Текст книги "Десять вечеров. Японские народные сказки"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

ЗЕМЛЯНИКА ПОД СНЕГОМ

Жила в одной деревне женщина. И было у нее две дочери: старшая о-Тиё – не родная, а младшая о-Хана́ – собственное детище.

Мачеха одевала родную дочку в нарядные платья, а падчерицу в лохмотья. На долю дочери доставались ласки да баловство, а на долю падчерицы колотушки и трудная работа. Она и воду носила, она и стирала, и обед варила.

Но мачеха все равно ненавидела о-Тиё лютой ненавистью, только и мечтала, как бы сжить ее со свету.

Вот однажды в холодный зимний день мачеха и о-Хана́ грелись у очага. Разморилась о-Хана от жары и говорит:

– Ох, как мне жарко стало! Сейчас бы съела чего-нибудь холодненького.

– Хочешь немного снежку?

– Снег ведь невкусный, а я хочу чего-нибудь холодного да вкусного.

Задумалась о-Хана и вдруг как хлопнет в ладоши:

– Земляники, хочу земляники. Красных спелых ягодок хочу.

О-Хана была упряма. Уж если что ей в голову взбредет, никогда не отступится. Подняла она громкий плач:

– Мама, дай земляники. Мама, дай земляники.

Не смогла ее мачеха утихомирить и вот что придумала.

– О-Тиё, о-Тиё, поди-ка сюда,– позвала она падчерицу.

О-Тиё как раз стирала белье на заднем дворе. Бежит она на зов мачехи, на ходу мокрые руки вытирает.

– Эй ты, ступай-ка в горы и набери вот в эту корзинку спелой земляники. Слышишь? А пока не наберешь полной корзинки, не смей домой и глаз показать. Поняла?

– Но, матушка, разве растет земляника в середине зимы?

– Растет, не растет, а ты одно помни: придешь с пустыми руками, домой не пущу.

Вытолкнула мачеха о-Тиё из дому и дверь за ней крепко-накрепко заперла.

Обула о-Тиё соломенные сандалии на босу ногу, а куда идти, не знает. Зимой в горах земляника не растет. Но и с мачехой не поспоришь. Постояла-постояла о-Тиё на дворе, взяла корзинку и пошла в горы.

В горах было тихо-тихо. Снег валился хлопьями. Высокие деревья под снегом казались еще выше.

Ищет о-Тиё землянику в глубоком снегу, а сама думает: «Верно, мачехе надоело, что я на свете живу, оттого и послала меня сюда на погибель. Лучше мне здесь замерзнуть. Может, тогда я свижусь со своей родной матушкой».

Полились у девочки слезы, бредет она, сама не зная куда, не разбирая дороги. То взберется, спотыкаясь и падая, на гору, то скатится в долину. Наконец, от усталости да холода свалилась она совсем. А снег все шел, все шел и скоро намел над ней белый холмик.

Вдруг кто-то окликнул о-Тиё по имени. Приоткрыла она глаза. Видит: наклонился над ней старый дед с белой бородой.

– Скажи, о-Тиё, зачем ты пришла сюда в такой холод?

– Матушка велела мне набрать спелой земляники,– ответила девочка, еле шевеля ледяными губами.– А не то велела и домой не приходить.

– Да разве не знает она, что зимой земляника не растет? Но не печалься, идем со мной.

Поднялась о-Тиё с земли. И стало ей вдруг тепло и усталости как не бывало.

Шагает старик по снегу легко-легко, о-Тиё за ним бежит, и вот диво! Стелется перед ней снег, словно крепкая хорошая дорога.

– Вон там спелая земляника,– говорит старик.– Собери, сколько надо, и ступай домой.

Поглядела о-Тиё туда, куда он указывал, и глазам своим не верит. Растет в снегу крупная красная земляника. Вся поляна ягодами усыпана.

– Ой, земляника! – только и могла сказать о-Тиё.

