Текст книги "Сад Персефоны"

Автор книги: Нэн Эскуит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Ты очень загорел, Никос. И ты очень красивый.

Она отошла, и к нам с Ники приблизился Рауль, чтобы поздороваться. Я слышала, как Леда сказала, обращаясь к Василису:

– Этьен и Элен шлют вам привет. Они пообещали встретиться с нами за обедом в отеле «Роз».

– Машины заказаны? – спросил Василис.

Леда кивнула. В первый раз я заметила, что, несмотря на исключительную силу воли и утонченный туалет, она выглядела напряженно и глаза ее были печальными. Внезапное чувство симпатии, которое я испытала к ней, особенно подчеркивалось чувством вины. Просто ужасно, если она все же любит Пола! Среди общего разговора и смеха я заметила, что Леда держится поближе к Полу и обращается к нему, положив руку ему на рукав и подняв к нему лицо. Казалось, она обращается к нему с какой-то мольбой, пытаясь объединить себя с ним.

Было решено, что нас провезут по городу, чтобы мы могли полюбоваться видами до того, как встретимся с Элен и Этьеном за обедом. После этого мы должны были поехать в Линдос, расположенный в восточной части острова, а затем вернуться к ужину на яхту.

Нам подали две машины. Василис, Мария, доктор Сикилианос и Гермиона сели в первую, а Леда, Рауль, Пол, Ники и я – во вторую. Мы отправились по улице Рыцарей, по обе стороны которой тянулись гостиницы. Их хозяева говорили на разных языках, которыми пользовались члены ордена Святого Иоанна. Это был поразительный путь, и у нас еще было время посетить музей, который был некогда госпиталем для рыцарей, а также осмотреть старый двор с его монастырскими сводами. Оттуда мы направились в Старый город Родоса, который теперь был турецким кварталом, и побродили по узким улочкам, многие из которых были перекрыты изогнутыми арками и полны базарчиками и мечетями, а также прохладными фонтанами, журчащими посреди жары. Затем мы поехали в современный Родос и порт Мандраки, где рядами возвышались ветряные мельницы. Здесь некогда находилась древняя гавань, вход в которую, как полагали, украшала огромная статуя Колосса Родосского – одно из семи чудес света.

Утро пролетело незаметно, и настало время встретиться с Элен и Этьеном в отеле. Был сервирован роскошный обед, во время которого подали свежих креветок, а потом шарики из мяса и риса в соусе из яиц и лимонов. Затем последовали непременные воздушные пирожки с медом и орехами и, наконец, крепчайший кофе по-турецки. Его подали на террасе, где мы отдыхали чуть более часа перед тем, как отправиться в Линдос.

На этот раз группы перемешались. Гермиона и Рауль отправились в одной машине вместе с Полом и Ледой, а Ники и я уселись в другую, с Марией, Василисом и доктором Сикилианосом. Все это произошло в одну минуту – я видела, как Леда взяла под руку Гермиону и потянула ее к машине. Пол поколебался, оглянулся на меня, но Леда повернулась и заговорила с ним. Он кивнул и сел в машину рядом с ней. Через секунду автомобиль тронулся. Нам оставалось лишь следовать за ними.

Как будто бы вполне обычный маневр, но он повторялся весь оставшийся день. Если Пол подходил, чтобы поговорить со мной, Леда следовала за ним. Если она садилась, то всегда указывала ему на место рядом с собой. Пол вел себя по отношению к ней ласково, но безразлично. Один раз его глаза встретились с моими, и, казалось, взгляд его говорил: «Что я могу поделать?»

Ничего не оставалось, кроме как оставить их вместе и сосредоточить свое внимание на других членах нашей маленькой компании. Было большим облегчением разговаривать с Марией, находить отдых душе в ее милых остротах и оживленной болтовне.

Она была хорошо осведомлена о Линдосе, потому что была там уже несколько раз, и показала мне маленький заливчик у подножия утеса, где, как считалось, причалил Святой Павел. Акрополь Линдоса был на самом верху крутого подъема, а края утеса круто спускались в море. Мария сказала мне, что огромный древний фундамент относят к Данаю и его пятидесяти дочерям, которые бежали из Египта от Аэгиптуса и его пятидесяти сыновей. Там были и другие руины, рыцарский замок и византийская церковь. Затем мы заехали в прелестный маленький белый городок и посетили церковь Богородицы Линдоса с похожим на туннель, украшенный фресками, нефом и полом из белых и черных булыжников.

