Текст книги "Родственнички (СИ)"
Автор книги: Наталья Шитова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Annotation
...Когда-то Артем разбил Марине сердце, и она зареклась влюбляться. И поклонники есть, и замуж зовут, но она хорошо усвоила урок: чем шире раскроешь душу, тем больше плевков достигнет цели... ...Артем приезжает на похороны двоюродного брата и втягивается в череду криминальных разборок и старых тайн. Но главной неожиданностью стала встреча с женщиной, о которой Артем и думать-то забыл. Но вот они встретились спустя годы, и выяснилось, что время не лечит, а судьбу не обманешь...
Шитова Наталия
Шитова Наталия
Родственнички
Марина не любила эту квартиру. Владимир и сам особенно не гордился своим жилищем. Но оно было единственным местом, где они могли быть вместе, ни на кого не оглядываясь, не опасаясь, что кто-то потревожит или помешает, что нагрянет кто-нибудь из соседей, или их ласки ненароком подсмотрит десятилетний Костя. Здесь любовники были в безопасности. И все равно... Марина чувствовала, что к этой квартире у нее не лежит душа. Но говорить об этом Володе было не обязательно. Он придавал слишком много значения их отношениям. Он ценил каждый час, который они могли провести вместе. Дать волю своим капризам означило все испортить. А Марина не хотела ничего портить. Известная истина: обычно один любит, а второй позволяет себя любить. Марина позволяла себя любить, но не хотела, чтобы Володя это почувствовал. Он не заслужил этой правды.
Марина покосилась на циферблат настенных часов. Часовая стрелка приближалась к шести, а свидание к концу.
– Володя, мне пора, – она ласково потрепала его по макушке.
Мужчина зашевелился, поднял голову, взглянул на Марину с обидой.
– Брось, рано еще...
– В самый раз, – улыбнулась она.
Владимир покачал головой, уткнулся лбом в ее плечо:
– Нет, рано... – он промычал еще что-то невнятное, коснулся губами груди, лизнул сосок, легко провел кончиками пальцев по шее... Марина тихонько засмеялась. Так трудно отказаться от его рук, ласковых, настойчивых, властных. Почти невозможно.
– Ну же, Володя, будет тебе... – она обняла Владимира, крепко прижала к себе, а потом осторожно отстранилась. – Перестань.
– Ну хоть поцеловать-то можно? – грустно произнес он, вздыхая.
Марина усмехнулась и потянулась к нему. Сильные, но нежные губы сразу же заставили ее усомниться в том, что стоит спешить домой... Домой-то не опоздаешь... Сдаться на милость этих рук и просто побыть счастливой. Это так просто. Это уже твое, и никто не отнимет...
– Маришка... Давай... – прозвучало между поцелуями. – Давай поженимся...
Нет лучшего способа справиться с непреодолимым соблазном, чем разговор на запрещенную тему.
– Мне правда пора, – сухо повторила Марина, увернувшись от очередного поцелуя.
Владимир разочарованно простонал, резко одним махом поднялся и сел, спустив ноги с кровати.
– Володя?
Он не отозвался. Согнулся, сцепив руки на затылке, словно заслонялся, чтобы ничего вокруг не слышать.
Он ласково погладила его плечо.
– Что случилось?
– Ничего, – Владимир зябко поежился.
– Не обижайся, пожалуйста, ты же знаешь: скоро Костя придет... – словно не замечая его состояния, скороговоркой пробормотала Марина. – Мне надо быть дома.
– Зачем ты так со мной, а, Маришка?
– Как? – вздохнула она.
Он отмахнулся, встал, потянулся к одежде.
– Володя, ну что с тобой? – Марина проговорила это как можно мягче.
– Значит, спать со мной можно, а замуж за меня не пойдешь? Сопляк тебе не нужен?
Марина выбралась из-под помятого покрывала, подошла к Владимиру, обняла, прижалась к широкой теплой спине, ласково погладила плечи.
– Ты не сопляк. Но... какой же ты все-таки глупыш...
– Вот-вот... – горько подтвердил он.
– Володенька, мы же с тобой сто раз об этом говорили.
