Текст книги "Начальник Тишины"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Глава четырнадцатая.
Вечером

       Придя домой, Влас обнял мать, чмокнул ее в щеку и быстро прошел в свою комнату. Поплотнее прикрыв дверь, он позвонил Владу на мобильный.

       – Алло, слушаю! – раздался зычный голос Влада. По фону было похоже, что он находится на какой-то бирже или вокзале.

       – Влад, это я. Влад, мне деньги нужны.

       – Ты что ль, Влас?

       – Я. Слышишь, что говорю? Большие деньги и быстро!

       – Круто заворачиваешь! Но я рад. Может, и правда к полноценной жизни вернешься. Сколько нужно и когда?

       – Тысяч пять зеленых... Завтра.

       Влад присвистнул:

       – Ну ты, братан, даешь! Это нереально. Я же пока еще не Березовский. А что за дело-то? Деньги вернутся?

       – Дело очень простое. Мне сестру нужно спасти.

       – Какую сестру? У тебя вроде сестры не было, – насторожился Влад.

       – Была. Ее Надеждой звали. Она очень мне помогла: Богу за меня в церкви молилась, хотя я ее перед этим чуть не прикончил. Это мне Сам Гость рассказал. А теперь время пришло долг отдавать, и вот мне другой сестре помочь нужно, спасти ее.

       – Влас, или говори нормально, а не загадки загадывай, или...

       – Ладно. Тебе пока трудно понять. Ну девчонку мне у сутенеров выкупить нужно. Понял?

       – Так бы сразу и сказал, – облегченно вздохнул Влад. – А то я уж испугался, думал, у тебя окончательно на мистике крыша съехала... Девочка из наших старых знакомых?

       – Нет, не из старых.

       – Значит уже познакомиться успел?! Одобряем-с. Твою проблему уразумел. Значит денежки в одну сторону пойдут? Или что... она задним числом отработает что ли?

       – Ничего она не отработает. Она завязать хочет. Я, если смогу, со временем деньги верну.

       – Ой, Влас, какие мы порядочные. Причем тут "верну"? Ты меня что ли не выручал? Я, конечно, не Березовский, но если друг влюбился и "если женщина просит...", – затянул Влад.

       – Поможешь? – оборвал его Влас.

       – Дня через два, не раньше. А сейчас дуй ко мне. Я в офисе. Адрес на визитке. Возьмешь денег на мелкие расходы.

       – Спаси Господи...

       – Опять начинаешь?

       – Жди. Еду.

       На улице стемнело. Москва залилась огнями ночных фонарей и реклам. Из-за этой иллюминации казалось, что звезды над городом кто-то выключил. Они словно исчезли. Было морозно, но не ветрено. Влас в зимней куртке нараспашку, бежал переулками к метро. В голове стучало: "Господи, неужели Ты сотворишь чудо? Неужели удастся? Господи...". Он старался успокоиться и читать привычную ему Иисусову молитву, но это плохо получалось. Все существо Власа было устремлено сейчас на то, чтобы спасти Василису, спасти сестру.

Глава пятнадцатая.
Рукопись "Начальник тишины"
II. Богословие

       * Неведомый Бог познается блаженным неведением, познается безумными Христа ради.

       * Многие Божественные истины являются для нас тайной в этом веке. А потому, хотя стремление к ясности – естественное требование человеческого разума, но разуму необходимо смирить себя перед Божественной тайной, которая в веке грядущем предстанет верующим во всей своей вышеестественной красе. Требование уже сейчас полнейшей ясности является отрицанием веры, которая, по Апостолу, есть уверенность в невидимом.

       * Трудный вопрос: "Что имел в виду Достоевский, когда утверждал, что если бы ему предложили выбор между Христом и истиной, то он все же предпочел бы быть со Христом, нежели с истиной без Христа?".

       Ответ прост: Достоевский глубоко прочувствовал, что истина без Христа перестает быть истиной, даже если внешне не претерпевает перемен. Истина без Христа – это уже лжеистина и лжехристианство, и с такой "истиной" он не желал быть. Только Христос – Живая Истина.

       * Вопрос старцу и его ответ:

       – Много на земле так называемых маленьких правд. Как же узнать, кто прав, кому верить, кто утверждает правду Божию?

       – Кто свят, тот и прав.

       * Истинно-христианское богословие всегда, так или иначе, учит покаянию. Если современное богословие не учит покаянию, то это значит, что оно учит гордыне, то есть является, по сути, антихристианским богословием.

