Текст книги "Индийские сказки"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глухой, слепой и их осел

Сошлись однажды двое, глухой и слепой, и решили вступить в товарищество. «Ты слушай за меня», – говорит глухой слепому. «А ты смотри за меня», – говорит слепой глухому. С тех пор везде и всюду товарищи были неразлучны. Раз зашли они вместе в кофейню. «Ничего танцы», – говорит глухой, – «только уж музыка из рук вон плоха!» А слепой заявляет: «По мне так музыка сносная, а танцы ничего не стоят».

Пошли они вскоре после того в джунгли и встретили там осла, убежавшего от хозяина, а рядом с ним огромный котел для промывки белья.

Глухой говорит слепому: «Брат, там стоит осел, а рядом валяется котел, хозяина же нигде не видно. Возьмем это все себе, может когда пригодится». – «Прекрасно», – говорит слепой, «заберем все с собой». Пошли дальше. Наткнулись они на муравейник, а в том муравейнике необыкновенно крупные муравьи. «Вот так муравьи!» – воскликнул глухой. «Надо взять хоть несколько штучек друзьям показать. Вовек не видывал таких крупных». И глухой вытащил из кармана серебряную коробочку и посадил туда четырех самых крупных муравьев.

Не успели они далеко отойти, как разразилась страшная гроза. Загрохотал гром, засверкала молния, хлынул дождь с такой силой, ровно само небо вступило в борьбу с землею. «Ой, смерть наша пришла», – закричал глухой, – «как ужасна молния! бежим, укроемся где-нибудь». – «Ну, молния-то еще не беда, а гром действительно ужасен: поищем какого-нибудь убежища!» Невдалеке возвышалось красивое строение, вроде небольшого храма. Товарищи решили провести там ночь; они вошли туда, вогнали туда же осла с котлом и заперли за собой дверь. Однако это строение, которое они приняли было за заброшенный храм, было совсем не храм, а жилище лесного чудища ракшаса, которого в ту пору не было дома. Не успели прохожие расположиться там, как ракшас вернулся. Он очень удивился, найдя дверь запертой изнутри. Он приложил ухо: кто-то возился внутри дома. «О-го-го», – сказал он себе, – «кто-то залез ко мне! Постой-ка, искрошу я вас на похлебку!» И он принялся дергать дверь и что есть силы колотить в нее своими толстыми кулаками. «Эй, вы, там, открывайте скорее», – рычал он голосом, покрывавшим шум грозы: «открывайте скорее, негодяи, говорю вам!» Голос его был очень страшен, но вид еще страшнее, как убедился глухой, подсмотрев в щелку. Несчастный так испугался, что трясся как в лихорадке. Слепой же был от природы очень храбр, да он и ничего не видел. Он бросился к двери. «Ты кто такой», – сердито крикнул он, – «что вздумал ломиться в дверь в такую пору?» – «Я ракшас, хозяин этого дома», – отвечало взбешенное, но немного озадаченное чудище. «Скорей впускай меня, а то искрошу тебя в куски!» Глухой, наблюдавший за чудовищем, побледнел от страха, а слепой продолжал, как ни в чем не бывало: «А, так ты ракшас? Вот оно что! Прекрасно! Ты ракшас, а я бакшас: одно другого стоит». – «Бакшас, бакшас… это еще что за птица?» – проревел ракшас: «Не слыхивал о такой диковинке!» – «Не слыхивал, так услышишь», – продолжал кричать слепой… «Убирайся-ка живей, пока я тебя со света не сжил? Я бакшас, а бакшас это отец ракшаса». – «Отец ракшаса? Мой отец значит? О боги, в первый раз слышу, чтоб отца моего звали бакшас. Так это значит ты, отец мой, залез туда?»

«Да, да, я, отец твой, башкас, и повелеваю тебе сейчас же убираться отсюда». – «Хорошо, хорошо», – проворчал ракшас, который начинал робеть. «Но если ты действительно отец мой, позволь мне взглянуть хоть в щелочку на тебя». Он все-таки подозревал, что здесь кроется какой-то обман.

