Текст книги "Русские идут!"

Автор книги: Натаниэль Бенчли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 12

В опустевшей «Пальмовой роще» Олин Леверидж тяжело опустился на стул, но, не просидев и пяти минут, встал и направился к бару. Ведерко для льда было пусто, но вода из-под крана оказалась достаточно холодной и приятной на вкус. Он намочил полотенце, обтер распухшее лицо, потом отжал, намочил и приложил к затылку. По спине потекли струйки. Леверидж снял куртку, рубашку, снова намочил полотенце и растер им ноющее тело. Живительная влага приятно освежала ноющее тело и как бы впитывала в себя боль. Затем Леверидж, взглянув на всякий случай в окно, сбросил остальную одежду, свалил ее в кучу, облился с головы до ног и сразу же почувствовал себя гораздо лучше. Ему пришло в голову, что он, пожалуй, единственный человек в мире, который осмеливается расхаживать в чем мать родила в публичном месте, зная, что ничего ему за это не будет. Эта мысль пришлась ему по вкусу, и он принялся смаковать ее на все лады.

Пройдясь перед баром, он поставил ногу на перекладину, поднял воображаемый стакан.

– Ну, ребята, мне пора идти. Сегодня на балу я должен быть при полном параде.

Леверидж переменил ногу, оперся локтями о стойку и обратился к воображаемому бармену:

– Налей-ка по последней, чтоб мозги прочистить.

Последняя реплика заставила Левериджа вспомнить о своем долге Марвину Сколларду. Ткнув указательным пальцем в предполагаемого собеседника, Леверидж провозгласил:

– Марвин Сколлард, вы вправе утверждать, что сейчас я неплатежеспособен, но, уверяю вас, это ненадолго. Настанет день, и вы приползете ко мне на коленях и со слезами на глазах будете выпрашивать выпивку. Тут уж я покуражусь всласть. Пей, Марвин, сегодня ты герой. Тут подносят выпивку всем избитым, а тем, на ком живого места не оставили, даже дарят по бутылке. Вот именно так я и скажу, Марвин, когда ты явишься весь в синяках и примешься клянчить глоток, а сделаю так. – Леверидж нагнулся, поднял с пола бутылку и воздел над головой. Виски тонкой журчащей струйкой полилось вниз. – И скажу, – продолжал Леверидж, – вылижи виски с пола, Марвин. В «Пальмовой роще» для героев ничего не жалко.

Леверидж кинул бутылку через плечо и рассмеялся. Потом подбоченился и во все горло запел, приплясывая. Поклонившись воображаемым зрителям, он сам себе зааплодировал, скрылся за стойкой и вернулся, словно намереваясь выступить на бис.

В тусклом свете внутри бара бледное тело Левериджа мерцало, как брюхо лягушки. Он решил отколоть новую штуку. Перекинув через руку полотенце, наподобие салфетки официанта, он направился к одной из кабинок и произнес:

– Не нужно ли вам что-нибудь? Благодарю, мадам, вы очень добры. Как вам нравится наша кухня? А может быть, мне спеть для вас? Сочту за честь.

Держа двумя пальцами полотенце, как певица держит кружевной платочек, Леверидж спел две песни и повторил свой танец. С улыбкой на раскрасневшемся лице он низко поклонился пустой кабине, подобрал одежду и оделся.

Бесшабашное настроение улетучилось при выходе из бара. Пустынная улица угнетала. Глубоко вздохнув, он зашагал по Главной улице, желая скорее очутиться за городом. Много раз он хаживал тут, мимо мусорной свалки к своей лачуге. Обычно дорога домой хорошего настроения не прибавляла.

В верхней части Главной улицы Леверидж вспомнил, что Эмили Вардхилл живет всего в квартале отсюда, и подумал, на острове ли она? Он знал ее много лет, с тех пор, когда они, еще детьми, проводили каникулы на острове. Малышка Эмили прославилась тем, что притащила дохлую медузу на свой день рождения. Нечто похожее она повторила в девятнадцать лет, привезя на остров мужа по имени Ральф Рамболд. Впоследствии он уступил место Лестеру Коббу, а тот – Гафни Вардхиллу, у которого соперников не оказалось. Люди считали Эмили эксцентричной, но безобидной. Сам Леверидж встречался с ней все реже и реже, по мере того как их жизненные пути расходились, а художник медленно, но верно опускался на дно. Однако они все же оставались друзьями по той простой причине, что выросли вместе. Любопытства ради он решил наведаться к Эмили и проверить, дома ли она.

