Текст книги "Похождения Штирлица (Операция 'Игельс')"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Ты что, его отпустил?

– Кого? – сонно спросил Штирлиц.

– Этого пастора вонючего...

– Он раскололся, – сказал великолепный Штирлиц, – и даже согласился стать моим агентом.

Айсман уважительно посмотрел на Штирлица и поправил черную повязку на глазу.

– Да, Штирлиц, однако, умеешь ты работать с людьми.

Они попили чаю, Айсман рассказал пару новых хамских проделок Бормана и посоветовал остерегаться садиться на второй от двери унитаз. Так они просидели до конца рабочего дня.

ГЛАВА 6

Штирлиц родился в январе, но свой день рождения отмечал первого мая, чтобы показать свою солидарность с международным рабочим классом. В прошлом году в этот день он пригласил одного Мюллера, но по гнусной инициативе Гиммлера, к нему домой заявилась вся верхушка рейха, которая считала своим долгом поздравить его с праздником, и каждый, как бы издеваясь, дарил то портрет Сталина, то кирзовые сапоги, то полное собрание сочинений Карла Маркса на китайском языке, а Борман даже сподобился подарить свою старую секретаршу. Этого Штирлиц ему простить не смог, секретаршу он тут же вручил Шелленбергу, который за это подмешал Борману в нарзан немного пургену.

Один только добрый и интеллигентный Мюллер преподнес Штирлицу подшивку французской порнографии за 1917 год.

Все было бы хорошо, если бы офицеры не укушались до свинского состояния и не загадили Штирлицу всю квартиру. Штирлицу было не жалко разбитой хрустальной люстры, сервиза, поломанной мебели, но это было дело принципа, и на этот раз Штирлиц приглашать никого не стал. Он со всех сторон обдумал свое положение и предусмотрительно решил отметить день рождения на даче в обществе пастора Шлага и его прихожанок, скрывшись тем самым от непрошенных гостей.

Стол поставили буквой "Ш". Довольный Штирлиц щедро раздавал указания, и хотя его никто не слушал, чувствовал себя большим начальником. Агентура пастора Шлага, одетая в белые переднички, хлопотала на кухне, накрывала на стол, с восторгом ловила каждое слово штандартенфюрера. Английский агент, загримированный под женщину и тоже в белом передничке, кропотливо маскировал по углам микрофоны. Сердце его пело. Он, наконец-то, вышел на самого Штирлица.

Автобус с женщинами приехал всего три часа назад. Любопытные женские лица выглядывали из окон автобуса на вышедшего им на встречу Штирлица. Он был в халате, распахнутом на волосатой груди, на его голове была натянута сеточка. Зачем, Штирлиц не знал, но он видел точно такую же у Шелленберга. Сегодня Штирлиц снова принимал ванну.

Пастор Шлаг вылез из кабины и отдал честь.

– Сколько? – спросил Штирлиц, бросая быстрый взгляд на автобус.

– Двадцать одна.

– Очко, – порадовался Штирлиц.

– Двадцать проверенных агентов и одна новенькая, – сказал пастор Шлаг, розовощеко улыбаясь.

– Командуйте, – разрешил Штирлиц.

Пастор Шлаг набрал полную грудь воздуха и препротивным голосом заорал:

– В одну шеренгу становись!

– Становись, становись... – отозвалось эхо, и в кустах что-то зашуршало.

Женщины, хихикая и переговариваясь, вылезли из автобуса, и через двадцать минут пастору удалось их построить.

Штирлиц принял боевой вид и сказал:

– На первый, второй рассчитайсь! Первые номера – на кухню, вторые -накрывать на стол.

Женщины сновали туда-сюда, а Штилиц и пастор играли в подкидного дурака на щелбаны. Когда все было накрыто, Штирлиц сел во главе стола, а пастор Шлаг оправил белую манишку и поднял бокал шампанского.

Внезапно во дворе заурчал мотор. Штирлиц посмотрел в окно. Из подъехавшего бронетранспортера вылезал Борман. Дача была оцеплена эсэсовцами. Эсэсовцы сидели на всех деревьях, в кустах, на крыше и в других интересных местах. Практичный Шелленберг хотел застичь Штирлица врасплох и еще за неделю приказал окружить дачу. Из бронетранспортера выползли Гиммлер и Геббельс, и Штирлиц смачно плюнул на только что вымытый пол. Гиммлер, уже порядочно набравшийся (по дороге они заехали в женский концлагерь, и комендант угостил их наливочкой), убеждал Геббельса, что Штирлицу будет в три раза приятней, если бронетранспортер заедет прямо в дом.

