Текст книги "Патриция"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Официантка не обманула ожиданий и ответила на довольно сносном английском:

– Добрый день. У нас отличная национальная кухня. Что желаете?

– Капама, – прочитал блондин в меню. – Это еще что такое?

Шатен пожирал девушку раздевающим взглядом. Черная юбка была коротка и он мог по достоинству оценить ее сильные стройные икры.

– Капама – греческое национальное блюдо, – профессионально улыбнулась она и пояснила: – Мелко нарезанное, обжаренное с добавлениями мясо молодого барашка.

– Отлично, – констатировал блондин. – Тогда, пожалуйста, пару салатов, две порции вашего национального блюда и бутылку вина, которое сочтете наиболее подходящим к этому блюду.

Она записала заказ и мило улыбнулась.

– Скучно у вас, однако, – вздохнул шатен. – Не на что взгляд бросить. Вот только вы не обманули наши ожидания... – И он демонстративно окинул ее восхищенным взглядом.

Официантка кокетливо смутилась, но видно американцы вызывали у нее симпатию. А может профессиональный долг повелевал ей выказать смущение и доброжелание.

– Почему скучно? – удивилась она. – У нас очень красиво. Можно по скалам полазить, да и сам город интересен. К тому же у нас сегодня праздник Саламина, – она посмотрела на свои часики. – Через два часа начнутся торжества на площади Гермеса, наверху, на холме. Вам будет интересно. А вечером приходите к нам сюда, тут тоже будет веселье.

– Вы нас приглашаете? – воспользовался моментом шатен.

– Приглашаю, – мило улыбнулась она.

– В таком случае, мы обязательно придем, – заверил американец. – Правда, Макс?

Блондин утвердительно кивнул.

* * *

Патриция и Том шли по узкой древней улице, спускающейся к набережной. Том держал в руках тяжелую корзину, полную провианта. Патриция несла огромную, аппетитную булку и бумажный пакет с фруктами. Совсем коротенькие красные шорты открывали прохожим ее стройные загорелые ноги, на ее любимую полосатую футболку была надета легкая просторная белая капроновая куртка, которая вкупе с шортиками придавали Патриции пикантно-соблазнительный вид. Прохожие оглядывались на нее, и это льстило самолюбию Тома.

– Знаешь, что мне надо? – спросила Патриция, останавливаясь.

– Тебе ничего не надо – у тебя есть я, – ответил улыбаясь Том.

– Мне нужны солнечные очки, – шутливо-капризно заявила Патриция.

– Ну так купи пару, – он огляделся и заметил неподалеку галантерейный магазин. – Вон там.

– Где? – Она завертела головой.

– Вон в том магазинчике наверняка есть.

Они подошли к дверям магазина, расположенного в углу большого старинного, с аляповатыми лепными украшениями, особняка.

– Подожди меня здесь, – попросила Патриция, взглянув на его тяжелую корзинку.

– Хорошо, – без пререканий согласился он и улыбнулся ей ласково.

– Подержи это. – Она положила поверх переполненной корзины еще и булку с пакетом.

– Постараюсь, – рассмеялся Том. – Осторожней! У сменя так спина сломается!

Она тоже рассмеялась и вошла в магазин.

Том сел на плетеный стул, стоящий рядом с дверью, с облегчением поставив корзину на колени.

– Я ищу солнцезащитные очки, – услышал он веселый голос возлюбленной.

– Пожалуйста, – донесся до Тома красивый мужской голос. – У меня большой выбор.

– Спасибо.

Том заглянул в дверь. За прилавком стоял грек, примерно его лет, в модной яркой рубашке, и пожирал глазами Патрицию. Что-то во взгляде продавца очень не понравилось Тому.

– Нет, – сказала Патриция. – Эти не в моем стиле. Вон те, в белой оправе. Не слишком для меня большие?

– Нет, отлично вам.

Грек вышел из-за прилавка и подвел девушку к большому зеркалу в углу, масляно улыбаясь и держа ее пальцами за плечи. Том сжал зубы при виде этой сцены.

– Смотрите, – услужливо сказал продавец.

– Сколько они стоят?

