Текст книги "Тайны Зимнего дворца"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

ТАЙНЫ ЗИМНЯГО ДВОРЦА
СОЧИНЕНІЕ H. Т

ПРЕДИСЛОВІЕ

Цѣль этой книги «Тайны Зимняго Дворца» – ознакомить читателя съ одной изъ самыхъ интересныхъ эпохъ отечественной исторіи, а именно – съ послѣдними годами царствованія императора Николая I. Всѣ здѣсь описываемые факты дѣйствительно происходили и вѣрны, всѣ упоминаемыя лица существовали.

Въ этомъ правдивомъ разсказѣ многія вещи могутъ показаться читателю невѣроятными, то ради этого я счелъ нужнымъ указать на источники изъ которыхъ почерпнуты матеріалы, служившіе канвой для настоящаго изданія.

Напримѣръ, читателю покажется страннымъ, откуда можетъ быть извѣстно автору содержаніе письма, писаннаго Герценымъ къ Александру II, тогда еще наслѣднику, и какъ оно перехвачено графиней Бобринской и ея агентами и передано императору Николаю I, а имъ въ ея присутствіи уничтожено. Да еще въ добавокъ, какъ читатель увидитъ, государь потребовалъ, чтобы графиня сохранила тайну, объ этомъ письмѣ. Но дѣло въ томъ, что Герценъ сохранилъ въ копіи и публиковалъ въ своемъ «Колоколѣ» въ 1862 году.

Главными источниками послужили слѣдующія изданія: Полярная Звѣзда, Колоколъ, Записки Декабристовъ: Якушкина, князя Трубецкого, а равно и разсказы покойнаго князя П. Долгорукаго и другія преданія, переходившія изъ устъ въ уста и дошедшія до автора книги.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Завывалъ сильный западный вѣтеръ, какъ бы бросая надмѣнный вызовъ волнамъ Ладожскаго озера, стремящимся излиться въ Балтійское море, Напрасно, подобно окруженному непріятелемъ храбрецу, старались онѣ пересилить бурю и прорваться черезъ устье Невы; но всѣ ихъ старанія были безъуспѣшны, вмѣсто того чтобы подвигаться впередъ, гонимыя бурей, онѣ все болѣе и болѣе собирались и все съ новою силой старались побороть вѣтеръ, но всѣ ихъ усилія были тщетны и бушующія волны стали выступать изъ крутыхъ береговъ, начиная омывать высокія загородки Дворцовой и Англійской набережной. Ужь грязныя воды Мойки и Фонтанки начинаютъ затоплять прилегающія улицы. Сигнальная пушка Петропавловской крѣпости все чаще и чаще раздается своимъ зловѣщимъ грохотомъ, возвѣщая о постепенномъ поднятіи воды. Ужь на шпицѣ адмиралтейства поднятъ сигналъ. Въ отдаленныхъ и низмѣнныхъ кварталахъ поднялась страшная суетня: бѣгаютъ, кричатъ, всякій старается спасти, что только возможно. Въ болѣе возвышенныхъ частяхъ города, разнокалиберная толпа, состоящая изъ всѣхъ слоевъ общества, съ ужасомъ крестится, такъ какъ грозное пророчество, обѣщающее разрушеніе Петербургу, при третьемъ большомъ наводнѣніи, грозитъ исполниться. Только Петръ Великій, на Адмиралтейской площади, среди общей суеты и тревоги, стоитъ неподвижный, сидя на бронзовомъ конѣ, онъ простираетъ руку къ волнамъ, какъ бы приказывая имъ, но они его не слышатъ и не повинуются, они его не боятся.

У одного изъ оконъ зимняго дворца, стоитъ высокаго роста мужчина, погруженный въ свои думы, и грознымъ окомъ смотритъ на возмутившуюся Неву.

