Текст книги "Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года)"

Автор книги: Автор Неизвестен

«Алпамыш»

ThankYou.ru: «Алпамыш»

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Благодарю», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Предисловие

Героическая поэма «Алпамыш» является одним из любимых и широко распространенных эпических произведений узбекского народа. В богатейшей сокровищнице творчества народов Советского Союза ей принадлежит такое же выдающееся и почетное место, как и «Давиду Сасунскому», «Витязю в тигровой шкуре», «Манасу», «Калевале» и другим эпическим произведениям, которыми гордятся наши народы.

До Великой Октябрьской социалистической революции существовало ложное мнение, базировавшееся на буржуазной концепции, что у узбекского народа якобы не сохранилось своего эпоса, что его вытеснила письменная поэзия. В результате начавшейся после революции огромной работы по собиранию и изучению эпического творчества народов СССР это утверждение было опровергнуто. Открылись богатейшие сокровища эпической поэзии, бытовавшие и бытующие в народе. Так стал известен во всем его многообразии и замечательный узбекский эпос.

В узбекских эпических поэмах, так называемых «дастанах», находит свое поэтическое отражение многовековая история узбекского народа, пережитые им общественно-бытовые уклады, а также социально-политические противоречия, имевшие место в исторической жизни народа. Среди этих дастанов самым древним, но одновременно и самым популярным, является дастан о богатыре Алпамыше, который, как указывают исследователи узбекского эпоса, сложился в основном на высшей ступени патриархально-родового строя. Исторически это восходит приблизительно к XV–XVI векам.

В эпосе «Алпамыш» запечатлелись факты и эпизоды, связанные с историей войн кочевых тюркских родов и племен с калмык ами, совершавшими набеги на среднеазиатские степи в период ойратского (калмыцкого) царства. По времени это восходит к XV–XVII вв. и совпадает с периодом возникновения и развития племенных и государственных объединений кочевников на территории Средней Азии, периодом, следующим за распадом Золотой Орды на западе и государства тимуридов на востоке.

В этот период происходит тесное сближение тех родов и племен, из которых впоследствии сформировались нынешние среднеазиатские народы. Этим можно объяснить в известной степени и наличие некоторых общих черт в эпосе среднеазиатских народов.

Как показывают исследования, эпос «Алпамыш» сложился в среде степных кочевников-скотоводов, в племени Конграт, к которому и принадлежат основные герои эпоса. Потомки конгратцев сохранились до настоящего времени в составе почти всех тюркских народов Средней Азии. По месту расположения кочевий конгратцев исследователи устанавливают и родину дастана об Алпамыше. В поэме это место – окрестности озера Байсун, которое расположено в южной части Узбекистана в Сурхан-Дарьинской области к северу от города Термез.

Героическая поэма «Алпамыш», как и большая часть эпических произведений среднеазиатских народов, пронизана героикой народной борьбы с поработителями-калмык ами за независимость и честь рода-племени. В эпосе представлена жизнь народа на широком реалистическом фоне патриархально-кочевого быта. В нем живыми и яркими картинами проходит жизнь народа в борьбе с внешними врагами во внутренних, сложных и противоречивых родоплеменных и зарождавшихся феодальных взаимоотношениях.

Эпос «Алпамыш» прошел в своем развитии многовековый путь. За все эти века и годы в него проникали черты и особенности различных исторических эпох и их идеологий. Таково, например, проникновение элементов мусульманской идеологии, сказавшейся особенно в позднейших вариантах «Алпамыша». В эпосе это проявляется в таких эпизодах, как чудесное рождение героя, добровольное обращение калмык аКараджана в мусульманство и т. д.

Однако эти наносные черты не коснулись основного идейного содержания поэмы.

«Алпамыш» состоит из двух частей. Вкратце содержание поэмы таково:

В племени Конграт были два брата Байбури и Байсары. У Байбури был сын Алпамыш, у Байсары красавица дочь, по имени Барчин. Дети были помолвлены с колыбели. Но вот между отцами происходит ссора из-за того, что Байбури, пользуясь правом старшего в роде, вздумал требовать от младшего брата Байсары уплаты подати – зякета. Байсары наотрез отказался выполнить это неслыханное среди конгратцев требование и с обидой откочевывает в страну калмык ов, захватив всю свою семью. Вскоре его дочь, красавица Барчин, привлекает внимание калмыцких богатырей, которые начинают добиваться ее руки. Чтобы избавиться от их домогательств верная Алпамышу Барчин объявляет им, что мужем ее может стать лишь тот, кто выйдет победителем в четырех состязаниях. Тем временем она посылает послов на родину к Алпамышу, приглашая его принять участие в соревнованиях, надеясь, что он выйдет победителем.

