обращающая людей в безумцев, жаждущих человеческой плоти, началась по сигналу, единовременно переданному по сотовым телефонам.

* * *

Оказывается, пандемии не только уничтожают род людской, но иногда… улучшают его!

Обычно в НФ человечество меняется к лучшему (резко умнея или повышая свои моральные качества) в результате психической эпидемии, вызванной неким космическим фактором. Это может быть кометный газ, как у Г.Уэллса в романе «В дни кометы», или межзвездная радиация, как у П.Андерсона в романе «Волна мозга», или просто нечто необъяснимое, своего рода душа иной планеты, воздействующая на людей и преображающая их (как у Р.Брэдбери в рассказе «Были они смуглые и золотоглазые»). Однако в иных случаях людей изменяет вполне «реальное» заболевание, протекающее тяжело и мучительно, но в итоге полностью перерождающее больных, переводя их на новый этап эволюции. Ярче всего описал подобную ситуацию У.Тенн в рассказе «Недуг». Впрочем, вера в благодетельность болезней у фантастов все-таки достаточно слаба, и поэтому результат таких вроде бы благотворных напастей часто оказывается весьма и весьма неочевидным. Например, у С.Павлова в «Лунной радуге» неизвестная болезнь-мутация, с одной стороны, вроде бы превращает подхвативших ее космонавтов в сверхлюдей, а с другой – делает их изгоями в нормальном земном обществе. И уж совсем к странным результатам приводит «эпидемия космической энтропии» в романе Д.Балларда «Кристаллический мир». В результате ее появляется эстетически, может быть, и более совершенная Земля, но целиком и полностью лишенная органической жизни.

Иногда виновниками такого рода «полезных» пандемий также оказываются инопланетяне. Они совершают своего рода «гуманитарные интервенции», пытаясь сделать человечество более приемлемым членом галактического сообщества. В романе Г.Уэллса «Звездное рождение: биологическая фантазия» марсиане атакуют Землю мутагенным оружием. И что же? По воле английского фантаста жители третьей от Солнца планеты действительно становятся лучше. А в трилогии «Космогенезис» американки О.Батлер люди заражаются от инопланетян какой-то дрянью лишь для того, чтобы оказаться способными давать общее потомство, качественно превосходящее и людей, и пришельцев.

Иногда после таких, внешне благотворных пандемий на свет появляется нечто, может быть, и находящееся на более высоком уровне развития, но уже нечеловеческое. В романе Г.Вира «Музыка, звучащая в крови» разумные клетки-нооциты сначала проникают в организм открывшего их ученого, а потом распространяются как повальная эпидемия, поражая всех землян. В итоге на планете возникает могущественный единый сверхорганизм, однако являющийся не человечеством, а чем-то уже совсем иным. Похожую идею развивает и П. Ди Филиппо в рассказе «Любимый компонент», где, преодолев период гибельных болезней и непродуманных генетических экспериментов, все живые существа на Земле объединяются в единый организм – Урбластему.

В рассказе «современного классика» НФ Дэвида Брина «Вирус альтруизма», опубликованном в «Если» два года назад, ученые выводят некий штамм, который при попадании в кровь делает человека сострадательной личностью. И представьте себе, многие идут на это добровольно, хотя сначала действия медиков были подпольными, они пытались вызвать пандемию. Человечество действительно начинает выглядеть более пристойно, однако главный герой наотрез отказывается проходить эту «процедуру», предпочитая помогать ближним своим по собственному, осознанному выбору, а не в результате воздействия медицинских технологий.

Вообще же к идее любых решительных усилий по превращению эпидемий в нечто благотворное фантасты относятся весьма скептично. Еще О.Стэплдон в каноническом романе «Последние и первые люди», на долгие годы ставшем сокровищницей фантастических идей, описал, как медики Первого всемирного государства полностью одолели все заразные болезни, навсегда, казалось им, уничтожив саму угрозу глобальной пандемии. И к чему же это привело в итоге? Во время всеобщего социального кризиса, вызванного истощением природных ресурсов, были обнаружены древние боевые вирусы, которые тут же поспешили использовать в междоусобной войне, а в результате почти все человечество погибло.

