Текст книги "Констанца (СИ)"

Автор книги: Наталья Соколина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Виновато улыбаясь, Главный повар предложил ей взамен тарелку тёртой моркови со сметаной. Она кисло отказалась.

****

Констанца не спеша оделась, умылась и собрала волосы в пучок на затылке, мельком подумав, что попозже, когда станет одеваться к завтраку, данна Ольгия соорудит ей на голове что-нибудь миленькое.

Она неторопливо прошла в правое крыло резиденции и, постучав, но не получив ответа, нерешительно потянула на себя тяжёлую дверь кабинета лорда Касилиса.

Комната была пуста. Это удивило её, потому что было ещё слишком рано. Как правило, Глава Тайного Совета отправлялся во дворец после завтрака, на котором они, не торопясь, обсуждали, чем займутся в течение дня. Его дела не отнимали у него много времени, и Констанца подозревала, что Его Величество держал на этой должности лорда Касилиса исключительно из – за своей привязанности и дружеских чувств к этой семье. Ну и советы человека опытного и абсолютно преданного короне тоже значили немало. Его милость, кажется, тоже это отлично понимал, потому что частенько шутил над своими, не слишком обременительными, обязанностями.

Констанца, так же не торопясь, побрела к покоям деда. Пробегающие мимо слуги ничего не могли сказать о столь раннем отбытии хозяина, поэтому она, приоткрыв дверь в покои, заглянула туда и, увидев его личного слугу, спросила: – данн Мэттью, а куда так рано уехал Его милость?

– Мэттью успокаивающе улыбнулся, сказал: – лорд Касилис просил вас, данна Констанца, завтракать без него. Он вернётся, как только освободится.

– У него какие-то срочные дела, да? – Она удивилась, потому что, обычно, лорд Касилис с вечера предупреждал её, если планировал уехать рано утром.

Мэттью отвёл глаза и что-то пробормотал. Констанца не поняла, но встревожилась. И вдруг она догадалась, спросила дрожащим голосом: – сегодня… казнят… этих, да?

Слуга молча кивнул, всё также не глядя на неё.

– А – а, Ален… лорд Ален тоже там?

Мэттью поёжился, неохотно ответил: – да, данна Констанца, они все должны присутствовать… на казни. Его милость не велел вам говорить, но вы сами догадались…

Констанца кивнула, медленно пошла к лестнице. Есть не хотелось.

****

В этот день она не находила себе места. Пришёл учитель естественных наук и, рассказывая ей о движении светил на небе, он, как всегда, вошёл в раж. Бегая по её гостиной и потрясая над головой сухонькими кулачками, он кричал, что, по воле Всеблагого, людям не дано взлететь туда, высоко в тёмное ночное небо, гораздо, гораздо выше, чем взлетают птицы и раскрыть, наконец, великую тайну того, почему так ярко светят людям звёзды. И, также быстро успокоившись, он пробормотал: – а ещё не мешало бы узнать, как Всеблагой устроил, что солнце обогревает весь человеческий мир.

В другое время Констанца с удовольствием бы понаблюдала за учителем и, возможно, вместе с ним строила бы догадки, но только не сегодня. Как будто камень лежал на сердце и давил на него тяжким грузом. Кое-как она дождалась окончания урока, а затем ещё целый час под руководством леди Гризетты училась изящно поворачивать голову, грациозно подавать руку воображаемому кавалеру и приседать в особом, только для королевской семьи предназначенном, глубоком реверансе. Констанца здорово сомневалась, что ей доведётся когда-либо демонстрировать это своё умение, но покорно выполняла все требования леди Гризетты.

Наконец закончились два тяжких часа уроков, и она вновь не знала, чем заняться. Всё валилось из рук. Перед глазами стояли то жуткие картины пыточной, заскорузлые от крови кожаные фартуки и, одновременно, круглое, румяное, улыбающееся лицо лорда Карима, а то лорд Нежин ласково улыбался со старого сундука в домишке Феонисты, а потом это же лицо, искажённое злобой и похотью, вставало перед её мысленным взором.