В состязаниях за право быть мужем Барчин Алпамышу помогает его верный друг – Караджан, один из калмыцких богатырей, перешедший на сторону узбеков и ставший другом героя. Караджан на коне Алпамыша Байчибаре обгоняет всех женихов – калмыцких богатырей, несмотря на то, что те чинят ему всяческие препятствия: связывают его, вбивают гвозди в копыта его коня и т. д. Караджан: же вступает в борьбу с калмыцкими богатырями, побеждает их, а следом за ним Алпамыш вступает в единоборство с самым сильнейшим из всех калмыцких богатырей – Кокальдашем. Выйдя победителем из всех состязаний, Алпамыш становится мужем Барчин. С молодой женою и другом своим Караджаном он возвращается на родину. Однако отец Барчин не хочет мириться со старшим братом и остается в стране калмык ов.

На этом заканчивается первая часть поэмы.

Во второй части поэмы рассказывается о том, как калмык ипритесняют оставшегося у них отца Барчин – тестя и дядю Алпамыша. Алпамыш решает освободить Байсары и наказать калмык ов за все их насилия и притеснения, которые они чинили над конгратцами. Он отправляется в страну калмык ов, но усыпленный вином, которым его напоила старуха Сурхаиль, мать калмыцких богатырей, попадает в плен к калмык ам. В течение семи лет Алпамыш томится в подземной темнице – зиндане, куда ему приносит пищу пастух Кайкубат. Однажды его случайно видит дочь калмыцкого шаха – Тавка-аим, она влюбляется в Алпамыша и помогает ему бежать. Алпамыш побеждает калмыцкого шаха, убивает его и на престол сажает Кайкубата.

Тем временем, пока Алпамыш томился в плену, главой племени Конграт становится его младший брат – Ултантаз, сын рабыни-персиянки. Захватив власть, он притесняет отца Алпамыша и пытается силой заставить Барчин стать его женой. В день свадебного тоя приезжает Алпамыш, узнает обо всем и, не сообщая никому о своем возвращении, переодевшись в одежду пастуха Култая, испытывает верность Барчин и наказывает Ултантаза и его приспешников. Байсары возвращается на родину, и расколовшееся было племя Конграт вновь объединяется под властью богатыря Алпамыша.

В образах основных героев эпоса – Алпамыша и Барчин – воплощены высокие моральные и этические черты народа, его мужество и стойкость, его священная любовь к родной земле. В образах Ултаназа, младшего брата Алпамыша, изображается насильник и узурпатор, которого, как и его мать-сообщницу персиянку Бадам, эпос клеймит презрением, ненавистью. Зло, а местами в гротеско-юмористическом духе, высмеиваются в эпосе враги – огромные, прожорливые, наглые и трусливые, лишенные благородных человеческих черт.

Поэма «Алпамыш» построена на чередовании стихотворных партий с прозаическими вставками, которые являются пояснениями к этим стихотворным партиям. Форма та, следует отметить, очень распространена в эпосе народов Средней Азии. Стих поэмы – семи– и восьми-, а также одиннадцатисложный; варьируется он в зависимости от содержания и темпа передаваемых событий. Стихотворные партии группируются в тирады различной величины. Ритм и рифма чувствуются и в прозе, которая исполняется речитативом. Эпос обычно исполняется под аккомпанемент домбры – народной двухструнной балалайки – или кобуза – народной двухструнной скрипки.

Героическая поэма «Алпамыш» представляет собой интереснейший памятник самобытного и своеобразного поэтического искусства узбекского народа. Несмотря на сходство сюжета с одноименными казахскими, каракалпакскими поэмами, а также на ряд общих мотивов с эпосом среднеазиатских народов, в поэме «Алпамыш» ярко выражен свой национальный’ стиль, своя поэтическая образность; в нем красочно изображены картины быта, обычаев, обрядов узбекского народа; выразителен и полон народной мудрости язык.

Исполняют эпос обычно профессиональные народные сказители, именуемые бахши, и народные певцы-поэты, известные в народе под названием шайров. Все лучшие и крупнейшие бахши и шайры вышли из среды трудового народа. Это дехкане и пастухи, для которых сказительство является второй профессией. Всей жизнью они тесно и неотрывно связаны с народом и в своих творениях выражают его идеологию, его мечты и чаяния.

«Искусство – во власти индивидуума, к творчеству способен только коллектив», – говорил А. М. Горький. Так и в узбекском героическом эпосе воплотилось коллективное творчество народа, в поэтических и эпических произведениях бахши и шайров находят свое олицетворение идейные, эстетические и поэтические традиции народа.