Штирлиц умел сдерживать свои чувства.

– Заразы!!!

Он схватил бутылку шампанского и метнул в сервант. Посыпались осколки.

– Я тоже не люблю шампанское, – сказал подошедший Мюллер. Офицеры весело рассаживались за столом, обнимая прихожанок пастора Шлага. Борман потянулся за гусем с яблоками и опрокинул канистру с квасом.

Мюллер поднес Штирлицу букет красных роз.

– Предлагаю, – заорал Геббельс, – выпить за истинного патриота Рейха, штандартенфюрера СС фон Штирлица!

– Хайль Штирлиц! – закричали гости.

Мрачный Штирлиц один за другим кушал из большого серебряного блюда пельмени.

Шелленберг привстал, потянулся за куском торта. Борман подложил ему большую кнопку. Шелленберг подскочил до потолка и приземлился на стол, опрокинув на Гиммлера трехлитровую банку с майонезом. Не растерявшийся Гиммлер, не разобрав, кто это сделал, дал в нос сидящему рядом Герингу. Тот опрокинулся вместе с креслом.

Штирлиц наливал Мюллеру очередную стопку коньяка.

Опрокинутый Геринг подполз к столу и попытался встать. Вставая, он зацепился головой за ногу Геббельса, который произносил тост, и приподнял его над столом. Геббельс, ничего не понимая, закричал "на помощь!" и упал на стол. Женщины зашлись от смеха.

Мюллер наливал Штирлицу очередную стопку коньяка.

Геббельс, угодивший лицом в блюдо с карпами, пытался доказать ничего не понимающим рыбам превосходство арийской расы над всеми другими и агитировал записываться в "Гитлерюгенд".

Укушавшийся адъютант Гиммлера, шатаясь, подошел к Штирлицу и стал поздравлять его с днем рождения.

– Я восхищаюсь вами, господин штандартенфюрер! Вы – мой идеал контрразведчика!

Они выпили на брудершафт.

Мюллер, которому понравилась сидящая рядом блондинка, посмотрел на часы и сказал:

– По-моему, нам пора спать.

Гиммлер встал и покачал перед носом Штирлица указательным пальцем:

– А все-таки, Штирлиц, вы большая свинья, пытались от нас скрыться на даче...

– Извинитесь! – возмутился адъютант и влепил Гиммлеру пощечину.

Пьяный Борман обходил стол и по очереди пытался завести знакомство с женщинами. От него несло водкой и чесноком, и женщины с отвращением отталкивали его. Английский агент спрятался от Бормана под столом.

Не солоно хлебавши, Борман сел рядом с пастором Шлагом.

– Б-Борман, – сказал Борман, протягивая потную ладонь. Они познакомились и выпили. Закусили. Еще выпили. Вскоре пастор Шлаг, подтягивая в терцию с Борманом, запел:

– От Москвы до британских морей...

Вольф, Холтоф и Фон Шварцкопфман затеяли преферанс. Пулю писали мелом на полу. Фон Шварцкопфман проигрывал и ругался. Вокруг них столпилось большинство женщин, они с азартом наблюдали за игрой и подсказывали незадачливому Фон Шварцкопфману.

Гиммлеру стало плохо, он залез под стол и заснул, потеснив английского агента.

Штирлиц вспомнил, что сегодня у него день рождения. Он с отвращением оглядел зал и понял, что праздник испорчен.

"Их бы собрать всех гадов где-нибудь... Только не на моей даче... И запалить фитиль у яшика с динамитом..." – устало подумал Штирлиц.

Он плюнул в Геринга, прихватил с собой бутылку портвейна и направился в туалет отдохнуть от вульгарного шума.

Из-за стола вылез английский агент и по-пластунски пополз в том же направлении.

Туалет Штирлица был отделан югославским кафелем. Рядом с бассейном стоял голубой финский унитаз. Штирлиц присел, подпер щеку кулаком и задумался, глядя на репродукцию картины Левитана "Русская осень". Штирлицу вспомнилась родная деревня, стог сена, девушка с родинкой на левой груди. "Черт возьми, – подумал Штирлиц, – кругом одни жиды!" И тут ему пришла в голову мысль поздравить центр со своим днем рождения. Штирлиц попытался вспомнить, куда он прошлый раз засунул рацию. Ни под умывальником, ни в бачке он ее не нашел. Зато в самом унитазе обнаружил нечто похожее. По крайней мере, это нечто было со знаком качества.