Проходя мимо ее дома, он увидел шторы на окнах, терьеров во дворе и понял, что она не уехала. Не сообщить ли ей про русских, подумалось ему. Нет, не стоит. Зачем так волновать женщину? Расскажет как-нибудь потом. К тому же, если он постучит в дверь и выпалит: «На болотах меня захватили русские матросы», Эмили решит, что он пьян, и вообще откажет ему от дома. Он задумчиво поглядел на терьеров, прыгавших по саду, и, как ему показалось, нашел повод зайти.

Леверидж осторожно открыл ворота и проскользнул в сад. Собаки громко залаяли, когда он закрывал ворота. Они кинулись навстречу пришельцу и окружили его. Леверидж присел на корточки и вытянул руки.

– Хорошие собачки, – бормотал он, – хорошие мои, идите к дяде Олину, он вас не обидит.

Он почти поймал ближайшего терьера, когда раздался окрик Эмили.

– Эй! Что вы там делаете?

Леверидж с улыбкой повернулся к ней.

– Привет, Эмили. Я глажу твоих собачек. – Он встал, вытирая руки о штаны.

Эмили не сразу узнала его. Глаза ее широко раскрылись.

– Олин! Боже мой, что с тобой случилось?

– Попал в небольшую передрягу, ничего особенного.

– Когда? Ты показывался доктору?

– Со мной все в порядке. Просто я шел мимо и…

– Иди сюда и дай мне тебя осмотреть. – Эмили зашла в дом, Леверидж – за ней.

– Тебя здорово избили, – заключила она. – Кто?

– Парни, которые мне попались на болоте.

– Проходи сюда. – Эмили взяла его за руку и провела на кухню. – Садись. – Она открыла холодильник. – Я приложу лед, и опухоль спадет. Хочешь кофе? Или пива?

– Пиво будет в самый раз. Меня что-то жажда мучает.

Эмили достала из холодильника лед, банку пива, потом извлекла из ящика чистое кухонное полотенце.

– Отличное пиво, – сказал Леверидж, – освежает лучше некуда. – Он сделал еще глоток. – Так вот, Эмили, Роли Гарни и я вчера здорово перебрали. Утром я встал и пошел через…

– Откинь голову, – перебила его Эмили, укладывая ему на лицо полотенце, куда были завернуты куски льда. – Позже расскажешь.

– Ладно, – бормотал Леверидж, пристраивая поудобнее голову на спинке стула. – В сущности, особенно рассказывать нечего.

– Не разговаривай. Подложить что-нибудь под затылок?

Он качнул головой, наслаждаясь прохладой.

– И так замечательно.

Эмили заботливо прикладывала лед к синякам. В кухне воцарилась умиротворенная атмосфера.

Прошло немало времени, прежде чем Эмили нарушила молчание.

– Чем ты сейчас занимаешься, Олин?

Из-под полотенца донеслось приглушенно:

– Живу себе потихоньку.

– Забавно, как складываются людские судьбы, – заметила она. – Интересно, сами ли мы творим свою судьбу или кто-то уже давно решил все за нас? – Из-под полотенца не раздалось ни звука, и Эмили продолжала: – Впрочем, Олин, это вопрос риторический. Просто время от времени я об этом задумываюсь.

– Я тоже иногда размышляю на эту тему, – отозвался Леверидж.

– По-моему, как ни думай, вряд ли в наших силах что-то изменить.

Эмили встала, бросила подтаявшие кубики льда в раковину и выжала полотенце.

– А я считаю, что могу многое изменить в своей жизни, – сказал Леверидж, не открывая глаз и не поднимая голову. – Если бы я убедился, что от меня в моей собственной судьбе ничего не зависит, я бы застрелился.

Эмили собралась было ответить, но передумала и снова положила полотенце на лицо Левериджа.

– Может, ты хочешь орешков к пиву?

– Нет, спасибо. И так хорошо.

– А как насчет закусить? Ты завтракал?

– Спасибо, не хочется.