– Для вас – бесплатно, – обаятельно улыбаясь, заявил продавец. – И у меня есть еще кое-что, вам понравится. – Он нагнулся и вытащил из-под прилавка красивый серый летний шарф. – Это для вас! – торжественно произнес он, явно довольный собой и своей щедростью.

Она сделала красноречивый жест, что не может принять подарка.

Грек стрельнул глазами в сторону дверей и заметил Тома.

– Нет, нет, – игриво стал уговаривать ее продавец. – Прошу вас, пожалуйста! Вы обязаны взять, просто обязаны! – Он почти насилу всунул шарфик ей в руки. – Мне будет только приятно, заверяю вас!

Она вышла из магазинчика и взяла у сидящего у входа Тома пакет и булку. Он встал с хмурым видом и они пошли дальше.

– Греки бывают очень навязчивы иногда, правда? – сказал он ей, определенно рассчитывая на сочувствие с ее стороны.

– Этот был очень милый, – не поняла его Патриция. – Он подарил мне шарф. И ничего не взял с меня за очки.

– Эй, – окликнул ее с порога магазинчика торговец.

Патриция повернулась к нему и благодарно помахала рукой:

– Чао, чао!

– Придете сегодня вечером на праздник города в кафе "На набережной"? -спросил он, в надежде завязать интрижку. Присутствие Тома совершенно не останавливало опытного сердцееда, наоборот – подогревало в нем чисто спортивный интерес.

– Еще не знаю, – весело ответила Патриция, впервые вообще услышав о празднике.

– Приходите! – посоветовал галантерейщик. – Я научу вас танцевать сертаки.

Том сердито посмотрел на грека, как на человека, посмевшего посягнуть на его собственность.

– Мы подумаем, – сказала Патриция и взяла Тома под руку.

Галантерейщик скрылся в дверях магазина.

По дороге на пристань они не произнесли ни слова. Патриция просто совершенно не догадывалась, какие мысли терзают ее возлюбленного – подобное поведение было для нее привычным и естественным.

А Том злился на нее, на себя, а в особенности на этого смазливого, чисто выбритого грека. Он потер свою недельную щетину и выругался про себя -Патриция настолько завладела его мыслями, что он даже не вспоминал об этом. Ему захотелось как можно скорее добраться до яхты, чтобы привести себя в цивилизованный вид.

Он не желал потерять неожиданно обретенную любовь. Но мысли о ее легкомысленном поведении мучили его, порождая тяжкие сомнения: а любит ли она его, не является ли он для нее простой игрушкой, которая быстро надоедает?

А Патриция, вышагивая с Томом под руку, беспечно радовалась жизни.

* * *

Яхта отчалила от берега, Патриция готовилась загорать и сняла футболку.

Том стоял за штурвалом, он взял курс на середину залива – куда-то определенно он плыть сейчас не хотел, собираясь переночевать здесь, у знакомого причала, а с утра вновь оправиться на их остров.

– Ты не с первого раза ложишься с мужиком в постель, наверно? – глядя на водную гладь сказал Том. Он был не в силах сдержать обуревающие его подозрения.

Улыбка на лице девушки сразу изменилась – из радостно-беспечной превратилась в оборонительно-наглую.

– Ну, если мне парень нравится, то могу и с первого раза, – сказала она сердито.

Спустилась в каюту, взяла свой магнитофон и снова поднялась на палубу. Проходя мимо Тома, она добавила ядовито:

– Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?

Тугие, соблазнительные бугры ее груди проплыли перед глазами Тома, приковав на мгновение к себе его внимание.

Патриция прошла на нос корабля и села, положив магнитофон на колени. Ей был очень неприятен его вопрос и она не понимала почему. Тем не менее она сожалела о своем резком ответе.

Том закрепил штурвал, подошел к ней и примостился рядом.

– Что ты делаешь? – зло спросил он, не в силах сдержать рвущуюся наружу досаду. – Записываешь свои впечатления о каждом парне с которым встречаешься, да? Можно послушать?

Он протянул руку и нажал клавишу воспроизведения.

Из магнитофона послышался голос Патриции: "...чем они старее, тем гнуснее..."

Она поспешно выключила магнитофон.

– Я что, такой гнусный? – спросил Том.

