Текст книги "Чудесный сад"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Застонала земля, заплескались воды, чёрная пыль поднялась до неба.

– Твой черёд показать силу, батыр, – говорят Алдару великаны.

Алдакен зевнул, потянулся, почесал лениво спину и недовольно поморщился:

– Разве это игра? Вам только с аульными мальчишками в бабки баловаться. А по мне, уж коли кидать, так не скалы, а всю гору.

– Гору?! – ахнули великаны.

– Да, гору, – подтвердил Алдар-Косе. – Только вот посоветуйте по-приятельски, в какую сторону её кинуть. Кину на восток – загородит она дорогу дню, вечная ночь наступит. Кину на запад – загородит дорогу ночи, вечный день будет, опять нехорошо. Кинуть на север? Завалит гора путь холодному ветру: всё живое погибнет от зноя. Кинуть на юг – не будет пути тёплому ветру: навсегда оледенеет земля. Самое лучшее – брошу-ка я гору вверх!

Грохнулись все три великана в ноги Алдару-Косе:

– Ой, славный батыр, признаём твою победу, только не бросай, сделай милость, гору вверх!

– Нет, – артачится Алдар, – мне не нужна дарёная победа. Бросок за мной. Куда хочу, туда и закину гору.

– Повелитель наш, – ещё жалобнее взмолились великаны, – пощади нас! Делай, что тебе вздумается с горой, но позволь нам прежде уйти в свои владения.

– Ай-яй-яй, – начал стыдить великанов Алдар, – а ещё обещали играть по-честному! Где же ваша совесть? Люди говорят: «Щедрый не попрекнёт подарком, доблестный не изменит слову». А ваше слово, получается, что зола: куда ветер дует, туда и летит… Ну, да уж ладно. Хоть вы и сплутовали, отпускаю вас на все четыре стороны. У нас такой закон: чего не простишь родному отцу, прости чужеземцу. Но только поторапливайтесь! А то мне просто неймётся запустить горой в небо, так все жилочки и подёргиваются!..

И Алдакен стал засучивать рукава. Засучить рукава – дело не долгое, но когда оно было окончено, великанов уже и след простыл.

А седобородые старейшины той порой всё ещё сидели насупившись и думали свою думу.

– Ас-салам валейкум, премудрые старцы! – неожиданно услышали они весёлый голос Алдара. – Хоть и неприлично мне, безбородому, входить в такое почтенное собрание, да ведь случается, что по нужде и в сапогах полезешь в воду. Хватит вам думать! Давайте суюнши! Грозных великанов нет больше на нашей земле!

Аксакалы сердито затрясли бородами.

– Что врёшь, пустомеля! Нашёл время для шуток!

Алдар-Косе смеётся:

– Что бы ни сказал бедняк, всё назовут ложью! Не верите ушам – поверьте своим глазам.

Выбрались аксакалы из юрты, а кругом ликование, радость, веселье: с песнями, с музыкой, с играми возвращаются кочевья на горные джайляу. Снова мир наступил в степи.

Ходят кони по долине – хорошо!

Ходят овцы по полыни – хорошо!

Скачут козы по утёсам – хорошо!

Спят коровы по откосам – хорошо!

На кокпек-траве верблюдам хорошо,

И в аулах добрым людям хорошо!

Как Алдар-Косе научил бая возделывать ослов

Для безлошадного, говорят, и осёл – скотина. А у многодетного бедняка Камала не было даже осла. Потому-то он и обрадовался так, будто выдал дочь за султана, когда после долгих просьб богатый родич согласился, наконец, дать ему трёх ослов – отвезти в город дрова на продажу.

– За ослов отвечаешь головой, за милость отработаешь у меня три месяца, – сказал родич.

Нагрузил Камал на ослов саксауловые дрова, весёлый-развесёлый отправился в дорогу.

Долог путь до города. Бредёт за ослами Камал, размышляет:

«Если дадут за дрова приличную цену, куплю овечку. У кого есть хоть одна овца, тот уже не нищий. Подоит жена овечку – накормит айраном ребят. А как объягнится овечка раз, и другой, и третий, появится у нас и жир в похлёбке, и шерсть на кошму, чтобы залатать юрту… Со временем, глядишь, заведу жеребёнка. Справедливы слова: «Не брезгуй жеребёнком, на лето он будет коньком». А конь – это крылья мужчины. Ведь пеший перед конным, что хворый перед здоровым. Сяду в седло – стану человеком. Вот когда заживёт Камал!..»

