Текст книги "Дочь генерала"

Автор книги: Нельсон Демилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

Я терпеть не могу ждать. Но спорить не было настроения, а настраивать женщину я не мастак. Я зевнул и скинул с кровати покрывало.

– Bon soir, как мы говорили в Брюсселе.

– Спокойной ночи... – Синтия пошла к двери, но на пороге обернулась и произнесла: – Зато будет чего ждать.

– Большие ожидания.

Я выключил лампочку на тумбочке, сбросил халат и голый полез под одеяло. Я слышал шум воды в ванной комнате, стук дождя за окном, возню какой-то парочки в коридоре.

Как в четыре часа зазвонил телефон, я не слышал.

Глава 34

Синтия была уже одета, в окно заглядывало солнце, я почувствовал запах кофе.

Я сел в постели, и Синтия, стоявшая у моей кровати, подала мне пластиковую кружку и сказала:

– У них внизу экспресс-бар.

– Сколько времени? – спросил я.

– Восьмой час утра.

Я начал вылезать из-под одеяла, но вспомнил, что спал голым.

– Почему ты меня не разбудила? – воскликнул я.

– Сколько нужно людей, чтобы посмотреть на сломанный куст?

– Ты была там? Что нашла?

– Машина определенно съехала с Джордан-Филдз ярдах в пятидесяти от Райфл-Рендж-роуд. Видны две колеи, хотя следы от шин смыты. На кусте сломаны ветки, и содрана кора сосны.

Мелкими, частыми глотками я пил кофе, ожидая, когда прояснится в голове. Синтия в джинсах и белой тенниске смотрелась превосходно.

– Кора, говоришь, содрана?

– Я тут же помчалась на Джордан-Филдз, растолкала бедного Кэла Сивера. Он взял одного парня, мы втроем поехали туда и выпилили поврежденное на сосне место.

– Да не тяни ты резину!

– Потом вернулись в ангар и под микроскопом разглядели крупицы краски на дереве. Кэл сегодня отправит вырезанный блок в Форт-Гиллем. Я сказала ему, что краска, вероятно, с черного джипа «Черокл». Там свяжутся с заводом-изготовителем или сами сопоставят с образцами красок, которые имеются у них.

– Надеюсь, мы найдем царапину и на самой машине.

– Нам нужны доказательства, чтобы подкрепить твою версию действий Кента.

– Естественно. – Я зевнул и откашлялся. – Если установят, что краска с черного джипа «Чероки», это, к сожалению, доказывает только то, что сосну зацепил какой-то джип «Чероки». Но все-таки зацепка.

– Еще какая!

Я допил кофе, поставил кружку на тумбочку.

– Я просил, чтобы ты разбудила меня. Ты хоть пыталась?

– Нет, ты спал как убитый.

– Жаль. Но ты молодец, что съездила.

– Спасибо. Кроме того, я отнесла твои ботинки Кэлу Сиверу. Он сравнил их с неопознанными слепками и нанес твои следы на схему.

– Еще раз молодец. Что, я уже подозреваемый?

– Пока нет. Просто Кэлу надо бы установить твои следы.

– А ты их почистила, мои ботинки?

Синтия пропустила язвительный вопрос мимо ушей.

– Кэл получил из Форт-Гиллема компьютерную программу. Теперь у него на схеме все следы – известные и неизвестные. Да, я изложила Кэлу нашу версию событий той ночи. – Синтия встала и подошла к окну. – Смотри, дождь закончился, выглядывает солнышко. Хорошо для урожая. И для похорон подходящий день.

Тут я заметил на постели лист бумаги. Это была компьютерная распечатка письма Энн Кемпбелл миссис Кент. Письмо начиналось так: «Уважаемая миссис Кент. Хочу сообщить вам об отношениях, которые сложились между вашим мужем и мной...» Кончалось оно следующими словами: "Я уважаю вашего мужа как кадрового военного и высококлассного профессионала, но никаких других, личных, чувств к нему не питаю. Я бы рекомендовала обратиться к психоаналитику – ему одному или вместе с вами, – вероятно, ему также следует добиться перевода в другое место или взять отпуск. Уверяю вас, что меня заботит единственно его карьера и репутация, моя репутация, а также то, чтобы в расположении части, которой командует мой отец, не было и тени нарушения приличий. Искренне ваша Энн Кемпбелл".