Слепой и глухой сначала призадумались. Предложение застало их врасплох. Наконец они решились: приотворили немного дверь – совсем крошечную щелку – и приставили к ней морду осла. Ракшас ничего подобного не ожидал, да в темноте и не мог хорошо разглядеть. «Какая страшная рожа у моего отца, бакшаса!» – подумал он про себя. «О, отец мой, бакшас», – крикнул он, – «вид твой действительно наводит ужас. Но ведь встречаются и люди с большой уродливой головой, а маленьким тельцем. Пожалуйста, покажись мне, каков ты с телом и головой – тогда я уйду». Слепой и глухой подхватили свой котел и с оглушительным треском покатили его мимо двери. Ракшас был поражен, когда увидел огромную катящуюся штуку, и решил: «Действительно, у бакшаса тело не уступит голове. Он, пожалуй, способен целиком проглотить меня. Уйду лучше». Но у него все-таки оставалось еще некоторое сомнение, и он крикнул: «Бакшас, о бакшас, отец мой! Голова у тебя велика и тело также, ну, а каков твой голос?» Он думал поддеть его на это, так как вопль чудища ужасен и простой человек не в силах его изобразить. Слепой было растерялся, но хитрый глухой, который успел несколько оправиться от испуга, вытащил свою коробку и поспешно впустил муравьев в уши осла. Они принялись так усердно щипать его, что несчастный осел пришел в исступление. Иа-иа, ио-иo! заревел он и, слыша этот страшный рев, чудище обратилось в бегство, приговаривая: «Довольно, довольно, о отец мой бакшас! Один звук твоего голоса укротит самого строптивого». Опасность счастливо миновала, глухой освободил осла от муравьев и остальную ночь они провели спокойно.

На следующее утро глухой рано разбудил слепого: «Вставай, вставай, нам в самом деле везет! Весь пол усыпан золотом и серебром». И действительно, у чудища были скоплены огромные сокровища, небрежно разбросанные по всему дому. Друзья принялись собирать их, набрали сколько смогли и связали их в четыре узла. Каждый из них взял себе по узлу, а остальные два взвалили на осла и выступили в обратный путь. Но чудище, которое они прогнали ночью, подкарауливало их недалеко от дома. Ему хотелось видеть, на что похож днем отец его, бакшас. И вдруг, что же он увидел? Слепого, глухого, и осла, нагруженных сокровищами!

Страшная злость разобрала ракшаса, но он не решился напасть один, а пошел созвать товарищей, и скоро они всемером неслись по следам дерзких пришельцев.

Глухой издали заметил их приближение и пришел в ужас. Семь огромных чудищ с длинными в аршин волосами и острыми клыками, как у слона! Слепой заметил, что глухой часто останавливается, и спросил: «Что это ты, дружище, отставать стал?» – «Ой, беда пришла», – простонал глухой: – Семь чудищ за нами гонятся, несдобровать нам!» – «Вот вздор!» невозмутимо отвечал слепой; он ничего не видел и потому ничего не боялся: «Спрячь только скорее сокровища и осла заведи в кусты, а сами полезем на дерево. Я полезу первый, а ты, как зрячий, за мной». Глухой решил, что совет недурен. Вмиг все было исполнено и оба друга полезли на высокую пальму. Только, так как глухой был потрусливее, да и похитрее, он полез первым, а слепого оставил за собой и таким образом очутился в относительно большей безопасности, чем товарищ.

Чудища подошли к дереву и увидели их над собой. «Давайте, встанем друг другу на плечи и сбросим их оттуда». Сказано – сделано. Второй полез на первого, третий на второго и так далее. Седьмой, как раз тот, который созвал всех остальных, только карабкался наверх, когда глухой, выглядывавший из-за плеча слепого, обезумел от страха и схватил за плечо товарища с громким воплем: «Лезут, лезут!» Слепой, ничего не подозревая о близости чудищ, сидел свободно, не в особенно твердом положении. От неожиданного толчка он потерял равновесие и слетел прямо на спину седьмому чудищу, как раз в то время, как тот взбирался на спину последнего товарища. Слепой никак не мог понять, где он находится, и вообразил, что сорвался на другой сучек. Он отчаянно взмахнул руками, чтобы ухватиться за что-нибудь, и с размаху вцепился в длинные уши чудища. Ракшас тоже не мог сообразить, что такое на него свалилось, а так как вес слепого сбил его с места, он тоже потерял равновесие и полетел, увлекая в своем падении шестого, шестой – пятого и т. д.