"Феликсу от Юстаса.

Совершенно секретно, – передавал Штирлиц открытым текстом, – поздравляю со своим днем рождения, желаю счастья в труде и в личной жизни. Юстас."

Центр не отвечал.

"Заснули они там что ли?" – подумал Штирлиц и повторил сообщение.

Было похоже, что в центре уже отметили день рождения, надрались и спят. Штирлиц огорчился, что там надрались без него, и выключил рацию. "Понавешали тут!" – он дернул за веревочку, бачок заурчал. Английский агент за дверью сменил кассету. Неудовлетворенный Штирлиц пнул дверь ногой, дверь ударила агента по носу, и Штирлиц, забыв бутылку портвейна, пошел к столу.

Агент, потирая распухший нос, вошел в туалет.

"Где он прячет рацию?"

Агент стал искать и нашел бутылку портвейна.

Борман, напоив пастора Шлага так, что тот упал под стол, привязал его шнурки к ножке стола и, потирая руки, по привычке пошел в туалет. В туалете английский агент пил портвейн.

– П-Пардон, мадам, – сказал Борман, закрыл дверь и тупо уставился на букву "М".

"У Штирлица перепутаны таблички на дверях. На женском туалете висит табличка "М". Тут надо подумать. Что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?"

Задумчивый Борман взвесил все "за" и "против", загнул три пальца и поменял таблички. Потом подумал, что сделал доброе дело, и поменял таблички назад.

– Люблю порядок, – сказал он вслух и вошел в другую дверь. Раздался визг, и Борман вышел с отпечатком ладони на правой щеке.

"Левша, – подумал Борман, – ничего не понимаю!"

И обиженный Борман пошел в сад.

В зале все уже спали. Генерал Фон Шварцкопфман во сне бормотал:

"Шесть пикей – Сталинград. Куда вы с бубями, ваши не лезут..."

И только Штирлиц сидел в углу и при свете торшера читал Есенина.

"Нет, не могу я видеть вас – Так говорил я в самом деле, И не один, а сотню раз, – А вы – и верить не хотели..."

ГЛАВА 7

Встреча с новой радисткой была назначена на пляже. Предыдущая радистка Штирлица неожиданно ушла в декрет и ее отправили на Большую землю. Штирлицу очень недоставало радистки, и в центре было решено послать новую.

Чтобы не привлекать внимания, Штирлиц не стал ходить по пляжу в мундире, а разделся и решил купаться. Жаркое солнце поливало землю своими лучами, как кипятком, и от одной мысли о купании уже становилось легко и приятно на душе. Зажав двумя пальцами нос, Штирлиц нырнул в воду. Вода была теплая, прозрачная, и он несколько минут позволил себе понежиться. Штирлиц лежал на спине и слегка шевелил пальцами. Через час, посмотрев на часы, он вылез из воды. Зашел в кабинку, выжал свои семейные трусы и причесался.

Он шел по пляжу, насвистывая, как было условлено с центром, "Интернационал" и среди многих девушек пытался найти русскую радистку, полагаясь на свою интуицию. Интуиция Штирлица никогда не подводила. Русская радистка стояла у пивного ларька в броско-красном купальнике со звездой на левой груди. В одной руке она держала газету "Правда", а в другой – чемоданчик с рацией и ситцевое платье.

Штирлиц три раза обошел вокруг пивного ларька. Слежки не было. Он не мог рисковать новым агентом.

Радистка Штирлицу понравилась.

– Вы не скажете, который час? – спросил он. Это был пароль.

– Я оставила часы в Москве, – с готовностью ответила радистка.

Штирлиц взял ее под руку, и они прогулялись по пляжу.

– Загораем?

Радистка кивнула.

Они сплавали до буйков, позагорали, поговорили о погоде в Москве, отослали радиограмму в центр об успешном прибытии радистки. Штирлиц рассказал ей пару скользких анекдотов. Она деликатно посмеялась, и Штирлиц пригласил ее в ресторан.

– Одну минутку, я только переоденусь.

Штирлиц заехал домой и ровно через минуту вышел в черном, только что постиранном фраке. Этого с ним не случалось с 39-го года.

Когда цивильный Штирлиц с радисткой зашли в ресторан, по залу пронесся удивленный стон.