– Чтобы не было и тени нарушения приличий! – засмеялся я.

Синтия обернулась и произнесла:

– Да, надо отдать ей должное.

Я кинул распечатку на тумбочку.

– Уверен, Кент видел оригинал письма, и оно его взбесило. Тот следопыт из Окленда звонил Кэлу?

– Пока еще нет.

– Ладно, я встаю... но я же...

Синтия кинула мне халат и отвернулась к окну. Я выбрался из постели и потопал в ванную. Едва я намылил щеки, в моей комнате зазвонил телефон. Синтия взяла трубку, но из-за шума воды я плохо слышал, с кем она говорила. Через минуту Синтия сунула голову в дверь ванной и сообщила:

– Это Карл звонил.

– Что ему нужно?

– Хотел узнать, верный ли номер он набрал.

– А-а...

– Он уже в Атланте. К десяти ноль-ноль будет здесь.

– Отзвони ему, скажи, что у нас торнадо.

– Он уже в пути.

– В пути так в пути.

Закончив бритье, я начал чистить зубы. Синтия вернулась в мою комнату. Как только я включил душ, в ее комнате раздался звонок. Синтия его, конечно, не слышала. Я заглянул к себе – она разговаривала по моему аппарату. Решив, что ей звонят по службе, я взял трубку.

– Алло?

– Кто это? – спросил мужской голос.

– А кто вы?

– Майор Шольт. Что вы делаете в комнате моей жены?

Резонный вопрос, ничего не скажешь. Я мог ответить, что его неправильно соединили и вообще сказать многое, но...

– То же, что я делал в Брюсселе, – ответил я.

– Что?! Какого дьявола?.. Бреннер, это вы?

– К вашим услугам, майор.

– Я тебя пристрелю, мерзавец, слышишь? Ей-богу, пристрелю!

– Вы могли это сделать в Брюсселе. Такой шанс выпадает раз в жизни.

– Сукин ты сын!..

– Мисс Санхилл сейчас здесь нет. Что ей передать?

– Где она?

– Принимает душ.

– Ах ты, сволочь!

Непонятно, чего он так разошелся, подумал я. Они ведь разводятся, и он уже завел себе бабу. Странные существа мужчины... Думают, что имеют права на жен, даже когда они расстались. Нет, тут что-то не так. Я понял, что совершил глупость.

– Можешь заказывать катафалк, Бреннер. Все гвозди в крышку гроба самолично забью. Ты меня слышишь?

– Говорят, вы с Синтией разводитесь.

– Разводимся? Какая сволочь это сморозила? Позови эту стерву к телефону!

– Готовитесь к бракоразводному процессу?

– Дай эту стерву, я сказал!

– Минутку.

Я положил трубку на кровать и задумался. Жизнь иногда преподносит такие сюрпризы – не обрадуешься, потом проглядывает солнышко, на сердце становится легче, походке возвращается упругость, и ты снова полон надежд и планов. Потом словно кто-то выдергивает коврик у тебя из-под ног, и ты опять плюхаешься задницей в лужу.

– Я скажу, чтобы она вам перезвонила.

– Попробуй не сказать... твою мать. Я тебя...

Я положил трубку на рычаг, пошел в нашу общую ванную и залез под душ. За дверным стеклом появилась Синтия и крикнула, перекрывая шум воды:

– Я звонила в Учебный центр, мне подтвердили, что полковник Мур провел ночь там. Я попросила передать ему, что через час мы ждем его в полицейском управлении. Слышишь?

– Слышу.

– Кроме того, я приготовила тебе одежду. На похоронах полагается быть в форме.

– Спасибо.

– Я сейчас переодеваюсь.

– Валяй.

Синтия прошла к себе в комнату. Дверь за ней закрылась. Я выключил душ.

* * *

Около восьми часов мы, одетые в парадную форму, ехали в моем «блейзере».

– Тебя что-то беспокоит? – спросила Синтия.

– Нет, ничего.

В нашей комнатенке я выпил еще одну кружку кофе и стал перебирать записки о телефонных звонках. Пришел Мур, немного потрепанный, но в парадной форме. Он даже раздобыл где-то пару новых штиблет. Синтия предложила ему сесть, и без предисловий я начал:

– Полковник, у нас есть основания подозревать в убийстве Энн Кемпбелл полковника Кента.

Мур был так поражен, что не выговорил ни слова.