Для него давно перестала существовать непокорность, давно онъ забылъ, что такое неповиновеніе. Если онъ, когда нибудь встрѣчалъ на своемъ пути препятствія, онъ ихъ ломалъ, какъ сухую соломенку или раздавливалъ ногой, какъ невиннаго жучка, а теперь непріятель осаждаетъ крѣпости въ его необъятномъ государствѣ, и его три милльона войска оказываются недостаточными, чтобы разсѣять горсть непріятеля. Гранитныя крѣпости, его гордость и мнимая сила, оказываются безсильными передъ слабыми врагами. Генералы, на которыхъ онъ вполнѣ полагался, видя ихъ умѣніе и храбрость на парадахъ и маневрахъ, гдѣ въ сущности они были ничто иное какъ марьонетки, передвигаемыя его волей, оказались не въ силахъ бороться съ опытными и хорошо знакомыми съ военнымъ дѣломъ иностранными генералами. Теперь же, когда начинается нашъ разсказъ, сама природа осмѣлилась возмущаться противъ него. Въ глубокой, безсильной злобѣ онъ погрозилъ кулакомъ волнамъ и воскликнулъ:

«Подлыя!» неужели Западъ и васъ побѣдитъ? – Нѣтъ, пока я живъ, Востокъ останется побѣдителемъ! – Что я сказалъ?!

Увы, эта мысль мнѣ ужъ не разъ приходила!

Нѣтъ, я не переживу пораженія; и оно не должно застать меня въ расплодъ!

Холодная и гордая, но безнадежная улыбка пробѣжала по его губамъ и въ тоже время онъ прошепталъ съ полнымъ отчаяніемъ: «Никогда!!»

Никогда! повторилъ какъ эхо своихъ собственныхъ мыслей. Въ это время гофъ-фурьеръ отворилъ дверь.

Государь, курьеръ изъ Крыма.

– Позвать, рѣзко приказалъ государь; въ это же время кровь бросилась ему въ лицо и яркій румянецъ замѣнилъ мраморную блѣдность; его античное лицо нервно передергивалось отъ невольнаго трепета ожиданія.

Вошелъ курьеръ. Это былъ офицеръ егерьскаго полка, до того истомленный десятидневнымъ путешествіемъ, что едва держался на ногахъ.

Онъ хотѣлъ говорить, но отъ усталости и трепета съ нимъ сдѣлалось головокруженіе и, чтобы не упасть, ему пришлось облокотиться объ стулъ.

– Что новаго? крикнулъ Николай.

Курьеръ машинально досталъ изъ своей сумки депешу, которую передалъ государю.

Государь съ пренебреженіемъ бросилъ, не читая, депешу на столъ.

– Я тебя спрашиваю! порусски, не понимаешь, что ли?

Голосъ царя, наводившій дрожь на самыхъ смѣлыхъ, вывелъ курьера изъ оцѣпѣненія.

Вѣдь и природа имѣетъ свои права, а путешествіе въ теченіи десяти сутокъ на перекладной можетъ сломить всякаго.

– Государь… прошепталъ курьеръ.

Въ два шага государь очутился около него и встряхнулъ своей желѣзной рукой:

– Матвѣевъ, развѣ ты меня не знаешь? Я тебя еще разъ спрашиваю, что происходитъ въ Крыму?

Матвѣевъ молчалъ опустивши голову. Поблѣнѣвшее лицо государя снова покраснѣло.

– А! снова дурныя вѣсти!

А Вревскій?

«Баронъ Вревскій умеръ!

– Умеръ? – а сраженіе?

„Сраженіе при Черной рѣчкѣ“…

– Ну что же? Неужели проиграно?

„Да“, государь! Его превосходительство генералъ-адъютантъ баронъ Вревскій все время находился подлѣ генерала Даненберга, казалось, что оба искали смерти.

– И что же?

„Палъ только генералъ-адъютантъ и мнѣ поручилъ доставить Вашему Императорскому Величеству эту печальную вѣсть.

– Вотъ какъ! возразилъ государь и позвонилъ.

Вошелъ гофъ-фурьеръ.

– Отвести офицера Матвѣева на мѣсяцъ въ крѣпость, пусть тамъ отдохнетъ, и чтобъ онъ не разговаривалъ, прибавилъ государь шепотомъ. Офицеръ молча поклонился и вышелъ изъ комнаты. Въ передней онъ встрѣтился съ другимъ курьеромъ такъ же офицеромъ, его пріятелемъ, послѣдній былъ покрытъ пылью и грязью такъ что сталъ почти неузнаваемъ. Оба товарища узнали другъ друга.

– Островскій, откуда ты? спросилъ Матвѣевъ.