– Нет, – ответила Патриция, ужаснувшись, что он действительно принял эти слова в свой адрес. – Я бы не сказала...

– Я ничего не понимаю. – Том поднялся и посмотрел на нее. – По-моему, ты просто чокнутая.

Патриция сидела в одних шортах, и укоризненно глядела на него. Она понимала: происходит что-то не то. Что они оба злятся из-за пустяка. Но уступить в чем-либо ей не позволяла натура.

Он увидел, что рядом с ней лежит длинный шарф из тонкой серой материи, подаренный галантерейщиком. Он брезгливо взял шарф двумя пальцами.

– Ты что будешь носить эту тряпку? И сегодня оденешь для этого отвратительного грека?

– А почему бы нет? – ощерилась Патриция. – Если хороший парень – то почему бы не сделать ему приятное?

Она отобрала у Тома шарф.

Он встал, в сердцах развернулся и прошел к штурвалу. Внутри все кипело от необъяснимой, мучительной злости. Он вырубил двигатель, закрепил парус и, стараясь не смотреть в сторону Патриции, спустился в каюту. Бросился на свою койку – его чуть ли не трясло, ему необходимо было успокоиться. За яхту он не волновался: ветра практически не было, да и куда ее может занести? Он понимал, что второй разрыв с любимой женщиной ему будет перенести гораздо тяжелее, чем тогда, много лет назад и старался взять себя в руки. Под эти невеселые мысли он как-то незаметно уснул.

Сколько он проспал, Том не знал. Разбудил его громкий крик Патриции:

– Том! Том! Скорее! Быстро!

Он вздрогнул, вскочил с койки и бросился наверх. В спешке, спросонья больно стукнулся лбом о верхнюю перекладину двери.

Выскочил на палубу, нервно оглядывая палубу в сгустившихся сумерках.

Патриция, совершенно обнаженная, стояла одной ногой на самом краю яхты, другую ногу вытянув далеко над водой, правой рукой она держалась за канаты, а левой указывала куда-то вдаль. В переливающихся багряно-желтых лучах заходящего солнца ее фигура была просто великолепна. И она знала об этом.

– Том, смотри, правда я похожа на рекламу?

Он стоял, схватившись за косяк двери в каюту, и не мог вымолвить ни слова.

Патриция легко спрыгнула на палубу, подбежала к нему и бросилась на шею, прижавшись к его груди плотными восхитительными бугорками.

– Том, я люблю тебя, – прошептала она ему на ухо.

– Я тебя тоже, Патриция! – ответил он. Сердце радостно забилось в груди бесследно разгоняя недавние сомнения и обиды.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Когда Том и Патриция пришли в уютное кафе на набережной, веселье было в полном разгаре. Висели гирлянды разноцветных лампочек, вперемежку с флажками. Деловито сновали официантки. На эстраде играл расширенный по случаю праздника состав ансамбля, перед эстрадой группа людей, положив руки на плечи друг другу, самозабвенно танцевали сертаки. Взоры присутствующих были обращены на танцевавших людей. Звуки традиционной мелодии проникали в самое сердце, и согревали удивительным теплом – от этой музыки сразу поднималось настроение.

Пожилой худощавый грек с седыми усами, стоявший за прилавком около эстрады, поставил полный вина стакан на голову и танцевал с ним, веселя почтенную публику и веселясь сам.

Том провел Патрицию к свободному столику в центре зала, у прохода. Сразу же почти подошла официантка, Том заказал вина и фруктов. Долго ждать заказ не пришлось. Том разлил вино по фужерам. Они чокнулись. Том смотрел на Патрицию, она улыбалась ему, но взгляд ее был устремлен на танцующих. Она любила и понимала сертаки, ей было хорошо. Или она делала вид, что ей весело.

Том очень не хотел идти вечером в кафе, ничего хорошего от этого мероприятия он не ожидал. Но согласился, понимая, что она устраивает ему испытание на прочность. И вообще, по его твердому мнению, в любви следовало уступать друг другу. Хотя, конечно, для всяких компромиссов есть свой разумный предел.

