Текст книги "Пряные ночи"
Автор книги: Автор Неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
И вот наступила ночь, и царица Будур перешла с престола царства во дворец и вошла в свои покои. И увидела она, что свечи зажжены и что госпожа Хаят-ан-Нуфус сидит и дожидается ее на супружеском ложе. Вспомнился царевне муж ее и заплакала она, испуская непрерывные вздохи, а затем произнесла такие стихи:
«Я клянусь, что весть о беде моей наполняет мир,
Точно солнца луч, восходящего ночью мрачною.
Его знак вещает, но трудно нам понять его,
Потому не может не расти тоска моя.
Ненавижу я прелесть стойкости, полюбив его.
Но видал ли ты среди любящих ненавистников?
Взгляды томные поражают нас острием своим
(А сильнее всех поражают нас взгляды томные).
Распустил он кудри, снял покров, и увидел я
Красоту его всю – и черною, и белою.
И болезнь моя, и лечение – все в руках его,
Ведь недуг любви только тот излечит, кто хворь нагнал.
Поясок его полюбил за нежность бока его,
И из зависти бедра грузные отказались встать.
Его локоны на блестящем лбу уподобим мы
Ночи сумрачной, что задержана засиявшим днем».
Окончив говорить, царевна хотела встать на молитву, но вдруг Хаят-ан-Нуфус схватила ее за подол и воскликнула: «О господин, не стыдно ли тебе перед моим отцом – он сделал тебе столько добра, а ты до сих пор пренебрегаешь мною».
И, услышав это, Ситт Будур села на ложе и сказала: «О моя любимая, что это ты говоришь?» И Хаят-ан-Нуфус отвечала: «Я говорю, что никогда не видела такого чванливого мужчину, как ты. Разве все, кто обладает красотой, так чванятся? Но я сказала это не для того, чтобы ты пожелал меня, а потому, что боюсь за тебя. Царь Арманус сказал, что, если ты не познаешь меня сегодня ночью и не уничтожишь мою девственность, он отнимет у тебя утром власть и прогонит из нашей страны. И возможно, гнев отца моего так распалится, что он убьет тебя. И я, о господин мой, пожалела тебя и предупредила. Решение же за тобой».
Услышав от девушки такие речи, царица Будур склонила голову к земле, стараясь придумать, как ей поступить. Она рассуждала так: «Если я не послушаюсь царя, то погибну, а если послушаюсь – опозорюсь. Но сейчас я царица всех Эбеновых островов, они под моей властью. У меня есть шанс встретиться с Камар-аз-Заманом именно в этом месте, ибо нет ему иной дороги в его страну, кроме как через Эбеновы острова. Я не знаю, что делать, и вручаю свою судьбу Аллаху. Я же не мужчина, чтобы лишить девственности невинную девушку!»
Затем царица Будур сказала Хаят-ан-Нуфус: «О любимая, все мое пренебрежение тобою и воздержание от тебя – против моей воли». И она рассказала ей обо всем, что с нею случилось, от начала и до конца, затем показалась ей женщиной и молвила: «Ради Аллаха прошу тебя, защити меня и скрой мою тайну, пока Всевышний не соединит меня вновь с мужем моим возлюбленным Камар-аз-Заманом. А после этого будь что будет».
Хаят-ан-Нуфус выслушала ее слова и изумилась до крайности. Она пожалела царевну, пожелала ей встретиться с ее возлюбленным Камар-аз-Заманом и сказала следующее: «О сестрица, не бойся и не мучайся! Терпи, пока Аллах не разрешит эту ситуацию». А потом Хаят-ан-Нуфус произнесла:
«Я тайну в груди храню, как в доме с глухими запорами,
К которым потерян ключ, а дом – за печатью.
Лишь тот может тайну скрыть, кто верен останется,
И тайна сокрытою у лучших лишь будет».
Окончив стихи, она сказала: «О сестрица, грудь свободных – могила для тайн, и я не выдам твоей тайны».
Затем они стали играть, обниматься и целоваться и проспали почти до призыва на молитву. Тогда Хаят-ан-Нуфус поднялась и, взяв птенца голубя, зарезала его над своей рубашкой и вымазалась его кровью. Сняв шальвары, она принялась кричать. После этого все родные вошли к ней и увидели кровь. И заголосили невольницы от радости.
