Текст книги "Среди призраков"

Автор книги: Натиг Расулзаде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Расул-заде Натиг
Среди призраков

Натиг Расул-заде

СРЕДИ ПРИЗРАКОВ

ЧАСТЬ I

Всю ночь ему снились зеркала. Они стояли огромные, высокие, от пола до потолка, напоминая громадные трюмо и отражая темно-серебристой поверхностью своей незнакомые предметы в незнакомой комнате, больше похожей на зал старинного особняка, стояли, и будто какое-то напряжение чувствовалось в их сумеречном мерцании, если только может ощущаться напряжение в неодушевленных предметах, но ощущалось, так же, как и в самом воздухе этого зала; стояли эти зеркала и вдруг ни с того ни с сего опадали, рушились, осыпались бесшумно; беззвучно – стремительно падали осколки, большие и маленькие, на миг тускло-умирающе блеснув в полете, опадали зеркала, осыпались, как деревья осенью осыпают листья. Он стоял посреди зала и, высоко задрав голову, смотрел, не понимая, отчего это происходит, отчего стоит ему только приблизиться к очередному зеркалу и отразить в нем внешность десятилетнего, опрятно одетого и причесанного мальчика в коротеньких штанишках, большеглазого и не по годам серьезного, зеркало тут же, так же как и предыдущие, бесшумно трескается, словно невидимый камень попал в середину его, и осыпается тихо, еще больше подчеркивая тишину в сумеречной комнате с тяжелыми портьерами. Страх охватывает мальчика. Но не потому, что он верит в разные приметы и суеверен, нет, мальчик пока и знал-то очень немного об этом, что было вполне естественно для его возраста. Просто ему непременно, во что бы то ни стало нужно было отразиться в зеркале, чтобы полюбоваться новым беретом с огромным красным помпоном прежде чем зеркало рухнет, непременно нужно было увидеть себя в темной глади зеркала, иначе, он чувствовал, случится ужасное, хотя что именно, он не знал, но чувство было очень четким, вполне ощутимым, почти осязаемым.

Когда мать разбудила его утром, чтобы он не проспал и не опоздал в школу, и, едва только он открыл глаза, как вспомнил о своих дневных заботах, нахлынули мысли о предстоящих на сегодня делах, и сон мгновенно забылся. А первое, о чем он, проснувшись, подумал, о чем вспомнил в первую очередь – был мотоцикл.

– Мама, какое сегодня число? – спросил он за завтраком.

– Третье, – ответила мать.

– Еще шесть дней, – вздохнул, подсчитав.

– Шесть дней? – спросила мать. – Ах, да! День рождения... Девятого день твоего рождения.

– Я всю ночь думал о мотоцикле, который мне папа , обещал подарить в день рождения. Он мне даже ночью снился, – соврал он и тут на миг вспомнил свой сон, но ровно на миг, потому что не до снов сейчас было, он начинал с матерью деловой разговор, и что самое главное – в комнату почти тотчас вошел отец, уже побритый, одетый, с затянутым галстуком, свежий и надушенный.

– Доброе утро, Закир. – Он прикоснулся губами к шее сына, чтобы не мешать ему завтракать и одновременно чтобы тот не выпачкал его масляными губами, сел на свое место, развернул белоснежную накрахмаленную салфетку, отпил глоток чаю и только потом спросил: – О чем вы тут говорили?

Он бы не стал задавать этот вопрос, если бы не почувствовал что-то едва уловимое в воздухе и не заметил чуть нахмуренный взгляд жены.

– О мотоцикле, – сказала жена. – Ты все-таки пообещал ему. Я же была против, категорически против.

– Ну, мотоцикл, – хмыкнул отец. – Мотоцикл – это, пожалуй, слишком громко сказано. Я же объяснял тебе, Сона, это мотоцикл-малютка, его собрал один умелец на заводе, он развивает не больше сорока километров в час, как велосипед... И как раз в возрасте Закира такой и нужен. И кроме того, Закир обещал мне, что кататься на нем будет исключительно на даче, по берегу моря... Так что поводов для беспокойства не вижу, – сказав все это, отец неторопливо принялся за вареное яйцо.