Среди современных шайров большую любовь народа снискал крупнейший сказитель старого эпоса, знаменитый исполнитель «Алпамыша» Фазил Юлдаш.

Биография его типична для многих бахши и шайров, вышедших из народной среды. Родился он в 1873 году а кишлаке Лайка, Булунгурского района, Самаркандской области. Отец его был бедняк-дехканин. После смерти отца Фазилу уже в раннем детстве пришлось кормить себя и семью. Он нанимается в пастухи, батрачит у бая. На пастбищах, среди природы, раскрывается дарование Фазила.

В девятнадцать лет Фазил стал учеником известного Юлдаша-шаира. Сейчас в репертуаре Фазила более сорока дастанов, среди которых и ряд революционных: «Маматкарим-Палван», «Джизахское восстание» и др. Один из первых среди народных бахши и шайров Фазил радостно приветствует Великую Октябрьскую социалистическую революцию и посвящает ей свои замечательные песни и поэмы. В годы Великой Отечественной войны он создает глубокие, волнующие, патриотические произведения: «Моя армия», «Отважные джигиты, в бой» и др.

Записанный со слов Фазила Юлдаша «Алпамыш» был издан в 1939 году в Ташкенте с некоторыми сокращениями под редакцией и с предисловием поэта Хамида Алимджана. В 1943 году в Ташкенте же была издана в русском переводе первая часть «Алпамыша» со значительными сокращениями.

В настоящем издании впервые дается полный перевод поэмы, выполненный поэтом Л. М. Пеньковским.

АЛПАМЫШ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В стародавние времена шестнадцатиколенным племенем конгратским [1]1
  Конграт– одно из узбекских племен.


[Закрыть]управлял некий бий Дабанбий. Был сын у него – Алпинбий. У Алпинбия было два сына: звали старшего – Байбури, звали младшего – Байсары. Байсары управлял десятитысячеюртным родом байсунским, [2]2
  Байсун– местность в южном Узбекистане.


[Закрыть]старший же брат его – Байбури был главою всей земли Конгратской.

Только были братья бездетны.

Справлялся однажды в народе конгратском большой той. Явились на пирование и Байбури с Байсары. Приехали они, а старшины тоя почета им, как бывало прежде, не оказывают, навстречу им не выходят, коней под уздцы не берут, стремена знатным братьям не поддерживают. Подумали братья: «Не ожидали, видно, эти люди, что мы им такую честь окажем, – не догадываются, что это мы приехали». Братья сами привязали коней своих к коновязи, пришли на сборище, – сели среди прочих гостей. Но опять почета им никто не оказал, мягких подстилок не подстелил, плов раздавать стали – обделили их, – положили им на блюдо очень мало, да и то – остатки, что похуже.

Возмутились братья-бии: «Мы – богатейший бай байсунский и шах шестнадцатиколенного Конграта. Почему нам не оказывают почета по положению нашему, как всегда бывало?»

Эти слова услыхав, некий байбача, неотесанный с виду, сидевший у самого порога, [3]3
  Место у порога юрты считается непочетным.


[Закрыть]– грубо рассмеявшись, ответил:

– Э, Байбури, э, Байсары! Что ни говори про богатство и честь, ответ вам – простой: окупится той через тех, у кого наследники есть. А на вас, бездетные бии, надежды плохие. Где ваши джигиты, где ваши красавицы? А умрете – на ваши богатства наследников много объявится да с такой пастью, что живьем человека проглотят. Богатства ваши нам не сладки. Потому вам здесь и подают остатки!..

Оскорбились бии. Швырнули они за плов восемьдесят червонцов, с места встали и уехали домой.

Дома постелили им жены постели, разделись бии, – легли под одеяла, каждый в своем шатре, – открыли объятия женам своим, – гляди-ка дервиши какие! – соединились они с женами. Уснули братья, во сне святой человек явился к обоим – детей предсказал им. Действительно, забеременели жены бийские.

