Текст книги "Бойтесь данайцев"

Автор книги: Наум Мильштейн

Соавторы: Вильям Вальдман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Арслан согласно кивнул.

– Продолжайте, продолжайте.

– Я, конечно, обрадовался этому предложению и только спросил: «Без обмана?» – «Обижаешь», – ответил парень. Короче говоря, познакомились мы с ним. Звать его Игорь.

«Ого, – мелькнуло у Арслана, – горячо. Опять у нас на горизонте появляется Игорь».

– Он записал мои анкетные данные, – продолжал Шералиев, – ну, в общем, те, которые нужны для прав. Мы договорились встретиться на следующий день у ЦУМа для того, чтобы я передал ему фотокарточку... Я все честно говорю. – Убедившись, что Арслан не высказывает недоверия к его словам, продолжал: – Передал я ему на следующий день свое фото, и он еще записал мой телефон, сказал – позвонит через пару дней. Через три дня Игорь позвонил, сказал, что все готово. Мы опять встретились у ЦУМа и Игорь вручил мне новенькие права, а я отдал ему 400 рублей за них.

– Когда же вы договорились о цене?

– А это сразу, когда познакомились. Я все честно говорю.

– Скажите, смогли бы вы опознать Игоря?

– Наверное, – он немного подумал и уже уверенно сказал: – Смогу.

– Не было ли у Игоря каких-то особых примет? Ну, например, какой-нибудь шрам, или...

– Точно, есть, – обрадованно прервал Арслана Шералиев. – Знаете, на щеке, ближе к уху.

Итак, снова Игорь, размышлял Туйчиев, расхаживая по кабинету после того, как за Шералиевым закрылась дверь. Словесный портрет совпадает. Как и с Ермаковым, встреча состоялась в июле. Что это – пик деятельности Игоря? Ведь Манукян держит автодром под пристальным вниманием, но Игорь почему-то не появляется. Почему? Затаился.

А не залег ли он на дно потому, что в поле зрения следствия попали поддельные права? Но откуда ему это знать? Как откуда? Гринкевич... Похоже, что так и есть. Да, Гринкевич для нас пока задача со всеми неизвестными... Хорошо, пусть так, но если изготовление прав поставлено, так сказать, на промышленную основу, иначе собственно и не может быть, невыгодно... Так, так, стало быть, невыгодно простаивать. Видимо, есть уже готовые права, ожидающие сбыта... Что ж, жажда наживы наверняка окажется сильнее чувства опасности и... Ясно, автодром... Именно он может оказаться тем золотым ключиком, которым мы откроем нужную дверь. Придется Манукяну взбодриться.

– Вам не кажется, что успехи, которых я беспрерывно достигаю, позволяют мне, несмотря на жару, самому справиться с этим делом? – в голосе Манукяна явно проклевывались издевательские нотки. Он, как всегда, был доволен собой и не очень скромно требовал публичной констатации начальством своих выдающихся качеств.

Но начальство не спешило воздать должное. Оно долго изучало бумажку с номером телефона соседки Галимова, а потом, наконец, снизошло:

– Что и говорить, Женечка. Рука у тебя легкая. Возможно, ты и справишься один с делом, но ты пока не следователь, а, значит, и доказать не сможешь, – подразнивал его Арслан. – И вообще, что за манера – ходить гоголем по управлению? На тебя жалуются, говорят, не здороваешься, смотришь куда-то в пространство и никого не видишь. Или ты воображаешь, что между тобой и истиной установились интимные отношения и поэтому можно не отвечать на приветствия товарищей? – тон Туйчиева стал строг.

– Ну, вот и благодарность за мои старания, – вздохнул лейтенант. – Так я же не нарочно, Арслан Курбанович, наверное, задумался о чем-то и не заметил, – оправдывался Манукян.

Но Туйчиев махнул рукой.

– Хватит, теперь о деле. Ты выясни, велись ли междугородные разговоры с этим абонентом, и – без задержки сюда. А я побеседую с соседкой, как ее зовут?

– Лушина Полина Петровна, тридцать четыре года, брюнетка, стройная, работает инженером в проектном институте. Незамужняя. Глаза карие, – выпалил одним духом Женя. – Ведет полузамкнутый образ жизни.