– Я тоже не вижу, – согласился с отцом Закир, – я буду очень-очень медленно на нем ездить, мама, – осторожно прибавил он, боясь что-нибудь не то ляпнуть и окончательно настроить мать против их с отцом решения, да к тому же испортить впечатление от логичности папиных рассуждений, которые, закругленные, подобно вареному яйцу, повисли в воздухе.

– Все-таки, – не хотела сдавать своих позиций мать. – Мотоцикл... в таком возрасте... А сорок километров в час – это немного, ты говоришь? – обратилась она к мужу, чем вызвала у Закира и отца улыбку: спокойную, без всяких оттенков у отца и снисходительно-торжествующую у сына.

– Нет, это совсем не много, – сказал отец.

– Это как велосипед, – повторил Закир слова отца.

– И сорок – его предельная скорость, – пояснил отец. – А так он будет выжимать из мотора километров тридцать – тридцать пять, а это уж совсем пустяк. Повторяю тебе, Сона – никаких поводов для беспокойства не вижу. Мотоцикл очень уж хорош получился, хочется купить.

– А за сколько его продают? – спросила Сона.

– Это неважно, – сказал отец, – ты посмотри-ка лучше, подъехал Мурсал?

Она выглянула в окно и сказала:

– Он у дверей.

– Не торопись, – сделал отец замечание Закиру. – Ешь спокойно, у тебя еще есть время.

– Мурсал же приехал, – ответил Закир с набитым ртом.

– Ничего, – ответил отец, тщательно пережевывая пищу, – подождет. На то он и шофер, чтобы ждать.

– А что – шофер не человек? – неосторожно спросил Закир.

Отец строго глянул на него.

– Я этого не говорил, – произнес он назидательно, – но люди разные бывают. Если не хочет быть шофером и ждать хозяина, пусть станет министром. Тогда его будут ждать у подъезда. Ты не согласен?

– Угу, – кивнул Закир и, прожевав кусок, решил проверить, не отразился ли его неосторожный вопрос на решении отца насчет мотоцикла, еще раз уточнить, так как знал, как подвержен был отец своему часто меняющемуся настроению.

– Пап, значит, купишь мотоцикл, не обманешь? – спросил Закир.

– Я разве когда-нибудь обманывал тебя?

– Нет, папа...

– Так в чем же дело? – спросил отец, поглядывая на часы. – Я не меняю своих решений.

– Спасибо, пап, – сказал Закир, хотя прекрасно знал, что последняя фраза отца была сказана для красного словца, и очень часто происходило как раз-таки обратное.

Выходили они из-за стола под неодобрительным взглядом Соны, все еще не совсем успокоившейся из-за того, что ее мнением пренебрегли, хотя она вполне могла бы признаться самой себе, что ее попросту переубедили. Закир заметил этот неодобрительный взгляд и почувствовал, что он, этот взгляд, делал его радость половинчатой, незавершенной, ему хотелось задобрить мать, чтобы она не могла помешать осуществлению его мечты, но, подумав, решил, что это будет лишним. Отец Закира тоже почувствовал неодобрение жены, но ему было наплевать на это неодобрение, и он отмахнулся от него так же, как отмахиваются от комариного писка.

Отец довез Закира, как обычно, до школы и поехал к себе на работу. Выходя из машины, Закир каждый раз ловил на себе разноречивые взгляды мальчиков, околачивавшихся до уроков у школьных дверей, и, какие бы эти взгляды ни были восхищенные, завистливые, нарочито равнодушные – они прежде всего служили одной ближайшей цели: сплачивали ребят, у которых отцы не имели возможности привозить своих детей в школу на государственной персональной машине, и волей-неволей отдаляли от этой их спаянной группы его, Закира. Таким образом, он становился привилегированным изгоем в их мальчишеском обществе.

Он подошел к кучке ребят возле школьных дверей, поздоровался со всеми за руку, постоял с ними некоторое время, слушая, как они продолжают прерванный разговор, лениво перебрасываясь словами, подражая взрослым, многое повидавшим людям.

– "Мерседес" даст фору любой "тоёте", – со знанием дела объявил один из мальчиков, видимо отвечая на ранее заданный вопрос. – "Мерседес" – это да, это – машина, шик!

– Да? – спросил другой. – А почему же тогда весь мир покупает сейчас только японские машины – "тоёту", "датсун"?