Что же касается царицы Будур, то она утром встала и пошла в баню, вымылась и совершила утреннюю молитву, а потом отправилась в Дом суда и, сев на престол царства, стала творить суд между людьми. Когда царь Арманус услыхал радостные крики, он спросил, в чем дело, и ему рассказали, что дочь его лишена невинности. Обрадовался он этому, грудь его расправилась, и собрал он большой пир.
Вот что было с ними. Что же касается царя Шахрамана, то, когда его сын выехал на охоту и ловлю вместе с Марзуваном, как уже раньше рассказано, он стал ждать, но пришла ночь после их отъезда, и сын не вернулся. Царь Шахраман не мог уснуть в эту ночь, и она показалась ему бесконечной. Он сильно встревожился, и волнение его только увеличивалось. Когда настало утро, он решил прождать своего сына до полудня, но тот не приехал. Почувствовал царь, что пришла разлука, и вспыхнула в нем тоска по сыну, и он воскликнул: «Увы, мой сын!» – а потом так заплакал, что замочил себе слезами всю одежду. И глубокая боль разбитого отцовского сердца заставила царя прочесть такие стихи:
«Я с людьми любви постоянно спорил, пока сам
Не почувствовал ее сладости и горечи.
И насильно выпить пришлось мне чашу разлуки с ним,
И унизился пред рабом любви и свободным я.
Поклялась судьба разлучить меня и возлюбленных,
И теперь исполнил суровый рок то, в чем клялся он».
Окончив эти стихи, султан Шахраман вытер слезы, собрал свое войско и приказал поспешить в долгий путь. Тогда сели все воины на коней своих, и царь выступил в поход. Он не терял надежды найти сына своего Камар-аз-Замана, но сердце его было полно печали. Царь разделил войско на четыре фланга и на шесть отрядов и сказал: «Отправляйтесь на поиски, а завтра все соберитесь у перекрестка дорог!»
И тогда войска рассеялись и стали искать царевича до самой ночи. А к полудню следующего дня они достигли пересечения четырех дорог. Раздумывая, по какой дороге поехал Камар-аз-Заман, они вдруг заметили на дороге остатки разорванной материи, растерзанное мясо и следы крови.
Когда царь Шахраман увидел это, он воскликнул: «Увы, сын мой!» – и стал бить себя по лицу, щипать бороду и рвать на себе одежду. Он еще раз убедился в смерти своего сына, посмотрев на кровавые одежды, и усилились стоны его и плач. Тогда воины, уверившись, что Камар-аз-Заман погиб, тоже заплакали и посыпали себе головы пылью.
Пришла ночь, а они всё рыдали и плакали, едва не умерев от горя. И произнес царь такие стихи:
«Не корите вы огорченного за грусть его,
Уж достаточно взволнован он печалями.
И плачет он от крайней грусти и мук своих,
И страсть его говорит тебе, как пылает он.
О счастье! Кто за влюбленного, клятву давшего
Изнурению, что всегда слезу будет лить из глаз?
Он являет страсть, потеряв луну блестящую,
Что сиянием затмевает ближних всех своих.
Но теперь дала ему смерть испить чашу полную
В день, как выехал, и далек он стал от земли родной.
Бросил родину и уехал он на беду себе,
И прощания не узнал услады с друзьями он.
Поразил меня и отъездом он, и жестокостью,
И разлукою, и мучением, нас покинувши.
Он отправился и оставил нас, простившись лишь,
Когда дал ему приют Аллах в садах своих».
Окончив стихи, султан Шахраман вернулся с войсками в свой город. Он был уверен, что на сына его напали либо дикие звери, либо лихие разбойники и растерзали его.
Тогда царь велел бросить клич по островам Халидан, чтобы все жители носили траур по сыну его Камар-аз-Заману. Султан построил здание, которое назвал Дом печалей. Каждый понедельник и четверг он творил суд над своими подданными, а всю остальную неделю входил в Дом печали и горевал там о своем сыне, оплакивая его в стихах. И были среди них такие:
«День счастья – тот день, когда вы снова близки ко мне,
А день моей гибели – когда отвернулись вы.
И если угрозою испуган я гибели,
То слаще спокойствия мне близость с любимыми».
И также такие стихи:
«Я душой своей искуплю ушедших – отъездом своим
Они ранят сердце и порчею его смущают.
Так пускай без мужа проводит радость весь должный срок[29]29
Должный срок – четыре месяца и пять дней – тот промежуток времени, в течение которого разведенная или вдова согласно учению ислама не может снова выйти замуж.
