Текст книги "Бойтесь данайцев"
Автор книги: Наум Мильштейн
Соавторы: Вильям Вальдман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
В. Вальдман, Н. Мильштейн
Бойтесь данайцев
Повесть
Бойтесь данайцев
За тридцать семь минут до своей гибели он не сдержался и резко притормозил у пивного бара. Было только около двенадцати, но солнце уже палило нещадно. Опущенные стекла и открытые форточки в машине не спасали от духоты, на остановках у светофора тело сразу покрывалось липким потом, рот пересыхал, мучила жажда. Первую кружку он осушил залпом, вторую – медленно смакуя. Конечно, не следовало пить за рулем, но сегодня – особый день.
Он победитель, а их, как известно, запреты не касаются. Да, он победил, избрав три месяца назад этот путь. И осторожность – это кольцо бесплодных мыслей, вращающихся вокруг точки страха, – тоже отброшена. Она ему не понадобится, потому что страх прошел. А решимость материализовалась весьма ощутимым пакетиком в кармане брюк. И это только начало той новой, полной удовольствий жизни, которая ему предстоит. По такому поводу можно глотнуть, даже если ты за рулем. Довольный и уверенный в себе, он потянулся за новой кружкой, изредка поглядывая на оставленного у обочины «Жигуленка».
В голове слегка зашумело. «От жары», – решил он и направился к машине, на ходу вынимая из кармана ключи и вновь приятно ощутив шершавость пакета.
Машина резко рванула с места и, быстро набирая скорость, влилась в поток движения.
«Искупаться бы, – подумал он, – махну-ка я в бассейн, – и нога еще сильнее выжала акселератор. Сразу полегчало от обдувающего лицо ветра. – Вот так и надо мчаться по дороге жизни, на большой скорости, не останавливаясь, – он удовлетворенно хмыкнул. – Все быстрей... время стрессов и страстей мчится все быстрей»...
Что ж, сегодня его день, потому – долой всяческие условности... больше раскованности и непринужденности.
«Ваше кредо, дорогой мой, – обратился он мысленно к Игорю, – увы! – трещит по всем швам. Даже не трещит, а просто расползается. – Ишь, придумал теорию разумно сдерживаемых страстей. Лишь выглядеть в глазах окружающих порядочным сможешь с ней. Именно выглядеть, казаться, а не быть, потому что всю жизнь так не проживешь».
Мысли об Игоре омрачили радостные чувства: накануне они поссорились, и он наговорил тому кучу гадостей.
– Ты тяжело болен, – сказал Игорь.
– Чем же, доктор? – насмешливо спросил он.
– У тебя очень серьезная и опасная болезнь. – Игорь немного помолчал и, как всегда в минуты спора, прищурил глаза. – Твоя болезнь – нравственная глухота, неспособность сверять свои желания и нужды с заботами и нуждами окружающих. Ты, – он опять помолчал, – махровый эгоцентрист. Нормальная человеческая порядочность требует постоянных усилий, если хочешь, самопожертвования. Не каждому это под силу. Тебе, видимо, это вообще не дано.
– Да ты это из-за Тани так говоришь, – зло бросил он Игорю, прекрасно понимая, что применяет запрещенный прием.
...На большой скорости машина выскочила на Выставочную и, уже не останавливаясь у светофоров, приближалась к спорткомплексу, а он продолжал «разделывать» Игоря.
«Ты говоришь: соизмеряй желания со способностями. А если нет их у меня, обделила матушка-природа? Значит, мне и прозябать всю жизнь? Нет! Так не пойдет. Мне тоже нужны все блага. Я же человек, стало быть, звучу гордо, как и все человеки. Человеку же много надо. Вот и мне подавайте так, как тем, со способностями и талантами. Анатомия у нас, между прочим, одинаковая. Мне моих ста двадцати рэ почему-то не хватает для удовлетворения потребностей. Как быть? Если не дают больше, значит, надо самому брать. Усек?»
Он глянул на спидометр – стрелка качалась около цифры «100». Скорость создавала определенное превосходство над окружающими. Довольный, он рассмеялся и крикнул что-то веселое погрозившему кулаком водителю, которого он обогнал справа. Правая нога между тем усиленно давила педаль. Ему оставалось жить девять секунд.