Не меньшее недоверие вызывают у фантастов усилия по медицинскому улучшению человеческого рода. В таких книгах, как «В государстве природы» А.Кларка, «Возвращение со звезд» С.Лема, «Почему нет?» Р.Маколей, «Химера» С.Галлахера и «Времени четвертого всадника» Ч.Ярбро, критике подвергаются любые евгенические эксперименты, в том числе и проведенные при помощи «прирученных вирусов».

* * *

В очередной раз пытаясь вообразить немыслимое, фантасты сделали его привычным и обыденным. Все ужасные пандемии, что могли обрушиться на человечество, давно это сделали на страницах НФ-книг. Выступая в неосознаваемой роли современных шаманов, стуча в бумажные бубны своих книг, писатели отводят от читателей возможные глобальные бедствия. Ведь в этом их главная (хотя и тайная) социальная функция. И, может быть, благодаря их стараниям ни Синяя смерть, ни Алая чума не поразят нас в будущем.

Рецензии

АПОКАЛИПСИС. Антология

СПб.: Азбука-классика, 2009. – 480с. Пер. с англ. (Серия «Лучшее»). 10000 экз.

Очередная тематическая антология живописует безрадостные картины нашего будущего.

Сюжет, который с известной долей юмора сводится к формуле «Москва разрушена, осталось Тушино», задает строгие ограничения для рассказчиков, что позволяет обнаружить действительно интересных писателей, а также выявить типовой набор приемов и образов. Большинство авторов, например, непременно вспоминают о крысах как об источнике ценного меха и питательного мяса (только Джордж Мартин делает крысу другом человека в рассказе «Темным-темно было в туннелях»). Впрочем, рассказ Дейла Бейли «Конец света, каким мы его знаем» многие из подобных штампов успешно разрушает.

Сильная эмоциональная окраска характерна для всех историй сборника, но если Орсон Скотт Кард создает лиричный психологический этюд в «Работах по спасению имущества», то «Апокалиптический натюрморт» Ричарда Кэдри не предъявляет ничего, кроме вызывающей бессмыслицы.

Правило «Шоу должно продолжаться» действует и в разрушенных мирах. В сборнике представлено несколько любопытных рассказов, посвященных и этой теме, – Джонатана Летема, Джеймса Ван Пелта и Нила Баррета-младшего.

Наиболее удачные тексты коллекции не просто описывают постапокалиптический мир, но и разыгрывают в его декорациях нетривиальные истории. Добавим к уже названным произведениям такие рассказы, как «Народ песка и шлаков» Паоло Бачигалупи, в котором речь идет о вымирании не столько человечества, сколько человечности; «После Судного дня» Джерри Олшена, сталкивающего христианское светопреставление и атеистическое мировоззрение; и уже известного нам «Миротворца» Нэнси Кресс.

Отдельно заметим, что включение в тематические антологии «Азбуки» оригинальных предисловий наконец-то стало традиционной практикой, что не может не радовать.

Сергей Шикарев

КОСМИЧЕСКАЯ ОПЕРА. Антология

СПб.: Азбука-классика, 2009. – 864 с. Пер. с англ. (Серия «Лучшее»). 5000 экз.

Когда-то все начиналось и было впервые и вновь. Космические корабли бороздили межзвездные просторы, а отважные герои спасали планеты и прекрасных принцесс от монстров и прочих злодеев.

Объемистый том «Космическая опера» – первая часть оригинальной антологии Дэвида Хартвелла и Кэтрин Крамер «The Space Opera Renaissance» (вторая часть антологии под названием «Новая космическая опера» благодаря воле издательства была выпущена в прошлом году).

На сей раз нас ждет экскурс в историю жанра – от первых творений начала XX века до сочинений 90-х годов.

Открывает антологию отличная статья от составителей под названием «Как барахло стало бриллиантом», живописующая историю космооперы – жанра и термина. Сей критический опус, пожалуй, не уступает по увлекательности художественным текстам, представленным в книге. Предисловие и комментарии к произведениям добавляют к общей картине немало любопытных подробностей. Ну, где еще можно узнать, что Ли Брэкетт в Голливуде работала над сценарием «Глубокого сна» по роману Раймонда Чандлера вместе с нобелевским лауреатом по литературе Уильямом Фолкнером!