[Закрыть] —
Со счастием, раз их нет, развелся я трижды[30]30
Развелся я трижды – то есть навсегда. Трижды произнеся формулу развода, муж теряет право снова взять к себе разведенную жену.
[Закрыть]».
Вот что было с царем Шахраманом. Что же касается царицы Будур, дочери царя аль-Гайюра, то она сделалась царицей Эбеновой земли, а люди стали показывать на нее пальцами и говорить: «Это зять царя Армануса». Каждую ночь спала она с Хаят-ан-Нуфус и жаловалась на тоску по своему мужу Камар-аз-Заману. Рыдая, она описывала Хаят-ан-Нуфус его красоту и прелесть и желала хотя бы во сне сойтись с ним снова. И говорила она так:
«Аллаху известно, когда разлучились мы,
Я плакал так, что слез пришлось занимать мне.
Сказали хулители: «Терпи, ты достигнешь их», —
А я им: «Хулители, откуда терпение?»»
Вот что было с царицей Будур. Что же касается Камар-аз-Замана, то он работал у садовника, плача днем и ночью, произнося стихи и вздыхая о временах блаженства и ночах, исполненных желаний. А садовник утешал его, говоря: «В конце года корабль отправится в земли мусульман».
Камар-аз-Заман пребывал в таком положении, пока однажды садовник не вошел к нему и не сказал: «О дитя мое, прекрати на сегодня работу и не отводи воду к кустам, ибо сегодня праздник, и люди ходят в гости друг к другу. Отдохни же пока от работы и только присмотри за садом, а я пойду и найду для тебя корабль. Потерпи, осталось немного времени, скоро ты поплывешь в земли мусульман».
Потом садовник вышел, и Камар-аз-Заман остался один. Он принялся размышлять о том положении, в которое попал, и сердце его болело, и слезы текли по щекам. Тогда Камар-аз-Заман лишился чувств от горя, а очнувшись, встал и пошел по саду, размышляя о том, что сделало с ним время, и о долгой разлуке с любимой женой. Неожиданно он споткнулся, упал и наткнулся лбом на корень дерева. Из раны его потекла кровь, смешавшись со слезами. Камар-аз-Заман вытер кровь, осушил слезы и перевязал лоб тряпкой. Поднявшись, он продолжил ходить по саду, погрузившись в тягостные думы.
Затем он взглянул на дерево, на котором ссорились две птицы. Одна из них поднялась, клюнула другую в шею и оторвала ей голову. Затем она взяла в клюв эту голову и улетела, а мертвая птица упала на землю перед Камар-аз-Заманом. И вдруг две большие птицы опустились к убитой, и одна встала у окровавленной раны, а другая около хвоста. Они опустили крылья и клювы, вытянули к ней шеи и стали плакать. И Камар-аз-Заман, глядя на них, тоже заплакал из-за разлуки с любимой женой и со своим бедным отцом.
Затем Камар-аз-Заман снова посмотрел на птиц и увидел, что они вырыли яму, закопали в ней убитого товарища, а после этого взлетели в воздух и скрылись на некоторое время. Потом они вернулись, и с ними была птица-убийца. Птицы спустились с убийцей на могилу и, насев на нее, лишили ее жизни. Они проткнули ей тело, вытянули кишки и пролили ее кровь на могилу мертвой птицы, а мясо убийцы они разбросали по земле, вместе с разорванной кожей и внутренностями.
Камар-аз-Заман смотрел и удивлялся этому. Вдруг, бросив взгляд на то место, где лишили жизни птицу-убийцу, он увидел что-то блестящее. Царевич подошел ближе и обнаружил зоб той птицы. Камар-аз-Заман взял его, вскрыл и нашел там камень, который стал причиной его разлуки с женой. Когда царевич увидел и узнал камень, он упал без чувств от радости, а очнувшись, воскликнул: «Хвала Аллаху! Вот хороший знак, возвещающий о близкой встрече с моей возлюбленной». Радуясь доброй вести, он привязал камень к своей руке, а потом поднялся и стал ходить в ожидании садовника до самой ночи, но тот не пришел. Камар-аз-Заман проспал в его доме до утра, а затем поднялся, чтобы начать работу. Подпоясавшись веревкой из пальмовых волокон, царевич взял топор и корзину и прошел в сад. Он подошел к рожковому дереву, ударил его по корню топором, и от удара оно зазвенело. Тогда Камар-аз-Заман снял с корня землю и увидел каменную плиту. Подняв ее, он увидел под ней дверь и лестницу. Спустившись вниз, царевич оказался в древнем помещении времен Ада и Самуда[31]31
Ад и Самуд – название древних мифических племен, упоминающихся в Коране.
