Текст книги "Похищенная Любовь 2 (СИ)"
Автор книги: Наталья Волошина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Часть 16. Хорошо, я принимаю твою дружбу
«Как вышло так? Остановилось сердце твоё,
Уже не билось так, с моим сердцем в такт!
Дай же мне знак, что происходит.
Молчание твоё с ума сводит меня.
Я не хочу тебя терять!»
Я боролась собой как могла. Закусывала щеку изнутри. Сжимала кулак левой руки, под столом, и впивалась ногтями в ладонь. Я сопротивлялась, но все равно медленно погружалась в пучину былого безумия. Напротив, меня сидело стихийное бедствие, с которым невозможно бороться или предсказать. И нам вместе не будет покоя…
– Серёжа, если ты что – то задумал… – начала я бесцветным голосом, устало провела ладонью по лицу, пытаясь взять под контроль происходящее, прекрасно понимая, что сейчас в эту секунду бессмысленно.
– Я не хотел, чтобы всё вышло так. – Ты не должна меня боятся, – он сказал это негромко, но твёрдо.
У него появились нотки уверенной властности. Он двинул подбородком и мгновенно нам принесли точно такую же бутылку шампанского и коньяк. На блюдце лимон, несколько тарелок горячего и огромное блюдо фруктов.
Официант дрожащей рукой раскладывал еду, и я поняла, что он банально боится этого гостя. Моего бывшего любовника, а теперь одного из самых авторитетных предпринимателей города.
Я оглянулась, ища в зале его свиту. Так и есть, сопровождение расположилось чуть поодаль. Занимая всего лишь два столика, мужчины спокойно ужинали. Шестеро посчитала я. Среди них узнала короткий ёжик волос и перерезанный морщинами лоб Семена. Он поймал мой взгляд и едва заметно кивнул. Одними глазами высказав хоть какую то эмоцию от встречи.
Я снова посмотрела на Седого. Он ждал, как хищник, который останавливается перед прыжком. Зверь всегда замирает, чтобы не спугнуть и не упустить жертву. Разглядывает ее из засады, изучает и оценивает свои шансы. Я пыталась не дрогнуть под его взглядом.
– Что планируется дальше? – спросила, оторвав виноградинку. Мне нужно было хоть какое-то действие. Повод чем-то занять пальцы, отвести куда-то глаза.
– Давай для начала отужинаем. – Могу я угостить красивую девушку?
– Можешь, – я сделала глоток и посмотрела в окно. – Ты теперь все можешь…
Из-за игры света стекло даёт слабый отблеск, и я вижу едва различимую тень нашего отражения. Седой в темной рубашке, которая совсем не скрывает его огромных размеров. (Почему-то всегда считала, что тёмная одежда уменьшает). На его фоне я выгляжу хрупким стеблем, слишком худая, слишком маленькая.
Не буду скрывать, я иногда представляла эту встречу. Но даже в своих мыслях, я не шла дальше, чем просто посмотреть издалека, убедиться, что у него всё хорошо. Что он успокоился, излечился, как и я. Завёл девушку, семью. Распрощался с демонами прошлого.
В жизни случаются разные вещи. Иногда они невероятны, нереальны. Но все же происходят. Солист начал новую песню, нежные звуки трогательной мелодии наполнили зал.
– Потанцуем Тома – видя мое сопротивление во взгляде, он произнёс – Соглашайся, ты не представляешь, как давно я не танцевал. – Кажется, уже сто лет.
Не похоже, что он издевается надо мной. Он выглядел искренним и ранимым. Я поднялась из-за стола. Принимая его руку, покорно проходя за ним в центр танцевальной площадки. Мы остановились под россыпью разноцветных огней. И через секунду, увлекаемая сильными и властными руками, ощутила плавное движение и покачивание в такт тягучей, лирической мелодии…
– Красиво поёт, возле самого уха прошептал Сергей только не понятно, о чем.
