Текст книги "Генри Форд"

Автор книги: Наум Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Напряжение работы

Если маленькое отсталое предприятие должно для извлечения большей доли прибавочной стоимости увеличивать рабочий день, то Форд при его усовершенствованных методах интенсивности труда имеет возможность в течение 8 часов получить большую прибавочную стоимость, чем другие капиталисты 10–12 часов.

В 1924 году Форд ввел впервые пятидневную неделю. Располагая двумя днями отдыха в неделю, – уверял Форд, – рабочие в пять дней смогут выработать столько, сколько они обычно вырабатывают в шесть дней. Но, когда в следующем году выяснилось, что прибыль недостаточна, Форд заставил рабочих уже новыми темпами, приобретенными во время пятидневной недели, работать снова шесть дней. При этом никакого повышения зарплаты не последовало.

В позднейшие годы и во время кризиса Форд устанавливал не только пятидневную, но даже и трехдневную неделю. Вся тяжесть этого мероприятия целиком ложилась на рабочих, которые должны были, получая заработок за три дня, жить целую неделю и таким образом в среднем получать в день значительно меньше, чем рабочие других предприятий.

Форд особенно требователен, когда дело касается использования каждой минуты труда рабочего. Пять минут лишнего времени, потраченного на завтрак или на перерыв в работе, Форд считает кражей.

Начало работы в его предприятиях происходит в разные дни по-разному. В понедельник первая смена начинает работать в 6 час. 40 мин. утра, во вторник, среду и четверг – в 7 часов утра. Дело в том, что на фордовских предприятиях работают три смены по 8 часов. На обеденный перерыв отведено 15 минут. Так как в сутках только 24 часа, то этот 15-минутный перерыв приходится ввести в 8-часовой рабочий день, и рабочий фактически работает не 8 час., а 7 час. 45 минут. 15 минут Форду приходится оплачивать, и поэтому он принимает все меры, чтобы как-нибудь избежать этой неприятной необходимости.

В понедельник, после воскресного отдыха, первая смена имеет возможность начинать работу на 20 минут раньше. На обед дается 20 минут. Следовательно, из 8 часов 20 минут, которые рабочий проводит на производстве Форд оплачивает фактически только 8 часов труда, а 20 минут перерыва идут уже за счет рабочего.

В пятницу (при пятидневной неделе, когда суббота и воскресенье – нерабочие дни) каждая смена имеет возможность работать на 20 минут дольше, не мешая одна другой.

Таким образом Форд из пяти рабочих дней оплачивает 15-минутные перерывы только в течение трех дней.

В поисках уплотнения рабочего времени на заводе Форда предусмотрено даже время, которое рабочий может бесконтрольно провести в уборной. Для этой цели сидение в уборной сделано наклонным, и рабочий вынужден отправлять свои естественные потребности в полустоячем состоянии. При этих условиях, понятно, никто задерживаться в уборной не станет.

«Пацифист» и активный участник мировой войны

Мы до сих пор говорили о Форде – капиталисте, инженере, дельце. Поговорим о Форде – человеке. Личность автомобильного короля привлекала и привлекает огромный интерес во всех странах мира. Однако вряд ли о каком-либо другом крупном деятеле нашей эпохи существует столько разноречивых мнений, как о Генри Форде. Даже в буржуазном, капиталистическом лагере отдельные группировки по-разному относятся к нему. Одни называют его идеалистом, благородно посвятившим себя служению обществу, другом рабочих, ставящим интересы общего блага выше личных; то, что Форд зарабатывает при этом сотни миллионов долларов, они считают заслуженной компенсацией за его неутомимую работу, организаторский гений и предприимчивость. Другие, наоборот, считают его лицемером и алчным предпринимателем, стремящимся лишь к личной выгоде. Английский писатель Уэллс, например, называет Форда «эгоистом» и человеком «себе на уме».

Группа американской молодежи в своем журнале «Свободная молодежь» пишет: «Мы хотим, чтобы кто-нибудь написал истинную историю Генри Форда, – тогда за его филантропическими жестами обнаружился бы своекорыстный материалист».

Льюис Поль Локнер, бывший секретарь фордовской комиссии мира, либерал и пацифист, уверяет, что, если взять одно из последних изображений Форда и прикрыть бумажкой половину лица, то на нас глянет образ идеалиста, мечтателя, друга человечества, из глаз которого излучается доброта и благоволение. В выражении фордовского лица будет столько благородства, что нас неудержимо повлечет к нему. Но, если обратиться к другой половине лица, то на нас глянет плутоватое лицо пройдохи-дельца, хитрое, скрытное, несколько недоверчивое, слегка циничное.

