Текст книги "Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв."
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)
Купцы преподнесли императору цветок лотоса. Он радовал взор Сына Неба, и потому его положили на нефритовый поднос и унесли в пышные императорские покои. Шли дни, проходили ночи, но Сын Неба по-прежнему не замечал ничего вокруг, он слышал лишь удары гонга, возвещавшие наступление новой стражи...
Однажды, когда он уже в полузабытьи возлежал на своем ложе, к нему, как будто наяву, спустился с облаков на журавле дух священной горы Пэнлай, поклонился, сложив ладони, и молвил:
– Небесный повелитель узнал о кончине императрицы и ниспослал вам спутницу жизни. Взгляните же скорее на нее!
Не успел дух договорить, как Сын Неба проснулся. «То был вещий сон!» – решил он и, пройдясь в раздумье по опочивальне, кликнул служанку. Когда та принесла нефритовый поднос, император взглянул на цветок. Но цветка уже не было – на его месте сидела молодая девушка! Сын Неба удивился:
– Мы думали – это сон, но сон обернулся явью!
Небесный цветок вчера в наши покои проник;
Сегодня – божественной девы мы созерцаем лик!
На следующее утро император записал все, что ему пришлось увидеть ночью, и сообщил обо всем приближенным. Вскоре к нему явились три высших сановника и шесть министров, вельможи и чиновники и пали перед ним ниц. Император объявил:
– Прошлой ночью мы видели удивительный сон, настолько необычный, что решили еще раз взглянуть на цветок, доставленный нам недавно купцами. И вот оказалось, что цветок бесследно исчез, а на его месте сидит девушка, осанкой – королева. Ну, что вы думаете об этом?
Все придворные отвечали в один голос:
– То Небо, узнав о кончине императрицы, ниспослало вам подругу жизни. Небо нерушимо охраняет судьбу нашего государства!
Все смотрят на Сим Чхон: какая же она красавица! На ней венок из цветов, украшенный семью алмазами чистейшей воды; платье вышито силуэтами десяти символов долголетия и иероглифами «счастье» и «долголетие»; шея обвита жемчужным ожерельем; в руках – золотой веер в виде хвоста птицы феникс; справа и слева от нее – придворные служительницы в синих кофтах и алых юбках... Казалось, будто фея Чанъэ из Лунного дворца спустилась на землю.
На голове у Сим Чхон под венком – шпильки в виде феникса и бамбуковые гребни; в волосах – янтарь, ракушки, кораллы; на поясе – подвески из прозрачнолунной яшмы в обрамлении тюльпанов; на плечах – изящные одежды танского и юаньского времени [289] 289
Танское и юаньское время – время правления китайских династий Тан (618—907) и Юань (1280—1367).
[Закрыть]. Настоящая королева!
Прислужницы, стоявшие на ступеньках вокруг нее, напоминали о церемониях в Просторном студеном дворце [290] 290
Просторный студеный дворец. – См. примеч. 16.
[Закрыть]. Высоко в небо поднялся купол ее шатра из сине-бело-красного шелка. В расшитых шелком одеждах Сим Чхон сидела на троне с изображением дракона, завешанном пологом из гладкого шелка. Вокруг нее – бесчисленное множество всевозможной золотой утвари, даже красные свечи вставлены в золотые подсвечники! Повсюду хрусталь, яшма, кораллы, вазы из драгоценного камня! В воздухе – парящие попарно синие и белые журавли, у ног ее – рычащий лев. По сторонам, словно стая попугайчиков, выстроилась пестрая шеренга дворцовых прислужниц. Три высших сановника, шесть министров и все вельможи и чиновники расположились по восточной и западной сторонам и, подходя поочередно к Сим Чхон, радостно приветствовали ее. Первый министр преподнес ей шкатулку со свадебным подарком.
Посмотрите на императора – Сына Неба: у него мужественный лик дракона, выдающийся нос, пышная бородка, сытый живот, наполненный плодами рек и гор. Казалось, природа расцвела, и Хуанхэ стала прозрачной – словом, это был всесовершеннейший император. На нем корона, одежды расшиты изображениями дракона, на плечах вытканы солнце и луна, блестящие, как три небесных светила, а сам он – олицетворение пяти счастливых даров!
