Текст книги "Сказания вьетнамских гор"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Услышали тот клич вожди и спросили:

– Куда же, Дам Шан, ты замыслил двинуться?

– Мы пойдем на бой с богатым и могучим вождем. Пойдем, чтобы пленных рабов привести и захватить чужие земли!

Сказали вожди:

– Раз так, мы пойдем за тобой.

И двинулось войско, похожее на черную тучу, змеей извивалось, шло по горным тропинкам. Как муравьев, не счесть было воинов. Перешло войско ручей и вступило в селенье. Огромным было то селенье. На полях, которые у самых джунглей раскинулись, сорной травинки не сыщешь. На высоких холмах рис дозревает. А селенье на склоне одного холма стоит. На вершине пасутся стада буйволов, темных, как спелые баклажаны, и стада буйволов, красных, словно арбуз. Домов в селенье – как песчинок на берегу. Ручей бежит по ровным каменным плитам. Изгороди, те, что пониже, из индийского тростника и железа, а те что повыше, – из острых колючек.

Путь к селенью загородили острые шипы, густо понатыканные. Кинешь, к примеру, кабачок, он непременно на шип угодит. А если белка-летяга туда попадет ненароком, и земли не успеет коснуться, дырявой станет, как решето. А до чего там крепки ворота! Из двух рядов бамбука толстоствольного сбиты, тонкоствольным бамбуком в два ряда обшиты. Подпорки у ворот – каждая из трех деревьев сложена.

Видят воины: пирует Мэтао Мэсей, ест мясо быка и буйволятину, как будто Новый год справляет. Рабы и слуги в гонги бьют и в барабаны. Те, что поискусней, бьют в переливчатый гонг. Гонгами весь дом заполнен. Каких здесь только нет! И плоские, из меди сделанные, и гонги с шишаками. Вяленые туши быков и буйволов подвешены к стропилам – в доме от них темно. Столько медных чаш и блюд на помосте, что между ними пройти негде.

Дам Шан поднялся в дом, послушал, посмотрел. Рабы и слуги в гонги непрестанно били, услаждая слух Мэтао Мэсея. Дам Шан вместе с гостями стал есть мясо быка, потом за буйволятину принялся. А утром покинул дом вождя и на лестнице порубил в щепы сосуды для воды, те, что были сделаны из толстоствольного бамбука.

Мэтао Мэсей вскричал:

– Эй, слуги! Кто это там? Уж не Дам Шан ли, мой враг?

Выбежали слуги на помост, огляделись и говорят:

– О господин, здесь был твой враг! Он порубил в щепы сосуды для воды из толстоствольного бамбука.

Тут раздался грозный голос Дам Шана:

– Эй, Мэтао Мэсей! Быстрее отопри ворота, пока солнце не опалило наши лица!

Мэтао Мэсей крикнул:

– Эй, слуги! Поглядите, кто к нам пришел. Если с добром пожаловал, пусть заходит; если недоброе замыслил, ворота заприте покрепче, плотней прикройте двери.

Сказали слуги:

– За оградой враги стоят.

– Что за враги? Каковы они на вид?

– У них пестрые набедренные повязки. На голове – красивые платки, как у богатых вождей. Кхиены их остры, мечи сверкают, точно солнце. Как тыквы, округлы у них тела. Как белки-летяги, они проворны и готовы ринуться в бой. Глаза у них дивно сверкают.

– Скорей отопри ворота! – снова воскликнул Дам Шан.

Мэтао Мэсей ответил:

– Жалкие черные псы! Раз уж вы пришли, я готов угостить вас объедками с нашего пира и остывшим рисом.

Дам Шан сверкнул глазами:

– Эй, люди! Рушьте ограду!

Все кинулись выполнять приказ Дам Шана. Но даже братья его и родичи не сумели свалить ограду.

Сказал тогда Дам Шан:

– О брат, ты, который одет в железные доспехи! О брат, ты, который одет в стальной панцирь. О юноши, могучие и крепкие, рушьте ограду, разбейте ее в щепы!

И услышал Дам Шан в ответ:

– Мы не можем! Убей нас за это, если хочешь! Брось, как падаль! Но нет у нас мочи разбить эту ограду, разнести ее в щепы.

Тогда Дам Шан сам подошел к ограде, толкнул ее всего лишь раз – и повалил. К дому Мэтао Мэсея ринулось войско, неисчислимое, как стадо ланей, которое идет на водопой, как муравьи в муравьиной куче.