Вдруг смотрит она: старик куда-то пропал, стоят кругом одни деревья.

– Так вот он кто! Бог-хранитель этой горы! Вот кто спас меня!

Сложила о-Тиё молитвенно руки и низко поклонилась. Потом набрала полную корзину земляники и побежала домой.

– Как, ты и впрямь нашла землянику? – ахнула мачеха. Думала она, что ненавистной падчерицы уже в живых нет.

Обрадовалась о-Хана, села у самого очага и давай класть ягоду за ягодой в рот, приговаривая:

– Ах, вкусно! Во рту тает!

– Ну-ка, ну-ка, и мне дай!

Попробовала мачеха и языком причмокнула. А падчерице ни одной ягодки не дали.

О-Тиё и не подумала обижаться, не привыкла она к лакомствам. Сморил ее сон. Прикорнула она у очага и дремлет.

Вдруг мачеха подбежала к ней, громко топая ногами, и закричала в самое ухо:

– О-Тиё, о-Тиё!

Встряхнула она девочку за плечо.

– Эй ты, слушай, о-Хана не хочет больше красных ягод, хочет лиловых, ступай живо в горы, собери лиловой земляники.

Испугалась о-Тиё.

– Но, матушка, ведь уже ночь на дворе, а лиловой земляники поди и на свете нет. Не гони меня в горы, матушка.

– Что ты говоришь такое? Ты ведь старшая сестра, должна все давать своей младшей сестренке, что та ни попросит. Нашла же ты красные ягоды, найдешь и лиловые. А не то и домой не приходи!

Вытолкнула она падчерицу из дому без всякой жалости и дверь за ней со стуком захлопнула.

Побрела о-Тиё в горы. Сделает один шаг, остановится, сделает другой, остановится и заплачет-заплачет. А в горах напало много свежего снега. Уж не во сне ли собирала она здесь свежую землянику?

А кругом все темней становилось. Вдруг где-то волки завыли. Задрожала всем телом о-Тиё, ухватилась за дерево.

– О-Тиё! – послышался вдруг тихий зов, и откуда ни возьмись появился перед ней знакомый дед с белой бородой.

– Ну что, о-Тиё, понравилась твоей матушке красная земляника? Вкусная была? – ласково спросил ее старик.

Поглядела ему в лицо о-Тиё и вдруг заплакала в голос, так ей горько стало:

– Матушка велела на этот раз принести лиловой земляники.

Покраснел старик от гнева, глаза у него сверкнули страшным блеском.

– Пожалел я тебя, оттого и послал ей красных ягод, а эта злодейка вон что придумала! Ну, хорошо же, я проучу ее! Ступай за мной!

Старик пошел вперед большими шагами. Быстро, как ветер, спустился он на дно глубокой долины, а девочка за ним бежит, еле поспевает.

– Смотри, о-Тиё, вот лиловая земляника!

Взглянула о-Тиё и глазам не верит! Весь снег вокруг светится лиловыми огоньками. Повсюду рассыпана крупная, красивая, налитая соком лиловая земляника.

Боязливо сорвала о-Тиё одну-две ягодки. Даже на дне корзины светились ягоды лиловым блеском.

Набрала о-Тиё полную корзину и пустилась со всех ног домой. Тут горы сами собой раздвинулись и в одно мгновенье оказались далеко позади, а перед ней, словно из-под земли, родной дом вырос.

Держит о-Тиё перед собой корзинку обеими руками, будто что-то страшное, и громко зовет:

– Отвори, матушка, я нашла лиловую землянику.

– Как! Лиловую землянику! – ахнула мачеха. Думала она, падчерицу волки съели. И что же! О-Тиё не только вернулась живая-здоровая, но и земляники принесла, какой на свете не бывает. Неохотно отперла мачеха дверь, взглянула, и у нее даже голос перехватило! Насилу-то вымолвила:

– Ах, лиловая земляника!

