Текст книги "Сказки и легенды Португалии"
Автор книги: Автор Неизвестен
Соавторы: Сборник Сборник
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Сказки и легенды Португалии
Португальские народные сказки
«Расскажу я вам сказку, и не одну. Вы их еще не знаете, а я давно знаю: с тех пор как выросли у меня зубы Теперь зубы выпали – ни одного не осталось. А сказка – вот она – на кончике языка: так и просится к вам.
Слыхал я ее от деда, слыхал от бабки. Сколько лет прошло – до сих пор помню. Дед состарился, бабка состарилась – а сказка нет; чем старее вино, тем крепче; чем старее сказка, тем мудрее. Вот и расскажу я вам мои старые сказки, которые не забыл. И вы их не забывайте:
Полюбите, как я любил,
Берегите, как я берег,
Помните, как я помнил.
Так вот:
Был когда-то,
Где-то был,
Жил когда-то,
Где-то жил.
А кто жил, где жил – об этом сказка сама скажет…»
Так начинается один из сборников португальских сказок: зачин этот сразу переносит нас в особый сказочный мир, который живет по своим необычным законам, в мир фантазии, поэтического вымысла.
Именно то, что сказка прежде всего поэтический вымысел, что она несет в себе установку на вымысел, составляет ее основную жанровую особенность. Этим определяется характер ее сюжетов, образов, художественных приемов, языка, ее тематика. Одним словом, явная или скрытая установка на вымысел определяет всю систему сказки. Недаром А. Н. Веселовский указывал, что «необходимо помнить, что народ в сказке не видит даже были, не только верования, что она для него складка, иногда даже не им сложенная, а занесенная неизвестно откуда».
«Сказка есть нарочитая поэтическая фикция, – писал крупнейший советский исследователь В. Я. Пропп, – она никогда не выдается за действительность».
Как правило, ни рассказчик, ни его слушатели не верят в действительность того, о чем повествует сказка, иначе сказка теряет свою жанровую специфику и превращается в преданье, легенду или миф.
Что же собой представляет сказка, которую все знают и любят, но которая до сих пор не имеет четкого научного определения.
Сказками называют и нравоучительные рассказы о животных, и волшебные истории, полные чудес, и замысловатые авантюрные повести, и бытовые анекдоты. Каждый из этих видов устной прозы имеет свои особенности, свою систему образов, свой стиль, отличается от других своей тематикой и содержанием. Недаром один из исследователей сказки, известный голландский ученый Ян де Фриз, считал, что наука не достигнет правильного понимания сказки, пока различные ее виды, разные по происхождению и характеру, будут рассматриваться как единое целое. О том, что разные виды сказок «живут в русле различных художественных путей», говорил и русский сказковед А. И. Никифоров.
Самый термин «сказка» в бытовой и научной практике разных народов понимается по-разному. Исследователи сказки в разных странах либо подчеркивают разнохарактерность отдельных видов прозы, именуемых сказками, либо даже считают эти виды разными жанрами. Так, например, в немецкой науке строго разграничивают понятия «Marchen», то есть волшебная сказка, и «Schwank», то есть бытовые сказки и анекдоты.
Однако в издаваемой в ФРГ «Энциклопедии сказки», первый том которой опубликован пятью выпусками в 1975–1977 гг., все же принимаются во внимание не только «собственно сказки», но и все остальные виды сказки. В Португалии для обозначения сказки употребляется ряд терминов: «история», «истории Карошиньи» (в Бразилии «истории Транкозу»), «истории о феях».
В этой книге термин «сказка» принимается в его расширительном толковании, объединяющем волшебные, авантюрные, новеллистические и бытовые сказки. Право на это дает наличие у всех этих разных видов сказки одного общего признака: их, в отличие от преданий с их тенденцией к фактологичности, установка на поэтический вымысел.