– Once In The Street. Довольно просто переводится, – прошептала
«Любимая… Снова и снова
Шагаю где-то
И только знакомый ветер
Сопровождает меня…
Снова и снова Я думаю о тебе
И об океане твоих волос…»
– Красивая песня, – его голос дрогнул…
Я посмотрела в глубину зала, все присутствующие, словно замерли, как в стоп кадре на экране черно-белого телевизора. Я видела выражение восхищения в глазах молоденькой барменши, и девушки администратора. Непонимание и удивление в глазах охраны, напряженно следившей за каждым движением своего главаря. Тёплый оттенок в глазах Семена.
Только выражения глаз Сергея я не могла увидеть, для этого пришлось бы подымать голову. А она была прижата мужской ладонью к груди. Мужские пальцы игрались моими волосами, начисто портя причёску, вынимали шпильки, и они неслышным звоном падали на лакированный пол, освобождая прядь, за прядью.
Люди всегда танцем выражали свои моления. О дожде, о солнечном свете, о плодородии, о защите и прощении. Сейчас Сергей тоже молил меня. Молил не отталкивать, не сопротивляться, не отдаляться. А я не знала, что ответить на эту молитву. И нужен ли ему он, ответ от меня.
Музыка закончилась, и я на негнущихся ногах вернулась к столику.
– Выпьем Тома, за встречу…
Я глотнула шампанского и почувствовала, что пьянею, от выпитого, от пережитого, от мыслей …
Он опустошил рюмку и посмотрел своими светлыми глазами в упор.
– Я тебя люблю, Тома, всегда любил и ты это понимаешь – признался Седой, очень тихо. – Теперь я знаю то, что раньше считал предательством с твоей стороны, было спасением. – Мне все известно о браке и о твоей сделке. – Теперь у нас появился шанс все исправить.
Наступила гнетущая пауза.
Исправить?.. Любил…. Я знаю про спасение… Шанс все исправить…
Мысли бешеным потоком кружились в голове.
А моё сознание моментально взорвалось протестом. Опьянение как рукой сняло. Мне хотелось расхохотаться, но я боялась это сделать, борясь со спазмами подступающей истерики. Только ее, истерики, мне сейчас не хватало. Его знание или не знание никак не влияло, на два года перечёркнутой жизни. Моей жизни.
– Всегда ЛЮБИЛ? – я позволила себе улыбнуться. Меня начинало трясти.
– Да, Тома я не переставал любить. – Одного не понимаю. – Почему ты не убежала от него? – Не развелась.
Странно, сейчас, когда он говорил о моем браке, в его голосе не было ожидаемой ненависти и раздражения.
– Убежать? Куда Седой? К тебе?
И мы скрестились взглядами, злобно, яростно, и улыбка померкла разом, исчезла в понимании, что сейчас произойдёт.
– А ты бы мне поверил? – ТЫ БЫ ПОВЕРИЛ? – Задай этот вопрос себе.
В голосе даже горечи не было
– Нет, ты бы уничтожил меня в своём непрощении. – Может именно это – мое благоразумие, и стало причиной того, что мы хотя бы сидим и разговариваем…
Я отложила бокал и устало вздохнула. Пора заканчивать этот фарс, это удушающий разговор.
– Но теперь все произошедшее, наше прошлое, чувства, это не важно. – У каждого из нас новая жизнь. – Давай оставим прошлое в прошлом. – У нас с тобой уже ничего не будет Серёжа. – Незачем мучить себя и меня.
"Волк". Я увидела, это резкое нечто. Глаза волка, взгляд исподлобья. Гипнотизирующий, пугающий нереальной светлостью, небесное пепельного оттенка. И хищный, очень хищный. Такой виноватый, испуганный, отчаянный, но очень пугающий. Хищник рвался на свободу, но Седой давил его внутри себя, не в силах принять и понять, то, что для тебя самого было непонятно и сложно. Желание пульсировало в чёрных зрачках: голод, неуверенность, страх и слабая надежда.