Так размечтался бедняк, что позабыл обо всём на свете и не заметил впереди небольшое болотце. Ему бы объехать стороной топкое место, а он погнал ослов прямо.

Тут и случилась беда: провалились ослы в трясину – сначала по брюхо, а там и до вьюка. Кинулся Камал их спасать, да чуть было и сам не пропал: чудом выбрался из грязи. В горячке успел ухватить лишь дорожную суму-коржун. А к ослам уже и не подступиться: только три головы на вытянутых шеях покачиваются над болотцем.

Сколько ни метался Камал подле топи, сколько ни звал на помощь – всё понапрасну: ни живой души вокруг…

А уже стало смеркаться. Упал бедняк ничком на землю и простонал:

– Ой-бой, хоть бы смерть моя явилась!

Только сказал – слышит над собой голос:

– Что тебе надобно, человек?

Похолодел Камал: что теперь будет? Приподнял голову, а перед ним всадник на статном коне.

Еле ворочая от страха языком, Камал пролепетал:

– Пожалей, смерть, неразумного Камала, не отбирай жизнь! Помоги мне лучше вытащить из болота ослов.

– Про каких ослов ты говоришь? Ну-ка, расскажи толком, что с тобой стряслось.

Рассказал Камал всё, как было, и снова молит:

– Не губи меня, смерть, отпусти проститься с женой, с детками. Как вернусь домой, родич всё равно за ослов свернёт мне шею.

Расхохотался всадник.

– Ой, Камал, Камал! Да как же ты не узнал меня! Не смерть я, а Алдар-Косе. Вовремя, вижу, я подоспел. Не горюй, приятель. Утро подарит свет, свет озарит дорогу.

Стреножили коня. Улеглись. Заснули.

С зарёй вскакивает на ноги Алдар, а Камал уже давно не спит: подперев щёки, печально глядит на болотце – с головой увязли за ночь ослы, только три пары ушей торчат из трясины.

Алдакен не любит ловить ртом жаворонков.

– Иди в степь, – приказывает он Камалу, – набери в свой коржун побольше заячьего помёта и поскорее возвращайся обратно.

Через короткое время вернулся Камал с полным коржуном.

– Теперь, – говорит Алдар, – садись на моего коня и шажком поезжай домой. Да смотри, не потеряй коржун! Не проедешь и полдороги, как заячий помёт в нём превратится в деньги. Не веришь? Если не сбудутся мои слова, владей моим конём. А если сбудутся, помни: ради такой удачи ты должен справить добрый той.

Ничего не понял Камал из слов Алдакена. Шутит он или говорит правду? Как может помёт превратиться в деньги? Неужели Алдар-Косе колдун? Чего только не мелют о нём, а про такое ещё слуха не было.

В растерянности и тревоге тронулся Камал в путь.

А Алдар примостился у самого болотца, где потонули ослы, и стал ждать. Всякий знает, уж если Алдакен ждёт, значит, чего-нибудь да дождётся.

В самом деле: ещё не высохла роса, как послышался издали звон бубенцов, рёв верблюдов, ржанье, мычанье, блеянье, людской говор и собачий лай, – движется по степи богатое кочевье. Впереди, оглядываясь на свои стада, гарцует на иноходце бай в шёлковом халате.

Наехал на Алдара-Косе.

– Что сидишь среди степи, как дурак?

– Дурак тот, – Алдар в ответ, – кто смотрит, да не видит, а что и видит, о том не смыслит. Вот ты и посуди, бай, кто из нас двоих дурак. А если говорить по-хорошему, то сижу я здесь не зря – сторожу свой посев.

– Что ж ты посеял?

– Погляди на всходы, авось сам догадаешься. – И Алдар указал рукой на болотце.

Бай поглядел, наморщил лоб, протёр глаза.

– Ослиные уши? Почему ослиные уши торчат из грязи?

– Эх, бай! Не про тебя ли сказано: «Лучше не иметь скота, чем не иметь ума». Ослиные уши – это же и есть всходы того, что тут посеяно. Я, дорогой мой, как видишь, возделываю ослов. Вчера только посеял ослиные зёрна, а сегодня вон уже какие вытянулись ростки!..

Бай недоверчиво покосился на Алдара, потом на болотце.

– Сорок лет живу на свете, – сказал он, – знаю, что оседлые люди сеют хлопок и пшеницу, просо и ячмень. Но чтобы можно было возделывать ослов… об этом слышу впервые.