Патриция весело смотрела на шеренгу танцоров и хлопала в ладоши. На шее ее красовался кокетливо повязанный серый шарф, подаренный сегодня ей в лавке.

Крайним в ряду танцующих был давешний галантерейщик, его левая рука лежала на плече красивой, немного полноватой девушки с длинными черными волосами. Она с обожанием смотрела на него. В свободной руке торговец держал яркий цветок на длинном стебельке.

Танец закончился, человек за прилавком снял стакан с головы и выпил за здоровье присутствующих.

Галантерейщик подошел к столику, за которым сидели Патриция и Том.

– Привет, – как старый знакомый сказал он, обращаясь к Патриции, и галантно положил свой цветок рядом с ее фужером. – Станцуем?

– Да, конечно! – Патриция с готовностью встала и повернулась к Тому. -Пойдем, потанцуем втроем, любимый.

Она впервые назвала Тома так, и он с удовлетворением отметил это, торжествующе взглянув на лоснящегося самовлюбленного грека.

– Нет, нет, – ответил Том. – У меня не получится...

– Ну как хочешь, – ответила Патриция и пошла с торговцем к месту танца.

Они встали рядом в широкой цепи танцующих, положили руки на плечи друг другу.

Во время танца грек не сводил глаз с новой знакомой. Она улыбалась партнеру.

Том тоже не сводил с нее внимательного взора, ревность вновь овладевала его сердцем.

В это время на праздник пришли шатен с блондином в поисках впечатлений и помня о приглашении смазливой официантки. Прошли с гордо-независимым видом, будто только их на празднике и не хватало, сели за столик, осмотрелись. Шатен сразу заметил среди танцующих обидчицу.

– Смотри, – сказал он приятелю. – Есть, есть правда на земле, а бог на небесах! Смотри! – Он кивнул головой в сторону Патриции.

– Опять она, эта стерва! – восхищенно воскликнул блондин.

Патриция счастливо улыбалась, наслаждаясь танцем, жизнью и прекрасным вечером.

– Ну, мы ей сейчас устроим веселую жизнь! – процедил шатен, предвкушая сладость мести.

Танец кончился, исполнители сертаки стали расходится. Счастливая Патриция повернулась к галантерейщику и повисла довольная у него на шее, благодаря за танец. Он тоже обнял ее. Том поспешно опустил глаза, уставившись в донышко бокала.

Патриция подошла к своему столику. Взяла бутылку с вином и свой стакан, выпила, что было в стакане и стала наливать еще.

– Может хватит? – угрюмо спросил Том. – Давай пойдем домой!

– Пойдем?! – удивленно, растягивая слова, переспросила Патриция. -Ерунда – только все началось! – Она положила руку на его запястье.

– Перестань! – воскликнул Том. – Мне скучно здесь.

– Скучно? – удивилась она. – Так пойдем танцевать!

– Не хочу!

– Давай пойдем! – настаивала она. – Не капризничай!

– Я уйду один! – пригрозил Том.

– Как хочешь, – сказала Патриция, повернулась и пошла к месту танцев, так как опять заиграла музыка.

У эстрады стоял один галантерейщик. Он ждал ее.

Больше пока желающих танцевать не было и они отплясывали вдвоем, но зато их бурно подбадривали хлопанием в ладоши. Оба танцевать сертаки умели неплохо.

Американские туристы наблюдали, терпеливо ожидая подходящего для убийственной мести момента. Они даже не очень пока заинтересовались приглянувшейся им официанткой – попросили только вина. Месть для мужчины – главное!

Мимо столика проходила обслуживавшая их официантка. Том подозвал ее и рассчитался. Посмотрел на танцующую Патрицию – она довольно улыбалась, грек нагло держал руку на ее плече.

Том встал и направился к бару, который располагался внутри здании. По пути он обернулся и еще раз кинул взгляд на Патрицию. В накуренном просторном помещении бара прошел к стойке, заказал неразбавленного виски, бросил на стол купюру и закурил. Он хотел быть подальше от ставшей ненавистной ему мелодии сертаки, в баре же играл магнитофон с каким-то тупым современным ритмом и Том стал в такт постукивать пальцами о стойку. Пожилая барменша подала ему бокал с виски и пододвинула пепельницу. Он загасил почти докуренную сигарету, взял бокал в руку.