А дом и терраса залиты лунным светом, изукрашена лестница деревянной резьбой, – птичьими клювами. Она шире самой широкой циновки, и если две пары рабов друг другу навстречу понесут на шестах кувшины с вином, они не столкнутся.

Крикнул Дам Шан:

– Живее спускайся, Мэтао Мэсей, я отрублю тебе голову.

Отвечает Мэтао Мэсей:

– Зачем мне спускаться, я здесь славно забавляюсь: хочу узнать, упруги ли груди у твоей жены.

– Не мешкай, – грозно крикнул Дам Шан. – Не то я сейчас в щепы разнесу лестницу! Подожгу солому, и твой дом запылает, как факел.

– Погоди, сейчас спущусь. Только удара мне не наноси, пока я буду идти по лестнице!

Дам Шан сказал:

– Не бойся. Пока ты будешь ползти по лестнице, я не подниму на тебя руки. Взгляни: здесь, внизу, твои свиньи. Я ведь их не бью и не режу!

И вышел наконец Мэтао Мэсей. Его кхиен, и острый и округлый, переливался, как радуга, меч его сиял. С мечом в руках Мэтао Мэсей был похож на грозного, разгневанного бога. Он туго завязал набедренную повязку, надел рубаху с пуговицами, сошел вниз, и стал с опаской пробираться сквозь толпу воинов, как рассветный туман, который, крадучись, стелется по земле.

Дам Шан воскликнул:

– Что же, начинай. Метни острый кхиен, обитый сталью!

– Да нет, – хрипло ответил Мэтао Мэсей. – Уж лучше ты начни. Ведь я подобен острой шпоре молодого петуха, а она тверже железа. Я будто отточенная шпора у дикого петуха, а она как колючка дерева кчам, на которую наступить страшно.

– Нет, начинай ты первым, – стоял на своем Дам Шан.

Размахнулся Мэтао Мэсей и метнул кхиен. Но грозный кхиен отскочил от Дам Шана, как от сухой коры зерно, только щелкнул слегка.

Вскричал Дам Шан:

– Эй, Мэтао Мэсей! Кого ты дразнишь? Зерно?

– Нет! Я дядю твоего дразню.

– Какого дядю?

– По матери и по отцу!

– Давай разом метнем кхиены!

Воскликнул грозно Мэтао Мэсей:

– Презренный! Или тебе неведомо, что я всю жизнь в драках провел и в схватках? Не в первый раз я выхожу на бой, чтобы рабов полонить и чужими землями завладеть.

– Ну погоди же, – сказал Дам Шан, занес кхиен, подпрыгнул и перелетел через пастбище. Еще раз прыгнул – и позади бамбуковая роща осталась. Он то бросался к западу, то бежал к востоку. Мэтао Мэсей ловко и проворно за ним гнался, думал, вот-вот настигнет. Метнул копье, но угодил в связку бичей из буйволиной кожи.

– Зачем кромсать бичи? – спросил Дам Шан. – Уж лучше целил бы мне в бедро!

Тут как раз Хэни кинула Дам Шану бетель. Он попал ему прямо в рот. Пожевал Дам Шан бетель, и силы его выросли во сто крат.

– Беги, Мэтао Мэсей, – крикнул Дам Шан. – Теперь мой черед за тобою гнаться!

Дам Шан высоко занес кхиен – раздался свист, будто грозный вихрь налетел. Потом Дам Шан вниз опустил кхиен – все вокруг зашумело, будто тайфун налетел. Хижину, которая стояла рядом, ветром в прах развеяло. А Дам Шан то высоко заносил свой кхиен, то стремительно опускал его вниз. Обежал вокруг трех гор, все потоптал. То наступал на врага, копья метал, то защищался, отражал удары. На бедре Мэтао Мэсея, как звезды, сверкали следы от острых копий Дам Шана. Но ни одно копье не вонзилось ему глубоко в тело. Устал Дам Шан, задремал, и во сне к нему явилось Небо.

Молвил Дам Шан:

– О Небо! Пришел мой смертный час! Много раз я целился в бедро врагу, много раз попадал, но враг, как видно, неуязвим.

– Я знаю. Выслушай же мой совет. Возьми из ступы пест и метни в ухо врагу.

Очнулся Дам Шан. Схватил пест и метнул в ухо врагу. С лязгом свалились на землю железные доспехи. Мэтао Мэсей побежал к хлеву, где свиньи спят. Дам Шан в мгновенье обрушил тот хлев. Мэтао Мэсей бросился к хлеву, где буйволы жвачку жуют. Дам Шан и этот хлев обрушил, обратил в прах. И тут Мэтао Мэсей повалился на землю, прямо в грязь.