Он налил коньяк, молча выпил. А потом посмотрел внимательно, своими пугающими глазами, и сказал медленно.
– Я тебя люблю. – И ты будешь моей, теперь, когда я все знаю, понимаю, что виноват. – Но что слова. – Каждое моё слово будет для тебя пылью, а я не собираюсь пылью разбрасываться. – Ты же меня знаешь, я здесь для другого.
Он накрыл мою ладонь своей рукой. Я мягко попыталась освободиться, насколько это было возможно, он неохотно, но отпустил руку.
– ТЫ БУДЕШЬ СО МНОЙ. – прибавил он, чуть помолчав.
От его слов, живот свело судорогой, горло сдавил очередной спазм и только яростный взгляд светлых глаз, был единственной опорой, что удерживал сейчас на поверхности сознания.
– Снова схватишь, заставишь? Запрёшь под замок?
Седой вновь сделался жёстким, замолчал, словно я коснулась чего – то больного в его душе. О чём знал только он сам. Мне бы испугаться, но вот страха в этот раз не было совершенно.
– Нет этого не будет. – Я тебя не хочу терять. – Понимаю, чем всё закончиться, если стану давить на тебя. – Только…
Он проговаривал слова, выталкивая их из себя, демонстративно сосредоточившись на бокале, зажатым руке.
– Не хочу, чтобы заканчивалось… отпускать не хочу. – Сама решишь, поймёшь, что любишь. – Я терпеливый, подожду, когда дозреешь. – Бесполезно сейчас говорить. – он очевидно понимал, в каком я состоянии.
Дежавю, жизнь сплошное дежавю. Не знаю, что считывал Сергей в моих глазах, но мне хотелось просто забыться. Выключить все эти переживания, эмоции. Поставить их на паузу.
Однажды два человека, два мужчины навязали мне свои чувства, и я пошла у них на поводу. И теперь я осознаю, чем все это обычно заканчивается. Я попыталась подобрать слова, ответить спокойно, бережно.
– Серёжа ты же понимаешь, этого никогда не будет. – По своей воле я не соглашусь быть рядом. – Прости меня, но вскоре ты сам поймёшь разумность этого шага. – Посмотри, – я сделала характерное движение рукой, обводя пространство вокруг.
– Ты стал большим человеком. – Тебя уважают, боятся, боготворят. – Ты всегда об этом мечтал, и воплотил мечту в жизнь…
Он слушал мой голос, и глаза загорались холодным пламенем. Теперь я увидела его, не спокойного и безмятежного, а взбешённого, по-настоящему неистового, яростного, каким он мог быть. Казалось, мои слова выбили почву из-под его ног. Он сжал стакан так, что мне казалось он лопнет, от натиска. Но этот всплеск как произошёл мгновенно и так же мгновенно угас.
– Я не договорил Тома. – Неужели ты забыла, что все это я делал для нас? – продолжил совершенно спокойно и невозмутимо, словно мы тут дружески общались за чашкой кофе.
– Я могу понять, что я тебе не нужен. – Но давай ты будешь рядом как друг. – Я и могу числиться таковым и правда. – Ты со школы, со старших классов меня знаешь. – Давай начнём с дружбы, которой никогда ни у меня, ни у тебя не было.
Я посмотрела на него. Голос Сергея звучал очень тихо. Возникло странное состояние, подвешенного чувства.
– Ты не хочешь принять мою любовь. – Прими хотя бы дружбу. – Ты не можешь меня откинуть после всего, что мы пережили.
Седой, справившись с собой, снова был прежним. Собранный и целеустремленный. Светлые глаза буравили насквозь, испытующе, и одновременно требовательно, он ждал решения. И от этого решения, будет зависеть итог нашей встречи. Словно часовой механизм, на взрывном устройстве, который начинает работать.