– Съ Кавказа, отвѣтилъ, вновь прибывшій. Матвѣевъ вопросительно посмотрѣлъ на него. Островскій опустилъ голову и тотчасъ же поднялъ глаза на Матвѣева. Послѣдній пожалъ плечами. Островскій его понялъ и съ замираніемъ сердца направился въ кабинетъ государя, онъ также привезъ недобрыя вѣсти.

– Откуда ты? раздался громкій голосъ царя, лишь только курьеръ переступилъ порогъ кабинета.

– Изъ Малой Азіи, отвѣчалъ Островскій низко кланяясь и передавъ государю пакетъ, который тотъ поспѣшно распечаталъ.

„Государь, писалъ ему Муравьевъ-Карскій (котораго не слѣдуетъ смѣшивать съ Муравьевымъ – Виленскимъ палачемъ), по Вашему повелѣнію мы штурмовали Карсъ и были откинуты съ страшнымъ урономъ. Мое мнѣніе, что Карсъ неприступенъ, къ сожалѣнію подтвердилось.

«Вчера, когда генералъ-адъютантъ привезъ приказаніе Вашего Величества штурмовать Карсъ, я упросилъ его не говорить объ этомъ распоряженіи до вечера и созвалъ военный совѣтъ. Всѣ единогласно были противъ штурма, который считали не только невозможнымъ, но даже излишнимъ, такъ какъ и безъ того блокированный городъ долженъ былъ сдаться непозже нѣсколькихъ недѣль, принужденный къ тому голодомъ. Генералъ-адъютантъ слушалъ подаваемые мнѣнія и хранилъ глубокое молчаніе, такъ что мнѣ пришлось сообщить о распоряженіи Вашего Величества…

Господа, Государь приказываетъ штурмовать Карсъ, завтра въ 5 часовъ двинутся штурмовыя колонны; докажемъ Его Величеству, что мы съ радостью идемъ на смерть, когда приказываютъ умирать.

И мы доказали, что умѣемъ умирать за царя и отечество, такъ какъ 19,000 отборныхъ войскъ пало на полѣ сраженія и въ оврагахъ Карса. Къ несчастію пули меня пощадили, и не избавили отъ грустной обязанности доложить Вашему Величеству объ этомъ печальномъ извѣстіи.»

Вотъ что писалъ Муравьевъ; пока государь машинально пробѣгалъ эти строки, сигнальная пушка продолжала ревѣть все чаще и чаще, заставляя дребезжать толстые стекла оконъ Зимняго дворца.

Неужели же у него колеблется почва подъ ногами? – Подобно тому, какъ въ настоящую минуту балтійскія волны угрожали столицѣ, западныя державы угрожали государству; тѣснили его со всѣхъ сторонъ, сопротивленіе было безуспѣшно; крѣпости – его гордость и надежды были безсильны, чтобъ остановить непріятеля, а объ его изгнаніи ужь и говорить нечего. Севастополь, перлъ южныхъ крѣпостей, еще держался противъ союзниковъ, но не благодаря своимъ гранитнымъ стѣнамъ, стоившимъ чуть ли не сотни милліоновъ, а только ради земляныхъ насыпей, наскоро сдѣланныхъ какимъ-то капитаномъ, иностранцемъ, сыномъ лавочника [1]1
  Говорится объ Тотлебенѣ, сынѣ табачнаго фабриканта изъ Ревеля.


[Закрыть]. Но долго ли ему еще удастся продержаться? Не сегодня такъ завтра курьеръ могъ привести извѣстіе объ его паденіи. Какъ отчаянный игрокъ, онъ поставилъ карту ребромъ, пославши генералъ-адъютанта въ Крымъ дать рѣшительное сраженіе.

И что же? Дали сраженіе при Черной рѣчкѣ. Англичане были уже отброшены къ морю, счастье снова начинало улыбаться русскимъ, ужь побѣда начинала склоняться на сторону храбрыхъ московскихъ войскъ; какъ вдругъ бѣглымъ шагомъ подоспѣлъ Боскетъ съ своими зуавами.

Англичане были спасены, русскіе были оттиснуты къ непроходимымъ кручамъ, возвышавшимся надъ Черной рѣчкой, куда частью и свалились, а частью были перебиты безъ всякой пощады. Въ эти роковыя часта, по разсказамъ очевидцевъ, рѣчка положительно текла кровью.