Написано большое количество книг о делах и поступках автомобильного короля. Вышли в свет его мемуары, но, в сущности говоря, почти нет ни одной книги, в которой была бы объективно описана личность Генри Форда, его истинные стремления, его характер, его будничные поступки.

Большое количество долларов делает Форда притягательной фигурой для посетителей, попрошаек, авантюристов, псевдо-изобретателей, вымогателей и репортеров. За каждым его шагом следят сотни глаз. Форд находится под строжайшей охраной. Доступ к нему прегражден. Форд с посетителями держится неестественно, рисуясь, помня, что он ответственный глава крупнейшего предприятия. Его печатные выступления продиктованы также деловыми соображениями и «интересами фирмы».

Однако, несмотря на разноречивые мнения о личности Форда, все сходятся на одном: это человек дела, сугубый практик, импульсивный, энергичный и самостоятельный в своих решениях.

Высшим законом и мерилом для всех своих поступков он считает «здравый смысл», т. е. кодекс истин и правил среднего практичного стопроцентного американца. Его публичные выступления всегда исходят из защиты вкусов и морали среднего американского буржуа. Его положение крупного миллионера, необходимость защиты интересов крупной промышленности, с одной стороны, а с другой-желание представить себя в глазах общественного мнения поклонником мелкобуржуазной идеологии – приводят его к необходимости маневрировать, лицемерить и создают ему ту противоречивую славу, о которой мы говорили ранее.

Наиболее ярким примером двойственного, неискреннего поведения автомобильного короля может послужить нашумевшая во всем мире история его пацифизма.

Льюис Локнер возмущенно наблюдавший превращение влиятельного вождя пацифизма в военного поставщика, по сей день хочет верить в идеализм Форда, сваливая вину за его поведение на советников, секретарей и духовника.

Вполне возможно, что лично Форд не сочувствует убийству людей. Но как понять мелкобуржуазному либералу Локнеру, что классовое чувство миллионера Форда значительно сильнее его внутренних сентиментальных колебаний. При вступлении Америки в войну Форд, ни минуты не колеблясь, стал поддерживать воинствующе настроенное правительство и отложит свой пацифизм ровно на столько времени, сколько длилась война и нужны были его услуги как поставщика военных материалов.

История фордовского «пацифизма» началась с знаменитого интервью, которое он дал 22 августа 1915 года.

«Я ненавижу войну, – заявил Форд, – ибо война – это убийство, разорение, разрушение, беспричинное, ни на чем не основанное. Жестокое и бессердечное по отношению к той части человечества, которая его не хочет, к несчетным миллионам рабочих. Не менее я ненавижу ее за расточительность, бесцельность и за те препоны, которые она ставит мировому прогрессу…»

«Те из нас, которые в состоянии это сделать, должны помогать в должном направлении. Грустно, но верно, что большинство людей, делающих вид, что они борются за величайшие блага жизни, и молящихся по воскресеньям в церкви о ниспослании мира-так называемые „столпы алтаря“ – жадно гонятся за заказами, которые позволят им превратить их мастерские в пушечные и снарядные заводы для уничтожения людей и величайших земных благородного очага, счастья, благосостояния».

Интервью наделало много шума и обошло все газеты Америки. Эти слова, дышащие «искренней ненавистью» к войне, были сказаны тем самым Фордом, который через два года энергично, со свойственным ему размахом сам стал изготовлять на своих заводах разрушительные снаряды, артиллерийские орудия, зарядные ящики, подводные лодки и другие средства для «уничтожения людей и величайших земных благородного очага, счастья, благосостояния».

Но вот война кончилась, и Форд берется вновь за излюбленный пацифизм. Вот что позволяет себе цинично говорить бывший крупный военный поставщик:

«Я сейчас более чем когда-либо настроен против войны и думаю, что народ в общем знает, что войны еще никогда ничего не решали…»

«Конечно, существуют люди, которые обогащаются во время войны, но многих она же превращает в нищих. Разбогатевшие к тому же не принадлежат к тем, кто был на фронте или честно участвовал в общей работе в тылу… Ни один истинно честный человек не мог бы извлекать деньги из приносимых в жертву чужих жизней…

Если действительно в будущем войны не прекратится, честному предпринимателю будет все труднее и труднее считать своим неотъемлемым правом извлекать из войны высокую прибыль. Нажившийся на войне с каждым днем теряет право на уважение».