Машина лихо влетела в открытые ворота на территорию спорткомплекса и помчалась к возвышающемуся справа велотреку.
Из оперативной сводки дорожно-транспортных происшествий
27 июля с. г. в 12 часов 30 минут на территории велотрека спорткомплекса «Олимпийский» водитель автомашины ВАЗ-2101, госномерной знак THE 13-85, Гринкевич Алексей Анатольевич, следуя по треку, при повороте не справился с управлением и совершил наезд на железобетонную ограду, отчего машина упала с обрыва высотой 25 метров. Водитель на месте ДТП скончался.
Тренер спорткомплекса «Олимпийский» Гасанов, невысокого роста, с крупными чуть навыкате глазами и пышной шевелюрой говорил с паузами, тягуче, тщательно подбирая слова. Впервые в жизни оказавшись в роли свидетеля, он заметно волновался.
– Собственно, что рассказывать, – начал он, – это была ужасная картина. Я как раз закончил тренировку, я штангистов тренирую, – решил уточнить он, Мавлянов кивнул, всем видом давая понять, что иного и предположить невозможно. – Время было – начало первого, – продолжал Гасанов, – и я решил пообедать. У нас, знаете, рядом со спорткомплексом имеется шикарное кафе национальных блюд. Готовят там только лагман, но какой!.. – он даже причмокнул от удовольствия. – Если не были – очень рекомендую...
– Непременно воспользуюсь вашим советом, – прервал его Мавлянов, опасаясь, как бы кулинарные излияния свидетеля надолго не отвлекли от существа дела, – а пока, пожалуйста, конкретно о происшествии.
– Собственно, я как раз к этому перехожу. Так вот. Решил пообедать и пошел в кафе. – Заметив нетерпеливый жест Мавлянова, он поспешно переключился. – Вижу: в ворота, а они были почему-то открыты, на большой скорости въехали зеленые «Жигули». Собственно, модель – ноль первая. Нисколько не сбавив скорости, «Жигули» поворачивают направо к велотреку. Я еще подумал: кто бы это мог быть, зачем машине ездить по велотреку? Только подумал – вижу: на повороте «Жигули» врезались в железобетонную ограду, а там, с той стороны, обрыв, и машина прямо в обрыв свалилась. Побежал я сразу к нам в медпункт за врачом, но, сами понимаете, какие могут быть надежды, когда высота не меньше двадцати метров. Вот и все, что знаю.
Показания очевидца, заключения экспертиз не оставляли у Мавлянова ни тени сомнений в том, что единственный виновник этого происшествия – водитель – сам вынес себе приговор. Но прежде чем сесть за постановление о прекращении дела, капитан Мавлянов направился в регистрационно-экзаменационное отделение госавтоинспекции.
Начальник отделения капитан Исламов был однокашником Мавлянова и, хотя встретил его приветливо, но сразу предупредил:
– Искать будешь сам, учти. У меня все задействованы.
– Ладно, ладно, – миролюбиво ответил Мавлянов. – Распорядись, пожалуйста, чтобы мне дали журналы за февраль и март.
Мавлянов был не новичком в следствии, а последние три года занимался исключительно расследованием автотранспортных происшествий. С некоторых пор у него сложилось твердое убеждение, что во многом автодорожные происшествия являются результатом низкого качества подготовки водителей, особенно – любителей. Тогда и завел он у себя специальную картотеку, где отмечал, в каком спортивно-техническом клубе учился водитель, виновный в дорожно-транспортном происшествии. Примерно за год ведения такой картотеки у Мавлянова накопились довольно интересные данные, но окончательного вывода он делать не торопился, продолжая накапливать факты. Отнимало это много времени, нередко надо было поднимать архивы. Но на этот раз работы предстояло сравнительно немного. Судя по дате на документе, Гринкевич получил водительское удостоверение три месяца назад, в марте.
Дважды просмотрел Мавлянов книги выдачи водительских удостоверений за февраль и март, на всякий случай захватил и апрель, но Гринкевич в них не значился. Ошибки быть не могло: в удостоверении Гринкевича указывалось, что оно выдано шестого марта, стало быть экзамены он сдавал либо в конце февраля либо в первых числах марта. Однако данных о выдаче Гринкевичу водительского удостоверения в госавтоинспекции не имелось.