Месяцы за месяцами текут, дни за днями бегут, – девять месяцев истекло, девять дней да девять часов. Время родов подошло. Говорят друг другу братья-бии:

– Проявим шахское величие наше – на охоту поедем, – приедем с добычей. На обратном пути, если дети родятся к тому времени, выйдут люди встречать нас, чтобы награду получить за добрую весть. Не поскупимся, – будем по-шахски щедры…

Уехали братья на охоту. Возвращаются они с охоты, – встречают их с поздравлениями старухи-повитухи: у Байбури двойня родилась – сын и дочь, у Байсары – одна дочь. Возликовали бии. Приехали домой – разослали гонцов, сзывать со всех концов земли конгратской гостей на великий пир. Скачут гонцы, оповещают народ – старших и младших биев, аксакалов и арбобов и прочих людей – больших и малых, всякого звания и состояния. Едут конгратцы на пир – пожелать братьям счастья. Друзья биев ликовали, недруги их досадовали, но, досаду тая, хоть и не от чистого сердца, тоже обоих счастливых отцов поздравляли. Толпами-толпами валил народ на пир. Все необходимое запася, много убойного скота заколов, много шурпы наварив, приготовив обильный плов, сорок дней и сорок ночей угощали братья-бии гостей, – справляли пир.

Гости уже разъезжаться собирались, – видят бии: вдалеке идет каландар бродячий, пена изо рта его падает. Бредет каландар, от молитвенного радения пьяный, – тоже на пир идет. Присмотрелись братья – вспомнили: это тот самый каландар, что, напророчив им во сне детей, дать детям имена обещал. [4]4
  По древнему обычаю тюркских народов обряд наречения имени совершался в торжественной обстановке, обычно – на пиру, патриархом племени или шаманом. Выбор счастливого имени должен был иметь магическое значение для последующей судьбы младенца. В мусульманскую эпоху языческого шамана заменял странствующий дервиш-каландар или дивана (юродивый).


[Закрыть]А народ об этом ничего не ведал. Встали бии с места, вышли каландару навстречу, поклонились ему, руку ему поцеловали, привели с почетом на пир. Вынесли бии всех своих троих детей, положили их святому человеку в полы халата. Нарек старец святой сына Байбури – Хакимбеком, шлепнул младенца рукой по спине – остался на ней след благодати – отпечаток его пятерни. Дал старец имя дочери Байбури – Калдыргач-аим, дочери Байсары – Ай-Барчин. Тут же с колыбели он и помолвил Хаким-бека и Барчин-ай, сказав:

– Да будут эти двое мужем и женою, да будет Хаким велик и славен и никто ему да не будет равен! Аминь!..

Дни за днями бегут, месяцы за месяцами текут, – исполнился детям год, второй год минул, – стали они все говорить. Когда трех лет достигли они, когда речью хорошо овладели дети, отдали их всех троих в школу. Ходили они в школу до семилетнего возраста, читать и писать научились, хорошими грамотеями стали.

Подумал бий Байбури – так решил: «Мой сын теперь не только меж детей – грамотей, даже среди взрослых. Достаточно он учен. Сам уже стал муллой. Ну-ка, обучу его теперь падишахским и воинским делам!» – И взял он сына своего от муллы.

По примеру брата и Байсарыбий взял свою дочь Ай-Барчин от муллы, говоря: «В школе сидеть ей нечего зря, – пусть учится овец доить».

Хакимбеку в ту пору семь лет исполнилось. Был у него от деда его – Алпинбия наследственный бронзовый лук, весом в четырнадцать батманов.

Взял семилетний Хаким тот четырнадцатибатманный лук, поднял – натянул тетиву, стрелу пустил. Молнией полетела стрела – сбила макушку Аскарских гор. Слава пошла о Хакиме: батыр! Удивлялись люди: «Весу в луке четырнадцать батманов! Не только мальчику, – иному батыру и то не под силу. Откуда в мальчике мощь – невозможно понять!» – Друзья ликовали, враги горевали. Собрался весь конгратский народ и решил:

– Считалось в мире девяносто без одного алпов – батыров самых могучих. Рустам-Дастан [5]5
  Рустам Дастан– богатырь Рустем, герой «Шахнаме» Фирдоуси и народных сказаний. Дастан (или Заль) – отец Рустема.


[Закрыть]был первым среди них. Теперь пусть алпом станет наш семилетний Хаким. О подвигах его мы скоро узнаем. Пусть он зовется Алпамышем!

Так вошел Хаким в число девяноста прославленнейших в мире батыров…

Сидел однажды Хакимбек, мудрую книгу читал, – речь в ней шла о скупости и о щедрости. Спрашивает Байбури у сына:

– Скажи, сынок, если ты неглуп: кто щедр, а кто скуп?

Алпамыш встал и сказал:

– Если войдет к человеку случайный гость, – во-время он иль не во-время будь, – и у хозяина место есть и гостя он примет и, честь оказав ему, отправит с честью в обратный путь, – такого человека щедрым надо считать. А если у человека в доме и место есть и чем угостить, а он гостя того не оставит на ночлег, не предложит ему присесть, не накормит, – такой человек – скупец… И, если человека не давит нужда, и зякет он платит исправно, – это человек со щедрой душой. А если он имеет большой достаток, а зякет платить не хочет, – то он – скупец, – душу свою погубит.