Тут Эмили вспомнила о спящем наверху Золтане и спросила гостя:

– А что, вообще, сегодня творится в городе? Сдается мне, в передрягу попал не только ты.

Поколебавшись, Леверидж сказал:

– Насчет других – не знаю. А меня избили на болотах русские.

– Русские? – У Эмили перехватило дыхание.

– По-моему, матросы. Им была нужна лодка. Они избили меня, когда я завел их не туда. – Леверидж убрал с лица полотенце и сел прямо. – Давай расскажу все по порядку. Вчера мы с Роли…

– Минутку. Как они были одеты?

– Обычно, одежда из грубой материи. Но я убежден, что они – русские, потому что…

– Сумеешь ты их опознать?

– По-моему, да.

– Пойдем со мной. – Эмили помогла ему встать со стула.

– Куда?

– Наверх.

– Эмили, – протестовал Леверидж, – мне слегка не по себе, ребра болят, и если…

– Пойдем со мной.

Леверидж с неохотой потащился вверх по лестнице.

– Такая забавная история, не понимаю, почему ее никто выслушать не желает…

– Смотри. – Эмили открыла дверь спальни. – Это один из тех?

Леверидж взглянул на лицо Золтина, полускрытое покрывалом.

– Да, черт возьми!

В этот момент Золтин проснулся и вскрикнул при виде Левериджа. Он свалился с кровати и быстро заполз под нее. Оттуда донеслись его вопли:

– Не стреляйте! Я сдаюсь!

– Вылезайте, – проговорила Эмили мягко. – Вас никто не обидит.

– Пожалуйста, – просил Золтин, вылезая из-под кровати и поглядывая на художника, – пожалуйста, простите меня!

– Вставайте, – велела Эмили, и дрожащий Золтин поднялся.

– Поверьте, я не хотел!

Эмили бросила взгляд на Левериджа.

– Что он тебе сделал? – спросила она.

– Ничего особенного. Просто держал за руку, пока его приятель меня колошматил.

– Я не хотел! – восклицал Золтин. – Но у меня был приказ. Я понимаю, с вами обошлись жестоко, но я ничего не мог поделать – приказ есть приказ. Поверьте, я чуть не потерял сознание!

– Охотно верю. Я тоже, – согласился Леверидж.

– Что все это значит? – Эмили обратилась к Золтану. – Зачем вы пришли на остров?

Золтин судорожно сглотнул. В голове пронеслись мысли о товарищах. Потом он вспомнил, как Крегиткин обошелся с телефонисткой, глубоко вздохнул и твердо произнес:

– Я с подводной лодки. Мы сели на мель, и капитан послал нас достать катер, чтобы сняться с песка.

– И это все? – изумился Леверидж. – Вся эта заваруха из-за того, что ваша подлодка села на мель?

– Нам не положено здесь находиться. Мы не должны были подходить так близко к берегу.

– А получилось так, что вы не только подошли к берегу, но и сошли на берег. Но это не повод, чтобы расхаживать с оружием и избивать людей. Если вы попали в беду, следовало бы просить помощи, как сделал бы любой нормальный человек, а не устраивать кавардак на весь остров. Вы понимаете, чем это пахнет?

– Это же русские, – напомнила Эмили.

– По-моему, это неуважительная причина для оправданий, – отозвался Леверидж, а Золтину сказал: – Если я помогу вам достать лодку, вы можете дать гарантию, что уберетесь с острова и перестанете тревожить честных людей?

– Я не хочу уезжать! – взмолился Золтин. – Мне хочется остаться.

Наступила пауза.

– Вот тебе и раз! – Леверидж посмотрел на Эмили. – Что же нам делать?

– Не волнуйся, я о нем позабочусь. Вы действительно уверены, – спросила она Золтина, – что хотите остаться? Это не потому, что вы сейчас просто оторвались от своих?

– Хочу, хочу! Я хочу стать американцем!

– Тут без хлопот не оберешься, – рассудил Леверидж. – А я не знаю, что в таком случае полагается делать.

– Не ломай голову, – посоветовала Эмили. – Спать он может в комнате для гостей, а новую одежду мы ему достанем. Я скажу, что это мой кузен из Питтсбурга. – Она посмотрела на Золтина и поправилась: – Нет, лучше племянник. Так скорее поверят.