– Смилуйся! – взмолился Мэтао Мэсей. – Не губи. Я подарю тебе буйвола и слона.

Отвечает Дам Шан:

– Не надо мне твоего буйвола. Не надо мне твоего слона. Ты украл у меня жену, а это все равно что обе ноги мне отрубить.

Сказал так Дам Шан, взмахнул секирой и снес Мэтао Мэсею голову, водрузил ее на кол и выставил возле дороги.

– Эй, рабы Мэтао Мэсея, птицы лесные! Пойдете ли вы со мной? – воскликнул Дам Шан и пошел по домам звать людей.

И люди, которые жили в селенье Мэтао Мэсея, сказали:

– Зачем нам здесь оставаться? Хозяин наш мертв, поди уж гниет его тело.

Тогда крикнул Дам Шан своим слугам:

– Стучите по стенам и стропилам домов, людей скликайте!

И снова сказали люди селенья:

– Зачем нам здесь оставаться? Подожди нас, Дам Шан, мы только зададим корму свиньям.

– Эй, рабы! Идите все за мною! Ваш хозяин мертв. Кто лошадей пасет, пусть гонит лошадей. Погонщики слонов пусть поймают слонов и приведут в наше селенье. Кто за буйволами ходит, пусть гонит буйволов.

Сказали люди:

– Мы пойдем за Дам Шаном! Наше селенье уже зарастает сорною травой, а там, где стояли дома, перец вырос. Нет у нас больше господина.

– Эй, рабы, птицы лесные! Живее собирайтесь!

И стали стекаться рабы Мэтао Мэсея к Дам Шану, бесчисленны, как стада оленей и ланей, которые на водопой идут. И было их множество, как муравьев крылатых и как черных муравьев. Стал Дам Шан еще могущественней, еще богаче. А сколько он захватил плоских медных гонгов и гонгов с шишаками! Как девушки и парни, которые несут воду из ручья, как пчелы, которые несут в улей нектар, так несли рабы добро Мэтао Мэсея.

Говорит Дам Шан:

– Эй, люди! Вино несите и ведите буйволов! Пять буйволов и пять кувшинов вина мы принесем в жертву почившим предкам, которые дают нам силу и помогают побеждать врагов, брать рабов в плен, захватывать угодья. Семь буйволов и семь кувшинов вина мы принесем в жертву духам, чтобы не гневались и укрывали нас от зла, как ветви старого раскидистого дерева, чтоб даровали нам богатство и силу! Пусть все придут: и те, которые ходили с нами в бой, и те, которые оставались дома. Ударьте в самые звонкоголосые гонги, ударьте в барабаны. А тот, кто поискусней, пусть ударит в переливчатый гонг. Слонихи и слоны друг за другом пусть подходят к помосту, будем привечать гостей! Надобно забить побольше буйволов и быков, чтоб вдоволь было мяса в доме, а чаши и блюда медные на помосте расставить, да столько, чтоб негде было между ними пройти.

Спросили слуги:

– В какие гонги ударить, о господин?

Дам Шан ответил:

– Ударьте в самые звонкоголосые гонги, в те, которые хранятся в плетеных корзинах. Бейте, пусть их звон дойдет до всех краев, пусть он в небеса взлетит! Бейте, бейте! Пусть его услышат в джунглях носороги, и слоны насторожатся. Пусть забудут самки детенышей своих молоком кормить. Пусть лягушки и цикады смолкнут, пусть внимают гонгам Дам Шана.

Дом наполнился гостями, они пришли, чтобы отведать вина. Вожди из всех окрестных селений с чадами и домочадцами собрались на победный пир. Дам Шан возлежал на ложе, волосы по бронзовому гонгу рассыпав. Гости пили вино и заедали его свининой и козлятиной. Свинину сварили в трубках из бамбука але, козлятину зажарили в трубках из бамбука мэо. Веревки, на которых гонги висели, переплелись, словно паутина, так много их было. А двор от пестрых тканей, которые на шестах висели, расцвел, как сад.

Целый день Дам Шан пил вино, всю ночь он пил вино, но не захмелел и вел с гостями мудрые речи.

Земля под домом промокла от вина и так им напиталась, что дождевые черви и букашки выползли на свет, лягушки заквакали, будто дождь полил или наводнение случилось. Так тесно было в доме, что мужчины друг друга плечом касались, а женщины – грудями, великой радостью наполнились сердца при виде могущественного вождя, который во множестве владеет гонгами и слонами, которому подвластны леса и горы, который истребил не одного врага. Его знают все племена на западе и на востоке, слава о нем дошла до горных духов.