Некоторое время чудовищная куча копошилась у подножия дерева. Слепой кричал снизу: «Где я? Что случилось? Где я, наконец?» Глухой, усидевший на дереве и потому в безопасности, вопил сверху: «Славно, братец, славно! держи его, не бойся. Держи только крепче, бегу к тебе на помощь!» Нечего и говорить, что он нимало не спешил покинуть свое убежище. Он только продолжал отчаянно кричать: «Так, так, братец, держи его, держи, иду, иду!» И чем сильнее он кричал, тем сильнее слепой сдавливал и крутил уши чудища, принимая их за пальмовую ветвь. Остальным шести чудищам удалось, наконец, выкарабкаться из своего невыгодного положения. Они встали, встряхнулись и, решив, что довольно поплатились за желание услужить товарищу, бросились бежать без оглядки. А седьмой, видя их бегство, сообразил, что опасность верно действительно велика, если все бросают его. Недолго думая, смахнул он рукой странное существо со своей шеи и, даже не взглянув, что там такое было, пустился догонять товарищей.

Как только чудища скрылись из вида, глухой сполз с дерева. Он поднял слепого, обнял его и сказал: «Право, я не сумел бы так хорошо обделать дело. Ловко же ты справился с ними! Всех обратил в бегство! К счастью тут и я подоспел на помощь». Снова вывели они осла из кустов, нагрузились своими узлами и спокойно побрели дальше. На опушке чащи глухой сказал слепому: «Теперь и селение недалеко. Не лучше ли нам припрятать на время свои сокровища? Лучше всего, мне кажется, разделить их поровну и пусть каждый заботится о своей доле, а затем припрячем их в кусты или куда каждому из нас заблагорассудится». Слепой согласился и поручил глухому разделить сокровища на две равные части. Лукавый глухой совсем не намеревался делить поровну, и начал с того, что припрятал большую часть груза, а остаток разделил надвое и положил один узелок перед собою, а другой перед слепым: «Вот твоя доля, братец, пощупай». Слепой пощупал, кучка показалась ему чересчур мала. «Ну, уж не ожидал, что ты станешь надувать меня!» – крикнул он с досадой. «Ты верно все себе прибрал, а мне остатки подсунул!» – «Что за вздор, у меня не больше. Сам посмотри, если не веришь», – хладнокровно заявил глухой. Слепой пощупал кучку товарища: она была не больше, чем его. Тогда он совсем вышел из себя: «Так я и поверю!» – закричал он. – Ты думаешь, я слепой, так меня легко провести? Нет, братец мой, я слеп, да не глуп! Я нес большой узел, ты тоже, да на осле было два. И ты станешь уверять, что из такого количества получились лишь эти две кучки? Нет уж, другим говори, а я не поверю». – «Вздор и нелепица!» – возражал глухой. «Вздор иль нет, а ты меня морочишь, я этого не потерплю!» – «Даже и не думаю морочить», – защищался глухой. – «Нет, врешь, обманщик!», – горячился слепой. Слово за словом, они ссорились, ворчали, кричали, ругались, упрекали друг друга. Наконец слепой рассвирепел и бац глухого по уху. Удар был так силен, что глухой сразу стал слышать. Яростно хватил он соперника кулаком в лоб: тот тут же прозрел от боли и неожиданности. И так, в конце концов, оказалось, что глухой стал слышать не хуже, чем видеть, а слепой видеть не хуже, чем слышать. Это так приятно поразило обоих, что они сразу пришли в отличное настроение духа и поклялись друг другу в вечной дружбе. Глухой сознался, что припрятал часть сокровищ, и, снова разделив их, на этот раз поровну, они счастливые и веселые вернулись домой.