«Что же это может означать? – размышлял Мавлянов, возвращаясь к себе. – Права Гринкевичу выданы ГАИ нашего города. Стало быть, и учиться он должен был в одном из городских спортивно-технических клубов. Иное исключено. В противном случае... – От пришедшей внезапно мысли он даже остановился. – Конечно, только так. Права липовые. Надо назначить экспертизу».
Из заключения судебно-технической экспертизы:
«Водительское удостоверение серии АБЦ № 274051 на имя Гринкевича Алексея Анатольевича изготовлено с помощью цинкографического клише в кустарных условиях».
В доме Ермаковых ждали гостей – серебряная свадьба не каждый день. Первоначально Виктор Степанович и слушать не хотел о домашнем приеме. Ресторан. Вот единственное достойное даты место. Но Лидия Яковлевна последнее время все реже поднималась с постели – болезнь брала свое, и Таня уговорила отца: «Мама не выдержит, да и уютнее дома». Скрепя сердце, он согласился, но оговорил, что ударный ассортимент закусок и горячих блюд доставят из ресторана «Зерафшан».
В большой просторной гостиной накрыли столы. Будут только свои. Почти только свои. Дело в том, что, кроме Игоря и семьи двоюродного брата хозяина дома, тоже Ермакова, с женой Татьяной Васильевной и сыном Виктором, пришла сестра хозяйки Вера Яковлевна с молодой незнакомой женщиной Юлей. По тайному сговору между Верой Яковлевной и Татьяной Васильевной было решено познакомить Виктора с Юлей.
Виктор Степанович встал, весело оглядел собравшихся.
– Дорогие друзья! Четверть века назад мы с Лидочкой разожгли негаснущий костер семейного очага, на котором меня все это время поджаривают за мои убеждения. Как Джордано Бруно. Сразу я не был хорошим мужем, но я стал им. У одного актера спросили, как ему удалось создать на сцене такой убедительно-правдивый отрицательный образ? «А я вживался в эту роль у себя дома», – ответил он. Мне повезло больше, я, благодаря моей Лидочке, могу вживаться дома только в положительную роль. Давайте поднимем бокалы за мою супругу. Пусть бог даст ей здоровье и терпение к мужу и дочери, которые нередко ее огорчают.
После первых тостов за столом, как обычно в подобных случаях, между гостями завязалась оживленная беседа.
– Позвольте, но почему я должен всю жизнь ишачить? – возмутился Виктор. – Неужели не понятно, что труд, однообразный, утомительный и постылый – божья кара!
– Ну, ты даешь, Витек, – восхищенно присвистнул Игорь. – С каких это пор работа стала наказанием?
– А с самых давних. С истоков человеческих. Помните, что бог сказал Адаму, изгоняя его из рая? Нет? А жаль. Он сказал: «В поте лица добывать будешь хлеб свой». Значит труд – наказание, а не какая-то потребность человека, как пытаются вдолбить нам в головы от времен Ноя. Да и какие могут быть сомнения на этот счет, ведь до изгнания Адам шатался целыми днями без дела в райских кущах, и это был единственно верный образ жизни. Зачем всю жизнь добиваться успеха? Ведь все равно его плодами воспользоваться не успеешь. Слишком мало времени отпустила природа человеку.
– Не слушайте его, – усмехнулась Юля и взяла из вазы яблоко. – Это он так шутит, когда правду говорит.
– Знаете, а ведь в словах моего милого тезки и племянника что-то такое есть, – подключился к разговору хозяин дома. – Надо или добиваться успеха или жить.
– Ну, возьмем вас, например, Виктор Степанович, – не унимался Игорь. – Вот вы добились определенного положения в обществе наверняка своим трудом?
– Разумеется, своим, – согласился Виктор Степанович и, подлив коньяк в рюмку Игоря, горько усмехнулся. – Но ведь и ко мне успех пришел слишком поздно. Как юная дева к дряхлому старцу, который может только любоваться, но не обладать ею. Под старость все в мире иначе...
– Молодожен-то наш скромничает, – сказала Вера Яковлевна. – Ты ведь еще хоть куда.