В свое время В. И. Ленин указал, что в народных сказках нашли выражение народные «чаяния и ожидания». Сказка отражает мировоззрение народа, его отношение к действительности, его мечты о будущем. Она в течение многих веков живет в быту народа, и существенные ее черты определяются жизнью народа, условиями его труда, его духовными и эстетическими запросами. Сказка отражает жизнь той среды, в которой она создается и бытует, – отсюда в ней изображение разных природных условий, разных национальных и бытовых деталей. Различен социальный и национальный облик героев в сказках разных народов, философские и психологические тенденции в сказках разных эпох.
Каждый народ имеет свой своеобразный сказочный репертуар. Вместе с тем в сказках разных, подчас очень далеких в географическом и этническом отношениях друг от друга народов много общего: прежде всего в идейном содержании и тематике, но и в сюжетах и системе образов, даже в художественных приемах.
Национальное своеобразие сказок любого народа особенно ярко выявляется при сопоставлении их со сказками других народов. «Возьмите сказку в ее цельности, – писал А. Н. Веселовский, – изучите в ней сплав разнообразных мотивов, рассмотрите ее в связи со сказками того же народа, определите особенности ее физиологического строя, ее народную индивидуальность и затем переходите к сравнению со сказкой и сказками других народов».
В последние годы в мировой науке с одной стороны значительно активизировалось типологическое изучение народной сказки, при котором выясняются закономерности генезиса и развития сказок разных народов, раскрывается сходство географически и исторически не связанных между собой явлений, объясняющееся сходными условиями генезиса и общественного развития. Наряду с этим современное сказковедение уделяет значительное внимание межэтническим связям сказки, взаимодействию сказочного репертуара разных народов, связанного с исключительной проницаемостью сказки как жанра.
Сказки, живущие в наше время в устах народа, крайне многослойны: в них можно различить отдельные пласты, порожденные действительностью разных эпох, историческими событиями, имевшими место в жизни народа, создавшего, воспринявшего, сохранившего тот или иной запас сказок.
История сказки – это прежде всего история ее соотношения с действительностью. По-разному фантастический волшебный мир сказки видится народам, населяющим северные окраины или же тропики; разные животные и растения упоминаются в них; по-разному описаны леса, реки, моря. По-разному одеваются их герои и живут в разных жилищах. Разные боги, мифологические существа и исторические герои упоминаются в этих сказках. Однако общность сказок, их типологическое сходство не уничтожается этими чертами национального быта, географическими и историческими деталями.
Внимательный читатель несомненно отметит такие черты и в португальской сказке, на сюжетном составе, тематике и стиле которых не могла не отразиться бурная история страны, разнообразные контакты португальцев с другими народами, в частности с испанцами, каталонцами, басками. Не могло не отразиться на португальском фольклоре то, что много португальцев живет в Бразилии, Африке и Азии. В результате всех этих соприкосновений и взаимодействий создался своеобразный сказочный репертуар, в котором многочисленные и разнообразные компоненты слились в одно органическое целое. Черты национального своеобразия несомненны в каждом варианте, даже если он является обработкой бродячего сюжета, однако не всегда они явны и легко уловимы. Общий же национальный колорит сказочного репертуара как такового складывается в результате соотношения в нем международных тем, сюжетов, мотивов, образов с темами, сюжетами и образами, известными только данному народу, он сказывается в ряде специфических деталей пейзажа и быта, в форме и языке сказок, в характере их бытования, функции в жизни народа.
Общеизвестны португальские народные песни с повторяющимся после каждого двустишия припевом, широко распространенные лирические четверостишия, песни пастухов – серранильи, баркаролы лодочников, «песни реки» и «песни моря» рыбаков, меланхолические фадо и многие другие. Музыкальная культура португальцев начиная с середины XIX века являлась предметом пристального внимания ученых разных стран.
Иначе обстоит дело с собиранием и изучением португальских народных сказок. Лишь в самое последнее время на них стали обращать должное внимание.