Авторы сборника, среди которых Э.Гамильтон, Д.Уильямсон, Р.Шекли, К.Смит, С.Дилэни, Д.Симмонс и П.Гамильтон, как и многие тексты, хорошо знакомы читателю НФ со стажем. Отрадно, что в антологии оказался и знаковый, но не столь известный у нас, Колин Гринленд, чей роман «Вернуть изобилие» оказал колоссальное влияние на британскую космооперу.

Именно собранные в одном томе произведения дают возможность проследить за эволюцией космооперы, ее постепенной трансформацией и последовательным усложнением. Это позволяет рецензенту, как и в случае с «Новой космической оперой», рекомендовать книгу к прочтению.

Сергей Шикарев

Тэд УИЛЬЯМС. ИГРА ТЕНЕЙ

Москва – СПб.: Эксмо – Домино, 2010. – 864 с. Пер. с англ. Е. Большелаповой (Серия «Мастера меча и магии»). 3000 экз.

Почти три года спустя после выхода первого тома издательство «Эксмо» возобновило издание саги Тэда Уильямса «Порубежье Теней» (Shadowmarch – в интерпретации переводчиков «Игра Теней»). Второй том вышел на языке оригинала в 2007 году. Цикл тогда еще виделся автору как трилогия, хотя уже объем второго романа вселял некоторые опасения относительного следующего тома. И опасения эти подтвердились – последний роман оказался слишком велик, а нас ждет еще и четвертый.

С учетом того, что планирование объема автора подвело, действие в цикле развивается вполне динамично. Читателю остается только, не переводя дыхания, следить за приключениями героев, баталиями против нечеловеческих сил, перипетиями политических интриг в духе «династической фэнтези»… И все это лишь отражение и фон глобальных, космических потрясений описываемого фантастического мира – как всегда и бывало в объемных сагах Уильямса. Несомненно, именно переплетение сюжетных линий увлекло автора настолько, что свести их в одном томе эпопеи он не сумел. Пока же, во второй книге, нити эти далеки оттого, чтобы сойтись воедино.

Довольно трудно оценивать цикл до тех пор, пока он не закончен даже автором. Но с уверенностью можно сказать: перед нами «типичный Уильямс». Ценители его таланта разочарованы не будут. Писатель все так же владеет сюжетом и языком, все так же склонен ставить перед читателем непростые моральные и философские вопросы, все так же умело облекает их в увлекательную форму. Метод же «перепутанных линий» Уильямс освоил едва ли не лучше всех современных фэнтезийных авторов. В этом смысле «Игра теней» ничуть не хуже «Памяти, печали, шипа» или «Иноземья».

Уставшие от причудливых кружев прежних книг Уильямса вряд ли купят книгу. Всем прочим – рекомендую.

Сергей Алексеев

Дэвид ДАРХЕМ. КРОВАВОЕ ЗАКЛЯТИЕ, ИЛИ АКАЦИЯ

Москва: ACT – Полиграфиздат, 2010. – 640 с. Пер. с англ. А.Куклей. 3000 экз.

Д.Дархем, автор широко известного масштабного исторического романа «Гордость Карфагена», обратился к жанру эпической фэнтези.

Медленно угасающая империя Акация, в которой на протяжении 22 поколений правила одна династия, неудержимо приближается к точке трагического распада. Из ледяных земель севера вооруженные ненавистью и запретной черной магией спешат на расправу жестокие воины народа мейн, со стороны степей надвигаются дикие кочевники. Гибель императора от руки убийцы – начало непростого пути для четырех наследников.

Книга Дархема отличается от огромного числа сходных фэнтезийных саг резко выраженной социально-этической составляющей. Для чернокожего автора это вполне предсказуемый и в то же время удачный ход. Например, залогом нерушимости имперской власти и стабильности в Акации является особая субстанция, получаемая от загадочных торговцев в качестве платы за услуги принимающих маленьких детей. Несложно провести простые параллели с европейской колонизацией Африки и возвышением ряда крупных племен за счет продажи в рабство белым людям своих менее удачливых и воинственных соседей. Подобными несложными аллюзиями к историческим реалиям и проблемам нашего мира проникнута вся книга.

И все же Акация не просто инструмент для отражения объективной реальности. Это еще и тщательно проработанный яркий мир, в котором есть место и неудержимой смелости, и жалкой трусости, и черному коварству, и великой любви.