– Сама знаешь, как здесь любят сплетничать, – заметил Леверидж, – тебе, по крайней мере, следует известить полицию насчет него.

– Чушь. Мальчик хочет остаться здесь, так при чем же тут полиция? Он же не политик и не какая-нибудь крупная шишка, а просто несчастный сиротка. Он хочет стать американцем, и наконец-то ему представилась такая возможность. А ты говоришь – в полицию! Да зачем?

– Наверное, ему нужно выправить документы или что-нибудь в этом роде.

– Да мало ли кто у нас живет без всяких документов, и прекрасно живет, между прочим. И вот, кстати, у тебя у самого какие документы? А у меня? Водительские права и кредитный счет в магазине Сакса! Со временем и он получит права, а если захочет, то и счет, это не проблема, мы ему поможем. И тогда он станет таким же полноправным гражданином, как и любой из нас.

– Отвезите меня к вашему руководителю, – попросил Золтин. – Так будет лучше всего.

Леверидж ответил не сразу.

– С этим сложно. У нас нет руководителя. Есть, конечно, Док Рэндал, наш мэр, но после ноябрьских выборов вряд ли он удержится на своем месте. А больше вроде решать и некому.

– Вот и еще одна причина, чтобы он остался у меня, – вмешалась Эмили. – Зачем его отдавать, если брать некому? В конце концов мальчик ясно выразился, что хочет остаться здесь. Почему бы и нет?

– Что ж, может быть, ты и права, – согласился Леверидж и, взглянув на Золтина, спросил: – Какая у тебя профессия?

– Я – рулевой второго класса, – ответил Золтин. – Умею вести судно, работать на рации, обращаться с радаром и гидролокатором, делать промер глубины лотом, а сейчас учусь пользоваться секстантом.

Леверидж повернулся к Эмили.

– Когда откроется сезон, Эрлу Клиффорду понадобится помощник. Он мог бы его нанять.

– Ни за что, – возразила Эмили. – Я не позволю, чтобы он ковырялся с ракушками, да еще в холодной воде. Пусть живет здесь, а мы скажем, что он – мой племянник из Питтсбурга, и все.

– А как же закон? – спросил Золтин. – Разве по закону я не обязан зарегистрироваться у здешних властей?

Леверидж прокашлялся.

– Закон-то такой есть. Но беда в том, что мы не знаем, как и где именно тебе регистрироваться.

– Тогда я пойду в полицию, – решил Золтин, – там наверняка знают, что делать.

– Думаю, лучше всего обратиться не к нашим, а в полицию штата [16]16
  Полиция штата в отличие от местной полиции подчиняется правительству штата. Офицеры этой полиции назначаются на свои посты (местные начальники полиции выбираются).


[Закрыть]. Я провожу его в участок, – предложил Леверидж. – Там есть один симпатичный полицейский, и, если мы его найдем, все будет в порядке.

– А если нет? – спросила Эмили. – Вдруг вы наткнетесь на какого-нибудь подонка?

– Если так, то мы подождем, пока объявится тот самый. Спешки особой нет, да мы и не обязаны иметь дело с кем попало.

– Не знаю, – заметила Эмили, – по-моему, так рисковать не стоит. – Бросив взгляд на Золтина, который стоял в одних вылинявших трусах, она добавила: – Во всяком случае, вам надо одеться.

Тот покраснел.

– Извините. Я совсем забыл.

Пока Золтин одевался, Эмили и Леверидж спустились в гостиную.

– Ему придется купить одежду, – сказала Эмили. – Ты сходил бы с ним и проследил, чтобы он выбрал все по размеру.

– Ладно, схожу.

– Когда будешь в магазине, подбери себе тоже рубашку и брюки.

Леверидж оглядел свою рваную и грязную одежду.

– Прости, что я так выгляжу. На болотах пришлось несладко не только мне, но и моему костюму. Но мне не нужен новый, спасибо, Эмили. У меня есть что носить.

– А если я хочу сделать тебе подарок?

– Не стоит, спасибо.

– Еще как стоит. Я хочу отблагодарить тебя.

– Отблагодарить? За что?

– Какая тебе разница? Принимай подарок, когда его предлагают, а за что – дело десятое.

– Ну хорошо, хорошо, как скажешь. Сейчас парень оденется, и мы пойдем.