На полусогнутых ногах подскочил развязный официант с еврейской физиономией.

– Вам как всегда, господин штандартенфюрер? Графин водки и банку тушенки?

Штирлиц наклонился к радистке:

– Хочешь тушенки?

Та отрицательно покачала головой.

– Наглец, – вскипел Штирлиц, – ты что, скотина, не видишь, что я с дамой?

Чтобы загладить свой промах, официант подхалимски захихикал и мерзким голосом спросил:

– У вас опять новенькая?

– Да. Новенькая радистка, – сказал Штирлиц. Он взял у дамы меню и грязным обгрызенным ногтем отчеркнул добрую половину.

– Нам этого... И еще ...

– Понимаю, – понимающе ухмыльнулся официант и побежал на кухню.

– Что ты понимаешь, мерзавец? – закричал Штирлиц вдогонку, – коньяку мне и шампанского даме! И чтоб сию минуту! – Он повернулся к радистке, -официанты в Германии такие свиньи, вы его уж извините.

И Штирлиц поцеловал радистке руку.

Весь зал сидел с отвисшими челюстями. Пакистанский шпион снимал это невероятное событие на киноаппарат. Агент гестапо ковырял пальцем в носу: "А что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?"

Двое эсэсовцев, ожидая драки, достали недавно отлитые кастеты. Все находились в томительном ожидании.

Штирлиц заказал вальс "Амурские волны" и пригласил радистку на тур. "Ну, сейчас начнется!" – потерли руки эсэсовцы. Теперь им было все ясно.

Но вальс кончился, Штирлиц проводил даму на место, а драки все не было и не было.

Завсегдатаи были совсем шокированы, когда Штирлиц заплатил по счету и, подав руку даме, направился к выходу. Эсэсовец сказал, что это был не Штирлиц, а кто-то другой. Агент гестапо возразил, и через минуту началась драка.

Машина Штирлица остановилась у дома, в котором Штирлиц снял квартиру для своей новой сотрудницы. Штирлиц помог даме выйти и они поднялись на третий этаж.

– Куда деть это? – спросила радистка, приподняв тяжелый чемодан с рацией.

– Положите на антресоль, – нежно сказал Штирлиц, – а я сварю кофе.

Радистка прошла в комнату, переоделась в форму лейтенанта войск связи, села к столу, достала наган, и, разобрав, начала его чистить.

Вошел Штирлиц с подносом кофе и сел напротив.

Попив кофе, они послушали Чайковского.

– Ну, мне пора, – заторопился Штирлиц. Ему не хотелось уходить, и он тянул время. – Ну, я пошел.

Радистка вздохнула.

– А может, еще кофе? – спросил Штирлиц, робкий, как школьник.

Радистка кивнула, и он остался.

– Как вас зовут? – поинтересовался Штирлиц.

– Катя.

– Катюша, значит! Хорошее имя. Чисто русское. А меня – Штирлиц.

ГЛАВА 8

"Операция "Игельс". Что, черт возьми, они имели в виду? Что эти гнусные рожи задумали?"

Штирлиц сидел у себя дома, у камина, и курил трубку. На его коленях лежал томик Сталина, открытый на 57 странице. Штирлиц для конспирации делал вид, что читает. Никто не должен был знать, что он погружен в раздумья.

"А что, если в войну должна вступить Япония или Уругвай?" Штирлиц набил новую трубку, взял из камина уголек и, прикурив, стал пускать колечки. Он знал, что без его участия Родине будет плохо.

"Эти негодяи что-то задумали и от меня скрывают, даже Мюллер молчит. Надо их всех убрать, и все будет в полном порядке. А для этого надо собрать всю верхушку рейха вместе, в церкви у Шлага, приманить их наличием женщин и водки и взорвать! Динамит у меня есть..."

В голове Штирлица нарисовался четкий план, теперь он знал что делать. "А потом я узнаю, что такое операция "Игельс" и доложу центру."

В дверь позвонили.

– Кто там?

– Свои.

"Айсман" – подумал Штирлиц.

Горничная открыла дверь.

– Здравствуй, милашка, – сказал Айсман, и, похлопав ее по щеке, устремился в туалет. Из туалета донесся его облегченный голос:

– Между прочим, вы не слышали, Штирлиц, Борман налил в чернильницу Герингу серной кислоты, и тот испортил докладную фюреру!