Где свет, там и счастье

Жил некогда в городе Говиндапатти купец, по имени Пазапатти, и было у него двое детей, сын Винита и дочь Гарви. Дети были очень дружны между собой и настолько привыкли всегда всем делиться, что, когда подросли, дали друг другу клятву сочетать между собой браком своих будущих детей, если только окажется возможным. Годы шли; Гарви вышла замуж за богатого купца, Винита тоже женился. У сестры через несколько лет оказалось три дочери, а у брата три сына, так что, по-видимому, ничто не мешало, исполнению их заветного желания. Но тут случилось нечто, что сразу повернуло дело иначе.

Пазапатти неожиданно умер и кредиторы, – а у него их было немало – начали притеснять наследников. Пришлось распродать имущество, чтоб очиститься от долгов, и, месяца через два после смерти отца, несчастный Винита оказался нищим. Это был человек благородный и самолюбивый; он терпеливо боролся с нуждой и усердно работал, чтобы как-нибудь прокормить семью на свои скудные средства.

Сестра его вышла замуж в богатую семью и безденежное состояние брата сильно тяготило ее в виду их обоюдной клятвы. Она долго думала над этим, наконец, решила, что не имеет права из-за неосторожного обещания жертвовать счастьем своих детей и потому не отдаст дочерей за бедняков. Как раз к этому времени два молодых купеческих сына посватались за старших девушек и родители поспешили отпраздновать свадьбу. Дома осталась лишь младшая дочь, хорошенькая Сугуни.

Винита был глубоко огорчен недобросовестностью сестры; он никак не ожидал, чтоб сестра стала пренебрегать им из-за бедности, но никому не сказал ни слова. Однако клятва их известна была всему городу; многие приняли сторону оскорбленного брата и осуждали Гарви. Замечания эти дошли до слуха Сугуни, девушки впечатлительной и очень умной. Она любила дядю, находила, что он во всех отношениях заслуживает уважения и что сыновья его люди благородные и сердечные. Ее огорчало, что мать из-за богатства пренебрегает такими прекрасными качествами, и она решила, насколько возможно, поправить дело. Для индийской девушки считается неприличным самой намечать себе жениха; однако Сугуни, несмотря на свою обычную скромность, пошла к матери и смело объявила ей: «Матушка, до меня дошли слухи о клятве, которую ты когда-то дала брату относительно нас. Не гневайся на меня, родная, но мне больно и стыдно, что ты с легким сердцем нарушила свое обещание в том, что касается сестер. Я же не вынесу такого бесчестия и не выйду замуж ни за кого, кроме как за одного из двоюродных братьев».

Гарви с удивлением посмотрела на дочь: «Ты хочешь выйти замуж за нищего»? – спросила она. «Знай, что мы, родители твои, никогда на это не согласимся, а хочешь выходить – выходи, только ноги моей не будет у тебя в доме».

Но Сугуни твердо стояла на своем. Решено было выдать ее за младшего сына Винита. Последний, хотя никогда не напоминал сестре о клятве, но сам твердо держался ее и решил не женить сыновей, пока все дочери сестры не выйдут замуж. Решение Сугуни крайне обрадовало его. Он тотчас же подыскал двум старшим сыновьям невест из честных, но бедных семей и разом отпраздновал все три свадьбы сообразно своему состоянию.

Сугуни оказалась такой же доброй невесткой, как и любящей женой. Она никогда не чванилась и не кичилась, что вышла из богатой семьи; всегда была со всеми ровна и мила и работала наравне с остальными членами семьи.

Каждое утро Винита с сыновьями шел собирать сухие листья, а три невестки шили из них блюда (подносы, которые индусы употребляют вместо тарелок). Подносы эти продавались затем на базаре, иногда дешевле, иногда дороже, но выручка всегда целиком отдавалась молодым женщинам на дневной расход. Сугуни была младшая из невесток; однако она так рассудительно тратила деньги, что не только всегда превосходно кормила всю семью, но еще остаток делила между свояченицами и все были довольны.

Семья мало-помалу привыкла смотреть на Сугуни, как на образец ума и добродетели и во всем руководствовалась ее советом. Только родители ее по-прежнему не хотели знать любимой некогда дочери, и ни разу не зашли проведать, как она живет.