Накинув лёгкий плащ, она вышла в парк перед домом. День был уже по-летнему тёплым, солнечным. Констанца медленно побрела по центральной аллее, а затем свернула на одну из боковых тропинок, которая вывела её на прелестную небольшую лужайку, уже покрытую молодой травкой. На фигурную клумбу два садовника высаживали принесённую из оранжереи рассаду цветов. Они заговорили с Констанцей, интересуясь её мнением о высаживаемых растениях, но она лишь отвлечённо улыбнулась и пожала плечами.

Ребёнок активно возился, и она немного обеспокоенно подумала, что, наверно, ему тесно в животе, а ведь до родов ещё почти четыре месяца. Тут же нахлынули мысли, что она так и не написала отцу о своей беременности. Не желая лгать ему, она не знала, как сообщить о том, что он скоро станет дедом. Констанце было мучительно стыдно признаться, что она ждёт ребёнка, не будучи замужем. Она просто не могла причинить ему такую боль и муку. Ей хотелось посоветоваться с кем-нибудь, может быть, с леди Эмилией, потому что Ален, не понимая её терзаний, лишь легкомысленно ответил: – я не вижу проблемы, милая! Напиши ему, что ты вышла за меня замуж, и мы ждём ребёнка.

Констанца тогда промолчала. Она не чувствовала себя его женой: – нет, – думала она, пока наш брак не будет подтверждён в храме Всеблагого, я всего лишь его любовница, не более того.

Внезапно ей подумалось, что она не хочет выходить за него. Что она знает о нём? Да ничего! Она даже ни разу не была в его городском доме. Они редко виделись последнее время. Аресты заговорщиков, допросы, королевский суд, а теперь ещё и казнь… Порой Ален приезжал поздно вечером, с серым от усталости лицом. Он украдкой, торопливо целовал её, хмуро ужинал, невпопад отвечая на вопросы, а потом они с лордом Касилисом уходили в кабинет. Рано утром он опять уезжал на службу.

Констанца чувствовала себя одиноко. Все были предупредительны и приветливы с ней, но она опять остро ощущала свою ненужность и чужеродность.

Леди Эмилия приезжала реже и, по-прежнему, была ласкова с Констанцей, но к себе в дом её не приглашала.

Она вернулась на главную аллею и заторопилась к дому, как будто кто-то ждал её там. Опомнившись, замедлила шаги и вдруг, внезапно, воспоминания о пыточной, удушливый запах крови накрыл её. Она представила, как сейчас, на том жутком деревянном помосте из неструганных досок рубят головы людям, и её затошнило. Её рвало и, кажется, выворачивало наизнанку. Она опустилась на колени и оперлась руками на песок, которым была посыпана аллея. Спазмы сотрясали её тело, а у Констанцы не было сил, чтобы подняться на ноги. Она упала на бок, и сознание медленно уплыло, погрузив её в сладостное забытьё.

****

Констанца слышала шёпот данны Ольгии. Ей отвечал мужской голос, также тихо и неторопливо. Это был не Ален, она подумала о нём с удивившей её неприязнью. Она нехотя открыла глаза, увидела, что лежит на своей кровати, а рядом сидят её служанка и лорд Викториан. Они заметили её взгляд, и данна Ольгия радостно встрепенулась, облегчённо вздохнула: – ах, данна Констанца, ну и напугали же вы нас! Когда я пошла вас искать и обнаружила лежащей в парке, на холодной земле, я прямо-таки обезумела! Мы принесли вас домой, а вы всё не приходили в сознание! Потом уж Мэттью отправил Роберта к Его милости, а сам побежал за лордом Викторианом. Но Роберт вернулся ни с чем, потому что… – данна Ольгия замялась, растерянно посмотрела на лекаря. Тот солидно откашлялся, торопливо сказал:

– неважно, почему Роберт не смог поговорить с лордом дар Матторном и лордом дар Бреттоном! Как только Их милости освободятся, они приедут домой и сами всё узнают.

А вы, данна Констанца, скажите мне, как вы себя чувствуете? Возможно, у вас болит низ живота? Не появились ли тянущие боли?

Констанца добросовестно прислушалась. Нет, болей не было, только ребёнок как-то притих, не возился и не пинал её. Она сказала об этом лекарю, и тот улыбнулся: – это замечательно, что нет болей! А малыш решил, видимо, дать вам отдохнуть, поэтому и притих. Не скажете ли мне, данна Констанца, что с вами случилось в парке? Возможно, вы съели что-то несвежее?