– Да, я помню. Ты не выйдешь замуж, ни за меня, ни за кого-то другого. Ты – сама по себе... Ну ладно, пусть. Но почему ты не можешь просто переехать ко мне? Переехать сюда и жить по-человечески?!
Марина промолчала, разжала руки и направилась подбирать свое белье.
– Мариш, я не понимаю, почему? – настойчиво повторил Владимир. – Зачем жить в какой-то, прости меня, паршивой берлоге? Ну ладно бы я был бездомным бродягой, тогда понятно! Но в этой квартире мы бы отлично устроились втроем. В этой комнате Костю поселили бы, а сами – в большой.. Марина?!..
Подхватив свою одежду, Марина просто вышла из комнаты, не сказав ни слова.
Стоя под душем, она подставила лицо горячим струйкам. Она не плакала. Не над чем. Не плакать же из-за того, что не можешь оправдать его ожидания. Ох уж это извечное мужское желание получить все и сразу, да еще в том самом виде, о котором возмечталось. Володя хороший, добрый, ласковый, заботливый, но... очень уж упрямый. Даже больше – упертый. У всякого мужчины, даже у самого умного, нежного, необыкновенного, есть свое "но". Владимир не умел мириться с неизбежным.
Иногда Марина жалела о том, что позволила себе поддаться. У нее было особое, странное отношение к мужскому вниманию. Получив в юности пару горьких уроков, она дала себе слово, что никогда больше не купится на пустые слова. Почему она впустила Володю Панина сначала в свой ближний круг, потом в свою постель?.. Чем смог растопить ее сердце молодой коллега? Может быть тем, что был так искренен и открыт перед ней? Марина порой жалела, что не могла ответить ему тем же.
Подпуская к себе мужчин, Марина никогда не раскрывала перед ними свою душу. И Владимир был вынужден принять ее условия: никаких разговоров о прошлом, никаких обязательств на будущее. Принять-то условия он принял, но выполнять их ему удавалось плохо, особенно в части обязательств и обещаний.
Когда Марина вышла из ванной, Владимир уже колдовал на кухне над чашками кофе. Обычный ритуал, кофе на дорожку.
На Марину Володя взглянул виновато и смиренно:
– Маришка, ты прости меня... Помню, я слово давал не приставать к тебе с этим. Но что-то мне истерики в последнее время особенно удаются.
– Я заметила, – миролюбиво отозвалась Марина, взяв из его рук чашку. – Ты уже несколько дней сам не свой. Что-то не так? У тебя какие-то проблемы в конторе?
– Нет, в конторе все замечательно, – рассеянно усмехнулся Владимир, отвернувшись к окну.
Марина не нарушала молчания. За пару последних месяцев, в течение которых они с Владимиром были близки, она неплохо изучила его. Если не приставать с наводящими вопросами, он сам все расскажет.
В конторе – Марина и Володя работали вместе – проблем могло появиться сколько угодно. Это только со стороны кажется, что у аудиторов сладкая безбедная жизнь. На самом деле подводных камней множество. Иной заказчик требует от консультанта одним щелчком пальцев заштукатурить все огрехи, накопившиеся за годы неаккуратной работы. Иногда приходилось идти на открытый конфликт, иногда искать лазейки на гране криминала. Напряженные трудовые будни вполне могли испортить настроение.
– В конторе все нормально, – повторил Владимир, вцепившись в свою чашку и с наслаждением вдыхая терпкий запах крепкого кофе. – Это... Это семейные проблемы, Маришка...
– Я надеюсь, все здоровы?
– Здоровы?.. А, ну да. Да. Все в порядке... – Володя снова замолчал, сделал еще глоток, только его серьезные серые глаза смотрели куда-то сквозь стену, и в них металась тревога. Через некоторое время Володя встрепенулся и внимательно взглянул на Марину: – Скажи, ты ведь в прошлом году входила в группу, проверявшую Сережкин холдинг?
– Было дело, – согласилась Марина.
– Скажи, что вы там накопали?
– Ничего особенного, так, по мелочи, как всегда.