Так прошло несколько лет. Однажды раджа той страны уронил драгоценный перстень во внутреннем дворе своего дворца. Пролетал в это время над дворцом священный коршун; он принял сверкающий на солнце рубин за кусочек мяса и схватил было кольцо, но, убедившись, что добыча несъедобна, небрежно выпустил его из когтей несколькими домами дальше. То было как раз над домом, где жила Сугуни, и кольцо упало к ногам молодой женщины. Она подняла рубин и спрятала его в складках одежды.

К вечеру глашатаи объявляли по улицам, что у раджи пропало ценное кольцо и что назначена большая награда тому, кто найдет его. Сугуни созвала всех членов семьи и сказала им: «Кольцо у меня. Ровно в полдень священный коршун уронил его к нам во двор и вот оно! Пойдемте теперь к радже. Я при вас отдам кольцо и объясню, как оно попало ко мне. Если его величество пожелает все-таки наградить меня и спросит, чего бы я желала, я ему скажу. Только прошу вас, не противоречьте мне и обещайте удовлетвориться моим желанием, как бы скромно оно вам ни показалось.

Все согласились, и семья двинулась во дворец. Там кольцо было передано радже с необходимыми объяснениями. Царь был поражен скромностью и добросовестностью Сугуни и предложил ей самой выбрать себе награду.

«Великодушный повелитель! Царь царей! Великий властелин! Ничтожная раба твоя осмеливается просить лишь небольшой милости. Дозволь, чтобы в пятницу ночью все огни в городе были потушены и ни одного светильника не зажигали даже в светлых покоях твоих. Пусть только скромное жилище презренной рабы твоей сияет огнями, насколько позволят ее средства».

«Будь по-твоему, скромная просительница. Даю тебе желаемое преимущество на следующую же пятницу».

Радостно склонилась Сугуни перед раджей и пошла домой со своей родней, несколько озадаченной странной просьбой молодой женщины.

Сугуни, придя, домой, собрала последние свои драгоценности, продала их и на вырученные деньги приготовилась торжественно осветить дом свой на предстоящую пятницу.

Наступил назначенный день. Сугуни постилась весь день, а к вечеру призвала к себе братьев мужа.

«Милые братья, я распорядилась осветить дом наш тысячью светильников; теперь вы должны помочь мне. Пусть один из вас караулит всю ночь, не смыкая глаз у главного входа, а другой – у задней двери дома. Если к первому подойдет женщина красивого вида и благородной осанки и пожелает войти – пусть он смело преградит ей путь и заставит поклясться, что она никогда не выйдет из дома. Второй тоже должен остановить всякую женщину, которая захотела бы выйти через заднюю дверь, и взять с нее клятву, что она никогда не вздумает вернуться».

Все это показалось братьям крайне смешным и даже нелепым, но они так привыкли, что невестка все делает по-своему, что не стали прекословить и решили терпеливо выждать, что дальше будет.

В ту ночь весь город был погружен во мрак, по приказу раджи; один дом Сугуни сверкал тысячью огнями. Проходили в ту пору по городу благословенные сестры, восемь благ земных. Они вошли в город уже ночью и медленно шли по улицам, от дома к дому, выискивая где бы остановиться, но всюду встречали тот же мрак и не решались зайти. Наконец, они подошли к ярко освещенному дому Сугуни и собирались перешагнуть через порог, но брат у двери преградил им путь: «Кто бы вы ни были, клянитесь, что не выйдете отсюда!» Сестры поклялись и вошли в дом. Тут только понял брат, с кем имеет дело, и преклонился перед мудростью братниной жены.

Тотчас же вслед за появлением благодатных гостей, к задней двери дома подошла отвратительная старуха в отрепьях и, по-видимому, очень спешила уйти, но второй брат остановил ее. «Поклянись, что не вернешься более к нам!» – сказал он. «Клянусь, клянусь! Я – Нужда, старшая сестра тех, что сейчас вошли сюда. Мы не можем дышать одним воздухом… Я ухожу. Да будет над вами благословение богов». И с этими словами она скрылась во мраке.

Солнце взошло, а с ним взошло и счастье над скромным жилищем Сугуни. Ларь с рисом никогда более не пустел; молоко не переводилось в горшках; монеты так и сыпались в кошель – словом, полное довольство водворилось в доме. Семья ликовала и славила Сугуни.