Они ещё немного пообсуждали её внезапный обморок, а потом лорд Викториан поднялся и раскланялся: – прошу меня простить, но я вынужден вас покинуть, данна Констанца. Я думаю, вам нужно дня три-четыре провести в постели.

После этого он, улыбнувшись ей, вышел из комнаты. Следом, подоткнув вокруг Констанцы одеяло и спросив, не принести ли ей что-нибудь перекусить и получив отрицательный ответ, ушла и данна Ольгия.

Откровенно говоря, Констанца чувствовала себя плохо. Её подташнивало, а возникающие в мозгу страшные картины казни вызывали головокружение. А ещё ей представлялся Ален, с интересом наблюдающий за действиями палача. И невозмутимый лорд Касилис.

Она пребывала в отчаянии. Ей не хотелось замуж, и видеть кого-либо она тоже не хотела. Прикрыв глаза, Констанца подумала, что была бы счастлива очутиться прямо сейчас в Вишняках, в маленьком домике отца, где не нужно переодеваться к обеду, где нет слуг, а пол и посуду она с успехом могла вымыть и сама. Вечером усталый отец, положив на стол натруженные руки, ласково смотрел бы на неё и с восхищением слушал её рассказ об уроках данны Эдиты.

Вечерело, когда она услышала торопливые шаги за дверью, а потом встревоженный Ален вошёл в спальню.

– Нет! Не подходи!! – Пронзительно вскрикнула она, протестующе выставив навстречу ему ладони. – Не подходи… – повторила она, – от тебя…пахнет… кровью!!

Ален побледнел, остановился, чёрные глаза вспыхнули гневом: – что за глупости ты говоришь, Констанца?? Что за чушь ты несёшь??

– От тебя…пахнет…кровью… – тихо прошептала она и заплакала.

С бешенством глянув на неё, он выругался и выскочил за дверь. Констанца зарыдала в голос.

Глава 25.

Лорд Касилис поднял голову от бумаг, разложенных на столе, когда в кабинет ворвался бледный и взбешённый Ален. Его милость нахмурился: – что с нашей девочкой? Я специально не пошёл вместе с тобой, чтобы не смущать её. Ты неважно выглядишь, Ален, с ней что-то неладно?

Тот со злостью глянул на кресло. Кресло послушно приподнялось над полом, сделало попытку подвинуться и… с грохотом опрокинулось на бок. Лорд Касилис насмешливо фыркнул. Кресло поднялось на ножки и подвинулось к Алену. Тот раздражённо пнул его и плюхнулся на мягкое сиденье.

Дед хмуро наблюдал за ним: – что случилось, Ален? И чем провинилось перед тобой безобидное кресло?

Тот скрипнул зубами: – можешь не демонстрировать мне свои ведьмовские таланты! Я и так знаю, что ты сильнее!

– Да что случилось, Ален?? Можешь ты мне вразумительно ответить?? – Старик выглядел не на шутку встревоженным, и Ален взял себя в руки:

– Констанце стало плохо во время прогулки по парку. Её вырвало, а потом она потеряла сознание.

Лорд Касилис нетерпеливо отмахнулся: – я слышал это вместе с тобой по приезду. Но сейчас – то она в сознании, что она сама – то говорит? И лорд Викториан уже побывал, я знаю!

Ален сидел, сгорбившись, в кресле. Уперев локти в колени, он, уставившись мрачным взглядом в рисунок ковра на полу, глухо пробормотал: – она не хочет меня видеть. Я даже не смог с ней поговорить, она закричала, чтобы я не подходил к ней!!

– Ничего не понимаю, – старик в недоумении, нахмурившись, смотрел на внука, – вы что, поссорились? Из-за чего?

– Мы не ссорились, – Ален покачал головой, – я и вижу-то её редко. Никаких уже сил нет выносить эту неопределённость.

– Да-а, тяжёлый случай, – к Его милости вернулось присущее ему хладнокровие и ироничность, – ну, если ты вёл себя в её спальне также, как у меня в кабинете, то я её понимаю.