– Что значит полузамкнутый?

– Замкнутый – это когда общаешься только с самим собой, а полузамкнутый, когда дома есть друг из меньших братьев наших. Пудель у нее серебристый, беседуя с ним, можно разговорить и хозяйку. Знаете, товарищ майор, я спросил у него: «Как зовут?», а она отвечает: «Цезарь». «Простите, но я спрашивал у собаки, как зовут ее хозяйку», сказал я.

– Во-первых, мне не вполне ясно, – нахмурил брови Арслан, с трудом сдерживаясь, чтоб не улыбнуться, – когда вы успели узнать, товарищ лейтенант, все это. Ведь вы только что с самолета. Во-вторых, вы оглушаете собеседника такой массой ненужной информации...

– Ненужной информации не бывает, – возразил Женя. – В нашем деле все сгодится. А насчет того, когда я успел, так я еще из Джамбула дал задание. Вот мне вместе с трапом к самолету и подали. На блюдечке.

– И цвет глаз тоже.

– Так точно, товарищ майор, – хитро прищурился Манукян. – Разрешите идти? Номер ее служебного телефона у вас на бумажке записан.

...Полина Петровна пришла сразу после работы, она сидела в кабинете Туйчиева и не спеша рассказывала.

– Соседи они, в принципе, хорошие. Не шумят, но у них, насколько я понимаю, не все сложилось. Понимаете, нет даже видимости семьи. Каждый – сам по себе. Я их никогда не видела вместе: дочка, мама, папа – все обособлены. Дружбы я с ними не поддерживала и очень удивилась, когда осенью пришел ко мне Ильдар с необычной просьбой: если мать его из Джамбула позвонит мне и попросит его к телефону, чтобы я позвала его. Оказывается, жена поставила ему условия: свекровь знать не хочу, если будет приезжать или звонить – уйду.

– Да-а, – протянул Туйчиев. – Такое тоже бывает. Но ведь жена все равно узнала бы.

– Ильдар попросил: скажи, что до меня не могут дозвониться, с работы, мол, беспокоят.

– И часто вам звонила мать Ильдара?

– Ни разу. Зато несколько дней назад поздно вечером позвонил Ильдар, я думала, он из дому звонит, может, залила его, было такое у нас: кран у меня в ванной барахлит. Оказывается, он из другого города, жену просит к телефону. Извини, говорит, наш не работает. Позвала я ее. Поговорили они. Собственно, говорил, в основном Ильдар, а Галина слушала и изредка отвечала «Хорошо» или «Я поняла». Через день, спала я уже, опять звонок. Ильдар. Представляете, половина первого ночи. Ни стыда ни совести у людей. Спустилась вниз. Позвала я Галу и предупредила ее – пусть больше не звонят мне.

– Ну и как, – поинтересовался Арслан, – не беспокоили?

– Как бы не так! Вчера утром ко мне позвонили с междугородной и спрашивают, заказывала ли я Чарджоу? Я сказала, что не заказывала. Телефонистка долго меня убеждала, что я по талону № 69 заказывала Чарджоу и какого-то там Азизбекова приглашала на переговорный пункт на восемь утра. А время было – без двадцати восемь. Я, конечно, возмутилась, потому что никакого Азизбекова не знаю, и вообще, Чарджоу мне сто лет не нужен. Представьте себе, ровно в восемь приходит ко мне Галина, извинилась и говорит, что у них телефон не работает, и она с работы заказала разговор с Чарджоу на восемь утра, с моего телефона. Такая бесцеремонность Галины меня прямо-таки возмутила, поэтому я о звонке ничего не сообщила ей, а сказала, что, к сожалению, должна сейчас уходить и ее оставить в квартире не могу.

– Большое спасибо, Полина Петровна. Извините, бога ради, за беспокойство. Просьба к вам единственная: не нужно афишировать ваш визит к нам. – Туйчиев попрощался с посетительницей и набрал номер начальника междугородной телефонной станции.

Через час ему сообщили: по телефону Лушиной позавчера в восемь часов утра должен был состояться разговор с Чарджоу, где на переговорный пункт вызывался Артем Иосифович Азизбеков, проживающий по ул. Коммунаров, д. 13...