– Хорошо, Серёжа я принимаю твою дружбу.
Я знала, что именно это нужно ответить. Это может казаться слабостью. Возможно. Но это не было слабостью, просто иногда я умела оценивать ситуацию очень быстро, видеть картину целиком.
Не могла я Седому, королю города, авторитету сказать банальное «нет». Он никогда не принимал отказов. А сейчас я почувствовала это, он совершенно забыл, что это такое.
Если так нужно я буду играть в его игру. Только он еще не понимает, что сдаваться я не намерена.
Часть 17. Не говори НЕТ… Не говори…
То, что я согласилась на дружбу, стало тем, что разминировало бомбу. У нас начался разговор, не скажу, что непринуждённый. Но все же. Это был нормальный разговор близких людей, которые долгое время не виделись. Верила ли я в то, что у нас может быть настоящая дружба? Конечно нет.
Поначалу он спрашивал, я отвечала. Рассказывала про своё впечатление о столице. Про курсы английского, про работу, про новую должность. Осознанно избегала темы моего брака с другим. Обходила ее словно взрывоопасную зону.
А потом вдруг заметила, что вовсе говорю только я. Сергей молчал. Но это молчание не было тягостным ни для меня, ни для него. Казалось он счастлив, он в восторге от того, что мы тут сидим, что мы рядом. И, между нами, идёт лёгкая беседа, а может счастлив, что в моих глазах не было страха, неприятия. Если он что: то и говорил, то это было ничего не значащие вставки к моему тексту.
Он еще два раза приглашал меня на танец, робеющий передо мной, словно мы находились на первом свидании. И глаза, освещённые нежностью, делали его суровое лицо мягким и светлым. И как же странно это было замечать, сила, превратившаяся в слабость, слабость, ставшая силой.
Почему, я была так уверенна, что он меня забыл?
– Я не хочу, чтобы ты ночевала в гостинице.
Он выдохнул, смотря на мои руки, сжимающие клатч из темной кожи.
– Пустяки, – еще не понимая к чему он клонит, я небрежно махнула ладонью – Это всего лишь на одну ночь.
– Если пустяки, почему не остановишься у меня? – Я живу сам.
– Серёжа, не нужно этого. – У нас был этот прекрасный вечер. – Мы друзья.
Седой слегка наклонился вперёд в ожидании, однако, сообразив, что во мне поднимается протест, добавил:
– Пожалуйста Тома, не уезжай в гостиницу. – Я так давно тебя не видел.
Нет, он не приказывал, а просил. И это было странно.
– Нет, Серёжа. – Я не могу – попробовала протестовать, пытаясь не обидеть его своим отказом, – Это плохая идея. – Давай остановимся на том, что есть.
– Можешь, Тома, не глупи. – Всего один вечер, одна ночь. – Большего не прошу.
– Серёжа ты же понимаешь, что я завтра уеду? – У меня работа, другая жизнь, в сумке билет на шестнадцать тридцать.
И тут лицо Седого исказило такое выражение… Тёплый огонь пожирала ледяная пустошь, а в глазах боль, на самом дне, в самой их сердцевине. Тёмным тягучим илом разливалась чернота.
– Я тебя прошу, как друга, побыть рядом. – Ты уезжаешь, а у меня не будет возможности даже толком попрощаться. – Просто на просто, побыть рядом. – Мне мало этого вечера.
– Я не могу, – чувствую шептать это, одними губами, – не нужно нам возвращаться в прошлое. – Я отпустила, и ты отпусти…
– Не говори нет, Тома.
Он шагнул ко мне и сжал в охапку, кладя подбородок на мою макушку. И тихо, едва слышно повторил:
– Не говори нет. – В память о нашей прошлой любви, если она жила когда-то в твоём сердце. – Не говори нет, в память о той мечте, которая была у нас на двоих. Подари мне эту ночь.