Его хлопнули по плечу, он обрадованно обернулся. Он был уверен, что Патриция пришла за ним.

Перед ним стояло двое неизвестных ему парней.

– Так, значит, она тебя тоже наколола, – сказал по-английски светловолосый мужчина Тому.

– Что? – не понял Том.

– Девочка шикарная, да? – встрял шатен и по-свойски сел на стоящий рядом с Томом высокий круглый стул без спинки. – Она – ночная бабочка.

– Да, корпус у нее такой, что любого доведет, – добавил блондин. -Профессионалка.

– Но правда, – сказал шатен, – три тысячи драхм – это довольно дорого. Тем не менее, от профессионалки за такие деньги столько не получишь.

Том непонимающе переводил взгляд с одного американца на другого.

– Но она – умеет, – сладко полузакрыв глаза, показывая как здорово то, что она умеет, сказал блондин.

– Что она делает в койке! – воскликнул шатен и вновь, как тогда в машине, поболтал языком между губ. – Язык у нее – чудо!

Том отстранил блондина и ушел, не сказав за весь разговор ни слова. Кулаки его непроизвольно сжались. Настроение было испорчено безвозвратно, но он хотел с ней объясниться по-хорошему.

Американцы сели на круглые стулья и посмотрели ему вслед. Переглянулись и расхохотались, довольные местью – вид Тома ничего радостного для Патриции не обещал. Шатен повернулся к стойке и выпил виски из бокала Тома.

* * *

Том прошел к эстраде, взглянул на танцующих – там сосредоточенно выделывали несложные фигуры сертаки два усатых здоровенных грека в кепках и с сигаретами в зубах. Патриции с ними, естественно, не было. Как и галантерейщика, впрочем, тоже.

Том осмотрелся – столик также был пуст.

К нему подлетела красивая молодая гречанка, которая тоже танцевала сертаки с галантерейщиком – по правую от него руку. Она без ложной стыдливости обняла Тома за плечи.

– Твоя девушка ушла, – сказала молодая женщина Тому.

Как ему показалось с ноткой злорадства.

– Куда? – не удержался от вопроса Том.

– Они с Ахиллом пошли... погулять, – весело сказала она и стрельнула глазами в сторону улочки за кафе. – Но я – свободна. – Девица потащила его к столикам.

– Нет, нет, – вежливо улыбнулся Том. – Спасибо.

Он осторожно освободился из объятий женщины и отправился в направлении, указанном девицей.

Отвергнутая красавица пожала плечами.

Том прошел мимо столиков и вышел на улицу. Свернул за угол и сразу увидел их.

Патриция стояла, засунув руки в карманы джинс, прижавшись к белому каменному забору, покрытому самопальными надписями из баллончиков.

Галантерейщик уперся в забор руками – по обе стороны от ее головы – нависая над ней, словно паук над запутавшейся в сетях жертвой.

– Согласись: любовь – это все! Весь смысл жизни, чтобы любить. Без любви мы мертвы! – страстно говорил черноволосый соблазнитель.

Незамеченный ими Том сплюнул в сердцах, развернулся и ушел.

И не видел, как Патриция досадливо отстранила от себя галантерейщика.

Ее утомил этот пахнущий одеколоном смазливый ловелас. Она хотела немного подразнить Тома, а не флиртовать с этим мужланом, который наверняка с Томом ни в какое сравнение не идет.

И он уже порядком достал со своими идиотскими рассуждениями о любви, нагло называя элементарный грубый секс любовью. Надо возвращаться к Тому.

Но торговец снова навалился на нее, пытаясь поцеловать.

– Любовь – это все! – вновь провозгласил грек.

Патриция опять оттолкнула его и пошла к месту праздника, не оглядываясь на оторопевшего соблазнителя. Она видеть его больше не могла. Автоматически сдернула с шеи безвкусный серый шарф, пальцы разжались, оставляя данайский дар равнодушной мостовой.

* * *

Том быстро и уверенно – не дай бог, засомневаться и передумать! – прошел по пустынной в этот час набережной на причал, забрался на яхту, спустился в каюту и торопливо стал собирать вещи Патриции в ее большую дорожную сумку.

