Текст книги "Бойтесь данайцев"
Автор книги: Наум Мильштейн
Соавторы: Вильям Вальдман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
– А как же вы попали в библиотеку?
– У Сережки Сулимова – товарищ мой, – уточнил Виктор, – взял читательский билет. Там на проходе, оказывается, не проверяют, можно вообще пройти без билета.
– И как же выглядит тот парень, что пообещал вам права?
– Обыкновенно. Весь в фирме с макушки до пят. Высокий такой. Да вот еще что: на щеке у него след от заболевания... – Виктор запнулся, сморщил лоб, пытаясь что-то вспомнить.
– Какого заболевания?
Вопрос Соснина был равносилен удару ниже пояса. Виктор еще больше напрягся: ведь проходили они эту болячку, черт ее подери, на каком только курсе?
– Я сейчас вспомню, вы не беспокойтесь.
– По форме похоже на операционный рубец? – пытался уточнить Соснин.
– Да! – радостно замахал руками Виктор. – Именно. Нос у него с горбинкой, губы тонкие, ямочка на подбородке, – торопливо выпалил он.
– А лет сколько?
– Двадцать пять – двадцать семь.
– Он представился?
– Да. Сказал, зовут Игорем.
– Ну что ж, спасибо. Теперь давайте все, что вы говорили, оформим, как требует закон.
К разговору с отцом Татьяна готовилась давно. Она понимала, что он будет нелегким, и поэтому несколько раз откладывала неприятный диалог под самыми нелепыми предлогами. Авось образуется. Как в детстве: зажмурился – и нет тебя. Ноу проблемс. Но сегодня она обязательно поговорит, чаша переполнилась.
Вчера под вечер к ней нагрянула Света Лямина, ее однокашница, с которой она не виделась целую вечность. Яркая, полнеющая блондинка, Лямина выглядела старше своих лет. Она уже успела и выйти замуж и развестись, и теперь все время намекала на какого-то доцента из политехнического – он в ней души не чает, и намерения у него самые серьезные, но жена – типичная пантера и не дает ему развод. Как только найду тебе замену, говорит, так и дам, а пока терпи. Есть же такие змеи подколодные.
– А вот я так неудачно, как моя мама, замуж не выйду, – неожиданно включается в разговор невесть откуда взявшаяся Анька, внучатая племянница Лидии Яковлевны. Аньке пять лет, ее родители уехали отдыхать, и Вера Яковлевна – младшая сестра Лидии Яковлевны – периодически подкидывает это исчадие ада, как она называет свою внучку, Ермаковым, тем более, что Танина мама, впрочем как и Таня, души не чают в ребенке. – Баба Вера ругает маму за неудачный брак.
Лямина хохочет, ей импонирует такая независимость взглядов.
– Сейчас же замолчи, – говорит Таня. – Ты еще не уехала? Ведь бабушка просила тебя привезти.
– Сейчас деда Витя меня повезет, – успокаивает ее Анька.
– Представляешь, вчера я вхожу к себе, а она залезла на мою кровать, накрылась с головой одеялом и рыдает взахлеб. Я спросила, что случилось. А она: «Я такая несчастная, такая несчастная. Я одета хуже всех. У меня нет манто. Мы с мамой – оборвыши!»
Они все выходят в гостиную, где Виктор Степанович с женой о чем-то тихо беседуют. Анька подбегает к Лидии Яковлевне, а хозяин, увидев Лямину, встает с кресла.
– Постой, это кто же? Неужто Светочка? – изумленно спрашивает он у дочери.
– Она самая, – улыбается Лямина. – Вот, заглянула к Татьяне, давно не виделись. Всего вам хорошего.
– Куда ты спешишь, Светлана, – говорит Лидия Яковлевна. – Сейчас чай будем пить.
– Спасибо. Мне пора, – благодарит Света и снова прощается.
– Я скоро приеду, Лидочка, мне к Олегу Палычу по делу надо, – засуетился хозяин. – А вы в какую сторону?
– О, мне далеко, на Каракамыш.
– Я вас подвезу, мне по дороге.
– Ты Аньку отвези. Вера просила, – мрачнеет жена.
– Какой смысл? – удивляется Ермаков. – Ведь завтра она ее снова привезет.
– Это тебе по дороге, – с нажимом говорит Лидия Яковлевна.