Айсман вошел в комнату, поправляя подтяжки.

– Понаставили, сволочи, платных сортиров за 10 пфеннигов, я и думаю, дай зайду к Штирлицу. Где тут у тебя "Беломорчик"?

Штирлиц кивнул на сервант.

Айсман выдвинул ящик, положил пачку "Беломора" в карман мундира и достал папиросу из уже открытой пачки.

Горничная, прекрасно зная привычки господина штандартенфюрера, внесла поднос с кофе.

– Айсман, – спросил Штирлиц, – как вы относитесь к женщинам?

– Я к ним не отношусь, – сострил Айсман, – а когда?

– Например, в четверг.

– А где?

– В церкви моего пастора.

– В церкви? – с сомнением спросил Айсман.

– А что? – сказал атеист Штирлиц, – Он к четвергу ее переоборудует, пригласим еще кого-нибудь, чтобы потом не было сплетен.

– Бормана будем приглашать?

– Обязательно, без него скучно.

Айсман составил списки, кого приглашать, а кого не надо. Штирлиц одобрил оба списка, прекрасно зная, что те кого не пригласят, явятся сами. Когда Айсман ушел, Штирлиц снова потянулся за томиком Сталина.

– Интересно, что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?

Часы пробили одиннадцать. Через пять минут к нему постучалась горничная, хорошо знающая привычки Штирлица.

ГЛАВА 9

Хитроумный Борман слюнявил химический карандаш и почерком Евы Браун писал послание Штирлицу.

"Дорогой Штирлиц!

Я вами весьма интересуюсь. Приходите сегодня по адресу Штандарт-Штрассе, 15. Нетерпеливо жду.

Е.Б."

– Краткость – сестра таланта, – порадовался Борман и, повизгивая от восторга, написал на конверте "Штирлицу".

Борман все тщательно обдумал. Эта шутка должна была стать апофеозом его творческой деятельности, его лебединой песней. По указанному адресу все было устроено так, что обратно Штирлица принесли бы на носилках. Борман тихо хрюкнул и представил в уме эту картину. Причесанный Штирлиц с букетом роз и во фраке входит в дом номер 15, дверь за ним закрывается. Штирлиц нежным голосом зовет в темноту: "Евочка!!!"... И падает, поскользнувшись на натертом оливковым маслом полу. При падении он задевает за веревочку, и на него падает небольшая пудовая гиря. Большую Борман достать не смог. Двухпудовую, правда, он видел у Геринга, но тот, обозленный проделкой с чернильницей, выставил Бормана за дверь.

Итак, как только гиря падает на Штирлица, дверь автоматически запирается, срабатывает часовой механизм, и открывается газовая камера.

– Хы, хы! – зашелся от смеха Борман и осекся, – а что если Штирлиц не поймет, что такое "Е.Б."?

Борман задумался.

– Штирлиц тогда никогда не пойдет по этому адресу...

Партайгеноссе представил, как в дом никто не входит, гиря не падает, газовая камера простаивает. А ведь на ее испытание Борман угробил половину 6-го барака концлагеря "Равенсбрюк"!

С досады Борман чесал лысину до тех пор, пока его не осенило. Он снова обслюнявил карандаш, зачеркнул слово "Штирлицу" и подписал "Штирлицу от Евы Браун".

– Теперь все в порядке!

Да, эта шутка должна стать самой веселой шуткой Бормана. Партайгеноссе встал и взглянул на часы. Пора было ехать на званный вечер, организованный Штирлицем.

Борман сел в машину, щелчком по макушке дал шоферу понять, что надо ехать. Машина поехала.

Подкатив к церкви, Борман открыл дверцу и, уже занося ногу на тротуар, обнаружил, что забыл письмо на столе.

"Вовремя вспомнил, – похвалил он себя, – грех еще жаловаться на память."

Ему пришлось вернуться за письмом, и поэтому он опоздал. Штирлиц нервничал. Его настораживало отсутствие Бормана, который был ему необходим для начала задуманной операции. Рядом с задумчивым Штирлицем сидел Мюллер, проверяя на свет кружку с пивом.

– Что бы вы не говорили, Штирлиц, – скептически сказал он, – а баварское пиво в три раза лучше жигулевского.

– Ясный пень, – буркнул Штирлиц, – Но где же Борман? Небось опять задумал очередную гадость!

– Ежу понятно, – согласился Мюллер, – Он без этого не может.