– Дед, перестань! – Ален поднял голову, – я умирал от беспокойства, пока добежал до её комнат. Что с ней такое – ума не приложу! Она кричала, что от меня пахнет! Кровью!! – Он опять опустил голову, спрятал лицо в ладони.

– Вот как, значит. Пахнет кровью… Ну что же, видимо, слуги проболтались о казни. А ведь я строго-настрого запретил им говорить с ней на эту тему.

– Ты думаешь… – Ален недоверчиво смотрел на деда, – но причём здесь я? Они казнены по приказу Его Величества! – Он скривился: – проклятая служба! Кажется, моя ясноглазая девочка начинает меня презирать. Да, но ведь её вырвало! Лорд Викториан предположил, что она съела что-то несвежее!

В следующие полчаса в кабинет были вызваны Главный повар, домоправительница, данна Ольгия и Мэттью.

Главный повар клялся Всеблагим, что на завтрак данне Констанце были поданы самые свежие продукты. – Хотя, – он помялся, – данна Констанца съела только половину телячьей котлетки и немного картофеля-фри, а фруктовый салат и десерт есть не стала.

Домоправительница и данна Ольгия сообщили, что у девушки весь день было подавленное настроение, она совсем не улыбалась и, кажется, не находила себе места.

Когда лорд Касилис перевёл взгляд на Мэттью, тот опустил глаза и побледнел. Его милость холодно сказал: – ну, что молчишь? Мне что, в пыточную тебя тащить? Тебе что было приказано?

Слуга поднял глаза на хозяина, твёрдо сказал: – Ваша милость, данна Констанца сама догадалась, что сегодня состоится казнь заговорщиков. Она спросила, должны ли вы с лордом Аленом присутствовать, и я не смог ей соврать…

Лорд Касилис вздохнул, махнул рукой: – вы все свободны, можете идти. – Когда они с Аленом остались одни, он сказал: – ну вот, всё и прояснилось. Ты же сам говорил, что с ней было после того, как она побывала в твоих подвалах. А тут вообще головы рубили. Что она, по-твоему, должна чувствовать? И тебя рядом не было. – Он опять вздохнул: – впечатлительная она у нас. Вон, благородные дамы – хоть бы одна в обморок упала ради приличия! Так нет же, всё шеи тянули, чтобы ничего не пропустить. А Констанце теперь везде запах крови будет мерещиться. Беременность ещё эта…

Ален встал, нетерпеливо прошёлся по кабинету, болезненно сморщился: – прямо не знаю, что делать! Она ведь заплакала, когда я зашёл. У меня сердце разрывается, когда она плачет. – Он остановился, посмотрел на лорда Касилиса: – слушай, а, может, она меня разлюбила? – Тот молчал, у Алена в глазах мелькнула паника: – дед, ты что, думаешь…?

– Почему бы тебе самому не спросить её об этом? – У старика дёрнулся уголок рта, но он сдержал улыбку. Ален крутнулся на каблуке, резко повернулся, решительно сказал:

– ты прав. Мне нужно с ней поговорить!

****

Констанце казалось, что её жизнь окончена. Кому она нужна, куда пойдёт, беременная, без денег, если не считать то немногое, что удалось скопить, благодаря лорду Касилису? Ведь совершенно ясно, что Ален её разлюбил! Он хмуро смотрел на неё, а потом и вовсе ушёл, несмотря на то, что ей было очень плохо и страшно.

Ей было ужасно жалко себя, одинокую и всеми покинутую. Даже данна Ольгия не идёт. Констанца представила, как она тайком, ночью, с узелком и в тёмном плаще, выбирается из резиденции, забирает из конюшни свою спокойную и невозмутимую Весту и бежит из столицы. Утром её побег обнаружат, и Ален бросится за ней в погоню, но будет поздно. Он найдёт её, бездыханную, в лесу за городской стеной. Она будет скромно лежать на полянке, а рядом Веста щиплет молодую траву. Наверно Ален её пожалеет, такую молодую и умершую из-за того, что он её разлюбил.

Она опять поплакала и как-то, совершенно незаметно, задремала, а, открыв глаза, увидела вплотную подвинутое к кровати кресло, а в нём Алена, напряжённо вглядывающегося в её лицо.