Я растерялась. Сделалось жутковато. Безумный, страстный, неожиданный порыв. Сергей, которого я помнила, не просил, не умолял. Да, когда мы были наедине, в моменты интимных, он был откровенен, открыт. Но в жизни в обычном общении, на глазах собственной охраны… Это было невозможно.
Что же случилось такого, что он сейчас держит меня, словно я самая большая драгоценность в его мире. Не замечая, как напряженно следит за нами шесть пар мужских глаз. Как официант, принося счёт, просто отпрянул от открывшейся картины, и почти убежал за стойку бара.
Его шёпот был похож на молитву, тихую мольбу отчаявшегося человека. Человека, стоящего у пропасти.
– Не говори нет, я тебя лично отвезу утром, куда скажешь. – Все вещи из гостиницы заберёт мой человек. – Обещаю, ПАЛЬЦЕМ НЕ ТРОНУ…
– Не говори НЕТ… – Не говори…
Когда ты знаешь, как поступать правильно, ты поступишь правильно, но когда собственные чувства меняются местами, отказываясь распознавать происходящее. В ситуации, где нет неба и земли, когда ты замираешь в пустоте держась за собственное сердце, когда надо посмотреть в зеркало собственной души, задать себе вопрос. И поступить правильно.
Я не могла сделать Седому больно. НИКОГДА. Понимала, чувствовала мой отказ – это пропасть боли для него. Я мысленно шагнула в неизвестность и кивнула соглашаясь.
«Я был обезоружен, снаружи невредим,
Я был тебе не нужен.
Твоей мечтой, наверно, я не был никогда;
И вот, в промокшем сердце холодная вода.
Я так неимоверно пытался всё спасти
Но у любви, наверно, был срок годности.»
Утром я проснулась в квартире Седого.
А на подушке, рядом со щекой, лежали тюльпаны.
Белые, красные, розовые – целая охапка. Свежих, рассыпавшихся в несобранном букете.
Сергей решил не мелочиться, и разом скупил наверняка весь ларёк, потому что, перевернувшись, я зарылась в цветочный ковёр, как героиня одноименной песни, в миллион алых роз.
Я повернулась. Седой стоял, прислонившись к косяку двери, скрестив руки на груди, и улыбаясь смотрел на меня.
– Не нужно было…
– Нужно. – Ты же здесь.
И в светлых глазах, мужчины, которого я так старалась вычеркнуть из своей жизни, плескался океан. Стало очень тоскливо. У меня даже руки похолодели, когда он шагнув, сел на кровать и впился в меня взглядом.
– Не нужно было обрезать волосы.
Я машинально пригладила шевелюру.
– Я же не коротко, для формы…
– Понял, но все равно не стоило…
Мне становилось не по себя. По позвонкам разносилась горячая волна.
Одетый только в домашние штаны, пахнущий свежестью и душем. Красив, мужественной красотой. Ярко выраженная линия плеч. Большие, крепкие руки с выделяющимся бицепсом. Я видела широкую грудь, покрытую едва заметной порослью светлых волос, бок опоясывают татуировки подчёркивая, каждую выпуклость пресса. Из штанов выглядывала белоснежная резинка боксёрок и полоска волос, сбегающая от пупка вниз, словно дорожка, ведущая к…
Мне стало по-настоящему жарко, футболка натурально прилипла к спине. Я пыталась сконцентрироваться на его глазах, но получалось плохо. Под его смеющимся взглядом, я медленно погружалась в пучину былого безумия. Седой был моим личным стихийным бедствием, с ним невозможно было бороться, его невозможно было предсказать.
Я поняла, что меня накрыло так, что сейчас самым разумным действием, виделось побыстрее уйти из этого дома. Было бы проще принять ситуацию, осознав, что меня предаёт тело. Когда понимаешь, что думаешь телом, это возможно принять, сказать: «Я это не моё тело» Здесь на чаше весов стояло нечто более сложное.