[Закрыть]. Оно было вытесано из камня, а вдоль стен его шли скамейки, покрытые краской небесного цвета. Помещение то оказалось наполнено ярко рдеющим червонным золотом. Тогда Камар-аз-Заман подумал: «Ушла печаль, и пришли веселье и радость!» Затем царевич поднялся на поверхность и опустил плиту на место. Он возвратился в сад и принялся отводить воду к деревьям до конца дня. Вечером пришел к нему садовник и сказал: «О дитя мое, радуйся возвращению на родину! Купцы собрались в путешествие, и корабль через три дня отъезжает в Эбеновый город. Достигнув его, ты продолжишь свой путь по суше. Через шесть месяцев ты прибудешь к островам Халидан, на которых живет царь Шахраман».
Камар-аз-Заман обрадовался и произнес:
«Не бросайте тех, кто вдали от вас
не привычен быть – Вы пытаете, покидая их, безгрешных.
Другой, когда разлука длится, не помнит вас,
И менять готов свои чувства он, не то, что я».
Затем Камар-аз-Заман поцеловал садовнику руку и сказал: «О батюшка, как ты обрадовал меня! И я тоже обрадую тебя. Слушай». И он рассказал старику о комнате, наполненной золотом. Садовник обрадовался и сказал: «О дитя мое, я в этом саду уже восемьдесят лет, но ничего не заметил, а ты у меня меньше года и сумел найти этот клад. Теперь он твой. Он поможет тебе добраться до родных земель и соединиться с теми, кого ты любишь». – «Я непременно с тобою поделюсь», – ответил Камар-аз-Заман. Он взял садовника за руку, отвел его в помещение и показал золото. А было оно размещено в двадцати кувшинах. Камар-аз-Заман взял десять из них, а садовнику отдал остальные десять. «О дитя мое, – сказал старик, – возьми себе несколько мер маслин, из тех, что растут в этом саду. Их невозможно найти в других землях. Наши купцы возят эти плоды на продажу во все страны. Положи золото в меры, а сверху – воробьиные маслины, потом закрой меры и возьми их с собою на корабль».
Камар-аз-Заман в тот же миг поднялся и сделал, как велел ему садовник. Собрав меры, он положил в одну из них камень царевны Будур. Камар-аз-Заман подумал: «Достигнув Эбенового острова, я поеду оттуда в земли отца своего и спрошу про мою возлюбленную жену. Узнать бы, вернулась ли она домой или отправилась к моему отцу. Не случилась ли с ней какая-нибудь неприятность в дороге?» А потом он произнес:
«В душе любовь оставив, они скрылись,
И земли тех, кого люблю, – далеко.
Далек теперь и стан, и обитатель,
Далека цель пути – нет больше цели.
Ушли они – и с ними ушла стойкость,
Покой меня оставил и терпенье.
Уехали – и радость улетела,
Исчез покой – и нет уж мне отрады,
И слезы они пролили мои, расставшись,
И льется из глаз обильно слеза в разлуке,
И когда захочется мне их видеть,
И долго мне придется ждать в волнении,
То вызову вновь я в сердце своем их образ —
И будут думы, страсть, тоска и горе».
Камар-аз-Заман сидел, ожидая отъезда, и рассказал он садовнику историю с птицами, а старик этому очень удивился. После этого оба они легли спать, а наутро садовник заболел и провел в таком состоянии два дня. На третий день его недуг усилился, и Камар-аз-Заман сильно опечалился.
Вскоре пришел капитан корабля со своими матросами и попросил позвать садовника. Камар-аз-Заман сказал им, что тот болен, и капитан спросили: «Где тот юноша, который хочет ехать с нами на Эбеновые острова?» – «Он стоит сейчас пред вами», – отвечал Камар-аз-Заман. Тогда капитан велел матросам перенести на корабль все меры царевича. Затем он сказал юноше: «Поторопись, пока ветер хорош!» И тот отвечал: «Слушаю и повинуюсь!»