– Куда же вы пойдете? Сегодня воскресенье, никто не работает.

Сначала Эмили показалось, что Леверидж не расслышал, потому что он безмолвно замер на месте, уставясь в окно. Потом медленно опустился на стул и, запрокинув голову, закатил глаза.

– В чем дело? – забеспокоилась Эмили. – Тебе плохо?

Несколько секунд Леверидж молчал. Потом тихо сказал:

– Повтори.

– Я сказала: тебе плохо? – Эмили присела рядом с художником и взяла его за руку. – Олин, ты меня слышишь? Отвечай!

– Повтори насчет воскресенья.

– Сегодня воскресенье, но что же тут такого? Почему это тебя так удивляет?

– Я мог бы не выходить сегодня из дома.

– Что это значит?

– Я мог валяться целый день в постели, и тогда ничего бы со мной не случилось. Знай я, какой сегодня день, я бы дрых до сих пор.

– Действительно!

И тут Леверидж расхохотался. Он смеялся с трудом, потому что с лица еще не сошла опухоль, а в ребрах кололо, как ножом, но судороги от смеха сотрясали тело, заставляя его корчиться на стуле. Эмили крепко сжимала его руку и молчала. Отсмеявшись, Леверидж прикрыл глаза и откинулся на спинку стула.

Золтин сбежал вниз по лестнице.

– Прошу прощения, – сказал он, увидев Эмили и художника рядом. – Я помешал?

– Конечно, нет. – Она поднялась на ноги. – Присаживайтесь. Мы тут обсуждаем, что нужно купить для вас.

– Извините, – перебил ее Золтин. – Я хочу сказать вам… Я очень счастлив и благодарен вам, но мне надо явиться в полицию. В моей стране…

– Вы не в своей стране, – быстро сказала Эмили. – У нас многое совершенно по-другому.

– Полиция в любой стране одинакова. Я хочу поступить по закону, чтобы все убедились в искренности моих намерений.

Леверидж встал со стула.

– Парень прав. Я отведу его в полицию прямо сейчас – кто-то там должен быть. Если дежурит симпатяга, волноваться не о чем, а если другой, то пройдем мимо, а после обеда снова попытаемся. Но, так или иначе, идти надо.

Эмили молча размышляла.

– Ладно, – сказала она в конце концов. – Иди с ним. Но ради Бога, не оставляй его одного.

– Не волнуйся, не оставлю. Пошли, герой.

ГЛАВА 13

Ближе к рассвету капитан совсем впал в отчаяние. Заботясь о вахтенных, он сменял их каждые полчаса, а сам оставался на мостике и не отрывался от бинокля, пока глаза не начинали слезиться. Луна зашла, и целых два часа царила полная тьма, пока не забрезжил серый, а потом и розовый свет, в голубом небе растаяли звезды. Яркий день засиял гораздо раньше, чем солнце выплыло над горизонтом. Корпус подлодки ослепительно засверкал в его сияющих лучах.

Прилив ожидался через полчаса. Капитан знал, что это его последний шанс. Невероятно, как их до сих пор еще не обнаружили. Капитан догадывался, что это случилось потому, что подлодка села на мель в отдаленной и необитаемой части острова. Но сейчас, при ярком свете дня, на берегу наверняка поднимут тревогу и нет надежды на то, что они сумеют уйти за то немногое время, что им отпущено. Он мысленно подсчитывал, насколько уменьшился вес лодки со времени последнего прилива: ушел отряд Розанова из девяти человек, каждый весит примерно килограммов по восемьдесят, итого семьсот двадцать, да оружие и боезапас отряда – килограммов десять, да надувная лодка – тридцать пять, следовательно, всего около восьмисот килограммов. Немного, если учесть, что водоизмещение подлодки – тысяча четыреста тонн. Но если выкачать запас пресной воды и выбросить за борт снаряды, оставив лишь несколько, тогда можно рискнуть. Мысль о потере воды была неприятна, но это был изрядный вес. Капитан наклонился и нажал кнопку внутренней связи.

– Лейтенанту Польскому – на мостик, – приказал он.

Через несколько секунд по трапу простучали шаги – лейтенант поднимался наверх. Сначала из люка появилась рука, потом туловище.