Ники устал от экскурсии. Когда мы возвращались в Родос, его голова сонно покоилась на моей руке, и когда мы наконец вернулись на «Океанис», то сразу спустились вниз, в каюту, где я его выкупала и уложила в постель.

Леда, Рауль и Мульеры поднялись на борт «Океаниса» на ужин. Было решено, что следующим вечером мы нанесем ответный визит на яхту Рауля «Л'Аттик», поскольку он скоро должен был отплыть назад, в Марсель.

На следующее утро мы снова отправились осматривать достопримечательности. Я подумала, что для Ники будет слишком большим напряжением снова отправиться на экскурсию, особенно потому, что вечером Василис собирался отвезти нас с Ледой и Полом к своей кузине, которая жила в пригороде. Поэтому мы решили, что Марию, Ники и меня отвезут в Родини – роскошный парк па Родосе, где мальчик сможет побегать, поиграть и полюбоваться цветами, украшенными орнаментом бассейнами, статуями и другими вещами, которые смогут его заинтересовать.

Мы с Марией уселись в тени раскидистого дерева и беседовали. Я старалась не думать о Поле и Леде и о том, что они вместе. По-видимому, было заметно, что я размышляю о чем-то постороннем.

Мария легко коснулась моего локтя полными, мягкими пальцами и сказала:

– Твои мысли сегодня не со мной и не с Никосом. – Потом добавила: – Ты, вероятно, предпочла бы отправиться вместе с остальными?

Я покачала головой:

– Нет, я так рада побыть с тобой и с Ники.

Она улыбнулась:

– Ты была бы больше рада, если бы была с Полом, я думаю. Ему тоже хотелось быть здесь вместо меня. Ты знаешь это? Но Леда возражала. Она сказала, что он обещал отвезти ее в Йализос, посмотреть часовню Святого Георгия.

Я тихо сказала:

– Ты думаешь, что она влюблена в Пола?

Мария пожала полными плечами под бело-голубым платьем:

– Возможно. Может быть, она просто надеется на него. Из-за этого она не видит других людей – других мужчин. Например, Рауля, такого преданного ее поклонника.

– Рауль? Я не знала этого. Я думала, что они просто друзья, потому что он брат Элен.

– Он влюблен в нее. Славный молодой человек, хороший молодой человек. Конечно, его нельзя сравнивать с Полом, в котором есть что-то, что притягивает к нему женщин. Как вы это называете, мужское начало или мужественность. Это не имеет никакого отношения к красоте, хотя Пол красив. Это такое же редкое качество, как сила, мощь, власть. – Она снова улыбнулась. – Женщины не могут устоять, – добавила она. Но Рауль тоже привлекателен, в своем собственном, шутливом духе. И он подходит Леде больше, чем Пол. Она хрупкая и нуждается скорее в том, чтобы ее оберегали, чем любили. Пол для нее слишком мужчина. – Она посмотрела на меня, и глаза ее показались слегка озорными. – Ты понимаешь?

Она не зондировала почву, она просто видела слишком много.

Я отвернулась:

– Да, я думаю, что это так.

Мария больше ничего не сказала, и мы сидели молча, пока Ники не прибежал ко мне, с нетерпением требуя, чтобы мы пошли с ним в другую часть парка. Пора уже было покинуть Родини и вернуться в гавань.

После обеда все немного отдохнули, а затем отправились на виллу «Ларисса», где жила мадам Сутсос, кузина Василиса. Но сначала мы остановились в знаменитой Долине бабочек, прекрасном месте в горах. Это было окруженное деревьями ущелье, перекрытое многочисленными примитивными мостиками. Здесь все лето тысячи бабочек покрывали ветви и стволы деревьев. Окраска делала их похожими на листья с желтыми прожилками. Когда мы их потревожили, в воздух будто поднялось красно-золотое облако. Это было незабываемое зрелище, и на Ники оно произвело огромное впечатление. Он хотел поймать несколько бабочек, чтобы взять их с собой на корабль.