Марина и вправду не могла припомнить ничего такого примечательного. Сергей Панин, старший брат Владимира, занимался бизнесом, причем в масштабах городка бизнес этот считался немалым. Холдинг включал в себя не только шикарный автосалон, но еще элитную автомастерскую, картодром, мототрек и внешнеторговую фирму, ввозившую непосредственно из-за границы новейшие иномарки. Отцы городка и авторитеты всех мастей считали хорошим тоном менять и обслуживать свои авто в заведениях Сергея Панина, которые в совокупности гордо именовались "Панин и Ко". Марина не была лично знакома с Володиным братом – статусом не вышла. Она всего лишь вместе с коллегами проводила в его фирме аудиторскую проверку.
– А таможенные и товарные документы? Вы смотрели их?
– Володя, ну конечно же смотрели. Там было все в порядке... На тот момент.
– Угу... – кивнул он, задумчиво постукивая кончиками пальцев по столешнице.
– Что-то случилось? У твоего брата какие-то неприятности?
– Да какие у Сереги могут быть неприятности? – рассеяно отозвался Владимир. – Разве что очередной малиновый пиджак опять на брюхе не сходится... У него других неприятностей быть не может.
Марина допила кофе, встала, поставила чашку в мойку. Владимир, задумавшись о чем-то, замер в прежней позе с остывшей кружкой в руках.
Марина подошла, обняла его сзади, прижалась щекой к щеке.
– У Сергея все в порядке, зато у тебя из-за него какие-то проблемы. Верно?
– Пустяки, Мариша, я сам разберусь, – твердо сказал он, накрыл ее ладони своими, высвободился, прижал ее руки к губам.
– Ты проводишь меня?
– Здрасте пожалуйста! – искренне возмутился Владимир. – Могла бы и не спрашивать!
* * *
Из кухни по всему коридору распространялась смесь запахов: борща с кислой капустой, жареной рыбы и стирального порошка в стадии получасового кипения вместе с детскими пеленками. Пробравшись сквозь развешенное прямо в коридоре белье, Марина вошла в кухню.
На одной из плит на всех четырех конфорках стоял огромный фиолетовый бак с бельем. На другой плите шипела и чадила сковородка, на которой подгорали две рыбки неизвестной породы.
На рыбу Марина было, в общем-то, наплевать. Пускай себе подгорает. Но дышать масляным чадом ей совершенно не хотелось. Хорошо, сковородка оказалась с пластмассовой ручкой. Марина поспешила снять ее с огня и поставила на соседнюю конфорку.
Она повернулась к своему столику, но чайника на нем не обнаружила.
– Господи, неужели опять сперли? – вздохнула Марина, внимательно оглядывая коммунальную кухню. – Вот паразиты...
Сколько раз она говорила себе, что пора покупать электрический чайник и пользоваться им в комнате, но эта здравая мысль, как назло, регулярно вылетала из головы.
Из коридорных дебрей висящего белья выскочил Александр и ринулся к плите, торопливо застегивая кнопки джинсовой безрукавки:
– Неужели сгорело?!
Он схватил нож в левую руку и, придерживая сковородку негнущимися пальцами правой, принялся отдирать припекшихся рыбок. Ручка сковородки выскальзывала, Александр, напряженно сжав губы, старательно орудовал ножом. В такие минуты Марине всегда хотелось предложить свою помощь, но она старалась не делать этого с тех пор, как сосед однажды взбесился в ответ на такое предложение.
– Маринка, ты спасла мой ужин! – сообщил он, отделив рыбок от дна сковородки.
– Ах, это, оказывается, твой ужин? Разве можно есть такое? – Марина с подозрением вгляделась в рыбьи хвостики, покрытые угольной корочкой. – Ты где их добыл?
– Мальчишки-рыбаки у проходной продавали. Нормальная рыбешка, – беспечно пожал плечами Александр.
– Саша, ты что, спятил? Это же в Ижоре выловлено. Такую рыбу не всякая кошка есть станет.
– Кошка, может быть, и не станет, а я съем. Видела бы ты то, что мы в армии ели! Там бы такой деликатес на ура прошел.
Марина не стала продолжать увещевания. В конце концов, о вкусах не спорят. Пускай ест на здоровье.
– Саша, ты не знаешь случайно, кто мой чайник увел?