На людей, видевших его впервые, Польский производил жуткое впечатление. У него отсутствовала не только шея, но, казалось, и голова. Черты лица словно вырастали из небольшой выпуклости посередине плеч. Он редко носил фуражку – козырек чуть ли не утыкался в грудь, закрывая лицо, так что, когда требовалось быть одетым по полной форме, у лейтенанта Польского кружилась голова от недостатка свежего воздуха. Он не отличался особым умом, но и глупым его назвать было нельзя. Вся поступающая информация проходила у него через некий фильтр, расположенный в центре восприятия где-то в верхней части груди, откуда спустя некоторое время выходили ответы. Он был превосходный инженер и самый усердный работник на подлодке.

– Прибыл по вашему приказанию.

– Хорошо, – ответил капитан. – Я хочу, чтобы вы спустили всю пресную воду и сбросили весь боезапас, оставив по пять снарядов на каждую зенитку. Продуйте двигатели, через двадцать пять минут они должны начать работать.

Польский мигнул.

– Понятно.

– И еще, – добавил капитан, – когда включатся двигатели, пусть весь личный состав, свободный от несения вахты, соберется в помещении за торпедным отсеком. По моей команде будут перебегать к корме и обратно.

Польский понял, что хотел сделать капитан.

– М-м-м, – пробормотал он в раздумье.

– Знаю, это рискованно. Но если мы сумеем сместить центр тяжести, когда дадим задний ход, то наверняка снимемся с мели.

Польский еще секунду подумал, потом кивнул и исчез.

Капитан повернулся к вахтенным.

– Я буду в рубке, – сказал он. – Если вы что-нибудь заметите, повторяю, хоть что-нибудь, немедленно доложите мне.

Вахтенный, стоящий ближе всех, опустил бинокль и посмотрел на капитана налитыми кровью глазами.

– Есть!

– Да не опускайте бинокль! – рявкнул капитан. – Не прекращайте наблюдения ни на секунду! Ни на мгновение! Глядите в оба! – в голосе его звучали истеричные нотки.

Ошеломленный вахтенный отошел, а капитан спустился по трапу в рубку. Там было пусто. С нижней палубы доносились грохот сбрасываемого боезапаса и шум работающей помпы. Капитан уселся на место Золтана и взглянул на карту, разложенную на столе. Теперь он совершенно точно знал местоположение лодки и понял, что лишь чуть-чуть проскочил полосу глубокой воды, которая вела в гавань на другом конце острова. Именно там должен сейчас находиться Розанов с отрядом, и оттуда они должны возвратиться, если сумеют раздобыть буксир.

Спустя совсем немного времени звякнул внутренний телефон. Польский доложил, что пресная вода выкачана, боезапас сброшен с борта, а двигатели готовы к работе. Посмотрев на часы, капитан отозвался.

– Очень хорошо. Нужен рулевой на замену Крегиткину, двое на посту управления и двое в машинном отделении. Остальных – за торпедный отсек. Пусть ждут дальнейших инструкций. – Убедившись, что Польский передал его приказ по назначению, капитан продолжал: – Обе машины полный вперед.

По трапу он вновь поднялся на мостик.

Раздался рев двигателей, и из выхлопных труб потянулся серый дым. Капитан оглянулся, убедился, что за кормой чисто, потом крикнул в люк:

– Полный назад!

– Есть полный назад, – ответил рулевой и передвинул рычаги сигнализатора в нужное положение. – Все готовы.

Лодка задрожала, вокруг кормы вскипели белые буруны. Потом вода потемнела и ринулась вперед, вспениваясь и бурля вокруг корпуса. Капитан чувствовал, как подлодка напрягается в борьбе с песком, цепко держащим ее. Он вновь включил внутреннюю связь.

– Так держать, Польский. Готовьте людей к пробежке. К корме и обратно.

Капитан ждал. Подальше от подлодки блестящая вода была чистой и прозрачной. Она словно завораживала его, он не мог глаз от нее отвести. Волны вокруг поднимались и опускались, словно подчиняясь неведомому ритму. Вдруг ему показалось, что они двинулись вперед, сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Подлодка, еще недавно застывшая, как бетонный пирс, словно оживала, по мере того как выходила на глубокую воду. Казалось, она воскресла и с удовольствием окунулась в родную стихию. Капитан наклонился вперед и крикнул:

– Обе машины стоп! Мы на плаву!

