Текст книги "Начальник Тишины"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Глава вторая.
Влад
Шел второй год третьего тысячелетия от Рождества Христова. Влас вернулся в Москву. В тот год зима в Москве была снежной. После десяти лет тюремных пейзажей столица показалась Власу слишком роскошной и пресыщенной. Он уже начал было мысленно прощаться с Москвой своей юности и, приближаясь к родному дому на Чистых Прудах, очень боялся и здесь увидеть сияющие огни мира удовольствий и развлечений. Но, выйдя из метро на станции «Чистые Пруды» и нырнув во дворы, Влас облегченно вздохнул. Здесь Москва осталась Москвой. Той самой, которую он любил с детства – Москвой грибоедовской и булгаковской.
Был вечер. Влас медленно шел по снежному пуху. Словно очарованный странник, он любовался московскими дворами и уютными особняками, дремлющими на снежных перинах сугробов, в желтом свете фонарей...
Уже через неделю Власу казалось, что он никогда не уезжал из Москвы. Как будто и не было этих десяти лет заключения. Привычно ворковала на кухне мать в своем плюшевом халате, знакомо посвистывал старый чайник, под которым "синим цветком горел газ".
Почти все время Влас проводил дома. Только поздно вечером он выходил полюбоваться старой Москвой. И с полчаса одиноко побродив по дворам, возвращался.
Нередко Влас бывал в храме Болгарского подворья на Таганке. Он почему-то особенно любил этот храм. Боясь спугнуть мгновение, Влас осторожно шел по скрипучему снегу к храму, вдыхал студеный воздух. Подойдя, истово крестился, входил и окунался в ароматные волны ладана и восковых свеч. Вставал где-нибудь в укромном месте, чтобы не привлекать внимания, и погружался в Иисусову молитву, которой научил его Гость. Душа Власа ликовала. Ему все здесь нравилось: и золотое мерцание свеч, и древние иконы в тяжелых окладах, со светлыми, словно живыми, бликами огоньков, и резные лампады, усыпанные разноцветными каменьями, и приглушенное позвякивание кадила, и уютное, почти домашнее пение хора.
Только к священнику Влас пока подойти не решался. Слишком напуган был в зоне: там разное рассказывали и крепко предупреждали, что нужно искать батюшку "с понятием", а не кидаться к первому встречному.
Так минул месяц. Шла вторая половина января.
Наконец, Влас решился позвонить старому другу Владу и отыскал в ветхой записной книжке номер его телефона.
– Влада Алексеевича нет дома, – ответил Власу незнакомый женский голос. – Перезвоните, пожалуйста, в офис.
– А какой номер? – спросил Влас, подумав: "Ничего себе – Влад Алексеевич! Да еще и офис!".
– Записываете?
– Да.
Влас записал номер телефона и позвонил. Услышав голос друга, он, не представляясь, выдал заранее приготовленную фразу:
– Как думаешь, Влад, мертвые возвращаются?
После небольшой паузы тот ответил:
– Еще как возвращаются. Вам кого?
– Это я – Влас.
– Влас? Вла-а-ас! Это невозможно! – радостно кричал Влад. – Хочу тебя видеть. Немедленно!
– Приезжай, я дома.
– Жди. Скоро буду.
"Скоро" Влад не приехал. Зато, позвонив поздно вечером, объяснил, что у него "масса дел по бизнесу", но как только вырвется, так сразу же приедет. Власа несколько обескуражил этот звонок, ведь по старым меркам Влад должен был незамедлительно приехать. Но что оставалось делать? Только ждать. И Влас ждал.
Влад приехал через неделю. С его появлением квартира наполнилась запахами французского одеколона, фирменных сигарет, кофе, орехового ликера, балыка, свежих фруктов, шоколадных конфет и еще всякой всячины, которой пахло как от самого Влада, так и из двух огромных пакетов, принесенных в качестве "маленького презента".
Друзья устроились на кухне за чаем со всякой всячиной, перекочевавшей из пакетов на стол. Только от ликера и сигарет Влас отказался.
– Нет настроения, – пояснил он.
Влад удивился, но в душу лезть не стал.
После взаимных воспоминаний Влад поинтересовался:
– Чем думаешь заниматься?
– Не знаю, – ответил Влас, покачивая головой.
– Иди ко мне. Только, старик, смотри, теперь времена изменились. Шальная молодость прошла. До двух часов дня спать тебе не придется. Я и сам больше не испытываю жизнь на прочность. Бизнес требует постоянства и полной самоотдачи, зато и бабки хорошие, а главное... чистые!