       * Есть такая форма пустословия – "современное богословие".

       * Христос учил светлому богословию. Даже на Кресте он молился о помиловании врагов Своих. Самые мрачные обстоятельства жизни христиан могут и должны быть освещены светом Христовым. В этом ведь великое утешение. Увы, у нас чаще бывает наоборот, даже радостные минуты жизни мы омрачаем ядом сомнения, уныния, подозрительности. Итог сего тот, что окружающий нас нехристианский и лжехристианский мир, перед которым мы тщимся свидетельствовать о Христе, не верит нам. А иногда даже мы сами перестаем верить себе.

       Вооружимся же богословием Света, оно и нас укрепит, и ближних наших утешит, и внешних просветит. Непременно просветит. Вера в это есть важнейший догмат богословия Света.

       Богословие Света – это радостный плач, это светлая печаль по Боге, оживотворенная надеждой.

       * Одна строка Евангелия может освятить целую жизнь.

       * Эстетическое чувство в человеке, чувство прекрасного, – это инструмент Боговедения, естественного созерцания, заключающегося в познании Творца через лицезрение красоты творения.

       * Нам бы нужно от полемического богословия (образа мышления) восходить к паламическому (от имени святителя Паламы Григория – учителя и защитника Иисусовой молитвы). Вместо этого большинство из нас не только не восходит к паламическому богословию, но нисходит к "политическому богословию".

       * Все очень политизировано, все оценивается через призму политико-идеологических установок, земных условных интересов. И мало кто следует Христу.

       Фарисеи и иродиане (иными словами ревнители и соглашатели) враждовали между собой, но и те, и другие были далеки от Христа. А Христос учил, что нужно "Божие воздавать Богу", то есть учил тому, что нужно обращаться к Богу с молитвой, ибо она поистине есть то "Божие", что принадлежит Богу. Вот и нужно молиться, воздавать Божие Богу, а Бог, по милости своей, воздаст молящимся и в сем веке, и в будущем.

       * В центре христианского богословия стоит Христос. В конечном итоге все жития святых, все их творения сливаются в одно бесконечно созидаемое Евангелие (Благовестие), в единое житие и откровение Богочеловека. Поэтому православная традиция не придает абсолютного значения историко-научному подходу в патрологии, агиографии и т. п., и житие святого – это всегда икона, преображенная и обоженная реальность, а не формальный исторический реализм. Не страшно, что есть творения отцов, авторство которых точно не определено, ибо, будучи принятыми Церковью, эти творения уже становятся откровением Богочеловека Иисуса Христа.

       * Истинное богословие – это общение с Живым Богом, упование на Него, радование о Нем, созерцание Его благости, наконец, – это блаженство в Его любви.

       Как жаль, что иные представители "научного богословия" относятся к Богу, как патологоанатомы, хотя они и считают себя верующими, но в душе – бессознательные ницшеанцы, ибо для них "Бог умер". Они подходят к Нему, как врач к мертвецу. Чтобы сделать вскрытие, они хладнокровно режут скальпелем рассудка плоть Божественного откровения. Они пытаются измерить глубину тайн Божиих эхолотами своих страстных сердец. Они расчленяют, разделяют и рассматривают кусочки истины, но не видят Живую Истину и даже не догадываются, что Бог жив и Сам открывает смиренным и чистым сердцем людям тайны Своего Царствия.

Глава шестнадцатая.
На следующий день

       Утром Влас встал ни свет – ни заря. С трудом прочел положенные молитвы. Мысль все время возвращалась к Василисе и к плану ее спасения.

       В конце концов он выплеснул волновавшие его чувства на лист бумаги. Получилось стихотворение, которое он назвал "Сестре".

       До ухода матери на работу Влас не показывался из своей комнаты. Он знал, что если выйдет, она обязательно заметит, что с ним творится что-то неладное. Когда Влас услышал, как за матерью захлопнулась входная дверь, он вышел, умылся и сварил себе кофе. Есть не стал, не хотелось. Потом он еще пробовал молиться, потом слонялся из угла в угол по квартире, потом несколько раз переписывал стихотворение... Потом Влас не выдержал и позвонил мамаше.

       – Да-да, – послышался в трубке знакомый писклявый голос.

       – Мамаша, это Влас. Ну, помнишь, – поэт!

       – Да помню, как же.

       – Я часам к трем подъеду.

       – Молодец, что отзвонился, а то я твою Василиску хотела сегодня вечером в командировку отправить.

       – В какую командировку?

       – По вызову, на дом...