– Есть стоп, – отозвался рулевой. Широко ухмыляясь, он доложил: – Двигатели остановлены.

– Лейтенанта Польского – на мостик! – приказал капитан по внутренней связи, а рулевому сказал:

– Малый вперед. Курс ноль-два-ноль.

Тут ему пришло в голову, что этот новенький гораздо лучше справляется с обязанностями рулевого, чем Крегиткин, и он решил дать ему постоянное назначение. Он уже диктовал в уме приказ Розанову, но тут вспомнил, что Розанов и Крегиткин на берегу, а ему предстоит решить важнейший вопрос: уйти ли на восток в безопасные глубины океана или пойти на запад и постараться отыскать отряд Розанова. Безопасность подлодки была превыше всего, но покинуть девятерых человек на вражеской территории, не предприняв даже попытки их спасти, противоречило принципам чести морского офицера и шло вразрез с долгом командира. Однако поиск мог вполне окончиться захватом лодки врагами. Капитан попытался вообразить, как бы на его месте поступили высшие советские руководители, но вынужден был беспомощно развести руками. Он представил себе Хрущева в морской форме, и его чуть не стошнило. Ленин в его глазах был слишком легендарной личностью, чтобы решать сугубо практические проблемы, а большинство пришедших на ум других руководителей оказались либо покойниками, либо врагами народа. Вообще, советским руководителям было опасно подражать: в одно прекрасное утро можно проснуться и обнаружить, что ты подражал предателю, или уклонисту, или как там его обзовут в передовице в «Правде». Чем больше капитан думал об этом, тем больше его радость от освобождения из песчаного плена сменялась мрачной апатией, ибо он понимал, что наиболее правильное решение – выйти в открытое море, и немедленно. Из люка появился Польский. Капитан обрадовался ему как предлогу, чтобы избавиться от своих мыслей.

– Все отлично, Польский, – похвалил он. – Наша идея сработала.

Однако лейтенант, казалось, не разделял радости командира.

– Как сказать, – ответил он.

– Что вы имеете в виду? Мы же на плаву.

Польский пролез сквозь люк и огляделся.

– Да, плывем, – сказал он.

– А все благодаря смещению центра тяжести. Перебежки туда и обратно раскачали подлодку, и мы вырвались из песка.

– Возможно, так бы оно и случилось, – согласился Польский, – но дело в том, что люди не покидали помещения за торпедным отсеком.

– Что?

– Капитан, сами знаете, какие у нас там маленькие двери, просто какие-то дыры в переборке. Достаточно шагнуть…

– Сам знаю, какие там двери! Что произошло?

Польский прокашлялся.

– Люди попадали друг на друга у первой же двери, они слишком торопились. Гроткин разбил зубы о порог, Вышинский свалился на него и, по-моему, сломал ногу, Мусоргский оказался внизу всей этой кучи малы и придет в себя не скоро, а Братислав в истерике.

– Что с ним?

– Он спал и ничего не знал, а когда проснулся, увидел парней, лежащих друг на друге, услышал крики и шум и решил, что мы тонем. Скоро это пройдет. Громыко сейчас вдалбливает ему что к чему.

Капитан посмотрел на море.

– Я думаю, надо почаще устраивать учебные тревоги. Такие вещи не должны повторяться.

– Так вышло потому, что они торопились, – объяснил Польский. – В спешке всякое бывает.

Капитан хранил спокойствие.

– Сколько у нас горючего? – спросил он в конце концов.

– Около восьми тонн.

– Что значит «около»? Мне нужна точная цифра.

– Сегодня утром, пока мы не начали сниматься, было восемь. Сейчас, наверно, семь тысяч девятьсот пятьдесят, плюс-минус пять литров.

– Сколько горючего мы можем израсходовать без учета необходимого на обратный путь?

Вопрос капитана заставил Польского задуматься.

– Смотря что вы имеете в виду под обратным путем. Если Ригу, тогда у нас в запасе дневная норма, при условии что мы будем идти в надводном положении с обычной скоростью. А если вы хотите идти на глубине и дозаправиться в Гаване, то мы сэкономим трехдневную норму расхода топлива, а может, и больше.

– Ясно, – ответил капитан. Он надеялся, что ответ лейтенанта поможет ему принять решение, но горючее здесь было ни при чем. Ясно, что решать должен он, и только он, а единственным верным решением в данной ситуации было возвращение домой.