Ермаков пожимает плечами и без особого энтузиазма берет Аньку за руку.
На следующий день, когда Таня пришла домой, Анька уже снова была у них, она носилась по квартире, как угорелая. Внезапно остановилась, подошла к серванту и начала катать по дверце машину.
– Аня, ты мебель портишь, – сказал Ермаков.
– Это разве мебель? Вот у нас мебель!
Все рассмеялись. Увидев, что Ермаков углубился в газету и внимания на нее не обращает, девочка решила взять реванш.
– Ты знаешь, баб Лида, – звонко сказала Анька, кося взглядом на безмятежно читавшего хозяина, – деда Витя вчера в машине чуть не поженился на тете Свете.
Виктор Степанович жалко улыбнулся и украдкой посмотрел на жену.
– Деда сказал, что если у него заберут двадцать лет, он сразу поженится, – продолжал настаивать маленький изверг. – Потом обнял ее.
– Как обнял? – не выдержала Лидия Яковлевна. – И это – ведя машину... Ты ведь мог ребенка угробить, перевернуться... – Она встала и направилась к себе, не преминув спросить по пути: – И что ответила тетя Света?
– Она сказала: «Завтра в восемь», – с готовностью ответила Анька.
Лидия Яковлевна вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
– Папа, я на минутку, уложу ее. – Таня взяла девочку на руки. – Мне нужно поговорить с тобой. Не уходи, пожалуйста.
Она с большим трудом уложила Аньку спать и вернулась. Отец сидел в той же позе, читал газету. Дочь села на диван и пристально посмотрела на него. Отец еще несколько минут держал перед собой газету, потом отложил ее.
– Я слушаю тебя, – бесстрастным голосом произнес он.
– Ты извини меня, папа, за бестактность. Я не имею никакого права вмешиваться в твою личную жизнь, но я не могу, не имею права больше молчать. Ты знаешь, – голос ее задрожал, – маме осталось недолго быть с нами. Неужели нужно так бесстыдно сокращать отмеренный ей небольшой срок жизни? Ты же своими руками убиваешь ее. Побойся бога, – она заплакала.
Отец долго молчал, потом подошел к дочери, сел возле нее, погладил по голове.
– Ты права, мне нет прощения. Обещаю тебе больше никогда маму не расстраивать. Прости меня, Танюша. Ты ведь не ханжа и уже взрослый человек, должна понять. Я мужчина. Но я тебе клянусь – больше у тебя не будет оснований возвращаться к сегодняшнему разговору. Ты думаешь, удовольствия заставляют меня ценить жизнь. Глубокое заблуждение. Это моя нелегкая жизнь заставляет ценить удовольствия. Ты никогда не задумывалась над тем, почему мать-природа наделила грешного человека и разумом и страстями? Для того, чтобы с помощью последних он заглушал страдания. После того, как человек исчерпает свои страсти, природа проникается к нему жалостью и через несколько лет прекращает убогое существование, опирающееся только на разум.
– Твоя теория, – грустно усмехнулась Таня, – распространяется только на умных. А как быть с глупцами? Им же даже на разум нельзя опереться?
– Ну, с ними во все времена было проще. И потом, грань здесь весьма условная. Умные напрягались, создавали теории, а люди посредственные усваивали их, избавляя себя от необходимости думать.
«Хотя конкретного ничего и нет, – размышлял Арслан, – но опосредованно все сходится на Гринкевиче-отце. Николай возрадуется, конечно. А я? Кажется, нет. Не укладывается у меня почему-то виновность Гринкевича. Почему? Сам не знаю. Ведь имеется немало фактиков в пользу этой версии. Именно фактиков. Отчего же фактиков? Есть и факты, например, показания Каланчи и вещественные доказательства... Ну не опознал Каланча его, какой же это факт? А часы? Чем не факт? С часами непонятно... Гринкевич всей правды так и не сказал. Почему? Тут ясно, не соответствует его интересам. Может быть, я бездоказательно противоречу Николаю? Нет, да и Николай так не думает. Как он тогда сказал: «Мне важно услышать определенное мнение. А то, что оно не совпадает с моим, не беда. Бывает же, что взгляды не совпадают и у тех, кто одинаково искренне стремится установить истину». Коля прав. Остерегаться надо не обнажения противоречий, а их затушевания, искусственно создаваемого единогласия. Что ж, пока, правда весьма и весьма косвенно, изложенное Ермаковым склоняет чашу весов в пользу версии Николая. Порадую его».