Еще свинины принесли слуги, еще поставили вина.

А гости возносили хвалу Дам Шану, и не было конца их речам. Все сошлись на том, что он самый славный, самый смелый и самый могучий вождь. И если так случится, что в схватке он вдруг потерпит поражение, то все равно не отступит и напоследок своего добьется. Дам Шан накинул плащ поверх рубахи, в ушах у него звенели кольца, в руках он держал острый чеканный меч с узорами – кто бы мог сказать сейчас, что Дам Шан не богат. Ноги у Дам Шана были огромны, как стропила, бедра – как сваи. А сам он был словно могучий слон. Дышал он – будто гром гремел. Лег на помост – помост сломался, – вот какой он силой обладал, еще когда лежал во чреве матери. Но вот пированье к концу подошло, в кувшинах вино иссякло, гости утомились и разошлись по домам.

V

Целый день и всю ночь Дам Шан отдыхал. А утром бросил клич:

– Эй, И Сух! Эй, И Сах! Вы сладкоречивы, вы ловки, на самую высокую гору вскарабкаетесь, вы опора вождю. О И Блим из селенья Бло! О И Бло из селенья Бланг! Вы славитесь тем, что ловко лазаете по деревьям. Эй, люди селенья Хон и селенья Хун! Среди вас есть много умелых и сильных.

Спросили И Сух и И Сах:

– Зачем ты нас сзываешь, Дам Шан?

Дам Шан отвечал:

– Не ради забавы я кинул клич. Надо срубить деревья мрда и кту, ротанговую пальму и индийский тростник.

Молвил И Сух:

– Мы все пойдем. Только скажи, в каком лесу ты хочешь рубить деревья. И по какой тропе надобно идти?

Отправились они в путь. Впереди шла сотня человек, позади – тысяча. Каждый нес секиру или мотыгу. С утра и до ночи, от ночи до рассвета ходили и искали, – то в редколесье зайдут, то в самую чащу углубятся.

Велел Дам Шан:

– Эй, люди! Порубим этот лес. Кто может – пусть берется за секиру, кто топором работать горазд – пусть за топор берется. Но прежде скажите мне, что за дерево там стоит?

И услышал Дам Шан в ответ:

– Это – дерево Хэни и Хэбхи, зовется оно смук. Второе дерево смук растет к востоку от дома Хэни и Хэбхи, а третье – к западу. Это дерево жизни Хэни и Хэбхи. Оно наливается соками от вод глубинных ручьев. Листва на дереве смук прегустая, а веток не счесть. Ни одно из деревьев не может с ним сравниться. Чтоб обойти это дерево вокруг, надобен год. Чтобы взобраться на его вершину, надобен месяц. Каждый лист ширины такой, что конь не перескочит. Корнями оно уходит в глубь земли, а вершиной упирается в небеса. На всем свете нет дерева выше. А сколько ему веков – и сказать трудно. Само Небо посадило дерево смук, само его окопало. Растет дерево смук, а земля вокруг трещит и лопается. Согнется оно под ветром и тут же выпрямится – ни одна веточка не сломается – такое оно гибкое. Поистине, чудо-дерево.

Но сказал Дам Шан:

– Все равно мы его срубим. Топоры получше наточите! На ножах зазубрины сровняйте точильным камнем!

Ждут Хэни и Хэбхи Дам Шана. Ждут месяц, ждут год. Вскричала наконец Хэни:

– Эй, люди! Скорее слонов ведите!

И стали слуги звать слонов.

– Эй, Жут! Ты ешь побеги бамбука але! Эй, Де, ты кормишься бамбуком мэо! Хэни и Хэбхи, что владеют вами, собрались в джунгли искать Дам Шана. Он ушел за индийским тростником и лесными бананами. Год прошел с тех пор, минуло много лун. Цикада возвестила о том, что пришел Новый год.

Промолвила Хэни:

– Поедем искать Дам Шана. Можеть быть, он заблудился в джунглях или забрел в трясину?

Отвечали слуги:

– О госпожа! Мы немедля за тобой пойдем.

И двинулись в путь Хэни и Хэбхи, а с ними двое слуг и три умельца-краснослова. Хэни и Хэбхи позвали еще сто человек, не сто человек, тысячу позвали. Родичам кинули клич. На одного слона из индийского тростника надели седло, на другого надели седло с навесом. А в седла посадили самых красивых девушек селенья.