О-Хана давай совать ягоды в рот:

– Ах, вкусно! Язык можно проглотить. Попробуй, мама, скорее; таких вкусных ягод, верно, даже боги не едят.

И давай набивать себе рот.

О-Тиё начала было отговаривать сестру с мачехой:

– Матушка, сестрица, уж слишком эти ягоды красивы. Так и светятся! Не ешьте их...

Но о-Хана злобно крикнула:

– Наелась, верно, потихоньку в горах до отвала, да мало тебе, хочешь сама все доесть. Нашла дурочек!

Послушала мачеха свою дочку, выгнала падчерицу из комнаты и ни одной ягодки попробовать ей не дала.

Но не успела мачеха и о-Хана доесть ягоды, как сами стали лиловыми-лиловыми и к утру обе умерли.

Со временем вышла о-Тиё замуж, и родились у нее дети. Много собирали они в горах красных, спелых ягод, но в зимнюю пору земляники под снегом никто больше не находил.

ОТЧЕГО В МОРЕ ВОДА СОЛОНА?

В старину, в далекую старину, жили на свете два брата. Старший был богат, а младший беден. Вот как-то раз под Новый год пошел бедный брат к богатому попросить в долг мерку риса.

Ничего не дал ему богатый брат, наговорил много обидных слов и прогнал. Что делать? Побрел младший брат домой ни с чем. Вдруг повстречался ему на горной тропинке старик с белыми, как снег, волосами.

– Куда идешь? – спрашивает у него старик.

– Да вот, сегодня канун Нового года, а у меня в доме даже горсточки риса нет, чтобы поднести в дар богу-подателю новогоднего счастья. Понапрасну только ходил я к своему брату, не дал он мне ничего. Иду домой с пустыми руками.

– Ну, если так, я тебе помогу. Возьми этот ма́ндзю[*]*
  Ма́ндзю – приготовленные на пару пирожки из сладкого теста с бобовой начинкой.


[Закрыть] и ступай к лесной кумирне. Есть за ней пещера. В той пещере карлики живут. Станут они у тебя мандзю просить, будут сулить за него горы золота, но ты не бери. Скажи, что сменяешь мандзю только на ручную мельницу[24]

[Закрыть].

С этими словами дал старик бедному брату маленький пирожок – мандзю.

Пошел бедный брат к лесной кумирне. В самом деле, за ней пещера в горе видна. Суетится возле нее множество крошечных человечков. «Что они там делают?!» – подумал он. Глядит, а они, спотыкаясь и падая, всей гурьбой одну тоненькую камышинку тащат.

– Стойте, я подсоблю,– говорит бедный брат. Взял он камышинку и отнес к пещере. Вдруг у него под ногами словно комар запищал:

– Помогите, разбой! Человека убили!

Удивился бедный брат, глянул себе под ноги. Видит: чуть не задавил он одного карлика. Попал карлик между подставками сандалии, бьется, кричит, зовет на помощь. Нагнулся поскорее бедный брат и осторожно, двумя пальцами вытащил карлика.

А тот пищит:

– Ну и силен же ты, великан! На что я тяжел, а ты меня, как пушинку, поднял.

Тут заметил он в руке у бедного брата пирожок – мандзю и начал просить:

– Дай нам этот пирожок. Мы за него ничего не пожалеем.

Стали карлики носить из пещеры золото. По песчинке, по песчинке целую груду натаскали. Но вспомнил бедный брат, чему его старик учил, и стал отказываться.

– Не возьму я золота, дайте мне взамен ручную мельницу.

Видят карлики, что его не переспоришь, и повели в пещеру. Стоит там в углу ручная мельница с каменными жерновами.

– Эта мельница – самое дорогое наше сокровище! – говорят карлики.– Жалко нам с ней расставаться, но уж очень нам твой пирожок понравился. Бери мельницу, так и быть! Покрути жернов вправо, намелет она тебе все, что только пожелаешь. Покрути влево, перестанет мельница молоть. Не забудь же, влево покрути, а то она вовек не остановится.