...Он вдруг отчетливо увидел со стороны весь путь, который прошел за последние дни. Жадность, конечно, жадность фраера сгубила. Вместо того, чтобы бросить машину и тихо лечь на дно, он, как настоящий кретин, гарцевал на этой лайбе, привлекая к себе всеобщее внимание. Ему все осточертело! Он устал от необходимости скрываться и непрерывно принимать решения. Хватит. Ведь, выбирая какой-то один вариант поведения, он тем самым хоронит остальные возможности. А где гарантия, что он выбрал правильный путь? Не будет ли он потом раскаиваться?

Весь ужас в том, что независимо от того, какой выбор сделаешь, раскаяние будет одинаковым.

Последние три дня он жил у Артема Азизбекова, с которым вместе учился в школе. Артем работал буровым мастером, но сейчас был в отпуске. Он очень обрадовался гостю: не виделись пять лет. Хозяин называл его Игорек, как когда-то в школьные годы.

Вечером в дом Азизбекова постучали, хозяин открыл и увидел двух мужчин. Увидел их и выглянувший в коридор Галимов.

– Наконец-то. Извелся я совсем. Прости, Артем, за беспокойство.

– Гражданин Галимов? – обратился к нему один из пришедших.

Тот усмехнулся и облегченно вздохнул.

Что делать с этим Флегмоновым? Идти к нему домой? Но под каким предлогом? Вызвать к себе? Абсурд, он откажется от всего и будет прав. Попытаться взять санкцию на обыск? Не выйдет, с основаниями более чем жидковато. Он, может, все ворованные книги уже сплавил давно. Прийти на работу? Бессмысленно!

– О чем задумался, детина? – Манукян присел рядом. Когда только он вошел? Сквозь стены что ли проникает, экстрасенс несчастный. Манукян между тем уже забыл о своем вопросе и стал лихорадочно рыться в вынутых из кармана тенниски бумажках, мурлыча себе под нос популярный мотивчик, в котором были очень нужные слова «Думай, думай, думай, думай...»

– У тебя в книжном мире кто-нибудь есть? Ты ведь когда-то, помнится, бегал все обмениваться... по истории джаза, кажется, – после секундной паузы спросил Соснин.

– Верно, товарищ майор, собирать-то я собирал, но в один прекрасный день – день зарплаты – я всю ее отдал за биографию Луи Армстронга. Помните? – Соснин отрицательно покачал головой. – Ну, я еще тогда с лица спал, похудел, вы меня еще с Арслан Курбановичем тогда ненавязчиво так подкармливали до следующей зарплаты, и все крутили указательным пальцем то у моего виска, то у своего, – продолжал уточнять Манукян.

– А-а, – протянул Соснин, – как же забыть такое.

– Вот после этого я завязал. Да и кто такое выдержит, для этого надо свою фабрику по производству колготок иметь. Собрал я, значит, свою коллекцию и отнес. У брата в Нахичевани дочь родилась, так ей все и пошло.

– Отнес в букинистический? – поинтересовался Соснин.

– Да нет, адресок дали старичка одного, он, говорили, без скидки покупает. Я к нему, он, как услышал, глазенки у него заблестели, но виду старался не подать. Короче, сделка состоялась, и с тех пор про историю джаза я по «Маяку» просвещаюсь. На днях, между прочим, такое поведали, что я...

Опасаясь, что конца джазовым историям не будет, Соснин прервал Манукяна и рассказал ему про Флегмонова.

– Как ты считаешь, может ли он иметь связи в мире книжных дельцов? – с надеждой посмотрел Соснин на Манукяна.

Женя наморщил лоб и сказал, что шанс – более чем призрачный, но, как он понимает, другого сейчас просто нет, поэтому можно попробовать.

Особенностью памяти Манукяна была ее блочность, то есть, в голове его располагалось множество блоков с банками информации, к которым он прибегал в необходимых случаях.

– Так, – открыл Женя один из ящичков, – старичка звали Федор Семенович. Телефон 44-59-71. Разрешите узнать, товарищ майор, как зовут Флегмонова?

– Василий Андреевич.

Выяснив возраст и место работы Флегмонова, Женя набрал номер.