Часть 18. Неужели нас с тобой, невозможно спасти?
Он рассматривал меня, словно раздевая взглядом.
– Серёжа… Мне нужно…
– Я все понял. – Не буду.
Он поднялся и вышел из комнаты, и хоть я не видела выражения мужского лица. Но была уверенна он улыбался.
Страсть сама по себе счастье, и заглушать ее в себе, бороться с ней что может быть глупее?
Кто-то однажды сказал, что истинную сущность человека видит только тот, кто любит. Потому что любящий способен принять человека таким, каким он является на самом деле. Принять его пороки и достоинства. Только если это настоящая любовь, а не влюблённость или самообман.
Любила я Седого сейчас? Безусловно любила. Любила и в течении всех своих лет вынужденного брака. А первые пара месяцев рядом с Валиком были сущей пыткой, адом.
Словно моё сердце заперли под золотую решётку принуждения. Я была куклой без души. Душу, свои чувства я оставила в той квартире, где мы счастливо жили с Седым. Но даже в самые плохие дни во мне жил протест, жила вера в то, что можно все исправить, починить, склеить. Через год протест почти пропал, но вера оставалась. Вера не только в возвращение Седого. Вера в счастье. В своё личностное счастье.
Когда Валик показал мне ту запись на ноутбуке, я не была удивлена. Да, было больно, и нестерпимо сильно страдала душа. Но удивления не было. Подсознательно я все понимала, и два года проведя с нелюбимым человеком, столько ночей, засыпая прижатая к его телу, я знала, что Сергей живёт своей жизнью. В которой уже нет и не будет места для меня. Для нас.
А вот теперь сидя напротив него, попивая сладкий кофе меня не покидала одна мысль. Почему если он все знал, он не пришёл за мной раньше? Вытащив тогда, когда во мне еще жила вера и надежда. Уверенна у нас с ним могло что-то получится. А сейчас нет ни веры, ни надежды. Любовь без веры и надежды уже не любовь.
– Тебе нравится твоя работа? – Мне кажется ты достойна большего.
Сергей выглядел счастливым, довольным так уж точно.
– Робота как работа. – По существу, ничего другого я не умею. – К сожалению.
– Можно пойти учится.
– Что бы учиться нужны финансы. Хотя бы деньги на еду и жилье.
– Если разрешишь, могу помочь.
Я обвела пальцем контур чашки, избегая взгляда в упор.
– Не нужно помогать. – Спасибо.
– Ты не чужая мне. – Я никогда не понимал эту твою гордость. – Отказываться глупо. – Работать, как каторжная, за те копейки, которые тебе платят.
– Возможно глупо. – По твоему, а, по моему, это правильно. – Быть независимой. – Быть свободной в конце концов.
– Почему ты так ее хочешь, эту свободу. – Большинство женщин думают иначе.
Я посмотрела на него…
– Потому что, я никогда в своей жизни не была свободной. – Но я не хочу обсуждать эту тему.
– Том. Поговори со мной, объясни. – Теперь я пытаюсь лучше тебя узнать. – Осознаю, что на самом деле не понимал никогда. – Твоих чувств, твоих поступков. Что для тебя означает быть независимой?
Как же все сложно, вот он сидит и не понимает. Точнее понимает, но всё понимает по своему.
– Знаешь Серёжа, почти всю мою сознательную жизнь, люди, которые были близкими, не давали права выбора. – Право на себя как личность. – Ты, Валик, – в этот раз я не стала избегать упоминания своего мужа, – и даже мама.
Воспоминание о маме сдавило горло неприятным спазмом.
– Вам всем кажется, что вы любите меня, печётесь, заботитесь. – Но каждый из вас преследует собственные интересы. – Матери нужна богатая, успешная дочь, которая будет содержать ее. – Валику нужна была покладистая, молодая жена, достаточно здоровая, чтобы выносить ему ребёнка.