       – Как?! Я же вчера предупредил, что на сегодня она занята. Я же русским языком сказал, что приеду.

       – Понятно, что не французским. Только все вы так говорите, а наутро проспитесь, денег жалко станет и планы сразу изменятся. А у нас работа. Наши рабочие мощности простаивать не должны.

       – Мамаша, – грозно рыкнул Влас, – я же поэт, так что имей ввиду, могу эпитафию тебе сочинить надгробную. Мы, поэты, шуток не любим.

       – Ну и? Конкретнее.

       – Василиса минимум на три дня вперед занята. Я каждый день к ней приходить буду. Ясно?!

       – А чего неясного? Ваши деньги – наши девки. Ты, я вижу, парень не промах, хоть и дурака повалять любишь. Только мой тебе совет, смотри не втюрься в нее. В плохих девочек влюбляться не стоит. Печально кончится. Это я тебе серьезно говорю, по дружбе.

       – Хорошо, ты пока запиши там где-нибудь, что я Василису занял, а насчет твоего совета, мы потом с глазу на глаз поговорим. Не телефонный разговор.

         – Мне все равно. Гуд-бай, мальчик. Приезжа-а-ай, – закокетничала мамаша, вешая трубку.

       ...По дороге Влас зашел в "Обмен валюты" и поменял доллары на рубли. Накануне вечером он получил от Влада сто пятьдесят долларов. Предварительно они подсчитали, что этой суммы Власу будет достаточно, чтобы ежедневно в течение трех-четырех дней платить мамаше за час "отдыха".

       Без пяти три Влас стоял у знакомой железной двери и что было мочи давил на кнопку звонка.

       Мамаша отворила дверь, проворчав:

       – Раззвонился. Пьяный что ль?

       Влас достал из кармана тысячу двести рублей и сунул мамаше.

       – Что, доллары кончились? – с иронией спросила она, пряча деньги в карман блузки.

       – На рубли поменял, – ответил Влас.

       – Значит час... Тогда вперед. Я предупредила. Тебя с нетерпением ждут.

       Пройдя в конец коридора, Влас без стука вошел в комнату Василисы.

       На лице девушки была написана и радость, и настороженность одновременно.

       Когда Влас вошел, у нее вырвалось:

       – Я не надеялась, что ты придешь!

       – Ты надеялась, – возразил Влас, – но ты не верила, а нужно было верить! Потому что сказано: "По вере вашей да будет вам".

       Влас прошел на свое вчерашнее место и опустился на корточки. Василиса села на стул.

        – Василис, а, Василис... – несмело начал Влас. – Ты подумаешь, что я точно сумасшедший, но я тебе стихотворение посвятил.

       – Стихотворение? – растерянно улыбнулась Василиса.

       – Можно прочитаю?

       – Читай.

       Влас набрал воздуха и, стараясь не выдавать волнения (сердце его раскачивалось в груди, как увесистый маятник), стал читать:

              Сестре

              Я не прошу тебя быть со мной,

       я прошу тебя: просто будь.

       Ветер московский пронзает грудь,

       ветер зовет на бой.

       Утром простимся. На дальний путь

       благослови меня.

       Надо же было вчера свернуть

       на свет твоего огня!

       Грустную песню пропела ночь:

       слезы, январь, зола.

       А если земную ночь превозмочь,

       то вырастут два крыла.

       О чем ты молилась?

       О чем я молчал?...

       Мысль возвратилась

       к Началу начал,

       к еловым ветвям

       на твоем окне,

       к вертепу, яслям,

       Вифлеему, звезде...

       Мы потеряли или нашли?

       Зажги лампаду свою.

       Ветры за мною уже пришли,

       но я оживу в бою.

       Я не прошу тебя быть со мной,

       мой конь летит за звездой.

       Тысячу дней и тысячу лет

       не забуду твой теплый свет.

       Не бойся меня, сестра.

       Спасибо, что ты добра.

       Прости, что я сердцем наг.

       Печать на моих устах.

       – Как ты узнал, что я молилась всю ночь? – спросила Василиса, и слеза, словно маленькая бусинка, поблескивая, скатилась по гладкой коже ее щеки.

       – Ты молилась?

       – Да..., всю ночь. Мне так грустно было и так стыдно..., что я такая. То меня мучила мысль, что недостойна я всего того, о чем ты вчера говорил, то мне вообще казалось, что я тебя выдумала. Плакала я...

       – Как же ты молилась?

       – А как тебя Гость научил, а ты меня: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешницу".