Арслан потянулся к телефону, но успел набрать лишь две цифры номера, как в кабинет вошел Николай.
– Известно, что исключения подтверждают правило, – сказал он, протягивая Арслану заполненный бланк протокола допроса. – Прошу посему рассматривать данное исключение как опровержение твоей теории и подтверждение изложенного мною о сути честности.
– Ладно, ладно, – улыбнулся Арслан, – я не злопамятный. Есть что-нибудь обнадеживающее у твоего медика?
– Есть, – коротко ответил Соснин, усаживаясь напротив Туйчиева.
Из протокола допроса Ермакова В. С. [1]1
Тем, кто запутался в хитросплетениях сюжета, напомню: на страницах повести действуют ДВА Виктора Степановича Ермакова, полные тёзки.
Первый В. С. Ермаков – пожилой человек, в прошлом одноклассник Анатолия Петровича Гринкевича, муж Лидии Яковлевны и отец Тани Ермаковой, в которую были влюблены Игорь Барсуков и Алексей Гринкевич.
Второй В. С. Ермаков – двоюродный племянник первого, молодой парень, врач, сын Степана Григорьевича Ермакова и Татьяны Васильевны. Он оказался одним из покупателей поддельных прав, и именно его, второго В. С. Ермакова допрашивают в милиции по этому поводу. – Прим. Tiger’а.
[Закрыть]
«Это было 26 июля. Я в третий раз не сумел сдать фигурное вождение. Настроение было отвратительное: машина есть, а ездить на ней не могу. К тому же истекал трехмесячный срок, в течение которого допускается пересдача. В это время ко мне подошел молодой парень лет 25, высокого роста, волосы темные, глаза, кажется, тоже темные, и сочувственно обратился ко мне со словами: «Что, друг, опять не повезло?» Я ответил ему, что «фигурку» никак не могу сдать, впору машину продавать. Парень этот и говорит мне: «Зачем продавать машину, лучше права купить. Ты же не будешь фигурно ездить?» Я ответил, что фигурное вождение мне вовсе ни к чему, а так – я управлять машиной могу. Но как раздобыть права? Парень усмехнулся и говорит: «Ты думаешь, зря они тебя засыпают?» и показал в сторону работников ГАИ, принимавших экзамен. Я сразу все понял и спросил, сколько это будет стоить. Он ответил: четыреста рублей. Я согласился. Тогда он велел мне взять в СТК свои документы и передать ему. Предварительно он спросил мои данные. Я поинтересовался, как передать документы. Он ответил: позвонишь мне, спросишь Игоря, тогда и договоримся о встрече. У меня с собой, кроме одной библиотечной книги, которую я до этого взял в публичной библиотеке, ничего не было, поэтому я записал номер телефона на внутренней стороне обложки библиотечной книги. С Игорем мы договорились так: я ему позвоню ровно через неделю в 12 дня, не позже. Мне надо было забрать в СТК свои документы и передать Игорю, а он скажет, где и когда мы встретимся для вручения мне прав. Вообще он хотел, чтобы я позвонил ему через три дня, но я ответил, что раньше чем через неделю документы взять не смогу. Поэтому и договорились об этом сроке. По поводу денег решили так: я должен буду отдать их ему одновременно с получением мною прав. Документы из СТК удалось взять лишь как раз накануне обусловленного срока, и я на следующий день ровно в 12 часов позвонил ему, попросил позвать Игоря, но подошедший к телефону ничего обо мне не знал. На следующий день я опять позвонил, и тот же результат. Больше не звонил, решил, что тот парень просто потрепался.
Телефона, который дал мне Игорь, я не помню, а книгу сдал в библиотеку. Книга, которую я взял в публичке по читательскому билету своего товарища Сергея Сулимова, называлась «Автомобильный транспорт США».
Написано собственноручно и мною прочитано».
– Вам не кажется, товарищ майор, что Галимову надо выделить личного секретаря для учета корреспонденции? Он получает столько же писем, сколько Валерий Леонтьев. А может и больше.