По окончании свадебной церемонии Сим Чхон усадили в паланкин и бережно понесли в покои императрицы. Какое это было великолепное шествие, какая пышная церемония!
И с этих пор добрые деяния государыни стали известны всей Поднебесной. Ее славили все сановники, все правители и чиновники и весь простой народ:
– Долгие лета нашей доброй императрице!
Тем временем слепой Сим, потеряв дочь и лишившись покоя, день за днем проводил в слезах и вздохах. Миновала весна, наступило лето. Кругом все утопало в зелени; щебетали птицы, словно насмехаясь над Хаккю; потемнели горы; нежным стало журчание рек. Мужчины и женщины, старики и дети селения Персиковый цвет и окрестных сел часто навещали Хаккю, справляясь о его здоровье, беседовали с ним. Приходили к нему и молодые девушки, игравшие когда-то с его дочерью. Они оказывали ему знаки внимания, но так и не могли развеять его печаль – ему казалось, будто это дочь приходит к нему, садится рядом, разговаривает с ним. Ни на минуту не мог он забыть ее добрых дел, ее почтительных речей. Утрата дочери сделала его глухим к людскому сочувствию. Есть ли еще человек со столь печальной судьбой?
Сим Хаккю коротал дни свои в горестях и печалях – ведь Небо предначертало нам любить родную кровь. Между тем и Сим Чхон, хотя и стала знатной, постоянно горевала о своем слепом отце. Вот она сидит одиноко и тоскует:
– Жив ли мой бедный отец? Или он умер? Может, смилостивился Будда, вернул ему зрение? Может, бродит он, как прежде, по деревне, прося подаяния?
В это время на женскую половину дворца пожаловал император. Взглянув на императрицу и увидев, что из глаз ее льются слезы, а на яшмовом лице – печаль, Сын Неба вопрошает:
– Почему лик ваш так печален?
Императрица опустилась на колени и почтительно отвечает:
– Я выросла не в императорском дворце. Я – дочь Сима Хаккю из селения Персиковый цвет, что в уезде Хуанчжоу. Мой отец слепой, и его заветное желание было прозреть. Ему сказали, что если он пожертвует Будде из монастыря «Пригрезившееся облако» триста соков риса, то Будда вернет зрение. Но мой отец беден, и ему неоткуда было взять столько зерна. И вот я продала себя за триста соков риса купцам-мореходам из Южной столицы и была брошена в море Имдансу. По милости морских владык я не погибла, снова приняла человеческий облик, стала знатной. Слепые – самые несчастные из несчастных, с ними нужно быть особенно заботливыми. Если бы вы позволили устроить в столице пиршество для всех слепых, я могла бы найти своего родного отца! Кроме того, слава о вашей доброте разнеслась бы по всей стране...
Император одобрил ее мысль:
– Право же, вы, государыня, самая преданная и любящая дочь среди женщин!
Тотчас Сын Неба призвал своих приближенных и повелел в последний день луны устроить в столице пир для всех слепых государства. Об этом вскоре было объявлено по всем провинциям и округам, на каждой улице и в каждом переулке. Всех слепых, без различия возраста, посылали в столицу. Тех, кто был болен, лечили и направляли туда же. Всеми способами пытались проникнуть на этот пир и разные жулики, но их ловили, наказывали палками и изгоняли из столицы, куда день за днем стекались молодые и старые слепцы. Но где же Сим Хаккю? Почему он один ничего не знает?
А Хаккю в это время, разуверившись в милосердии Будды из храма «Пригрезившееся облако», потеряв дочь и лишившись трехсот соков риса, по-прежнему ничего не видел, по-прежнему оставался «слепым Симом». Он не только не вернул себе зрение, но и бедствовал с каждым днем все больше и больше.