Я замолкла на секунду и посмотрела в окно. Ветер швырял листья, оголяя деревья. Обнажая их черноту.
– А тебе необходим секс со мной, владение моим телом. – Поэтому ты никогда и замуж меня не звал. – Потому то, всегда было ощущение, что я гожусь для спальни, для твоего личного пользования. – Но на роль партнёра, роль твоей жены, дочь нищей алкоголички не подходит.
– Знаешь кем я была все это время? – По сути игрушкой, которой ты никак не мог насладиться или наиграться. – Ты всегда повторял «Ты нужна мне. – Я хочу быть». – Но никогда не говорил слова «Мы»
– После того как ты смог освободиться, ты не боролся за меня. – Но почему-то, я уверенна если на моем месте оказалась твоя законная жена, ты бы попытался с ней хотя бы поговорить. – Дать ей шанс сказать, хоть слово в свою защиту. – Но мне ты шанса не дал, собственноручно обрекая меня на годы жизни взаперти и нелюбви. – Хотя клялся, что любишь больше жизни.
Понимала, что делаю больно. Но должна объяснить ему, сказать правду. Он заслуживает объяснений.
– Знаешь Серёжа у меня душа выгорела… – Я думала только в книгах так пишут. – Но нет, она выгорела, словно эти красные листья за окном.
– Знаешь, как сильно тебя любила? – Ты был целым миром. – Но теперь я не хочу такого мира. – Я хочу построить свой собственный. – Из маленьких кирпичиков чувств, не связанных с тобой. – Просто не позволю, чтобы ты, твоя страсть разрушила меня снова.
– Извини, но я не могла это держать в себе. – Ты хотел понять…
Сергей сидел с таким отчаянным выражением лица, что моё сердце сдавило чувство вины. Оказывается, он может быть слабым, и непроницаемая маска способна дать трещину. Я видела, что ему плохо. И наверняка он понимает, что даже сейчас, рядом со мной, он по – прежнему один. Рядом, но так бесконечно далеко, словно нас разделяли не несколько сантиметров, а бесчисленные километры расстояния.
– Серёжа я не виню тебя. – Может, это судьба такая. – Мы встретились детьми, неразумными подростками и причинили друг другу много боли. – А сейчас все исправить, починить уже невозможно.
И я не знаю, какие терзания и чувства разрывали его на части, заставляя его молчать, в понимании, что он проиграл. Но внезапно Седой решительно взглянул мне в лицо, проговаривая:
– Знаешь, как погибла моя мать?
– Сережа…
– Отец выкинул ее с балкона, тем самым подстроил ее самоубийство. – Я видео его расправу над ней.
– Господи… что…ты …твой отец?
Казалось, у меня земля уходит из-под ног.
– Убил за то, что она изменила ему. – Полюбила другого. – А по понятиям, измена должна караться…
– Мне было 9 лет. – Когда он объявил, что она шлюха, а шлюхи погибают как суки подзаборные.
– Ее даже не похоронили. – Ты знала, что самоубийц запрещено хоронить на кладбищах? – Я даже не знаю, где ее могила. – Он не оставил ни одного ее фото.
Он замолчал, а я почувствовала тошнотворный жуткий спазм, скорчивший судорогой внутренности.
– Ты никогда не думала, о том, что я попросту не знаю, что такое любовь. – Я ее не видел. – Я не помню, чтобы меня любили. – Наверное, мама меня любила, но я этого не помню. – Я знал только одно чувство по силе сравнимое с любовью. – Ненависть. – Ненависть к отцу, к богу, к миру, который настолько жесток, что оставляет маленького мальчика на попечение убийцы его матери.
– Потом он мне скажет, что был в ярости, был пьян. – Но по факту, после всего он старался вырастить из меня зверя, волчару, который способен только на насилие и злобу. – И эти семена упали на благодатную почву, я вырос, таким как он и хотел.