Близкое наблюдение за движением тайных пружин, двигавших войну, заставляет Форда делать интересные признания.

«Беспристрастное исследование последней войны и предшествовавших ей событий и ее последствий неопровержимо свидетельствует о наличии в мире могущественной группы властителей, предпочитающих оставаться в тени, не стремящихся к видным должностям и внешним знакам власти, не принадлежащих притом к определенной нации, а являющихся интернациональными, – властителей, которые пользуются правительствами, широко раскинутыми промышленными организациями, газетными агентствами и всеми средствами народной психологии для того, чтобы наводить панику на мир…»

Форд открыто объясняет также и механику натравливания одной нации на другую и капиталистическую подготовку к войне.

«Кампания военной травли ведется по тем же правилам, как и всякая иная кампания: при помощи всевозможных хитрых выдумок внушают народу неприязнь к нации, с которой хотят вести войну. Для этого требуется всего лишь несколько агентов со смекалкой и без совести, и пресса, интересы которой связаны с теми, кому война принесет желанную прибыль. Очень скоро окажется налицо повод к выступлениям. Не представляет ни малейшего труда найти повод, когда взаимная ненависть двух наций достигла достаточной силы…»

«Во всех странах находились люди, которые радовались, когда разразилась мировая война, и сожалели, когда она пришла к концу. Нельзя отрицать, что войны являются прибыльным делом для тех, кто не брезгует подобными деньгами. Войны являются оргиями денег не менее, чем оргиями крови».

Характерно, что в книге «Моя жизнь, мои достижения», наряду с приведенными громовыми тирадами против войны в самом конце, на последней странице, всего шесть строк Форд посвящает своему участию в мировой войне и три строчки – посылке в Европу «корабля мира». Восполним этот пробел за него.

В 1915 году Форду не трудно было объявить себя пацифистом. Он непосредственно не был заинтересован в военных заказах, а морская блокада уменьшала сбыт его автомобилей в Европу. Ничто не связывало Форда в проявлении своих пацифистских чувств и в выражении сочувствия «неповинным ребятам, сидящим в окопах и убивающим друг друга».

История с посылкой в Европу «корабля мира» вызвала в свое время огромную сенсацию. Мы остановимся на этой истории подробно, так как она дает нам ключ к пониманию истинного лица Генри Форда и его кажущихся противоречивыми поступков.

История эта такова.

В разгар мировой войны в Америку приехала несколько европейских пацифисток, чтобы повлиять на сентиментальные чувства американских обывателей и собрать средства на содержание своих обществ.

Одна из этих пацифисток, энергичная венгерка Розика Швиммер, избрала своей жертвой Генри Форда. Все ограждения и кордон секретарей не в состоянии были охранить Форда от напористой пацифистки. В день свидания Розики Швиммер с Генри Фордом туда прибыл вызванный телеграммой секретарь одной из пацифистских конференций Льюис Поль Локнер. Форд пригласил обоих пацифистов к себе в загородный дом. Здесь Швиммер принялась за обработку г-жи Форд. Она яркими красками рисовала миллионерше картины гибели солдат в окопах и взывала к ее материнскому инстинкту. Она уговорила г-жу Форд послать президенту телеграмму с требованием о мирном вмешательстве и дала подписать невежественной в политике женщине специальное воззвание. В заключение, невзирая на кислую мину миллионерши, она добилась от нее чека на 10 000 долларов, для каких-то «организационных расходов».

Генри Форд уже до этого объявивший себя пацифистом, еще не представлял себе конкретно своего будущего поведения. Он прекрасно понимал только, что какое-нибудь крупное пацифистское выступление обратит к нему взоры всего мира, но не мог еще придумать, как получше взяться за это дело. Для этого ему и нужен был Локнер.

В конце концов Форд решил выехать в Нью-Йорк, так как считал, что Нью-Йорк – лучшее место для завоевание общественного мнения, значительно лучшее, чем официальная столица – Вашингтон.