       – Только не "грешницу", а "грешную", – ласково поправил Влас и сразу же пожалел об этом, подумав: "Да какая, собственно, разница! Человек от всего сердца со слезами Богу молился, а я со своими поправками лезу. У Милки научился!".

       – Хорошо, я исправлюсь, – кротко согласилась Василиса.

       – Знаешь, что я придумал? – оглянувшись по сторонам, зашептал Влас. – Мы тебя выкупим! Я с вашей мамашей договорюсь. Слава Богу, дружок меня не забыл, поможет. Обещал, что деньги через два дня достанет. А пока я к тебе каждый день приходить буду.

       Василиса смотрела на Власа глазами, расширившимися до величины крупных миндальных орехов:

       – Влас, они могут не согласиться на выкуп.

       – Ты помнишь, о чем мы вчера с тобой говорили? Решись, твердо решись быть с Господом, остальное приложится.

       – Тебя могут обмануть. Такое бывает. Деньги возьмут, а меня не отпустят. Тебя вообще убить могут...

       – Опять ты свое! Я прошу – верь. Решись и верь. Этого с тебя довольно. Обещаешь?

       – Обещаю, – ответила Василиса, и по щеке ее скатилась вторая блестящая бусинка. – Влас, за что мне Господь тебя послал?

       – Нет, Василек. Не меня Он послал, а Сам к тебе пришел. А я только плохой раб, простой исполнитель. А Господь, Он ведь, когда на земле жил, помнишь, к кому приходил? К мытарям и грешникам, ну то есть, по-нашему говоря, к мошенникам всяким, аферистам, бандитам и девчонкам легкого поведения. Ну, в общем, к таким, как мы с тобой, сестренка. Он, конечно, ко всем людям пришел, но только мытари, разбойники да блудницы его больше слушали... Знаешь, почему?

       – Почему?

       – Потому, что кому больше прощено, тот больше любит. А еще потому, что им, разбойникам да блудницам, терять было нечего, надеяться не на что, жалеть не о чем. Впереди тупик. Они реально на жизнь смотрели. Видели всю ее правду страшную. А у других только миражи да миражи перед глазами... Вот и мой товарищ, который, кстати, Бог даст, нам поможет, тоже миражами увлекся. Когда мы с ним лет двенадцать назад из очередной переделки еле живыми ушли, так он мне сам предложил – пойдем в храм, Спасу свечки поставим. Не знал он, конечно, почему так говорит, но сказал ведь. А сейчас? Как только с ним о духовном заговоришь, он бежит, как черт от ладана. Потому и бежит, что стабильность и сытость земную обрел. Место теплое. Кофе с ликером. Камин. Плед клетчатый. У него есть, что терять. А за Христом идти, значит от мира отречься, от всей этой суеты. Вот и боится он даже слушать об этом. Неприятно ему, страшно. Понимаешь?

       – Понимаю. А как его зовут? Я за него молиться буду.

       – Его? Владом. Вообще-то родители при рождении Владленом назвали – это новодел советский – имя в честь Владимира Ленина. А христианского имени он пока что не получил, он не крещеный. Так что молись за него, как за Влада. Так его все зовут. А завтра мы вместе с тобой помолимся. Я, знаешь что? Я "Молитвослов" принесу.

       – Ага. Хорошо будет. Принеси.

       – Помолимся, а потом я к мамаше на разговор пойду. А ночью, если сможешь, продолжай Иисусову молитву творить... Ту, что сегодня читала. Только с покаянием.

       – Ладно, – глубоко вздохнув, зажмурив глаза и блаженно улыбнувшись пообещала Василиса. – Тебе скоро идти.

       – Скоро это "скоро" закончится. Только верь, Василек.

       – Постараюсь. А знаешь, кто ты, Влас? Ты не исполнитель простой, ты... – Василиса помедлила, и щеки ее налились румянцем, как спелые яблоки, – ты воин... воин Христов.

Глава семнадцатая.
Господин Князев

       Когда Влас вернулся домой, мать сообщила, что ему несколько раз звонил какой-то Князев и обещал звонить еще. Действительно, как только Влас уселся на кухне за мамину яичницу с сыром, зазвонил телефон.

       – Это твой Князев, небось, – сказала мать, мотнув головой в сторону телефона. – Поесть спокойно не даст.

       – Да ладно, мам. А может, Влад?

       Влас снял трубку. В трубке раздался довольно приятный, хотя и немного слащавый мужской голос:

       – Добрый вечер, Влас Александрович.