Александр стрельнул глазами по сторонам, убеждаясь, что искомого чайника нигде не видно.
– Не знаю. Но обязательно узнаю и наломаю вору бока, – пообещал он.
Марина покосилась на соседа, на его крепкие мускулистые плечи под джинсовой безрукавкой и подумала, что похитителю чайника придется туго.
– Ты пока мой бери, – добавил Александр, стряхивая в тарелку то, что он называл нормальной рыбешкой. – Мой чайник они почему-то никогда не трогают...
Известно почему: никому из соседей не хотелось связываться с Александром. Он был невысок, но крепок и в прекрасной форме. Угрюмый, немногословный, Александр делал все, чтобы избежать столкновения коммунальных интересов. Но уж если кто-нибудь из бесшабашных соседей всерьез нарушал его покой, Александр обычно не предупреждал, давал в ухо сразу. Несмотря на то, что он почти не владел правой рукой, наломать бока вполне мог и левой.
Александр присел тут же на углу Марининого столика и с хрустом воткнул вилку в одну из рыбок. У него не было своего стола ни в кухне, ни в комнате, и видимо, он решил поужинать прямо здесь, ловя момент, пока никто из жителей восьмикомнатной коммуналки не притащился на кухню. В этой сумасшедшей квартире редко выдавались такие минуты.
Марина поставила чайник на газ и принялась смотреть в темное окно, в котором во всей красе отражалась кухня и старательно жующий Александр.
– Ну что, так и ходит хвостом за тобой твой поклонник? – спросил он, догрызая горелый хвостик. – Мотается туда-сюда... Не лень ему.
– Да вот не лень, – усмехнулась Марина. – А ты сегодня в ночь?
– Угу, – подтвердил сосед с набитым ртом. – Дожую счас и помчусь...
Марина и Александр знали друг друга сто лет.
Когда она с крошечным Костей стала жить в комнате своей престарелой тетушки, Александр жил здесь и был положительным во всех отношениях, энергичным и жизнерадостным парнем. Он был чуть старше Марины, хотя выглядел тогда совсем мальчишкой. Обычный темноглазый русоволосый паренек ничем не примечательной наружности. Он где-то учился, где-то работал и еще успевал куда-то бегать на тренировки. Иногда к нему приходили друзья, такие же, как он, чистенькие, аккуратные, спортивные мальчики, и эти дружеские компании никогда не вызывали нарекания придирчивых соседских бабулек, потому что вели себя ребята на удивление пристойно и тихо.
Маленький ребенок, институт и тетушкины болезни отнимали у Марины все время, и ей некогда было вникать в жизнь своих соседей. Она лишь знала, что стоит только попросить Александра о какой-нибудь мелочи, как все будет немедленно выполнено. Он таскал вниз-вверх по лестнице детскую коляску, вбивал гвозди в стены Марининой комнаты, чинил ее утюг, сильными руками почти досуха выжимал ее простыни и покрывала. И все время что-то рассказывал, шутил, выдумывал всякую ерунду, чтобы повеселить Марину. Кроме спорта и собственных мускулов он, кажется, ничем особенно не интересовался. Он был далек от серьезной литературы, хорошей музыки и прочих интеллектуальных и духовных излишеств бытия, которым Марина придавала большое значение. Но в те минуты, когда Александр был поблизости, Марина умудрялась забывать о своих проблемах, и за это она была благодарна своему соседу. Во всей разношерстной квартире Александр был единственным, кого она могла совершенно спокойно выносить.
Потом он ушел в армию.
Через два года порог квартиры переступил совсем другой человек. Ходили слухи, что Александр отслужил в каких-то элитных частях. Но никто не видел на нем ни тельняшки, ни десантного берета, ни золотых шнуров на плече, ни прочей дребедени, которую дембели напяливают на себя. Он приехал тихо, и не позвал к себе никого из тех прежних аккуратных мальчиков. Он больше не шутил с Мариной, не рассказывал потешных историй. Он теперь редко болтался на общей кухне, больше сидел у себя в комнатушке. Иногда сильно напивался, но не шумел, не бродил по коридору, а тихонько за день, за два приходил в себя в своей комнате.