Он сам себя распалял, рисуя в воображении сцены совокупления Патриции с этим отвратительным галантерейщиком. И не менее отвратительными американцами, у которых она оставила такое яркое впечатление. И неизвестно с кем еще!

Когда он вышел на палубу, чтобы поставить ее коричневую сумку на причал и отчалить, на парапете напротив сидела Патриция. Увидев его, она скромно потупила глаза, не сказав ни слова.

Он замер в своем движении.

Затем вспомнил разговор с шатеном и его приятелем. Резко положил сумку на камень причала и сказал зло:

– Держи и иди к своим двум клиентам!

– Ты про что? – искренне удивилась она.

– Три тысячи драхм – это слишком дорого! – процедил он, собираясь поскорее отплыть и отвязывая для этого канат.

– Что еще за три тысячи драхм? – ничего не понимала Патриция.

– Не играй со мной в игры! – чуть не срываясь на крик, сказал он. – Ты знаешь прекрасно, что я имею в виду!

– Ты что, бросаешь меня? – в ее голосе и глазах читалось неподдельное волнение и искренняя горечь.

– Как хочешь, так и понимай, – зло ответил Том, все сильнее распаляя себя.

Он завел мотор и направил яхту прочь от берега, не сомневаясь в разумности и правильности своих действий.

За яхтой стелился белый пенный след. Патриция молча смотрела на удаляющуюся корму яхты, ставшей ей почти домом.

Она долго смотрела на черную, равнодушную воду залива, лениво колыхающуюся за причалом. Закурила сигарету.

На ресницу навернулась капля влаги – наверное, от дыма. Патриция смахнула непрошенную слезу. Дотлевшая до фильтра сигарета обожгла пальцы. Патриция отшвырнула окурок и тут же закурила следующую сигарету. Так плохо ей еще никогда не было. Впервые мужчина бросил ее – она и представить себе не могла, что когда-нибудь подобное случится. Она сама привыкла уходить первой, не желая продлевать ненужное общение. И вот, когда она встретила наконец...

Патриция медленно встала, подошла к сумке, тяжело вскинула ее на плечо и пошла обратно на праздник – а куда еще ей оставалось идти? Лишь луна понимающе смотрела на нее в непроницаемом безучастном небе.

* * *

За столиками под открытым небом было тихо и безлюдно. Эстрада опустела, веселье переместилось в бар в самом здании, откуда доносились забойные ритмы. Лишь около прилавка стоял ненавистный ей сейчас торговец с длинноволосой гречанкой. Со столов еще не убирали.

Она поставила сумку на пол, села задумчиво за столик, где так недавно сидел Том, и налила вина в свой бокал.

Галантерейщик сразу заметил появление Патриции в пустынном кафе. Особое внимание он обратил на большую коричневую сумку, которую она раньше с собой не таскала. Он мгновенно сообразил что к чему и это подвигло его на решительные действия.

Он взял с прилавка бутылку красного крепленого вина и, не обращая внимания на протесты своей осточертевшей собеседницы, направился к столику Патриции. Поправил на ходу повязанный на шее платок, пригладил схваченные лаком, заботливо уложенные волосы.

Он подошел и встал рядом с девушкой, застенчиво улыбаясь.

Патриция подняла глаза и улыбнулась ему невесело.

– Привет, – сказала она.

Он, осмелев, отодвинул стул и сел за столик.

– Хочешь еще выпить? – спросил галантерейщик.

– Почему бы и нет, – безразлично ответила она и залпом допила свое вино.

Он налил в ее бокал из своей бутылки. Она посмотрела на него, но торговец не сумел – или не захотел – понять, что скрывается в ее черных бездонных глазах. Чтобы не думать об этом, он налил вина и себе, в бокал Тома. Поднял бокал.

– Выпьем за любовь! – провозгласил он, не догадываясь наверно, как глупо и напыщенно он сейчас выглядит.