Даже гордые родители молодой женщины не сочли более для себя унижением навестить дочь и выразить ей свое уважение. Она великодушно забыла прежние обиды и зажила счастливо среди своей обширной семьи.

С тех пор пошло поверье среди индусов, что свет в доме приносит благополучие, а мрак влечет несчастие.

Раджа Голам и его сын Гуль

Жил однажды раджа по имени Голам, у которого был один единственный сын, царевич Гуль. Молодой царевич с раннего возраста выказывал непреодолимую страсть к охоте и до взрослых лет посвящал все свое время этой забаве. Напрасно уговаривал его раджа заняться делами государства, царевич слышать ничего не хотел и по целым дням пропадал из дома. Тяжело было старому радже мириться с таким порядком вещей, и он решил, что самое лучшее средство прекратить бродячий образ жизни сына, это женить его. Он поручил советникам своим найти царевичу подходящую невесту, а сам каждый вечер продолжал уговаривать Гуля. «Ты даже не женат до сих пор», – говорил царь, – «дождешься того, что про тебя будут говорить, что ни одна девушка за тебя нейдет!» Царевич почтительно выслушивал замечания отца, но продолжал свой прежний образ жизни.

Однажды, в знойный летний день, царевич возвращался с охоты и проезжал мимо колодца. Несколько девушек стояли вокруг с кувшинами и черпали воду. Гуль подошел к одной из них. «Дай мне глоток водицы из твоего кувшина!» – сказал он. Девушка подала ему кувшин и вдруг засмеялась, взглянув ему в лицо: «Ах, да это, кажется, тот самый царевич, за которого никто замуж нейдет!» Гуль, взбешенный дерзкими словами, молча оттолкнул кувшин, вскочил на коня и поскакал домой. «Постой-ка, дерзкая девчонка», решил он, «сейчас приеду и объявлю, что желаю жениться и именно тебя заставлю быть своей женой!» По дороге он узнал от какой-то старухи, что девушка, оскорбившая его, дочь кузнеца Олима. «Все равно, дочь раджи или дочь кузнеца, но она будет моей женой!» Вечером, когда старый раджа завел с ним обычный разговор, царевич неожиданно объявил, что намерен последовать его совету и жениться. Обрадованный раджа велел тотчас же все готовить к свадьбе и спросить царевича, с кем из соседних государей желает он породниться. «Нет никакой надобности ездить далеко», – отвечал царевич, – «я уже выбрал себе невесту – дочь Олима кузнеца». Раджа побагровел от гнева, когда советники передали ему ответ сына. «Что за дикая выдумка!» – крикнул он, – «никогда не допущу такого бесчестия!» Но приближенные, которые хорошо знали неукротимый нрав и упрямство Гуля, советовали согласиться на просьбу царевича. «Вреда от этого не будет, великий государь! Пусть царевич женится на ком хочет, а тем временем мы подыщем другую невесту, более подходящую его высокому сану».

Раджа согласился и отправил гонцов к кузнецу Олиму сватать его дочь за царевича. Кузнец в ужасе всплеснул руками: «Зачем радже просить, когда он может приказать?» – проговорил он. «Говоря по совести, я никогда не расстался бы с дочерью, будь это в моей власти». Ответ был передан царю; но царь решил, что не желает проволочки в этом деле и требует, чтоб кузнец через два месяца представил дочь во дворец. Девушка, однако, чувствовала себя настолько неподготовленной к высокому положению царевны, что со слезами умоляла отца испросить разрешение отложить свадьбу на год. Разрешение было дано, и девушка с радостью увидела перед собой еще год свободы. «Увы!» – размышляла она, – «не могу я радоваться предстоящей мне чести! Я только скромная дочь кузнеца: как заслужить мне уважение народа, когда сделаюсь женой царевича? Надо, прежде всего, испытать, насколько мудры те люди, что окружают раджу. Попытаю-ка их догадливость!» Через несколько дней она пришла к отцу. «Знаешь ли, отец, что я придумала? В нашем саду арбузы только что завязались… Сделаю я сосуды из необожженной глины, раскрашу и отделаю их, потом в каждый опущу по арбузику и подожду, пока они разрастутся. Тогда снеси сосуды царским советникам и предложи им вынуть плоды, не разбивая сосуда. Увидим, насколько люди знатные умнее простого народа!»