– Как это вписывается в общую картину? – наконец спросил он. – Он, конечно, создавал массу проблем, но чтобы...

– Энн говорила вам о нем?

– Да... Жаловалась, что звонит в любое время суток, читает ее письма, неожиданно врывается к ней в дом и в служебный кабинет...

– Когда вы в ту ночь позвонили Энн Кемпбелл, она не сообщила, что Кент околачивался около штаба или звонил ей?

– Действительно, она сказала, что Билл Кент снова становится назойливым. Чтобы отвлечь его внимание, она поедет не в своем «БМВ», как планировалось, а на служебном джипе. Возникла, правда, одна трудность. Ее машина оборудована телефоном, а у меня есть мобильник, и мы рассчитывали поддерживать связь, пока Энн едет на стрельбище. Тем не менее мы встретились там в назначенное время.

– Когда вы встретились, она не упоминала Кента? – спросила Синтия.

– Нет.

– Она не говорила, что за ней кто-то ехал?

– Кажется, нет. Впрочем, она сказала, что видела позади себя какую-то машину, но та свернула на Джордан-Филдз... Энн считала, что все идет по плану, и тогда я по мобильнику позвонил ее отцу.

– После этого вы пошли на стрельбище?

– Да.

– Проделав известную процедуру, вы стали ждать приезда генерала.

– Да.

– Вам не приходило на ум, что может приехать полковник Кент?

– Возможно, у меня мелькала такая мысль. Он повсюду преследовал Энн.

– А вам не приходила мысль, что он действительно поехал за ней и затем, возможно, убил ее.

– М-м... теперь, когда я думаю об этом...

– Из вас вышел бы классный сыщик, полковник, – съязвил я.

Моя реплика сбила его с толку.

– Я решил, что это генерал... Впрочем, я не знал, что и думать... Когда я узнал, что Энн убили, первая мысль была: это отец. Потом я подумал, что генерал просто уехал, оставив ее, и какой-то... какой-то маньяк... который проезжал мимо... Кента я совсем не подозревал...

– Почему?

– Ну... он же начальник полиции... женатый человек... любил ее... Но теперь, когда вы об этом заговорили, я вижу, что он вписывается в общую картину... То есть я хочу сказать, что с психологической точки зрения это весьма вероятно. Кент сделался одержимым, и Энн не могла обуздать его.

– Энн породила чудовище, – заметил я.

– Да, чудовище.

– Она сама-то это понимала?

– Понимала – каким-то уровнем сознания. Но она не привыкла иметь дело с мужчинами, которые поступают по-своему. За исключением отца и, вероятно, Уэса Ярдли. В ретроспективе я вижу, что Энн недооценила Билла Кента. И поплатилась за это.

– А теперь, пожалуйста, поезжайте к себе в Учебный центр и изложите все это на бумаге.

– Что именно?

– Составьте полный отчет о вашем участии в этой истории и передайте его мне после панихиды. У вас почти два часа. Не теряйте ни минуты. И никому ни слова.

На Мура было жалко смотреть: бледная тень человека, которого я видел вчера. Он ушел.

– Мы бились изо всех сил, строили предположения, искали, а разгадка была под самым нашим носом, – сказала Синтия.

– Именно поэтому мы не сразу ее увидели.

Синтия начала болтать о чем-то постороннем. Я молчал и, чтобы избежать неловкости, позвонил Фаулеру в штаб.

– Полковник, уничтожьте обувь, которая была на вас и на миссис Фаулер в ту ночь. Второе. Выработайте с генералом Кемпбеллом правдоподобный сценарий того, что вы оба тогда делали. Третье. Пусть сразу же после траурной церемонии миссис Фаулер садится в автомобиль или самолет...

– Я ценю ваши предложения, – ответил он, – но я думаю, что не должен скрывать свою причастность к этому делу.

– Генерал хочет, чтобы вы это сделали. Желание командира – приказ.

– В данном случае это незаконный приказ.

– И все же постарайтесь забыть об этой истории. Ваше молчание пойдет на пользу вам, жене, мне, Кемпбеллам и армии в целом. Подумайте, полковник.

– Хорошо, я подумаю.

– Позвольте один вопрос: вы сняли ее уэст-пойнтское кольцо?

– Нет.

– Вы видели там воткнутый в землю штык?

– Штык не был воткнут в землю. Рукоятка была воткнута в ее промежность.

– Ну и ну...