Пришли они в джунгли, которым нет ни конца ни края, и стали там бродить, подобно сухому листу, гонимому ветром. Ночью спали, а днем опять пускались в путь, и вдруг увидели: Дам Шан рубит дерево смук. Смотрят: закачалось дерево, стало клониться долу.

Хэни говорит:

– Дам Шан! Зачем ты рубишь дерево? Ведь это смук. Такие точь-в-точь деревья растут у нашего дома. Одно – к востоку, другое – к западу. Ведь это дерево наших предков. Нельзя его рубить! Или ты хочешь нашей смерти? Тогда пируй! Ешь бычье сердце с блюда, лакомься из чаши буйволиным сердцем. Пей отменное вино из кувшинов. А мы домой вернемся.

И видят Хэни и Хэбхи, что Дам Шан весел, как в новогодний праздник. Со всеми вместе пьет вино, ест свинину и буйволятину и рубит дерево.

Вскричал Дам Шан:

– Эй, люди! Ройте землю, как дикие кабаны! Рубите ствол с яростью, словно козлы, которые хотят забодать друг друга. Ну-ка, поднатужьтесь! Пусть топоры сверкают, как темной ночью молния!

Рабы ему отвечали:

– О господин! Дерево смук вросло глубоко в землю, оно уходит корнями в подземные ручьи, а ветвями в небо упирается. Может случиться, что у нас не достанет сил его срубить.

Но Дам Шан стоял на своем:

– Взгляните! Оно уже наклонилось. Скоро рухнет на землю. Еще там, сзади, подрубить надобно. Копайте же, ройте поглубже. Рыхлите землю, как дикие кабаны. Ударяйте по стволу что есть мочи, чтобы от топора летели искры, рубите с яростью, словно козлы, которые хотят друг друга забодать!

Взял Дам Шан факел, зажег его и поднес к дереву. Увидел на стволе рану. Была та рана глубокой и сочилась. Дерево качалось, долу клонилось и дрожало. Хэни и Хэбхи в испуге хотели убежать, но дерево их настигало – клонилось туда, куда они бежали, и над головой нависало.

Сказал Дам Шан:

– Эй, Хэни и Хэбхи! Скорее бегите!

Сестры устремились на запад – и дерево к западу склонилось. Кинулись к востоку – и дерево потянулось к востоку. Сестры помчались туда, где живет племя мнонг, потом стали искать спасенья там, где живет племя бих, а напоследок побежали к адхам, но дерево везде их настигало.

Воскликнул тут Дам Шан:

– О Хэни и Хэбхи! Быстрее бегите домой!

Хэни и Хэбхи помчались к своему селенью, но снова дерево раскинуло у них над головами ветви.

Хэни вскричала:

– О сестра! Нет у меня больше мочи бежать!

– Обопрись о мое плечо! – отвечала Хэни.

По дороге они растеряли весь бетель, который несли в узелке. Вот и селенье, но дерево все ниже и ниже склоняется, и только Хэни до дому добралась, как дерево со страшным стоном рухнуло на землю, и стон его отозвался эхом в небесах. Упало дерево и остальные деревья повалило, так что ни кустика в округе не осталось, будто тайфуном все смело. Только успела Хэни войти в дом, тотчас упала, кофта и юбка на ней изодрались в клочья. Хэбхи же прямо у порога упала.

А Дам Шан между тем бежал к селенью. Слезы лились у него из глаз. Увидел он, что Хэни лежит посреди дома, взял ее на руки и отнес в покои; увидел Хэбхи и тоже отнес в покои. Положил он своих жен, Хэни и Хэбхи, рядом.

Пришли рабы, чтоб в последний раз взглянуть на хозяек, не в глубоких водах они утонули, не от нечистой силы погибли, а все равно не своей смертью умерли. Запричитали рабы:

– О Небо! Нет у нас больше хозяек, остались мы одни в целом свете.