Единственным значительным недостатком романа является перегруженность второстепенными фактами, способствующими детализации мира, но тормозящими развитие сюжета. Этот же недуг можно встретить, к примеру, в произведениях Джорджа Мартина или Кэтрин Кертц. С другой стороны, на эти грабли не наступил разве что профессор Толкин. Так что Дархем оказался в неплохой компании.

Николай Калиниченко

Чарльз УИЛЬЯМС

СОШЕСТВИЕ ВО АД

Москва: Вече, 2010. – 256 с. Пер. с англ. П.Молчанова, Е.Тарасовой. (Серия «Мастера мистической прозы»). 3000 экз.

МЕСТО ЛЬВА

Москва: Вече, 2010. – 384 с. Пер. с англ. П.Молчанова, Е. Тарасовой. (Серия «Мастера мистической прозы»). 3000 экз.

Свершилось событие из числа наиболее долгожданных для ценителей классической литературы вымысла – на русском языке наконец полностью издано все знаменитое семикнижие мастера английского мистического романа Чарльза Уильямса. Творчество этого члена кружка «Инклингов» доходило до нашего читателя гораздо медленнее, чем труды его прославленных коллег Дж. Р.Р.Толкина и К.С.Льюиса. И вот теперь издательство «Вече» добавило к уже изданным у нас ранее переводам четырех «мистических детективов» остававшиеся три.

На самом деле в двух из них ничего криминального не происходит, не считая преступного стремления несовершенных людей перейти отведенные им пределы реальности. «Сошествие во ад» – предпоследний роман Ч.Уильямса, вдохновленный собственными же идеями о судьбах и природе человеческой души, а отчасти и мистическими опытами. «Место льва» сталкивает человека со сверхъестественным бытием, трактуемым в свете античной мистики и философии Платона, но в христианском осмыслении. На вышедшем в одном томе с «Местом льва» романе «Тени восторга» лежит печать духовных сомнений автора. Недосказанность авторской точки зрения ведет здесь к кажущейся размытости обычно отчетливых у Уильямса границ между «добром» и «злом».

Теперь, по крайней мере, прозаическое (есть еще и поэтическое) наследие третьей ключевой фигуры из числа «Инклингов» дошло до наших читателей во всей полноте. Что дает пищу для размышлений: к примеру, насколько необходимо, как нередко делается, строить всех «Инклингов» в один ряд? Романы Уильямса позволяют оценить как сходство, так и его расхождения с собратьями по перу. Но, как бы то ни было, читатель получит удовольствие от качественной прозы во вполне достойном переводе.

Сергей Алексеев

Вл. Гаков
Невообразимый Тенн

Уильям Тенн не дожил всего несколько месяцев до своего 90-летнего юбилея, который мир научной фантастики отмечает в этом месяце. За свою долгую жизнь в литературе американский писатель так и не стал живым классиком – может быть, потому что последние сорок лет практически перестал писать. Но того, что он успел создать за первую половину жизни, вполне хватит на почетное место в Зале Славы англоязычной science fiction.

«То, что Уильям Тенн внезапно потерял интерес к научной фантастике, – писал Джон Клют в своей „Иллюстрированной энциклопедии научной фантастики“ (1995), – это проблема одновременно и писателя, и самого жанра в послевоенные десятилетия. Тенн… начал публиковать свои мудрые, ироничные, а часто и печальные рассказы в 1946-м, а к семидесятым, в основном, прекратил писать фантастику. Для нее это оказалось большей неприятностью, чем для самого Тенна. Потому что сегодня, спустя более чем полвека, тональность рассказов Тенна представляется даже более современной, чем когда-либо. А его сатирический взгляд на разнообразные претензии человечества – это как раз то, в чем человечество сегодня нуждается более всего». И завершил критик свой короткий очерк о Тенне буквально криком души: «Как нам не хватает Тенна!».

Вообще писатель при жизни не испытывал дефицита в комплиментах. Причем они часто приходили от коллег, коих никак не заподозришь в трепетной деликатности по отношению к собратьям по перу. Взять хотя бы короткую аттестацию вечно язвительного и порой беспощадного в своих оценках Брайана Олдисса: «Невообразимый Уильям Тенн». В устах Олдисса подобная оценка дорогого стоит.