– Я выбросил штык.

– Куда?

– В речку. Есть тут у нас такая – Чикасо... Наверное, вы хотели бы снять отпечатки пальцев...

– Да, не мешало бы. – Кент не дурак, он не оставил бы никаких отпечатков.

– Мне очень жаль. Я просто не мог сдержать себя.

– Тут многие не могли сдержать себя.

– Паршивое дело, Бреннер. Мы все виноваты в том, что заварили кашу.

– Да уж, неприятностей в жизни хватает.

– До того как Энн приехала, никаких неприятностей не было. И все-таки виноваты мы, а не она.

– Готов с вами согласиться... Знаете, полковник, я, кажется, произведу сегодня арест.

– Кого берете?

– Пока не могу сказать... Ладно, увидимся в церкви.

– Увидимся.

Я положил трубку. Едва человек подумает, что уже отведал дневную порцию неприятностей, является некто с дополнительным блюдом. В моем случае блюдо принес полицейский Дойл.

– Мистер Бреннер, вы подписали освободительную штаб-сержанту Далберту Элкинсу, я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, майор.

– Мы подыскали ему место в одной ротной казарме.

– Замечательно. До него ли сейчас?

– Согласно правилам каждые три часа он должен отмечаться у дневального.

– Что ж, это разумно.

– Он должен был отметиться в восемь ноль-ноль, но не явился.

Этого еще не хватало.

– С тех пор его никто не видел.

Синтия отвернулась.

Майор Дойл продолжал:

– В разных точках мы расклеили сообщение о его аресте, известили полицию Мидленда, округа и штата Джорджия, начальник группы УРП майор Боуз требует от вас полного отчета об этом деле. – Майор улыбнулся нехорошей улыбкой. – Влипли вы.

Он повернулся и ушел. Я сидел, уставившись в пустоту.

– Однажды и у меня такое случилось, – сказала Синтия.

Я молчал.

– Правда, только однажды. Твой циничный взгляд на человеческую природу просто неуместен.

Поскольку каждому овощу свое время, было самое время сказать Синтии о звонке ее мужа, однако этой пословицы, вероятно, не знал Карл Хеллман и потому явился в самый неудобный момент.

Он вошел, и его крупная фигура, казалось, заполнила всю нашу комнатенку. Мы с Синтией встали. Карл небрежно кивнул, осмотрелся, последовали рукопожатия. Синтия, будучи самой младшей по званию, предложила ему кресло у своего стола, сама села на свободный стул, а я присел на мой стол.

На Карле была зеленая выходная форма. Фуражку он положил на стол. Как и я, Карл начинал пехотинцем. Мы оба воевали во Вьетнаме, причем примерно в одно время. На нас красовались практически те же награды и знаки отличия, включающие Бронзовую звезду за мужество и заветный Знак боевого пехотинца. Мы оба прошли огонь, воду и медные трубы, были среднего возраста и потому обычно обходились без формальностей. Но в это утро я был не в настроении и решил придерживаться правил протокола.

– Выпьете кофе, сэр? – спросил я.

– Нет, не хочу, спасибо.

Карл хорош собой: шапка густых темно-каштановых, с проседью, волос, твердый подбородок, голубые глаза. Женщины, однако, не находят его привлекательным. Причина, по-видимому, в его сдержанной манере держаться. Рядом с ним самая сдобная булочка через неделю сделается сухарем. Но это не в счет: дело свое он знает, как никто.

После обмена любезностями Карл сказал мне с легким акцентом:

– Как я понимаю, наш главный свидетель по делу о попытке незаконной продажи оружия пустился в бега?

– Так точно, сэр.

– Вы можете припомнить, чем руководствовались, освобождая его?

– Нет, сейчас не могу, сэр.

– Возникает вопрос: почему человек, которому обещана неприкосновенность, совершает еще одно преступление – побег?

Действительно, такой вопрос возникает.

– Вы ему объяснили, что такое гарантия неприкосновенности?

– Объяснил, сэр, но, очевидно, не очень хорошо.

– Видите ли, Пол, иметь дело с глупыми людьми – это целая проблема. Вы переносите свое восприятие мира и умение рассуждать логично на полного идиота, а он вас подводит. Он невежествен, напуган, он раб своих инстинктов. Если тюремная дверь открылась, надо бежать – вот его примитивная логика.

Я откашлялся.

– Я думал, что успокоил его, завоевав доверие.