Въ Малой Азіи Муравьевъ осаждалъ Карсъ. Государь хотѣлъ отвлечь вниманіе Европы отъ печальныхъ событій въ Крыму и желалъ такъ же ослѣпить союзниковъ блистательной побѣдой и въ то же время «поднять двухъ» въ народѣ. Вотъ почему Карсъ долженъ былъ быть взять приступомъ. Въ Петербургѣ былъ созванъ военный совѣтъ, на который такъ же призвали изъ Варшавы стараго графа Паскевича, который въ 1829 году взялъ Карсъ. Всѣ были противъ штурма и Паскевичъ былъ во главѣ оппозиціи.

– А ты же вѣдь взялъ Карсъ, возразилъ рѣзко царь?

– Повторяю Вамъ, Государь, что крѣпость неприступна и ее можно взять только голодомъ. Я дѣйствительно ее взялъ, но однако не чугунными ядрами, а золотыми. Пошлите Ваше Величество таковыя Муравьеву и вы завтра же увидите Карсъ у Вашихъ ногъ, съ полной откровенностью отвѣчалъ старый воинъ. Но царь Муравьеву не золотыя ядра послалъ, а приказъ – взять штурмомъ Карсъ. Государь лично ненавидѣлъ Муравьева, благодаря тому, что однажды на большихъ двухстороннихъ маневрахъ, гдѣ одной частью командовалъ Муравьевъ, а другой самъ государь, Муравьевъ имѣлъ неосторожность взять въ плѣнъ государя со всѣмъ его штабомъ. Кто зналъ Николая тому хорошо извѣстно, что такого рода обиды онъ не могъ никогда простить, и если Муравьевъ и попалъ главнокомандующимъ въ Малую Азію, то только въ угожденіе народному голосу и его популярности. Генералъ долженъ былъ повиноваться царскому приказу и блистательная побѣда, о которой онъ мечталъ, которая должна была удивить всю Европу и поднять духъ и храбрость его подданныхъ, подвинуть ихъ къ новымъ жертвамъ – оказалась постыднымъ пораженіемъ и совершенно напрасной бойней.

Мысли гордаго самодержавwа стали еще мрачнѣе угрюмой ночи, начавшей покрывать все еще бушевfвшія волны Невы. Удача, улыбавшаяся ему въ теченіи тридцати лѣтъ, и не разу не измѣнявшая, окутала его царствованіе обманчивымъ призракомъ полновластія, въ которое, въ концѣ]концовъ, онъ самъ твердо увѣровалъ. До начала Крымской компаніи, онъ считалъ себя призваннымъ рѣшать судьбу всей Европы. Онъ считалъ себя тѣмъ колоссомъ, къ которому обращены взоры германскихъ повелителей, умоляющихъ объ его покровительствѣ. А теперь, что сталось? Новый пушечный выстрѣлъ изъ крѣпости заставилъ вздрогнуть государя, и прервалъ теченіе его мыслей.

Онъ совершенно забылъ о томъ, что вокругъ него происходило, не замѣчалъ даже присутствія курьера и не помнилъ о привезенномъ имъ извѣстіи.

– Что тебѣ надо? крикнулъ государь гнѣвнымъ голосомъ, – кто ты такой?

Но прежде, чѣмъ офицеръ успѣлъ отвѣтить, Николай пришелъ въ себя, и вспомнилъ какое ужасное извѣстіе онъ ему привезъ.

– Ахъ да, знаю, завтра же вернешься въ Малую Азію, а теперь ступай отдохни и выспись. Ты мнѣ привезъ печальныя вѣсти, по этому ты останешься подъ Карсомъ, пока не привезешь мнѣ вѣсть объ его взятіи. А теперь ступай. Впрочемъ, постой! гдѣ курьеръ изъ Крыма? Хорошо, прибавилъ онъ, подумавши, знаю. Прикажи, чтобы его вернули ко мнѣ. Островскій раскланялся по военному и вышелъ. Матвѣевъ былъ еще на дворцовой гауптвахтѣ, такъ какъ въ такую бурю было невозможно переѣхать черезъ Неву. Вернувшись къ государю, онъ получилъ приказаніе вернуться на другой же день въ Крымъ. Николай не щадилъ своихъ слугъ предполагая въ нихъ тоже желѣзное здоровье, какимъ онъ самъ, сѣверный богатырь, отличался. По выходѣ офицера, царь упалъ въ изнеможеніи на кресло и машинально сталъ прислушиваться къ завывающей бурѣ. Вдругъ онъ вскочилъ и позвонилъ своего денщика.