Задумался бий Байбури:

– Я богатый бай, но я – шах Конграта. Зякет мне кому платить? Выше меня никого нет: Но не сочли бы люди скупцом моего младшего брата Байсары. Пусть он мне платит зякет!..

Призвал Байбури четырнадцать своих махрамов, приказывает:

– Поезжайте к моему младшему брату, махрамы. Боюсь, чтоб не опозорил он себя, – чтоб не прослыл он в народе нашем скупейшим среди скупцов, не закоснел бы в скупости, – душу свою не погубил бы. Разговор поведите осторожно, чтобы не обиделся брат мой. Хоть одного паршивого козленка, хотя бы для вида, пусть он мне пришлет в зякет…

А Байсарыбий в ту пору с десятью тысячами юрт конгратского племени стоял на летовке на озере Коккамыш, где народ его богател, пуская скот привольно пастись на тучных пастбищах.

Сидел Байсары со знатными байбачами в своей бархатной юрте, пил кумыс, – охмелел, веселился. Приезжают к нему махрамы Байбури. Байские сыновья приняли их коней, ввели махрамов в юрту. Байсары место им указал, – поклонились махрамы, поблагодарили – сели. Спросил их Байсары, хорошо ли ехали, с каким делом пожаловали. Передали махрамы слова Байбури. Очень обиделся Байсары, – сказал:

– Э, до этой поры зякета с нас никогда не брали. Но очень, видно, вознесся мой старший брат. Зякетом уже притеснять меня хочет!

И приказал он бывшим возле него байбачам.

– Схватите этих бастрыков!

Перехватали байбачи махрамов: семерым колья в животы вбили, уши и носы поотрезали, запихали им в рот: «Жри! Вот тебе зякет, шах Байбури!»

Посадили махрамов на коней задом наперед, привязали к седлам, – погнали коней в Конграт.

Но не успокоился от этой мести Байсарыбий. Слишком задела его обида. Собрал он свой десятитысячеюртный народ, поведал все дело и такое слово сказал:

 
– Родичи мои, подайте мне совет!
Дочь моя Барчин, вступившая в расцвет,
Счастья твоего ужель померкнул свет?
Брат родной решил с меня взимать зякет, —
Мол, на беззякетный скот – теперь запрет.
Скажете вы «да» иль скажете вы «нет», —
Родичи мои, подайте мне совет!..
Чтоб он высох, мой племянник Хакимбек!
Чересчур ученый стал он человек!
Дочь моя Барчин, забудь его навек!
Выдумал закон, – плати ему зякет!
Родичи мои, подайте мне совет!..
Я несчастный раб, нет утешенья мне.
Стал пришельцем жалким я в родной стране!
Чтоб родному брату брат платил зякет, —
Так ведь не бывало ни в одной стране!
Родичи мои, подайте мне совет!..
Осень наступила – цвет в садах поблек.
Горе на меня обрушил злобный рок,—
Брат родной поюртный требует налог!
Чем родному брату мне платить зякет, —
Да пойдет ему такой закон не впрок! —
Лучше на чужбину мне откочевать,
Там налог подушный калмык ам платить.
Родичи мои, подайте мне совет!..
Я ведь не последний человек в стране:
Я – тюря и сам, я тоже – бек в стране.
Обречен страдать не по своей вине,
С приговором неба что поделать мне?
Сыном предо мной кичится брат-хвастун:
«Очень, мол, ученый, хоть годами юн!»
Тяжело покинуть мне страну Байсун,
Но могу ль закон разбойный признавать?
Родичи мои, подайте мне совет!..
Иль родному брату мне платить зякет,
Иль в чужой калмыцкий край откочевать?
Как же тут не плакать и не горевать!
Кто сумеет боль мою уврачевать?
Родичи мои, подайте мне совет!
 

Байсары-бий такие слова сказал, а народ – молчит. Видя, что все, на почетном месте сидящие, большими людьми себя считающие, набрали песку в рот, – некий аксакал Яртыбай, [6]6
  Яртыбай– собственное имя, буквально: «полубай», то есть неравный другим по богатству или знатности.