– Не удивляйся, бай, всё знать невозможно. Сказать – «всё знаю», всё равно что сказать – «погибаю». Я, признаться, сам ничего не ведал об ослиных зёрнах, пока не свёл меня аллах с одним добрым человеком. Камалом его звать. Едет на родину из Багдада, везёт с собой оттуда целый коржун чудесных зёрен. С великим трудом и опасностями он их добыл. Встретились мы с Камалом вчера на этом месте, разговорились, и он показал мне свои семена. Странный у них, скажу тебе, вид: точь-в-точь заячьи шарики. Да ведь коня ценят не за масть, а за резвость. Выпросил я у Камала горсточку зёрен и кинул их в грязь. Думал, пустое это дело, а смотри-ка, какие побеги за одну только ночь вымахали! Через неделю будет у меня табун ослов. Захочу – продам, захочу – себе оставлю. Об одном печалюсь: не было у меня денег купить весь коржун. Сто червонцев просил за него Камал. За бесценок отдавал. На сотню червонцев можно было бы нажить тысячу…

«Повезло безбородому, пусть бы его придушила албасты, – думает бай, – да не смог он ухватить своё счастье целиком. Мне бы повстречать Камала!»

И говорит:

– Алдакен, душа моя, захотелось и мне по твоему примеру возделывать ослов. Как бы разжиться ослиными зёрнами? Скажи, в какую сторону поехал Камал? И хорош ли у него конь?

– Конь у Камала не плох, да твой лучше, – отвечал Алдар-Косе. – Скачи прямо, к полудню настигнешь Камала. Передай ему мой салем и скажи, что я жив, здоров и, как обещал, непременно буду у него на тое. Благополучно тебе кочевать, бай!

Поднял бай коня на дыбы – и был таков.

Смеётся ему вслед Алдакен:

– Чтоб за тобой так горе гналось, как ты, жадина, гонишься за заячьим помётом!

Ровно в полдень бай догнал верхового с коржуном.

– Ты Камал? – гаркнул он, заезжая наперёд.

– Я, – оробел Камал.

– Слушай, Камал, мне всё известно про тебя и про твой коржун…

У Камала душа ушла в пятки. «Ну, – думает, – вот она – новая беда! Спасаясь от дождя, попал я под снег…»

– Покупаю коржун! – продолжал бай. – Ты, говорили мне, просишь за него сто червонцев? Не будем торговаться. Вот тебе деньги. Давай коржун!

Камал и опомниться не успел, как кошель с деньгами уже был у него в руках, а коржун лежал на спине байского иноходца.

– Прощай, Камал! – помахал камчой обрадованный бай, заворачивая коня. – А когда увидишься с Алдаром-Косе, передай ему, что я достиг, чего желал. Пусть позлится, что коржун достался не ему!

Сказал – и скрылся.

А через несколько дней в новой чистой и просторной юрте Камала шёл радостный той. Было теперь чем угостить друзей недавнему бедняку!

Полная юрта набралась гостей, да ещё и подле юрты расстелили для них белые узорчатые кошмы.

Явился на той и Алдар-Косе. Как старшего брата после долгой разлуки, встретил его Камал.

– Как мне тебя благодарить, друг Алдакен? – говорил он со слезами. – Ты спас мне жизнь, ты одарил мою семью счастьем!

– За что меня благодарить, Камал? – улыбался Алдар-Косе. – Тебе в руки попали не мои деньги. А бай хоть и потратился немного на тебя, да что его жалеть: «Сытый конь враз не похудеет». Пускай помнит, дурачина: «Кто накидывается на варево, обжигает рот».

И под громкий хохот Алдар-Косе рассказал гостям Камала, как он одурачил бая.

На другой день вся степь повторяла этот рассказ. Не дошёл он только до бая, что купил «ослиные зёрна». Бай в это время тайком от всех сидел у болота и ждал, когда же наконец из грязи появятся всходы ослов.

Как Алдар-Косе забавлял двух баев-охотников

Погостил Акбай у Карабая, погостил Карабай у Акбая, а потом вздумалось баям-дружкам вместе поохотиться на птицу. Вскинули за спину луки в налучниках, приторочили к сёдлам колчаны и понеслись к дальнему озеру.

Едут и видят: впереди бредёт человек.

Припустили коней. Скачут утро, скачут день и только к вечеру настигли путника. Пригляделись, – а это Алдар.