– Потому что они дешевле, вот почему, – ответил мальчик, который хвалил "мерседес". – На дешевое любой клюнет. Свободная конкуренция. Делай свой товар дешевле – быстрее его купят. А "мерседес" многим не по карману, в этом все дело.

– А мне отец обещал купить мотоцикл, – не сдержавшись, похвалился Закир, испытывая двойственное чувство при этом – и радость от этих своих слов, которые как будто бы, чем чаще их произносишь, тем быстрее претворяют в жизнь его мечту, и легкое желание вызвать этим сообщением зависть у товарищей, но и чувство, уж совсем противоречащее первому, – суеверный страх от того, что, пока мечта не исполнилась, нельзя произносить ее всуе, говорить о ней, а тем более гордиться ею.

Вот что испытывал Закир, когда произносил эти несколько слов. После этой фразы на него обратили внимание, мальчики посмотрели на него так, будто впервые видят его здесь, рядом с собой.

– О, смотри ты, у тебя новые брюки, Закир, – сказал один, разглядывая его.

– Самые модные, – уточнил другой, – я такие у сестры во французском журнале мод видел.

– От Кардена, – горделиво сообщил Закир.

– Настоящий Карден? – не поверили ребята.

– Еще бы, – сказал Закир, – не стану же я носить фальшивку.

– Что ты там говорил о мотоцикле? – сказал мальчик, которого не очень-то, видимо, интересовало происхождение штанов Закира.

Воспоминание о словах Закира насчет мотоцикла вернуло ребят на землю, оторвав от далеких, неосуществимых "мерседесов" и "тоёт".

– Говорил, что папа обещал мне купить мотоцикл, – повторил Закир, видя, что цель его достигнута – жгучая зависть зажглась в глазах у ребят, усомниться же в этих словах было им трудно: они хорошо знали возможности отца Закира, для этого достаточно было недолго хотя бы пообщаться с Закиром – модные шмотки, дорогие зажигалки, жвачки, "паркеры" с золотым пером, самые невероятные игрушки для их возраста, которые Закир притаскивал в школу, красноречиво говорили о том, что Закир получает почти всё, что пожелает, без особой проволочки. Но мальчишеское самолюбие – вещь неистребимая, и потому нашелся все-таки один, который позволил себе слегка усомниться в словах Закира.

– Наверное, мопед, а не мотоцикл? – нерешительно предположил он.

– Нет, мотоцикл, – не в силах сдержать широкую улыбку, опроверг Закир пустое предположение, – только "малютку", его один умелец собрал своими руками...

– А-а... – вырвался разочарованно-радостный возглас.

– Ничего и не "а", – отрезал Закир. – Это самый настоящий мотоцикл, только размеры чуть поменьше, вот и все.

– А скорость? Сколько он выжимает? – дотошно стал расспрашивать мальчик, рекламировавший "мерседес". –Сколько предельная?

– Семьдесят, – не моргнув глазом, соврал Закир. Тут послышался звонок.

– Ладно, – сказал Закир, – мне пора. Увидимся на перемене. А вы что, не идете? ' – Иди, иди, ты же у нас отличник... Закир смерил говорившего презрительным взглядом.

– А что тут плохого? -i спросил он с вызовом. – Мой папа говорит, чем лучше учишься в школе, тем больше шансов достичь в жизни высокого положения, поняли вы, шантрапа?..

– Давай, давай, топай, мотоциклист в кардене...

– Линяй отсюда, будущий министр...

Закир вошел в школу, и почти тут же на крохотный балкончик на втором этаже прямо над школьными дверями вышел директор школы. Он глянул вниз и издевательским тоном обратился к ученикам у дверей:

– Господа аристократы, персонально вас прошу разойтись по своим классам. Извините за беспокойство, но у нас звонок на урок один для всех.

Сказав это, директор ушел с бал'кона.

Мальчики, поднявшие головы, когда директор говорил, теперь как ни в. чем не бывало продолжали стоять у дверей.

– Да, мотоцикл – это вещь, – вздохнул один из них.

– Может, трепется? – с надеждой спросил другой.

– Нет, – решительно возразил третий. -. Что для его отца – купить мотоцикл? Он мог бы и машину подарить...