– Позвать Кареля! приказалъ онъ глухимъ голосомъ.

Денщикъ вышелъ, и государь провожалъ его взглядомъ, погруженный еще въ свои мысли, какъ вдругъ раздался новый пушечный выстрѣлъ и буря проложила себѣ путь въ самый кабинетъ государя, открывши окно съ такой силой, что стекла разлетѣлись въ дребезги и съ шумомъ посыпались на полъ.

Государь вздрогнулъ.

Буря бушевавшая въ его душѣ, заставила позабыть объ невскихъ грозныхъ волнахъ. Онъ подошелъ къ открытому окну. Волны, все съ увеличивающейся силой бились о гранитныя набережныя, перебрасывая свою пѣну далеко за барьеръ. Сигнальная пушка все чаще и чаще раздавалась.

– Если Непиръ воспользуется бурей и темнотой сегоднѣшней ночи, чтобы пройти мимо кронштадтскихъ фортовъ, Петербургъ погибъ, подумалъ государь, бросая мрачные взгляды, но въ то же время въ немъ проснулось его слѣпое довѣріе въ свое вѣчное счастье и бросивши вызывающій взглядъ на небо, онъ размышлялъ: не посмѣетъ, потому что, если даже и найдетъ между чухнами мерзавца, который согласился бы его провести, то до этого не допустятъ подводныя мины Якоби: моя звѣзда еще не закатилась, a только спряталась за облачкомъ. Она также какъ и Луна которую закрываютъ отъ времени до времени безобразные чудовища, они могутъ затемнить ее свѣтъ но никакъ не потушить. Буря прогонитъ тучи, и Луна снова освѣтитъ природу своими серебрянными лучами. Такъ точно и моя звѣзда въ теченіи тридцати лѣтъ, водившая меня къ побѣдѣ, снова заблеститъ ослѣпительнымъ блескомъ, и уничтожитъ своихъ враговъ.

Левъ еще не побѣжденъ, напротивъ, онъ только остритъ свои зубы и когти, чтобы лучше васъ растерзать.

Ты завистливая, подлая Англія, клянусь тебя разорить, если только выйду побѣдителемъ изъ этой борьбы! и я одержу побѣду, вѣдь силы Россіи неистощимы!

Я васъ!!! прибавилъ онъ угрожая Западу кулакомъ.

Гофъ-фурьеръ отворилъ дверь и доложилъ;

Статскій совѣтникъ Карель! Вошелъ лейбъ-медикъ, любимецъ государя, сопровождавшій его во всѣхъ путешествіяхъ.

Николай не замѣтилъ его прихода: онъ упорно глядѣлъ на борьбу волнъ, напрасныя усилья которыхъ рисовали въ его воображеніи борьбу съ западными державами. – Вдругъ онъ обернулся и увидѣлъ передъ собой своего лейбъ-медика печально приблизившагося.

– Ахъ, это ты Карель?

Ладно, я за тобой посылалъ, такъ какъ чувствую себя нехорошо, да, очень нехорошо. Докторъ хотѣлъ пощупать пульсъ, но Николай выдернулъ руку.

– Не пульсъ откроетъ тебѣ мою болѣзни, она сидитъ глубоко въ моемъ сердце…

Скажи, сколько мнѣ остается жить?

Карель на него посмотрѣлъ съ недоумѣніемъ.

– Государь, человѣческая жизнь въ рукахъ божьихъ.

– И немного въ своихъ собственныхъ, прервалъ его царь съ гордостью.

Недоумѣніе Кареля возростало, дыханіе замерло, ему казалось, что онъ понимаетъ слова своего властелина, но въ тоже время страшился ихъ понять.

– Я царствовалъ долѣе, чѣмъ всѣ мои предки, продолжалъ государь, пора мнѣ на покой.

Такого же мнѣнія, мои друзья, англичане, прибавилъ онъ горько улыбаясь; они рѣшили положить оружіе не раньше, какъ я сойду съ трона. Но Карель, ты вѣдь меня знаешь, и значитъ понимаешь, что я съ короной разстанусь не иначе, какъ съ жизнью.