Царевич перенес на корабль мешок с едой и пищей и вернулся к садовнику, чтобы проститься с ним. Старик лежал при смерти. Камар-аз-Заман сел у него в изголовье, и тогда дух садовника расстался со своим телом. Юноша закрыл старику глаза, обрядил его и похоронил, а потом отправился на корабль. Только судно уже расправило паруса и отправилось в море. Камар-аз-Заман проводил его взглядом, пока оно не скрылось на горизонте. Он был ошеломлен и стоял в замешательстве, не зная, что сказать и что сделать. Затем царевич вернулся в сад и стал посыпать голову прахом и бить себя по лицу.
Через некоторое время Камар-аз-Заман пришел в себя. Он арендовал сад у его владельца и поставил себе под начало человека, который помогал ему поливать деревья. После этого царевич отправился к каменной плите, спустился в тайную комнату и сложил оставшееся золото в пятьдесят посудин, а сверху набросал маслин.
Затем он стал расспрашивать про судно, но ему сказали, что единственный в городе корабль отправляется в путь только раз в год, и волнение Камар-аз-Замана разыгралось с новой силой. Он опечалился из-за того, что с ним случилось, в особенности же из-за потери камня, принадлежавшего Ситт Будур. Царевич плакал днем и ночью и все время читал стихи.
Вот что было с Камар-аз-Заманом. Что же касается корабля, то шел он под попутным ветром до самых Эбеновых островов. В это время царица Будур сидела у окна, которое выходило на море, и увидела она приставший к берегу корабль. Сердце Будур затрепетало, и, сев верхом, вместе с эмирами, придворными и наместниками она отправилась на берег. Там уже шла разгрузка корабля и переноска товаров в кладовые.
Будур призвала капитана и спросила, что он привез с собою, а тот ответил: «О царь, у меня на корабле столько зелий, притираний, порошков, мазей, примочек, роскошных материй и йеменских ковров и прочих дорогих товаров, что снести их не в силах верблюды и мулы. Там есть всякие благовония: и перец, и какуллийское алоэ, и тамаринды, и воробьиные маслины, которые редко встречаются в этих землях».
Когда царица Будур услышала о воробьиных маслинах, ее сердце пожелало их, и она спросила владельца корабля: «Сколько с тобою маслин?» – «Со мною пятьдесят полных мер, – отвечал капитан, – но только их владелец не приехал с нами, и царь возьмет из них, сколько захочет». – «Вынесите их на сушу, чтобы я посмотрел на них», – сказала Будур.
Капитан крикнул матросам, и они вынесли эти пятьдесят мер. Будур открыла одну из них, увидела маслины и сказала: «Я возьму эти пятьдесят мер и дам вам их цену, какова бы она ни была». – «В наших землях этому товару нет цены, – отвечал капитан, – но тот, кто их собрал, отстал от нас, и он человек бедный». – «А какая им цена здесь?» – спросила Будур. И капитан отвечал: «Тысячу дирхемов». Тогда Будур сказала: «Я возьму их за тысячу дирхемов», – и велела перенести маслины во дворец.
Когда пришла ночь, она приказала принести одну меру и открыла ее (а в помещении не было никого, кроме нее и Хаят-ан-Нуфус). Потом она поставила перед собою поднос и перевернула над ним меру, и в поднос высыпалась кучка червонного золота. И Будур сказала госпоже Хаят-ан-Нуфус: «Ты видишь, это золото!» Она велела принести все меры и осмотрела их. Оказалось, что все они были наполнены золотом, а маслины служили для него лишь прикрытием.
Будур нашла в том золоте свой камень и узнала его. Она закричала от радости и упала без чувств, а очнувшись, сказала про себя: «Этот камень был причиной разлуки с моим возлюбленным Камар-аз-Заманом, но вот пришла благая весть!» И она сообщила Хаят-ан-Нуфус, что обнаруженный камень несет благую весть о встрече с любимым.
А когда настало утро, Будур села на престол и призвала капитана корабля. Тот, явившись, поцеловал землю у ног ее, и она спросила его: «Где ты оставил владельца этих маслин?» – «О великий царь, – отвечал капитан, – мы оставили его в стране магов. Он работает помощником у старого садовника». – «Если ты не привезешь его, то случатся с тобою и с твоим кораблем такие беды, о которых ты и не слыхивал», – сказала Будур.