"При чем здесь еж?" – задумался Штирлиц. Это слово он уже слышал. И тут он догадался. Ведь "еж" – по-немецки "игель"! А "Ежики" – "Игельс"! А именно так называлась таинственная операция вермахта, над разгадкой которой он так долго бился. Штирлица сбило множественное число.

"Что-то связано с ежиками! Ну, теперь я у них все выпытаю."

– Ежу? – переспросил Штирлиц.

– Да, да, этому, с иголками...

– Кстати, Мюллер, а как же тогда размножаются ежики?

– Спросите у Кальтенбруннера.

– А он скажет?

– Никто не знает, что скажет Кальтенбруннер, – философски изрек Мюллер, А все-таки, Штирлиц, что бы вы не говорили, баварское пиво даже в шесть раз лучше жигулевского.

– Ясный пень, – буркнул Штирлиц и замолчал.

Вокруг Штирлица кругами бродил восхищенный адъютант Гиммлера Фриц, старательно прислушиваясь к каждому слову своего кумира.

– Ясный пень, – конспектировал он.

Английский агент фотографировал из-за алтаря странички записной книжки Фрица.

В зале было довольно-таки мало офицеров. Большинству захотелось попробовать себя в роли исповедников, и они разбрелись по комнаткам вместе с прихожанками пастора Шлага. Остальные развлекались как умели.

Геринг и Геббельс раскачивали за руки за ноги Шелленберга, а Гиммлер считал:

– Айн, цвай, драй!!!

Чем-то недовольный Шелленберг, крича, что он готов жизнь отдать за великого фюрера, перелетел через алтарь и оседлал английского агента.

– Н-но!!! – Заорал Шелленберг, – эскадрон, за мной!!!

Английский агент для конспирации сделал вид, что он ничего не заметил.

Геринг и Геббельс оттащили Шелленберга от агента, и снова послышалось:

– Айн, цвай, драй!!!

Агент предусмотрительно шмыгнул за портьеру.

Айсман и Холтофф поглощали огромный торт, запивая его коньяком.

– А-а-а!!! – раздалось над ухом Штирлица. Ни один мускул не дрогнул на лице русского разведчика. Ну конечно же, это был Борман.

"Пора уходить", – подумал Штирлиц. Ему оставалось увести Мюллера и пастора Шлага, и можно было взрывать.

Ковыряя в зубах, Борман позвал:

– Штирлиц, мне надо сказать вам нечто интересное...

– Борман, а как размножаются ежики?

Борман опешил.

– Ну, это... – он сделал неопределенный жест руками, – еж приводит ежиху, и это... – Борман повторил свой жест.

– Понятно, – кивнул Штирлиц, – вы тоже не знаете. А как вы думаете, где ежики размножаются быстрее, в России или в Германии?

– Да не волнуйтесь вы, Штирлиц! Вывезут их всех из России! Уже эшелон идет.

Штирлиц откинулся в кресле.

"Эшелон! Вывезут из России! Да, но ведь тогда в России нарушится биологическое равновесие, и мы, русские, умрем с голоду!"

– Штирлиц, – бубнил Борман, – отойдем, мне надо сказать вам что-то важное...

– Отстань, – отмахнулся Штирлиц.

В его голове шла огромная мыслительная работа. Штирлиц понял, что спасти ежиков намного важнее, чем уничтожить кучку пьяных офицеров, которые и так когда-нибудь умрут.

Борман, видя, что Штирлицу не до него, огляделся вокруг и заметил Фрица.

"Адъютант Гиммлера", – подумал он и позвал:

– Фриц! На минуточку!

И схватив пальцами за медную пуговицу на мундире адъютанта, жарко зашептал:

– Фриц! Вы хотите помочь Штирлицу?

– Ясный пень! Это мой лучший друг. Я с ним пил на брудершафт.

– Понимаете ли, у Штирлица связь с Евой Браун...

– Понимаю, – кивнул Фриц.

– А об этом проведал сам Кальтенбруннер. Может случиться беда, надо спасти Штирлица!

– Я готов, – вытянулся Фриц.

– Передайте Штирлицу это письмо.

Борман отпустил пуговицу на мундире Фрица и тайком сунул ему за пазуху конверт.

Штирлиц пробирался к выходу.

Окрыленный Фриц догнал его только около двери.

– Господин штандартенфюрер, я должен...

– Ничего вы мне не должны! – оттолкнул его Штирлиц, – Пьяная свинья! На улице к Штирлицу пристал патруль.