В конце XIX века вышли первые сборники португальских народных сказок, составленные А. Коэльо (1879) и Т. Брагой (1883). Среди сборников, вышедших в начале XX века, представляет особый интерес для советских читателей сборник Алфредо Апела «Русские народные сказки» (1920), в котором русские сказки даны в сопровождении соответствующих португальских версий.
Публикации португальских сказок значительно обогатились в последние годы благодаря выходу фундаментального сборника Ж. Лейте де Васконселоса «Народные сказки и легенды» (Коимбра, 1964) и, наконец, появлению в 1975 г. четырехтомного сборника «Португальские традиционные сказки», составленного Жозе Гомесом Феррейрой и Карлосом де Оливейра. Книга эта дает достаточно полное представление о португальском сказочном репертуаре.
Объясняется неравномерность в собирании, публикации, изучении жанров португальского фольклора тем, что сказки в Португалии, так же как и в Испании, очевидно, были менее распространены в быту, чем песни.
Как и во всей Европе, сказки в Португалии привлекли к себе внимание собирателей, писателей, ученых не в пору своего расцвета, а тогда, когда они уже начали деградировать, когда уже давно закончилось их продуктивное развитие. Несмотря на явные признаки умирания, сказывающиеся в переходе от взрослой аудитории к детской, в усилении влияния литературных источников, в оскудении репертуара, падении художественного качества и целом ряде других признаков, сказка все же сохраняется в быту европейских народов, сопротивляясь смерти с разной долей интенсивности. Тем активнее ее переход в новые условия бытования – переход в новую «аудиторию», переход от устной формы исполнения в книгу. Как правило, сказка повсеместно перестает рассказываться, она читается, причем часто читается вслух, если же рассказывается, то «по книжке».
О сказках народов мира существует огромная литература. В море опубликованных текстов помогают разобраться указатели сюжетов и мотивов сказок, и прежде всего знаменитый указатель, созданный финским ученым Антти Аарне. Указатель этот лег в основу общепринятого в настоящее время указателя С. Томпсона.
Несмотря на это, у нас нет общепринятой и полностью удовлетворяющей научные требования классификации сказок. Чаще всего сказки делятся на волшебные, сказки о животных и бытовые сказки. Недостаточность этой классификации, отсутствие в ней единого принципа деления очевидны.
В предлагаемом вниманию читателя сборнике португальские сказки распределены, вслед за сборником Ж.-Г. Феррейры и К. Оливейры, по следующим разделам: «Хитрости, выдумки, уловки», «Когда животные разговаривали», «Легенды, поверья, таинства и чудеса», «Примеры, сентенции, поучения», «Книга магических искусств». Завлекающие и несколько загадочные эти названия разделов в какой-то мере раскрывают тематическую циклизацию португальских сказок, но, конечно, не претендуют на то, чтоб считаться научной классификацией. Поэтому не должно удивлять, что в каждом из разделов встречаются, строго говоря, сказки разных видов.
Меняется жизнь, меняется фольклор, меняется и сказка, в результате в веках меняется и национальный характер сказки. Следует, однако, помнить, что при всей динамике, при всем движении сказки основа ее стабильна, традиция в ней всегда сильнее инноваций. Недаром Жозе Гомес Феррейра, суммируя труды ученых-исследователей, пишет в предисловии к четырехтомнику португальских сказок: «…из этого обилия терпеливой эрудиции, без сомнения, необходимой и благородной, можно сделать лишь один вывод, способный вызвать удивление у невежд и к которому я без малейших угрызений склонюсь: у всех народов мира, на всех широтах, при всем различии характеров, культур и рас, сказки в своем большинстве одинаковы или, по крайней мере, идентичны». Все это должен учитывать читатель португальских сказок, если он хочет не только получить удовольствие от занимательной фабулы, забавных ситуации, остроумных эпизодов, но и услышать в них голос народа.