Однако это было строго запрещено, и мы отправились на виллу, возвращаясь на равнину вдоль побережья. Наконец подъехали к маленькому, окрашенному охрой дому прямо возле моря. Он стоял среди субтропических финиковых пальм, олеандров, роз и бегоний, расположенных с явным искусством и любовью.

Мадам Сутсос, худенькая, маленькая дама, одетая с ног до головы в черное, с шарфом, накинутым поверх белых волос, плохо говорила по-английски. Ее слова по большей части переводили для меня Василис или Пол, но я скорее угадала, чем поняла, с каким волнением она приняла Ники. Она взяла мальчика за руку и долго смотрела на него глубоко посаженными черными глазами, качая головой и улыбаясь, почти со слезами. Я несколько раз услышала имя «Алексис», потом Василис повернулся ко мне и ласково сказал:

– Кузина Эфезия считает, что Никос прекрасен, как утро. Она говорит, что он выглядит совсем как Алексис в его годы. – Его тонкогубый рот искривился в улыбке, когда он добавил: – Она говорит, что боги благословили тебя.

Нам подали закуски, что всегда делалось в первую очередь в каждом греческом доме. Блюдо темных вишен в компоте – традиционные «мед во рту» – и маленькие сладкие пирожные из миндаля и меда. Был подан и ликер или, на выбор, обычный черный турецкий кофе.

За окнами маленькой затемненной комнаты солнце играло в листве всеми оттенками зеленого цвета, а из глубины вымощенного плитками сада раздавались звуки льющейся воды. Это заставило Ники подойти к зарешеченной двери и выглянуть наружу.

Он сказал:

– Мамочка, там фонтан, как у нас дома.

Он имел в виду Меленус. Было странно, что Ники уже считал остров домом.

– Можно мне выйти? – спросил он, открывая дверь.

Пол сказал что-то мадам Сутсос, и она улыбаясь кивнула.

Он шире открыл дверь и сказал:

– Иди, Ники. Можешь все осмотреть. – Потом оглянулся на меня: – Ты, может быть, тоже хочешь осмотреть сад, Стейси?

Я поймала взгляд его черных глаз и поднялась:

– Да, мне бы очень хотелось. – Я улыбнулась старой даме, сказав на моем ломаном греческом: – С вашего позволения.

Леда посмотрела на Пола и сделала движение, будто тоже хотел пойти с нами, но еще до того, как она успела подняться, Василис посмотрел на нее и сказал:

– Не затрудняйся и не ходи с ними, моя дорогая. В саду жарко, а ты выглядишь усталой. Кроме того, кузина Эфезия хочет наслаждаться твоим обществом как можно больше, пока ты здесь.

Мы вышли из дверей на террасу. Солнце пылало на выцветшем небе; аромат роз и гвоздик разливался в воздухе, а циннии, герани и маргаритки сверкали, как драгоценные камни, среди темной зелени кипарисов.

Мы с Полом направились к журчащему фонтану. Под свисающими ветвями и листьями огромного орехового дерева, которое создавало зеленый навес над нашими головами, было поразительно прохладно. Пол протянул руку, сжал мои пальцы и еле слышно проговорил – так, чтобы не слышал Ники:

– Дорогая, я так отчаянно люблю тебя. И я должен поговорить с тобой.

Я почувствовала, как его губы коснулись моей шеи, и повернулась к нему, ощутив волну восторга при этом прикосновении. Я так хотела быть в его объятиях, хотела, чтобы он целовал меня! Но все, что мы могли позволить себе, – это быстро коснуться, улучив мгновение, друг друга, изо всех сил сжать руки и посмотреть в глаза.

Я прервала, наконец, это мучительное молчание, сказав:

– Ты хотел поговорить о Леде? Ты смог рассказать ей?

Он нахмурился и покачал головой:

– У меня не было возможности. Я хочу попытаться сегодня вечером, если мне удастся остаться с ней наедине на яхте Рауля.

Я закусила губу.

– Я так боюсь, что… О, Пол, я надеюсь, что она не влюблена в тебя! – Эти слова вырвались помимо моей воли.