– Что, такой богатый?

– Ну еще бы, все они там, – мальчик неопределенна кивнул куда-то вбок, деньги лопатой гребут.

– Кто это там?

– А те, кто умеют. Много будешь знать – плохо будешь спать.

– Много ты понимаешь... Лопатой... Потом и кровью деньги достаются, понял? И нечего наговаривать на честных людей.

– Ага. Честный человек. То-то, я смотрю, на тебе курточка за три косых. Папа, скажешь, в рассрочку взял? Он же у тебя всего лишь начальник... Бедный, так мало имеет... А эти три косых – наверно, это его дневной заработок, а?

– Ты заткнись, а то знаешь...

– Что – а то? Ну что? Сам заткнись вместе со своим папочкой-дармоедом.

– Ну, я тебе это попомню...

– Надорвешься!

– Хватит, ребята, чего базарите...

Их стали оттаскивать друг от друга, и, разделившись на две небольшие кучки, ворча и огрызаясь, мальчики вошли в школу.

– О! Здравствуй, Закир, – завуч школы, Константин Романович, первым подал руку Закиру и, пожимая, слащаво и несколько снисходительно улыбнулся: вот, мол, посмотрите – я таким образом поощряю способного ученика, отличника, и моя демократичность помогает мне быть справедливым.

– Здравствуйте, Константин Романович.

– Как делишки?

– Нормально. А почему вы говорите "делишки"?

– А... – Константин Романович не мог предвидеть такого вопроса и потому несколько растерялся, но, как человек бывалый, внешне ничем не выказал этого и продолжал улыбаться, но теперь было видно, какой напряженной сделалась его улыбка'. – Ты же еще не взрослый, так сказать, – нашелся наконец он, – вот, значит, отсюда и делишки.

– Каждому свои делишки кажутся делами, – сказал Закир.

– Разумно, разумно, не спорю. Ты молодец, Закир. Ладно, иди на урок, не то опоздаешь. И передай привет отцу. Обязательно передай от меня привет, слышишь?

– Да. Передам. Не беспокойтесь, – и Закир торопливо пошел по коридору к своему классу.

Когда он открыл дверь, в классе стоял невообразимый шум. В углу на задней парте устроили кучу малу: тузили кого-то вроде бы в шутку, но, судя по истошным крикам жертвы, довольно ощутимо. Закир догадался, что потерпевшийЯшка, известный ябеда и подхалим; видимо, некоторое опоздание географички на урок дало возможность ребятам, особо ненавидевшим фискала, с пользой провести время. Закир прошел к своей парте и сел рядом со своей соседкой Наргиз, которая торопливо переписывала задание из тетради своей подруги. Она мельком глянула на него, когда он усаживался за парту.

– Привет, – сказал он.

Наргиз в ответ буркнула что-то нечленораздельное. Он только хотел что-нибудь съязвить по этому поводу, как дверь распахнулась, и в класс ворвался староста.

– Тихо! – крикнул он. – Экстренное сообщение. Географичка попала в больницу, у нас пустой урок. Всем сидеть тихо, а то пришлют кого-нибудь.

В ответ на это, обрадовавшись, ребята на задней парте еще усерднее стали мутузить Яшку, а тот отозвался душераздирающим мяуканьем, но тут же все сознательно притихли.

– Попала в больницу, – проговорил Закир, пожав плечами и глянув в сторону радостно отложившей суетливое переписывание задания Наргиз.

– А что? – спросила она.

– Просто это выражение давно потеряло смысл, – сказал Закир. – У нас в городе в больницы не попадают, а устраиваются. С большой нервотрепкой.

– Какой ты умный! – язвительно и наигранно восхитилась Наргиз. – Это кто же тебе такое сказал? Опять твой папа?

– Мой папа как раз относится к той категории людей, которым не надо никуда устраиваться. Их самих с радостью устраивают, – гордо и даже чуть надменно произнес Закир, заранее зная, как он смешон со своей надменностью в глазах девочки, которая ему нравится. – И потом, даже если папа, что тут такого? Ты же не будешь утверждать, что наши родители знают жизнь хуже нас?