– Быстро же ты ходишь. Алдар-Косе.

– Богачам прилична степенность, беднякам – поворотливость. Кто быстро ходит, больше пройдёт; у кого длиннее дорога, у того дольше жизнь.

– Новости есть? – спрашивают охотники.

– Новости есть.

– Какие? Рассказывай!

– Один славный батыр одной стрелой ранил кулана в копыто и в ухо.

Баи неодобрительно покачали головами.

– Всё выдумываешь, Алдар-Косе! Нельзя одной стрелой ранить зверя и в ухо и в копыто.

– А вот, оказывается, можно. Когда батыр пустил стрелу, кулан задней ногой чесал себе правое ухо.

– Ну, если так, – смутились охотники, – то ты, пожалуй, прав… Ещё новости есть?

– Есть. Тот же славный батыр сбил, говорят, стрелой звезду с неба.

– Кто поверит такой новости, Алдар-Косе?

– Коли сомневаетесь, дождитесь ночи и пересчитайте все звёзды. Хоть десять раз пересчитывайте – одной не досчитаетесь.

У кого хватит слов переговорить Алдакена? Иному дай жердь, и он не выстрогает из неё мурындык, а этот ловкач, если захочет, войлочный кол без колотушки загонит в землю.

– А сам-то ты, Алдар-Косе, умеешь стрелять? – спросили охотники.

– Острая стрела поражает одного, острое слово – тысячи, – ответил Алдакен.

– Ладно, острослов, оставайся с нами. Мы будем стрелять птиц, а твоё дело – забавлять и веселить нас. Согласен?

– Согласен.

Поставили шалаш, развели костёр, легли спать.

На другой день принесли с охоты Акбай с Карабаем пеликана. С тучного барана птица! Недаром её называют «берказан» – «полный котёл».

– Как будем делить пеликана? – спрашивают. – Дай совет, Алдар-Косе.

– Извольте! Ведь моё дело забавлять вас, верно? Забавным будет и мой совет. Пусть пеликан достанется тому из нас, кто до первой звезды не проронит ни слова.

– Ох, и затейник ты, Алдакен. Ну, будь по-твоему.

Уселись все трое перед костром и затихли, молчат, точно им рты набили песком. Вот уже день клонится к вечеру, а никто даже не шевельнул губами. Тогда Алдар-Косе берёт молча пеликана и начинает его ощипывать. Ощипал, выпотрошил, опустил птицу в казан и подвесил над костром.

Акбай с Карабаем смотрят на всё это в недоумении – и ни звука: ведь до первой звезды ещё далеко.

Когда пеликан сварился, Алдар-Косе подсел к казану и давай, ничего не говоря, налегать на мясо.

Акбай с Карабаем глядят ему в рот так, будто хотят выстрелить глазами, но тоже молчат. И только когда Алдакен обсосал последнюю косточку, они разом вскинулись:

– Ты что же, безобразник, делаешь? Это же разбой!

А Алдар-Косе облизал пальцы и говорит:

– Что разорались? Разве я нарушил уговор? Было условие: кто промолчит до звезды, тому и пеликан. Но вы первыми подняли галдёж. Стало быть, как ни примеряй, пеликан мой. А раз он мой, я им и поужинал в своё удовольствие.

Почесали охотники бороды, да и улеглись спать натощак.

На другой день подстрелили Акбай и Карабай двух жирных гусей и маленького куличка.

– Как разделим добычу? – спрашивают.

У Алдакена ответ на языке:

– Почтенные Акбай-ага и Карабай-ага, вас двое, а я, несчастный, один. Гусей тоже двое, а куличок один. Возьмите же себе куличка, а мне отдайте гусей. Тогда вас будет трое и нас трое.

– Э-э-э, обманщик, – насторожились баи, – погоди: разве может кулик сравниться с гусями?

– Что вы, что вы, мои милостивцы! – замахал руками Алдакен. – У меня и в мыслях не было сравнивать тощего куличка с разъевшимися гусями. Так ведь никому не придёт в голову равнять и безвестного сироту Алдара-Косе с вами, высокородные баи. Потому-то я и предлагаю вам вместо себя куличка, а себе вместо вас беру гусей.

Глядят охотники друг на друга, и на Алдара, и на битую дичь – и уже ничего понять не могут. Совсем задурил им головы безбородый. И принялись они со вздохами за куличка.

А Алдакен ел-ел да ещё и в мешок припрятал гусятину.