Судьба меня призвала на тронъ, который мнѣ не предназначался; я держалъ бразды правленія мощной рукой, ломая, какъ соломенку все, что только осмѣливалось мнѣ сопротивляться; германскія правительства смотрѣли на меня, какъ на своего спасителя, покровителя, и я могъ ихъ считать, почти моими вассалами! а теперь почва колеблется подъ моими ногами.

Эти послѣднія слова онъ произнесъ еле внятнымъ голосомъ и замолкъ на нѣсколько мгновеній, снова предавшись своимъ думамъ; затѣмъ точно пробудившись отъ тяжелаго сна, царь обратился къ Карелю:

– Сколько мнѣ остается жить?

Государь, жизнь человѣка въ рукахъ божьихъ, какъ я ужь имѣлъ честь сказать. Безуменъ и преступенъ тотъ врачъ, который осмѣливается опредѣлять срокъ жизни здороваго человѣка. Кто не знаетъ возраста вашего величества никогда не повѣритъ, что вамъ шестидесятый годъ! Вы еще долго проживете для блага Россіи!

– Если я не умру для ея спасенія! эти слова государь произнесъ совершенно невольно и самъ того не сознавая.

За этими словами послѣдовало общее молчаніе, которое для Кареля показалось цѣлой вѣчностью. Государь, опустивши голову, зашагать по кабинету. Вѣтеръ врывался въ комнату сквозь открытое окно, да пушка постоянно потрясала воздухъ своими громовыми раскатами.

Наконецъ царь остановился передъ Карелемъ и спросилъ его спокойнымъ голосомъ:

– Какой ядъ убиваетъ въ нѣсколько дней безъ мученій и не оставляя слѣдовъ?

Карель молчалъ.

– Я тебя спрашиваю!! крикнулъ Николай голосомъ передъ которымъ дрожали храбрѣйшіе

– Государь… хотѣлъ отвѣтить Карель, но вмѣсто отвѣта бормоталъ что-то непонятное.

Наконецъ, собравшись съ духомъ Карель, имѣвшій обыкновеніе дѣйствовать рѣшительно, отвѣтилъ уклончиво:

– Есть много родовъ яду… но токсикологія, наука, въ которую еще не достаточно углубились чтобы можно было… Николай его не слушалъ, предавшись снова теченію своихъ мыслей; вдругъ онъ прервалъ уклончивые слова своего лейбъ-медика:

– Синильная кислота и никотинъ вѣдь – дѣйствуютъ мгновенно? Карелъ утвердительно кивнулъ головой.

– Значитъ это не годится, продолжалъ государь, какъ бы самъ съ собой разговаривая:

– Я не долженъ умереть внезапно, объ этомъ черезъ чуръ бы заговорили; я хочу пролежать нѣсколько дней; какое дѣйствіе производитъ стрихнинъ? продолжалъ монархъ.

Карель молчалъ.

– Кажется, что этотъ ядъ всасывается въ кровь? спросилъ государь, не обращая вниманія на молчаніе своего доктора.

Но видя упорное молчаніе Кареля, онъ продолжалъ, дѣлая удареніе на каждомъ словѣ:

– Что же, я вѣдь тебя спрашиваю!

– Государь…

– Безъ лишнихъ словъ, отвѣчай коротко и ясно на мой вопросъ!

– Иногда…

– Ладно! годится! никакихъ слѣдовъ, или почти никакихъ. Его дѣйствіе медленно и больной умираетъ постепенно, не теряя сознанія.

Карель вторично утвердительно кивнулъ головой.

Николай сталъ снова расхаживать по кабинету молча, повѣсивъ голову и погрузившись въ раздумье. Отъ времени до времени онъ останавливался передъ докторомъ безмолвно, смотрѣлъ на него въ упоръ, и опять начиналъ ходить, а мысли бродили далеко. Наконецъ онъ остановился и прошепталъ такъ тихо, что самъ еле слышалъ свои слова:

– Карель, мнѣ нуженъ стрихнинъ.

Карель поблѣднѣлъ какъ полотно, вся его кровь прилила къ сердцу, онъ едва могъ дышать, хотѣлъ говорить но не могъ выговорить ни слова.

