Текст книги "Тайны Зимнего дворца"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Графъ Нессельроде съ поклономъ удалился.
Государь долго останавливался погруженный въ глубокія думы.
Нѣтъ, миръ еще не долженъ быть заключенъ, сказалъ онъ задумчиво. Неужели исторія славнаго царствованія закончится позорнымъ миромъ? Никогда! Я это предоставлю въ наслѣдіе моему сыну. Хотя начало его царствованія будетъ омрачено облаками, онъ успѣетъ ихъ разсѣять и солнце снова озаритъ Россію, какъ онъ того пожелаетъ. Да мой сынъ Александръ, мой наслѣдникъ!..
Онъ все говоритъ о прогрессѣ, о либеральныхъ началахъ! Его любимая мечта – освобожденіе крестьянъ, которое, въ настоящую ми– нуту удивило бы и поразило западъ, но она не исполнима. Всѣ губернаторы отвѣчали на секретный циркуляръ, по этому поводу, что встрѣтится сильное препятствіе со стороны дворянства и можетъ послѣдовать общее возстаніе. Пусть это такъ же будетъ предоставлено Александру. Я ему завѣщаю сомнительную благодарность крестьянъ и вѣрную ненависть дворянства! Съумѣешь ли ты, Александръ, держать твердой рукой бразды правленія, которые я, твой отецъ, сѣверный колоссъ, часто съ трудомъ могъ сдерживать!!
Зачѣмъ мой старшій сынъ Александръ, а не Константинъ? Въ этомъ живетъ моя твердая воля, между тѣмъ, какъ Александръ слушается совѣтовъ другихъ и, часто даже, позволяетъ собой руководить. Царь долженъ думать и дѣйствовать самостоятельно. Ему не нужны совѣтники, а только слуга.
Снова государь задумался и его чело омрачалось все болѣе и болѣе. Онъ думалъ о соперничествѣ Константина. Онъ хорошо зналъ его гордый нравъ, и что онъ съ завистью смотрѣлъ на корону назначенную старшему брату. Ему было извѣстно, что Константинъ устроилъ себѣ сильную партію въ народѣ и войскахъ. Многіе утверждали, что законный наслѣдникъ престола Константинъ а не Александръ, такъ какъ послѣдній родился, когда Николай не былъ даже наслѣдникомъ, а первый родился когда чело Николая украшала русская императорская корона. Все это ему было извѣстно, и ему грозилось, что сыновья другъ у друга оспариваютъ царскій вѣнецъ въ кровавомъ бою. Онъ зналъ уступчивый характеръ старшаго сына, готовый на всякія жертвы и опасался.
Николай началъ восточную войну, въ надеждѣ дать Константинопольскую корону второму сыну и тѣмъ удовлетворить его честолюбіе; но союзныя державы стали поперегъ его плановъ, разрушили ихъ и снова гордость и тщеславіе второго сына угрожали судьбѣ старшаго.
Государь былъ такъ занятъ мыслями, бродившими въ его головѣ, что не замѣтилъ, какъ молодая женщина вошла въ кабинетъ, приблизилась къ нему легкой поступью и крѣпко поцѣловала руку. Николай столь внезапно оторванный отъ своихъ размышленій, вздрогнулъ, но узнавши вошедшую, его чело просіяло и онъ спросилъ ласковымъ голосомъ:
Это ты Маша? Ты сегодня поздненько!
Папа, я писала своему мужу; онъ конечно будетъ искренно сожалѣть, что вынужденъ проводитъ сегодняшній день вдали отъ отца.
Это была любимица государя, супруга наслѣдника цесаревича.
Сперва Николай противился союзу съ Дармштадтской принцессой, но скоро, несмотря на свою молодость, она съумѣла занять при русскомъ дворѣ твердое положеніе. Государь быстро оцѣнилъ ея рѣдкія умственныя способности и доброту ея сердца, которое было неисчерпаемымъ источникомъ любви и самоотверженія. Несмотря на то, что раболѣпные царедворцы посѣяли вражду между государемъ и его старшимъ сыномъ, отстранивъ, послѣдняго, почти совершенно отъ дѣлъ, Николай чувствовалъ безъ– отчетное влеченіе къ своей невѣсткѣ, и часто съ ней совѣтовался. Она незамѣтно вытѣснила вліяніе гордой и тщеславной великой княгини Елены Павловны.