Марина попыталась выведать, что произошло с соседом за эти два года, но ответ получила весьма расплывчатый. "Пришлось пострелять", – коротко пояснил Александр, одним тоном пресекая дальнейшие расспросы. Прожил он дома года два, и за это время нисколько не оттаял. Марина подметила, что он выверяет каждый свой шаг, каждое слово, будто боится сказать или сделать что-то лишнее, совершить какую-то ошибку. Он не то чтобы вздрагивал, но едва заметно напрягался от каждого громкого и резкого звука, внимательно и настороженно оглядывал каждого незнакомого человека, появившегося в квартире.
Внезапно пять лет назад он сдал комнату семейству с юга, которое круглый год торговало на рынке зеленью и цветами, а сам укатил. "Буду работать на севере по контракту", – сообщил он Марине, прощаясь.
Вернулся Александр неожиданно, когда о нем уже порядком подзабыли, в два дня выставил на улицу расплодившееся за четыре года южное семейство и снова зажил тихо, никого не беспокоя и не вынося никакого вмешательства в свои дела.
Видимо, за годы работы по контракту он благополучно избавился от тех проблем, которые мучили его по возвращении из армии. Теперь это был уверенный в себе тридцатилетний мужчина, собравшийся спокойно и достойно жить в свое удовольствие. Притязания Александра оказались невелики: он сделал ремонт в комнатушке, купил себе телевизор и магнитолу, а потом устроился на "Метмаш" в кузнечно-прессовый цех контролером. Вполне возможно, что он хотел от жизни большего, но была этому одна серьезная помеха: после работы по контракту правая рука Александра ни в локте, ни в кисти не сгибалась, скрюченные пальцы плохо распрямлялись, и даже нормально взять в руку вилку Александр теперь не мог. На вопрос Марины, что с ним произошло, он мрачно отшутился, дескать, как не умели у нас лечить, так и не умеют, особенно в провинции. Привыкнув пользоваться левой рукой почти так же хорошо, как раньше правой, он каким-то образом умудрился успешно вкалывать на заводе вот уже почти год, не жалуясь на судьбу.
Александр работал в сменном режиме, а в выходные отсыпался. Однако, снова стал помогать Марине в разных мелочах и подружился с ее подросшим сыном. С возвращением Александра домой ее жизнь стала намного легче. Во-первых, никто больше не пытался взламывать дверь в ее комнату, после того как сосед всыпал очередному взломщику по первое число. Во-вторых, теперь Марине не страшно было вечерами оставлять сына дома: Александр присматривал за Костей очень ответственно.
– Ох, опаздываю! – Александр подхватил тарелку и, не вставая с места, переправил ее в мойку. Потом потянулся к многострадальной сковороде.
– Оставь, Саша, я вымою заодно, – обронила Марина.
Сосед взглянул на нее с угрюмым раздражением:
– Ни к чему это. Я сам.
Марина не стала возражать. Что толку спорить с мужчинами? Вечно они ведут себя, как дети малые.
* * *
Автобус долго стоял на переезде, но вот шлагбаум поднялся, и несколько машин с обеих сторон двинулись, тяжело переваливаясь через железнодорожные пути и подскакивая на разбитом асфальте.
Владимир старательно боролся с одолевающим сном. "Лучше бы пешком прошелся", – с досадой подумал он, глядя в окно на тусклые фонари, укрепленные на заводском заборе. Сейчас вокруг нескончаемой заводской стены и на старую плотину... Дальше можно будет пройти пешком. Этот путь он проделывал почти каждый вечер уже много недель подряд.
Владимир взглянул на часы. Перевалило за полночь. Спать осталось совсем недолго, но он особенно не огорчался. Привык. Он знал, что утром едва вылезет из постели, на ощупь доберется до ванной комнаты и только под струей чуть теплой воды сможет, наконец, открыть глаза. Все это ничего, все пустяки. Уж что-что, а выспаться за свою жизнь он еще, дай бог, успеет.
Он поднялся с места, подхватил свою папку, прошел к передней двери, попросил остановиться.