Затем она повелела запечатать товары приезжих купцов и сказала: «Владелец этих маслин – мой должник, и, если вы его не приведете, я непременно перебью вас всех и разорю вашу торговлю». Тогда купцы обратились к капитану и пообещали, что наймут его корабль еще раз, если он привезет царю должника. И сказали он: «Поезжай и сделай все, чтобы избавить нас от этого своенравного злодея!»
Капитан взошел на корабль и распустил паруса. Аллах благоволил к нему, так что ночью он прибыл на остров и отправился в сад.
А что касается Камар-аз-Замана, то ночь показалась ему долгой. Царевич сидел, плакал и вспоминал свою возлюбленную. И он произнес такие слова:
«Вот ночь, когда звезды стоят неподвижно,
И нет у нее силы, чтоб двинуться с места.
И длятся часы, как весь день воскресенья,
Для тех, кто рассвета в ту ночь выжидает».
Капитан постучал в дверь к Камар-аз-Заману, и когда тот открыл и вышел к гостю, матросы схватили его и привели на корабль. Они распустили паруса, отправились в путь и ехали без остановок в течение дней и ночей. Камар-аз-Заман не знал, зачем его похитили, и он спросил об этом у капитана. Тот ответил ему: «Ты должник Варя, правителя Эбеновых островов и зятя царя Армануса. Ты украл у него деньги, о злосчастный!» И Камар-аз-Заман воскликнул: «Клянусь Аллахом, я в жизни не вступал в эти страны, я не знаю их!»
Когда корабль приблизился к Эбеновым островам, царевича привели к Ситт Будур. Та, увидев Камар-аз-Замана, сразу узнала его и сказала: «Пусть слуги отведут его в баню». Затем она отдала купцам их товары и наградила капитана великолепной одеждой, стоившей десять тысяч динаров.
В эту ночь она пришла в свои покои и рассказала обо всем Хаят-ан-Нуфус. Она попросила девушку: «Не открывай пока мою тайну, ибо я хочу сделать такое, о чем напишут в книгах и станут читать после нас царям и их подданным».
Камар-аз-Замана отвели в баню, а потом нарядили в царскую одежду. Царевич был подобен ветви ивы или звезде, смущающей своим появлением луну и солнце. Он вошел во дворец, и Будур, увидав его, приказала своему сердцу терпеть, пока не исполнится то, что она задумала. Царица пожаловала Камар-аз-Заману невольников, евнухов, верблюдов и мулов и дала ему мешок денег. Постепенно она начала поднимать Камар-аз-Замана по карьерной лестнице, пока не сделала его казначеем.
Царица вручила ему все деньги, была с ним приветлива и приблизила его к себе. Когда эмиры узнали о повышении Камар-аз-Замана, то обрадовались за него, ибо все они уже успели его полюбить. Царица Будур стала каждый день повышать ему жалованье, и не знал Камар-аз-Заман, за что она так его возвеличивала. От такого изобилия богатств он принялся дарить деньги людям, проявляя неслыханную щедрость. Камар-аз-Заман с великим почтением служил царю Арманусу, и тот очень полюбил его. И полюбили его все люди царства – и знатные, и простые, – и стали они клясться его жизнью. Но все равно Камар-аз-Заман дивился, что царица Будур так возвеличивает его, и говорил про себя: «Клянусь Аллахом, этой любви обязательно должна быть причина. Может быть, этот царь оказывает мне такой великий почет ради дурной цели. Я непременно отпрошусь у него и уеду из его земли».
Он отправился к царице Будур и сказал ей: «О царь, ты оказал мне великое уважение; заверши же его и позволь мне уехать. Возьми у меня все то, что ты мне пожаловал». Царица Будур улыбнулась и спросила: «Что вызывает в тебе желание уехать и броситься в опасности, когда ты в величайшем почете и большой милости?» И Камар-аз-Заман отвечал ей: «О царь, этот почет, если ему нет причины, – дивное дело, особенно потому, что ты назначил мне чины, которые должны принадлежать старцам, ведь я по сравнению с ними малый ребенок». – «Причина проста, – сказала царица Будур. – Я люблю тебя за превосходную красоту твою, редкостную и блестящую. И если ты позволишь мне то, чего я от тебя желаю, я еще больше стану почитать тебя, увеличу количество подарков и милостей своих. И хоть ты и молод годами, я сделаю тебя визирем, как люди сделали меня над собою султаном, хотя мне совсем немного лет. Так что нет ничего необычного в том, что везде главенствуют теперь дети. И прав был тот, кто сказал:
Когда Камар-аз-Заман услышал эти слова, он застыдился, щеки его покраснели, как пламя, и он воскликнул: «Нет мне нужды в таком почете, ведущем к совершению запретного! Нет, лучше я стану жить в бедности, но зато буду богат благородством своим и совершенством!» Тогда царица Будур воскликнула: «Меня не обманет твоя совестливость, происходящая от высокомерия и кичливости. Справедливо сказа поэт:
«Напомнил я единенья время, и молвил он:
«Доколе будешь речи длить жестокие?»