Папа, сказала цесаревна вкрадчивымъ голосомъ: отчего у васъ такой сумрачный видъ, зачѣмъ такія мрачныя мысли? Будьте же счастливы и веселы! Вѣдь этотъ день для всѣхъ день счастья и веселья!
Маша, есть минуты, когда грустныя мысли невольно закрадываются въ голову. По временамъ, мнѣ кажется, что я въ послѣдній разъ праздную имянины вмѣстѣ съ вами. Вѣдь твоя мать…
Я только что отъ императрицы, она себя чувствуетъ гораздо лучше и желала бы васъ видѣть.
Ты была у императрицы? Развѣ тебѣ никогда не приходила мысль, что быть можетъ не пройдетъ и году, какъ ты будешь настоящая императрица, а что теперешняя императрица сохранитъ только пустой титулъ?
Папа, вы меня пугаете! не говорите такихъ вещей! воскликнула цесаревна, бросаясь на грудь государя и стараясь скрыть слезы. Папа, милый папа, ради самого Бога, не говорите такихъ вещей.
Маша, развѣ тебѣ не хочется поскорѣе сдѣлаться императрицей! Развѣ не пріятно бьрь императрицей, первой между всѣми?
Нѣтъ, папа, нѣтъ! Я хочу быть вашей дочерью и больше ничего.
Государь прижалъ ее къ сердцу.
Можетъ ты и не тщеславна, но твой мужъ во всякомъ случаѣ другого мнѣнія, онъ находитъ что его отецъ черезчуръ долго живетъ и что пора бы и самому взойти на тронъ!
Вѣдь ему ужь 37 лѣтъ! Я хорошо знаю, что когда предстоитъ блистательное наслѣдство, а въ особенности царскій вѣнецъ, наслѣдники становятся не терпѣливыми.
Папа, не добрый папа, возражала цесаревна со слезами: не стыдно ли вамъ такъ говорить, въ особенности сегодня, въ день вашего ангела?! Вы же знаете, что Александръ добрѣйшій и благороднѣйшій человѣкъ, какъ мужъ и какъ сынъ! Онъ всечастно готовъ пожертвовать за васъ жизнью. Вы знаете, что онъ любитъ васъ больше меня, больше чѣмъ своихъ дѣтей, и вы можете думать, что онъ желаетъ вашей смерти?
Ну такъ что-жь, если я даже не умру! Ты знаешь, что англичане хотятъ меня заставить отречься отъ престола, тогда…
Тогда Александръ его не приметъ. Сынъ принимаетъ только то, что отецъ даетъ ему добровольно и никогда не станетъ за одно съ его врагами; слѣдовательно не приметъ того, что украли у его отца!
Если Александръ откажется, пожалуй Константинъ его приметъ, сказалъ Николай, устремивъ испытывающій взглядъ на свою невѣстку.
Великій князь Константинъ такъ же вашъ сынъ и поступитъ какъ и Александръ, остальные братья также, отвѣчала цесаревна твердымъ и строгимъ голосомъ.
Да, Маша, ты хорошій человѣкъ, добрая дочь, сказалъ Николай, цѣлуя ее въ лобъ.
Пойдемъ къ императрицѣ. Потомъ прибавилъ шепотомъ: пока моя бѣдная Александра еще императрица!..
XI
Савельевъ вышелъ изъ комнаты, пошелъ мимо дворницкой на улицу не обращая вниманія на освѣщенныя окна и на шумную музыку, игравшую въ эту минуту веселый кадриль. Онъ пошелъ на улицу освѣщенную плошками, въ честь тезоимянитства государя императора, и направился на Сергіевскую. Тамъ онъ остановился у двухъ-этажнаго деревяннаго дома, у котораго всѣ ставни были заперты, не пропуская ни малѣйшаго луча свѣта. Въ домѣ царствовала глубокая тишина.