Главная проблема «отложенной» популярности Уильяма Тенна (который, право же, заслуживает большего, чем о нем уже написано) кроется в специфике жанра. Не фантастики вообще, а именно англоязычной science fiction, которая не испытывала недостатка в превосходных юмористах и сатириках. Но, во-первых, они редко и частенько неудачно писали романы, а в фантастике «размер имеет значение», и это относится и к объему произведения, и к «сумме прописью» в чеках, получаемых автором от издателей. А во-вторых, сатира и юмор редко приносили авторам высшие премии в жанре. Которые, как ни крути, тоже становились едва ли не единственной дорожкой к тому же «бестселлерному» статусу.

За четверть века до того, как в НФ вспыхнула новая звезда по имени Уильям Тенн, в Лондоне родился мальчик, которого звали Филипп Класс.[35]35
  Во многих источниках местом рождения ошибочно назван американский город Де-Мойн штата Айова, но там на полгода раньше родился другой Филипп Класс – известный ученый, специалист в области авионики и, что самое главное, знаменитый на всю Америку яростный и непримиримый борец с «мифом об НЛО». Биографы и литературные критики путали их всю жизнь. (Здесь и далее прим. авт.)


[Закрыть]

Случилось это 9 мая 1920 года. Родители были евреями, хотя назвать эту семью образцовой еврейской даже у их сына впоследствии язык не поворачивался. Как вспоминал писатель, фамилия словно специально была «выписана» на небесах его родителям, которые «всю жизнь вели друг с другом классовую борьбу, поскольку отец был социалистом, а мать – империалисткой».

Американцем Фил Класс стал в возрасте двух лет, когда родители вместе с тремя детьми эмигрировали в США и осели в нью-йоркском Бруклине. Вскоре мальчик приобщился к чтению science fiction – тогдашней довоенной фантастики, которую он позже охарактеризовал как «интеллектуальную порнографию»… После окончания школы Филипп Класс сразу же отправился на фронт – началась война. Он был определен в инженерные войска, воевал в Европе, а после победы еще какое-то время носил военные нашивки, служа техником в секретной лаборатории американских ВВС, где велись работы над радаром. Потом молодого специалиста приметили люди из руководства знаменитой фирмы Bell Laboratories, где тогда создавалась самая настоящая «фантастика». В широком диапазоне – от первых транзисторов до первого в мире сверхзвукового истребителя. Туда и переманили Класса.

Работая над фантастическими инженерными проектами, молодой сотрудник и сам начал пописывать фантастику. На первых порах, как водится, для себя. А потом еще какое-то время поработал научным редактором в уже завоевавшем популярность журнале «The Magazine of Fantasy and Science Fiction».

В 1957 году Филипп Класс женился и спустя три года вместе с женой переехал в соседнюю Пенсильванию, где получил должность преподавателя литературы в местном колледже. Через девять лет его пригласили преподавать ее же, но уже в знаменитый Университет штата Пенсильвания, расположенный в городке с говорящим названием Юниверсити-Парк. Сначала с Классом подписали контракт на год, но в итоге он проработал в университете почти четверть века.

Казалось бы, преподавание литературы – и военный инженер, да еще без университетского диплома. Но Филипп Класс преподавал не теорию или историю литературы (чем заняты специалисты-филологи), а ее саму – иначе говоря, готовил не будущих филологов, а будущих писателей. В Америке это встречается сплошь и рядом, и, в отличие от нашего Литинститута и курсов, куда принимают тех, кто проходит творческие конкурсы, в американские университеты с целью «стать дипломированным писателем» поступить может любой. Профессор Класс, в частности, гордился тем, что среди его учеников был студент, который впоследствии придумал «суперсолдата» Рэмбо – того самого, которого триумфально сыграл в кино Сильвестр Сталлоне.

А еще приглашение некоего инженера Филиппа Класса на должность «наставника будущих писателей» состоялось в значительной мере потому, что уже тогда всей читающей НФ Америке был хорошо известен автор, подписывавший свои рассказы псевдонимом Уильям Тенн.