Но я динар показал ему, и сказал он стих:
«Куда бежать от участи, решенной нам?»»
Камар-аз-Заман, поняв прочтенные стихи, воскликнул: «О царь, нет у меня привычки к подобным делам, и нет сил нести такое бремя! Его бессилен вынести и более старший по возрасту человек. Так что же говорить обо мне, юном годами?» Но царица Будур, услышав эти слова, улыбнулась и сказала: «Поистине вот предивная вещь! Ты ошибаешься, хоть и рассуждаешь правильно! Раз ты еще так молод, почему же ты боишься запретного и опасаешься совершить грех, когда ты не достиг еще возраста ответственности? За грех малолетнего нет ни взыскания, ни упрека. Ты сам хотел услышать это доказательство, желая спорить. Видно, тебе обязательна была моя просьба о сближении. Так не отказывайся же теперь и не проявляй нежелания, ибо на все воля Аллаха, и если Всевышний допускает для тебя такую участь, то она предопределена. Справедливы слова поэта:
«Мой пыл велик, а малый говорит, прося:
«Вложи его во внутрь и будь ты храбрым!»
Ответил я: «Ведь так нельзя!» И мне сказал он:
«По мне, так можно». И я познал, согласный».
Когда Камар-аз-Заман услышал эти слова, свет обернулся мраком в глазах его, и он воскликнул: «О царь, у тебя есть такие прекрасные женщины и девушки, подобных которым не найти в наше время. Не удовлетворишься ли ты ими вместо меня. Обратись, к кому хочешь, и оставь меня». – «Твои слова правильны, – отвечала Будур, – но не утолить мне с женщинами мучительной страсти, которую породила любовь к тебе. Испорченная натура повинуется недобрым советам. Оставь же препирательства и послушай слова поэта:
«Не видишь: вот рынок и рядами плоды лежат,
И фиги берет один, другой – сикоморы».
А вот слова другого поэта:
«О ты, чей ножной браслет молчит и звенит кушак:
Доволен один, другой – о бедности сетует.
Ты ждешь, что утешусь я, глупец, красотой ее,
Но, быв прежде праведным, неверным не буду я.
Пушком я клянусь тебе, что кудри не смутят ее, —
С невинной красавицей тебя не забуду я!»
А слова еще одного поэта:
«О красавец, любовь к тебе – моя вера,
Из всех толков избрал ее я охотно.
Для тебя я покинул всех ныне женщин,
И монахом теперь меня все считают».
И послушай слова другого поэта:
«Не равняй ты юнцов и жен и не слушай
Доносящих, что скажут всем: «Это мерзость!»
Меж женою, чьи ноги лик мой целуют,
И юнцом, что целует землю, – различье».
А вот слова еще одного поэта:
«Я жертва твоя! Тебя я избрал нарочно,
Ведь кровь ты не льешь, яиц никогда не носишь,
А если бы мы желали любить красавиц,
Для наших детей стал тесен бы край обширный».
И слова другого поэта:
«Она говорила мне, жеманясь и гневаясь,
Когда позвала меня за тем, что не вышло:
«Когда не полюбишь ты, как должен жену любить,
Смотри, не брани меня, коль станешь рогатым».
И слова еще одного поэта:
И слова другого поэта:
«Она дала мне мягкий кусе.
Я молвил: «Не хочу любить!»
И повернулась, говоря:
«Покинут тот, кто отвращен.
Ведь спереди любовь уже
Теперь оставлена, в наш век». —
«Отлично, госпожа моя,
Отлично, не смущай меня!
Вот лучшая из всех побед владыки нашего царя!»
А вот слова другого поэта:
«Мужи руками просят прощения,
А женщины ногами это делают.
Поистине, вот дело прекрасное!
Аллах его превознеси!»»