Манукян, как обычно, возник в кабинете Туйчиева неожиданно. Арслан мог поклясться, что Женя в дверь не входил. Но в открытое окно на четвертом этаже он тоже не мог влететь. Оставалось только удивляться, но удивляться Туйчиев уже устал. Поэтому он бросил подозрительный взгляд на лейтенанта и взял протянутый ему конверт. Письмо было направлено на Главпочтамт, до востребования, Галимову, из Джамбула, от какой-то Зинатуллиной А. Ш. Осторожно отрезал ножницами край конверта и начал читать вслух: «Ильдар! Ты, наверное, совсем потерял стыд... Как можно было находиться в городе, где родился, и не зайти к матери. И не отказывайся. Видели тебя в прошлую среду днем здесь. Пишу, а слезы глаза застилают. Пусть Аллах простит тебя за это. Хотела тебе все это сказать, но тот телефон не работал».
– Так вот он где гуляет, – обрадовался Манукян. – Товарищ майор, вы меня в Джамбул забросьте, а то я здесь от жары совсем ошалел.
– Письмо отправлено четыре дня назад. Неужели ты всерьез думаешь, что он сидит там и ждет тебя, – отрезвил молодого коллегу Туйчиев. – Его давно уж и след простыл.
– Все равно, – не отступал Женя. – Резон есть. Может, он к матери все-таки забежал под конец. Шепнул ей направление. Не жалейте государственных средств. Я дорогу оправдаю.
– На что ты надеешься? – хмуро процедил Арслан. – На Его Величество Случай?
– Конечно, – горячо заверил Манукян. – Я вообще не вижу в случае ничего случайного, – скаламбурил он и улыбнулся, самому понравилось. – Разве случайно яблоко упало на голову Ньютону, а Менделееву приснилась таблица элементов? А ванна Архимеда? Че-пу-ха! Случайности существуют только в нашей голове...
– Довольно, – потерял терпение Арслан и стукнул ладонью по краю стола. – Хватит, товарищ Корбюзье. Вы меня уговорили. Аллюром в Джамбул. Надеюсь услышать когда-нибудь о законе Манукяна. Держи меня в курсе.
Женя уже собрался исчезнуть из кабинета так же незаметно, как и появился, но на сей раз фокус не удался. Туйчиев придержал его за руку.
– Постой. – Он взял со стола письмо и снова прочел его. – Смотри, как написано: «Хотела тебе все это сказать, но тот телефон не работал». Что такое «тот телефон»? Значит, телефон не домашний и не рабочий. Иначе говоря, наверняка существует какой-то телефон, через который мать поддерживает связь с сыном. Странно. Впрочем, отношения свекрови и снохи – проблема более сложная, чем наше дело. Женечка, ты понял? Ведь по этому телефону Галимов может спокойно выйти на свой дом, а мы тут ушами хлопаем, пока он жене дает ЦУ, как замести следы. Твоя задача – узнать номер телефона. Только не пережимай. Письмо возьми с собой.
Манукян взял конверт, кивнул и исчез.
В тот же день он прилетел в Джамбул. В аэропорту его встретил лейтенант Ашбеков и отвез на окраину города. Машина остановилась у покосившегося заборчика, за которым виднелся утопающий в зелени маленький домик.
– Здесь, – сказал Ашбеков. – Зовут ее Алия Шавкатовна. Я подожду.
Манукян открыл дверцу старенькой «Волги» и с облегчением подставил лицо прохладному ветерку. Прелесть. Вот бы продлить командировку до сентября, а там уже и у себя жить можно. Женя поискал глазами звонок, но не нашел и негромко постучал в низенькую зеленую калитку. На крыльцо вышла пожилая женщина в косынке. Близоруко щурясь, она прикрыла ладонью глаза от заходящего солнца.
– Вы ко мне? – дружелюбно спросила она, подошла к калитке и распахнула ее настежь. – Входите, пожалуйста.
– Я, собственно, к Ильдару. Он дома? Мы договорились еще в Ташкенте, что съездим на охоту. Ты, говорит, подъезжай во вторник, у меня командировка намечается. Загляни к матери, я там буду, – скороговоркой сыпал Манукян по дороге в дом. – А вас зовут Алия Шавкатовна, правильно?
Хозяйка молча кивнула. Она усадила гостя в столовой за большой деревянный стол, налила чаю из самовара и только потом сказала:
– Ильдар в самом деле был здесь, но уже четыре дня, как уехал.