Девушка принялась за работу, слепила кувшины и выждала, пока положенные туда завязи разрослись в крупный плод. Затем она послала два кувшина царю с просьбой предложить своим советникам вынуть арбузы, не разбивая сосудов. Царь тотчас же исполнил ее просьбу и созвал министров, чтобы решить мудреную загадку.

Но тщетно напрягали те свою сообразительность, вертели сосуды во все стороны, ощупывали арбузы через узкое горлышко кувшина, тщательно осматривали их – никто не догадался постукать по кувшину, чтобы узнать свойство глины. «Нет таких мудрецов во всем государстве», – решили, наконец, царские советники, и кувшины с этим ответом были отосланы дочери кузнеца.

Девушка сразу повеселела. «Теперь», – сказала она, взяв кувшин в руки, – «вижу, что не так страшно мне явиться ко двору. Пусть раджа разрешит мне самой в его присутствии исполнить предложенную мной задачу». Так говорила дочь кузнеца, и посланники царя отвели ее во дворец. Там она спросила мокрое полотенце и обернула им кувшин с арбузом. Необожженная глина быстро впитала сырость и сделалась совсем мягкой. Девушка осторожно растянула узкое горлышко, вынула арбуз, а кувшин тотчас же привела в прежний вид и почтительно поставила перед раджей. «Как человека узнают по делам, так посуду по звуку», – сказала она. «Твои советники, государь, забыли это простое правило и потому не могли разрешить задачи. Я же, твоя ничтожная раба, хотела лишь испытать глубину их мудрости… А теперь, да сбудется повеление царя, я готова исполнить его волю».

Таким образом, не было больше предлога откладывать свадьбу. Раджа милостиво согласился на желание кузнеца отпраздновать свадьбу дочери в родной ее деревне, а затем молодая царевна была торжественно отведена во дворец в приготовленные для нее покои.

Но царевич не забыл нанесенного ему у колодца оскорбления и, придя к жене с хлыстом в руке, принялся безжалостно бить молодую женщину. «Вот тебе достойное возмездие за твои дерзкие слова, гордая красавица!» Царевна молча снесла побои; когда же через несколько дней повторилась та же сцена, она смело остановила руку принца. «Что за честь сыну раджи истязать бедную дочь мастерового? Будь ты настоящий мужчина, ты бы пошел и женился на какой-нибудь царевне. Достань ее, если сумеешь, и бей, если посмеешь, а я дочь простого кузнеца, что тебе меня бить!»

Царевич, пораженный, гневно бросил хлыст и поклялся, что ноги его не будет в доме, пока он не приведет себе в жены дочери могущественного раджи.

Была у соседнего раджи дочь, девушка очень умная и необычайно красивая. Говорили также, что она немая, но слава о ее красоте настолько гремела повсюду, что все принцы соседних стран желали иметь ее женой. Вот на этой-то царевне решил жениться молодой раджа Гуль. Он выбрал верного слугу и хорошего коня, нагрузил несколько мулов драгоценными подарками и отправился в путь. По пути он расспрашивал всех о царевне и узнал, что царевна была действительно нема, но что получить ее совсем нелегко: каждый, кто искал руки прекрасной царевны, должен был играть с ней в шахматы, а она всегда выигрывала и безжалостно мстила проигравшему. Все это, однако, не остановило Гуля; он был настолько уверен в своем искусстве, что, тотчас по прибытии в город, послал слугу доложить царевне о своем приезде и о намерении искать ее руки.

«Пусть узнает он прежде условия», – был ответ гордой красавицы. «Три раза разрешается ему попытать счастья. Первый проигрыш – он теряет коня; второй – все свое имущество; третий – голова его в моей власти».

Принц Гуль, не задумываясь, принял условия: он был слишком уверен в победе. Событие было возвещено городу ударом барабана. «А-а!» – говорил народ, слыша привычный звук, – «еще один отуманенный «слепой мудростью» приехал попытать счастья с нашей принцессой. Ну, и проиграет, как проигрывали другие до него».