С утра до темной ночи и с ночи до утра Дам Шан оплакивал своих жен. Потом увидел, что слуги принесли могильный столб и на столбе вырезают фигуры. Сказал тогда Дам Шан:

– Эй, люди! Погодите сколачивать гроб и вырезать фигуры на могильном столбе. Я поднимусь на Небо, попрошу, чтоб оно смиловалось надо мной, чтоб отпустило женщин, которые готовили мне пищу, ткали набедренные повязки и рубахи! Эй вы, рабы! Повесьте гонги, пусть будет от них тесно в доме, ударьте в бронзовые гонги, да погромче! Стерегите Хэни и Хэбхи, которые погибли, как гибнет рис во время наводненья или трава под жгучим солнцем. Их души улетели из тел. Гостей зовите. Пусть пируют, как в новогодний праздник! Разнесите печальную весть по всем селеньям! Пусть она дойдет до горных духов. Пусть о ней услышит племя бих, пусть пригонит буйволов и принесет их в жертву. А лаосцы пусть пригонят быков. Племена бло и эпан пусть принесут в дар свиней и кур. Бейте в бронзовые гонги, бейте в бронзовые барабаны! А кто поискусней, пусть ударит в переливчатый гонг. Пусть слоны и слонихи друг за другом идут к помосту и привозят гостей.

Спросили И Сух и И Сах:

– О Дам Шан, куда же ты хочешь путь держать?

– Я хочу отправиться к духам глубоких рек и к духам земли. Я хочу подняться на Небо, чтобы поведать ему о своем горе.

Взял Дам Шан меч, наточил его так, чтобы муху он надвое рассекал, когда она на острие садится, подошел к дому, где жило Небо, и крикнул:

– О Небо! Спусти мне шест!

Небо спустило шест, но Дам Шан шест изрубил, потому что он был медный. Тогда Небо спустило ему шест из серебра, но Дам Шан и его разломал на куски. Разнес он и третий шест, сверкавший, как солнце. Наконец Небо спустило золотой шест. Дам Шан поднялся, и Небо его спросило:

– Что за дело привело тебя ко мне?

Ничего Дам Шан не ответил, ни слова не проронил. Тогда Небо его табаком угостило. Схватил тут Дам Шан Небо за волосы и вскричал:

– О Небо! Сейчас отрублю тебе голову!

– За что ты мне такую кару уготовил?

– За то, что не вняло моим мольбам. Сколько вина, сколько буйволов и свиней я принес тебе в жертву, но ты не открыло мне свои железные двери. Взгляни на меня! Я выплакал целую чашу слез, даже циновка, на которой я сплю, вся промокла. О Небо! Мертвы мои жены, некому больше рис мне варить и разные яства готовить, некому ткать рубахи и набедренные повязки! Небо! Это ведь ты мне повелело перейти в дом Хэни и Хэбхи! А им наказало стать моими женами! Это ты лошадь взнуздало, буйволу продело в ноздри веревку. Ты этот брак заключило. Ты грозило превратить меня в раба Хэни, если не возьму ее в жены, а если возьму, обещало сделать меня богатым, могучим вождем, который владеет множеством гонгов: бронзовых гонгов, плоских гонгов, гонгов, украшенных шишаками. Но на что мне все эти гонги из бронзы, рабы и рабыни, если некому больше варить мне рис, разные яства, если некому ткать больше рубахи и набедренные повязки!

Говорит Небо:

– Возьми трехлетний настой пестиков цветка кпо и тычинок цветка кпун и три дня подряд каждое утро орошай им твоих жен.

Молвил Дам Шан:

– А что толку, когда они мертвы, когда их уже коснулся тлен. Неужто они оживут и будут, как прежде, красивы?

Отвечает Небо:

– Разжуй хорошенько чеснок и приложи его к ушам твоих жен, возьми волшебный корень тиа и брось его на террасу.

Сказало так Небо и вдохнуло жизнь в Хэни и Хэбхи, которые были мертвы, словно побеги риса, затопленные водой, словно спаленные жарким солнцем былинки, словно люди, у которых нечистая сила украла душу.

Когда Дам Шан вернулся домой, волосы его были спутаны, как будто он захворал и вот-вот последний вздох испустит. Стал Дам Шан слушать, как бьют его слуги в звонкоголосые гонги и барабаны из бронзы. Стал смотреть, как один за другим подходят к помосту слоны и привозят гостей. Будто первый день Нового года настал, столько людей собралось хоронить Хэни и Хэбхи. Воинов тоже пришло великое множество, мечи их и пики издали можно было принять за луг, поросший травой и цветами, на которых играет отблеск вечерней зари.

Дам Шан вошел в дом, увидел Хэни и Хэбхи и снова заплакал.