Услышав эти стихи, Камар-аз-Заман понял, что бегство от царских желаний невозможно, и он сказал: «О владыка, если уж это так неизбежно, то обещай мне, что сделаешь это со мною не больше одного раза. А потом больше не проси меня об этом никогда. Быть может, Аллах исправит во мне то, что испортилось». – «Я обещаю тебе это в надежде, что Аллах нас простит и сотрет с нас своей милостью великие прегрешения, – отвечала Будур. – Поистине пояс прощения не тесен для того, чтобы охватить нас, покрыть великие наши злодейства и вывести нас к свету прямого пути из мрака заблуждения. Отлично выразился тот, кто сказал:
«Кой в чем заподозрили нас люди, упорствуя
В своем подозрении душою и сердцем.
Идем подтвердим их мысль, чтоб снять с нас тяжелый грех,
Один только раз – потом мы каяться будем».
Царица Будур поклялась царевичу, что такое дело случится у нее с ним один только раз. И Камар-аз-Заман, удовлетворившись этим условием, отправился с нею в уединенное место, чтобы погасить огонь ее страсти. Он утешал себя словами: «На то воля Аллаха, Могучего и Великого! Это было предопределено моей судьбой, данной мне Всевышним!»
Затем он распустил шальвары, пребывая при этом в крайнем смущении. А Будур улыбнулась, завела его на ложе свое и сказала: «После сегодняшней ночи ты изменишь свое мнение».
Она склонилась к нему, стала целовать и обнимать его, сплетая ногу с ногою, а затем сказала: «Положи руку мне между бедрами на то, что тебе известно». И Камар-аз-Заман заплакал и сказал: «Я не умею ничего такого!» А Будур воскликнула: «Ради моей жизни, сделай то, что я тебе велю!»
Камар-аз-Заман протянул руку и увидел, что бедра ее мягче сливочного масла и нежнее шелка. Он ощутил наслаждение, касаясь их, и стал водить рукою во все стороны, пока не достиг купола, многожды благословенного. И тогда он подумал: «Может быть, этот царь двуполый и не является ни мужчиной, ни женщиной?» Тогда Камар-аз-Заман сказал: «О царь, я не нахожу у тебя того, что есть у мужчин».
А царица Будур так засмеялась, что упала навзничь и воскликнула: «О мой любимый, как ты скоро забыл ночи, которые мы провели вместе». И Камар-аз-Заман узнал в ней жену свою, царевну Будур, дочь царя аль-Гайюра, владыки островов и морей. И он обнял ее, и она обняла его, и поцеловал ее, и она поцеловала его, и они легли на ложе, и были прочитаны такие стихи:
«И звала его я к сближению, шею гибкую
Изогнув к нему, чьи изгибы непрерывны,
И поила твердость души его ее мягкостью.
И он просьбе внял, хоть отказывал упорно,
Побоялся он, чтоб хулители его видели,
Когда явится он в кольчуге блестящей.
Бока сетуют на бедро его, нагрузившее,
Когда ходит он, его ногу, как верблюда.
Повязался он мечом режущим очей своих,
И кольчугу он на себя надел из мрака.
Аромат его шлет благую весть, что явился он,
И бегу к нему, точно птица я из клетки.
И ланиты я подостлала в пути для подошв его,
И сурьмою праха он вылечит мне око.
Привязала я стяг обладания, обнимаясь с ним,
Непокорной я развязала узлы удачи
И устроила праздник, и ответил мне на призыв мой
Лишь восторг один, от седых забот свободный,
И усеял месяц, как звездами, уста его —
Пузырьками вин, что на лике влагой пляшут.
И в михрабе[34]34
Михраб – ниша в стене мечети, указывающая, в каком направлении находится Мекка.
[Закрыть] наслаждения я пребывала всегда
Подле той, чей дар вернет к истине ослушников.
Поклянуся чудом «Рассвета» я на лице ее:
Суру «Преданность»[35]35
«Рассвет» и «Преданность» – названия сур (глав) Корана.
[Закрыть] не забуду я вовек!»
Затем царица Будур рассказала Камар-аз-Заману обо всем, что с нею случилось, а он рассказал ей свою историю. После этого царевич принялся упрекать ее за проделку и спросил: «Зачем ты так странно поступила со мной сегодня ночью?» А она отвечала: «Не взыщи с меня: я хотела лишь пошутить и увеличить свое веселье и удовольствие».