– Алло, здравствуйте, Федор Семенович. Это Женя беспокоит, помните, Женя из динки-джаза? Узнали? Ну вот и ладненько. Нет, больше ничего по джазу нет. У меня к вам вопрос, товарищ из центра приехал, книгой одной интересуется... – Манукян внезапно дико завращал глазами, прикрыл рукой микрофон и зашептал: – Как называется? – Соснин быстро написал ему на листочке название. – Алло, алло, помехи какие-то. Так вот, называется «Автомобильный транспорт США». Вы не можете разыскать? Сложно? Конечно, я понимаю, а к кому посоветуете обратиться? Да нет, он товарищ солидный, за ценой не постоит. – Манукян напыжился, опустил уголки губ и подмигнул Николаю: дескать, знай наших! – Записываю. Как, как? Васек... Так, есть, а фамилию, пожалуйста, по буквам... Значит, Федя, Лена, Егор, Григорий, Михаил, Ольга, Николай, Олег, Василий... Флег-мо-нов? Есть. А телефончик? Пишу. Так мы прямо от вашего имени, если позволите. Огромное вам спасибо. Всего хорошего. – Манукян тихо положил трубку на рычаг. – Ума не приложу, что бы вы делали без меня. Действительно, как просто открываются все ларчики, когда к ним подходит профи.

– М-да, от скромности ты не умрешь.

– Зачем такое говоришь? – с сильным кавказским акцентом ответил Женя. – Ты лучше беги за деньгами, бери побольше и иди книгу покупай. Я ведь за тебя поручился своим именем, которое есть, и банковским счетом, которого пока нет.

– Ты что, совсем опрокинулся? – возмутился Николай. – Я буду покупать ворованную книгу? Я лишь гляну номер телефона на суперобложке, а потом Флегмоновым займутся, как говорится, соответствующие органы.

– Тщательнее нужно готовиться к операции, товарищ майор, тщательнее. А вдруг он вас спросит о новых модификациях «Форда», а вы, извините, не в дугу. Считаете, что кроме вашего «Запорожца» вообще никаких марок автомобилей не существует. Кстати, ваш «Ягуар» очень похож на самогонный аппарат. Не боитесь, что задержат? Давайте лучше, я слетаю к этому «библиофилу». Все-таки, как вам ни неприятно слышать, но я – кандидат в мастера по автокроссу и в моделях волоку.

– Давай, Женечка, – обрадовался Николай. – Только аккуратно.

– Фирма веников не вяжет, – отпарировал лейтенант Манукян.

К вечеру Манукян созвонился с Флегмоновым. Тот долго и нудно расспрашивал от кого звонят, что нужно, и после долгих покашливаний, раздумий и колебаний смилостивился и разрешил приехать к нему домой в семь вечера, «но только на пять минут, я по делам должен отлучиться».

Манукян добрался на автобусе до нужной остановки и долго блуждал между домами-близнецами. Кроме того, что они стояли не по порядку: после номера один шел сразу сорок восьмой, а рядом стоял четырнадцатый, тут еще недавно сменили номер квартала, а заодно и поменяли еще в более хаотичном порядке номера домов. Наконец, он поднялся на четвертый этаж и долго звонил.

– Вы от кого, гражданин? – спросили, наконец, из коридора после двадцатого звонка.

– Вася, здравствуйте, я от Федора Семеновича, вы мне назначили на семь, – дружески объяснил Манукян, с трудом подавив в себе неодолимое желание вышибить плечом дверь и смазать по заочно ненавистной роже.

Прошло еще несколько минут, в течение которых дверь освобождалась от многочисленных щеколд, задвижек и цепочек. Наконец, перед Манукяном предстал миловидный парень в шортах.

– Милости просим, – сказал он и указал гостю на стул, стоявший здесь же, в коридоре. – Так вас интересует, простите...

– «Автомобильный транспорт США», если можно.

– Ах, да, конечно. Минуточку. – Он вышел из коридора и тут же вернулся с книгой. Конечно, она была приготовлена заранее.

Женя осторожно начал листать ее и на титуле и на семнадцатой странице обратил внимание хозяина дома на фиолетовые расплывы.

– Это мелочи, – успокоил Флегмонов. – Сами понимаете, книга из запасников библиотеки, естественно, была зарегистрирована, пришлось вывести оттиски печати и номера, чтобы не смущали.