       – Добрый вечер. С кем имею честь говорить?

       – Лично мы пока еще не знакомы, хотя заочно, возможно... Моя фамилия Князев.

       – А имя отчество?

       – Зовите просто Князев. Так, знаете ли, проще.

       – Чем обязан, господин Князев?

       – Дорогой Влас Александрович, нам стало известно, что вы нуждаетесь в срочной помощи, и вот мы готовы вам эту помощь оказать.

       – Простите, кто это мы, можно поинтересоваться?

       – Мы – это Благотворительный Фонд Широкого Профиля "Утренняя звезда". А я, видите ли, – президент Фонда.

       Влас мысленно осудил Влада: "Ну, дает! Сказал бы, что сам помочь не может. А то приплел, не посоветовавшись со мной, какой-то Фонд".

       – Господин Князев, я вам очень благодарен за звонок... Даже не знаю, что сказать.

       – А говорить ничего и не нужно. Вы, Влас Александрович, приезжайте завтра, скажем, часикам к десяти утра по адресу: метро Киевская, улица Красильникова, минут десять по прямой от метро идти, строение семь. Это пристройка такая, знаете ли, к автокомбинату. Как комбинат сам увидите, так около ворот вам нужно будет налево и вверх по железной лестнице. Там площадочка такая, знаете ли, бетонная и сразу же вход в наш офис. Охраннику скажите, что ко мне, по приглашению. Запомнили?

       Влас был взят врасплох и возражать не стал.

       – Повторите, пожалуйста, – попросил он, – я запишу.

       После окончания этого странного разговора, мать умоляюще обратились к сыну:

       – Я очень тебя прошу, Власик, не начинай ничего, а.

       – Мам, да все хорошо. Из Благотворительного Фонда звонили. Мне же благотворительная помощь нужна? Нужна, – улыбаясь ответил сын.

       Мать тяжело вздохнула и ушла в ванную стирать белье.

       Влас крикнул ей в след:

       – Мамуль, а ты не переживай попусту. Лучше помолись за меня. В церковь сходи. Записку о здравии подай...

       – Молюсь, сынок, молюсь, – ответила мать тихо, так что Влас из кухни не мог услышать, и заплакала.

       Влас доел яичницу, выпил чая и решил все-таки позвонить Владу, разобраться. В офисе Влада не оказалось, тогда Влас позвонил на мобильный и застал друга за рулем машины.

       – Говори, старичок, что там у тебя сегодня стряслось? – кричал в трубку Влад. – Только быстро. Я тут на кольцевой. Движение аховое! Совсем сегодня дорогу не чистят, дармоеды. Того и гляди в кого-нибудь въеду.

       – Влад, ты зачем благотворителей приплел? Ну, этого Князева...

       – Не понял!

       – Сейчас мне звонил какой-то Князев. Сказал, что ты просил его мне помочь. То есть, он сказал, что ему известно стало, что я срочно нуждаюсь в помощи...

       – Ну?

       – Ну и он хочет помочь!

       – А при чем тут я?

       – Так я был уверен, что это ты мне его подсунул.

       – Понятия не имею ни о каких благотворителях. Тут что-то не чистое, Влас.

       – Догадываюсь... А что делать? Я уже пообещал завтра приехать к нему в контору к десяти утра.

       – Где контора?

       – На Киевской.

       – О’кей! Позвони моей домработнице, оставь адрес конторы. И если завтра ты мне до одиннадцати утра не отзвонишься, я со своими мальчиками подлечу на Киевскую... Вот сволочь!

       – Что?

       – Да я не тебе. Тут какой-то мерс меня подрезал, сволочь! Ничего не боятся, уже под БМВ лезут. Усек?!

       – Ты меня спрашиваешь?

       – А кого же?

       – Да, все вроде ясно. Спасибо, Влад. Храни тебя Бог.

       – Пошел ты! – беззлобно крикнул на прощание Влад и отключил мобильный.

       "Влад, Влад... Хороший ты парень, – обратился Влас в мыслях к другу, – но мне тебя вытянуть не под силу. Сам должен захотеть".

       Затем мысль Власа вернулась к подозрительному Фонду. "Откуда этот Князев про мое дело знает? – думал он. – Совершенно непонятно. Погоди. Название Фонда что-то напоминает. "Утренняя звезда" – восточное что-то. В японском стиле. А, может быть, так стиральный порошок называется? Фу ты, дурь какая-то в голову лезет. Пойду помолюсь лучше. Да! Нужно же владовой домработнице позвонить...".