– Вашими бы устами, Вера Яковлевна, мед пить, – хозяин махнул рукой, извинился и пошел на другой конец стола, бросив по дороге: – Кто это сказал, не помню, в молодости мы идем за успехом, а на склоне лет успех идет за нами.
«А он гораздо интереснее моего кандидата в женихи», – подумала Юля. – Он хороший, – сказала она вслух и посмотрела на удалявшегося от них Виктора Степановича.
– Хороший? – удивился Витя. – Никогда не слышал, чтобы его хвалили.
– Ну и что! – капризно поджала губы Юля. – Разве положительные герои только те, кого хвалят? Есть громадное количество людей, о которых говорят: «Я никогда не слышал о нем ничего плохого», и это – лучшая рекомендация им.
– Ну, я с вами согласиться не могу, – возразила Вера Яковлевна. – У нас ведь как обычно бывает: о человеке говорят мало, пока не обнаружат в нем каких-либо пороков. Вот и складывается обманчивое впечатление, что большинство людей – ангелы. Ведь о них не вспоминают. До поры до времени. А на самом деле грешных больше.
– Кстати, Верочка, о грехах... – Виктор Степанович незаметно подошел сзади и остановился за Юлиной спиной. – Известны ли тебе слова великого Данте: «Грехи людей мы режем на металл, а добродетели их чертим по воде». Именно грешники двигают прогресс. Хотя этого делать не следует. Иногда так и хочется закричать: «Люди! Прекратите производство духовных ценностей, они уже бесполезны».
– Позвольте, – улыбнулась Юля. – Вы серьезно призываете остановить прогресс и вернуться в пещерный век?
– Упаси бог, – замахал руками хозяин. – Я лишь призываю человечество понять простую истину – создано более чем достаточно. Зачем брать в руки кисть после Рафаэля и Пикассо? Для чего садиться за письменный стол после Шекспира и Достоевского? Играть на скрипке после Паганини, сочинять музыку после Бетховена и Чайковского, выходить на сцену после Сары Бернар и Комиссаржевской.
– Но ведь появляются новые гении, быть может, более грандиозные, чем раньше. И потом, они же все разные.
– Они уже не нужны, эти новые гении. Как вы не понимаете такой элементарщины. Дай нам бог переработать и впитать в себя имеющуюся информацию, пока она не превратилась в балласт и не погибла. Скопились горы достижений. А у людей век короткий, они мало что успевают усвоить. Впрочем, хватит о высоких материях. Давайте лучше потанцуем.
После вечера Виктор проводил Юлю домой. Она почувствовала, что понравилась ему, но для себя решила твердо: это герой не ее романа.
Когда Туйчиев ознакомился с переданным ему делом о подделке водительского удостоверения, он сразу понял: предстоит большая и кропотливая работа. «Нужно обязательно подключить Николая», – подумал он и потянулся к телефону. Соснина на месте не оказалось. Попросил передать, чтобы тот связался с ним по приходу, а сам опять раскрыл полученное дело. Наконец раздался телефонный звонок.
– Что случилось, старик? – послышался в трубке голос Николая. – Говорят, ты искал меня?
– Да, искал. Временем располагаешь?
– Есть что-то необычное?
– Да нет, пожалуй, дело обыкновенное, но ты нужен.
– Понял. Сейчас зайду.
В кабинет к Туйчиеву Николай вошел как всегда стремительно, сел напротив Арслана.
– Докладывайте, майор, и подробнее.
– Здесь подробностей всего на пять страниц наберется. Обложка толще содержимого. – Арслан раскрыл дело и перелистал его. – В общем, так: двадцать седьмого числа прошлого месяца некто Гринкевич Алексей, 22 лет, управляя автомашиной в нетрезвом состоянии, решил порезвиться. Приехал в спорткомплекс «Олимпийский» и со скоростью свыше ста километров решил покататься по велотреку...
– Финал ясен, – перебил Соснин, – дальше ты расскажешь мне как он не справился с управлением и перевернулся.
– Хуже. Машина упала с двадцатиметровой высоты.
– Трагическая, но – увы! – для нас довольно банальная история. Кстати, насколько я понимаю, к твоему роду деятельности она отношения не имеет. Где – то́, что касается старшего следователя по особо важным делам?