Она вздохнула и снова опрокинула в себя залпом очередной бокал вина. Взяла с вазочки сочную спелую грушу, надкусила. Том бросил ее, уехал. Но жизнь не кончена. Это для нее хороший урок. Ее одиссея продолжается, начинается очередное приключение с очередным мужиком-самцом. Вряд ли оно принесет что-либо новое, но по привычке она решила попробовать. Патриция решила отдаться подхватывающему ее течению, и не думать ни о чем. А тем более о Томе, сегодняшним поведением он все перечеркнул.

– Ну, давай начинай... – сказала Патриция своему визави.

– Что? – не понял галантерейщик.

– Ты хотел меня соблазнить? – Она посмотрела на него сквозь прозрачный бокал. – Так соблазняй!

Он растерялся и налил в бокалы еще красного игристого вина, чувствуя, что она доходит до требуемой кондиции.

Они снова выпили.

– Пойдем танцевать, – предложил галантерейщик, которому стало неуютно сидеть с ней вдвоем в пустом кафе, где официантки ловко срывали скатерти со столов. К тому же, его абсолютно не волновали ее душевные переживания, его интересовало исключительно то, что у нее между ног и получит ли он возможность завладеть этим.

Патриция равнодушно встала и взялась за ручки сумки.

– Танцевать так танцевать, пойдем, – устало сказала она.

Галантерейщик услужливо подхватил ее тяжелую ношу и они направились к бару. Торговец оглянулся на покинутый столик где стояла почти полная, оплаченная им бутылка вина. Но приходилось выбирать – или вино, которого ему уже не очень хотелось, но было жалко оставлять, или Патриция, которую ему хотелось очень.

В баре было дымно, многолюдно и шумно – магнитофон орал во всю мощь огромных динамиков. Они поставили сумку у стойки, галантерейщику пришлось потратиться еще и на два коктейля.

Патриция с блеском доказала, что умеет танцевать не только сертаки, но и наисовременнейшие нелепые танцы. Вокруг толкались захмелевшие пары, кто-то громко, до неприличия захохотал. Патриция протянула галантерейщику свой коктейль, он потянул из соломинки.

На вид она была уже пьяная и он решился.

– Пойдем погуляем, – предложил ненавязчиво.

– И ты опять будешь умно рассуждать о любви? – засмеялась обидно Патриция. – Пошли уж тогда сразу заниматься этой самой любовью.

Жил он в трех кварталах от набережной, весь путь нужно было подниматься в гору, а сумка Патриции оттягивала ему руку. Он старался идти быстро, потому что созрел, а рука, поддерживающая девушку за талию, немела от ощущения соблазнительной плоти.

Они поднялись на второй этаж его дом, он достал ключ и с третьей попытки попал в замочную скважину. Но не от выпитого алкоголя его не слушались руки -от охватившего плотского возбуждения.

Патриция насмешливо смотрела на него. Но она еще в баре нацепила черные очки, подаренные им же, и он не мог видеть ее глаз.

Она знала уже заранее, что сейчас произойдет. Ей было все равно – Том бросил ее, уехал. Пусть уж все кончается побыстрее. А может, этот галантерейщик сумеет как-то успокоить и отвлечь ее?

Они прошли по длинному коридору, в конце которого виднелась распахнутая настежь дверь в спальню, в ней горела зачем-то люстра под потолком, освещая коридор. На однотонном малиновом паласе спальни валялась белая рубашка.

Они вошли в комнату, он с облегчением поставил у двери сумку, кинулся к рубашке, собрал с застеленной небрежно кровати еще какие-то тряпки, извиняюще улыбаясь запихал их в шкаф.

Патриции было все равно, она стояла посреди комнаты и размышляла – что она здесь делает? Но Том уехал, его не найти, хотя она знает его фамилию и что он живет в Пирее, она сможет разыскать его... Но почему она должна его разыскивать? На что он обозлился – она не изменила ему даже в мыслях. Этот галантерейщик – так, пустяк. Но теперь дело зашло слишком далеко и она действительно изменит ему. И во всем виноват только он – Том, больше никто! Почему она не бросилась за ним в воду, и не догнала яхту?

Галантерейщик снял пестрый платок с шеи и расстегнул рубашку, не сводя глаз с девушки. Ему показалась, что она ждет когда он разденет ее и начнет ласкать. Он подошел и провел рукой по ее волосам, снял очки. Ничего не увидел в ее черных глазах. Отошел, чтобы положить очки на тумбочку, включил ночник, с желтым матерчатым абажуром. Погасил большой свет. Комната наполнилась неуместным интимом.