Интересно, заглянул блудный сын все-таки домой или нет? Скорей всего – нет. Но признаваться в этом любой матери трудно. Хотя, знай она, в каком переплете оказался ее Ильдар, ей было бы не до обид. А что, если ей сейчас выдать, сын, мол, ваш наезд совершил и скрылся. Не знаете ли, куда он подался? Чушь собачья! Какая мать скажет, даже если знает. А между прочим, если, как свидетеля, ее допросить, то потом можно и привлечь за укрывательство или дачу ложных показаний. Ну и закон, доложу я вам, Евгений Вартанович. Родителя за решетку за то, что ребенка не выдал, он для нее ребенок. Дурно пахнет. Неэтично, аморально и где-то даже непорядочно. Неувязочка, уважаемый законовед, получается.
– Извините за беспокойство. Наверное, он нашел себе более подходящего спутника на охоту, – вздохнул Манукян.
– Да нет, один он вроде был, – попыталась успокоить его Алия Шавкатовна, но сама тоже вздохнула.
– Я вижу, он доставил вам огорчение тем, что не задержался надолго дома. Вы уж простите его. Мы, молодые – эгоисты. Я сам себя грызу, когда долго к матери не захожу, но жизнь такая... – Женя сделал рукой неопределенный жест, показывая, какая сложная штука – жизнь.
– Да не был он такой раньше, – внезапно разоткровенничалась хозяйка. – А после женитьбы, как подменили...
Вот и проклюнулась туйчиевская версия «сноха-свекровь», обрадовался Манукян, но расспрашивать не стал, а только вздохнул и сочувственно покачал головой.
– Вы не женаты? – спросила женщина.
Женя отрицательно покачал головой.
– Думаю, что вы никогда не запретите своей матери звонить к вам домой, – горько произнесла она. – Представьте, он дал мне телефон соседки, если чего, звони ей, говорит, она меня позовет. А все потому, что сноха не хочет слышать мой голос, – на глаза Алии Шавкатовны навернулись слезы. – Не дай вам бог.
– Успокойтесь, он еще поймет свою ошибку. – Манукян встал. – Извините за вторжение. Увидите, все уладится.
Снаружи библиотека выглядела более чем внушительно. Старое величественное здание с белокаменными колоннами на центральной площади города органически вписывалось в архитектурный ансамбль.
Еще в студенческие годы, когда Публичная библиотека помещалась в другом здании, Николай с Арсланом были ее постоянными посетителями. Запоем читали они в отделе редких книг «Туркестанский сборник», насчитывающий около 600 томов, с интересом листали дореволюционные журналы и журналы первых лет Советской власти. Потом был пожар, и старую библиотеку закрыли надолго и всерьез. Наконец, было принято решение разместить ее в здании бывшего Дома правительства, и библиотека вновь радушно распахнула свои двери для многочисленных читателей.
У входа Соснин увидел автофургончик, из которого дюжие ребята выносили тяжелые пачки книг. Книги были старые, непонятно, откуда они взялись?
– Это заказы читателей, – охотно откликнулся на вопрос Николая светловолосый широкоплечий парень в ковбойке. – Хранилище-то в другом месте.
– Да ну? – изумился Соснин, но тут же спохватился. – А заказы когда поданы?
– Вчера, об этом и разговор. Да ты подсоби, будь другом, – и, не дожидаясь согласия, толкнул на Николая две увесистые кипы килограмм по тридцать каждая. Соснин послушно подхватил книги и пошел по широкой лестнице за парнем в ковбойке на третий этаж.
Нет, все-таки прохлада в помещении, по-видимому, единственное преимущество Публичной библиотеки, если читатели получают свои заказы только на следующий день. С такими мыслями Николай вошел в читальный зал для научных работников.
Она понравилась ему сразу, вся, от макушки до пят, эта смуглолицая заведующая с короткой стрижкой и слегка удивленными серыми глазами.
– Вам что-нибудь нужно? – певуче и дружелюбно спросила она, не дожидаясь вопроса, и грациозно застыла в ожидании ответа.
«Наверняка – не замужем и хорошо печет. Вообще, это не мой тип, но в ней что-то прослеживается, нет, разумеется, не только умение печь», – подумал Соснин.
– Вы «мазурку» делать умеете? – неожиданно для себя бухнул он и улыбнулся.