Назавтра убили охотники лебедя. Снова задача: как его делить? Птица одна, едоков трое.

– Вот что я придумал, – предложил Алдар-Косе. – Положим лебедя в казан, пусть себе варится, а сами покамест поспим у костра. И кому приснится самый лучший сон, тот и разделит лебедя по своему усмотрению.

Легли. Алдар-Косе как растянулся, так и захрапел. А те двое и не собираются спать. «Храпи, храпи, Алдакен! Пока ты храпишь, мы себе такие сны насочиняем, каких не видел ещё ни умный, ни дурак». До полуночи проворочались баи с боку на бок, принюхиваясь к запаху дичины. А потом и сами уснули, да так, что и утро проспали.

Проснулись охотники – солнце высоко, Алдар-Косе сидит в сторонке, что-то напевает, угли под казаном чуть тлеют.

Стали рассказывать сны.

Начал по старшинству Акбай:

– Привиделся мне удивительный сон, будто я не я, а сказочный конь – тулпар. На спине у меня могучие крылья, на ногах – серебряные копыта, по хребту вьётся золотая грива. Вдруг явился передо мной неведомый батыр, накинул на меня драгоценную сбрую и вскочил мне на спину. Тряхнул я гривой, ударил копытами, взмахнул крыльями и взлетел на небо…

Карабай сказал:

– Твой сон, Акбай, и вправду удивительный, но он только начало моего сна. Ведь тот батыр, что взлетел на тебе в небо, был я. Очутившись на небе, я не испугался, не растерялся. Скачу всё дальше и дальше – впереди солнце, позади луна, под ногами звёзды, а над головой носятся райские гурии и указывают мне путь к престолу аллаха…

– Ах, – подал голос и Алдар-Косе, – хороши ваши сны, баи мои, до чего ж хороши! Сколько ни думай, не скажешь, чей лучше. А мне и рассказывать нечего. Ведь я видел во сне всё то же, что и вы: и как почтенный Акбай превратился в тулпара, и как почтенный Карабай стал батыром. А когда дошло дело до того, что оба вы вознеслись на небо, заплакал я горько, и говорю сам себе: «Не вернутся теперь мои кормильцы назад, покинули они сироту Алдакена. И лебедь уж больше им не нужен. У престола аллаха небось получше еда. Но не пропадать же напрасно и земной пище…» Взял я да и съел с горя лебедя на помин душ ваших…

– Во сне съел или наяву? Отвечай, проныра! – вскричали Акбай с Карабаем и, стукнувшись лбами, наклонились над казаном. А в казане лишь лебяжьи косточки плавают.

Напустились баи на Алдара-Косе:

– Хватит с нас твоих шуток. Проваливай!

– Ну что ж, – сказал Алдакен, – пойду себе дальше. Для бездомного везде приют. Но как найти такое место, где бы шутки умных не злили дураков?

И он исчез в камышовых зарослях.

Почему Алдар-Косе был безбородым

Раз во время тоя кто-то спросил у Алдара-Косе:

– Эй, Алдакен! Отчего у тебя не растёт борода?

И Алдар-Косе, словно он только и ждал такого вопроса, невозмутимо ответил:

– Незадолго до того, как мне явиться на свет, мои добрые родители затеяли спор, кого им пошлёт судьба – мальчика или девочку. Отец уверял: «Сын будет!» Мать твердила: «Нет, дочка!» А надо вам сказать, ещё до рождения я горячо любил и почитал своих родителей. И вот, чтобы угодить отцу, я родился мальчишкой, а чтобы не огорчить мать, навсегда остался безусым и безбородым. Жизнь, друзья, часто ставит нас в затруднительное положение, но никогда не следует теряться: уж если попал в пастухи, умей найти пастбище!

Все засмеялись, а Алдар-Косе ещё подкинул хвороста в огонь.

– Да и какой прок, посудите сами, в усах и бороде? Захочешь плюнуть вверх, а там усы. Захочешь плюнуть вниз, а там борода. То ли дело я: поплёвывай себе, как вздумается, и никакой помехи. Разве это не выгода? Но главная выгода в другом. Кого, скажите, не старят годы да невзгоды? А вот надо мной так ни горе, ни время не властно. О том и пословица сложена: «Могучий нар не знает усталости, безбородый не ведает старости». Вечная молодость, что ни толкуй, всё же ценнее бороды. Верно я говорю?