Наргиз нарочито внимательно и в то же время с вызывающим кокетством и снисходительностью глянула на него: ей очень хотелось хотя бы из одного чувства противоречия сказать именно то, что он опровергал, сказать, что родители знают жизнь меньше нее, по крайней мере, некоторые стороны жизни, но это уже было бы откровенной глупостью, она понимала – было бы глупостью, какими красивыми словами ни обставляй ее, эту глупость; и все же она не захотела оставаться в долгу.

– Какой же ты правильный мальчик, Закир, – издевательски проговорила она, намеренно делая ударение на слове "мальчик". – Ты и в детстве был такой? Наверное, никогда не пил из чужой чашки?

– Нет, я пил из одной чашки, – вполне серьезно ответил он. – Случалось... Просто я старался не прикасаться губами к тому краю, к которому прикасались до меня.

– А, – сказала Наргиз, – понятно. В детстве, оказывается, ты был чистюлей. И, наверное, умнее все-таки...

– Нет, сейчас я умнее, чем в детстве, – наигранно серьезно, включаясь в навязанную ею игру, сообщил он, подумал и прибавил: – Умнее... раза в четыре.

– Понятно, – сказала она. – Это естественно. Ведь теперь тебе уже шестнадцать, да? Или еще не исполнилось?

Он вдруг открыто посмотрел на Наргиз, задержав взгляд на ее лице, чего ни разу не делал на протяжении разговора, и осекся, чуть смутился; ему хотелось ответить смешно, развеселить ее, увидеть ее улыбку, услышать тихий, еще неровный девчоночий смех, расшевелить ее после этой занудной перепалки, которая совершенно неожиданно у них случилась, но он ничего не мог придумать и, так как пауза затягивалась, становясь неловкой, торопливо произнес:

– Наргиз, пойдем со мной в кино после уроков.

– Ну вот еще, – сказала она, вздернув плечами. – С какой стати? Почему это с тобой? Если б еще всем классом, как всегда, тогда еще понятно...

– Но ведь всем классом мы никогда не ходим после уроков, – возразил он. Только когда сбегаем с уроков.

– А Ты что, боишься за свои пятерочки, да? Дома ругать

будут?

– Наргиз, – к ней подошла подружка, Сурая, и они стали о чем-то очень заинтересованно и возбужденно шептаться, не обращая внимания на присутствие Закира, до которого долетали отдельные слова, сказанные подружками громким шепотом.

– Нет, – слышал он, – не меньше стольника...

– Как? Ведь обещали же... Восемьдесят рэ...

– Теперь изменилось. Сто... Меньше... Больше...

– Дорого.

Обычный девичий треп о шмотках. Наконец Сурая отошла, оставив Наргиз крайне расстроенной.

– Что случилось? – спросил Закир, заметив ее подавленный вид.

– Ничего.

– Я же вижу.

– Не твое дело.

– Ладно, – сказал он, стараясь не казаться обиженным, чтобы не дать ей повода торжествовать. – Просто думал – может, могу чем-нибудь помочь?

– Нет, – сказала Наргиз и тяжело вздохнула. – Нет, – повторила она трагическим голосом, – не можешь, – и тут же неожиданно, как истинная маленькая женщина, о которых говорят, что их поступки и слова стоят вне всякой логики, и трудно угадать, что они выкинут в следующую минуту, стала делиться с Закиром своими несчастьями: – Понимаешь, тут одна из соседнего седьмого кофточку предлагала очень красивую и как раз размер Зарифы Саттаровны...

– А при чем тут Зарифа Саттаровна? – спросил Закир. – Она вроде историчка наша, а не манекенщица.

– Ой, какой ты остроумный, прямо кошмар! Зарифа Саттаровна при том, что обещала мне в четверть пятерку натянуть, понятно? А за это ее нужно подмазать, ну... отблагодарить. И кофточка очень уж подходящая, как раз к лицу таким старым лахудрам, как Зарифа Саттаровна... Обещали мне за восемьдесят рэ, я и взяла у мамы восемьдесят, а теперь, говорят, передумали, сто просят... Представляешь?

– Да, случай, конечно, тяжелый, но не смертельный, – сказал Закир. – На, бери.

Она изумленно глянула на две десятки в его руке.

– Ты что, заранее знал, что мне понадобятся двадцать рублей? – спросила она, все еще не решаясь взять деньги из его руки.