Первый опубликованный рассказ «Александр-наживка» Уильям Тенн сочинил еще в период работы в Bell Laboratories. He мудрено, что главной НФ-изюминкой в рассказе была попытка ученых с помощью радара «прозондировать» Луну. Новелла вышла в мае 1946 года в знаменитом журнале «Astounding Science Fiction» (будущий «Analog»). А спустя несколько месяцев безнадежно устарела: реальные ученые из специальной лаборатории войск связи США успешно поймали радарный луч, отраженный от нашего естественного небесного спутника. Начинающий писатель-фантаст был разочарован, но рук не опустил. Тенн вспоминал: «Тот первый рассказ был вообще-то так себе – напечатали, и ладно. Он сильно уступал другим, опубликованным в журнале, и я решил расстараться, чтобы мой второй рассказ получился на уровне».

Получился. Вторым произведением Тенна, вышедшим спустя год, стал хорошо известный нашим читателям рассказ «Игра для детей». По мнению многих, один из лучших у Тенна. Во всяком случае после второй попытки славу писателя, как одного из ведущих сатириков и юмористов послевоенной американской НФ, уже никто не подвергал сомнению.

В некрологе Уильяма Тенна справивший свой 90-летний юбилей Фредерик Пол вспоминал: «На филадельфийской Конвенции 1947 года было, как всегда, множество трепа, который в основном сводился к двум темам: „Ну, как ты?“ и „Где служил?“. Потому что недавно закончилась Вторая мировая, и мы не видели друг друга годы. Но как только указанные две темы обсуждений оказывались исчерпанными, чаще всего поднималась третья: „А ты читал „Игру для детей“?“. Рассказ только что появился в „Astounding“, и автором был никому не ведомый Уильям Тенн».

Вообще-то Филипп Класс писал не только фантастику – под другими псевдонимами выходили детективы, научно-популярные статьи и книги и даже любовные романы. Но прославился он только в фантастике. При том, что сочинил по американским меркам всего ничего. Почти полсотни рассказов за первое десятилетие творческой деятельности и полтора десятка – за последующие сорок лет. Плюс роман и повесть – не самые удачные.

Начало же было бурным. Одним из первых литературных агентов новоиспеченного Уильяма Тенна стал тоже не абы кто – сам Теодор Старджон. Он же в конце сороковых открыл начинающему автору мир американского фэндома – в последнем, кстати, долго бытовало мнение, что это всего лишь новый псевдоним Генри Каттнера. Символичное заблуждение! Но совсем скоро – после появления таких шедевров, как «Бруклинский проект», «Шутник», «Нулевой потенциал», «До последнего мертвеца», «Освобождение Земли», «Срок авансом» и «Уинтроп был упрямцем», – автора уже ставили в один ряд с тем же Каттнером, а также Робертом Шекли, Фредериком Брауном и Эриком Фрэнком Расселлом. Наиболее смелые критики и вовсе выводили творчество Уильяма Тенна из великой литературной традиции, у истоков которой стояли Свифт и Вольтер.

Доля истины в последнем сравнении присутствовала. Потому что Уильям Тенн мог быть просто заразительно-смешным, а мог подниматься до беспощадной, гневной и сардонической сатиры в духе более поздних Лафферти или Воннегута. Тот же упомянутый выше «Бруклинский проект» можно читать как уморительную и «окончательную» (в том смысле, что все сказано, тема закрыта) байку на тему временных «хроноклазмов». А можно – и так читали рассказ 1948 года тогдашние продвинутые американские фэны – как совсем несмешную сатиру на милитаристскую паранойю, на вековое презрение «яйцеголовых» со стороны военных и политиков. И конкретно – на сенатора Маккарти и затеянную им в первое послевоенное десятилетие «охоту на ведьм». Впоследствии Тенн не скрывал, что именно это и имел в виду, сочиняя свою историю о секретных экспериментах с машиной времени.

В 1968 году одновременно вышли его единственный роман «О людях и чудовищах» и единственная же повесть, изданная отдельной книгой, «Лампа для Медузы». Роман, переписанный из рассказа «Люди в стенах», критики сравнили со свифтовским «Путешествием Гулливера». Только на сей раз в положении знаменитого путешественника, попавшего не в Лилипутию, а в Бробдингнег, ощутило себя земное человечество, завоеванное инопланетными гигантами. Люди ютятся в своих жилищах, как мыши в наших домах. Но и, как мыши, практически неуничтожимы – вот вам и весь оптимизм…