[Закрыть]с места встав, такое слово сказал Байсарыбию:

 
– Бию Байсары какой совет дадим?
В петле Байбури висеть мы не хотим.
Добрый наш совет и сам ты знаешь, бай:
Яму, если хочешь, сам себе копай.
Как замыслил в сердце, так и поступай.
Что бы ни решил ты, но одно решай,
Мужественней будь, – что суждено, решай.
На своей земле ты сам себе тюря.
На слова мои не обижайся зря,
Говорим тебе, от сердца говоря:
Коль уйдешь в страну калмыцкого царя,
Мы с тобой уйдем, с тебя пример беря,
Хоть на край земли, за дальние моря.
Мужественней будь, – что суждено, решай.
Брату ли зякет или джузью – чужим, —
Вашей братской распри мы не разрешим.
Ведь своим добром мы тоже дорожим,
Лезть, однако, в петлю сами не спешим,
А советом – жизни мы себя лишим.
Мужественней будь, – что суждено, решай.
Ты совета просишь, весь народ собрав,
Ты ли, Байбури ли в этом деле прав?
Из-за вашей распри голову терять, —
Надобно иметь другую про запас.
А никто из нас, однако, не двуглав:
Байбури погубит каждого из нас…
Мы тебе совета дать не можем, бай!
Власть твоя, – как хочешь – так и поступай.
Слово это молвит раб твой, Яртыбай…
 

Речь Яртыбая выслушав, так сказал Байсарыбий собравшемуся народу:

 
– Байсары вам снова слово говорит:
Сердце Байсары страдает и скорбит, —
Гнева и обиды в нем пожар горит:
Брат родной платить ему зякет велит, —
Горем и позором Байсары убит.
Чем налог платить мне брату моему,
В униженьи жить в своем родном дому,
Чем в своей стране мне привыкать к ярму, —
Лучше мне Байсун покинуть самому!..
В чужедальний край откочевать хочу,
Там, в изгнаньи, век свой доживать хочу.
Опостылел мне несправедливый мир!
За горой – гора, за ними – степь Чилбир, —
Может быть, я там найду счастливый мир.
Лучше мне Байсун покинуть самому!..
Боль моя – как нож отточенный, остра,
Боль моя – как пламя жаркого костра.
Если птица счастья, выпорхнув с утра,
Счастьем осенить захочет комара,
Хоть Симург, [7]7
  Симург– сказочная птица огромной величины и необычайной силы.


[Закрыть]в сравненьи с комаром – гора, —
Голову он склонит перед комаром.
Может быть, в степи калмыцкой Чилбир-чоль
И ко мне судьба окажется добра.
Лучше мне Байсун покинуть самому!..
Э, мой притеснитель, Байбури, мой брат!
Тесен для него, как видно, стал Конграт.
Видимо, меня он вовсе выжить рад.
Если брата ввергнул он в подобный ад,
Пусть живет один, не ведая услад!..
Степи калмык ов тучны и хороши,—
Буду калмык ам платить налог с души.
Может быть, аллах поможет мне и там,
А родному брату я зякет не дам!
Мыслимо ли мне терпеть подобный срам?
Бог мне сына не дал, как известно вам,
Эту рану сердца брат мне растравил,
Коль такой приказ, глумясь, мне объявил:
«Бог тебя, мол, сыном не благословил».
Если бессыновность он задел мою,
То и дочь унизить он хотел мою.
Если суждено терпеть чужую власть,
Лучше мне под власть калмыцкую подпасть.
Раз у Байбури столь ненасытна пасть,
Пусть он без меня хозяйничает всласть.
Лучше мне Байсун покинуть самому!..
Наступает осень – увядает сад.
От своей судьбы не повернешь назад.
Ты прощай, Байсун, родной мой край, прощай!
Впереди лежит сухой разлуки степь,
Горького скитанья, тяжкой муки степь!..
На вершины гор Аскарских пал туман.
Я пройду просторы незнакомых стран,
Шахом станет мне чужой, калмыцкий хан…
Родичи мои, что мне таить от вас?
Свет моей звезды на родине угас!
Льются мои слезы в два ручья из глаз.
Лучше мне Байсун покинуть самому!
 

Выслушав слова Байсары, ответное слово сказал ему опять Яртыбай:

– Краткий миг беды за время не считай, Вьюк людских обид за бремя не считай.