Попробуем это сделать, рассматривая португальские сказки по тем разделам, которые приняты в данном сборнике.
Итак, прежде всего сказки о хитростях, выдумках и уловках. Естественно, что в этом разделе больше всего бытовых сказок и анекдотов, однако есть и сказки о животных, сказки о черте, новеллистические и даже волшебные. «Под этим общим названием, – пишет Ж.-Г. Феррейра, – мы собрали всю, при первом чтении анархическую и бессвязную, совокупность шуток, анекдотов, случаев и сказок самого разного происхождения и возраста, связанных разве что одним общим элементом: культом удачи и доведенным до крайних пределов изобретательности мошенничеством. Только вообразите, сама Смерть притворяется мертвой, чтоб надуть кума».
Одни из этих сказок крайне близки к распространенным международным сюжетам, другие перекликаются с ними лишь отдельными мотивами. В этом разделе особенно ярко сказывается народный юмор, что характерно для такого вида сказок всех народов. Звучат в них и отклики современного быта, явна зависимость некоторых сказок этого раздела от книги (сказки попугая).
Советскому читателю, наверное, будет интересно, что сюжеты многих португальских сказок имеют крайне близкие аналогии в русском фольклоре. Поскольку в данном случае не может идти речь о взаимодействии – это либо объясняется общим источником «перехожих повестей», как удачно назвал сказки Ф. И. Буслаев, либо это проявление типологического сходства. Такова, например, сказка «Бульон из камня», крайне близкая к русской сказке о том, как солдат, ловко надувая скупую хозяйку, варит кашу из топора. Поскольку сюжет этот известен и литовской, и шведской, и норвежской, и французской, и словацкой, и сербохорватской, и англо-американской сказке, мы с равной долей уверенности можем предполагать передачу его от одного народа к другому, как и считать, что в данном случае сказалось столь характерное для народного творчества типологическое совпадение.
Таковы же аналогии португальской сказки об упрямой жене, то же можно сказать о сказках о ловком воре, о глупцах, близких к русским сказкам о пошехонцах и немецким о шильдбюргерах, о сказках о дурне, делающем все невпопад, о сластолюбивом священнослужителе, о лентяях, о хитром работнике, оставляющем в дураках хозяина, а также о многих сказках о животных.
Наличие всех этих сюжетов в фольклорном репертуаре разных народов, притом сплошь и рядом не имевших контакта, лишний раз свидетельствует о значении типологии в фольклорном процессе, о том, что сходные исторические и социальные предпосылки ведут к возникновению сходных сюжетов, закономерно повторяющихся в фольклоре разных народов. Однако общего решения для всех случаев совпадения сюжетов в репертуаре народов мира нет и не может быть. Каждый сюжет требует тщательного, кропотливого исследования, так как совпадение может объясняться не только типологией, но и общими генетическими корнями или заимствованиями. Так, например, близость португальской сказки о монахе Жоане Беззаботном к русским сказкам о беспечальном монастыре и бесчисленным международным вариантам, в частности испано-американским, очевидно, является результатом длительной миграции этого занимательного сюжета. Судьбы этой сказки и пути ее распространения подробно рассмотрены и убедительно раскрыты в монографии Вальтера Андерсона, опубликованной в свое время как на немецком, так и на русском языке.
Лишь отдаленно португальская сказка из этого раздела о шафрановом мальчике отдельными мотивами напоминает широко распространенную в мировом фольклоре сказку о спящей красавице, известную и в испанских и в испано-американских и португальско-испанских (бразильских) вариантах. Очевидно, популярности этого сюжета немало содействовали широко распространенные публикации французских и немецких ее вариантов.
Есть основания считать, что португальского происхождения шутливая сказка о том, кому пела кукушка, построенная на обыгрывании двух значений португальского слова «куко» – кукушка и рогоносец.