– Нет-нет! – изо всех стараясь быть убедительным, воскликнул он. – Она цепляется за меня, но Леда всегда была такой. Она очень зависимый человек. – Пол прервался, так как к нам приближался Ники.

– Мамочка, там маленький забавный человечек из камня! Пойдем посмотрим.

Пол и я быстро отодвинулись друг от друга, опустив руки.

– Хорошо, малыш. – Я развернулась и взяла сына за руку. Пол последовал за нами.

Ники обнаружил статую Пана, фигурку человека с козлиными ножками. Держа у своих губ дудочку, он застыл в некоем танцевальном па среди ярких цветов.

– Это Пан, – сказала я Ники. – Он был богом, который защищал пастухов и стада овец и барашков. Он жил в местности, которая называлась Аркадией.

Ники внимательно слушал, глядя на меня своими черными глазами. Когда я замолчала, он положил ладошку на поднятую вверх каменную руку статуи:

– Он мне нравится. Он ведь сказочное существо, да?

У меня и Пола больше не было возможности поговорить друг с другом. Через несколько минут к нам подошла Леда.

– Кузина Эфезия хочет, чтобы Никос вернулся. Она хочет показать ему что-то.

Это был очаровательный сюрприз. Сутсос заказала миниатюрный портрет Алексиса. Какой-то неизвестный художник изобразил его ребенком лет двенадцати и заботливо оправил портрет в золотую рамку, украшенную маленькими драгоценными камнями. Этот Алексис хоть и был значительно моложе, чем во время нашей встречи, но все же мало отличался от того мальчика, в которого я когда-то влюбилась. Темные глаза с черными ресницами улыбались, локон черных волос, шелковистый, как у Ники, спадал на чистый лоб. Я долго смотрела на портрет, чувствуя, как на глаза набегают слезы. «Алексис, – думала я, – Дорогой Алексис! Не сердись на меня, пожалуйста, за то, что я люблю Пола. Я всегда буду любить и тебя тоже. И помнить о тебе».

Мадам Сутсос внимательно наблюдала за мной. Глубоко посаженные глаза были будто прикованы к моему лицу, она явно старалась прочесть мои мысли. Взяв мои руки в свои маленькие сморщенные ладони, она участливо сжала их.

Я все еще держала миниатюру в руках. Мадам сказала что-то по-гречески. Василис наклонил голову и перевел:

– Кузина Эфезия говорит, что это тебе – подарок.

Я взволнованно улыбнулась и ответила на плохом греческом:

– Большое, большое спасибо! – Поскольку я не могла выразиться лучше, то импульсивно нагнулась и поцеловала щеку в мелких морщинках.

Мы скоро уехали, отказавшись от новых сладостей и приторного вина. Я попрощалась с кузиной Эфезией и еще раз поцеловала ее, а она подняла руку в жесте, в котором объединялись прощание и благословение, и произнесла по-гречески какую-то фразу. Я покачала головой, показывая, что не поняла, но, когда уселись в машину, спросила Пола, что она сказала.

Он посмотрел на меня одновременно нежно и тепло, словно не принимая во внимание присутствие Василиса и Леды.

Но Леда не отрывала от нас взгляда. Потом сказала с резкостью, не свойственной ее обычной мягкой манере:

– Кузина Эфезия – очень старая женщина. Это уже признак старческого слабоумия – делать глупые замечания.

В этот вечер мы ужинали на «Л'Аттик», а после сошли на берег и прошлись немного по городу. Пол шагал вместе с Ледой. Они так увлеклись разговором, что отстали от остального общества и, наконец, просто пропали из виду. Естественно, мне было интересно узнать, что Пол говорит Леде, каким образом даст понять, что мы влюблены друг в друга.

Моим кавалером был Рауль. Чем-то поглощенный в этот вечер, он был несколько печален, не один раз оглядывался через плечо, будто искал кого-то. Наконец сказал:

– Может быть, нам остановиться возле бара, выпить коньяку и подождать Пола и Леду, чтобы они могли нас догнать?

– Если хочешь. А как другие?

– Я спрошу их. – Он пошел вперед и через несколько минут вернулся в сопровождении одной только Гермионы.