Дождь успел начаться и кончиться, пока Владимир был в пути. Сквозь разорванные тучи кое-где проглядывало звездное ночное небо. Владимир пошел по набережной, обходя лужицы и втягивая голову в плечи, когда за шиворот попадали крупные капли, изредка срывавшиеся с мохнатых веток лиственниц.
Он возвращался в пустую квартиру, где сейчас его никто не ждал. Он только что простился с Мариной. Полчаса назад он разговаривал с ней, обнимал ее, слушал ее ровный, спокойный голос, и его тянуло безоговорочно повиноваться. Он знал, что его рубашка, которую он снимет дома, будет пахнуть Мариной, ее любимым цветочным мылом и нежными духами. Подумав об этом, Владимир мечтательно улыбнулся. То, что у него и Марины нет общей крыши над головой – это пустяк, это поправимо. Он был почти уверен, что сможет ее переубедить, рано или поздно...
Иногда Владимир тревожился, что его связь с Мариной, казавшаяся ему такой прочной, такой настоящей, вдруг даст трещину. Он понимал, что совершенно не знает эту женщину. О чем она думает? Чего хочет? Что у нее на уме? Зачем ей нужен парень моложе ее на четыре года, недавний студент и начинающий карьерист? Владимир не считал себя никчемным существом, не заслуживающим женского внимания и любви. Но Марина... Владимиру казалось, что этой женщине почти ничего не стоит получить от жизни все, чего ей хочется. И иногда его мучило недоумение: отчего же именно его она выбрала? Он пытался внести ясность, пробовал ее расспрашивать, задавал, словно в шутку, почти невинные вопросы... Она была, как обычно, непроницаема, ничего не собираясь ему объяснять. И Владимиру оставалось лишь смириться и довериться ей.
Панин медленно шел под мокрыми лиственницами и сам себе улыбался. Все было не так уж и плохо. Короткий пронзительный свист, раздавшийся совсем рядом, заставил его вздрогнуть и сдержать шаг.
– Володька! – из-за кустов показалась высокий паренек в спортивном костюме. Держа руки глубоко в карманах и втягивая голову в плечи, он подошел к нему вплотную.
– Что рассвистелся? – обозлился Владимир, узнав младшего брата Гошку. – Я тебе не собачонка!
– Извини, Вовка, не сердись, – скороговоркой отозвался Гошка. – Мне с тобой поговорить надо.
На собачонку-то был как раз больше похож Гошка. Причем на побитую. Он явно намеревался о чем-то упрашивать. Догадываясь, о чем именно пойдет дело, Владимир взглянул на удрученную физиономию братишки и буркнул:
– Ну и что ты от меня хочешь?
– Вова, ты отдай мне эти документы... – попросил Гошка, зябко подергивая плечами. – Отдай, пожалуйста.
– Какие еще документы? Ничего не знаю... – сердито отозвался Владимир и сделал шаг, чтобы идти дальше.
Гошка заступил дорогу, умоляюще глядя брату в глаза.
– Володя, я позавчера оставил у тебя пакет с документами... Будь человеком, Вовка, отдай, пожалуйста.
– Не знаю, о чем ты.
– Знаешь! – завопил Гошка. – Все ты знаешь!
Владимир нервно поежился, переложил свою папку в другую руку и усмехнулся:
– Ты глотку-то не дери. Ничего я тебе не отдам.
– Вовка, пожалуйста...
Брат покачал головой. Гошка прерывисто вздохнул:
– Володя, у меня же теперь неприятности будут!..
– И не только у тебя, – серьезно ответил брат.
Он сделал несколько шагов, но Гошка догнал его и дернул за локоть:
– Вовка, ты ведь все понял, что там к чему, да?!
– Это было совсем несложно, – фыркнул тот, высвобождая руку.
– Когда узнают, что я их потерял, меня прибьют!.. – горячо выкрикнул Гошка.
– А если люди, которых вы обули, узнают об этом, прибьют вас всех, – отрезал Владимир. – И это волнует меня куда больше, чем то, сколько подзатыльников ты получишь от Сереги...
Он зашагал вперед.
– Володя!.. – Гошка бросился следом, догнал, потрусил рядом, преданно заглядывая брату в лицо.
– Что? – раздраженно выдохнул тот, останавливаясь.