Увидев, что она проснулась, он облегчённо вздохнул. Наклонившись к ней, обнял, приподнял, вместе с подушкой и прижал к себе: – прости! Пожалуйста, прости меня, родная! Не сердись на меня, милая, я тебя очень люблю! Через неделю мы уедем из города, осталось потерпеть всего чуть-чуть.

Констанца облегчённо разревелась. Оказывается, он не разлюбил, он по-прежнему любит её! – Ален, я сама не знаю, что со мной случилось! Прости, что я тебя обидела! Эта… казнь, мне казалось, что всё вокруг… пропахло… кровью…! Мне так стра-а-ашно! – Где-то глубоко внутри ей было радостно, что он чувствует себя виноватым, что он переживает за неё и ей не надо снова убегать и… вообще всё просто замечательно!

Потом они лежали, тесно обнявшись, прижавшись друг к другу. Он шептал ей о своей любви, о том, как славно они заживут в их небольшом поместье. Она находила красивым его название: «Жемчужный ручей», а он рассказывал о лугах и рощах, о заросшем парке, где будут играть их дети. Она окончательно развеселилась, пробежалась шаловливыми пальчиками по его обнажённому животу, опустилась ниже, легко погладила снова напрягшуюся, перевитую венами шелковистую на ощупь плоть. Ален глухо зарычал, перевернув её на спину, прижал к кровати и принялся целовать, слегка покусывая и снова целуя затвердевшие розовые соски, увеличившуюся грудь и довольно большой живот. Она тихо смеялась, чтобы не услышали слуги в коридоре, с удовольствием откликаясь на его ласки.

****

Его Величество Рихард IV гневно оттолкнул от себя великолепный чернильный прибор, только утром преподнесённый ему послом Дамьянского королевства. Прибор был сделан в виде кареты, выточенной из цельного куска горного хрусталя. Из такого же, только чёрного, хрусталя были сделаны кони. Чётвёрка красавцев – коней, исполненных так искусно, что казалась живой. Огнём горели рубиновые глаза, крохотные золотые подковы как будто высекали искры.

Его Величество всё утро любовался работой мастеров: тончайшей золотой инкрустацией по бокам кареты, фигурками коней, скрупулёзно выточенными, замершими в стремительном беге.

Теперь он с силой толкнул подарок и тот, не удержавшись на краю стола, упал на пол. С печальным звоном раскололась карета, порвались золотые нити, которыми она была привязана к лошадям. Его Величество скривился, закричал: – что ты стоишь?? И молчишь, к тому же!! Неужели твоя совесть позволяет тебе бросить своего короля в такое тяжёлое для королевства время!??

Бледный, но упрямо сжавший губы лорд Ален дар Бреттон, вытянувшись, стоял у двери, опустив глаза.

Он уже выслушал от короля угрозы конфисковать всё его имущество и выслать, ко всем нечистикам, на окраину королевства. Затем было предложено наградить лорда Алена, за выдающиеся заслуги перед короной, самым большим поместьем, конфискованным у заговорщиков. Тот, нахмурив брови, не разжимал губ, и тогда Его Величество, окончательно разозлившись, столкнул подаренный прибор на пол и закричал. Он опять угрожал, просил, а потом, печально посмотрев на всё также молча стоящего дар Бреттона, вздохнул: – садись, Ален. Далась тебе эта женитьба! Уж чем она так тебя очаровала, эта девчонка? Хоть бы привёл посмотреть, что ли.

Ален усмехнулся уголком рта, не спеша прошёл и сел в кресло: – простите меня, Ваше Величество, но я не изменю своего решения. Я ухожу. – Рихард поморщился:

– и как я буду без тебя? Я чувствую себя так, будто меня выставляют голым и беззащитным среди толпы хищников! И перестань, в конце концов, называть меня Величеством! Мне и так тошно, а ты издеваешься!

– Рихард, я не бросаю тебя, пойми! Заговор раскрыт, заговорщики казнены. Мои люди сообщают, что всё спокойно. Я не оставил бы должность, если бы существовала хоть небольшая угроза тебе и твоей семье. Вместо меня будет очень умный и знающий дело человек, лорд Эдмон дар Труффин. Поверь, он не хуже меня.