– Позвольте документы, господин офицер! – сказал плешивый капрал.

– Да пошел ты... – Штирлицу было некогда.

Капрал открыл русско-немецкий разговорник.

– А, это Штирлиц, – произнес он, глядя вслед уходящему разведчику.

"Я – пьяная свинья?" – удивился Фриц, прислонясь к портьере. У него начали путаться мысли.

Английский агент внимательно следил за происходящими событиями. Он вышел из-за портьеры и, оправляя передничек, кокетливо позвал:

– Господин адъютант Гиммлера, не могли бы вы выделить мне несколько минут?

– Извините, фройлен, мне надо спасти Штирлица.

Ударом профессионального боксера "фройлен" свалила адъютанта на пол. Потирая руки и ушибленный кулак, агент присел над бездыханным телом и привычно ознакомился с содержимым карманов. Кроме письма он прихватил двадцать пфеннигов, коробок спичек и гаечный ключ.

Прочитав письмо, агент поздравил себя с повышением и удачно проведенной операцией в Берлине. Не зря он столько дней был переодет женщиной.

На Штандарт-Штрассе агент быстро нашел дом 15.

– Вот и все, – сказал сам себе агент и зашел в дом. Дверь за ним закрылась. Это была самая удачная шутка Бормана...

ГЛАВА 10

Штирлиц лежал на пригорке, на развилке железной дороги, и смотрел в бездонное голубое небо. Этот день мог стать последним днем в его жизни. Но Штирлиц был спокоен, потому что знал, что выполняет свой долг, долг не только перед Родиной, но прежде всего перед самим собой.

Штирлиц прикурил последнюю "Беломорину", смял пачку и протер ею ствол крупнокалиберного пулемета.

На горизонте показался эшелон с ежиками.

– А я так и не успел бросить курить, – вздохнул Штирлиц и щелкнул затвором. Паровоз поравнялся со Штирлицом, и Штирлиц бросил первую гранату.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

За окном шел дождь и рота красноармейцев.

Иосиф Виссарионович отвернулся от окна и спросил:

– Товарищ Жюков, вас еще не убили?

– Нет, товарищ Сталин.

– Тогда дайте закурить.

Жуков покорно вздохнул, достал из правого кармана коробку "Казбека" и протянул Сталину. Покрошив несколько папирос в трубку, главнокомандующий задумчиво прикурил от протянутой спички.

Через десять минут он спросил:

– А как там дела на западном фронте?

– Воюют, – просто ответил Жуков.

– А как чувствует себя товарищ Исаев?

– Он опять совершил подвиг, – печально сказал Жуков.

– Это харашо, – сказал Сталин, – я думаю, его стоит повысить в звании.

– И я того же мнения, товарищ главнокомандующий, – поддержал его Жуков, Мне кажется, что он достоин звания группенфюрера СС.

– Группэнфюрэр? – задумался Сталин, – Это харашо. У меня для нэго есть новое задание...

КАК РАЗМНОЖАЮТСЯ МИЛЛЕРЫ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Май в Германии выдался дождливым. Штирлиц лежал в большой луже на пригорке и ждал поезда. Ему было холодно и противно лежать в грязной и мокрой луже, но храбрый советский разведчик никак не мог покинуть в беде свою Родину.

Темнело. А эшелон с ежиками все не показывался. Первый эшелон, который Штирлиц собрался атаковать, прошел еще днем и вез пленных поляков; во втором перевозили оборудование для какого-то концлагеря, а затем прошло еще четыре поезда с русскими военнопленными. "Уж не надул ли меня Борман ?" – с тревогой подумал Штирлиц, провожая глазами очередной эшелон без ежиков.

Штирлиц уже засыпал, когда начавшийся дождь заставил его открыть глаза. На вагонах проезжавшего поезда было коряво написано "ИГЕЛЬС". С криком "Ура !!!" Штирлиц развернул пулемет...

ГЛАВА 1

– Доброе утро, товарищ Штирлиц!

Штирлиц вздрогнул, схватился за пистолет и проснулся. Перед ним улыбаясь стояла новая радистка.

– А, это ты, Аннушка, – ответил Штирлиц зевая, – здравствуй, здравствуй, как тебе спалось ?

– Я, извините, не Аннушка, я – Катюша, – обиделась радистка, – а спалось, спасибо, хорошо.

– Так и я ведь не Штирлиц... Конспирация, Аннн... Катюша, понимать надо...