– А что делаешь? – спросил Влас отрешенно, как будто интересовался этим только из уважения к другу.
– У меня турагенство "Софокл", – торжественно, с видом победителя объявил Влад. – Оформление виз, продажа билетов, организация туров. Это тебе, брат, не хухры-мухры, не мечты молодости! Это работа с людьми. Клиент – наш бог. Мы ему служим, а он нас кормит. Веришь, старик, по двенадцать часов в день вкалываю. И это я-то! Вечером в кровать упаду, а у меня в голове визы, билеты, туры... – Влад помолчал. – Честно говоря, осточертело все это. Суета. Но деньги-то делать надо.
– А почему твое турагенство "Софоклом" называется?
– "Софоклом"? Почему "Софоклом"? – Влад поморщил лоб, как плохой ученик на экзамене. – Ты у следаков так допрашивать научился? Между прочим, до тебя никто не спрашивал. "Софокл", потому что "Софокл"!
– Ясно. Слушай, а кто у тебя дома трубку снял? Жена что ли?
– Да нет, это моя домработница, – Влад двусмысленно улыбнулся, – хотя временно исполняет и некоторые обязанности жены. Но женитьба – дело серьезное. Мне еще нужно покрепче на ноги встать, да и возраст еще позволяет. Годам к сорока женюсь. Не раньше... Ну, это ладно. Ты лучше скажи, пойдешь ко мне коммерческим агентом?
Влас задумался и через минуту тихо, но твердо ответил:
– Нет, не пойду.
– Почему? – Влад даже приподнялся от удивления.
– Не вижу я смысла в такой работе. Я думаю, что делать нужно только то, что искренне любишь, за что готов жизнь отдать, не задумываясь.
"Перевоспитали его в зоне, – внутренне ежась думал Влад. – Вот тебе и мальчик в теннисных туфлях. Видно, и правда мертвые не возвращаются".
– Помнишь нашу жизнь десять лет назад? – продолжал Влас. – Мы хотя и не знали истины, но ценили превыше всего свободу. Мы были свободны от власти общества и его обывательских интересов. Деньги не властвовали над нами...
– А что ты хочешь сказать, – перебил Влад, – что я теперь подчинился деньгам?.. Да, я делаю деньги! Но для чего? Для того, чтобы покупать свободу!
– По-моему, истинная свобода покупается собственной кровью, а не деньгами. Но прости, Влад, я тебя не осуждаю. Ты сам решай. А лично я потерял интерес ко всей этой куролесице.
– Такое случается после отсидки. Потом проходит, – серьезно заметил Влад. – Ну, и как же ты думаешь жить?
– Пока не знаю... Я тебе хотел рассказать об одном очень важном деле... Знаешь, кто меня оттуда спас, кто меня на свободу вызволил?
Влад оживился:
– Да, я догадывался, – сказал он, хитро прищурившись, – что просто так из-под вышки не уходят. Хотя тогда, кажется, всем, под вышку попавшим, в России амнистия была, замена на большие сроки. Так что вышку-то они тебе отменили, это понятно. Но как ты всего десятком лет открутился? – и оглянувшись по сторонам, Влад прошептал: – Что, московские помогли?
Влас тоже оглянулся и понизил голос:
– Меня Христос спас. Он приходил ко мне... И знаешь, так получилось, что Его казнили вместо меня.
У Влада по спине побежали мурашки. Он мучительно заставлял себя не верить в то, что окончательно потерял друга. "Сгубили, падлы, такого парня! – с яростью думал он. – Видно химотой закололи или били много... по голове".
Влад не знал, что нужно говорить в таких случаях, и чувствовал себя неловко, а Влас молчал, ожидая реакции друга. Возникла напряженная пауза. Неожиданно зазвонил мобильный телефон Влада и тот схватился за трубку, как утопающий за соломинку.
– Да, слушаю! Уже ждут? Понял! Сейчас еду. До скорого, – Влад отключил телефон. – Слушай, Влас. Прости. Срочное дело. Нужно ехать... – тараторил он.
– Но мы же не договорили...
– Извини, извини, старичок. Дела. Договорим. Договорим после. Ты не обижайся. Я ведь это... Если чего надо... На вот, на мелкие расходы. Сотню хватит пока? – Влад бросил скомканную стодолларовую бумажку на стол. – И вот тебе моя визитка, тут номер мобильника. В общем звони. Звони, если что.