– Естественно, завоевали. Этого он и добивался – чтобы вы так думали. Хитрющий народ.

– Так точно, сэр.

– Может быть, следующий раз вы посоветуетесь со мной, прежде чем выпускать на волю уголовного преступника?

– Пока он проходил только как свидетель.

Карл подался вперед:

– Он ни хрена не видит разницы. Вы сажаете его за решетку – значит, преступник. Выпускаете – он бежит.

– Совершенно справедливо, сэр.

– Статья 96-я военного кодекса предусматривает наказание для тех, кто по умыслу или недосмотру ошибочно освобождает заключенного. Вам грозит серьезное взыскание, Пол.

– Я это понимаю, сэр.

Он снова откинулся на спинку кресла.

– Ну а теперь докладывайте, что здесь произошло за последние часы.

Начать с того, что мне не удалось переспать с Синтией, она наврала мне про мужа и развод, я подавлен и смертельно устал, никак не могу выбросить Энн Кемпбелл из головы, начальник военной полиции, чей кабинет находится в том же коридоре, вероятный убийца, дурак Далберт дал тягу, и вообще день начинается скверно.

Хеллман повернулся к Синтии:

– Может быть, вы? У Бреннера отнялся язык.

– Слушаюсь, сэр, – отчеканила Синтия и начала рассказывать о вещественных доказательствах, о компьютерных открытиях Грейс Диксон, об отце и сыне Ярдли, о причастности к судьбе Энн Кемпбелл майора Боуза, полковника Уимса и других высших офицеров базы.

Карл Хеллман внимательно слушал.

Далее Синтия пересказала отредактированные варианты наших разговоров с генералом Кемпбеллом, миссис Кемпбелл, полковником и миссис Фаулер, а также с полковником Муром. Я слушал вполуха, но обратил внимание, что Синтия не упомянула ни об особой роли Фаулеров, ни о подвальной комнате удовольствий в доме Энн Кемпбелл. О Кенте вообще не было сказано ни слова. Я бы рапортовал точно так же. Как же многому Синтия научилась за последние два дня!

– Как видите, – продолжала Синтия, – тут все взаимосвязано: похоть, месть, извращенные представления о психологической войне, то, что случилось в Уэст-Пойнте десять лет назад.

Карл кивал.

В заключение Синтия в связи с личными взглядами Энн Кемпбелл на жизнь упомянула Фридриха Ницше. Карл, казалось, заинтересовался, и я понял, что Синтия играет, что называется, на публику.

Сцепив пальцы рук, Карл, видимо, размышлял над вечными проблемами бытия и, как мудрейший из мудрейших, готовился дать на них ответ.

– Пол проделал большую работу, – добавила Синтия. – Очень поучительно быть с ним в паре.

Во дает, подумал я.

Карл сидел неподвижно, как идол. Становилось ясно, что никакого ключа к загадке и жизни у нашего мудрейшего из мудрейших нет. Синтия старалась поймать мой взгляд. Я отворачивался.

– Да, Ницше... В вопросах любви, ревности, мести женщины еще пребывают в полуживотном состоянии по сравнению с мужчинами, – изрек наконец полковник Хеллман.

– Это Ницше, сэр, или ваше личное мнение? – полюбопытствовал я.

Он посмотрел на меня так, что я почувствовал, как лед подо мной проламывается. Потом сказал Синтии:

– Хорошо. Вы вскрыли тайные мотивы и последствия массового развращения нравов.

– Благодарю вас, сэр.

Карл посмотрел на меня, потом на часы.

– Нам не пора в церковь?

– Пора, сэр.

Мы все встали, взяли фуражки и вышли.

Ехали мы в моем «блейзере», Карл сидел на почетном месте сзади.

– Вы знаете, кто это сделал? – спросил он после долгого молчания.

– Думаю, да.

– Может быть, соблаговолите поделиться со мной?

Тебе-то что, подумал я и сказал:

– Кое-какие вещественные доказательства, свидетельские показания и косвенные улики указывают на полковника Кента. – Я взглянул в зеркало заднего вида и первый раз за сегодняшний день почувствовал радостное возбуждение, увидев, как округлились глаза Карла. Его гранитная челюсть, однако, не отвисла. – Начальник военной полиции, – подсказал я.

Карл взял себя в руки.

– Вы двое готовы выдвинуть официальное обвинение?