– Но ведь она, возможно, не совсем легально изъята. – Номер телефона на суперобложке Манукян уже нашел и запомнил, поэтому решил немного пощекотать хозяина.

– Вы имеете в виду, что она могла быть украдена? Ну что ж, такая возможность не исключена. Ничего страшного. Признайтесь, вы хоть раз в жизни не возвратили взятую у знакомых книгу? – И, заметив легкое замешательство Манукяна, Флегмонов продолжал наступление: – Ну вот, видите. У нас сейчас что наблюдается? Дефицит. Все хотят иметь свою книгу. Верно? А тиражи мизерные. Такие энтузиасты, как я, множат ряды читающей публики. Пускай небезвозмездно, но мы пускаем книгу в оборот, приобщаем к науке, литературе, искусству тысячи людей. Мы – подвижники, мы выполняем ту роль просветителей, которую соответствующие организации пока выполнять не могут. Мы – миссионеры, с нашей помощью реализуется цель, ради которой данная книга выпущена. Вы знаете мерило популярности того или иного писателя? Это отсутствие его книг в магазинах и библиотеках. Я вам честно скажу, долго охотился за трехтомником Евтушенко. Так его выдают в Публичной библиотеке читателю, записанному в ней и имеющему читательский билет, знаете как? Только под паспорт и лишь по одному то́му: причем первый том, а там, как вам, видимо, известно – вся его бесподобная лирика, тоже отсутствует, наверное, увели сотрудники библиотеки. Писатель, романы и повести которого не вырваны из журналов, – это писатель без имени. Ему не грозит успех, и он завидует тем, чьи произведения с мясом вырваны из периодических изданий. – Флегмонов замолчал и после небольшой паузы спросил: – Так вы, простите, берете книгу? Всего сто двадцать, поверьте, я имею на этом только пять рублей.

Манукян довел все-таки роль капризного покупателя до конца и под предлогом, что лиловые пятна на вымаранных страницах снижают стоимость книги, вежливо распрощался с разочарованным Флегмоновым.

Женя шел по улице и думал об опрокинутой логике жучка Флегмонова, о том, как, к сожалению, много в этом спекулянтском рассуждении горькой правды и как долго еще будут пропадать настоящие книги из библиотек, множиться ряды дельцов, препятствуя основной массе людей приобщаться к величайшим духовным ценностям...

«Так что там за номер был на суперобложке? 41-27-08. Кажется, так. Нет, не кажется, именно так. А Флегмоновым займутся».

Старшему следователю

УВД Т... горисполкома

майору милиции

Туйчиеву А. К.

Объявленный в розыск гр-н Галимов Ильдар Гайсович, 1960 года рождения, этапирован и в настоящее время содержится в следственном изоляторе.

С сего числа арестованный Галимов И. Г. перечисляется за Вами.

Начальник тюрьмы

подполковник в/с

А. Мансуров

Директор проектного института Марат Кадырович Халиков, к кому привел Соснина установленный наконец номер телефона пока неизвестного Игоря, недоумевал: что могло заинтересовать уголовный розыск?

– Не могли бы вы, Марат Кадырович, – спросил Соснин, – сказать, у кого в институте телефон с номером 41-27-08?

– Одну минуточку, – поспешно ответил Халиков и, отодвинув лежавшие перед ним бумаги, указательным пальцем стал водить по лежавшему под стеклом списку телефонных номеров института. – Так, так, минуточку, – опять повторил он, – вот есть. Отдел № 22, а что там произошло? – без всякого перехода спросил он.

– Нет, нет, ничего не произошло, – улыбнувшись, успокоил Соснин. – Скажите, пожалуйста, а Игорь в этом отделе работает?

– Как, Игорь? – в голосе директора звучало недоумение. – Я, простите, сотрудников всех по имени не знаю. Лучше скажите, как его фамилия?

– Вот это я и хочу выяснить, – пояснил Соснин.

– Сейчас. – Халиков протянул руку к телефону, но Николай остановил его.

– Мне хотелось бы сначала познакомиться с его личным делом, если не возражаете.

– Хорошо, – согласился Марат Кадырович и по внутренней связи пригласил к себе начальника отдела кадров.

Вошла миловидная брюнетка лет тридцати пяти и, поздоровавшись, вопросительно посмотрела на директора.