– Ну да…, – Его Величество уныло смотрел на Алена, – хуже – не хуже, а не ты. Ты меня просто наповал убил, Ален! А твоя семья? Неужели леди Эмилия согласилась, что её невесткой будет простолюдинка?

– Скажем так – она смирилась. Я надеюсь, что со временем, она полюбит Констанцу. – Ален улыбнулся: – ты же счастлив с Её Величеством, Рихард. Вот и я хочу для себя немножечко счастья!

Его Величество опять вздохнул, встал, принялся подбирать обломки чернильного прибора: – из-за тебя такой красивый подарок сломал! Вот, смотри, жадные они, всё-таки, в Дамьянии. У них такие роскошные ковры ткут, мы ведь их за золото покупаем, а они королю в подарок карету из камня прислали!

Ален продолжал улыбаться: – тебе ковров не хватает, что ли, Рихард? Это ты жадничаешь, твоё величество. Игрушка-то была сделана с любовью, мастер над ней, похоже, долго трудился, а ты со злости её сломал. Нехорошо!

– Нехорошо, – согласился король, возвращаясь в своё кресло.

Глава 26.

Констанце казалось, что у неё за плечами выросли крылья. Они с Аленом собирались уезжать, и она вихрем летала по резиденции Главы Тайного Совета. Или почти летала. Потому что бегать было уже тяжело, а кроме того, множество глаз следили за тем, чтобы она не оступилась на лестнице, не запнулась за ковёр и не наткнулась нечаянно на стул, на большую напольную вазу или скульптуру в коридорах и холлах. Ей улыбались и исполняли её мелкие прихоти. Надо сказать, Констанца никогда не была капризной, ведь с самого детства на её плечах лежала вся домашняя работа. Теперь её не было, но появились другие обязанности. Она не ходила с домоправительницей, как прежде, в холодные подвалы, чтобы учесть продукты и вина, но подолгу разбирала счета от торговцев и определяла потребность в поставках. Она не пожелала отказаться от уроков танцев, но теперь её партнёром был Ален, который специально приезжал на этот час из своего Ведомства. Она не хотела, чтобы он отрывался от работы, потому что он спешил передать дела своему заместителю, который указом Его Величества был назначен Главным королевским дознавателем, но Ален не согласился. Он боялся, что учитель танцев может не уберечь её от падения. Иногда его заменял сам лорд Касилис, и тогда бедный учитель бледнел и краснел, косноязычно объясняя, что требуется от партнёров в танце. Глава Тайного Совета искренне веселился и многократно переспрашивал, подмигивая Констанце.

Иногда приезжала леди Эмилия, и тогда Констанце приходилось скрупулёзно записывать всё, что хотела сказать будущая свекровь по части управления домом. А ещё Её милость беспокоили предстоящие роды, и она уже исподволь намекала лорду Викториану, что лорды дар Бреттон и дар Матторн были бы ему несказанно благодарны, если бы он согласился некоторое время пожить в поместье “Жемчужный Ручей”. Лекарь делал вид, что не понимает намёков, но леди Эмилия была уверена, что сломает его сопротивление.

****

Её милость приехала в резиденцию отца вечером, когда Констанца напряжённо ждала Алена. Он собирался подать королю прошение о своей отставке, и Констанца понимала, что решение далось ему нелегко.

Леди Эмилия без стука вошла в её покои и молча прошла к дивану. Констанца со страхом смотрела на неё, боясь услышать, что король отказал Алену в отставке. Та была бледна, но спокойна. Девушке показалось, что Её милость плакала.

– Констанца, Его Величество удовлетворил просьбу Алена. – Та молчала, тревожно глядя на собеседницу. Леди Эмилия грустно усмехнулась: – ну да, я плакала, как ты заметила, конечно. Связь с тобой перечеркнула блестящее будущее моего сына, и я ничего не могу с этим поделать. Наверно, мы с лордом Николсом могли бы принудить его отказаться от тебя, но я чувствую, что это сделало бы его несчастным. А какая же мать хочет видеть несчастным собственное дитя? – Она тяжело вздохнула, на глаза навернулись слёзы. У Констанцы защемило сердце. Гордая и высокомерная леди предстала вдруг в ином свете.