Неужели уже спятъ? подумалъ онъ и постучалъ въ ворота, сперва тихо, потомъ все громче и громче.
Наконецъ послышались тяжелые шаги и грубый голосъ спросилъ:
Кто тамъ стучится въ такую пору?
Господинъ Достоевскій дома? спросилъ Савельевъ.
Мы никакого Достоевскаго не знаемъ, отвѣчалъ тотъ же грубый голосъ; никакой Достоевскій тутъ не живетъ и не жилъ. Проходи своей дорогой.
Говорятъ вамъ, что Достоевскій живетъ здѣсь, еще на прошлой недѣли я былъ у него, мнѣ необходимо его видѣть…
Ты, дружище, должно быть пьянъ, ступай мимо и ищи своего Достоевскаго гдѣ хочешь, а я иду спать.
Голосъ, казалось, удалялся. Въ это время Савельевъ замѣтилъ, что одна изъ ставней слегка приотворилась и ему даже показалось, что онъ видитъ чей то глазъ, который съ любопытствомъ выглядывалъ.
Голосъ, только что говорившій съ Савельевымъ, хрипло затянулъ какую то пѣсню, въ которой поминались слова «рабъ бодрствуетъ».
«И днемъ и ночью» въ свою очередь пропѣлъ потихоньку Савельевъ.
Едва онъ произнесъ эти слова, какъ заскрипѣла задвижка, приотворилась калитка и сильная рука привлекла его во дворъ; чей-то голосъ шепнулъ ему: входи скорѣй, и калитка тотчасъ же за нимъ заперлась.
Кто это? спросили шепотомъ.
Савельевъ! отвѣчалъ вновь прибывшій.
Ты, братъ? Входи. Я тебя не узналъ. Ужь восемь дней, какъ мы не видѣлись. Мнѣ приходится скрываться – меня разыскиваютъ.
Входи же, у меня много есть тебѣ разсказать, да вѣрно и у тебя есть что-нибудь интересное, не даромъ же братъ пришелъ ты ко мнѣ въ такую поздную пору? Давай, братъ, руку, я тебя поведу.
Это былъ самъ Достоевскій. Онъ взялъ за руку солдата, повелъ по темной лѣстницѣ и они вошли въ небольшую освѣщенную комнату безъ оконъ. Тамъ за столомъ сидѣла молодая женщина съ открытой книгой, которую, повидимому, читала. Савельевъ невольно вздрогнулъ, какъ только ее увидалъ, она такъ же поблѣднѣла и бросила на него умоляющій взглядъ.
Это была та самая женщина, которую онъ встрѣтилъ у цыганки и которой она подарила кольцо съ опаломъ.
Достоевскій не замѣтилъ ни блѣдности молодой женщины ни волненія Савельева.
ІІди, братъ, сюда, тутъ мы можемъ говорить безъ стѣсненія. Жена приготовитъ намъ грогу; на дворѣ холодно и мой другъ навѣрное не откажется погрѣться.
Молодая женщина закрыла книжку, встала и молча вышла.
Савельевъ проводилъ ее взоромъ.
Значитъ, эта молодая женщина жена Достоевскаго, подумалъ онъ. Зачѣмъ же она ходила къ цыганкѣ? Зачѣмъ дала ей Марфуша кольцо?
Я не пришелъ тебя даромъ безпокоить, сказалъ онъ Достоевскому. Ты знаешь, что я не люблю ни грогу ни другихъ подобныхъ напитковъ а пришелъ по важному дѣлу.
Я знаю, что ты не любишь спиртныхъ напитковъ, но надо же было удалить жену, чтобы она не слышала о нашемъ дѣлѣ. Это была бы ея смерть, если бы она знала, что я замѣшанъ въ дѣлѣ, которое грозитъ моей свободѣ, а можетъ и жизни. Она ничего не знаетъ о нашемъ обществѣ и ничего знать не должна. Она слабая женщина, ея безпокойство и любовь ко мнѣ могутъ ее натолкнуть на опасные промахи.