Жители Персикового цвета, помня о просьбе купцов и чтя память госпожи Квак, вначале не забывали о Сим Чхон и старались всей душой помочь слепому старику. Жизнь его понемногу улучшалась: он получил от корабельщиков обещанное зерно, стал пользоваться процентами с него, и это избавило его от нужды. Однако ненадолго. Жила в ту пору в селении Персиковый цвет одна женщина по прозвищу мамаша Пэндок, злая и жадная. Прознав, что в дом слепого Сима пришел достаток, она навязалась ему в жены и поселилась с ним под одной крышей. По натуре своей это была женщина подлая – она сделала Хаккю еще более несчастным. Она продавала рис и покупала себе сласти, продавала рис и покупала себе мясо. Она продавала зерно, а на вырученные деньги пила в харчевне вино. Дома она ничего не готовила, а все продукты отдавала на сторону. С пустой трубкой ходила по селу и просила табаку у первого встречного. Она ругалась с соседями и дралась со знакомыми. Днем она спала в беседке, а когда напивалась, то среди ночи принималась орать во все горло или заигрывать с мужчинами. Триста шестьдесят дней в году она ела, не закрывая рта, и высосала все состояние Хаккю, как высасывают хурму. Но слепой Сим несколько лет жил в одиночестве и не имел подруги, поэтому он, желая доброго согласия в семье, день и ночь, не щадя сил, словно исполняя за деньги тяжелую работу, старался сохранить остатки благосостояния. А мамаша Пэндок задумала тем временем промотать оставшееся состояние Хаккю и, приготовив на два-три дня еды, сбежать из дому. И день за днем пожирала она добро бедного Сима, как ворона пожирает спелый арбуз.
Однажды Хаккю позвал свою сожительницу и сказал ей:
– Послушай, у нас ведь было немалое состояние. А люди говорят: «Как плохо они живут!» Так недолго снова пойти с сумой по дворам. В нашем селе мне уже стыдно побираться, тяжело слушать упреки соседей. Что, если нам переселиться в другое место?
– Вы глава семьи. Делайте, как считаете нужным.
– Хорошо сказано! Ты задолжала кому-нибудь в селе?
– Немного.
– Сколько же?
– В ту харчевню, что за деревней, сорок лянов за водку.
– Здорово же ты пила! – заметил неодобрительно Хаккю. – А еще?
– Еще за конфеты племяннику Пультона, который живет на той стороне, – тридцать лянов.
– Здорово же ты ела! Ну, а еще?
– Еще за табак в Аньцуне – пятьдесят лянов.
– Ну и покурила же ты!
– Торговцу маслом двадцать лянов.
– Куда тебе столько масла?
– Волосы смазывала!
Хаккю даже задохнулся от возмущения:
– Честное слово, это никуда не годится!
– А что, разве это много?
Так они разговаривали, и все время, пока Хаккю говорил о своем имуществе, душа его болела и скорбела за дочь. В одиночестве вышел он из дому и побрел тем путем, каким ушла когда-то Сим Чхон. Усевшись на берегу реки, он заплакал, призывая дочь:
– Дочь моя, Сим Чхон! Почему ты не возвращаешься? Если ты погибла в глубоком море Имдансу, попала на небо и встретила там свою мать, то возьми и меня к себе!
В это время к нему подошел канцелярский служка, прослышавший, что слепой Сим горюет на берегу.
– Слепой Сим! Вас требует к себе господин уездный правитель. Пойдемте быстрее!
Услышав это, Хаккю испугался:
– За мной нет никакой вины.
– Говорят, император призывает всех слепых, дает им должность и жалует дом с землей. Так что скорее идите в управу.
Служка привел Хаккю в уездную управу, и там Хаккю сказали:
– В столице устраивают пир для всех слепых. Живо отправляйся в столицу!
Хаккю отвечает:
– Как же я пойду в столицу за тысячи ли: у меня нет ни одежды, ни денег на расходы!
Все в управе знали, как живет слепой Сим, поэтому ему выдали деньги и одежду и велели скорее отправляться в путь. Хаккю – делать нечего – вернулся домой и кликнул сожительницу. А мамаша Пэндок в этот миг радовалась втайне, думая, что слепой Сим непременно утопится в реке с досады на ее мотовство и все оставшееся имущество достанется ей. Но когда Хаккю вошел в дом и позвал ее, она тотчас откликнулась:
– Да-да!
– Послушай, жена! Сегодня я был в управе, и мне сказали, что в столице устраивается пир для всех слепых и что мне тоже нужно идти. Так вот, я пойду, а ты следи за домом и дожидайся моего возвращения.