Понес бедный брат мельницу домой. А дома жена его заждалась. Не успел он показаться на пороге, как жена закричала:

– Ну что, достал хоть немного рису?

– Не спрашивай ни о чем,– отвечает,– а стели скорее на пол циновку.

Бросила жена на пол циновку. Поставил на нее бедный брат ручную мельницу и повернул жернов вправо, приговаривая:

– Мельница, намели нам рису, мельница, намели нам рису.

И вдруг посыпался на циновку крупный белый рис.

– Мельница, намели нам семги, мельница, намели нам семги.

Тут упало на циновку несколько больших соленых рыбин. Много еще намолола мельница разной вкусной еды. Лишь тогда бедный брат повернул жернов влево, когда уж ничего больше придумать не мог. Остановилась мельница, а муж с женой, радостные, сели ужинать.

На следующее утро говорит он жене:

– Довольно мы с тобой скитались по чужим лачугам. Пора нам и пожить в своем углу, как люди живут.

Велел он мельнице:

– Мельница, намели нам новый хороший дом с просторными кладовыми и большой конюшней, да чтоб стояли в конюшне на привязи семьдесят четыре коня. А потом намели побольше рисовых лепешек и вкусного вина.

Созвал младший брат всех соседей и родственников. То-то они удивились. Последний в деревне бедняк всех на пир созывает. Не обошел он приглашением и старшего брата.

Пришел старший брат, смотрит, глазам не верит. Младший брат только вчера вечером меру риса у него вымаливал. А сейчас он первый богач на селе. «Как это можно за одну ночь так разбогатеть! Откуда что взялось! Жив не буду,– думает,– а узнаю, в чем тут дело».

Пирует с гостями старший брат, а сам зорко так по сторонам поглядывает. Стали гости домой собираться. Захотелось младшему брату оделить их на прощанье подарками. Пошел он потихоньку в другую комнату, где мельница стояла, и стал крутить ее вправо, приговаривая:

– Мельница, мельница, намели мне сластей для всех моих гостей.

А старший брат все в щелку и увидел.

– Ха-ха, теперь-то я узнал, откуда у этого голыша богатство взялось!

Проводили хозяева гостей и улеглись спать. Стало в доме тихо. Тут старший брат прокрался в дом и сунул мельницу в мешок, заодно и разных сластей прихватил с собою. Вышел старший брат на берег моря, а там, по счастью, лодка стоит на приколе. Бросил он в нее мешок и поплыл в открытое море.

«Уплыву я на какой-нибудь далекий остров, пусть чудесная мельница мелет для меня одного,– думает он.– Тогда я стану богаче всех на свете».

Долго плыла по морю лодка. Настало время обеда. Тут старший брат хватился, что в мешке у него сластей много, а лепешка-то всего одна. Поглядел он на нее, поглядел и до смерти захотелось ему солененького.

– Попрошу-ка я у мельницы прежде всего соли. Посолю лепешку.

Повернул он жернов вправо и приказал:

– Эй, мельница, намели мне соли.

Посыпалась соль из мельницы широкой белой струей. И глазом он моргнуть не успел, а дно лодки сплошь солью покрыто. Увяз в ней старший брат по щиколотки. Захотел он остановить мельницу, а мельница все вертится. Не знал старший брат, что надо влево жернов повернуть.

– Эй, мельница, остановись, довольно! Стой, проклятая, стой! – кричит старший брат. Соль ему уже по колено, лодка по края в воду ушла, а мельница все мелет и мелет. Пошла лодка ко дну вместе с мельницей. Утонул с ней и старший брат.

Лежит мельница на дне моря, сыплется из нее соль бесконечной струей. И будет сыпаться до скончания века. Вот почему вода в море такая соленая.