– Ты всегда все правильно понимаешь. Иметь такого подчиненного – наслаждение. Жаль, что тобой командуют другие. Интересно, что ты скажешь на это? – Туйчиев вынул из дела водительское удостоверение и протянул его Соснину. – Права погибшего. – Он сделал небольшую паузу, давая Николаю возможность ознакомиться с документом, а когда Соснин вернул его, сказал: – Права, Коля, поддельные.
– Вот как? – поднял левую бровь Соснин. – Скажу, что это уже интересно.
– Самое интересное, пожалуй, заключается в том, что, согласно заключения экспертизы, они изготовлены кустарным способом.
– Выходит, их изготовление поставлено на «промышленную основу».
– Вот именно. Мы же располагаем лишь одним экземпляром, а его владелец мертв и...
– И надо выявить источник приобретения, – подхватил Соснин.
– Точнее, источник изготовления и распространения.
– Предлагаю классический путь. – Соснин встал и широко зашагал по кабинету. – Посмотрим, на какие из семи вопросов следствия ответ уже имеется и что предстоит выяснить.
Арслан не возражал и задал первый вопрос:
– Что? – и тут же сам ответил: – Тут все ясно: подделка документов.
– Когда? – задал следующий вопрос Николай и тоже, не ожидая ответа, сказал: – В этом году.
– Откуда такая уверенность?
– Я думаю, что приобретающие не знали о поддельности прав, иначе вряд ли пошли бы на это. Значит, преступник должен был придать удостоверениям максимум достоверности, и даты выдачи прав соответствуют времени их изготовления.
– Во времени все это могло быть растянуто, – возразил Туйчиев. – Заготовки изготовлены раньше, а реквизиты заполнялись по мере надобности. Так что, давай говорить: предположительно – этот год.
– Пусть будет по-твоему, – согласился Соснин.
– На очереди вопрос где? Остается пока открытым.
– Если бы только он один... – вздохнул Николай. – Ведь еще предстоит дать ответы на вопросы как? и кто?
– Зато мы знаем зачем? и чем?
– Это точно. Вопросы – все. Перейдем к итогам? – спросил Соснин.
– Начинай, – предложил Туйчиев.
– Коль скоро изготовление прав, так сказать, тиражировано, прежде всего следует дать ориентировку. Короче – всем, всем, всем, – Николай остановился перед Туйчиевым.
– Ты думаешь, серия и номер будут одинаковы, – уточнил Арслан.
– Несомненно. Не делать же преступнику или преступникам для каждого экземпляра новое клише. Слишком накладно. Чем большее число таких прав мы выявим, тем быстрее сможем выйти на источник изготовления. Короче, ориентировка за мной.
– Хорошо, – задумчиво проговорил Арслан. – С таким рабочим вариантом согласен. Но сколько это займет времени? Скорее всего – очень много, – продолжал он рассуждать вслух. – Да и нет гарантий, что на нашем горизонте вообще в обозримое время появится еще хоть один владелец подобных прав.
– Ну, по поводу гарантий, – рассмеялся Соснин, – как тебе известно, надо обращаться в другое ведомство.
– Понимаю, – улыбнулся Арслан, – но Госстрах здесь явно не поможет. Так что давай свою ориентировку, а я тем временем прощупаю окружение погибшего. Мог же он в конце концов поделиться с близким другом радостью приобретения прав.
– Если таковой имеется, – вставил Соснин.
– Хорошо, нет друга, есть родители. Не за красивые же глаза дали ему права. За них надо платить. Папа, раскошелившись на машину, мог помочь и в этом. Значит, что-нибудь да знает.
– Принимается, – подытожил Николай.
Сознание медленно возвращалось к нему. Еще в полузабытьи его охватило щемящее чувство опасности, которое, растекаясь густой, вязкой смолой, изо всех сил прижало его к жесткому больничному матрацу. Потом он бесконечно долго, с чудовищной быстротой падал в узкую фиолетовую пропасть и легкие готовы были лопнуть от избытка воздуха. Когда до дна пропасти осталось совсем немного, он понял: если сейчас не проснуться, то через секунду будет поздно. Он закричал дико, с надрывом, хотя на самом деле – беззвучно шевелил губами, и сразу очнулся.