Своеобразны вошедшие в этот раздел сложные авантюрные сказки «Попугай» и «Притворщица», явно связанные, как и некоторые другие, с литературными источниками.
Второй раздел книги носит название «Когда животные разговаривали». Основной герой этого цикла, так же как и сказок о животных других европейских народов, – хитрая лиса. Кроме нее, в этих сказках фигурируют волк, петух, осел и неизвестные русской сказке кролик, обезьяна и жаба.
Жозе Гомес Феррейра указывает на многочисленность и разнообразие истоков этих сказок, в которых он видит и «пространное индийское красноречие, и иудейскую лаконичность, и поэтический строй греческой басни, и латинскую строгость, и апологии варваров, и восточные вымыслы, ввезенные во время крестовых походов».
Третий раздел сборника составляют сказки, объединенные названием «Легенды, поверья, таинства и чудеса». В раздел этот вошли реминисценции из Библии, апокрифы, эпизоды из жизни Христа, мадонны и святых. Многие из этих повествований, очевидно, навеяны средневековыми мистериями, а некоторые пришли из дохристианских сказок. Ж.-Г. Феррейра замечает, что «достойна похвалы прежде всего та мужественная свобода, с которой народ движется в этом мире теней и страхов и осмеливается критиковать созерцательную жизнь и вкладывать в уста Иисуса похвалу труду как форме земного существования, наиболее согласуемой с постижением бога».
Интересно, что в этом мире чудес большую роль играет дьявол, а также ведьмы, колдуны и оборотни.
Четвертый раздел нашего сборника носит своеобразное название: «Примеры, сентенции и поучения». Содержание этого раздела, сказки которого объединены общими нравоучительными тенденциями, также неоднородно в жанровом отношении. В него вошли многочисленные легенды, однако наряду с ними и бытовые, авантюрные и волшебные сказки. Интересны и своеобразны представленные в этом разделе дуалистические легенды о сотворении мира и человека. Забавна легенда о том, как апостол Петр перепутал головы и приставил женщине голову дьявола. Подобные «антиженские» анекдоты, сказки и легенды характерны для всего феодального мира. Локальные особенности сказались в легенде о том, как дьявол, соревнуясь с богом, сумел создать только саранчу, «в чьем облике воплотились все земные чудища». Поэтична местная легенда о трех португальских реках – трех сестрах – Тежо, Доуро и Гвадиане.
Такова же и сказка, объясняющая, отчего в море соленая вода, и поэтичные легенды о миндальном дереве, плодами которого не сумел воспользоваться дьявол, и о виноградной лозе, созданной «на заре человечества». Местной деталью является и то, что в сказке «Три совета» брат приезжает из Бразилии.
В публикуемом варианте древней по происхождению сказки о тетушке Нищете и Смерти прозвучали современные сатирические мотивы: когда тетушка Нищета взяла в плен Смерть, к ее дверям стали собираться все, имеющие деловые отношения со смертью и оставшиеся теперь без доходов: священники, нотариусы, полицейские.
Многие повествования этого раздела носят религиозный характер. Такова, например, легенда о том, как солдат попал в рай, и сказка о золотом кубке. Проповедуют эти сказки идеи справедливого возмездия («Разбитое яйцо»), неотвратимости предназначенной судьбы («Мария Мальва», «Моряк», «Мальчик и Луна»), господней премудрости («Тыква и желудь»).
Один из основных героев этого раздела дьявол, который, как правило, посрамляется и остается ни с чем. Народный юмор и ирония составляют отличительную сторону португальских нравоучительных сказок: так, например, крестьянин, не желая навлечь на себя ни божьего, ни дьявольского гнева, сокрушенно бормочет: «Господи помилуй, а дьявол сохрани…» Аналогична этому анекдоту русская сказка о старухе, ставившей одновременно свечку Николаю-чудотворцу и дьяволу. В этот же раздел вошли также и рассказы об оборотнях и мертвецах, о заколдованных кладах.