"Интересно, почему я назвал ее Аннушкой, – подумал Штирлиц, – за этим что-то кроется..."

– А я вам кофе горячий принесла, – снова заулыбалась радистка.

"... А еще интереснее, почему она оказалась Катюшей?.. -продолжил он про себя, а вслух сказал: "Спасибо большое". "И вообще, интересно, что я вчера делал ? " – вопрос был актуальный, ибо Штирлиц нутром чувствовал, что вчера не пил, но от чего у него так раскалывается голова сообразить никак не мог.

– Вот давай, Катерина, проверим твою бдительность, – продолжал Штирлиц, потягивая бразильский кофе. – Вспомни-ка чем я вчера занимался ?

Катя задумалась на мгновение и, уставившись в потолок, начала заученно говорить:

– Сначала вы пошли в церковь к пастору Шлагу на торжество; затем вернулись домой, вытащили из-под шкафа пулемет и засунули его себе под рубашку; потом остановили на улице бронетранспортер и приехали на нем на вокзал; стащили у солдат несколько гранат; сели в пригородный поезд и поехали на нем без билета...

– Довольно, – прервал ее Штирлиц, – дальше я и сам знаю, – он вспомнил вдруг все. – А радиограмму в Центр ты дала ?

– О чем же ?

"Хоршо, однако, что кое-чего она про меня не знает", – подумал Штирлиц.

– Диктую:

" Феликсу от Юстаса. Совершенно секретно.

Ежики на свободе. Биологическое равновесие в СССР восстановлено. Операция "ИГЕЛЬС" сорвана. Служу Советскому Союзу.

Исаев. "

– Это все? – спросила радистка.

– Все, – ответил Штирлиц.

– Хорошо, я передам первым же сеансом связи, – бодро сказала Катюша.

– Чем-чем передашь ? – переспросил Штирлиц.

– Первым же сеансом связи, – повторила она уже не так уверенно.

– Никаких сеансов связи! Передавай сейчас же, а то в Центре начнется обед, а по пятницам после обеда радиограммы из Германии не принимаются.

– А я и не знала, – смутилась Катюша, – может тогда хоть из леса передать. Для конспирации ?

– Никакой конспирации! – отрезал возмущенный Штирлиц, -передать надо немедленно прямо отсюда: у меня же насморк !

И Штирлиц демонстративно чихнул. Радистка пролепетала что-то про инструкцию, которую она боится нарушать и про Верховного, беспокоящегося о безопасности Юстаса и обещавшего ее репрессировать, если она Юстаса не убережет. Штирлиц хотел было сказать ей ласково: "Девочка, не бойся, вспомни лучше, зачем тебя ко мне прислали", – но передумал и сказал сурово : "Так нужно Родине. Это приказ".

Отправив радиограмму, Катюша пошла домой, изредка всхлипывая от страха.

"И зачем мне прислали эту советскую школьницу?" – сокрушался Штирлиц. Он подумал еще, что надо бы подлечиться от насморка, но тут раздался звонок в дверь. Горничная открыла, охнула и всплеснула руками: на пороге стоял Мюллер с десятком эсэсовцев. – А-а-а, Штирлиц ! Что же вы нас вчера покинули ? поздоровался шеф гестапо, – нехорошо, батенька, нехорошо, как говорят русские...

– Неблагодарные, – процедил Штирлиц сквозь зубы, – я им вчера, можно сказать, жизнь спас, а они на меня уже накапали... – Это верно, если бы вы остались, наши общие друзья наверняка упились бы до бесчувствия, – согласился Мюллер, – но вот меня вы оставили напрасно. Штирлиц! Вы ведь уже не маленький, не лезьте куда не следует, не посоветовавшись со мной.

– Что-нибудь случилось, старик? – спросил оторопевший Штирлиц.

– Представьте себе, Штирлиц, – продолжал Мюллер, – подъезжаю я сегодня к Штирлицу домой – узнать что он там натворил ночью на железной дороге, а к его дому уже подкатывает пеленгатор службы безопасности. Спрашиваю: "В чем дело ?" – отвечают: "Засекли русского радиста", – и группа захвата оцепляет дом. "Видать у Штирлица что-то не так, дай думаю зайду". А между делом спрашиваю у капрала: "А почему вы так полагаете, что радист непременно русский ?" – и знаете, Штирлиц, что он мне ответил? – Мюллер замолк.