Да вѣдь ты мнѣ только что сказалъ, что ты прячешься, что тебя разыскиваютъ, замѣтилъ ему Савельевъ. Твоя жена знаетъ же объ этомъ?
Да! отвѣчалъ Достоевскій. Но она не знаетъ настоящей причины, она думаетъ, что ради моихъ сочиненій. Насъ, братъ, выдали, или вѣрнѣе, меня выдали. Вотъ почему я не посѣщалъ нашихъ собраній въ теченіи этихъ восьми дней; я замѣтилъ, что за мной слѣдятъ. Мрачныя лица издали осаждаютъ мой домъ и слѣдятъ за мной шагъ за шагомъ. Они не оставятъ меня въ покоѣ, пока не откроютъ моихъ сообщниковъ. Вотъ почему я и держусь вдали отъ васъ, братья. Пусть меня пытаютъ въ застѣнкѣ у Орлова, пусть меня рвутъ на части, я васъ не выдамъ, они отъ меня ничего не узнаютъ. Передай это прочимъ братьямъ, пусть они будутъ осторожны, если Орловъ пронюхаетъ о какомъ нибудь предпріятіи, у него найдется достаточно шпіоновъ, чтобы все открыть. Однако надо молчать, идетъ жена, это превосходная и благороднѣйшая женщина, но она меня черезчуръ любитъ, прибавилъ онъ съ страннымъ выраженіемъ. Савельевъ посмотрѣлъ на него вопросительно, но ничего не сказалъ, такъ какъ она вошла съ грогомъ.
Они стали говорить о постороннихъ вещахъ, но Савельевъ былъ точно на иголкахъ, постоянно оборачивался съ безпокойствомъ, о чемъ-то хотѣлъ спросить, но не рѣшался.
Наконецъ Достоевскій замѣтилъ его волненіе, сразу выпилъ стаканъ, къ которому едва дотрогивался и обратился къ женѣ:
Душечка приготовь мнѣ еще стаканчикъ, мнѣ надо выйти, и я хотѣлъ бы согрѣться, сегодня на дворѣ такъ холодно.
Какъ, ты все-таки хочешь выйти? Ты же знаешь…
Да, душечка, я выйду, это необходимо. Да ты не безпокойся, сегодня такъ темно, что нѣтъ никакой опасности.
Молодая женщина медленно вышла изъ комнаты. Съ инстинктомъ, свойственнымъ женщинѣ, она угадала, что здѣсь кроется какая-то тайна и что мужъ искалъ только предлога, чтобы удалить ее изъ комнаты, она такъ же боялась, чтобы въ ея отсутствіи солдатъ не выдалъ ея тайну.
Она удалилась съ сожалѣніемъ, часто оборачиваясь къ собесѣдникамъ, и оставила дверь открытой, чтобы слышать о чемъ будутъ говорить.
Какъ только она вышла, Савельевъ спросилъ:
Гдѣ Наташа?
Я зналъ, что ты о ней спросишь, отвѣчалъ шепотомъ Достоевскій; ради этого я удалилъ жену. Наташа ушла.
Ушла?! пробормоталъ Савельевъ съ ужасомъ.
Да, отвѣчалъ со вздохомъ Достоевскій. Я не могъ ее держать у себя и охранять, какъ тебѣ обѣщалъ.
Если бы ты зналъ, какъ моя жена ревнива! На это-то я и намекалъ, когда я тебѣ говорилъ, что жена меня черезчуръ любитъ. Но я тебя поведу къ ней, она бѣдняжка довольно о тебѣ поплакала.
Какъ ты хочешь выйти? Тебя-жь разыскиваютъ! возразилъ Савельевъ.