Вошли в этот раздел и волшебные сказки, перекликающиеся с распространенными в мировом фольклоре сюжетами: такова сказка о змееборце Жоане Овечьем, о волшебной свирели, о принцессе-императрице, о прачках и ряд других, в которых на первом месте морализующие тенденции.
Настойчиво в этих сказках звучит мотив, что счастье не в деньгах («Богатство и удача»), что богатство приносит с собой недовольство и раздоры («Бедный сапожник»). Среди сказок, центр тяжести которых заключается в их нравоучении, есть вариант сказки о иле дочерней любви, общий по сюжету с «Королем Лиром».
«Почти все народные сказки моральны, – пишет о сказках этого раздела Карлос де Оливейра. – Но не следует забывать, что странствующие истории, ведущие свое происхождение оттуда и отсюда, из глубины веков, познали влияние религиозных и моральных систем, разнящихся, как день и ночь, обществ. Начиная с первобытной магии и кончая христианством, сколько предрассудков, теогонии, богов, заветов, противоречивых правил? И потом, сколько ересей? Поразительное наследие. А под ним… нетронутая и инстинктивная глина, которую не смогла перемесить никакая дисциплина». Он отмечает сложную и бьющую через край народную философию жизни, которая «в них временами одолевает католические препоны, словно бурные реки в половодье».
Полны своеобразного очарования остроумные концовки некоторых из этих сказок, как бы возвращающие слушателя из чудесного сказочного мира к реальной обыденности: «Был большой пир, я там был, да мне ничего не досталось», или: «Все были рады, и я был рад, хоть и не получил никаких наград». Концовки эти подчеркивают роль вымысла в сказке: «Выход из сказочного времени совершается с помощью саморазоблачения рассказчика: указанием на несерьезность сказочника, на нереальность всего им рассказываемого, снятием иллюзии».
Последний раздел нашего сборника носит несколько загадочное название «Книга магических искусств». Состоит он преимущественно из волшебных сказок. Большинство из них – варианты широко распространенных в мировом фольклоре сюжетов.
Таковы сказки «Золотое яйцо», «Белоцветка», «Семеро оленей», «Воронова невеста», «Принц-ящер» и ряд других. В одних случаях типологическое сходство крайне ярко выражено во всем построении сюжета, в обрисовке основных героев, даже в ряде деталей, в других перекликаются лишь отдельные мотивы или одна тема сказки и ее идейные тенденции.
Поэтическая сказка «Белоцветка» – вариант распространенного сюжета о трудных задачах, в нее вошел и традиционный эпизод чудесного бегства, и мотив забвенья героем своей невесты и узнавания ее на свадебном пиру. Любопытно, что в ряде русских и угро-финских сказок, как и в португальской, благополучный конец осуществляется при помощи появляющихся на пиру чудесных говорящих голубей. Сказка «Семеро оленей» близка к сказкам о сестре и семерых братьях-воронах, популярности которой, несомненно, содействовал великолепный немецкий вариант ее, опубликованный братьями Гримм. Сказка «Золотое яйцо» – вариант широко известного сюжета об утке с золотыми яйцами, бытующего в репертуаре многих народов. Вариантами сюжета о чудесном супруге, близкими к русской сказке о Финисте Ясном Соколе, являются португальские сказки о короле – Зеленой птичке и о вороновой невесте, а также португальские сказки о Графе-Инфанте – Ящере и о принце-ящере. Последние перекликаются с поэтичными литовскими сказками о королеве ужей и с известным античным мифом об Амуре и Психее.
К популярной сказке о царевне-лягушке близка португальская сказка «Бычья морда». Распространенный в мировом фольклоре мотив чудесного зачатья лежит в основе сказки «Дочь Солнца».