Уже с лестничной площадки, закутываясь на бегу в мягкий шотландский шарф, Влад крикнул:
– Слушай, а насчет твоего важного дела, ты позвони лучше Милке. Она теперь у нас верующей стала. Может, вы и договоритесь. Телефон прежний. Ну, давай!
И смущенно опустив глаза, чтобы не встретиться взглядом с другом, Влад помчался вниз по лестнице.
Глава третья.
Мила
Мила была подругой Влада еще со школы. Благодаря Владу, Влас в свое время и познакомился с ней. Она жила с мамой в старом, чудом сохранившемся деревянном флигеле одного из арбатских двориков. Когда мать Милы уходила на суточное дежурство (она работала вахтером и одновременно сторожем в театре Вахтангова), то друзья собирались у Милы. Утром, после веселой ночи, окрестности Арбата оглашались песней «Вдоль по Питерской...», которую, выйдя на свежий воздух, красиво исполнял Влад (у него был первый тенор). Влас и Мила кричали «бис», «браво» и неистово аплодировали.
Все это осталось в прошлом. Теперь Влад был серьезным деловым человеком, Влас – убийцей и уголовником с десятилетним сроком за плечами, а Мила, как подметил Влад, – верующей. Ей-то по совету друга и решил позвонить Влас в тот же вечер.
Мила на звонок Власа отреагировала хотя и радостно, но без излишней восторженности. Влас, рассказав вкратце о себе и выслушав ответный рассказ, перешел к делу.
– Мил, я чего звоню-то... Ну, то есть, я знаешь, что хотел тебе рассказать? У меня там, еще в самом начале, когда я в камере смертников сидел, был удивительный случай. Ко мне ночью Гостя подселили. Ну вот. А Он, знаешь, Кто был? А Он был... – Влас медлил, помня о странной реакции Влада на свое откровение.
– Кто?
– Он Христос был.
Влас замолчал. Молчала и Мила.
– Ты слышишь, Мил?
– Слышу.
– А чего молчишь?
– Ты это серьезно?
– Конечно! – Влас ободрился, почувствовав в голосе Милы живое участие.
– И что гость делал?
– Ну, ничего особенного не делал. Поговорил со мной и, знаешь, всю душу мне перевернул в ту ночь. Как теплым светом меня согрел. Оттаял я тогда. Каким-то другим стал. А потом... Потом Его вместо меня расстреляли утром. И вот, благодаря Ему, я теперь с тобой тут разговариваю. Только, Мил, не знаю я, что дальше делать. Он мне молитву дал, а куда идти на свободе, ничего не сказал, да я и не спрашивал. Я и думать тогда не мог, что всего через десять лет окажусь на воле. Я, конечно, потом в зоне читал очень много православных книг. Почти все "Жития святых", учебник по догматике, по нравственному богословию, слова святителя Иоанна Максимовича и много чего еще.
– Догматику? А "Закон Божий" ты прочитал?
– Ну, конечно, прочитал.
– Откуда же ты книги брал?
– А я писал в монастыри, в православные газеты, на радиостанцию "Радонеж", и мне книги присылали. Даже из Америки из русского монастыря в Джорданвилле как-то прислали...
– Влас, – твердо сказала Мила, – слушай внимательно. Все, что ты мне рассказал про Христа, то есть про гостя твоего, – слишком серьезно. Ты сам не должен верить, что это Христос был, и я тебе не имею права верить...
– Почему? – опешил Влас.
– Ты слушай, не перебивай. Так вот, тебе нужно исповедаться во всех твоих грехах, а заодно всю эту историю рассказать батюшке, а там уж как он благословит. Может, это прелесть была, обман бесовский. Понимаешь?
– Да я бы давно батюшке какому-нибудь рассказал, только не было у нас там батюшек. Мы слышали, что в другие зоны они приезжали, а к нам ни разу. Слишком наша дыра далеко от храмов была. Сибирь-то она знаешь какая большая. Вот и не пришлось мне за все эти годы исповедоваться... кроме, конечно, того разговора с Гостем.
– Опять ты про гостя!... Ну и ничего, раз раньше не мог с батюшкой посоветоваться. А теперь ты обязан все рассказать. Слышишь? Обязан.
– Так ведь я не против. Ты какого-нибудь хорошего батюшку знаешь?
– Знаю многих. Например, мой духовник, отец Понтий. Он недалеко от моего дома служит. Он, правда, батюшкой только два года назад стал, но человек он очень добрый и рассудительный. Чувствуется, что жизненный опыт большой имеет. Хочешь с ним поговорить? Я завтра как раз к нему поеду, повезу новый подрясник.