– Этьен и твой свекор пошли вместе с остальными на площадь, а Гермиона вернулась, чтобы выпить с нами. – Рауль взял обеих под руки и направился в ярко освещенный бар. На улице нашелся свободный столик.

Мы просидели там долго, но Леда и Пол не появлялись. Рауль явно волновался и, наконец не выдержав, воскликнул:

– Я не понимаю, что случилось с Ледой! Пол не мог повести ее другой дорогой – это было бы для нее слишком утомительно. Она не смогла бы пройти так долго.

– Может быть, они вернулись на «Л'Аттик»? – предположила Гермиона.

Рауль нахмурился:

– Зачем им было делать это? Если только… Да, ты, возможно, права. Леде мог понадобиться шарф, или она забыла свою сумочку. – Он встал. – Вы закончили, я думаю? Пошли на площадь, найдем остальных, и я предложу им вернуться на яхту. Это наш последний вечер вместе – мы не должны разделяться.

После того как он расплатился, мы вернулись в город. Навстречу уже спускались Василис, Мария, супруги Мулье и доктор Сикилианос, которые направлялись в гавань. Они, как и мы, были удивлены отсутствием Пола и Леды, а потом пришли к заключению, что Леда, вероятно, устала и захотела вернуться на корабль.

Мы уже видели верхушки мачт яхты Рауля, когда показался Пол, шедший навстречу.

Он коротко сказал:

– Извините. Я думаю, вы удивлены, что мы куда-то исчезли. У Леды разболелась голова. Я отвел ее назад на «Океанис». – Он посмотрел на Рауля. – Она просила передать свои самые искренние сожаления и извиниться, что не попрощалась.

Я увидела лицо Рауля, появившееся на нем выражение глубокого разочарования, и тогда поняла, как он любит Леду. На мгновение он отвернулся, но потом взял себя в руки и глухо сказал:

– Я просто очень огорчен, что не увижу ее перед отплытием. Но если она плохо себя чувствует, то конечно… – Он пожал плечами. – Здесь ничего не поделаешь.

– Леда сказала, что напишет тебе, – добавил Пол.

Рауль наклонил голову:

– Спасибо. Я напишу ей пару слов, пока вы выпьете на прощанье. – Он взбежал на сходни и посмотрел на Пола. – Ты передашь записку Леде утром?

– Конечно.

Последний час на борту «Л'Аттик» был несколько печальным. Рауль был расстроен отсутствием Леды, Пол тоже был необычно молчалив. Так что мы почувствовали облегчение, когда матрос пришел сказать, что яхта готова к отплытию, и все начали прощаться.

Мы стояли на набережной, смотрели, как «Л'Аттик» медленно отходит от причала, и прощально махали руками. Яхта скользила по маслянистой воде гавани, выходя в открытое море. Скоро она превратилась в цепочку сверкающих огоньков в темноте, и нам настала пора уходить. Василис нанял машину, чтобы она отвезла нас назад, к «Океанису», и через несколько минут мы были на яхте.

Пол спустился вниз со мной. Перед дверью каюты он остановился, нахмурясь и глядя на письмо, которое держал в руках.

– Я хочу зайти к Леде и посмотреть, не спит ли она еще. Скорее всего, она не спит. – Он слегка замялся. – Боюсь, что именно я явился причиной ее головной боли. Она очень расстроилась, когда я сказал ей о нас.

Я прикусила губу.

– Мне очень жаль, Пол. Я хотела бы… Я никогда не думала…

Он обнял меня:

– Тебе не в чем винить себя, дорогая. Я уже говорил тебе, что не был влюблен в Леду. Я никогда ни в кого не был по-настоящему влюблен, пока не появилась ты. Теперь в мире для меня не существует никого, кроме тебя. – Он наклонился и поцеловал меня долгим, глубоким поцелуем, как будто подтверждая свои слова. – Мы поговорим завтра. Не смотри так взволнованно и грустно, Стейси. Все будет хорошо, я тебе обещаю. – Он поднял мое лицо за подбородок. – Я люблю тебя.

– Я люблю тебя, – сказала и я. Хотелось бы верить, что эти три слова могли все разрешить. Как заклинание или какие-то волшебные слова. Но где-то в глубине души я знала, что слов недостаточно.