Принц Гуль, войдя в покои принцессы, увидел красавицу, сидящую на полу на богатом ковре, а перед ней шахматную доску. Девушка знаком пригласила его сесть. Началась игра. Через несколько минут Гуль со смущением заметил, что проигрывает партию. Напрасно пытался он отыграться: вторая и третья были настолько же неудачны. Царевна вскочила со своего места. «Вон отсюда, самонадеянный невежда!» – гневно крикнула она, – «иди на конюшню к прочим столь же злополучным искателям моей руки. Ты только и годен, что в конюхи моему коню!» Несчастный Гуль был отведен на царскую конюшню и приставлен к одному из коней царевны.

Время шло, и дочь кузнеца начала удивляться слишком долгому отсутствию своего супруга. «Уж не случилось ли с ним какой-нибудь беды?» – подумала она и решила ехать сама по его следам. Она тайком ушла из дворца, оделась знатным юношей, достала себе чудного скакуна и бесстрашно пустилась в путь. Так подъехала она к берегу широкой и глубокой реки и остановилась, поджидая перевозчика. Вдруг услышала она тоненький голосок: «Спаси, спаси меня! Я сослужу тебе службу!» Она обернулась на голос и увидела крошечную мышку в волнах потока. «Ну, вряд ли пригодишься ты мне, глупенькая мышка, а все же не погибать ведь бедному животному!» – подумала дочь кузнеца и поспешно концом копья выловила мышку из воды. Затем она осторожно взяла в руки изнемогающее, измокшее созданьице и положила его на луку седла. «Ты куда путь держишь?» – пропищала мышка, оправившись от испуга.

«Еду в царство немой царевны», – отвечала та.

«Ой, не будет толка! Слышала я про эту царевну. У нее есть волшебный кот, а на голове у этого кота шапка-невидимка. Царевна сядет играть в шахматы с женихом, а кот незаметно переставляет пешки и противник царевны всегда теряет игру».

Дочь кузнеца нежно погладила мышку. «Помоги мне, малютка, я хочу попытать счастья с царевной». Ей стало ясно, что неосторожный Гуль проиграл, и теперь в плену у немой красавицы; она решила выручить его.

Мышка с недоумением посмотрела на юного всадника. «По одежде ты мужчина, молодой красавец, но ноги твои слишком малы и руки слишком нежны для юноши. Скажи мне откровенно, обманывает ли меня чутье, или ты действительно женщина?»

Дочь кузнеца поверила мышке свою тайну, рассказала ей без утайки всю повесть и объяснила, что едет искать супруга своего, царевича Гуля.

«Не бойся ничего», – сказала тогда мышка. «Возьми меня с собой, следуй моим указаниям и ручаюсь, что ты достигнешь исполнения своих заветных желаний». Она подробно объяснила ей, как обеспечить за собой победу над немой царевной, и, весело болтая, новые друзья скоро достигли города.

На следующее утро дочь кузнеца была допущена к царевне. Она застала ее в том же приемном покое на ковре за шахматной доской. Юный незнакомец вежливо попросил царевну поменяться местами и занял ту сторону, откуда обыкновенно появлялась волшебная кошка. Началась игра; скоро, однако, дочь кузнеца с досадой заметила, что игра путается и она постепенно начинает проигрывать. В это время мышка завозилась в складках ее одежды, как бы напоминая о своем присутствии. Молодая женщина торопливо достала ее и, крепко зажав в руке, опустила руку на пол. Тотчас же почувствовала она внезапный толчок, словно к ней подскочило какое-то животное. То подскочил к ней сам волшебный кот, при виде мышки мгновенно забывший и игру, и интересы своей госпожи! Дочь кузнеца сделала невольное движение рукой, чтобы отбросить невидимого врага… Волшебная шапочка слетела на пол и сконфуженный кот, вполне видимый на этот раз, фырча и с шерстью дыбом, бросился вон из комнаты. Немая царевна вздрогнула и упала духом, так что не могла более спокойно продолжать игру и без труда была побеждена торжествующим соперником.