– Ты что, сама сшила?
– Сама. Я уже батюшке давно обещала... Так пойдешь?
– Пойду. Мил, спасибо тебе.
– По-церковному "спасибо" не положено говорить – богохульство. Надо говорить "спаси Бог" или "спаси Господи", – покровительственным тоном поправила Мила.
– Ясно. Спаси Господи, – смущенно промямлил Влас. – А где встретимся?
– В двенадцать дня около храма, где вы тогда с Владом негра били. Помнишь? Дворами от меня пройти. Выйдешь из метро, там недалеко.
– Негра били?... А да, помню, – опять смутился Влас и покраснел. – Бедный негр. Мы его чуть не убили...
– Ну, до завтра. Желаю тебе Ангела Хранителя на сон грядущий.
– Спаси Господи. До свидания.
– Эх, Влас, а говоришь догматику читал, – вновь покровительственно заметила Мила. – Православные "до свидания" не говорят. Нужно говорить "прощай", то есть просить прощения, а то, кто знает, может мы умрем ночью и никакого свидания завтра не будет.
– Извини, – совсем уже потерялся Влас, недоумевая про себя: "А что же она мне "до завтра" cказала?".
– Да не "извини", – не унималась Мила, – а "прости". Православные говорят "простите", понял?
– Понял. Прости.
– Ну вот так, хорошо. И ты меня прости и до завтра, – удовлетворенно вздохнула Мила и повесила трубку.
Глава четвертая.
Отец Понтий
Утром следующего дня Москва дышала морозной свежестью и казалась насквозь пронизанной солнечными лучами. Погода вполне отвечала настроению Власа. Он шел арбатскими двориками, не обращая внимания на прохожих, спешивших в то утро, как и всегда, по своим неотложным делам. Влас размышлял, что в этот самый день, для многих такой обычный, исполнится его заветное желание – он исповедуется у священника. О таинстве исповеди Влас много читал в заключении и старался исповедовать свои грехи Господу в личной молитве, как учили святые отцы, но знал, что необходимо принести покаяние и в таинстве исповеди, при свидетеле-священнике. Влас с радостным волнением думал о том, что, возможно, этот день станет важной ступенью его жизненного пути...
...Когда Мила и Влас окунулись в светлый сумрак уютного храма, с невысокими полукруглыми сводами, с разноцветными бликами лампад на свежевыбеленных стенах, отец Понтий рассматривал новый резной киот, специально исполненный для почитаемой иконы Богородицы. Кроме отца Понтия и полуглухой старушки-уборщицы в храме в это дневное время никого не было.
– Батюшка, благословите, – обратилась Мила к стоявшему спиной отцу Понтию.
– Бог благословит, – не оборачиваясь отозвался отец Понтий, узнав Милу по голосу.
– Батюшка молится, – шепнула Мила Власу. – Ну, проси благословения, как я тебя учила. Да руки-то, руки лодочкой сложи, а не растопыривай.
– Благословите меня, отче, – кротким, умоляющим голосом попросил Влас. Было видно, что он еле сдерживает слезы.
Продолжая рассматривать киот, отец Понтий благостным тоном ответил:
– Бог тебя благословит, чадо. Кого это ты привела, Мила?
– Батюшка, это Влас. Ему нужно исповедаться.
Отец Понтий, наконец, оторвался от киота, повернулся и занес руку для широкого московского благословения... Да так и застыл. Рука плавно опустилась, словно тонущий в воде камень. Лицо священника выражало ужас.
– Что...!? Что с вами, батюшка! – запричитала Мила. – Вам плохо? Принести воды?
Влас в первую минуту ничего не мог понять. И вдруг... "У батюшки родимое пятно на скуле, как у Понтия Доримедонтовича", – пронеслось в его голове, а следом за этой мыслью картинки прошлого, как в немом кино, стали быстро сменять друг друга.
...Вот, он, Влас Филимонов, знакомится с Понтием Доримедонтовичем на курорте в Адлере. Новый знакомый – очень приятный деловой человек. Понтий Доримедонтович обещает позвонить, когда они вернутся в столицу. Вот, Понтий Доримедонтович, напоминает о себе в Москве и приглашает Власа в ресторан «Арагви», чтобы обсудить интересное дело, немного рисковое, но денежное. А вот Влас в подмосковном лесу, встречается с людьми Понтия Доримедонтовича, которые вручают ему оружие и задаток. И вот камера смертников, где, словно гром среди ясного неба, звучат слова Гостя о том, что Власа предали заказчики...