Глава 9

Я проснулась на следующее утро и обнаружила, что погода изменилась, будто некое предзнаменование. Небо стало серым, ветер трепал канаты и навесы, на море вздымались быстрые и бурные волны. После жары и неизменно солнечных дней все почувствовали, как понизилась температура, и кинулись надевать теплые свитеры и прочие шерстяные вещи.

«Мы поговорим завтра», – пообещал Пол, и я ждала, что он улучит момент и позовет меня. Однако вместо него появилась Леда. Она бесшумно вошла в салон, где мы обычно обедали и куда я привела Ники, чтобы он мог спокойно разложить свои рисовальные принадлежности на столе, не беспокоя остальных гостей. Василис и его компания тем временем собрались в главном салоне и читали газеты, купленные накануне на Родосе.

Она вошла тихо и молча стояла рядом, пока я не подняла глаза и не сказала несколько смущенно:

– О, Леда! Ты себя чувствуешь лучше? Я хочу сказать, голова прошла?

Она сухо кивнула и ответила:

– Да, мне лучше. Я хотела бы поговорить с тобой, Стейси.

Я взглянула на Ники, увлеченного книжкой для раскрашивания. Он склонил набок голову и высунул от усердия кончик языка. Потом встала и указала на кресла под иллюминаторами, подальше от Ники.

– Давай сядем вон там. – Ники проводил нас вопросительным взглядом, и я улыбнулась и сказала: – Все в порядке, малыш. Я не ухожу. Тетя Леда и я поговорим вон там.

Мы сели на мягкий диван, тянущийся вдоль изогнутых стен салона, и с нарастающей тревогой я стала ждать, когда Леда начнет разговор.

Она сидела, глядя на меня и теребя край обшитого кружевами белого платочка тонкими пальцами. Когда она подняла глаза, я увидела под ними темные круги, будто она плакала, и почувствовала укол совести.

Наконец она нерешительно заговорила:

– Пол сказал мне, что любит тебя и что ты любишь его. Это так?

Я кивнула:

– Да, так случилось. – Я не знала, что еще сказать. Сказать, что я сожалею, что надеялась – для нее это не будет большим потрясением? Это было бы неуместно.

– Я тоже люблю его.

Она говорила спокойно, но так настойчиво, что каждое слово, казалось, звучало, как звук пули, попадающей прямо в сердце. Я со страхом взглянула в сторону Ники, но он продолжал спокойно раскрашивать свои картинки.

– Мне очень жаль. Я не знала этого. Я считала, как сказал Пол, что вы привязаны друг к другу из-за взаимных семейных связей.

– Я люблю его, – снова сказала Леда. – И Пол любит меня. Да, любит. – Она продолжала, тщательно выговаривая слова и игнорируя мое протестующее движение: – Было решено, что мы поженимся. Мне никогда не приходило в голову, что я могу выйти замуж за кого-нибудь еще, кроме Пола. Хотя он так долго отсутствовал на острове, я думала о нем каждый день и каждый день молилась, чтобы он вернулся жить на Меленус и мы поженились бы. Он вернулся, и наша дружба возобновилась. Привязанность между нами стала глубже. Это был всего лишь вопрос времени, я знала точно, и он попросит меня стать его женой. – Голос ее стал тише, и в нем зазвучала горечь. – А затем приехала ты, и все переменилось.

– Это неправда. Я… пожалуйста, не думай, что я хочу быть злой, но Пол сказал мне, что не любит тебя, хотя очень к тебе привязан. Мой приезд не играл никакой роли.

Леда вытянула вперед руку, возражая:

– Нет, это не так. Пол жалел тебя, сочувствовал от всего сердца, потому что ты вдова Алексиса и потому что ты так красива. – Она кивнула. – Да, это так. Ты привлекла его. Но если ты уедешь – вернешься в Англию, – он тебя забудет, а я тем временем буду ждать его. – Она стиснула руки, будто в мольбе. – Пожалуйста, Стейси, уезжай. У тебя была любовь Алексиса, у тебя… – На мгновение ее голос, казалось, дрогнул. – У тебя есть Никос. Пожалуйста, уезжай и оставь мне Пола.