В другой комнате пробили часы. Была глубокая ночь.

Он коснулся рукой до выпуклой груди Патриции, стянутой белой рубашкой. Она не отреагировала. Он несмело провел рукой по животу, дошел до джинс, расстегнул ширинку, они свалились вниз, обнажив черные трусики и великолепные ноги. Патриция не пошевельнулась. Он развязал шнурки ее кроссовок. Она бесстрастно приподняла ногу, он стащил одну, потом вторую кроссовку. Босые ноги ее, утопающие в ворсе паласа еще больше возбудили его. Она равнодушно сделала шаг в сторону, освобождаясь от сковывающих джинс. Он взялся осторожно пальчиками за пуговицу рубашки и расстегнул. Патриция безвольно подняла руки вверх. Обнадеженный этим движением, он снял рубашку и отбросил в сторону. Она апатично опустила руки. Он коснулся губами соска. Темный бутон ее груди был сейчас сморщенным, в складках, на груди проступила синяя ниточка артерии. Он уверовав в свою неотразимость, грубо стащил с нее трусики.

Перед ее глазами стояло улыбающееся лицо Тома.

Он снял с обширной постели покрывало, отбросил в сторону одеяло. Патриция поморщилась едва заметно при виде смятых несвежих простыней, но легла покорно, уставилась на погашенную стеклянную люстру.

Он лег рядом, склонился над ней, осторожно теребя пальчиком сосок ее груди. Сосок оставался сморщенным и жалким. Галантерейщик сглотнул и резко запустил руку в колечки ее жестких волос внизу живота. Она безропотно раздвинула ноги – он тут же жадно двинул руку глубже. Там было холодно и сухо.

Он больше не мог сдерживать себя – она все равно не отвечала на ласки, чего зря стараться! Фригидна – решил он. Но ему-то какая разница! Он уверенно забрался на нее и грубо вошел, помогая себе рукой. Ни один мускул не шевельнулся на ее красивом, сейчас безучастном лице, она не отрывала глаз от погашенной люстры.

Перед ее взором стоял Том. Она увидела его глаза, мягкую его улыбку, мускулистую грудь и то, что приносило ей настоящее счастье, что она целовала так страстно.

Такой же вроде бы орган тер сейчас неистово ее внутреннюю плоть. Процедура, окончания которой она терпеливо ожидала. Даже не гимнастика – процедура.

Галантерейщик пыхтел яростно, уткнув голову в ее шелковистые темные волосы с правой стороны. Люстра находилась с левой, Патриция смотрела на нее.

А ведь она с этим черноволосым саламинянином даже ни разу не поцеловалась, вдруг подумала Патриция и сразу воспоминания о страстных, долгих поцелуях Тома захватили ее.

Он долго, бесконечно долго елозил на ней, хрипло выдыхая и вдыхая воздух -выпитое вино тормозило его чувствительность. Патриция не отрывалась от люстры, она видела глаза Тома.

Наконец он дернулся судорожно в последний раз, больно сжав кожу на ее бедре, и отвалился с протяжным стоном. И сразу, как и все, кого она знала, уткнулся лицом в подушку, возложив по-хозяйски руку на ее грудь, и провалился в счастливо-пьяный сон.

Из нее вытекала тонкая струйка, обжигая ногу. Патриция непроизвольно содрогнулась.

Возникло такое ощущение, словно в нее выплеснули струю помоев.

Образ Тома растворился бесследно в полумраке комнаты и Патриция безуспешно пыталась вызвать его вновь. Захотелось немедленно вымыться.

Она брезгливо сняла с себя волосатую руку спящего и встала с кровати. Галантерейщик не шелохнулся.

Она вышла в коридор, гадая где здесь может находиться ванна. Открыв неудачно несколько дверей, нашла наконец. Пошарила по стене и нащупала выключатель. Зашла и заперлась на задвижку. Включила холодную воду душа и долго стояла под ледяными струями, стараясь снова вспомнить лицо Тома.