Известие, «что Генри Форд решил поддержать пацифистское движение и выезжает в Нью-Йорк, стало быстро известно широкой публике. Отель „Бильтмор“ в Нью-Йорке, где остановился Форд, к моменту его приезда заполнился толпами посетителей. Локнер, ставший временно секретарем Форда, совершенно растерялся в этом потоке людей-просителей, репортеров, спекулянтов, заполнивших приемную автомобильного короля.

Вечером Форд пригласил виднейших пацифистов на совещание к себе в гостиницу. Здесь был выработан план посылки в Европу специальной комиссии для мирного посредничества между воюющими сторонами.

Совещание решило обратиться к президенту с просьбой организовать официальную комиссию. В случае, если правительство не поддержит этого предложения» было решено настоять на своем и послать в Европу комиссию в частном порядке. Кто-то полушутя предложил послать комиссию на специальном отдельном корабле.

Идея посылки специального корабля пленила воображение автомобильного короля. Он сразу понял, какой огромной рекламой явится этот корабль, как будут неистовствовать газеты, какой ореол возникнет вокруг его имени.

Как всегда, Форд, приняв решение, не откладывал выполнение его в долгий ящик. В тот же день он вызвал в гостиницу корабельных агентов и начал переговоры о зафрахтовании специального судна. Через несколько часов был зафрахтован корабль «Оскар II», принадлежавший скандинавско-американской пароходной компании.

Теперь Форду необходимо было повидать президента Вудро Вильсона, чтобы предложить ему послать на этом корабле официальную комиссию. Через приближенных к президенту лиц Форд дал знать о своем намерении, и президент Соединенных Штатов не позволил себе долго задерживать автомобильного короля. На следующий день утром из канцелярии президента позвонили и пригласили Генри Форда посетить Вильсона в тот же день.

Беседа Форда с президентом Вильсоном настолько интересна и характерна как показатель отношения одного из настоящих хозяев Америки к официальному ее правительству, что мы позволим себе привести ее подробно.

Локнер, посетивший перед этим Вильсона вместе с президентом пацифистского общества д-ром Иорданом, был поражен контрастом в поведении заслуженного ректора университета, крупного политического деятеля д-ра Иордана и автомобильного короля Генри Форда.

Д-р Иордан явился в Белый Дом в строгом фраке, все время почтительно стоял перед президентом и в высокопарных торжественных выражениях излагал сущность пацифистской идеи и своих проектов.

Форд явился в Белый Дом в простом пиджаке и, не дожидаясь приглашения президента, развалился в кресле, перекинув левую ногу через ручку и во все время беседы болтал ногой.

Разговор с президентом Форд начал с шуточек:

– У вас прекрасный вид, г-н президент, лучше, чем когда бы то ни было. Что вы делаете, чтобы поддерживать себя в таком прекрасном состоянии?

– Да, знаете ли, – отвечал Вильсон, – я взял себе за правило по окончании служебного времени забывать о делах, а главное, я люблю посмеяться над хорошей шуткой.

Форд чрезвычайно оживился.

– Если вы любите шутки, я расскажу вам анекдот о самом себе, – сказал он. – Я проезжал однажды мимо кладбища и заметил, что могильщик роет яму огромных размеров. Я удивился и спросил его: «В чем тут дело? Или вы собираетесь похоронить целое семейство?» – «Нет, – отвечал он, – это могила для одного только человека», – «Но на что ему такая большая могила?» – спросил я. Могильщик ответил, почесав в затылке: «Человек, которого здесь должны похоронить, был большой чудак; он завещал похоронить себя с своей фордовской машиной, потому что она до сих пор вывозила его из каждой ямы, так авось и из последней она его вывезет».

Президент встретил фордовский анекдот громким смехом. После такого шутливого вступления автомобильный король изложил своё предложение о посылке в Европу нейтральной комиссии посредничества и предложил президенту неограниченные средства на покрытие организационных расходов.

Вильсон ответил уклончиво и по-видимому не собирался официально поддерживать фордовские планы.

Тогда Форд заявил ультимативно, что если Вильсон немедленно не согласится на его предложение, он пошлет самолично на свой счет в Европу корабль, который он уже зафрахтовал.

В ответ Вильсон вновь произнес длинную вежливую речь, из которой можно было понять только то, что на официальную поддержку Форд не может рассчитывать, а на свой риск он может делать что ему угодно.

Выйдя из Белого Дома, Форд проронил только одно замечание.

– Мелкая душонка!