– Как же это? Вы – глава семьи – пойдете, а я останусь? Ведь говорится же: «Жена должна всюду следовать за мужем!» Нет уж, я пойду вместе с вами!
– Слова твои весьма похвальны! Может, действительно нам отправиться вместе? Знаешь, я поместил у купца Кима из села, что на той стороне, триста лянов денег. Возьмем с собой из них пятьдесят лянов!
– Что вы ерунду говорите! Эти триста лянов я уже взяла и истратила в этом месяце на абрикосы!
У Хаккю перехватило дыхание.
– Да когда же ты успела истратить их на абрикосы, когда я совсем недавно отдал ему деньги?
– Подумаешь, какие большие деньги! Стоит ли так сердиться?
– Не удивлюсь, если узнаю, что ты истратила и те, что я отдал на хранение мамаше Квидок!
А сожительница и глазом не моргнула.
– Ну, конечно, истратила и их: на хлеб да на бобовую похлебку!
Хаккю снова обмер.
– Ах ты, мотовка! Моя дочь, истинно любящая и преданная Сим Чхон, уходя из дому, чтоб умереть в Имдансу, оставила мне деньги, наказывая беречь их для себя, а ты, дрянь этакая, растратила их, эти драгоценные деньги, на хлеб, абрикосы и бобы?
– А что? Разве я не могу есть то, что хочу? – Мамаша Пэндок решила схитрить. – В прошлую луну меня почему-то все время тошнило, рис мне опротивел и захотелось кисленького...
Хаккю, наивный муж, услышав это, забеспокоился:
– Слушай, а может, ты ждешь ребенка? Но если ты будешь есть много кислого, это повредит ребенку. Я буду рад, если ты родишь мне сына или дочь. Ну что ж, в таком случае мы вместе пойдем на пир в императорский дворец!
Сказав так, Хаккю стал готовиться в путь. Посмотрите, что он делает: шляпу из бамбуковой щепы с острова Чеджудо он завернул в толстый холст; надел куртку из прочного сукна; перекинул через плечо матерчатый ремень и закинул за спину дорожный мешок; завернул в платок деньги; взял в руку посох и, пропустив вперед мамашу Пэндок, последовал за ней в далекий путь. Так они отправились в императорский дворец.
Шли они, шли и достигли одного селения, где остановились в харчевне на ночлег. Неподалеку отсюда жил некий слепой по фамилии Хван, который еще в соседнем уездном городе прослышал, что мамаша Пэндок – потаскуха. Очень ему хотелось побаловаться с ней хоть разок. И вот, узнав, что она, как уже бывало раньше, приехала в это селение, Хван договорился обо всем с хозяином харчевни и предложил мамаше Пэндок перейти к нему. Та подумала: «Если я пойду с Хаккю в столицу, меня, зрячую, все равно не пустят в императорский дворец. Если же вернуться домой, меня будут преследовать заимодавцы, так что домой мне никак нельзя. Ну, а если пойти к Хвану, мне будет покойно и абрикосов я поем вволю хоть один сезон. Пойду-ка я к Хвану!» И она ушла ночью к Хвану, прихватив все дорожное имущество Хаккю.
Ничего не подозревая, бедный Хаккю встал рано утром и позвал:
– Эй, мамаша Пэндок! Пойдем скорее! Чего ты заспалась?
Но женщина, бывшая уже за десятки ли, конечно, не отозвалась.
– Эй, жена! Жена!
Но как Хаккю ни звал, ответа не было. Слепой удивился. Пошарив у изголовья, он обнаружил, что поклажа его исчезла. Только тут понял он, что жена сбежала.
– А! Ушла!
Хаккю горестно всхлипнул:
– О жена! Куда ты ушла, покинув меня? Пойдем со мной! Куда же ты ушла? С кем пущусь я в далекий путь к императорскому дворцу? Кому мне довериться? Куда же ушла ты, бросив меня? О! Горе мне! Горе!
Испустив тяжкий вздох, он принялся размышлять:
– Нет! Дурак я, что думаю о такой шлюхе! Я перенес смерть умной и доброй госпожи Квак, перенес разлуку с любящей и преданной дочерью Сим Чхон, так стоит ли горевать об этой потаскухе? Дурнем я буду, если хоть раз вспомню о ней, если еще хоть словом о ней обмолвлюсь!