Сказка «Отцово наследство» – вариант сказки о волшебном кольце. Не прошли португальские сказки и мимо популярного в европейской сказочной традиции сюжета о Золушке – таковы сказки «Линда Бранка» и «Деревянная кукла». Широко известен сюжет сказки «Безрукая девушка», он зафиксирован в XII веке на юге Англии, вплоть до XVII века подвергался многочисленным литературным обработкам на английском, французском, немецком, латинском, итальянском, шведском, сербском и греческом языках. Через Византию он приходит в Московскую Русь. В последние десятилетия сюжет этот неоднократно записывался не только от русских сказочников, но и в поволжских республиках Советского Союза.
В большинстве сказок данного раздела встречаются специфические для Португалии детали. Так, например, в сказке «Золотое яйцо» вместо обычного предсказания, что съевшие голову и сердце чудесной птицы станут царем (королем) и богачом, в португальской сказке предсказывается, что тот, кто съест голову, станет римским папой, а тот, кто съест сердце, станет королем. Традиционный для волшебной сказки дурачок в португальском варианте вместо того, чтобы сказать чудесному ковру: «Неси нас в Рим», произносит: «Ковер, неси на Корсику». Герои опускаются на корсиканские поля и оказываются в пустыне.
Локальное звучание португальским вариантам распространенных сюжетов придает их стиль, своеобразие языка, традиционные сказочные формулы, в частности концовки. Сказка о Графе-Инфанте – Ящере кончается словами: «Праздник был пышный и продолжался долго. И я там был, да не ел и не пил». Прелестна концовка сказки о Линде Бранке, португальской Золушке:
Концовки часто содержат в себе мораль всей сказки. Так, например, сказка о великане кончается следующим образом: «Вот что значит верное слово отыскать. Ну, а семеро принцев были расколдованы». Трогательная сказка о безрукой девушке кончается следующей религиозной сентенцией, обращенной к злокозненным родственникам: «Кто с богом начинает свой путь, с богом и кончает. Вы с дьяволом начинали и меня ему предать хотели, но матерь божья, моя покровительница, того не допустила и всегда помогала мне».
Само собой разумеется, что сказки одного сборника не могут дать полного представленья о португальском сказочном эпосе, создававшемся и хранившемся народом в течение веков. Однако они дают почувствовать его многообразие, поэтичность, гуманность.
Во всей Европе фольклорная сказка идет на убыль, уступая место литературе. Такова же неотвратимая судьба и португальской сказки. Тем большее значение получает приобщение к национальной сказке того или другого народа широких кругов читателей разных стран.
Нельзя допустить, чтобы сказка ушла из жизни современного человека, из современного искусства.
Рассуждения о сказках, их происхождении, существе, бытовании Ж.-Г. Феррейра заканчивает взволнованными поэтичными словами – недаром он поэт, поэт, чувствующий всю поэтичность народной сказки, и исследователь, понимающий всю ее глубинную значимость.
«И хватит. Довольно пояснений, – пишет он. – Время предоставить слово доброй, и печальной, и веселой португальской сказке, чтобы услышать, как она смеется, сердится, вздыхает, просит милостыню, мечтает, умирает с голоду в этих лукавых и хитроумных сочинениях».
Наше знакомство с португальской сказкой мы начали с интродукции сказочника-мастера, сказочника-поэта. Его же словами, полными национального колорита, хочется и кончить:
«Ушла сказка. И нет ее больше. Далеко ушла. Но скоро назад вернется.
По тропинкам ходит сказка с горным посохом, по волнам плывет под веселыми парусами, в городах, в селах под окном стучится. Где была – там нет. Где не была – туда торопится. Придет – присядет. Одному попеняет, с другим пошутит, третьего научит, никого не забудет – крепкая, как вино, мудрая, старая сказка. Один улыбнется, другой посмеется, третий задумается – только глухой ничего не услышит.
Была у меня сказок полная корзина. Что было, все роздал. Больше ничего не осталось. Кончились мои сказки.
Э. Померанцева