Я не знала, что ей ответить. Меня охватили сомнения. А вдруг то, что она мне сказала, правда? Что Пол испытывает ко мне всего лишь мимолетную страсть, своего рода ослепление? Может быть, так же мимолетно и то, что я чувствую к нему? Мы знакомы – сколько? Месяц, два месяца? Они с Ледой знают друг друга всю жизнь. Разве у греков принято жениться по любви или их браки все же основываются на сильном физическом влечении, а также на желании семьи, ее дружеских связях и полученном воспитании?

Допустим, то, что я испытываю к Полу, всего лишь результат трех лет немого шока после гибели Алексиса. Как принцесса в сказке, я была возвращена в жизни поцелуем. Подобно Персефоне, я вернулась из темноты зимы к свету весны и снова научилась любить.

Пол сделал это – он спас меня. И я полюбила его за это. Но достаточно ли этого, чтобы строить совместную жизнь и при этом видеть, как разбивается сердце Леды?

Словно бы чувствуя мою неуверенность, Леда наклонилась вперед, глядя мне в лицо:

– Обещай, что ты уедешь.

Я колебалась, избегая ее молящего взгляда.

– Я не могу этого сделать. Не могу, если только не буду уверена, что Пол… – Я замолчала.

– Если ты уедешь, то сможешь убедиться во всем. Он либо вернется ко мне, либо последует за тобой в Англию.

Все же я колебалась. Я не знала, известно ли Леде все о ней самой, о том, что у нее может никогда не быть детей. Если ей это известно и она все же старается завоевать Пола, ничего ему не говоря, то тогда она выйдет за него замуж и хитростью. Если же она все ему рассказала, то бросила камень на весы против себя. Об этом я не могла говорить с ней или еще с кем-нибудь. То, что сказал мне Василис, было секретом. Я не знала, что делать – честнее ли будет по отношению к Полу и Леде уехать в Англию или остаться на Меленусе и бороться за свое счастье?

Все это было таким сложным! Я не могла решить окончательно. Но потом встретила взгляд Леды и внезапно поняла, что не могу бороться. Она выглядела такой худой и больной, какой-то отчаявшейся. Я подумала: «Я не могу нанести ей этот удар! У меня было так много! И Алексис, и Ники, и Пол. Мы провели вместе тот день на Косцене, и это было прекрасно. Вершина счастья. Я никогда этого не забуду. Я думала, что мы принадлежим друг другу. Но, может быть, он принадлежит Леде, а я встала между ними?»

И тогда я медленно произнесла:

– Обещаю, что уеду, если ты, в свою очередь, тоже дашь мне обещание.

– Какое?

Я внимательно посмотрела на нее:

– Я хочу, чтобы ты дала мне слово, что будешь всегда честной с Полом. Во всем – чего бы это ни касалось.

Черные глаза моргнули. Казалось, в них появилась какая-то невысказанная мысль. На одно мгновение я подумала, что Леда поняла, о чем я. Но она ответила достаточно спокойно:

– Я не понимаю.

– Ты поймешь. Думаю, позже. Ты мне обещаешь это?

Медленно, неохотно, она кивнула:

– Обещаю.

– А я уеду с Меленуса.

Леда сжала свои тонкие руки и встала:

– Спасибо, Стейси.

Она ушла так же тихо и незаметно, как вошла. Я продолжала сидеть на прежнем месте, глядя в пространство. Итак, все решено. Не Василисом, вопреки его планам, не Полом, который просил меня выйти за него замуж. А Ледой – нежной, хрупкой и ненавязчивой.

Я вернусь в Англию и возьму с собой Ники. Если Пол действительно любит, он приедет и найдет меня. Но если то, что мы испытывали друг к другу, было только частью плана Василиса, тогда я должна попытаться забыть его и снова начать одинокую жизнь.

Я уже делала это однажды. После Алексиса.

Меня накрыло такой волной отчаяния, что в горле поднялось сдавленное рыдание. Где я найду силы, смелость, чтобы начать все снова? Я не смогу. Я просто не смогу! Жизнь без Пола, казалось, потянется, как исполнение приговора – серая, блеклая, без надежды.