Замечание, сорвавшееся из уст Форда по адресу президента США, было не случайна Форд всегда выступал против государственных чиновников, не понимающих, по его мнению, настоящего «бизнеса», «мелких душонок», воображающих, что они способны руководить настоящими деловыми людьми. Всюду, где только можно, он старается унизить государственную администрацию и возвеличить роль настоящих хозяев страны – капиталистов и промышленников.

Однако, когда это выгодно, Форд умеет прятать свои личные симпатии и антипатии.

В частности через год Форд шумно выступил с поддержкой кандидатуры «мелкой душонки» Вильсона в президенты и истратил для финансирования кампании в пользу Вильсона несколько десятков тысяч долларов. Но вернемся к нашему изложению.

На следующий день после разговора с президентом Форд энергично взялся за осуществление своего проекта. Он хотел показать официальным политикам, на что способен «деловой человек».

Раньше всего нужно было наметить состав будущей мирной комиссии. Этим занялась Розика Швиммер. Она послала приглашение всем губернаторам американских штатов, не разбираясь даже, настроены ли они милитаристски или пацифистски. Приглашение получили также личные друзья Форда: Томас Эдисон, известный естествоиспытатель Джон Берроуз и Лютер Бербанк. Отдельные приглашения были посланы бывшему президенту Вильяму Тафту, бывшему государственному секретарю Брайяну и заслуженному ректору, председателю пацифистской конференции Давиду Старр Иордан. Всего было разослано 115 приглашений. Форд решил также взять несколько десятков студентов, находя, что путешествие с мирной целью в Европу принесет им больше пользы, чем занятия в аудиториях. И, наконец, на корабль были приглашены представители печати и кино-компании.

Снаряжение мирного корабля, как и следовало ожидать, произвело в Америке сенсацию. Весь состав комиссии осаждали с утра до поздней ночи толпы репортеров, фотографов и кинооператоров. Однако американская печать с первой минуты враждебно встретила эту затею.

Америка зарабатывала бешеные деньги на поставках для воюющей Европы и попытка прекратить европейскую войну не могла встретить сочувствия у американской буржуазии.

Газеты наперебой изощрялись в попытках высмеять фордовское предприятие. Под влиянием газетной кампании большинство из приглашенных высокопоставленных лиц под тем или иным предлогом отказались принять участие в фордовской экспедиции. Особенно повлиял на Форда отказ от поездки его друга Томаса Эдисона. В этом отказе Форд почувствовал неодобрение экспедиции со стороны людей, обладавших в полной мере тем «здравым смыслом», которому Форд беспрекословно поклонялся.

Настроение Форда продолжало падать, когда от поездки отказался и кардинал Гиббонс, заявлявший вначале, что он «восхищен замыслом Форда». Кардинал одним из первых призвал «благословение божие» на голову Форда, но после газетной кампании и переговоров с Римом переменил позицию и осторожно заявил, что «опасается, как бы существующие препятствия не помешали путешествию Форда и не свели на нет его благочестивые намерения».

Бывший государственный секретарь Брайян также в последнюю минуту отказался от путешествия. Почти все губернаторы отказались принять участие в поездке, а некоторые из уважения к Форду послали своих заместителей.

Форд фактически остался в одиночестве, американская буржуазия не поддержала его предприятия. Однако история с посылкой мирного корабля в Европу получила столь широкую огласку, Форд зашел так далеко, что отступать было невозможно без ущерба для самолюбия. Уже без всякой охоты, повинуясь лишь желанию как-нибудь выйти с честью из неприятного положения, Форд продолжал работу по подготовке к отъезду. Осаждавшим репортерам он заявил, что ставит своей целью «вытащить ребят из окопов к рождеству».

Однако слова о рождестве и «бедных ребятах» не произвели на американского обывателя никакого впечатления. Никто всерьез не хотел верить, что крупный капиталист займется «вытаскиванием ребят из окопов», когда пребывание их там приносит большие прибыли всей стране.

За день до отъезда Форд пытался сам отказаться от участия в этой экспедиции. Он обратился к Локнеру с вопросом: «действительно ли необходимо ему лично ехать?» Локнер решительно ответил, что отказ инициатора и руководителя всего дела от поездки вызовет скандал и погубит всю экспедицию.

Форд не стал больше спорить и покорился своей участи. Настал день отъезда. За несколько часов до посадки на пароход Форд опубликовал специальное обращение к американскому народу и принял репортеров.