Она нерешительно подошла и села рядом с леди Эмилией, стиснув на коленях руки, тихо сказала: – я тоже его очень люблю, Ваша милость. Я бы всё сделала, о чём он бы ни попросил!

Леди Эмилия выпрямилась, грустно улыбнулась девушке: – хорошая ты, Констанца… Я очень надеюсь, что вы будете счастливы вместе и его жертва не напрасна. Что ж, – она тяжело вздохнула, встала, – видать, так угодно Всеблагому.

****

Теперь все волнения и страхи были позади. Вещи собраны, упакованы и уложены на повозку, которая направится вслед за каретой лорда дар Бреттона. Его Гром и Веста Констанцы будут привязаны сзади. Ехать недалеко, “Жемчужный Ручей” всего лишь в восьми роенах от столицы.

В нетерпеливом ожидании Констанца поднялась, едва взошло солнце. Многочисленные обитатели большого дома ещё спали, но ей не терпелось. Она умылась и расчесала волосы, а потом ещё раз прошлась по своим комнатам. За месяцы, проведённые в резиденции лорда дар Матторна, она привыкла к этому дому и полюбила его. В глубине души ей было жаль расставаться и с хозяином, въедливым и насмешливым лордом Касилисом, и с добродушной улыбчивой данной Ольгией, которая, порой, надоедала Констанце своей излишней заботой. Она вспомнила, как накануне неожиданно расплакалась леди Гризетта, всегда сдержанная, чопорная старая дева, обучающая её этикету. Она изящно вытирала нос кружевным надушенным платочком и промакивала глаза, а слёзы лились, и она не могла их остановить. Растроганная Констанца порывисто обняла свою учительницу, и та не указала ей, что откровенное изъявление чувств недопустимо в приличном обществе. – Может быть, потому, – подумала девушка, – что сама наставница забыла об этом? – Они тепло простились, и Констанца, смеясь, обещала, что обязательно пригласит её обучать своих детей.

Наконец-то закончился завтрак, и в столовую торопливо вошёл Ален. Он был радостен и возбуждён. Поклонившись деду, он подхватил на руки Констанцу, вставшую из-за стола ему навстречу, и закружил её, не обращая внимания на слуг, с трудом сдерживающих улыбки, и неодобрительно скривившегося лорда Касилиса.

– Ты готова, моя хорошая? Всё собрала? – Он осторожно поставил её на пол, продолжая обнимать за располневшую талию. Она, покраснев, потихоньку высвободилась и потянула его к стулу. Лорд Касилис знаком приказал слугам выйти и спросил:

– как дела, Ален?

Констанца вопросительно посмотрела на мужчин. Она не видела Алена два дня, он был занят, и ей казалось, что он всё ещё передаёт дела в Ведомстве Дознания. Он улыбнулся ей и ответил:

– всё прекрасно. Документы оформлены на отца, а он займётся дальнейшим. – И, обращаясь к Констанце, пояснил: – я продаю свой городской дом, милая. Отец этим займётся, а нам надо ехать.

– Но почему, Ален?? – Она недоумевала.

– Потому что, Констанца, мы не сможем его содержать, – усмехнулся тот, – теперь у меня не будет жалованья Главного королевского дознавателя, так что нам придётся жить только на доходы от небольшого поместья.

****

Карету умеренно трясло на ухабах, но Констанца, дремлющая на плече у Алена, этого не замечала. Кроме них в “Жемчужный ручей ” ехала данна Ольгия, на этом настояла Её милость. Правда, позднее ей было разрешено вернуться. Констанца радовалась этому, да и пожилая женщина не выглядела расстроенной.

Сейчас данна Ольгия рассеянно смотрела в окно кареты, раздумывая о том, что, пожалуй, ей надо бы задержаться в поместье подольше. По крайней мере, дождаться появления малыша. Она любила Констанцу и искренне желала ей счастья. Женщина решила, что, если Её милости не удастся уговорить лорда Викториана принять роды у Констанцы, то она останется помогать лекарю из Каменного Брода, городка, принадлежащего дар Бреттонам. Лекарь, наверняка, будет приглашён к Констанце, но данна Ольгия сомневалась в его высоких профессиональных качествах и решила, что обязательно будет присматривать за ним.