ЭЙ, КРАБ, КОСО́-КОСО́!

Давно, давно, много лет тому назад, жили старик со старухой. Как-то раз отправился старик в горы собирать хворост. Стало дело к полудню подходить. Проголодался он и сел позавтракать на берегу горной речки. Вода в ней прозрачная, чистая. Вдруг видит старик: по дну ползет что-то. Пригляделся он: «Э, да это краб!»

«Смотри ты, пожалуйста, здесь крабы водятся»!

Бросил дед в воду несколько рисинок. Обрадовался краб, стал их ловить и поймал все до одной. А старик смотрит и смеется. С тех пор, бывало, как ни пойдет в горы, все чем-нибудь да покормит краба. Полюбился он старику.

«Возьму его домой,– думает.– Пусть живет у меня».

Принес его старик домой и говорит:

– Старуха, а старуха, смотри, какого я краба принес!

– И правда, хорош! – отвечает старуха.– Ох, верно, и вкусный же он! Откормим его да сварим.

– Скажешь тоже, старая! Я его знаешь как полюбил!

Спрятал дед потихоньку краба в колодец, чтобы старуха о том не проведала. Вернется из лесу и зовет:

– Краб, эй, краб, косо́-косо́! Плыви сюда, это я, старый дед!

Каждый раз, как заслышит краб голос старика, так и выплывет со дна колодца, клешнями шевеля. А старик угощает его чем-нибудь лакомым и приговаривает:

– Краб, дружочек мой, у тебя ведь тоже есть сердце! Слушай же хорошенько, что я тебе велю. Станет тебя звать моя старуха, ты смотри не показывайся ей на глаза. Если выплывешь со дна, съест тебя непременно, так и знай. Только тогда и плыви, как услышишь: «Краб, эй, краб, косо́-косо́, это я, старый дед».

А старуха все не могла успокоиться:

– Где только мой старик такого жирного краба спрятал?

Искала она, искала, не найти нигде.

Вот как-то раз старик, воротившись домой, пошел, как всегда, к колодцу ноги помыть.

Заприметила старуха, что он словно сам с собой разговаривает. «Что бы это могло значить?» – подумала она, подкралась незаметно и слушает. А старик своего краба зовет:

– Краб, эй, краб, косо́-косо́, это я, старый дед, пришел.

Взяла старуху досада.

– Так вот куда дед его запрятал! Ну хорошо же, пусть только уйдет завтра в горы, полакомлюсь на славу.

Не успел на другое утро старик уйти в лес, как старуха побежала к колодцу и кричит:

– Краб, эй, краб, косо́-косо́, это я, старый дед, пришел.

Услышал краб знакомые слова и поднялся со дна колодца. Видит старуха: отъелся он и вырос, стал большим-большим. Схватила его и кинула прямо в кипящую, бурлящую воду: шлеп! Сварился краб, стал красным, как огонь. Полакомилась старуха нежным мясом, а скорлупку бросила на помойку под водосток.

Вернулся старик из лесу и зовет, как обычно, своего любимца-краба:

– Краб, эй, краб, косо́-косо́, это я, старый дед, пришел.

Звал он, звал, но краб из воды так и не показался.

– Отчего бы это? Убежал он, что ли?

Стал дед повсюду искать краба, нет его нигде, да и только! Огорчился старый.

Вдруг откуда ни возьмись – порх – прилетела красивая птичка, села на дерево перед стариком и защебетала:

– Дедушка, дедушка! Вернулся наконец. Мясо краба у старухи в животе, а скорлупку на помойке поищи, пин-яра́, пин-яра́, сян!

«Каких только чудес на свете не бывает!»– подумал старик. Заглянул на помойку под водосток. В самом деле, валяются там скорлупки да клешни. Огорчился старик. Заливаясь слезами, собрал он их и закопал в самом дальнем углу двора, а над могилкой посадил деревце азалии.