– Шоира Гулямовна, – обратился к ней Халиков, – вот товарищ из милиции, из уголовного розыска, – уточнил он. – Соснин Николай Семенович интересуется неким Игорем из отдела № 22. Посмотрите, пожалуйста, по карточкам его фамилию и принесите личное дело.

– В отдел № 22, – задумчиво произнесла Шоира Гулямовна, – мы недавно зачислили молодого специалиста Барсукова Игоря. Вас он интересует? – обратилась она к Соснину.

«Ого! – подумал Николай, – кажется, я выхожу на финишную прямую. Аж дух захватывает».

– Шоира Гулямовна, меня интересуют все Игори, работающие в этом отделе, и их личные дела.

– Все ясно. Я сейчас. – С этими словами кадровичка вышла из кабинета, но, не прошло и пяти минут, как она вернулась, держа в руках только одно личное дело.

– Прекрасно, – оживился Соснин, – значит, Игорь все-таки один. – Скорее всего это был не вопрос, а констатация факта, но Шоира Гулямовна согласно кивнула головой, словно Соснин обратился именно к ней.

Посмотрев личное дело Игоря Барсукова, Николай обратился к Марату Кадыровичу с просьбой на полчасика выделить ему местечко для беседы с Игорем. Его отвели в кабинет находившегося в отпуске главного конструктора, и Шоира Гулямовна сказала, что направит сюда Барсукова...

Услышав, что им интересуется уголовный розыск (хотя Соснин просил об этом пока не говорить, но Шоира Гулямовна не смогла удержаться и сообщила распиравшую ее новость: хотелось посмотреть, как отреагирует Барсуков), Игорь побледнел и сразу обмяк. Он уже не слышал, что говорила ему Шоира Гулямовна по пути к кабинету главного конструктора, мозг неотступно сверлила одна ужасающая своей безысходностью мысль: «Конец, конец, только правда смягчит мою участь».

Войдя в кабинет, где уже ждал Соснин, даже не поздоровавшись, Игорь сразу же выпалил, обращаясь к Николаю почему-то как арестованный, чем немало удивил его:

– Гражданин начальник, все расскажу, но только, честное слово, я этого не хотел.

– Очень хорошо, – спокойно ответил Соснин и предложил Игорю сесть. Тот примостился на самом краешке стула и прерывающимся от волнения голосом, часто сбиваясь, стал рассказывать:

– Понимаете, я в тот день возвращался домой... В общем, когда я проводил Таню... Улочка, где ее дом, тихая, но фонари в тот раз почему-то не горели. Было темно. Впереди меня шел мужчина, я прибавил шаг, чтобы скорее миновать неосвещенный участок, но, когда приблизился к мужчине, тот резко остановился, повернулся ко мне и занес руку для удара. – Игорь помолчал, задумался, перед ним пронеслись одна за другой картинки того злополучного вечера: размолвка с Таней, неизвестный мужчина, пытающийся ударить его... Соснин между тем внимательно изучал внешность собеседника: светловолосый, голубоглазый, среднего роста, без шрамов или хирургических рубцов на лице, он совершенно не похож на того Игоря, которого описали Ермаков и Шералиев. Увы, он явно обольщался, полагая, что расследование вышло на финишную прямую. На самом деле оно сделало очередной зигзаг. Поэтому Соснин, больше для порядка, предложил Барсукову продолжить свою историю, не подозревая, что его ожидает.

– Поверьте, я только защищался, – продолжил после тяжелого вздоха Игорь, отвлекаясь от горьких воспоминаний. – Я перехватил занесенную надо мной руку и резко толкнул нападавшего. В это время услышал какой-то щелчок, раздавшийся у меня в руках... Клянусь вам, я только защищался, поэтому, когда мужчина упал, я побежал и остановился, только лишь выбежав на хорошо освещенную центральную улицу. И тут я в своей руке обнаружил... – Барсуков опять горько вздохнул и замолчал.

– Так что же вы обнаружили? – спросил Соснин.

– Часы, – еле слышно произнес Игорь, опустив голову.

– Какие часы?

– Отца моего товарища, – еще тише ответил Игорь, – который погиб.

– Кто погиб? – не понял Николай.

– Товарищ мой, Леша Гринкевич.