– Бери, бери, – сказал он равнодушно. – Это мои карманные деньги. На непредвиденные расходы.

– Здорово, – сказала она, беря у него деньги. – И часто они у тебя бывают, непредвиденные?

– Случается.

– Только я тебе не скоро верну.

– Не горит.

– Но все же...

– Э, – отмахнулся он. – Выкинь из головы. Как говорит мой папа, пусть это не мешает тебе жить.

Следующий урок был русского языка, и учитель оглашал оценки за сочинение, написанное классом накануне.

– Алиев Закир, – сказал учитель и заглянул в тетрадь. – Как всегда, работа выполнена на "отлично". Что ж, Закира по моему предмету можно только ставить в пример всему классу.

– Сейчас тебе полагается скромно опустить голову пониже и покраснеть, шепотом пошутила Наргиз, приблизив губы к уху Закира.

Пьянящий, слишком женский аромат духов, исходящий от нее, ударил в голову Закиру, он даже невольно отстранился, подумав при этом: "У мамы свистнула", а вслух ответил:

– Не подсказывай, сам знаю.

Хотя ему, честно сказать, было не очень приятно, что преподаватель перед всем классом превозносит его именно за то, чему никто из мальчиков не захочет подражать; он хотел быть лидером в их среде и делать именно то и именно так, чтобы они, мальчишки, захотели пойти за ним и подчиняться ему. А пятерки по предметам – это же просто необходимость, нужно же кончить школу на "отлично", поступить в институт, наладить жизнь, козе понятно. За что же тут выставлять его на посмешище перед товарищами? Вот ребята уже скалятся, готовятся, видимо, на перемене острить насчет будущего писателя, блестящего стилиста, получавшего в детстве одни только пятерки по сочинениям на вольные темы...

Когда Закир с Наргиз вышли из школы после уроков, она вдруг совершенно неожиданно для него, уже забывшего про свое .предложение, сказала:

– Если ты не раздумал, я согласна...

Так это чудесно вышло, что он заулыбался, как будто она соглашалась, как прекрасно и возвышенно выражались раньше, отдать ему руку и сердце. Заулыбаться-то заулыбался, но убей бог, не мог вспомнить, что это такое он ей успел предложить.

– Насчет чего? – осторожно спросил он.

– Ты уже не помнишь, что приглашал меня в кино? – деланно возмутилась она. – О, непостоянные мужчины! – несколько картинно воскликнула она, но ему все равно было приятно, что это восклицание насчет мужчин она отнесла именно к нему.

– Да, да, – сказал он и засуетился. – Конечно, помню... Кино. Сейчас. Подожди минутку.

Закир бросился к ближайшему телефону-автомату, пошарил в карманах куртки и кинулся обратно к Наргиз.

– .У тебя двушки нет?

Она поискала и протянула ему двухкопеечную монету.

– А куда ты хочешь звонить? – подозрительно спросила она.

– Потом объясню, – отмахнулся он и побежал к таксофону.

– У папы разрешение спрашивал? – спросила его Наргиз, когда он вернулся, и как-то ухитрилась задать этот свой вопрос абсолютно без всякого ехидства и язвительности, так что он так же серьезно ответил:

– Нет. Одному приятелю звонил. Он наш ровесник, только в другой школе учится.

– А при чем тут твой приятель? Мы же собирались в кино?

– Видишь ли, я подумал, ну что там хорошего, в кино, неинтересно... А у этого приятеля есть видяшка...

– Что есть? – не поняла она.

– Ну, видеомагнитофон, – пояснил Закир. – И родители у него в отъезде. Хорошие у них фильмы. Пойдем, посмотрим?

– А у вас нет видеомагнитофона? – поинтересовалась с нескрываемым любопытством Наргиз.

– Есть, – сказал он, – только у меня сейчас мама дома.

– Ну и что? – спросила она.

– Э! – Он в сердцах отмахнулся. – Дырку в голове сделает, не даст спокойно посмотреть. Это можно, это нельзя, сейчас не время, сначала уроки... Как заведется... И потом, разве она даст что-нибудь интересное посмотреть, поставит такую скуку... Цензура. Я же все наыи кассеты пересмотрел... У приятеля интереснее... Ну как, пошли?..