Как проснулся на другое утро, так первым делом подумал: «Надо полить саженец водой, не то засохнет». Пошел к деревцу, а оно все усыпано золотыми цветами, так и горит на солнце, так и сверкает. Обрадовался старик:

– Эй, старуха, поди-ка сюда! Съела ты моего краба, не пожалела. А я скорлупку его в землю закопал, деревце на могилке посадил, и расцвело оно золотыми цветами. Надо беречь его, хорошенько поливать.

Но не успел старик уйти в горы, как старуха бегом к деревцу.

– Ладно же, погоди ты у меня! Все цветы оборву, по ветру размечу.

Смотрит, а на азалии уже не золотые цветы, а простые.

– Ты что морочишь меня, надо мной насмехаешься, дрянная хворостина! – рассердилась старуха.– Срублю я тебя под самый корень и сожгу.

Срубила она азалию и сожгла.

Вернулся из леса старик и первым делом спешит на золотые цветы полюбоваться. Смотрит, нет деревца. Удивился он:

– Старуха, а старуха, куда моя азалия пропала?

– А ты зачем такую дрянь на дворе посадил! Только бесила она меня. Не золотые на ней цветы росли, а простые. Вот я ее и спалила, сердце отвела.

Что будешь делать! Спрашивает сквозь слезы старик:

– Скажи хоть, куда пепел дела?

– А где ему быть? В очаге.

Выгреб старик пепел из очага, все-таки, думает, хоть какая-нибудь память осталась. Стал он сыпать пепел на поле. Подул тут ветер, полетел пепел облачком и осыпал ветки деревьев. Стали вдруг распускаться на ветках золотые цветы, засверкали, засияли на солнце.

Прилетела опять птичка и щебечет:

– Дедушка, дедушка, не сыпь здесь, сыпь на дороге, пин-яра́, пин-яра́, сян!

Послушался старик. Смотрит: все деревья по обе стороны проезжей дороги золотыми цветами расцвели, так сверкают, что глазам больно.

Тут как раз едет князь со своей свитой. Увидал он золотые цветы, остановил коня, любуется, глаз не сводит.

– Никогда,– говорит,– не видел я такой красоты!

Одарил князь старика великими дарами. Услышала про это старуха, загорелась от жадности:

– Ладно же, я еще лучше сделаю. Еще больше подарков получу.

Нагребла полное ведро пепла и ждет на обочине дороги, когда князь снова проедет мимо.

Вот показалась длинная вереница людей. Выждала старуха, чтоб сам князь с ней поравнялся, и давай сыпать пепел полными пригоршнями. Но не распустились на деревьях золотые цветы. Полетел пепел по ветру, засыпал князю глаза, набился ему в ноздри, в рот, перепачкал всего с головы до ног. Разгневался князь так, что смотреть страшно было.

Испугалась старуха княжеского гнева, попятилась. Пятилась, пятилась назад – и оборотилась маленьким крабом. Побежал краб и зарылся глубоко в песок на берегу горного ручья.

Вот отчего крабы так пугливы, сразу в песке прячутся.

ПОЧЕМУ У ОСЬМИНОГА НЕТ КОСТЕЙ

В старину, в незапамятную старину, это было.

Супруга Повелителя драконов понесла дитя в своем чреве. То и дело хотелось ей отведать чего-нибудь необыкновенного. Прихотям и выдумкам конца не было. Сегодня одно подай, завтра другое.

Каждый день Повелитель драконов рассылал своих подданных в разные стороны с наказом все добыть, что супруга ни пожелает. Измучились рыбы, осьминоги с ног сбились.

Вот однажды говорит жена морского царя:

– Хочу отведать обезьяньей печени. А не достанете, ничего другого и в рот не возьму.

Как тут быть? В море обезьяны не водятся. На земле обезьян много, что и говорить, да как их поймаешь?