Спасибо, что подкинул туза, Карл.

– Нет, полковник. Я передаю дело ФБР.

– Почему не сами?

– Над обвинением еще надо поработать.

Я въехал на стоянку возле церкви – массивного кирпичного сооружения, пригодного для армейских свадеб, похорон, воскресных служб и молитв в одиночку перед отправкой в зону военных действий. Мы вылезли из «блейзера» на жаркое августовское солнце. Стоянка была почти заполнена, и машины парковались на шоссе и на траве.

Синтия вынула из сумочки листок бумаги и вручила его Карлу:

– Это письмо Энн Кемпбелл к миссис Кент. Мы нашли его в ее компьютере.

Карл прочитал письмо и вернул его Синтии.

– Представляю степень унижения и недовольства полковника Кента, когда его супруга получила такое письмо. Но неужели это толкнуло его на убийство?

В этот момент Кент, помахав рукой, прошел мимо нас. Синтия сказала Карлу:

– Это полковник Кент.

– По нему не скажешь, что его преследуют призраки содеянного.

– По-моему, он вот-вот убедит себя, что содеянное им справедливо, – сказала Синтия.

– Главный секрет нашей профессии в том, чтобы не читать преступнику нотации о добре и зле. Надо дать ему возможность объяснить свои мотивы, – изрек Карл. – Какие еще доказательства у вас есть?

Синтия пересказала ему дневниковые записи Энн Кемпбелл, сообщила о следах, оставленных Кентом, о содранной коре на сосне и наших разговорах с подозреваемым.

– У него были мотив и возможность совершить преступление, а также достаточно воли сделать это, по крайней мере в тот момент, – закончила Синтия. – По натуре Кент не убийца, но как полицейский повидал немало подобных случаев. Он чувствовал себя в безопасности, поскольку был в курсе расследования, мог в известной степени влиять на него хотя бы тем, что подтасовывал обстоятельства. Он, например, не укрыл место преступления брезентом, и дождь смыл все следы. Вместе с тем у него слабое алиби, если оно вообще есть.

Выслушав Синтию, наш гуру изрек очередную истину:

– Если вы правы и можете это доказать, то сумеете завершить дело, не втягивая в него еще больше людей. Если же ошибаетесь, то нанесете в ходе доследования вред себе и другим.

– Мы это понимаем, сэр, поэтому и работали день и ночь. Но сейчас дело уплыло от нас. – Синтия посмотрела на меня и продолжила: – Пол прав в том, что нам не следует давать рекомендации по обвинению. Это ничего не дает ни нам, ни вам, ни УРП.

Карл подвигал фигуры на шахматной доске у себя в голове и обернулся ко мне:

– Что-то вы молчаливы сегодня, это на вас не похоже.

– Мне нечего сказать, полковник.

– Озабочены побегом вашего заключенного?

– Он скорее свидетель, но я не озабочен.

– Пол сегодня с утра не в духе, – вставила Синтия. – Еще до вашего приезда куксился. – Она улыбнулась, но я сидел с каменным лицом, и ее улыбка погасла.

Мне просто хотелось убраться отсюда, от скверных историй, от жаркого солнца, бежать из Джорджии – куда-нибудь, где я буду недосягаем для других.

– Там все места займут, – буркнул я и пошел к церкви. Карл и Синтия – за мной.

– Надо дать ему последнюю возможность признаться, – сказал он ей.

– Кому, Полу? – игриво спросила Синтия.

– Нет, мисс Санхилл, полковнику Кенту.

– Да, мы так и задумали.

– Если правильно настроить человека, он признается в самом чудовищном преступлении. У того, кто убил возлюбленную, на душе камень, и он испытывает потребность переложить часть груза на других. В отличие от рецидивистов ни соучастников, ни сообщников у него нет. Он безмерно одинок, ни одной живой души, с кем можно было бы поделиться главной тайной жизни.

– Совершенно верно, сэр, – поддакнула Синтия.

– Думаете, полковник Кент попросил вас взяться за расследование исходя из простой целесообразности? Ничуть не бывало. Им двигало подсознательное желание быть разоблаченным.

Карл изрекал общеизвестные истины, готовя нас к решительному разговору с подозреваемым и особо упирая на то, что Кент значительный и влиятельный человек с большими связями. Я даже представил себя перед комиссией, разбирающей персональное дело полковника Кента. Я выступал обвинителем, а семь офицеров буквально сверлили меня глазами. И хотя я малость трусоват, но старался поддержать марку профессионала. Тем не менее пусть Карл сам отдаст распоряжение сделать последний шаг.