– Ребята думают, что мы зайдем в Гавану, – заявил Польский почти фамильярно. – Говорят, там наших со всей душой принимают.

– Зря думают, – отвечал капитан. – У нас не туристический круиз.

Польский пожал плечами.

– Нет – так нет. Но нужно еще забрать Розанова с отрядом, а на это тоже уйдет некоторое количество топлива.

Капитан набрал в грудь побольше воздуха.

– Здесь я командир, и, что делать, решаю я.

Польский разинул рот от изумления. Потом медленно протянул:

– Что вы сказали?

– Безопасность корабля прежде всего, – отвечал капитан. – Тут надо все хорошенько взвесить.

– Вы хотите бросить их здесь?

– Я этого не говорил! Я только сказал, что нужно хорошо все обдумать! Черт побери, почему вы все время толкуете мои слова шиворот-навыворот? Убирайтесь отсюда! Ступайте в машинное отделение!

Храня молчание, Польский скользнул в люк и исчез. Капитан знал, что вахтенные матросы слышали их разговор, и понимал, что каждое его слово будет известно всем, стоит лишь смениться вахте. Включив внутреннюю связь, он приказал:

– Подготовьте показания эхолота! Вы что, хотите снова сесть на мель?

Ответа он не разобрал и крикнул:

– Да отвечайте, черт возьми! Я ничего понять не могу!

Прозвучал голос лейтенанта Польского:

– Может быть, выставить впередсмотрящих?

– Ну разумеется! – чуть не взвизгнул капитан. – Каким местом вы думаете? По-вашему, в данном случае нужна бригада водолазов?

– Вы не уточнили насчет впередсмотрящих, – отвечал лейтенант.

– Конечно, выставляйте… Нет, к черту. Объявите боевую тревогу. Орудийные расчеты на палубу.

Бам! Бам! Бам! – на подлодке зазвенели колокола общей тревоги. Польский снова заговорил:

– У нас не хватает девятерых. Кого поставить на их место?

Капитан задумался, взял себя в руки и распорядился:

– Выполняйте приказ. Обеспечьте полный состав орудийных расчетов.

Ярость капитана приутихла. Теперь, когда решение принято и отмене не подлежит, он хотел выполнить его наилучшим образом. В глубине души он понимал, что поступает опрометчиво, рискует лодкой и людьми, но отступать было поздно. Отмена приказа грозит ему гораздо худшей бедой, чем возможность обнаружения подлодки: если экипаж заметит его нерешительность и колебания, на его карьере вообще можно ставить крест.

– Польский, – произнес он спокойно и неторопливо, – выставите впередсмотрящих и подготовьте орудия к бою. Мы направляемся в гавань забрать отряд Розанова. Надо быть готовым к любым неожиданностям. Обеспечьте орудия расчетами и полным боекомплектом на случай нападения.

После паузы раздался голос лейтенанта Польского:

– Вы же знаете, полный боекомплект обеспечить невозможно. Осталось всего по пять снарядов на каждое орудие.

«Бог мой, я и забыл!» – подумал капитан, но тем не менее холодно ответил:

– Я знаю это не хуже вас. Снаряды придется экономить. На острове нет военной базы, это точно. И если на нас нападут, то только гражданские, а с ними мы запросто справимся. Итак, артиллерийские расчеты – к орудиям!

– По левому борту самолет! – крикнул вахтенный.

«Дождались, – пронеслось в голове у капитана. – Слишком уж нам до сих пор везло, долго так продолжаться не может». Вахтенному же он сказал:

– Что вы разорались? Где самолет?

– Пеленг триста пятнадцать, высота двадцать. Он приближается! – доложил вахтенный.

Капитан прижал бинокль к глазам как раз в тот момент, когда реактивный истребитель, сверкая серебристыми крыльями, проревел над их головами и взмыл вверх, освещенный солнечными лучами. Он явно разворачивался для нового захода.

Капитан оглянулся на моряков, которые в спешке заряжали зенитку.

– Прекратить, – крикнул он. – Не стрелять ни в коем случае! Если самолет вернется, машите руками.

– Да он тут как тут, – заметил вахтенный, – прямо над головой, высота сорок пять.