– Да, уж ты скажешь, Алдакен! – загудели весёлые голоса. – Пей кумыс, говорун, пей на здоровье! И пусть на твоих дорогах почаще встречаются такие люди, у которых мало ума, да много денег.

Как Алдар-Косе приходил к бию за советом

Был этот бий таков: придёт к нему виновный, да с дорогим подарком, – уйдёт приплясывая, придёт правый, да. с пустыми руками, – уйдёт в слезах. Потому-то и прославляли его баи за мудрость, да зато бедняки проклинали на все лады.

«Постой-ка, обдирала, – грозит про себя бию Алдар-Косе, – хоть у тебя и длинная борода, а придётся мне, безбородому, поучить тебя уму-разуму».

И вот он уже слезает с коня у юрты бия.

Кто бы узнал Алдакена! Халат на нём такой, что, пожалуй, и хан не погнушался бы надеть: как утренняя заря, сияет атлас, как цветущий луг, пестреют узоры. Но ещё издавна известно: нарядится богатей – его поздравят с обновой, а нарядится бедняк – станут выпытывать: «Где украл?»

– Ай-пырымай! Какой халат! – раскинул руки бий, увидев Алдара. – Ты у кого это стянул его, мошенник? Не тебе бы владеть такой вещью, не по посудине черпак. Носить бы его какому-нибудь уважаемому человеку, вроде меня, да и то не всякий день, а по большим праздникам…

Алдар-Косе, ни слова не говоря, стаскивает с себя халат и накидывает на плечи бия.

Бий сразу растаял, заулыбался и второпях стал напяливать халат, никак не попадая в рукава.

– Ай, да халат! Вот так халат! – вертелся он на одном месте и всё оглядывал себя то с одного, то с другого бока. – Ну и уважил ты меня, дорогой Алдар-Косе! Вижу теперь, напрасно говорили мне про тебя дурное… Может, и вправду насолил ты какому-нибудь дуралею, так пусть пеняет на себя: не разевай рот – не проглотишь муху.

И, напустив по привычке на себя важность, бий уселся, покряхтывая, на мягкие подушки.

– С каким делом явился, сынок? – спросил он ласково, не переставая поглаживать полы халата.

– Приехал к вашей милости за советом, да не знаю, с чего начать…

– Говори, не стесняйся, – подбодрил бий. – Пришёл, как говорится, просить молока, так не прячь за спиной чашку… Атласный халат согревает мне сердце, так что, каково бы ни было твоё дело, заранее скажу – оно будет решено в твою пользу.

– Ой, спасибо, ой, спасибо! – кланялся Алдакен. – Ну, раз вы так добры ко мне, премудрый бий, то расскажу вам всё по совести. Был у меня раб. Недёшево он мне достался, но до чего же я его полюбил, как же к нему привязался! Птица меньше бережёт птенца, чем я его берёг. Не он моим – я был его слугой. Я, бывало, тружусь, а он отдыхает, я мечусь в заботах по степи, а он полёживает себе дома. Пылинка сядет на него – сдую, росинка падёт на него – обсушу. Кое-когда случалось выходить нам вместе на люди, так представьте, я иду, а его на себе несу. И что же?

– И что же? – с любопытством вытянул шею бий.

– А то, что сегодня лишился я своего раба, – печально проговорил Алдар.

– Как же это произошло?

– Произошло это так. Как раз сегодня натолкнулись мы с ним на одного старого лихоимца. Увидел этот корыстный человек моего раба и позарился на него. Принялся прямо при мне его расхваливать, меня хулить, а себя возвышать, да и – мог ли я это ожидать? – переманил негодяя к себе. Ушёл от меня мой раб, сбежал, неблагодарный, на глазах у меня к другому хозяину. Как же мне теперь быть? Посоветуйте.

– Как быть? – с усмешкой поднял брови бий. – А очень просто. Разыщи немедленно своего раба, тут же выпори без пощады камчой и тащи его за шиворот к себе в юрту. Пусть знает телёнок свою матку!

– Да продлятся ваши дни, премудрый бий! Золотая у вас голова! И никогда ещё вы не выносили решения справедливее этого. Спешу исполнить ваш приговор. Ведь виновного не нужно далеко искать. Он рядом. Надеясь на вашу сообразительность, я назвал рабом не человека, а вещь – свой халат. Это на халат я жаловался вам, благородный бий. Я ли ни дорожил им, я ли его ни берёг, а стоило вам сказать всего несколько слов, как он очутился у вас на плечах… Но ответит он мне за своё вероломство!