И все же не мог он сразу выбросить эту женщину из памяти. «Жена! Жена!» – звал он, покидая харчевню.
Вскоре достиг Хаккю другого селения. Было лето, стояла невыносимая жара. Обливаясь потом, дошел он до реки, где в прозрачных водах барахталась шумная ватага ребятишек. До него донеслись их веселые крики.
– Эх, искупаюсь-ка и я, – решил Хаккю и, быстро раздевшись, погрузился в воду.
Через некоторое время он вылез на берег и стал шарить в поисках платья. Но какие-то злые люди, еще беднее, чем Хаккю, унесли всю его одежду. Слепой чуть не задохнулся от гнева.
– Проклятые воры! Вы соблазнились моим тряпьем! Нет никого несчастнее меня на этом свете: ни при солнце, ни при луне я не могу различить восток и запад. За что дана мне такая судьба? Уж лучше умереть и отправиться на небо! Там увижу я снова прекрасное лицо своей Сим Чхон!
Голый, в чем мать родила, сидел слепой Сим одиноко под палящими лучами солнца и горестно вздыхал. Но кто же мог вернуть ему одежду? В это время возвращался из столицы в Улин здешний правитель. Услышав возгласы: «Дорогу! Дорогу!», Хаккю радостно встрепенулся: «Вот хорошо! Сейчас я обращусь к этому господину за помощью!» И он закричал:
– Я слепой, иду в столицу. Примите мою жалобу!
Правитель остановился:
– Где ты живешь, слепой? Почему ты раздет? О чем ты хочешь просить меня?
– Я все расскажу вам. Живу я в селении Персиковый цвет, что в уезде Хуанчжоу, а иду в столицу на пир. По пути мне стало жарко, и я решил искупаться в этой реке. Но пока купался, у меня украли одежду и все мои пожитки. Вот почему я обращаюсь к вам с жалобой.
Правитель удивленно спросил:
– Ну, а что же у тебя украли?
Хаккю подробно перечислил, и тогда правитель округа решил:
– Плохи твои дела! Пожитки твои так быстро не найти. Пока я дам тебе одежду, чтобы ты мог одеться и спешил в столицу.
Правитель позвал вестового, приказал ему выдать слепому старику кое-что из вещей и добавил:
– Ты можешь надеть и военный убор, а шляпу свою отдай слепому. А ты, носильщик, отдай слепому свой подшляпник, а сам повяжи голову платком.
Когда Хаккю оделся, оказалось, что новая его одежда куда богаче утерянной. Поэтому он низко поклонился правителю и направился в столицу, продолжая сетовать на судьбу.
– Как я пойду? Как я пойду? Где буду ночевать сегодня и где буду спать завтра? Эх, сесть бы на вороного коня Чжао Цзылуна! Тогда бы я сегодня же добрался до столицы! Сколько дней мне еще шагать на своих слабых ногах? Как добраться до столицы? Говорят:
В далекий путь уходит милый —
Застав отсюда не видать.
Но это сказано о легконогих воинах. А как пройти слепому и слабому тысячи ли до столицы? Иду я в столицу, а что я знаю о ней? Это не подводное царство, где я могу увидеть свою дочь; это не царство небесное, где могу встретить госпожу Квак, свою жену. Нищий и больной, как доберусь я до столицы?
Вздыхая и причитая таким образом, Хаккю добрел до Аллеи зеленых дерев. Когда он переходил Лошуйский мостик, какая-то женщина обратилась к нему:
– Путник, остановитесь на минутку! Вы не слепой Сим?
Хаккю задумался: «Странно! Ведь в этих местах меня никто не знает!» Тем не менее он тотчас ответил женщине, и та повела его за собой. Они вошли в великолепно убранный дом, перед Хаккю поставили столик с редкими кушаньями. Когда он поел, женщина сказала:
– А теперь, господин Сим, пройдите со мной в другую комнату!
– Послушайте, что вы от меня хотите? Ведь я слеп и не умею гадать и читать сутры!
– Следуйте за мной без возражений!