Между тѣмъ Николай отошелъ отъ него и остановился у открытаго окна, любуясь на разбушевавшуюся стихію.

Западъ все таки побѣдитъ! воскликнулъ онъ, нервно сжимая кулаки, потомъ обратился къ Карелю:

– Я хочу имѣть стрихнину, повторяю тебѣ, завтра же принеси мнѣ.

Вѣрный слуга упалъ на колѣни къ ногамъ своего повелителя.

Крупныя слезы капали изъ глазъ его; онъ схватилъ руку государя и покрывая ее поцѣлуями, едва могъ заставить себя выговорить;

Государь, что хотите вы дѣлать?

Николай бросилъ на его холодный и презрительный взглядъ вопрошая.

– Съ какихъ это поръ осмѣливаются меня распрашивать.

Слезы душившія лейбъ-медика, мѣшали ему отвѣчать.

Николай продолжалъ растроганнымъ голосомъ.

– Ты мнѣ служишь ужь многіе годы, Карель, ты сопровождалъ меня во всѣхъ моихъ путешествіяхъ, ты видѣлъ, что мнѣ стоило повѣсти бровью, чтобъ передо мной, падали лицъ какъ властелины такъ и рабы!

– Неужели, мой вѣрный слуга, ты хочешь чтобъ я сложилъ корону, и чтобъ подобно какъ въ баснѣ, ослы приходили лягать раненнаго льва! Развѣ ты хочешь, чтобъ тѣ, которые трепетали передо мной, радовались моему несчастью, и отворачивались бы отъ меня! Чтобы пигмеи смѣялись надъ павшимъ гигантомъ!

– Неужели же ты всего этого хочешь Карель?

Карель все еще оставался у ногъ царя, но Николай поднялъ его говоря:

– Полно Карель, будь мужчиной! – Завтра ты мнѣ принесешь стрихнину и обѣщаю тебѣ прибѣгнуть къ нему только въ томъ случаѣ, если сама судьба меня къ этому принудитъ!

Карель имѣлъ мужество отвѣчать:

Государь, мы доктора, обязаны возвращать здоровье больнымъ настолько, насколько наука намъ это позволяетъ; но убивать, наше призваніе намъ это запрещаетъ.

Голосъ государя, за минуту передъ этимъ ласковый, сдѣлался снова суровымъ и повелительнымъ не допускающемъ возраженія.

Тогда къ Карелю вернулось хладнокровіе.

Государь, сказалъ онъ, послушаніе имѣетъ свои границы. Пусть, Ваше Величество мнѣ прикажетъ умереть за Васъ, я умру съ радостью благословляя свою судьбу.

Государь, подумайте, объ Вашей супругѣ, объ дѣтяхъ, объ Вашемъ народѣ, продолжалъ онъ. – Вспомните, что я присягнулъ охранять Вашу жизнь, пожертвовать своей за Вашу, а теперь, что Вы отъ меня требуете? это ужасно! ужасно. И снова повалился къ ногамъ государя.

Государь подошелъ къ окну и прислонилъ свой горячій лобъ къ холодному стеклу, освѣжившись вернулся къ лейбъ-медику и сказалъ строгимъ, но ласковымъ голосомъ: Вставай безумный, кто тебѣ говоритъ, что я хочу теперь же умереть? Но мало ли что можетъ случиться.

Для царя, котораго поддерживаетъ такой преданный народъ, нѣтъ такого случая и ничего подобнаго не можетъ быть, прервалъ его Карель. Русскіе всѣ до послѣдняго лягутъ за Васъ? Вспомните 1812 годъ! Непріятель можетъ отнять нѣсколько крѣпостей, можетъ сорвать свою злобу сжигая беззащитныя приморскія деревушки, можетъ…

– Довольно пустыхъ словъ…

Подумай объ моемъ приказаніи.

При этихъ словахъ государь повернулся къ нему спиной и удалился.

Дрожа и съ разбитымъ сердцемъ докторъ всталъ и послѣдовалъ за государемъ. Ему была повѣрена страшная тайна и все таки онъ былъ не въ состояніи заставить царя измѣнить свое рѣшеніе, такъ какъ Николай требовалъ слѣпого повиновенія и ему были чужды прощеніе и забвѣніе.