Да, я хочу тебя отвести къ ней, отвѣтилъ Достоевскій. Я не думаю, чтобы теперь было опасно выйти – уже поздно, темно и холодно. Въ моемъ домѣ не видѣли свѣту, хотя вечеръ начинается уже въ 3 часа, поэтому я полагаю, что господа шпіоны предпочтутъ грѣться въ какомъ нибудь кабакѣ, нежели понапрасно слѣдить за мной. Это правда, что если видѣли, какъ ты сюда вошелъ!!.. Да и тогда опаснѣе для меня, чѣмъ для тебя. Впрочемъ эта опасность неизбѣжна, вѣдь если видѣли, что ты вошелъ, будутъ ждать пока ты выйдешь. Что касается до меня, это я рискую, что меня арестуютъ, а это случится непремѣнно, а не все ли равно днемъ раньше или днемъ позже…
Отчего же ты не бѣжишь, если знаешь, что тебя открыли?
Бѣжать? сказалъ Достоевскій грустно, улыбаясь. Легко сказать, бѣжать! Да развѣ мы съ тобой можемъ бѣжать? Мы вѣдь голь, у насъ еле хватаетъ на кусокъ хлѣба, а чтобы бѣжать – нужны деньги. А развѣ у насъ есть деньги? Да кромѣ того до границы далеко, а по дорогѣ расположено болѣе ста тысячъ войска. Какъ же дойти до границы? вѣдь меня десять разъ успѣютъ поймать и привести. Единственный способъ – это достичь непріятеля черезъ Финляндію или спуститься по Невѣ на лодкѣ, но это была бы измѣна. Нѣтъ, нѣтъ! Да кромѣ того у меня жена! Тише она идетъ.
Достоевскій попробовалъ говорить о постороннихъ предметахъ, но разговоръ какъ-то не вязался, онъ чувствовалъ, что жена слѣдитъ за нимъ. Онъ поспѣшно выпилъ свой грогъ и обратился къ Савельеву:
Нѣтъ, пора, пойдемъ.
Ты, Миша, въ самомъ дѣлѣ хочешь идти? обратилась къ нему жена, дѣлая удареніе на каждомъ словѣ.
Разумѣется, душенька, мнѣ необходимо.
Но… возражала она.
Достоевскій не далъ ей договорить, нѣжно поцаловалъ и сказалъ:
До свиданіе душечка, я скоро вернусь, приготовь поужинать, я что-то голоденъ.
Жена ничего не отвѣчала, и взоромъ проводила мужа.
Оба мужчины безъ шума отворили дверь и проскользнули на улицу. Тамъ осмотрѣвшись во всѣ стороны, они направлялись сперва къ Таврическому саду и, потомъ успокоились, что никто за ними не слѣдитъ, вернулись на Сѣр– гіевскую. Проходя мимо своего дома, Достоевскій на него даже не взглянулъ, боясь быть кѣмъ нибудь замѣченнымъ. Но если бы онъ только посмотрѣлъ, то увидѣлъ бы, что ворота не были заперты и что женская фигура при ихъ приближеніи быстро тамъ скрылась.
Когда они удалились отъ дома шаговъ на пятьдесятъ, женская фигура скользнула за ними и слѣдила въ нѣкоторомъ разстояніи, стараясь какъ можно ближе держаться къ домамъ, чтобы не быть замѣченной.
Они шли разговаривая, но такъ тихо, что слѣдившая ничего не могла разслышать. Она охотно бы приблизилась, но страхъ быть узнанной, пересилилъ ея любопытство.
Они избѣгали большихъ свѣтлыхъ улицъ и шли, по возможности узкими и темными переулками, а женская фигура неутомимо ихъ преслѣдовала точно тѣнь.
Наконецъ они остановились на Обуховскомъ проспектѣ передъ большимъ домомъ казарменнаго вида. Послѣ нѣкотораго раздумья, оба вошли въ находящійся тамъ трактиръ.
Преслѣдовавшая ихъ женская фигура остановилась въ недоумѣніи. Что ей дѣлать? Слѣдовать за ними въ трактиръ невозможно, а оставаться на улицѣ, освѣщенной фонарями и плошками, такъ же нельзя, не подвергаясь опасности быть узнанной. Она перешла на другую сторону улицы и стала съ волненіемъ расхаживать взадъ и впередъ, не спуская глазъ съ входной двери.