Хаккю подумал про себя: «Ох, как бы мне не повязали платок» [291] 291
Повязать платок – метафора, означающая заключить брак.
[Закрыть]. Однако, ни слова не говоря, он прошел в другую комнату. Слышит – какая-то женщина почтительно спрашивает его:
– Вы слепой Сим?
– Да. А откуда вы знаете?
– На то есть причина. Моя фамилия Ан. Я ослепла, когда мне не было еще и десяти лет. Я выучилась искусству гадания, но до двадцати пяти лет не нашла себе суженого, сочла это за судьбу и потому не вышла замуж. Но вчера мне снился сон: будто луна на ущербе. Узнав, что ваша фамилия Сим [292] 292
Фамильный знак «сим» тоже означает «быть на ущербе».
[Закрыть], я пригласила вас к себе, чтоб породниться с вами.
Хаккю обрадовался:
– Слова ваши приятны мне, я согласен.
В эту ночь он разделил ложе со слепой Ан и вкусил краткий миг блаженства. Во сне его одолевали кошмары, и наутро он встал озабоченный. Слепая попросила его:
– Теперь мы связаны с вами навек, так поведайте же свои заботы.
– Видел я сегодня сон: сняли с меня кожу и натянули ее на барабан; опали листья и закрыли корни деревьев; над высокими языками пламени роились пчелы. Все это предвещает, что я скоро умру.
Госпожа Ан задумалась на минуту и стала разгадывать сон Хаккю:
– Нет, это счастливый сон! Сняли кожу и натянули на барабан, вы говорите? Что ж, «бьет барабан в императорской столице...». Это значит, что вы побываете во дворце. Листья опали и корни закрыли – встреча дочери с отцом. Значит, вы увидите свое дитя. Пчелы роятся над пламенем – значит, вам придется плясать на радостях!
Хаккю вздохнул:
– С каким же дитятей я встречусь, если моя любящая и преданная Сим Чхон погибла в Имдансу?
Госпожа Ан удерживала Хаккю, но он, побыв с нею несколько дней, попрощался и снова отправился в путь.
Расставшись со слепой Ан, Хаккю прибыл в столицу. Со всех уголков страны стекались сюда слепые, ими были переполнены все постоялые дворы. Слепых было так много, что среди них затерялись зрячие. На улицах дворцовая стража, размахивая императорскими знаменами, провозглашала:
– Слепые всех провинций и всех округ! Торопитесь попасть на пир!
Их громкие голоса донеслись до Хаккю в то время, когда он сидел в харчевне. Услышав призыв, Хаккю вскочил и тотчас направился во дворец. Дворцовая стража у ворот записывала имена и адреса приходящих сюда слепых. Императрица сама каждый день просматривала списки, но имени отца не встречала. Опечаленная, сидела она в одиночестве и даже не могла дать волю слезам – неподалеку стояли три тысячи придворных дам. Сидя на нефритовых перилах и прислонившись яшмовым личиком к коралловым занавескам, она грустила:
– Бедный мой отец! Жив ли он? Может, умер? А вдруг Будда смилостивился и открыл ему глаза, и он уже больше не слепой? А может, он заболел и потому не смог прийти? Или какое-нибудь несчастье постигло его в пути? Как жаль, что я не могу сообщить ему, что жива и стала знатной!..
Долго печалилась государыня... Между тем слепые уже вошли во дворец и уселись за пиршественные столы. И она обратила вдруг внимание на слепого, который сидел в самом конце стола, – под ухом черная родинка. Ну, конечно, это отец! Императрица призвала служанку и приказала ей:
– Приведи-ка сюда вон того слепца и скажи ему, пусть назовет свое имя и место жительства.
Поднявшись с места, Хаккю, ведомый служанкой, подошел к императрице и начал свою печальную историю:
– Я – Сим Хаккю из селения Персиковый цвет, что в уезде Хуанчжоу. В двадцать лет я ослеп, а в сорок потерял жену и остался один с грудной дочерью на руках. До пятнадцати лет я растил ее, вскормив молоком чужих матерей. Имя ее – Сим Чхон. Необыкновенно любящая и преданная, она ходила собирать милостыню, и тем мы кормились. Прослышав однажды, что, если пожертвовать с молитвой триста соков риса в монастырь «Пригрезившееся облако», Будда откроет мне глаза, она продала себя за эту цену купцам из Южной столицы и вскоре погибла в море Имдансу. Я потерял дочь, но зрение так и не вернулось ко мне. Мне хотелось умереть, чтоб уйти от горькой судьбы, но я отправился в дальний путь к императорскому дворцу, желая рассказать сначала о своей несчастной доле.