– О жены мои, срезанные на лугу былинки. О, горе мне, горе Дам Шану! Словно небесные духи, вы меня одарили, сделали богатым и могучим вождем. Как поит соками свою листву баньян, так вы кормили меня и поили. О небесные духи! Дайте мне силу оживить моих жен, чтоб они, как прежде, ели печень буйвола из чаши, чтоб они ели из блюда печень быка, чтоб пили вино из самых лучших кувшинов. О Хэни, о Хэбхи! Зачем вы смертным сном уснули? Неужто я не смогу вас оживить! Вы забыли о нас! Взгляните, какое отменное вино слуги несут в кувшинах гостям, каких быков и буйволов уводят на заклание. Посмотрите, сколько разной живности у вас в хлевах – свиней, быков, а буйволов шесть раз по десятку. Сейчас я намажу вам волшебным снадобьем уши и еще в рот вам его положу.

И ожили Хэни и Хэбхи, восстали ото сна. Омыли руки в тазу, лицо ополоснули в медной чаше и говорят:

– О Дам Шан! О чем ты плачешь? Мы просто спали. Скажи, зачем разложены все эти белые и разноцветные ткани?

Вскричал Дам Шан:

– О люди! Мои жены ожили! Кто буйволов пасет, пусть гонит их сюда. Кто сторожит быков, приводит пусть быков. Вино несите! Ударьте в гонги и барабаны. Кто в гонги бить горазд, пусть ударит в гонг, да так, чтоб переплелся серебряный звон с золотым звоном. Бейте в барабан дамбло, священный барабан, который громче грома гремит! Бейте же в гонги, ударьте в барабаны! Ожили Хэни и Хэбхи! Мне Небо их послало, чтоб стал я богатым и могучим вождем, чтоб носил на голове двойную повязку, а на плече – мешок из звериных шкур.

Целый день отдыхал Дам Шан, всю ночь почивал, а наутро проснулся и говорит:

– О Хэни, о Хэбхи! Я собрался в дальний путь. Назад меня не ждите.

– В какие же места ты отправляешься?

– Я отправляюсь в дальние места, туда, где зеленеет лес, которому нет ни края, ни конца. Я буду ночью спать, а днем идти.

Спросила Хэни:

– Зачем тебе уезжать из дому? Разве у нас мало бронзовых гонгов с шишаками? Разве тебе недостает плоских гонгов?

Отвечает Дам Шан:

– Нет. Мне не надобны гонги, ни плоские, ни бронзовые с шишаками. Я хочу позабавиться, соскучился от безделья.

Говорит Хэни:

– О Дам Шан! Все, что есть у нас в доме, – твое: и бронзовые гонги, и слоны. Ты носишь на голове двойную повязку, а на плече – мешок из звериных шкур, ты богатый и могучий вождь. В доме висят сто бронзовых гонгов с шишаками, ты один ими владеешь. Еще есть у тебя сто плоских гонгов. Возле селенья пасется сотня твоих слонов. Твоими медными котлами можно уставить леса и поля. Двор твой полон свиней и коз. Слава о тебе дошла до самых горных духов. Все люди на западе и на востоке возносят тебе хвалу за то, что ты смел и отважен, а если случится, что в бою ты потерпишь пораженье, то все равно не отступишь и добьешься своего.

Говорит Дам Шан:

– Услыхал я, что живет на свете женщина Солнце и задумал ее полонить, чтоб не было вождя, равного мне по силе и богатству. Чтоб никто не мог счесть гонги, которыми я владею, – бронзовые гонги, плоские гонги и гонги с шишаками.

Чтоб не могли равняться со мною лаосцы и люди из племени мнонг. Чтоб бамбук але склонялся передо мною, а бамбук мэо завял и высох, когда я пройду. Чтобы, завидев меня, рушились горы, а ручьи мелели. Вот почему я и собрался в путь. Еще слыхал я, что среди всех божеств и горных духов на западе и на востоке нет женщины прекрасней женщины Солнца. Округлы икры ее ног, а юбки краше той, которая на ней надета, не сыщешь. За целый год пути отдохну я лишь десять дней, посплю только пять ночей. Так что не ждите меня назад.

Сказал так Дам Шан и вскочил на коня. Плащ на нем надет белый с черным. В руке сверкает копье, меч висит на поясе. Подъехал Дам Шан к дому Танг Манга.

Спрашивает его Танг Манг:

– Далеко ли ты собрался? Зачем ко мне пожаловал?

Дам Шан отвечает:

– Я голоден, рис ищу, чтоб наесться вволю. И жажда меня мучает, хочу найти вина. Я путь держу туда, где выросла лиана пампил. Я не побрезговал бы буйволятиной, отведал бы охотно мясо быка.