Первое, что бросилось в глаза – большая темная туча в распахнутом настежь окне. Туча имела форму дилижанса, который едва заметно катил по небу. Было очень душно, где-то недалеко слышались раскаты грома.
– Как вы себя чувствуете? – над ним склонился немолодой мужчина в белом халате с засученными рукавами.
«Наверное, хирург, – подумал Гринкевич и, глубоко вздохнув, закрыл глаза. – Меня, наверное, оперировали».
– Как вы себя чувствуете? – повторил вопрос врач. – Что-нибудь болит?
– Спасибо, хорошо, – прошептал Анатолий Петрович, не открывая глаз, – и – опять забытье...
Когда он вновь очнулся и попытался вспомнить, что произошло с ним, почему оказался в больнице, предшествующие события никак не выстраивались в стройную хронологическую систему. В голове путались обрывки фраз, фактов, отчетливо вспомнилась лишь улица, по которой он шел. Был поздний вечер, темно, а фонари не горели. Почему? Не зря англичане говорят: «Один полисмен стоит двух тюремщиков, а один фонарь стоит двух полицейских». Почему люди должны бояться темноты вместо того, чтобы бояться закона и больше никого и ничего не бояться? Он шел домой... От кого? Разумеется, от него, но зачем он пришел туда? Зачем? Ах да, было тяжко, очень тяжко. Он похоронил своего единственного мальчика... Леша, Лешенька, как же так, сынок? Мы же жили только для тебя и во имя тебя... Тебе было отдано все, без остатка. А теперь? Как пережить это? И нужно ли? Когда нелепая, бессмысленная смерть отнимает у тебя единственное дорогое существо, собственная жизнь теряет смысл...
Снова острая боль пронзает голову. Наконец она утихла и можно попытаться вспомнить что было. Так что же было? Смерть и нелепые обстоятельства ей сопутствующие. Именно нелепые. Он так старался накопить деньги, чтобы купить сыну машину... Мечтал о радости, а в итоге... Анатолий Петрович глухо застонал от безысходности, бессилия изменить ход событий... Конечно, я и только я сам виноват в гибели сына. Нет и не будет мне никогда оправдания... Постой, постой... Откуда у Леши такие деньги, да еще в банковской упаковке? Ах да, он взял их. Но зачем?! А права? О боже! Я... Я повинен в том... Мало мне смерти сына, но еще до конца дней своих нести крест собственной вины... Откуда же я шел? От него, конечно. Я пришел к нему рассеять сомнения. Пришел за помощью, а что оказалось?
«– Конечно, все зло в машине и в этих правах. Теперь все ясно: я убил собственного сына и лучше бы мне умереть...»
Острая боль пронзает мозг, и он опять проваливается в тревожный полумрак. Из этого состояния его выводит медсестра, пришедшая делать укол. Ему немного полегчало, и он опять пытается вспомнить. Темная, пустынная улица, по которой он возвращался, и гнетущее, тревожное состояние, охватившее его, когда сзади раздались быстрые шаги. Он перешел с тротуара на мостовую, боясь повернуть голову и посмотреть, кто идет за ним. Мозг сверлила одна мысль: расплата, расплата... Шаги все ближе... Кто это? Резко повернулся и увидел быстро идущего к нему парня, лица которого из-за темноты не рассмотрел. Решение созрело мгновенно: надо, как говорят военные, нанести упреждающий удар. Когда парень почти поравнялся с ним, он мгновенно повернулся направо и левой рукой ударил его по голове... Собственно, ударил ли?.. Этого, пожалуй, он утверждать не мог, но отчетливо помнит, что руку его сжали словно тиски, а потом... Потом был сильный толчок. Падая, он подумал, что угроза слишком быстро приведена в исполнение... Потом удар головой о мостовую, и все... Мрак...