Она подумала для приличия некоторое время, но очень уж хотелось по видео посмотреть фильм, чего ей еще не приходилось делать, и Наргиз согласилась:

– Пошли.

...Им открыл изысканно одетый, при галстуке-бабочке, несмотря на то, что был у себя дома (вероятно, хотел произвести впечатление на подружку своего приятеля), подросток с высокомерным взглядом на нежном, скорее девичьем лице. Он улыбнулся, не теряя при этом высокомерия во взгляде, пропустил Наргиз и Закира, заговорщицки подмигнув Закиру за спиной у Наргиз и подняв большой палец, выказывая явное одобрение вкусу Закира. Закиру такое поведение приятеля было явно не по душе, и он сделал вид, что ни подмигивания, ни жеста его не заметил. Они прошли в роскошно обставленную комнату.

– Предки будут отсутствовать трое суток, – сообщил приятель, -г– Что желаете? Шампанское? Кофе? С ликером...

– Фильм желаем, – сказал Закир. – Да пострашнее.

– Это можно, – сказал приятель, поглядывая на Закира. – Кстати, Закир, в приличных домах принято знакомить...

– Ах, да, – неохотно отозвался Закир, явно не имея никакого желания знакомить этого франта с Наргиз. – Это мой приятель, Наргиз, раньше мы были соседями, жили в одном блоке, потом его отца сняли с работы, но, как видишь, все равно они живут очень хорошо...

– Это уже лишние детали, – оборвал его приятель. – Очень приятно, Наргиз, познакомиться с вами.

– Мне тоже, – сказала, чуть смутившись, не привыкшая к такой церемонности Наргиз. – А вас как зовут, я не расслышала.

– Вы и не могли расслышать, потому что этот злодей Закир, этот мальчиш-плохиш просто не назвал моего имени, я думаю, из элементарного, старинного чувства....ревности, а?

– Перестань, – сказал Закир. – И вообще, ты собираешься ставить кассету или нет?

– Сейчас – отозвался мальчик и снова обратился к Наргиз– – А меня зовут... Ну, для некоторых почище я просто приятель, они так и представляют меня знакомым девушкам – приятель, а вообще-то у меня есть имя, как это ни удивительно, и даже совсем не модное, старинное имя – Али правда, я и все остальные моментально переделали его в Алик, так что можете называть меня Аликом, или же, если хотите оставаться солидарной с Закиром, можете называть меня – приятель... Тоже ничего, не обижусь.

– Ну, Алик, кончай треп, сколько можно, – деланно взмолился Закир. – Ты нас уже уделал.

– Это потому, что я давно ни с кем не общался, – пояснил вполне серьезно Алик. – Никак не выговорюсь. Сидел тут, как вскормленный в неволе орел молодой.

– А вы что, не выходите разве из дома? – удивилась Наргиз.

– Нет, что вы, – сказал Алик, – Предки на трое суток оставили меня квартиру сторожить, мне даже липовую справку об ОРЗ достали...

– А зачем ее сторожить? – спросила Наргиз.

– Наивная девочка, – сказал Алик, обращаясь к Закиру, – как же ее не сторожить? Вы знаете, как участились в последнее время квартирные кражи в Баку?.. На каждом шагу квартиры грабят. Вот я и сторожу.

– Папа говорил, – начал Закир, – что когда квартирное ограбление, так лучше всего если в квартире никого из домашних не будет. Пристанут с ножом ты все со страху и выложишь, что где лежит.

– Что, где, когда, – пошутил Алик.

– Да, – сказал Закир. – А если никого дома нет, они пошарят, возьмут мелочишку, что на виду лежит, и уйдут... Естественно, припрятанное, хоть три года будут искать, не найдут ни за что.

– А я и не знаю, что и где у, нас припрятано, – чистосердечно ответил Алик, – так что в этом отношении, если придут грабануть нашу хазу, вряд ли мазурики от меня чего-нибудь добьются...

– К чему это все? – недоуменно спросила Наргиз. – Купили бы собаку, и сторожила бы вашу квартиру.

– От собак у мамы аллергия, – пояснил Алик.

– А от тебя скоро у нас начнется, – сказал Закир. – От твоего бесконечного трепа.