Седые волосы его растрепались, из глаз хлынули горючие слезы:
– О дочь моя! Сим Чхон! Где ты?
И он упал, рыдая и колотясь о землю. Императрица, еще до того как он кончил говорить, почувствовала, что на глаза ей навертываются слезы, а все тело слабеет. Помогая отцу подняться, она прошептала:
– Батюшка! Откройте же глаза и взгляните на меня!
Как обрадовался Хаккю, услышав эти слова! Обеими руками он начал тереть глаза.
– О! О! Что я слышу? Моя дочь Сим Чхон жива? Сим Чхон жива? Если она жива, дайте же мне посмотреть на нее!
В этот миг все кругом окуталось белыми облаками, среди которых парили попарно синие и белые журавли, фениксы и павлины. Над головой Хаккю повис густой туман. И вдруг глаза его раскрылись, и весь мир, земля и небо, небесные светила предстали его взору. В испуге и радости вскричал он:
– Ой-ой! Почему мне так слепит глаза! Как огромен мир! Как прекрасны земля и небо! Я вижу лицо дочери – оно ясное и красивое и обрамлено венцом с семью драгоценными камнями.
Только теперь Хаккю понял, что прозрел. Он огляделся кругом, радуясь окружающим его предметам и краскам. Вне себя от счастья, он бросился к дочери.
– О, кто ты? Тебя видел я во сне в восьмой день четвертой луны в год «Капча». Голос твой мне как будто знаком, а вот лицо вижу впервые. Ольсигуна! Чихваджа-чихваджа! Что же произошло? Слушайте, люди! За горем следует счастье, за печалью – радость – это сказано обо мне. О, как я счастлив! Как я счастлив! На душе у меня стало светло, как в темной комнате, вдруг озарившейся светом. Я счастлив, словно повидал Чжао Цзылуна в сражении на реке Шаньяншуй. Я открыл глаза – неужели я в столице, во дворце? Моя дочь Сим Чхон – императрица! Мог ли я думать об этом? Моя дочь, погибшая далеко в свирепом море Имдансу, стала повелительницей страны! Сорок лет мои глаза были слепы и вот наконец открылись! Такого не отыщешь и в древних книгах! Хо-хо! Люди земли! Слышали ли вы о подобном чуде? Как счастлив я! Как счастлив я!
Счастливая государыня, окруженная тремя тысячами придворных дам, повела отца во внутренние покои дворца. Сам император, с лицом, озаренным радостью, пожаловал Хаккю звание «королевского тестя», одарил его чудесным дворцом, пашнями и слугами.
Вскоре были пойманы мамаша Пэндок и слепец Хван. Они понесли заслуженную кару за свои преступления.
Все жители селения Персиковый цвет были навсегда освобождены от налогов. Женщинам, вскормившим своим молоком императрицу Сим, пожаловали дома, они были щедро вознаграждены. Подруги детства императрицы получили приглашение во дворец, и государыня лично беседовала с ними.
Вдова сановника Чана была принята императрицей как самая почетная гостья. Женщины, встретившись, обнялись и заплакали – весь мир плакал вместе с ними в эту минуту. Госпожа Чан вынула из-за пазухи портрет и развернула его перед государыней. Стихи на портрете были написаны в свое время самой императрицей. Женщины вновь обнялись и всплакнули. Даже изображение на портрете, казалось, льет слезы...
Императорский тесть Сим Хаккю посетил гору, где были похоронены его предки и жена, госпожа Квак. В восемьдесят лет он стал отцом сына, которого родила слепая Ан, встреченная им некогда на пути в столицу.
Молва о добрых делах императрицы разнеслась широко по свету. Народ славил ее, и в каждом доме росла теперь такая же любящая и преданная дочь, какой была государыня Сим.