– Вы всевидящий, я как раз из дома принесла кусочек, так что давайте пить чай. Насколько я понимаю, разговор у нас будет долгий. Вы ведь из милиции?
– Ну, это уж слишком, – нахмурил брови Николай. – Я сам привык удивлять, но, чтобы меня просчитывали – это нехорошо. Как говорится, что позволено Юпитеру... В общем, один-один.
– Садитесь, пожалуйста, Юпитер, сюда, – она отворила дверцу и пропустила его за барьер. Соснин оказался у многочисленных книжных полок, на которых аккуратными стопочками и поодиночке лежало множество книг, а из каждой выглядывал талончик заказа. В зале было прохладно, семиметровые потолки, толстые стены и кондиционеры надежно спасали от жары.
– Николай Семенович, – наконец, представился он, – а вы, если не ошибаюсь...
– Не ошибаетесь, – перебила она его, – Юлия Петровна. – Она рассмеялась. – Только вы из-за барьера поглядывайте, пока я чайник включу, а то у нас с этим строго, – попросила она.
– Но ведь я всех ваших начальников не знаю, могу подвести.
– И это говорите вы, Николай Семенович, но ведь проще угадать начальника, чем догадаться о «мазурке».
«А ведь ей наверняка подошло к 25, а, может, и чуть больше, – подумал Николай, – что ни говори, критический возраст, если не замужем. Лицо доброе, веселое, а глаза затуманены. М-да, грустные глаза. Нет, Юлия Петровна, у вас не все в порядке. Готов побиться об заклад, что как раз все не в порядке. И конечно, не замужем, живет с родителями».
– А почему народу так мало? – поинтересовался Соснин.
– Лето. – Юлия Петровна вздохнула. – Каникулярно-отпускной период характеризуется интеллектуальным спадом.
– Это вы точно подметили. Я тоже в жару сникаю. Юлия Петровна, могу ли я заказать у вас книгу «Автомобильный транспорт США»? – без всякого перехода обратился Николай.
– Вам нельзя, – серьезно сказала она. – Не имеете права. Пейте. – Юлия Петровна налила ему в пиалу чай и пододвинула «мазурку». – А интересующую вас книгу у нас украли.
– Спасибо. – Соснин будто не обратил внимания на последние слова: украли так украли. Он откусил «мазурку», осторожно, смакуя, проглотил и закатил глаза под потолок. – Вы положительно рискуете, милая Юлия Петровна, так близко придвигая ко мне столь вкусные вещи. Знаете анекдот: встречаются два людоеда, один спрашивает другого: «Ты свою жену любишь?» – «Конечно», – отвечает тот. «Приходи тогда ко мне вечером, я тебе оставил кусочек». Так вот, вы рискуете остаться без кусочка.
– Ничего, у меня дома еще есть.
– Спасибо. Впечатление незабываемое. – Соснин отодвинул блюдце с остатками «мазурки». – Юлия Петровна, мы тут одно дело раскручиваем и решили посоветоваться с вами.
– Простите, я капнула на вас нечаянно, – извинилась Юлия Петровна, наливая ему чай.
– Ничего, не беспокойтесь. На солнце высохнет быстро. Собственно, вопрос у меня такого плана: часто ли у вас пропадают книги вот с этих полок?
– К нашему стыду, такое бывает. Раньше, правда, чаще, потому что доступ был открытый, а сейчас вот отгородились.
– А в какой момент, как вы думаете, исчезают книги?
– Разумеется, когда выхожу из зала, чтобы отдать заказ или за привезенными из хранилища книгами.
– Вы одна работаете в зале?
– В том-то и дело, работаем посменно, но – по одному. – Юлия Петровна совсем успокоилась, и Соснин подумал, что если за ней что-то и есть, то совсем не связанное с делом, по которому он пришел. В самом деле, не будет же она у себя книги красть.
– Значит, по вашему мнению, похититель сидит в читальном зале и периодически выходит, чтобы попасть к полкам в отсутствие вас или сменщицы.
– Наверное, так.
– Ну, и как обнаружилась пропажа: сразу или спустя какое-то время?
– Порядок такой. Заказанную книгу абонент сдает в тот же день очень редко. Обычно просят оставить на полке на несколько дней.
– И сколько дней книга ждет своего читателя?
– Бывает, два-три дня, иногда больше.
– А иногда он вообще уже к ней не возвращается?