Предоставимъ незнакомкѣ прогуливаться по тротуару, а сами послѣдуемъ за обоими заговорщиками въ трактиръ.
Они вошли не обративъ на себя ни чьего вниманія.
Надо чего нибудь выпить, сказалъ Достоевскій.
Савельевъ пожалъ плечами.
Это необходимо ради приличія, чтобы намъ можно было выйти черезъ заднюю дверь.
Ладно, отвѣчалъ Савельевъ съ нетерпѣніемъ, но поторопимся.
Двѣ рюмки тминной, приказалъ Достоевскій, бросая гривенникъ на столъ. Половой налилъ имъ двѣ рюмки.
Опорожнивши по рюмкѣ, они вышли черезъ заднюю дверь во дворъ.
Трактирщикъ привыкъ, что его гости туда отправляются, по этому не обратилъ на нихъ никакого вниманія. За водку они заплатили, а остальное до него не касалось.
Они прошли черезъ темный дворъ и достигли другого маленькаго грязнаго дворика, черезъ который и вошли въ подъѣздъ.
Достоевскій, повидимому хорошо знакомый съ мѣстомъ, взялъ Савельева за руку и повелъ по темной лѣстницѣ.
На третьемъ этажѣ слабый лучъ свѣта пробивался сквозь дверное окошечко.
Достоевскій тихо постучался и за дверью тотчасъ послышался голосъ: Кто тамъ?
Савельевъ вздрогнулъ и нервно сжалъ руку Достоевскаго – онъ узналъ голосъ Наташи.
Дверь отворилась и передъ нимъ очутилась Наташа, но она его въ потемкахъ не узнала.
Какъ она измѣнилась за послѣднія двѣ недѣли, въ которыя Савельевъ ее не видѣлъ. Ея круглое полное лицо осунулось, болѣзненная желтизна замѣнила свѣжій румянецъ; вокругъ ея лазурно-голубыхъ глазъ появились синяки; веселая улыбка, отличавшая ее даже въ минуты грусти, замѣнилась грустнымъ и безнадежнымъ выраженіемъ. Она стояла передъ своимъ другомъ точно вылитая изъ мрамора статуя отчаянія.
Кто тамъ, Наташа? послышался слабый голосъ изъ сосѣдней комнаты, и послѣдовалъ безконечный кашель, доказывающій какихъ усилій стоили эти нѣсколько словъ.
Это я, князь, вашъ другъ, отвѣчалъ Достоевскій.
Проси пожаловать, Наташа, снова послышался голосъ, я ужь его давно поджидаю.
Достоевскій повлекъ своего пріятеля въ переднюю.
Въ эту минуту Наташа подняла глаза, мертвенная блѣдность покрыла ея похудѣвшее лицо, она узнала товарища Достоевскаго.
Наташа, сказалъ онъ, взявъ ее за руку, а вамъ привелъ друга. Развѣ вы его не узнаете?
Едва въ состояніи сдержать свое волненіе Наташа со слезами бросилась на шею Савельеву.
Не говоря ни слова о любви, они невольно другъ другу въ ней признались и заключили вѣчный и неразрывный союзъ. Любящія сердца не нуждаются въ многословіи, они другъ друга понимаютъ. Часто какой нибудь нѣмой взглядъ бываетъ краснорѣчивѣе длинной рѣчи оратора.
Достоевскій ихъ оставилъ и вошелъ въ комнату, изъ которой слышенъ былъ кашель.
Человѣкъ почтеннаго возраста лежалъ на кровати. Черты его лица нѣкогда красивыя, и еще сохранившія отпечатокъ благородства, пожелтѣли и сдѣлались прозрачными; глаза сверкали радостнымъ блескомъ, его исхудалыя руки съ нетерпѣніемъ дергали одѣяло, то съ одной, то съ другой стороны.
Достоевскій посмотрѣлъ на него и увидѣлъ, что смерть ужь простерла надъ нимъ свою руку.
Больной сдѣлалъ неимовѣрныя усилія, чтобы протянуть руку своему гостю.