Наконец, в 1974 году вышел рассказ, название которого говорит само за себя: «Таки у нас на Венере есть рабби!». В советские времена о переводе его нечего было и думать – абсолютный «непроходняк». Это сатирический рассказ о «Втором исходе» соплеменников автора на Венеру и о состоявшемся там Межзвездном неосионистском съезде. На котором главная буча развернулась вокруг вопроса по сути процедурного: можно ли считать евреями делегатов-инопланетян, говоривших на иврите, но при этом выглядевших как мятые, изжеванные коричневые подушки с короткими серыми щупальцами? Хотя для «окончательного решения» вопроса с публикацией рассказа в СССР достаточно было и «бронштейнско-троцкистской резолюции, направленной против Союза Советской Уганды с Родезией»…

В Америке рассказ тоже наделал много шума. Но в этой новелле – местами смешной, местами горькой и едкой – был весь Уильям Тенн. В одном из интервью он дал себе емкую и, как всегда, парадоксальную характеристику: «Я мистик. Знаете, такой сверхрациональный ортодоксальный иудей-атеист-мистик».

После этого вышло всего три рассказа – последний датирован 1994 годом. И писатель Уильям Тенн замолчал окончательно и бесповоротно.

Его отношения с любимым жанром уже несколько десятилетий напоминали прозу супружеской жизни – когда уже много «совместно прожито» и страсти молодости давно выветрились. Писатель по-прежнему высоко ценил «самую современную форму литературы, фундаментально замешанную на промышленных и научных революциях последних двух веков». Но его все больше и больше раздражало в суженой «обилие идиотизма, дурного письма, кликушества, насаждения культов и всего прочего, что совершенно неуместно, если речь идет о взрослой литературе».

И произошло то, что Фредерик Пол назвал «исходом писателя» – из мира, где его любили и ценили: «Он не умер – он просто ушел преподавать в Университет штата Пенсильвания. После чего оказался потерян для своих нью-йоркских друзей, потому что его университетский кампус затерялся где-то на территории очень большого штата Пенсильвания. И для литературы – потому что обнаружил, что преподавать ему интереснее, чем писать фантастику. А жаль».

Профессор Филипп Класс продолжал учить писать студентов, как до этого писатель Уильям Тенн, живя в районе нью-йоркской богемы Гринвич-Виллидже, помогал советами своим молодым коллегам. Таким, как Дэниел Киз, которого Тенн отговорил идти на уступки редактору, настоятельно рекомендующему Кизу закончить рассказ хэппи-эндом: «Если изменишь в этом рассказе хоть слово, я расшибу твоему редактору обе коленные чашечки!» – заявил Кизу вообще-то незлобивый Уильям Тенн. Молодой автор послушался, и мы, читатели, в итоге получили «Цветы для Элджернона». А молодой автор за «отбитый» рассказ – обе высшие премии, «Хьюго» и «Небьюлу».

После выхода на пенсию профессор Класс с женой переехали в пригород Питтсбурга – Маунт-Лебанон, где Фрума Класс поступила на работу в издательство и сама начала писать рассказы, в том числе фантастические.[36]36
  Вообще, среди родни Филиппа Класса наблюдается своего рода «литературная аномалия». Кроме Фрумы Класс, писавшей научно-фантастическую поэзию и рассказы, в жанре эпизодически «отметились» младший брат Филиппа – ученый-антрополог Мортон Класс, его дочь Джуди Класс (несколько рассказов и роман «на тему» популярного теле– и киносериала «Звездный путь»), а в «просто литературе» – ее сестра Перри и брат Дэвид и двоюродная сестра самого Филиппа – Шейла Соломон Класс.


[Закрыть]

По произведениям самого Тенна ставились драматические постановки (правда, большей частью силами студенческих трупп), фэны постоянно приглашали его на свои конвенции. А в 1999-м Ассоциация американских писателей-фантастов назвала Уильяма Тенна «заслуженным автором в отставке» (Author Emeritus) – по аналогии с университетским званием (Professor Emeritus).

Но до своей смерти, которая последовала 7 февраля этого года, Уильям Тенн не выпустил больше ни одного рассказа. Его роман с научной фантастикой закончился. Хотя и те полсотни рассказов, что он успел написать за два послевоенных десятилетия, вполне тянут на посмертную славу. Наверное, сам он так и посчитал – что получил ее авансом.