Созвал Повелитель драконов великий совет. Собралось в подводном дворце множество рыб и с большими и с малыми плавниками. Сидят, гадают, ничего придумать не могут. Вдруг плывет, гребя лапами, большая черепаха.

– Э-э, без меня, вижу, вам не обойтись. Я и в воде плаваю, и по земле бегаю. Всюду мне дорога. Пошлите меня, я добуду для вас обезьяну.

Рыбы с радостью согласились:

– Что ж, отлично! Желаем тебе успеха в трудном деле.

Отправилась черепаха выполнять государев наказ. Только подплыла к берегу, как видит: сидит на ветке сосны обезьяна...

– Здравствуй, госпожа обезьяна! Славный сегодня выпал денек. Приятно погреть спину на солнце... А скажи мне, случалось ли тебе побывать когда-нибудь во дворце Повелителя драконов? Я только-только оттуда...

– Нет,– отвечает обезьяна.– Слышать я о нем много слышала, а повидать своими глазами не удалось.

– Да ну? Значит, ты не знаешь, что такое настоящая красота. Во дворце Повелителя драконов круглый год весна. А какие там кушанья подают! Ты таких и не пробовала. Хочешь, я покажу тебе дворец морского царя? Садись ко мне на спину, отвезу.

Спина у черепахи большая, словно лодка. Уселась на нее обезьяна, весело ей плыть, покачиваясь на волнах.

Скоро показался перед ними дворец Повелителя драконов. Правду сказала черепаха! Стоит в нем вечная весна, а сам он так прекрасен, что не описать, весь сияет серебром, и золотом, и жемчугами!

– Изволь обождать здесь немного, госпожа обезьяна! Я сейчас доложу нашему владыке о дорогой гостье.

Ссадила черепаха обезьяну со своей спины перед самыми воротами во дворец и отправилась с докладом к Повелителю драконов.

А на страже у ворот стоял осьминог. Скучно ему было, вот и стал он болтать с обезьяной:

– Госпожа обезьяна, а госпожа обезьяна, ты поди ничего и не знаешь? Наша-то госпожа захотела попробовать твоей печени. Жаль мне тебя, бедную! Отсюда, с морского дна, тебе не убежать.

Услышав это, обезьяна обомлела от страха. Но и виду не подала. Стала ждать черепаху как ни в чем не бывало. Вот появилась черепаха и говорит:

– Ну, госпожа обезьяна, наш повелитель тебе рад. Пойдем, я покажу тебе дворец. Убранство в нем богатое, есть на что посмотреть.

– Ах, черепаха, черепаха! Не знаю, как и сказать тебе... Я такая беспамятная, вечно все забываю. Вот и теперь: выстирала я свою печень и повесила на ветке сосны сушиться. Да вот совсем было из памяти вон... Что, если ее дождь намочит или ворона склюет? Скорей отвези меня назад.

Огорчилась черепаха. Зачем нужна обезьяна без печени? И надо же было такому случиться!

– Правда, вот это беда – так беда! Садись скорее ко мне на спину...

Поплыла черепаха так быстро, как только могла. Достигла она берега и говорит обезьяне:

– Ну, забирай свою печень и вернемся во дворец. Как раз поспеем к вечернему пиру.

Обезьяна бегом взобралась на самую верхнюю ветку сосны. Захлопала она в ладоши от радости и давай смеяться:

– Ну, прощай, черепаха! И проста же ты! Забыла старую поговорку: «Не растут деревья в море, печень не растет на ветке...» Пеняй теперь на себя!

Видит черепаха, пропало дело! Лазать по деревьям она не умеет. Пришлось вернуться к Повелителю драконов с повинной головой.

Стали во дворце думать:

– Как же обезьяна узнала? Кто ей сказал? Не иначе как осьминог проболтался. Он тогда на страже стоял...

Схватили осьминога и стали бить. Так били, что все кости ему в теле измололи.

Нет у болтливого языка костей, и у осьминога тоже нет.