Спасибо, что пришли, сказалъ старикъ слабымъ голосомъ, я боялся, что васъ больше не увижу, а передъ смертью мнѣ надо съ вами потолковать.
Князь, гоните прочь эти мрачныя мысли, вы выздоровите и, Богъ дастъ еще долго проживете, сказалъ Достоевскій, вполнѣ сознавая, что говоритъ неправду.
Нѣтъ, я ужъ чувствую приближеніе смерти, она меня ждетъ съ нетерпѣніемъ, отвѣчалъ больной; мои мгновенія сочтены. Да, я скоро умру. Но гдѣ же Наташа? Я ее не вижу. Наташа! Наташа! позвалъ больной, едва слышнымъ голосомъ.
Наташа! оставайтесь, вѣдь я-же здѣсь, крикнулъ Достоевскій черезъ дверь. Оставьте ее, я ей привелъ друга, по которомъ она такъ плакала и тосковала, продолжалъ онъ, обратясь къ больному.
Больной былъ князь Курдюбековъ. Онъ произходилъ изъ одного древнѣйшихъ и богатѣйшихъ родовъ на Кавказѣ. Подобно своимъ родственникамъ, Чавзавадзе, Шарвашидзе и Багратіонъ, онъ поступилъ въ военную службу и сдѣлался однимъ изъ блестящихъ гвардейскихъ офицеровъ. Тутъ его плѣнила сестра Макарова и онъ на ней женился. Со дня свадьбы закатились его свѣтлые дни: достойная сестра стараго Макарова вышла за князя не по любви, а ради титула и въ особенности его огромному состоянію. Князь любилъ свою жену со всѣмъ пыломъ и рѣвностью восточныхъ народовъ, но жена далеко не отвѣчала ему тѣмъ же. Она, очертя голову, предавалась удовольствіямъ и весь городъ говорилъ о ея безчисленныхъ пикантныхъ положеніяхъ.
Однажды обманутый супругъ засталъ свою жену въ объятіяхъ одного изъ ея любовниковъ и замахнулся на него кинжаломъ. Виновная супруга этимъ не смутилась, а напротивъ очень ловко воспользовалась. При помощи графа Панина, съ которымъ была въ интимныхъ отношеніяхъ, объявила своего мужа съумасшедшимъ и упекла его въ домъ умалишенныхъ. Князь долгіе годы просидѣлъ въ этомъ ужасномъ заключеніи посреди съумасшедшихъ, а между тѣмъ сынъ, прижитый его женой отъ одного изъ ея любовниковъ, и по закону считающійся его законнымъ сыномъ, съ ранняго возраста прославился своими скверными продѣлками.
Лѣтъ десять тому назадъ Достоевскій, въ качествѣ писателя, посѣтилъ съумасшедшій домъ, живописно расположенный на тринадцатой верстѣ по Петергофскому шоссе, познакомился тамъ съ несчастнымъ княземъ и узналъ отъ него лично про его печальную исторію. Достоевскій неусыпно работалъ, пока наконецъ ему не удалось освободить князя, что впрочемъ и не было очень трудно, такъ какъ въ этотъ промежутокъ времени княгиня успѣла помереть, а сынъ былъ два раза ссылаемъ на Кавказъ за нарушеніе дисциплины.
Освобожденный князь снова завладѣлъ своимъ состояніемъ, впрочемъ сильно потрясеннымъ безразсудствами покойной княгини и ея сына. Не большія сохранившіеся средства были для князя неисчерпаемымъ источникомъ добрыхъ дѣлъ. Его вкусы и привычки были весьма скромны. Почти тринадцатилѣтнее сидѣніе въ съумасшедшемъ домѣ страшно на него повліяло, сдѣлало его угрюмымъ и сумрачнымъ. Его лицо только тогда просвѣтлялось, когда ему удавалось сдѣлать какое нибудь доброе дѣло. Большинство считало князя скупымъ, потому что онъ довольствовался самой простой пищей, платье носилъ старое и поношенное, сапоги въ заплатахъ, но бѣдняки и нуждающіеся называли его своимъ ангеломъ хранителемъ – счастье и довольство возвращалось въ дома, которые посѣщалъ князь.