– Борода у вас большая выросла, Понтий Доримедонтович, сразу не узнать вас, – грустным, провалившимся голосом выдавил Влас.
Отец Понтий молчал, продолжая с ужасом смотреть на Власа.
Мила попятилась назад, часто моргая широко распахнутыми глазами и закрывая рот рукой, чтобы сдержать крик.
Влас заплакал, не всхлипывая и не меняясь в лице; слезы просто текли одна за одной по его щекам.
Он плакал вовсе не потому, что ненавидел Понтия Доримедонтовича или жалел себя, обманутого собственными заказчиками. Он плакал потому, что понял: сегодня ему не удастся исповедаться и рассказать про Гостя. Власа не особенно удивило то, что Понтий Доримедонтович стал священником, но его глубоко поразило, что отец Понтий так испугался их встрече. Ужас, запечатленный на лице отца Понтия, не сочетался с тем идеальным представлением о священниках – добрых пастырях, которое почерпнул Влас из книжек.
В результате, в эти минуты Влас чувствовал себя солдатом, в течение десяти лет выходившим из окружения и перешедшим, наконец, линию фронта, но загадочным образом вновь оказавшимся в тылу врага.
Взгляд Власа упал на икону Пресвятой Богородицы, которую наполовину закрывал собой отец Понтий.
"Какая любовь, – подумал Влас. – Какая любовь!".
Матерь Божия с великой нежностью смотрела на Своего Сына, а Младенец-Христос доверчиво и кротко взирал на Нее. Это неразрывное, лучащееся любовью единство взглядов внезапно поразило Власа. Он даже на мгновение забыл про Понтия Доримедонтовича. А когда вспомнил, то уже совершенно успокоился. Слезы высохли.
Влас посмотрел на остолбеневшего отца Понтия не отчаянным, а добрым взглядом и мягко сказал:
– До свидания, отец Понтий. – Потом добавил: – Впрочем, не до свидания, а прощайте. Ведь православные не говорят "до свидания"... Прощайте, отец Понтий, – с этими словами Влас повернулся и вышел из храма.
После его ухода отец Понтий еще с минуту безмолвствовал, а потом, как бы очнувшись от кошмарного сна, испуганно и умоляюще зашептал в лицо прижавшейся к стене Миле:
– Милочка, ты видела...?
– Батюшка, – вдруг закричала Мила, – я ничего не видела! Я ничего не хочу знать! Мы вас любим! А в жизни всякое бывает, всякое... Я вам подрясник принесла! Новый! Я вам подрясник...
И, сотрясаясь от рыданий, Мила опустилась на древние каменные плиты храма, к ногам отца Понтия.
Глава пятая.
Василиса
Влас быстро шел, почти бежал к метро. Спустившись бегом по эскалатору и войдя в вагон электропоезда, он только там подумал: «А куда я собственно спешу?». И все же его не покидало чувство, что необходимо торопиться, что он должен что-то придумать, что-то сделать. Но что именно сделать, Влас не знал.
"Прямо хоть на улицу выходи и кричи им про Гостя, – размышлял Влас. – Ведь я же им не про лотерею "Бинго" хочу рассказать (в ту зиму почти в каждом подземном переходе Москвы торговали лотереей "Бинго"). Ведь Он жив! Он же сказал, что мы еще свидимся. Он хотя и умер, но жив. И Он каждого из нас может спасти..., а мы, бедные, ищем спасения в каких-то лотереях, надеемся на какие-то турфирмы "Софокл"... А этот отец Понтий чего так испугался? Ну, допустим, он не знал, что я живой остался. Ну, допустим расстреляли меня, но на том свете, на Страшном Суде, все равно бы мы встретились... Он на меня смотрел, как на воскресшего мертвеца. Да я такой и есть. А чего ж испугался, если он пастырь!? Ну вот, опять осуждаю. Прости, Господи...".
– Станция "Чистые Пруды", – прозвучал в динамиках женский голос.
Влас вышел. Идя к своему дому, он продолжал мучительно перебирать в памяти прежних знакомых, кому бы можно было рассказать про Гостя, и не находил подходящей кандидатуры. "Если самый близкий друг меня не понял, если Милка, хоть и верующая, не поверила, то к кому мне идти. Да и с Понтием Доримедонтовичем... фу-ты, с отцом Понтием, какое дело вышло... К кому идти? Интересно, кому-нибудь вообще важно знать, что Христос действительно существует!? Что Он – реален, что Он жив!? Ведь я только об этом хочу рассказать. Ведь, если Он ко мне приходил и меня спас, как я могу молчать?".