Повернув голову, Ален осторожно прижался губами к волосам Констанцы: – ты спишь, родная?

– М-м-м, – она вздохнула, повозилась головой на его плече, устраиваясь поудобнее. Он почувствовал, как её рука скользнула под треконду, расстегнула пуговицу на рубашке и погладила его по голой груди. Он благодарно прижал руку, ощущая тепло и радуясь её лёгкой ласке. Шепнул, едва слышно, в волосы: – ты моё счастье, девочка моя ясноглазая! Я люблю тебя, Констанца! Очень сильно люблю!

Она сквозь дрёму пробормотала: – я тоже очень люблю тебя, Ален! А ты будешь иногда мне говорить об этом потом…?

– Обязательно! – Он смешливо фыркнул: – два раза в день, утром и вечером! – Она засмеялась, открыла глаза и выпрямилась на диванчике. Данна Ольгия ласково улыбнулась ей:

– поспала немного? Ты сегодня рано поднялась, Констанца. – Та подвинулась на сиденье, выглядывая в окно. Стекло было опущено, и лёгкий ветерок чуть шевелил светло-голубую шёлковую штору. Светлая и чистая молодая зелень раннего лета радовала глаз. Констанца радостно вздохнула: к вечеру они будут на месте.

Ален задумчиво смотрел на девушку. Он надеялся, что ей понравится поместье. Им предстоит скромная и умеренная жизнь, но ведь она и не привыкла к роскоши, балам во дворце и изощрённым уловкам и лжи благородных лордов и их жён. Его девочка скучает по отцу, и ясные глазки порой затуманиваются тягостными мыслями, но она скрывает от него, как ей тяжело. Нужно будет что-то придумать. Может быть, пригласить кузнеца в “Жемчужный Ручей”? Это было бы прекрасно, но ехать далеко, согласится ли он?

Скоро ей рожать. О, Всеблагой, как пережить этот ужас? Матушка обещала приложить все силы, чтобы уговорить лорда Викториана приехать и пожить в поместье, пока младенец не появится на свет. Отец с дедом тоже боятся. Они, трое мужчин, уже обсуждали, как воздействовать на упрямого лекаря. Он, Ален, предлагал грубую силу: затолкать лекаря в карету и привезти в “Жемчужный Ручей”. А здесь к его комнате приставить охрану, чтобы не улизнул. Отец предложил заплатить лекарю втрое, соблазнить его большими деньгами. Дед отверг оба варианта. Его поднял на смех, а отцу сказал, что лорд Викториан богаче дар Бреттонов, так что деньгами на него не воздействуешь. В конце концов решили, что леди Эмилия быстрее найдёт подход к упрямцу.

Вчера дед отправил в поместье нарочного с приказом подготовить дом к приезду новой хозяйки. Ален немного побаивался, что поместье запущено. В доме постоянно жили несколько слуг, но сад, наверняка, в запустении, да и комнаты нуждаются в ремонте. Конечно, обо всём этом нужно было подумать заранее, но громадная нагрузка, которая свалилась на плечи в последнее время, не позволяла подумать о личных делах. Ален скривился от этих неприятных мыслей и Констанца, заметив его помрачневшее лицо, озабоченно заглянула к нему в глаза: – что, Ален? – Он успокаивающе улыбнулся, но она настаивала: – я же вижу, ты чем-то расстроен! Скажешь мне? – Пришлось рассказать, что дом довольно старый, принадлежал, когда-то, деду и его семье, а потом лорд Касилис подарил его Алену. Там давно живут только слуги и, вполне вероятно, дом нуждается в ремонте.

Констанца облегчённо улыбнулась, снисходительно сказала: – вы, мужчины, такие паникёры! Может быть, там достаточно просто его отмыть? – Ален пожал плечами, засмеялся:

– вот приедешь и сама посмотришь!

****

Постепенно дорога сузилась, к ней вплотную подступили поля, зеленеющие всходами озимых растений. Возницы встречных повозок и телег с любопытством косились на карету с гербами дар Бреттонов. Селяне, идущие пешком по обочинам дороги, останавливались и низко кланялись.