Приведем запись разговора Форда с репортерами, показывающую лицемерие этого «убежденного пацифиста».

– Имеете ли вы что-нибудь сказать на прощанье? – обратился к нему один из репортеров.

– Да, – ответил Форд. – Передайте народу, чтобы он взывал о мире и боролся с военными приготовлениями.

– Но что же будет, если экспедиция не удастся? – задал вопрос другой.

– Если экспедиция не удастся, – решительно ответил Форд, – я предприму другую.

– Люди говорят, что вы неискренни, – сказал третий.

– Они весьма ошибаются, – возразит Форд с усмешкой. – Прошлой ночью я в этой самой гостинице составил завещание, в котором все свое имущество я передаю сыну своему Эдзелю. Разве это не показывает, что я серьезно отношусь к мирной экспедиции?

Под шумные крики провожающих пароход наконец отплыл. На его борту было 83 делегата, 54 репортера, 3 киносъемщика, 50 канцелярских служащих и 18 студентов.

На корабле «Оскар II» собралось самое пестрое общество, какое только можно себе представить. Это был как бы некий Ноев ковчег, плывущий в Европу. Здесь были почтенного возраста мужчины и женщины, были и ребятишки. Были писатели, поэты, суфражистки, политические деятели и молодые люди, неизвестно катим путем сюда затесавшиеся. Вскоре все они переругались между собой. Делегаты разбились на группы и партии, враждовавшие между собой, сплетничавшие и ведшие друг против друга интриги. Репортеры в количестве 50 человек сочиняли ежедневно фантастические истории, которые тут же передавали в свои газеты по беспроволочному телеграфу.

В угоду благочестивому хозяину в воскресенье на борту парохода было устроено торжественное богослуженье, на котором один из приглашенных священников произнес проповедь.

Форду так понравилась проповедь, что он приказал передать ее по беспроволочному телеграфу во все газеты. Это был своеобразный рекорд в чисто американском вкусе: первая в мире проповедь, переданная по беспроволочному телеграфу.

Плавание продолжалось. Радиоаппарат трещал, передавая во все концы мира послания Генри Форда. Он обращался, конечно, не к народам, не к рабочим и крестьянам, лежащим в окопах, а к королям, императорам и президентам.

Форд прекрасно понимал, что ни Вильсон, ни Ллойд-Джордж, ни Бетман-Гольвег, ни Вильгельм II или Николай не растрогаются от его просьб и увещеваний, но зато его обращения можно было напечатать во всех газетах.

Пятьдесят американских журналистов, пятьдесят отборных специалистов по сенсациям, собранные в одном месте, представляли собой такой мощный аппарат всякого вранья в чисто американских масштабах, что даже видавшие виды газетчики пришли в изумление.

Конкурируя друг с другом, каждый газетчик спешил сообщить своей газете какую-нибудь особенную сенсацию и перешибить конкурента. Один из репортеров, например, отчаявшись повидать Форда, упорно скрывавшегося от назойливых журналистов, пустил в газету сенсационную заметку о том, что секретарь комиссии Локнер привязал Форда к кровати и не подпускает к нему репортеров. Эта заметка носила потрясающий заголовок: «Форд – пленник в собственной каюте».

Другой репортер сообщил в газету, что на пароходе вспыхнул бунт. Это сообщение было принято на одном из английских военных кораблей, и там даже обсуждался вопрос об отправке помощи передравшимся пацифистам.

Ссылаясь на простуду, Форд не выходил из каюты. Тогда группа журналистов подкупила лакея и шумной ватагой ворвалась в его убежище. Удивленного Форда они приветствовали следующей речью:

– Мы явились узнать, живы ли вы, мистер Форд? О смерти Пирпонта Моргана журналисты узнали лишь спустя шесть часов. Мы не хотим вторично быть обманутыми.

Обстановка на судне ухудшалась с каждым днем. Делегаты не чувствовали за собой никакой поддержки общественного мнения. Америка лихорадочно готовилась к войне, и затея Форда заранее была обречена на неудачу. Чувствуя это, делегаты просто старались получше использовать время своего пребывания на судне в качестве гостей автомобильного короля.

На судне устраивались парадные обеды, завтраки и увеселения для делегатов. Выполняя заказ своих редакций, репортеры не жалели красок, чтобы опорочить членов делегации, представляя их общественному мнению Америки как сборище бездельников и корыстолюбивых негодяев.