Я дала слово. Скоро мы вернемся на Меленус, и я должна буду сказать Василису о своем решении. Он рассердится. Он будет пытаться убедить меня остаться или, в крайнем случае, оставить с ним Ники. Я не буду его слушать. Что бы он ни сказал, это ничего не изменит.

Но Пол? Как я скажу Полу?

Я продолжала сидеть, ожидая, что он придет и найдет меня, как обещал, и в то же время боясь этого. Но он не пришел. А потом Ники надоело рисовать, и он захотел выйти на палубу. Мне ничего не оставалось, как отвести его туда, хотя ветер был сильным и море волновалось так, что мы едва могли устоять на ногах.

За обедом Василис сказал, что мы больше не будем заходить ни в какие порты, кроме острова Хиос, где он собирался оставить Гермиону и доктора Сикилианоса. Гермиона жила на этом острове, а доктор Сикилианос собирался навестить свою сестру – мать Гермионы. По радио сообщили, что шторм усиливается.

– Нет никаких причин для тревоги, – заверил нас Василис, – но Эгейское море бывает порой коварным. Это, пожалуй, сама мелководная его часть, но при таком шторме опасные камни могут скрываться среди скал под водой, и разумный рулевой обычно ищет укрытия. Я приказал дать полный ход, чтобы мы могли прибыть на Меленус до того, как ветер достигнет своего апогея. – Он улыбнулся. – Думаю, что будет удобнее для всех оставаться внизу, в своих каютах. В такую погоду это также облегчит работу экипажа. – Он поймал мой взгляд и кивнул, добавив: – Пол помогает на мостике Йоргосу, и поэтому его не было за обедом. Он просил передать всем свои извинения.

К вечеру шторм достиг наибольшей силы, и «Океанис» болтался в бурном море как утлая лодчонка, через иллюминаторы было видно очень мало из-за мелких брызг и тумана, а выйти на палубу было просто немыслимо. Мы начали ощущать качку. Мария ушла в свою каюту; Гермиона держалась на ногах, но довольно заметно позеленела; доктор Сикилианос неподвижно сидел в кресле, казалось полностью сосредоточившись на своей книге. Ники сначала был возбужден приключением, а затем его начало подташнивать, пришлось уложить его в постель, где он изображал смертельно больного, очень жалея себя и не желая выпустить меня из виду ни на секунду.

Пол не пришел и к ужину. Я была скорее довольна, что это освобождает меня от необходимости сообщить ему о своем решении. В моем сердце будто образовалась пустота. Но самое страшное – ничто не может измениться, пока мы не прибудем на Меленус.

Фактически мы опережали шторм, и главный его накал был позади нас. Во время временного затишья, прежде чем непогода разыгралась снова, нам удалось высадить Гермиону и доктора Сикилианоса на Хиосе, к их великому облегчению. Они уже было начали опасаться, что им придется идти с нами на Меленус. Теперь речь шла всего о нескольких часах, и мы окажемся в безопасности на острове.

Я обрадовалась даже больше, чем могла подумать, когда «Океанис» наконец вошел в гавань. Все покачивались после бурного путешествия, а колени мои подгибались, когда я спускалась по качающимся сходням на пристань.

Первым, кого я увидела, был Майк. Он торопился пройти вперед, разговаривая с Василисом, а затем с Марией, которую крепко обнял, прежде чем подойти ко мне.

Он протянул свои большие руки, сжал мои ладони и сказал:

– Ты не можешь себе представить, как я рад, что вижу тебя! Мы все ужасно беспокоились за «Океанис». Вчера ночью по радио передали, что вблизи Андроса дрейфующая яхта налетела на скалы. Поверь, дорогая, я пережил тысячу смертей! Как ты чувствуешь себя? – Он покачал своей бородатой головой. – Ты выглядишь немного уставшей.

Я заставила себя улыбнуться, сделала усилие, чтобы выглядеть веселой и нормальной:

– Я чувствую некоторую слабость. Да и все выглядят не лучше. Бедный Ники был совсем болен.

Он улыбнулся мне:

– А ты?

– Я держалась. Но я не представляла себе, что может быть такая буря, особенно в летнее время. Вообще-то считается, что море бывает бурным зимой.