– Кто? – переспросил Соснин. – Алексей Гринкевич?

– Да.

– Вы, что же, не узнали его отца? А он – вас?

– Видите ли, я не знал его отца, у них дома мне бывать не приходилось. Сблизились с Алексеем благодаря Тане... Я не совсем точно сказал, что он был моим товарищем, скорее всего, просто знакомый.

– Почему вы решили, что часы принадлежат его отцу?

– На них было выгравировано: «Анатолию Петровичу Гринкевичу в день пятидесятилетия от сослуживцев». Таня откуда-то знала Лешкиного отца и иногда передавала ему приветы, называя по имени-отчеству.

– Ясно. Где же эти часы теперь?

– Конечно, мне следовало сразу обо всем рассказать и вернуть часы, но я испугался и положил их в карман. – Поймав вопросительный взгляд Соснина, пояснил: – Они были с металлическим браслетом и он поломался, видимо, когда я схватил за руку Анатолия Петровича. Я же говорил, что в это время раздался какой-то щелчок. Несколько дней я носил часы в кармане, не решаясь вернуть их и рассказать правду, потому что не знал, как оценят мои действия. Ведь могли подумать, что я его ограбил. Правда?

– Так где же часы? – не отвечая, повторил Соснин.

– Их у меня украли, – понуро ответил Игорь и уточнил: – В городском транспорте. В автобусе народу было много, а около меня все терся какой-то парень. Наверное, он и вытащил часы, хотя утверждать категорически не могу. Я знал, что все равно рано или поздно все раскроется, – после небольшой паузы с отчаянием произнес Игорь, – но часы уже вернуть не мог, да и вообще... – Не закончив фразу, он безнадежно махнул рукой.

– Кроме часов что-нибудь еще у вас тогда украли?

– Нет, – несколько удивленно ответил Игорь.

...Что ж, с часами, кажется, все понятно, усаживаясь в свой потрепанный временем «Запорожец», размышлял Соснин. Впрочем, не совсем ясно поведение Гринкевича: для чего скрывать этот ничем не угрожающий ему эпизод? Не угрожающий чему? Как чему? Так сказать, основной «деятельности» по подделке прав.

Николай повернул ключ зажигания, включил двигатель, но не тронул машину с места. Поглощенный своими мыслями, он сидел в машине с работающим мотором, сопоставляя полученную от Игоря информацию с уже известными фактами.

Никакого резона скрывать происшедшее с ним Гринкевичу не было, решил Соснин. И все же он упорно не говорит правду. Значит, в этом он видит какой-то, пока неведомый нам, смысл. Какой же? Пусть Арслан еще раз с ним побеседует, но уже в свете показаний Барсукова... Нет, лучше я сам и, если будет продолжать тянуть свою линию, сведу-ка я их на очной ставке. Решено. А Каланча? Совершенно очевидно: часы у Игоря украл он, но... Вот именно, «но». Он же утверждает, что и часы, и бумажник с заготовками прав он выкрал у одного и того же лица. Что же получается? Нет, Игорь Барсуков вряд ли является этим лицом. Значит, Каланча темнит? Почему? Опять эти злосчастные – почему. Где взять на них ответы? Ладно, Каланчу придется еще разок покрутить. Хотя вряд ли что получится. Эта публика умеет стоять на своем... Выходит, и эта линия ведет в тупик. Что, есть и другая? Вы еще спрашиваете, майор, словно ваш блестящий библиотечный поиск с установлением номера телефона таинственного Игоря не потерпел фиаско. Но я же нашел Игоря. Федот да не тот, дорогой сыщик... Ах, не тот, постой, постой... Как же это получается. Телефон установлен и Игорь есть, но не тот, которого мы ищем. Может быть, еще один Игорь имеется в этом отделе. Нет, другого нет, я все личные дела просмотрел. Тогда, может быть, был? Тоже мимо. Никто не увольнялся, лишь этого, не нашего Игоря, недавно приняли... Подожди-ка... Как же мог тот, нашенский Игорь, давать такие координаты, если был еще один Игорь? Все ясно. Он давал их до прихода новенького, но... То-то и оно, что его же Игорем не звали... Да, не звали, а к телефону пригласить должны были именно его... А Игорем не звали... Не звали... Не звали... А называли...