И Алдакен вытаскивает из-за голенища камчу.

Бий в мгновение смекнул, в какую сторону поворачивает ветер, и бросился было наутёк, но Алдар так полоснул его по спине камчой, что он подпрыгнул под самый шанырак и заверещал на всю округу:

– Спасите! Убивают!

– Что воешь, бий, как шакал? Что скачешь, как горный козёл? – орудуя камчой, говорил Алдар-Косе. – Не тебя наказываю, халат свой наказываю по твоему же приговору!

– Пусть твой халат превратится на тебе в змеиную шкуру, лиходей! – прокричал бий и, высвободившись из халата, шмыгнул за сундук, да там и притаился.

Алдар сунул камчу за голенище, ухватил халат за ворот и, будто бы исполняя приговор бия, потащил его за собой к выходу. У самой двери он обернулся к сундуку и сказал:

– Не обижайся, бий, если муха попала в твой рот. Мне хотелось только напомнить тебе, что, когда бьют по халату, больно бывает человеку. Понял ли ты меня?

Говорили потом, что бий понял Алдакена и с того дня стал судить людей и разбирать их тяжбы по правде и по справедливости.

Как Алдар-Косе смирил буяна

Весь свой аул, всю округу держал в страхе этот бай, грубиян и забияка. Силы у него было, как у нара, а жалости к людям меньше, чем у дикого зверя. Ни старому, ни малому проходу не давал: того толкнёт, того прибьёт, того изувечит. И не находилось смельчака, чтобы утихомирить буяна. Одно оставалось: искать управы на него у хана. Но кто же не знает, что между двумя верблюдами погибает муха. Бывает, бухнешься в ноги сильному, да и расшибёшь себе лоб. Недаром говорится: пошла комолая коза ко льву просить рога, а вернулась без ушей.

Вот и сходили с рук богатому верзиле все его выходки. А дружки-богатеи ещё его и подзадоривали. Из одного с ним были табуна.

Прослышал однажды вояка-бай, что неподалёку у пастухов гостит Алдар-Косе, и размахался руками:

– Да как он, безбородый паршивец, посмел приблизиться к моим кочевьям! До чего обнаглел! Дай ему потачку, так он завтра запустит лапу в мой карман… Только не бывать этому! Седлайте коня! Еду за Алдаром-Косе. Вместе со шкурой сдеру с него штаны и рубаху! Голого пригоню всем напоказ! Как ощипанного филина, пущу скакать по степи ^[12]!

Подвели слуги баю коня. Свистнула камча – и бай умчался.

Идёт время, а в ауле не расходится толпа, ждут люди, чем кончится дело. Бедняки, пригорюнившись, вздыхают: жаль им весельчака Алдакена. А байские подголоски злорадствуют:

– Пропал безбородый! Считай, готова ему могила!

Той порой бай уже доскакал до пастушьего стана.

– Где Алдар-Косе?

– Был, да ушёл.

– Куда ушёл?

– А кто его знает. Разве перепёлка выбирает дорогу? Где идёт, там поёт…

– Догоню мерзавца! – заскрипел зубами бай. – Не схоронится и под землёй. Всё равно заставлю его плясать нагишом среди степи!

И поскакал дальше.

Вот перед ним река. А на берегу сидит сгорбленная старушонка, прядёт пряжу. И вокруг ни души.

– Эй, старая хрычовка! – крикнул с коня бай. – Не проходил ли тут недавно безбородый человек?

Старуха закашлялась, закряхтела и, тряся головой, прошепелявила:

– Глуховата я, птенец мой, ох, глуховата, не слышу, что говоришь. Сойди, родной, с коня, повтори свои слова погромче мне на ухо.

Бай в досаде спрыгнул с седла, приблизился к старухе и, нагнувшись, заорал:

– Не проходил ли, спрашиваю, тут!.. – и не договорил.

Старуха с невероятным проворством сшибла его с ног и накинула ему на голову свой жаулык. В тот же миг перепуганный бай услышал раскатистый смех, топот коня и плеск воды.

– На помощь! – завопил бай. – Меня душит албасты!

Дрожащими руками он наконец стянул с головы тряпку, но лучше бы ему не видеть того, что он увидел!

Драгоценный его скакун стоял на другом берегу, а на нём, чуть держась в седле от хохота, сидел… Алдар-Косе.

– Вот, батыр мой, и осилил я тебя без боя. Признаёшь ли мою победу? – покатывается Алдар-Косе.