Арслан всегда испытывал чувство горечи от необходимости допрашивать родственников погибших. Не оставляло его это чувство и на протяжении допроса Гринкевича. Но сейчас к нему примешивалось еще что-то, пока необъяснимое и настораживающее. Потом он понял: Гринкевич явно недоговаривает. А ведь его показания в данный момент являлись единственным источником, который мог высветить происхождение водительских прав сына. Ближайшее окружение погибшего Алексея оказалось немногочисленным: Игорь Барсуков и Таня Ермакова – с ней Алексей встречался последнее время. Прояснилась любопытная деталь: Алексей знал Таню с детства, она была дочерью отцовского однокашника Виктора Степановича Ермакова, но встречаться с ней стал лишь недавно. До этого Таня дружила с Игорем. Тот не скрывал своих чувств к девушке, но, сказал он, как поется в песне: «Уйду с дороги. Таков закон: третий должен уйти». Арслану показалось, что скорее всего Игорь не ушел, а только отошел. Видимо, не терял надежду. Однако это, по мнению Арслана, отношения к делу не имело. Главное заключалось в том, что ни Игорь, ни Таня ничего не знали, как Алексей получил водительское удостоверение.
Ничем в этом вопросе не помогла и Екатерина Александровна – мать Алексея. Убитая горем женщина вообще не понимала, какое значение имеют эти права, когда ее Лешеньки нет в живых.
И вот оставался отец – Анатолий Петрович Гринкевич. Допрос его протекал тяжело. Туйчиеву казалось, что Гринкевич просто не слышит задаваемых ему вопросов, взгляд его иногда становился отсутствующим, он словно задумывался о чем-то далеком, поразившем и подчинившем себе. Он часто переспрашивал Арслана, повторял последние слова следователя, пытаясь вникнуть в их смысл, и за весь допрос так ни разу и не посмотрел прямо в глаза.
– Как сын получил права? – опять переспросил Гринкевич. – Учился и получил.
– Где учился?
Воцарилось молчание, наконец Гринкевич, повторив вопрос, ответил, глядя куда-то поверх головы Туйчиева:
– Не знаю точно. Скорее всего в какой-то автошколе.
– В какой же?
– Не могу сказать, – замялся Гринкевич.
– Анатолий Петрович, приобретая машину, вы имели в виду, что управлять ею будет сын? Или у вас имелись права?
– У меня нет прав. Конечно, машина предназначалась для Леши. Он так хотел... – Гринкевич опустил голову.
– В таком случае вы должны были подумать о правах. Насколько мне известно, устройство в автошколу сопряжено с определенными трудностями... Вы, разумеется, интересовались этим?
– Да, то есть вскользь... – волнение Гринкевича не прошло мимо внимания Арслана.
– Поясните, пожалуйста, что значит – вскользь.
– Что значит – вскользь? – пытаясь скрыть растерянность, перепросил Гринкевич. – Просто спросил кого-то из сослуживцев, имеющих машину.
– У кого конкретно вы, надо полагать, – не помните? – усмехнулся Арслан. – А знали ли вы, что обучение в автошколе платное?
– Да, да, – рассеянно ответил Гринкевич, и опять на его лице появилось отсутствующее выражение.
– Как же был решен финансовый вопрос? Вы дали сыну деньги? Сколько?
– Да... Вообще, – нет. Леша сказал, что он сам заплатит, у него есть накопления. Он из зарплаты всегда оставлял себе сколько-нибудь денег, а остальное отдавал матери.
– Сколько же он заплатил?
– Не знаю, – растерянно произнес Гринкевич.
– Кстати, Анатолий Петрович, не смогли бы вы объяснить, что за деньги имелись у сына в момент гибели?
– Деньги? Какие деньги?.. Ах, да, конечно... Ничего не могу сказать по этому поводу, – произнес он.
– Между прочим, сумма приличная – пятьсот рублей и в банковской упаковке. Это его накопления?
Гринкевич словно не слышал Туйчиева, он низко опустил голову, закрыв лицо руками, плечи его начали вздрагивать от сдерживаемых рыданий, и он беспрестанно отрывочно повторял:
– Я виноват... Я во всем виноват...
Когда он наконец успокоился, Арслан попытался выяснить, в чем заключается его вина, но – безуспешно. Сильное волнение, охватившее Гринкевича, полностью подчинило его волю, и он, снова всхлипывая, твердил одно и то же: «Я виноват... Своими руками...»
Что-либо выяснить еще не представлялось возможным, и Арслан решил прекратить допрос.
– Что дальше? – обратился Туйчиев к Соснину, присутствовавшему на допросе.