– Ну помоги же мне!..
– Я тебе помогаю. Я именно этим и занимаюсь. Уже тем помогаю, что пытаюсь этот Серегин бизнес сломать к чертовой матери, пока никто не раскусил что к чему...
– Это не Серегин бизнес! – воскликнул Гошка. – Честное слово, Володя! Ну... не только Серегин...
Владимир грустно усмехнулся:
– Да я уж сам разберусь, в ком там дело, если ты не возражаешь... И передай Сергею: чем тебя подсылать, пусть лучше найдет время для душевной беседы.
– А Серега меня не подсылал, – упрямо буркнул Гошка, потупившись. – Я сам.
Чтобы туповатый, боязливый Гошка хоть шаг сделал против железной воли Сергея, самого старшего из братьев Паниных? Да кто в такое поверит? Владимир не сомневался, что именно Сергей, оборотистый, жуликоватый и напористый, не побрезговал втянуться в криминал и младшего полностью подмял под себя.
– Иди домой, Гоша, – сухо приказал Владимир. – Я сам во всем разберусь.
– Они же убьют меня! – взмолился Гошка.
– А об этом тебе следовало раньше подумать. Я тебе, Георгий, много раз говорил: ты не тем делом занялся...
– Если ты хочешь, уйду я насовсем от Сереги, брошу на него шестерить. Обещаю!.. Хочешь, я с тобой останусь, все делать буду, как скажешь? Хочешь?
– Ну вот еще, нужен ты мне! – рассердился Владимир и легонько столкнул брата с дороги. – Брысь пошел!
– Зачем тебе это надо, Вовка? – Гошка чуть не плакал. – Ты же не только мне, ты же и себе проблему наживешь!..
Владимир молча шел вперед, не реагируя больше на голос младшего брата.
Гошка постепенно отстал.
– Сука ты! – со злыми слезами в голосе хрипло выкрикнул он в спину Владимиру. – Награду, что ли, ждешь? Смотри, как бы посмертно не получить!.. Вспомнишь еще!
Голос Гошки затих. Наверное, он остался стоять на аллее. По крайне мере, Владимир не слышал его шагов.
Пытаясь успокоиться, Панин пошел быстрее, стремясь поскорее преодолеть оставшиеся до подъезда метры.
"Проблему наживешь..." Проблему Владимир уже нажил.
Ему не хотелось сейчас думать о ней. Эта проблема за пару дней вымотала нервы. Всякий раз, когда он принимался размышлять о том, что случилось, он терялся и приходил в отчаяние. Мысли о Марине на какое-то время выводили его из этого состояния. Но даже ее поддержка не могла помочь. Тревога мучила Владимира. Его заботило даже не то, что братья фактически вступили в конфликт с законом. Судя по всему, некоторые участники событий могли в любой момент предъявить Сергею Панину счет.
* * *
Алена сто раз пожалела о том, что решила остаться. Вообще-то ее никто не только не заставлял, но даже и не просил. Наоборот, Гошка поминутно ворчал, ругался и гнал Алену домой. Но она домой так и не пошла. В конце концов какая разница, заявится она домой в одиннадцать или заполночь? Да никакой. Все равно выговор будет. Но не очень сильный. Родители уже стали привыкать тому, что Алена иногда часами где-то пропадает со своими друзьями. Нет, они вовсе не были беспечными родителями, и им не было наплевать на свою семнадцатилетнюю дочь. Скорее наоборот, опека была плотной. Вечно одно и то же: «Куда идешь? С кем? Уроки сделала? Домой не позже десяти! Этот наряд слишком вызывающий... На дорогу смотри, в лужи не наступай, надень перчатки...» А вернешься, отчитайся, где была, что делала, не замерзли ли ноги... Поздними возвращениями домой Алена старалась не злоупотреблять. Обычно приходилось придумывать всякие более-менее правдоподобные оправдания: поздно кончился фильм, долго вместе делали уроки, день рождения у подруги... Иногда прикрывал брат. Он был старше на пятнадцать лет, жил отдельно и по слезной просьбе сестренки мог заверить родителей, что оставляет Алену до утра у себя. К счастью родители всему этому верили и полностью доверяли друзьям дочери. Правда, была во всем этом одна беда: родители думали, что знают всех друзей Алены. А она их не разубеждала.