Двѣ недѣли тому назадъ Достоевскій зашелъ къ Курдюбекову и засталъ старика въ постели безъ всякаго присмотра, тогда онъ привелъ ему Наташу, которую не могъ далѣе держать у себя, благодаря ревности жены. Съ перваго же дня князь полюбилъ Наташу. Онъ подробно распросилъ бѣдную дѣвушку о причинѣ ея слезъ, объ ея прошломъ, кто она и откуда. Узнавъ, что она отвергнутая дочь Макарова, его деверя, онъ еще больше къ ней привязался. Когда она плакала, князь старался ее утѣшить, но напрасно, она вздыхала по Савельевѣ, котораго любила въ тайнѣ, и боялась, что онъ не раздѣляетъ ея чувства.
Зачѣмъ, Наташа, наши дорожки скрестились? сказалъ солдатъ: я не въ состояніи сдѣлать твоего счастья!
Я такъ счастлива ужь тѣмъ однимъ, что тебя вижу! возражала Наташа.
Вѣдь ты же слышала, кто я таковъ! продолжалъ Савельевъ.
Не все ли мнѣ равно, кто ты такой? Я тебя люблю, отвѣчала Наташа съ цѣломудренной наивностью и истинной любовью.
Подумай, вѣдь каждую минуту меня могутъ снова сослать въ Сибирь.
Ну такъ что-жь, что въ Сибирь? Развѣ тамъ не живутъ какъ здѣсь? Я пойду за тобой, для меня вездѣ хорошо, только бы съ тобой.
Милая, Наташа, голубка ты моя, сказалъ Савельевъ и поцѣловалъ ее въ лобъ.
Ну, братъ, пора намъ идти, послышался голосъ Достоевскаго изъ сосѣдней комнаты.
Уже? воскликнули оба влюбленные.
Да, отвѣчалъ Достоевскій, кладя какую-то бумагу въ карманъ, намъ еще надо сходить къ князю Одоевскому, такъ какъ эта бумага у меня не будетъ въ безопасности, онъ долженъ принять ее на сохраненіе.
Еще минутку, просила Наташа.
Еще минутку, повторилъ Савельевъ. Растроганный Достоевскій схватилъ руки влюбленныхъ и сильно ихъ пожалъ.
Бѣдные дѣти, свиданіе было коротко! Мнѣ грустно, что я долженъ васъ снова разлучить.
Пожалуй было бы лучше, если бы Савельевъ остался при старикѣ, ему осталось не долго жить, но къ сожалѣнію это невозможно! Бумага которая у меня въ карманѣ, мнѣ только что передана княземъ и я долженъ ее отдать въ вѣрныя руки. Судьба многихъ бѣдныхъ и несчастныхъ отъ нея зависитъ. Я самъ идти не могу, меня могутъ арестовать и тогда эта бумага навѣки погибнетъ. Савельевъ менѣе меня подвергается опасности быть арестованнымъ и, поэтому можетъ мнѣ придется дать ее ему для передачи князю. Дѣти мои – это разлука не продолжительна. Завтра утромъ вы снова увидитесь.
Завтра утромъ, Наташа, я вернусь, сказалъ Савельевъ, прижимая молодую дѣвушку къ сердцу.
Завтра утромъ! вздохнула Наташа съ надеждой и какимъ-то сомнѣніемъ.
Во всякомъ случаѣ, вы другъ мой, завтра утромъ придете, послышался слабый голосъ Курдюбекова.
Разумѣется, Богъ дастъ приду, отвѣтилъ Достоевскій.
Они спустились по лѣстницѣ, прошли черезъ оба двора и вышли на улицу черезъ трактиръ. Савельевъ поминутно оглядывался въ надеждѣ увидѣть еще разъ Наташу.
Фигура слѣдившая за нимъ, отъ квартиры Достоевскаго, продолжала стоять на тротуарѣ Обуховскаго проспекта не спуская глазъ съ подъѣзда дома, по другой сторонѣ улицы.