Сказал тогда Танг Манг:

– Вот рис, вот курица, зажаренная на огне, вот вино, а рядом с кувшином тростинка лежит. Уши мои готовы выслушать тебя. Скажи, о богатырь, куда спешишь?

– Я спешу полонить женщину Солнце. Ты живешь возле джунглей, может, знаешь тропинку к тем пастбищам, где она пасет своих буйволов и быков?

Говорит Танг Манг:

– Как не знает малое дитя тропинок в джунглях, как не знает женщина тропы слонов и носорогов, так и мне неведомо, где пасет своих быков и буйволов женщина Солнце!

– А я затем только приехал к тебе, чтоб об этом спросить. Как можешь ты не знать, если живешь у самых джунглей, между востоком и западом. Давай поедем вместе, ты мне покажешь, где женщина Солнце пасет свои стада. Будь же добр, поезжай со мной!

И отправились они в путь. Целый год ехали, а спали всего десять ночей, всего пять дней отдыхали. Один скакал на жеребце, второй на кобыле ехал. Цокот копыт был похож на жалобный плеск волн, был он подобен вздохам морского прибоя. Он разносился по лесам и эхом отдавался в горах. Но вот путники подъехали к селенью Дам Пак Куэя. С помоста на них смотрели дети, женщины любовались ими. Все знали достославного Дам Шана, могучего, богатого вождя, который носит двойную повязку на голове, а на плече мешок из звериных шкур. Дам Шан с Танг Мангом въехали в селенье, спешились у дома. Тотчас прибежали люди, чтобы привязать коней, а другие просто пришли поглазеть. В два прыжка Дам Шан с Танг Мангом одолели лестницу и поднялись в дом. Топнули ногой, и дом качнулся семь раз. Дам Шан вонзил свой нож в плетень из бамбука и сел посреди дома, гибкий, как змея, как тигр, который пришел к ручью на водопой. Скажет слово или рассмеется, кажется, будто это гром гремит или молния сверкает. Никто не умел так говорить, как Дам Шан, никто не умел, как Дам Шан, смеяться.

Дам Пак Куэй позвал рабов:

– Эй, слуги! Дайте гостю подушки! Несите циновки и одеяла! Только живо! Вниз постелите белые циновки, а сверху постелите красные циновки. Табак нарежьте мелко, положите его в бронзовую чашу и подайте гостю. Не забудьте принести в корзине табачных листьев. Пусть Дам Шан, наш гость, вволю покурит. Сварите двух куриц, да одна чтоб непременно была несушкою, рис очистите, растолките в ступе, сварите и гостю подайте. Самый лучший кувшин вина несите, с горлом широким, как у людей племени мнонг, тот, который узорами украшен сверху, а снизу – резьбою, тот, у которого ручки ярко разрисованы, тот, за которого трех слонов дают. Эй, кто по воду ходит, пусть спешит к ручью. Кто в гонги бьет искусно, пусть нас потешит. Кто ловче всех тростинки вставляет в кувшин с вином, пусть покажет нам свое уменье.

Все тотчас тростинки в кувшин воткнули, и стал хозяин потчевать гостя. Дам Шан пил, пил и никак не мог от кувшина оторваться.

Сказал Дам Пак Куэй:

– О, Дам Шан! Ты выпил вдоволь вина, отведал курятины, риса поел, теперь расскажи, зачем пожаловал к нам. Быть может, кто-нибудь дом твой разграбил, захватил селенье и увел в рабство юношей и полногрудых женщин?

– Нет, беды со мной не стряслось. Но не ради забавы я пришел в твой дом. Скажи, достанет ли у меня сил полонить женщину Солнце?

Ответил Дам Пак Куэй:

– Нет! Тебе не добраться до женщины Солнца! Те края кишат тиграми и ползучими ядовитыми гадами. Тропа, по которой она за тыквами ходит, утыкана шипами, острыми, словно ножи! Тропа, по которой она ходит за перцем, уставлена западнями и ловушками. Пойдет по тем тропам вождь, вождь погибнет, пойдет богатый, богатый погибнет, пойдет смельчак, смельчак погибнет.

Воскликнул Дам Шан:

– Неужто никто не может пройти по тем тропам? Неужто не может пройти по тем тропам смельчак, который не знал пораженья, который скорее падет в схватке, чем отступит. Само Небо меня бережет, и я все равно пойду. У меня есть волшебное снадобье, оно помогает в логове убивать носорогов, в джунглях усмирять тигров и пантер. Что ж мне бояться тех тварей, которые ползут по дороге или сидят на деревьях, если мне не страшны пантеры и тигры.