 
Если ты владеешь головой пока,
То не так уж мал достаток твой пока.
О своем народе даром слезы льешь:
Если ты в Чилбир калмыцкий побредешь,
Если ты другую землю изберешь,
Коль откочевать за благо ты сочтешь, —
Выдерни из сердца опасений нож:
Ты ведь не один юрту свою свернешь, —
Мы с тобой пойдем, куда ты сам пойдешь.
Нам теперь с тобою всякий путь хорош.
Бий наш Байсары, ты вот что в толк возьми:
По свету кочуя с нашими детьми,
Вольный мир увидим, да и то пойми,
Что своих детей мы сделаем людьми!
Будем мы с тобой до самой смерти жить
И родством и дружбой нашей дорожить…
Что нам Байбури, чума его бери!
Совесть потерял он, брат твой Байбури!
Разорить нас хочет, – так и говори.
Десять тысяч юрт стояло, – посмотри,—
Станет пуст Байсун, тогда один цари,
И себя за жадность сам благодари.
Камень, а не сердце у него внутри!..
С баем Байсары уйдет и весь народ.
Если же кто-либо с нами не уйдет,
Он у Байбури, оставшись, пропадет, —
Байбури отнимет у такого скот, —
За овцой – овцу, и стадо и окот.
Э, не плачь, наш ясный сокол, Байсары:
Ты еще взлетишь высоко, Байсары!
Минет черный день, как давний, темный сон.
Что нам Байбури – пускай погибнет он!
Выдумал вводить разбойничий закон!..
Яртыбай, об этом говоря тебе,
Стонет, сокрушаясь о твоей судьбе.
Яртыбая стон – всего народа стон.
Если ты уйдешь, мы все с тобой уйдем —
С женами, с детьми, с рабами, со скотом.
Дом наш будет там, где ты поставишь дом!
 

Понравились людям слова аксакала Яртыбая, – сказали:

– Э, Яртыбай-аксакал прав, – у шаха Байбури испортился нрав! Если он с брата родного зякет хочет брать, то сколько же с нас начнет он драть! Заберет весь наш скот! Лучше всем нам откочевать вместе с Байсары, – пусть Байбури безлюдным краем управляет…

Отделились от шестнадцатиколенного племени конгратского десять тысяч семейств баев-скотоводов, землепашества не знавших, зерна не сеявших, хлеба не собиравших, от скота богатевших. Так они были богаты, таким несметным скотом владели, что у кого было сорок тысяч верблюдов, тот неимущим считался. Овцам своим и сами они счета не ведали, – считали овец по загонам: один загон, два загона, десять загонов. А коней и кобыл так считали: «Один табун – на таком-то пасется тугае, два табуна – на таком-то тугае».

У Байсарыбая счет лошадям был таков: девяносто тугаев было у него. По всем девяноста тугаям – в долинах горных, на низинах приозерных, в зеленых камышовых зарослях Коккамыша, вольно рассыпавшись, паслись несметные табуны его коней и кобыл. И всякого другого скота было у него неисчислимое множество.

Решив откочевать вместе с бием Байсары, разослали байсунские баи гонцов ко всем старшим и младшим пастухам своим, к чабанам, к табунщикам и к верблюжатникам. «Из пастбищ этих байсунских, из всех тугаев коккамышских гоните всех овец, и лошадей, и верблюдов наших в чужедальний край, в страну калмык ов. Туда откочевываем!»

Поднялась на Байсуне великая суета-суматоха, забегали и большие и малые, и старые и молодые, оповещая друг друга, крича: «Э, откочевывай!» Стали все байсунцы юрты свои разбирать – грузить на верблюдов. Женщины тоже увязывали в тюки пожитки свои, утварь свою домашнюю – на верблюдов навьючивали.

Десятитысячеюртный байсун-конгратский народ бия Байсары, шумя и хлопоча, с криком «ха» – стал трогаться с места. Байсарыбий, приказав своим людям гнать весь его скот, возглавлял караван свой со скарбом своим, с казной своей, с драгоценностями. Ехал он на иноходце отличном. Женщинам тоже подали хороших коней. Мать Ай-Барчин отобрала для дочери гнедого иноходца, оседлала его золотым седлом со стременами золотыми, золотую сбрую надела на него, подтянула подпругу, положила на седло бархатную, пуховую подушку – повела коня к Барчин-ай. Крики и шум услыхав, увидав, что народ в откочевку собирается, увидав, что мать ей коня подводит, – заплакала Ай-Барчин и такое слово сказала:

 
– Для чего мне подан этот конь гнедой?
В путь зачем пускаться за своей бедой?
Чую наперед я свой конец худой!..
Что с моим отцом случилось, – не пойму!
Расцвела, как поза, я в родном дому, —
Неужель достанусь калмык утому?
Сердца моего да не сгорит юрта,
Пусть она не рухнет, не стоит пуста!
Слишком рано роза сорвана с куста!
Как листок осенний, стану я желта!..
Что с моим отцом случилось, не пойму!..
Верной мужу быть всегда жена должна,
Но при нем вазиром быть она должна, —
Держит мужа ум в своих руках жена.
Если муж решил вступить на ложный путь,
Трудно ли жене придумать что-нибудь,
Обмануть его, на верный путь вернуть?
Что с моим отцом случилось, не пойму!
Матушка, послушай дочь свою Барчин!
Если ей румянец алой розы дан,
Пусть не пожелтеет, как сухой шафран.
Что с моим отцом случилось, не пойму!..
Снарядила ты напрасно мне коня.
На чужбину, мать, не увози меня!
Дочь свою за слово дерзкое прости, —
Увезешь – смотри, из рук не упусти.
Неужель не можешь ты меня спасти?
Ты свое дитя заставила рыдать, —
Родину свою должна я покидать,
Вряд ли вновь ее придется увидать!
Что с моим отцом случилось, не пойму!..
Школьных не увижу я друзей своих,
Жить придется мне средь калмык ов чужих.
Много бед мы все натерпимся от них!
Розы по весне румяно зацветут,
Соловьи, любовью пьяны, запоют,
Только я веселой песни не спою, —
Я, бедняжка, слезы горькие пролью
Там, в стране калмыцкой, в том чужом краю.
Там похороню я красоту свою!
Калмык испокойно жить нам не дадут,
Будут притеснять, жестоко угнетут,
Вашу дочь, быть может, в рабство продадут!
Чем же, мать моя, нам худо было тут?..
Что с моим отцом случилось, не пойму, —
Образумь его, вазиром будь ему!
 

Речь эту выслушав, мать Барчин-ай стала ее утешать, наставлять – и такое слово ей сказала:

 
– Э, Барчин, доверься матери своей.
Сердце без причин не рви на сто частей.
Белый свет увидев, станешь веселей,
В странствиях узнаешь много новостей.
Калмык инас примут, как своих гостей.
А пройдут года – в родной вернешься край,
И тогда с друзьями школьными играй.
Ой, дитя мое, живи – не умирай!
Ты еще всего не можешь понимать,
Юный ум незрел, нельзя ему внимать,
Пожалей себя, не мучь родную мать!
Доченька моя, утешься, ободрись,
Ты отцовской мудрой воле покорись,
С участью своей на время примирись, —
На коня садись, мой стройный кипарис!
Слушай, Барчин-гуль, что я тебе скажу:
Я тебя, дитя, чем хочешь, ублажу.
Как невесту, в путь-дорогу снаряжу.
К счастью, может быть, нежданный наш отъезд.
Разве ты одна с родных уходишь мест?
Мало ль вас, красавиц, молодых невест?
Почему же их тоска-печаль не ест?
Посмотри на сверстниц, – шутки, песни, смех, —
Что же ты одна несчастна среди всех?
От всего народа нам нельзя отстать.
Пожалей, дитя, свою старуху-мать, —
Плакать перестань, – на иноходца сядь!
Свет в моей юрте убогой не гаси.
От обид и горя бог тебя спаси!
Все, о чем мечтала, у меня проси.
Я тебя утешу в прихоти любой.
Родинку иметь ты хочешь над губой, —
Щечку я тебе надрежу [8]8
  Речь идет об искусственной родинке – «холь», делая которую, надрезают или накалывают кожу в нужном месте, чтобы пустить под нее краску.


[Закрыть]– бог с тобой!
Только не упрямься – на коня садись…
Э, дитя, твои косички расплелись,
Шелковой волнистой пряжей развились, —
Дай-ка я твою головку причешу,
У тебя, дитя, загадку я спрошу —
Может быть, тебя немного рассмешу:
Если бы за каждый волос брать калым,
Сколько взять калыма за Барчин-аим?
Беден был бы мир со всем скотом своим!.
Что в твоем сердечке, твой отец не знал,
Как я ни просила, – он не уступал,
Снарядиться в путь, не медля, приказал.
Коль откочевать решили в край иной
Десять тысяч юрт – весь наш народ родной,
Можно ли тебе остаться тут одной?
Знай, мое дитя, – мне тоже тяжело,
Только все равно придется сесть в седло!
Пусть от дум твоя не сохнет голова, —
Год иль два пройдут, иль даже дважды два,
Ты в Конграт вернешься, только будь жива!
Вещие мои да сбудутся слова!
Птицей быстрокрылой ты, дитя, была, —
Горе надломило легкие крыла.
Резвым скакуном, тулпаром ты была, —
Но копыта сбились – ты изнемогла.
А теперь, дитя, благоразумной будь,
Не горюй, не плачь, – пора нам ехать в путь.
 

Видя, что весь народ байсунский откочевывает, смирилась Барчин, отобрала себе в спутницы сорок сверстниц-прислужниц и села на скакуна. Десятитысячеюртный народ тронулся в путь.