– Серёжа мне так жаль…
– Не нужно Тома. – Никогда никому это не говорил, боялся даже воспоминаний, снов, связанных с ней. – Не то что описать свою муку, свою боль словами. – Я не способен открыться… – Был не способен.
– И вот давным-давно я встретил тебя. – Девочку, любившую рисовать. – Жительницу другого мира. – И такую же светлую и разноцветную, как и ее рисунки. – Девочку, которая не злилась, не сквернословила, не бегала на перекуры. – Которая очень скромно, но красиво улыбалась.
– Знаешь, ты в школе была очень тихой. – И мне приходилось искать тебя. – Подкарауливать, охотиться. – Теперь, мне кажется, я всю жизнь охочусь за тобой. – Потом, да и сейчас я не встретил человека, который бы мне дарил свет. – Только ты и мама.
Он закрыл глаза, его лоб перерезала морщина скорби.
– Я любил тебя так как умел. – А не нашёл тебя после подвала, потому что боялся, что поступлю так же, как и отец. – Боялся за тебя. – Понимаешь? – Потому что я знаю зверя, который живёт у меня внутри. – Я кормил его долгие годы. – Он был мне необходим, иначе я бы не выжил в этом мире.
Я подошла к нему, он сидел, не реагируя на мои движения. Казалось, он не видит и не слышит всего того, что происходит внешне, сосредоточенный на собственных чувствах.
– Прости меня Тома. – Если сможешь простить. – Ты можешь придумать, что-нибудь, придумай же. – Спаси, спаси нас, малыш. – Мы же были с тобой. – Мы же БЫЛИ. – Неужели нас с тобой, невозможно спасти?
Я обнимаю его и понимаю, что сильное мужское тело дрожит. Словно от холода, хотя в комнате тепло даже несмотря на открытый балкон. Я прижимаю его лицо к своей груди. Проводя рукой по жёстким волосам, по плечу, по спине.
– Тома…
Седой освобождается из моих объятий и встаёт на колени. Садится передо мной на колени, и пытается взять за руку, чтобы коснуться её лбом. Я в ужасе пытаюсь отпрянуть, оттолкнуть, но он не даёт мне этого сделать, обвивает мои ноги и прижимается к ним.
– Серёжа встань, я тебя умоляю. – Я умоляю тебя…
– Люблю тебя больше жизни. – Научи меня любить. – Научи меня быть нормальным. – Тома помоги мне, без тебя я не справлюсь.
Я чувствую, как слезы застилают мои глаза. Серёжа поднимает глаза, и я вижу в них море чувств, море, отливающее серебром после грозы. Он настолько кажется беззащитным, ранимым сейчас что я не могу сдержать слез и усаживаясь рядом с ним, прямо на пол. Начинаю рыдать и теперь он прижимает меня в себя, гладит, успокаивает. Пока мои слезы пропитывают его футболку.
– Только не плачь малыш, не плачь. – Ты не должна плакать из-за меня. – Я не стою ни одной твоей слезинки.
«Светом твоим заворожённый, переболев этой весной,
Я у любви буду прощёный,
Ты у любви будешь святой.
Чёрным по белому оттепель пишет
Новой драмы сюжет,
В первой главе директивою свыше
Тень выходит на свет.»
Он говорит, уговаривает, укачивает. А я понимаю, что мой мир начинает рушиться. Всё что я думала, всё чем я себя тщательно убеждала. начинает разрушаться в одну секунду. Ну так же не бывает да? Так не бывает?
Я освобождаюсь. Поднимаю руку наверх, провожу, трепетным касанием вдоль чужого виска. Глажу ласково и наклоняюсь, губами, накрывая распахнувшийся от удивления рот. Седой пытается что – то сказать, но сдаётся напору моего языка.
– Хватит Серёжа разговаривать. – Хватит. – Иди ко мне.
Если нравится, поддержите лайками, репостами, наградами! И конечно комментариями. Буду очень благодарна!