– Совершенно верно. У нас существует срок – пять дней, после чего мы сдаем книги в хранилище. Вот тут-то и обнаруживается пропажа.
– Много книг пропало?
– Да как вам сказать, штук тридцать пять – сорок, но, как правило, все очень ценные.
– И все же, каков круг интересов у похитителя или похитителей?
– Вы знаете, мне кажется, здесь действовал один. А круг интересов обычный в таких случаях: книги по искусству, религии, зарубежным странам.
– Юлия Петровна, почему вы сказали в прошедшем времени?
– Дело в том, что в последнее время наступило затишье.
– Может, заболел? – улыбнулся Соснин.
– Я не злая, но, дай бог, чтоб его, надолго, как говорит моя мама, парализуй разбил.
– Ну это слишком кровожадно.
– Вовсе не слишком. Знаете сколько крови выпил у меня этот жучок! Выговор влепили, раз. Путевку в Болгарию не дали, два. А я, между прочим, до этого в передовиках ходила и – нате вам!
Соснина заинтересовал порядок, который существует для прохода в зал научных работников. Юлия Петровна пояснила, что для этого нужно сдать ей читательский билет и контрольный талон. Однако на вопрос Николая, можно ли попасть в зал без этих документов, Юлия Петровна замялась: вообще-то можно. Ну, а на талоне какие данные заполняются? Оказывается, номер читательского билета, фамилия и дата посещения библиотеки.
Соснин посмотрел на стол, на мягкой подушечке лежал штемпель «сдано». Интересно, подумал он, но штамп можно поставить на контрольный талон самому, пока завзалом отлучилась, и затем спокойно сдать на выходе из библиотеки. Предположим, этот жучок – читатель библиотеки, значит, у него есть читательский билет. Станет ли он заказывать книги на свой номер, чтобы потом их унести? Вряд ли. Но тогда остается одно: он – вольный «художник», и в период отсутствия библиотекаря гуляет между полок, выбирая себе издания по вкусу. На выходе сдает контрольный талон, а книга – под рубашкой или пиджаком. Постой-ка, есть одна психологическая задачка: будет ли он свою фамилию и номер читательского билета писать в талоне? Скорей всего – нет. Береженого бог бережет. Тем более, что запись в талоне не сверяют с читательским билетом, не исключено, что он писал вымышленную фамилию и номер читательского билета. Молодец, Коля! Давай, жми серым веществом на жучка. Ату его! И что, каждый раз одну и ту же фамилию писал? Дудки! Разные он писал, родненький мой, разные, чтобы следы запутать. Но тогда он у меня в кармане. Так сразу и в кармане? Не слишком ли самоуверен ты, братец мой? Нет, не очень, в меру, потому что я его по почерку высчитаю. А где возьмешь эти талоны, сколько времени они сохраняются? И вообще, майор, вы себе представляете на минуточку объемчик работки? Ага, не очень. Это хорошо, спесь с тебя быстро слетит. Но другого пути пока нет...
– Юлия Петровна, а у кого и как долго хранятся контрольные талоны? Мне бы их за полгодика, если можно, пасьянс разложить, – пояснил Соснин. – И еще. По возможности, желательно отдельную конуру, пожалуйста, чтобы никому не мешать. Директор в курсе.
Через четыре часа, одурев от сортировки, Соснин нашел пять контрольных талонов с разными номерами читательских билетов и разными фамилиями, но заполненные одной рукой.
На следующий день вместе с Борисом Михайловичем Каплуном они до обеда изучали читательские карточки и нашли – все тексты контрольных талонов выполнил Флегмонов Василий Андреевич, научный сотрудник одного НИИ. Читательский билет 2и-841. Его адрес, служебный и домашний телефоны были здесь же.
Гринкевич открыл калиточку и осторожно вошел в крошечное пространство за оградой, поставил сумку, аккуратно подмел землю вокруг могилы, сменил воду в банке с цветами и тяжело опустился на маленькую скамеечку. Нет, пока памятник не поставим, здесь порядка не будет, жаль, что сейчас его устанавливать нельзя. Но он уже съездил на мраморный завод в Газалкент и присмотрел камень – стелу лучше заказать белую, в середине будет портрет, надпись он тоже знает, какую сделать. «Дорогому, незабвенному Алешеньке от мамы и папы».