Георгия Панина они не знали. А если бы невзначай узнали, то точно не обрадовались бы. На них не произвело бы никакого впечатления то, что Гошка – младший брат и помощник одного из местных новых богатеев. Отец Алены в сравнительно недавнем прошлом был очень влиятельным человеком в городке. Алена сама это время уже не помнила, но разговоров об этом в доме хватало. Отец с высокомерным презрением отзывался о тех, кто недавно приподнялся. Новому русскому бизнесмену Панину тоже доставалось от Алениного отца по полной программе. А уж Гошке досталось бы и того больше. В глазах Алениных родителей Гошка был человеком, которого ни в коем случае нельзя подпускать к девочкам из приличных семей.
В глубине души Алена не могла не согласиться: такие парни, как Гошка, не были образцом для подражания. Гошка был симпатичным парнем, старался следить за собой, а когда выряжался в деловой костюм, то становился очень представительным, прямо как те молодые евангелистские проповедники, которые бродят по улицам и в самый неподходящий момент норовят поговорить с тобой о царствии небесном. Но все это производило впечатление, пока Гошка не открывал рот. Сразу становилось ясно, что Георгий Панин – существо простейшее, которому вращаться в приличном обществе крайне затруднительно. Пару раз Алена пыталась познакомить Гошку со своими друзьями, отпрысками районной аристократии, но из этого ничего не вышло, кроме трагикомических недоразумений. Гошка не мог поддержать ни один разговор: он понятия не имел о вещах, о которых беседовали Аленины приятели. Его манеры оставляли желать и желать, а словарный запас был просто на грани.
Но Алена ничего не могла с собой поделать. Сначала Гошка ей понравился: высокий, темноглазый, симпатичный, отлично водит машину, классно танцует и обалденно целуется. Потом она пришла в ужас от его непроходимой серости. Гошке уже шел девятнадцатый год, но создавалось впечатление, что его образование исчерпывается четырьмя-пятью классами. Но все же... Любовь зла, особенно в семнадцать лет. Алене оказалось интереснее с темным наивным Гошкой, чем со спепсивыми юными снобами из дружеской коллекции родителей. Алена оценила спокойную Гошкину рассудительность, великодушие и преданность. Он стал ей дорог, и все его беды она переживала, как свои.
За те полтора-два часа, пока они вдвоем утаптывали безлюдные дорожки на набережной, они успели несколько раз наорать друг на друга и затем помириться снова. В этом не было ничего необычного, они ссорились и мирились постоянно... Потом наконец появился Гошкин брат. Шел по центральной аллее сквера, помахивал кожаной папкой. Гошка направился ему навстречу.
Стоя поодаль, Алена слышала только резкие голоса двух спорщиков. Гошка упрашивал, Владимир непреклонно качал головой. Гошка бежал за братом, что-то ему говорил, хватал за руку, и, наконец, остался на тропинке один.
Алена побрела к другу. Тот, не двигаясь, стоял и ежился, засунув руки в карманы спортивных брюк.
– Гоша!
Он не обернулся, застыл на месте, словно не слыша.
– Гошка, ну что ты тут застрял?! – Алена подошла, дернула его за локоть, развернула к себе. – Ты слышишь? Гошка!.. Гошенька, ты чего?
Гошка отчаянно кривился, морщился, шмыгал носом, изо всех сил стараясь сдержать слезы.
– Что, не вышло, да? – огорчилась Алена.
Гошка выдернул руку, утер нос рукавом и задрал голову, уставясь в темное октябрьское небо и горестно шмыгая.
– Ну все, Аленка, влип я... – пробормотал он, глотая слезы.
– Твой Володя что, совсем дурак?! – воскликнула Алена. – Он что, не понимает?
– Да все он, сволочь, понимает... – буркнул Гошка и серьезно взглянул на нее. – Он, похоже, какую-то свою игру затеял... Будет он обо мне думать, как же. Он всю жизнь меня в упор не видел, так больно надо ему обо мне беспокоиться...