Церемония переноса гроба в церковь уже закончилась. Старинный деревянный лафет, позаимствованный, вероятно, из музея, был уже пуст, и почетные носильщики прошли внутрь.

Согласно распоряжению, подписанному полковником Фаулером, доступ прессы был ограничен: только небольшая группа представителей печатных изданий и два фотографа из общевойсковой информационной службы. Распоряжением предписывалось также воздержаться от каких-либо заявлений журналистам.

Мы взошли по ступеням в притвор. Человек десять, стоявшие здесь, негромко переговаривались. Мы расписались в книге для посетителей и ступили в главное помещение, где было не прохладнее, чем снаружи. Почти все скамьи были заняты. Присутствие на похоронах дочери начальника базы отнюдь не было обязательным, но только последний идиот не явился бы сюда или на прощальную церемонию. Церковь, рассчитанная на пятьсот – шестьсот человек, не могла, конечно, вместить всех офицеров и их жен, а также знатных граждан Мидленда, но я был уверен, что на Джордан-Филдз уже собираются люди, чтобы сказать Энн Кемпбелл последнее «прости».

На хорах над нами негромко играл орган. Мы помедлили в центральном проходе между рядами – наверное, каждый из нас решал, надо ли подойти к гробу, который был установлен на помосте у подножия алтаря. Я неторопливо двинулся вперед. Синтия и Карл пошли за мной.

Я подошел к полуоткрытому, драпированному флагом гробу, остановился и посмотрел на покойницу.

Лицо Энн Кемпбелл, как и сказал Кент, было умиротворенным. Ее голова, как бы обрамленная длинными волосами, покоилась на розовой атласной подушечке. Косметики на мертвой было больше, чем на живой.

Энн одели в белую вечернюю форму, какую женщины-офицеры надевают на официальные церемонии, и хорошо сделали, подумал я: белый жилет с золотым галуном и белая блузка под ним придавали ей почти девичий вид. Слева на груди у Энн были награды; сцепленные руки, куда обычно вкладывают в зависимости от конфессии крест или четки, держали эфес ее уэст-пойнтской сабли в ножнах, которая была уложена на ней.

Словом, зрелище было потрясающее: прелестное лицо, золотистые волосы, золотые галуны, медь и сталь сабли, белоснежная военная форма, розовый атлас, которым был обшит гроб.

Я постоял, склонив голову и вглядываясь в Энн Кемпбелл, совсем недолго, секунд пять, потом, как ревностный католик, сделал крестное знамение и пошел по проходу назад.

В первых двух рядах справа сидели Кемпбеллы: генерал, миссис Кемпбелл, молодой человек, чью фотографию я видел в альбоме Энн Кемпбелл – их сын, – другие члены генеральского клана, совсем юные и пожилые, все в черном и с черными повязками на рукавах, как принято среди военных.

Я избегал встречаться с ними взглядом, просто неторопливо шел и шел, пока мои спутники не поравнялись со мной.

В одном ряду мы нашли три свободных места. В том же ряду восседал майор Боуз, которого я узнал только по нагрудной карточке, с супругой. Боуз кивнул полковнику Хеллману, но тот не пожелал заметить прелюбодея и последнего болвана. Миссис Боуз оказалась, кстати сказать, привлекательной женщиной, что лишний раз доказывает: все мужчины, в сущности, – грязные свиньи.

Несмотря на то что несколько минут назад я лицезрел останки молодой женщины, настроение у меня стало улучшаться – так бывает у людей, которые сравнивают свое положение с положением менее удачливых, например, тех, у кого крупные неприятности по службе, как у Боуза, или подозреваемых в убийстве, как Кент, и вообще женатиков, а также бедных, больных, умирающих и умерших.

На кафедру взошел майор Имз в выходной зеленой форме, не облаченный в священнические одежды, и ряды стихли.

– Возлюбленные братья и сестры, – начал он, – мы собрались здесь перед ликом Господа Бога, чтобы сказать последнее «прости» сестре нашей Энн Кемпбелл...

Многие всхлипывали, утирали слезы.

– Капеллан тоже ее трахал, – шепнул я Карлу.

На этот раз челюсть у него отвисла. День обещал много интересного.