– Признаю, – мычит «батыр», багровея от ярости. – Верни только коня, Алдар-Косе.

– Конь твой мне не нужен. Перебирайся вплавь или вброд, как знаешь, на эту сторону и забирай коня.

Что было делать баю? Разулся он, разделся донага и полез, бедняга, в мутную речку. Вдоволь нахлебался воды, пока выбрался на отмель.

А Алдар, дождавшись, когда он ступит на берег, взвизгнул, как джинн, и, вздёрнув коня на дыбы, снова кинулся в воду.

Брызги окатили и ослепили бая, а когда он протёр глаза, то так и уселся на песок от отчаяния: Алдар-Косе, перемахнув реку, спешился, не торопясь подобрал его одежду, связал её в узел и, помахав на прощанье с седла рукой, пропал в степном мареве…

Было всё это утром, а за полдень конь бая, весь взмыленный, без седока, с одеждой хозяина, притороченной к седлу, влетел, храпя, в аул. Поднялась тревога. Дружки бая, вооружившись кто чем, помчались на поиски своего пропавшего предводителя. Вскоре они заметили в степи человека. Голый и босой, ковылял он в сторону аула, то и дело подскакивая на колючках. По росту и дородности всадники ещё издали узнали приятеля. Окружили его, закидали вопросами:

– Что случилось? Кто тебя так опозорил? Неужели Алдар-Косе?

Но бай, потупясь в землю, молчал.

С того дня точно подменили задиру-бая. Стал кроток, как ягнёнок, мягок, как войлок. А если ему иногда приходила охота по-прежнему покуражиться над людьми, то достаточно было сказать только: «Алдар-Косе», и он сразу съёживался и притихал.

Как Алдар-Косе заступился за песню

Наигрывая на домбре и беззаботно распевая, ни шагом ни рысью подъезжал Алдар-Косе к большому аулу. Выбежали к нему навстречу люди, замахали руками:

– Замолчи, Алдакен, замолчи! В нашем ауле петь нельзя.

– Нельзя петь? – приподнялся в седле Алдар. Это почему же? Печально жилище без хозяина, ещё печальней поселение без песни. Или у вас какое несчастье?

– Сущее несчастье, дорогой, – хуже чёрной оспы… Поселился в нашем ауле мулла. Скоро год, как приехал, а убираться, по всему видно, не собирается. Есть тут один богомол, ходжа Юсуп, у него-то и гостит мулла. Гостит у Юсупа, а жрёт-пьёт всё наше: скоро вконец разорит аул. Сидят два бездельника по целым дням над кораном и нас заставляют молиться да поститься. Запретили нам петь, запретили шутить и смеяться. Живём, как в мечети: ни ребятишкам поиграть, ни молодёжи позабавиться, ни старикам порадоваться на детей. Не то что за песню, за улыбку мулла грозит карой пророка и вечными муками…

– Плохо живёте, – потемнел Алдар-Косе. – Нет на свете лютее злодейства, как заткнуть рот песне. А что вы скажете, если я попробую выпроводить муллу из аула?

– Халва тебе в рот, сто лет тебе жизни за такие слова, джигит! Выдворишь муллу – возвратишь нам свет и радость.

– Тогда покажите-ка мне, где остановился мулла.

Подъезжая к юрте ходжи Юсупа, Алдакен откашлялся, набрал воздуху и завел гнусавым голоском:

– Во имя аллаха единого, всесильного, всемилостивого, всеблагого, всеведающего, господина миров, промыслителя, властного на всякую вещь, предвечного, премудрого, преславного, преблагосклонного, совершеннейшего…

Из юрты вывалился приземистый человек в чалме, неуклюжий, как сундук, и сердито спросил:

– Что тебе надо, приезжий?

– Позвольте узнать, – стал кланяться Алдар-Косе, – не вы ли благочестивый ходжа Юсуп, украшение правоверных?

– Да, это я, – несколько мягче ответила чалма.

– А не у вас ли, благочестивый ходжа, гостит преподобный мулла, вернейший из служителей пророка?

– У меня гостит. Зачем он тебе?

– Благодарение аллаху, – закатил глаза Алдар-Косе, – что я отыскал, наконец, достопочтенного муллу! Я привёз святому отцу подарок, – громко, чтобы слышно было в юрте, продолжал он, – отличный подарок, какого он ещё ни от кого не получал. Прошу, ваша милость, передайте ему вот это…