– Дальше, как обычно, начнем сначала, – Николай встал, подошел к кондиционеру и повернул рычажок на «сильно». – Жара дьявольская, – он подставил лицо под холодные струи воздуха и без всякого перехода сказал: – Если хочешь знать мое мнение, то подделкой занимался сам Гринкевич.
– Вот как! Какой же из двоих?
– Отец, – твердо ответил Николай и, видя недоумение Арслана, добавил: – Сейчас объясню. Видишь ли, – после небольшой паузы продолжал Соснин, – я в свою очередь тоже интересовался ближайшим окружением Алексея и, разумеется, его семьей. Так вот, Гринкевич-старший – прекрасный художник и долгое время работал в штемпельно-гравировальной мастерской. Рассказывают, что лет пять тому назад он на спор нарисовал облигацию, да так здорово, что не сразу отличишь от подлинника. Объективности ради надо сказать, что, выиграв пари, он тут же в присутствии всей компании порвал на мельчайшие кусочки свое творение. Но здесь, на мой взгляд, примечателен сам факт его умения и, если хочешь, прежнее место работы. Добавь к этому поведение на допросе: самобичевание, чувство вины, растерянность. Думаю, совсем не случайно он все время твердил о своей вине.
– Но это могло относиться к приобретению машины, – перебил Арслан.
– Не скажи. Тут явно другой подтекст. К тому же ничего вразумительного он не мог сказать об этих правах, да и деньги, обнаруженные у Алексея...
– По-твоему, их дал отец? Зачем?
– Не знаю, но вспомни его реакцию на вопрос о деньгах. Короче говоря, считаю, нам следует активно приступить к разработке этой версии.
– Не могу с тобой согласиться, – Арслан прошелся по кабинету. – Это, если хочешь, противоестественно. Да и доказательств – никаких, больше эмоций. Я знаю: ты – мастак выдвигать самые безумные версии, но эта – вообще ни в какие ворота не лезет, эта – сверхбезумная.
– Значит, и сверхгениальная, – парировал Николай. – И вообще, почему ты считаешь, что она не имеет права на существование?
– Ладно, – сдался Арслан, – пусть существует, но я все равно ее не приемлю. Мне кажется, Гринкевич просто о чем-то умалчивает, а причины не ясны пока. Пока. Понимаешь? Будем искать пути раскрытия.
«Конечно, – подумал Арслан после ухода Соснина, – у Николая есть интуиция, которая позволяет ему делать очень точные и практически всегда оправдывающиеся предположения. Порой он и сам не мог объяснить, почему у него сложилось такое мнение, но в итоге оно оказывалось правильным. Так было не раз. Хотя сейчас он наверняка ошибается. Что ж, включим и его версию в общий план расследования. В конце концов доберемся до истины».
Внимательно изучив права, принесенные Сосниным, Арслан понял: они из такой же самой искомой серии. Отложив их в сторону, он посмотрел на Николая.
– Насколько я понял, ваш взгляд, товарищ майор, означает заинтересованность, – раскуривая сигарету, сказал Соснин, после чего, несколько раз пустив дым колечками, продолжал: – Вам, конечно, не терпится узнать, кто такой... – с этими словами он раскрыл права и прочел: – Галимов Ильдар Гайсович. Спешу, спешу удовлетворить ваше любопытство. Итак, упомянутый гражданин Галимов, управляя автомашиной ВАЗ 21011, госномер Е 38-08, сбил старушку Воинову Серафиму Карповну и сам же доставил ее в тяжелом состоянии в клиническую больницу № 4. В приемном отделении дежурный врач, как того требует инструкция, забрала у него права и позвонила в дежурную часть ГАИ, а медсестра записала номер автомашины. Галимову было предложено подождать приезда дежурного наряда, однако под предлогом, что выйдет на улицу покурить, он сел в машину и уехал. – Николай взял из пепельницы сигарету, несколько раз затянулся и продолжил: – Спустя полтора часа в дежурную часть ГАИ позвонила женщина, представившаяся Павлюченко Галиной Георгиевной – жена Галимова – и сделала заявление об угоне принадлежащей их семье автомашины ВАЗ 21011 госномер Е 38-08 ТН.