– Сейчас, сейчас, – сказал Алик, – Только один случай расскажу, мне папа рассказывал... Наргиз это будет интересно... Ха-ха... Слушай, Закир, смешной случай...

– Давай.

– Ну, не будем называть имен, потому что все в городе этих людей хорошо знают. Значит, так. К, одному большому начальнику пришел устраиваться на работу один человек, так сказать человечек.

– Без кривляний, – предупредил Закир. – Суть давай, суть рассказывай.

– А суть в песок, – пошутил Алик и тут же спохватился. – Извини, Наргиз, просто очень к месту получилась шутка, это из анекдота... Ну так вот, приходит к начальнику этому человечек устраиваться на работу, а начальник ему: принеси три куска – и работа твоя. Тот, человечек бедный, туда-сюда, наскреб три куска кое-как, полез в долги, принес, а начальник ему – ситуация изменилась, надо еще два куска, человечек на дыбы, а начальник – не хочешь, как хочешь, погляди через плечо, за твоей спиной легион желающих на это теплое местечко. Человечек, однако, был шпанистый и водился со всякой шантрапой. Поделился он со шпаной, и порешили, что раз такое дело, самого же этого начальника и грабануть, и из его же денег ему пять кусков и дать, то есть совместить полезное с приятным. Так и сделали. Сынок начальнический дома оказался. Открывает человеку с двумя арбузами' – мол, папа прислал, – аза человеком с арбузами оказываются еще двое, сбоку стояли, чтобы в глазок их не видно было, аккуратно связали они этого сынка, кляп в рот, обчистили квартиру, но крупное, конечно, не нашли, начальник вроде моих родителей – хитрый был, не делился с сыном тайнами, ну, мальчику потрепали нервы, заставили обкакаться, пардон, и ушли, дали человечку его долю – пять кусков, и тот, конечно, поступил на должность, потому как начальнику в то время очень уж срочно деньги потребовались, я он брал, как с цепи сорвавшись...

– Наверстать упущенное хотел, – заметил Закир.

– Ну как, интересно? – обратился Алик к Наргиз.

– Интересно, – сказала она.

– Мотай на ус, – отечески назидательным тоном проговорил Алик.

– К чему это мне? – пожала плечами Наргиз. – пашей квартире ограбление не грозит, у нас нет ничего такого, на что могут клюнуть воры...

– Да? – удивился Алик. – В жизни еще не видел такой

квартиры.

– Ты когда с ней успел на "ты" перейти? – ревниво

спросил Закир.

– Я? А что? Как-то машинально... – стал оправдываться Алик, ничуть при этом не смутившись. – А почему бы и нет? Она наша ровесница... К чему эти китайские церемонии?

– Алик, вы собираетесь ставить кассету? – поинтересовалась Наргиз.

– Да, да, сейчас, – Алик вставил кассету в магнитофон и сел рядом с Закиром и Наргиз на удобном диване, обитом лайкой,..

...– Нет, – через некоторое время сказала Наргиз и решительно поднялась, я такой фильм смотреть не

буду.

Она пошла к дверям и, не обращая внимания на уговоры и извинения мальчиков, вышла из квартиры и, не дожидаясь лифта, сбежала по ступенькам.

– Подожди! – крикнул ей вслед Закир. – Наргиз, подожди! Я провожу тебя.

Но внизу в подъезде уже было тихо, растаял звук каблучков.

– Что это она? – спросил Алик, стоя на пороге.

– Что это она? – передразнил приятеля Закир. – Сам не понимаешь? Первый раз у тебя дома девчонка, еще толком незнакома, а ты тут сразу такой фильм ей поставил...

– А что же, я ей должен был мультики поставить? – пожал плечами Алик. Радоваться должна, фильм этот она нигде не увидит... Фу, чокнутая какая...

– Ты выражайся поосторожнее, понял? – взъярился Закир.

– А что я такого сказал? Что особенного? Закир, не слушая его, сбежал по лестнице, побежал догонять Наргиз.

* * *

– Мальчишка совсем от рук отбился, – ворчала Сона, подавая мужу обед, – не хочет заниматься, как раньше... Все ему погулять с ребятами, в кино, в гости, а занятия – в последнюю очередь.