Разве не кощунство – переживать своих детей? Наверное, только за большие грехи обрекает всевышний на такие муки. Ну, а если ему себя винить не в чем, если он чист перед сыном, что тогда? Как ни страшно признаться – его мальчик своими руками убил себя. Алексей всегда был слишком уверен в себе. Нет, правда в другом – его убили. Именно так, сомнения нет – здесь убийство и ничто иное. И не имеет значения, что за рулем сидел Алексей. Конечно, его сын – жертва хитрой, беспощадной злой воли. Его заманили в ловушку и сделали это искусно и расчетливо. Анатолию Петровичу пришла вдруг в голову дикая мысль: если бы Алексей не погиб сейчас, он бы погибал каждый день во лжи, обмане и преступлении, и так – до конца жизни. А какая из этих смертей страшнее, еще не известно. Ужас в том, что сегодня он, отец, не может наказать виновных в гибели Алеши, не запачкав сына в глазах окружающих.
Гринкевич тяжело вздохнул и медленно направился к выходу с кладбища. Он долго ждал на остановке, пока не пришел трамвай. Сел у окна. Удобный маршрут, горько усмехнулся он, без пересадки прямо до дома.
– Анатолий Петрович, здравствуйте.
Гринкевич обернулся и увидел Таню Ермакову. Девушка подсела рядом.
– Как вы? – в ее вопросе была и неловкость и участие. – Я рада вас видеть. Вы совсем нас забыли.
– Спасибо, девочка, – он чмокнул ее в щеку. – Алеша любил рассказывать о тебе. Я сейчас от него.
– Хоть бы зашли, я уже у папы несколько раз спрашивала, а он говорит: «У человека горе такое, ему не до нас». Но ведь это неправда: вам станет легче, надо чаще бывать среди людей.
– Да, – задумчиво ответил Гринкевич, – ты права. Надо быть среди людей.
Долгие годы следственной работы привели Арслана к непреложному выводу: каждое дело, даже самое, казалось бы, простое, имеет свои трудности, и в любом случае наступает рано или поздно момент истины. Надо только суметь выявить такой факт, раскручивая который, получаешь новые и новые доказательства той или иной версии, добираешься до самой сути.
Однако нынешнее дело никак не укладывалось в привычную схему. Казалось бы, нужный факт уже есть и остальное – дело техники, но... Подобных фактов было уже несколько, а следствие не продвигалось, добытые доказательства не поддавались логическому осмыслению, заводили в тупик.
Вот почему, когда Туйчиеву сообщили об изъятии у Шералиева Карима разыскиваемых поддельных прав, он не испытал ни особой радости, ни удовлетворения, а скорее отнесся к этому настороженно: какие еще сюрпризы готовит следствию в общем-то желанный факт.
Прежде чем вызвать на допрос Шералиева, Арслан удостоверился путем проведения экспертизы, что права действительно поддельные и изготовлены тем же самым клише, что и предыдущие. К допросу он подготовился очень тщательно, будучи убежден в его сложности. Однако, к немалому удивлению, Шералиев практически не запирался и сразу же выложил всю историю получения прав.
По всему было видно, что он напуган случившимся и очень боится за судьбу машины, а точнее – за установление путей и источников ее приобретения. Он постоянно заискивающе заглядывал в глаза следователю, неизменно повторяя скороговоркой: «Я все честно говорю».
Туйчиеву буквально после первых же фраз стала понятна напуганность Шералиева, работавшего заведующим магазином. «Нет, эти вопросы для других, – усмехнувшись, он мысленно успокоил Шералиева, – я интересуюсь только правами». Словно услышав, допрашиваемый заговорил еще быстрее, проглатывая отдельные слова, поэтому Арслан вынужден был попросить его сбавить темп и говорить внятно.
– Хорошо, хорошо... Я вас понял... Я все честно говорю. 15 июля сдавал я «фигурку» на автодроме. Подошел ко мне один парень, лет 25-26, темноволосый, темноглазый, высокий, одежда на нем вся фирменная... Я все честно говорю. Подошел, значит, и говорит: «Что, горишь?» Я ответил, что горю, потому что «фигурку» мне не сдать. А он мне: «Можно помочь...» Я все честно говорю. – Он замолчал и снова заглянул вопросительно в глаза Арслану, пытаясь понять, верит ли ему следователь.