Дома Влас, не раздеваясь, прошел на кухню, включил газ и поставил разогревать чайник, а сам без сил опустился на стул. Матери дома не было. Влас просидел в отрешенном состоянии с полчаса или больше. Чайник давно вскипел, Влас выключил газ, но заваривать чай не стал. Стеклянным взглядом он смотрел в пол. На полу у окна валялась газета, принесенная на днях матерью и, видимо, упавшая с подоконника. В какое-то мгновение Влас как бы очнулся и машинально потянулся к газете. Подняв ее, он прочел название: "Из рук в руки". Бесцельно листая газету, наполненную всевозможными рекламными объявлениями, Влас дошел до раздела "Знакомства" и без любопытства, а просто от нечего делать, прочитал несколько объявлений. Объявления были, как объявления, но одно из них привлекло внимание Власа. В нем говорилось, что молодая красивая девушка по имени Василиса, жгучая брюнетка, желает познакомиться с серьезным человеком для содержательного проведения досуга. "В мое время молодые жгучие брюнетки в газету с объявлениями не обращались, – удивился Влас. – Что за нужда в знакомствах у этой Василисы Прекрасной?". Но не столько содержание объявления привлекло внимание Власа, сколько редкое, какое-то сказочно-заповедное имя девушки.
И тут Влас подскочил, как ошпаренный. "Позвоню ей! – Сразу решил он. – А почему бы и нет?! Не случайно же попалась мне в руки эта газета именно сейчас, когда я ищу человека... Ну, ладно, хватит патетики, – пресек он себя, – тоже мне Диоген выискался. Звони, и точка".
Влас набрал номер телефона. Сердце учащенно забилось, так что показалось, что он слышит сердечное эхо, и он повесил трубку. Успокоившись и переведя дух, Влас вновь набрал номер.
– Алло, – послышался в трубке писклявый женский голос.
– Здравствуйте, можно мне Василису. Я по объявлению.
– Очень рада. Я живу около Краснопресненской, приглашаю вас в гости.
И тут Влас все понял. "Вот лопух, – пронеслось у него голове, – совсем отстал от жизни. Оказывается, как теперь все легко делается".
– Вы что молчите? Когда приедете?
– Я, в общем, свободен... – промычал Влас.
– Вы что, сейчас приедете? Так записывайте адрес.
Влас послушно записал, хотя уже точно знал, что к "такой" Василисе он не поедет.
– Очень рада, – наигранным тоном сказала женщина, – жду вас. А как ваше имя?
– Мое? Влас. Скажите, а сколько стоит? – почему-то спросил он.
– Тысяча двести за часик, – бойко ответила женщина.
– Спасибо, – поблагодарил Влас и, бросив трубку, отдернул руку, будто ожегся.
"Тысяча двести. А сколько у нас сейчас доллар? – Прикидывал он. – Кажется, рублей тридцать. Значит, тысячу двести делим на тридцать. Это что получается, долларов сорок что ли... за час!? Ты смотри, прямо как в Амстердаме. Да, цены выросли. Ну, ясное дело, на своей квартире принимает. Вот тебе и Василиса Прекрасная, а я-то, Иван-царевич – зэк неотесанный, размечтался!".
Еще более обессиленный, чем до разговора, Влас рухнул на стул.
"Что же делать, что делать? – болезнуя сердцем, искал он ответа. – Погоди. Как она сказала? – "Жду вас". Она меня ждет. Понимаешь, есть еще человек, который меня ждет. Влад меня не ждет, Мила не ждет, отец Понтий тоже не ждет. Никто меня из этих десяти, или сколько их там, миллионов москвичей, не ждет. А она ждет! Она меня, конечно, не для разговоров ждет, но ей-то откуда знать? Разве я знал, зачем ко мне Гость придет? Не знал. А ведь я Его ждал, еще как ждал, всю жизнь ждал! Рассудком-то я про это свое ожидание ничего не знал, но душа знала. Гость ко мне, убийце, пришел. А к ней бы Гость пошел, окажись Он на моем месте?.. Конечно, пошел! Вот и я пойду. Пойду и расскажу ей о Нем. Он был бы рад. Он ведь на землю пришел, и пострадал, и умер ради таких, как мы с ней...". Приняв решение, Влас сунул в карман сто долларов, подаренных Владом, и, хлопнув входной дверью, бросился бежать вниз, пронзая сумрак лестничных пролетов.