Пока корабль был в пути, в Америке собрался конгресс, на котором президент Вильсон выступил с речью в пользу вооружений. Это послужило началом официальной подготовки к вступлению Америки в войну.

Текст речи Вильсона был принят на корабле по беспроволочному телеграфу и вызвал ожесточенную дискуссию между делегатами. Выяснилось, что часть делегатов определенно была против мирного вмешательства и относилась к этой поездке лишь как к интересной прогулке. Об этой дискуссии также было сообщено во всей прессе. Фордовская комиссия мира, таким образом, была скомпрометирована в глазах общественного мнения еще раньше, чем она приступила к своей работе в Европе.

Корабль приближался к берегам Англии, в тот период еще не собиравшейся кончать войну. Известие о поездке фордовского корабля в Европу вызвало возмущение в кругах английских милитаристов. В парламенте единодушно высмеяли фордовскую затею. Лорд Розберри выступил в Эдинбурге с речью, в которой возмущение смешивалось с презрением: «Сюда, – сказал надменный лорд. – кажется, плывет пароход с мирным грузом под управлением некоего Форда, кажется, фабриканта детских повозок».

Пассажиры «корабля мира» со страхом ожидали, как поступят с ними англичане. Однако английское правительство, понимая всю безнадежность фордовской затеи, решило не чинить ей никаких препятствий. Пребывание корабля в Керкуолле (Северная Шотландия) не было ознаменовано никакими происшествиями, если не считать задержки из-за того, что в трюме «корабля мира» была найдена обильная контрабанда.

Рядовые солдаты и офицеры британской армии отнеслись к фордовской комиссии даже сочувственно. Измученные войной, они готовы были приветствовать всех, кто только выразит желание прекратить бойню.

Из Керкуолла по радио фордовская комиссия, наконец, связалась с Норвегией, конечной целью своего плавания. На следующий день корабль прибыл в Христианиазан. Немедленно по прибытии на борт корабля явились представители печати, которым Форд торжественно заявил: «Скоро все народы обратят внимание на наше мирное паломничество, взявшее на себя инициативу содействовать окончанию самой ужасной в истории войны».

За время плавания у Форда, по-видимому, окончательно созрела мысль бросить комиссию при первой возможности.

Поэтому с момента появления на европейском берегу он под предлогом болезни отказался принимать участие в каких бы то ни было собраниях и действиях делегатов.

На следующий день пацифистская комиссия в специальном поезде выехала в столицу Норвегии Христианию. Форд, разочарованный в своей миссии, раздосадованный и обозленный, не выходил из комнаты. На него не действовали даже льстивые речи Локнера, рассказывавшего о тех знаках уважения, которые якобы выказывает по отношению к Форду норвежский народ. Он усталым голосом отвечал: «Лучше мне вернуться домой. Я обещал жене, что скоро вернусь. Вы можете продолжать здесь работы без меня».

Между тем репортеры осаждали Форда день и ночь и вынудили у него после долгого сопротивления аудиенцию. По их словам, весь мир интересовался тем, что намерен делать глава пацифистской делегации, как он намерен осуществить великую задачу примирения воюющей Европы. Репортеры приготовили блокноты и с нетерпением ждали его речей. Каково же было их удивление, когда глава пацифистской комиссии заговорил не о мирных предложениях воюющим странам, а о… достоинствах своих новых, недавно выпущенных тракторов и о той роли, которую они могут сыграть в восстановлении Европы после войны.

Вместо великого пацифиста перед ними был лишь крупный фабрикант автомобилей и тракторов, почуявший в разоренной Европе подходящий рынок для сбыта своих тракторов.

Все попытки репортеров выпытать у него какие-нибудь сведения о планах работы мирной комиссии не увенчались успехом. Разочарованные, они разошлись.

В ту же ночь тайком, скрываясь от своей комиссии, Форд с камердинером и духовником покинул гостиницу и уехал в Берген, чтобы оттуда первым же пароходом вернуться в Америку.

После отъезда Форда работа комиссии, конечно, совершенно развалилась, хотя Локнер и Розика Швиммер делали все зависящее, чтобы в какой-нибудь степени создать видимость мирной работы. Через девять месяцев Локнер вернулся в Америку для доклада своему хозяину о работе европейской комиссии мина. Форд к этому времени еще не бросил своих пацифистских выступлений.