Соснин выключил двигатель, закрыл машину и быстрым шагом направился к зданию проектного института, откуда вышел пятнадцать минут назад. Справившись у вахтера, где расположен отдел № 22, поднялся на третий этаж.

Представившись начальнику отдела Хамидову, который был сравнительно молод и в облике которого еще не проступили начальственные черточки, Николай с ходу спросил, кого у них в отделе называют Игорем.

– Зовут или называют? – наморщил лоб Хамидов.

– Называют, – уточнил Соснин.

– Зовут Игорем новенького, Барсукова, а называют, – последнее слово он произнес нараспев, почти по слогам, подчеркивая тем самым, что речь пойдет не о подлинном имени, – Галимова Ильдара. Знаете, как в песне: по-грузински – Вано, а по-русски – Ваня. Но сейчас он в отпуске.

– А шрам на лице у него есть?

– Точно, – несколько удивившись такой осведомленности Соснина подтвердил Хамидов.

Вот теперь все сошлось, подумал Николай.

Конечно, эти ребята не лопухи, а профессионалы высшего класса. Подумать только: в огромном городе найти пассажира такси, о котором он ляпнул просто так, для большей правдоподобности. Ведь легче всего нанизывать ложь на конкретный, имевший место, факт. Он так и поступил. Что же было правдой? В такси в тот день он ехал, это точно, рядом с водителем, действительно, сидел пассажир, говорливый такой старикан. И, пожалуй, все. Нет, он еще сказал им правильное место, где вышел старикашка. Ну разве можно на такие шансы ловить? Бред, фантастика! Эти смогли. Из сотен тысяч людей, находящихся в городе, сумели-таки выискать говоруна. Да, их поневоле зауважаешь и даже помочь захочешь. Но сейчас они требуют невозможного. Ясное дело – им нужны потерпевшие. Опять же, молодцы начальнички, докопались: не один потерпевший, как он им все время лепил, а двое. Потому что часы он «взял» у того парня в автобусе, а вовсе не у пассажира такси. Собственно, здесь он может ничего не скрывать, от этой правды ему хуже не будет. Собственно, и число потерпевших никак не повлияет на его судьбу, пусть их будет не один, а два или двадцать два, все равно суд приплюсует к ним предыдущие кражи и вдрючит на полную катушку. Ему-то все равно, сколько было у него краж, но не им. Он прекрасно понимает, как нужен следователю не парень с часами, а тот, второй, хозяин бумажника. Но правду он не скажет, хотя, если честно, не раз испытывал искушение.

Он вспомнил тот распроклятый день, когда под вечер пришел к Юле домой. Никогда не забыть ему ее испуганного выражения, сразу сменившегося явным недовольством и нескрываемым желанием как можно быстрее захлопнуть за ним дверь. Он успел только поздороваться, как из комнаты послышалось: «Юленька, кто там?» Этот голос он узнал бы из тысяч, сколько лет Пахан – гроза всей зоны, вор в законе, учил его, молоденького, только-только исполнилось восемнадцать, учил канонам воровской жизни и мастерству «щипача». Разве мог он забыть голос учителя и покровителя, последнее было особенно важным в той жизни. Такое не забывается. Но услышать этот голос здесь, в Юлиной квартире!.. Произнесенное воркующе, уменьшительно-ласкательно «Юленька», было нестерпимо. Вмиг ему стало ясно все: и изменившееся к нему отношение Юли и некоторые изменения в ее жизни. Просто ему предпочли другого и этим другим был Пахан. Решение пришло моментально: с Паханом встречаться небезопасно, надо уйти незамеченным, а глаза уже приметили висевший в коридоре на вешалке летний пиджак из легкого светлого материала и призывную припухлость внутреннего кармана. Потом он так и не сумел объяснить себе, почему решился на подобный шаг, но тогда он глазами показал Юле на висевший около него электросчетчик и шепотом сказал, чтобы она шла за книжкой, а он тем временем уйдет. Юля все поняла. Громко она произнесла: «Минуточку, я сейчас дам вам абонентную книжку», и одновременно для находившегося в комнате: «Виктор Степанович, это показания счетчика проверяют». С этими словами она направилась в кухню, дверь из которой выходила в коридор.