Текст книги "Невская битва. Первый подвиг Александра"

Автор книги: Наталья Павлищева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Чего созвали?

– Да швед, говорят, у Ладоги...

– Впервой ли?

– Слышал я, их много пришло.

Рябой Никоня усмехнулся:

– А хоть и много? Нас всё одно больше!

Кузнец Пестрим усмехнулся, недовольно качая головой:

– Ты, Никоня, точно глупой какой. И чего тебя на вече посылают, ваш Людин конец другого потолковей не нашёл?

Никоня на такие слова заметно обиделся, но не столько за себя, сколь за Людин конец:

– Ты чего наш конец поносишь?! Ваш Словенский ничем не лучше!

Такое часто бывало на вече, сведутся спорить кончанские, чей конец лучше, слово за слово и до драки недолго. Не раз разнимали горячие головы на самом городском вече. Разнимать-то разнимали, но ссора потом переходила на улицы города, бывало, что и на Великом мосту кончанские встречались, каждый своё отстаивая. Старосты хорошо знали, что на вече следует брать только самых выдержанных, чтоб не заводились на ссоры, но не всегда так получалось. Никоня в своём конце любимец, ни одно вече, что кончанское, что городское, без него не обходилось, если не слышали Никоню новгородцы, так и переживать начинали, не занедужил ли? Причём не только людинские, даже словенские, с которыми у него всегдашний спор.

Но сейчас не до споров, потому на Никоню и Пестрима прикрикнули сразу несколько человек.

– А я слышал, что шведы уж пороги после Ладоги прошли... Значит, и до нас недалече.

Говорившему возразили:

– Если б пороги прошли, то ворота городские давно закрыты были, а через них и сейчас вон проезжают.

Неревский староста прикрикнул на спорщиков:

– Цыц вы! Вон князь с боярами идёт, сейчас всё обскажут.

Из Софии действительно показалась высокая фигура князя, следом за ним шёл весь совет господ, только кончанские старосты стояли среди своих на площади, следя за порядком. Появление князя вызвало движение среди горожан; не замечая окриков старост, новгородцы в едином порыве приблизились к Софии, никакой силой их не удержать. Но в старосты не выбирают абы кого, кончанские хорошо знали эту особенность веча, потому заранее людей поставили подальше, чтоб, приблизившись, не смели и самого князя. Помогло немного, дружинники едва удерживали толпу на расстоянии.

В ней раздались голоса, обсуждающие князя и бояр:

– А князь-то как вымахал! Рослый...

– Да уж, хорошо, что ум не отстаёт...

– Говорят, молодой, да ранний...

– В чём ранний-то?

– Да во всём.

Кричать на болтунов было бессмысленно, всем рты не заткнёшь, пока сам Александр говорить не начнёт, так и будут языки про него чесать. Всё это знали и потому не переживали. Даже сам князь, который, конечно, тоже слышал суждения о себе. Поджидая бояр, он стоял, прямой, стройный, высоко вскинув красивую голову и поводя взглядом голубых глаз по вечевой толпе. И всё вече вдруг почувствовало, что перед ними стоит Хозяин. В Великом городе хозяйничало вече, в спокойные времена совет господ, но, когда приходила лихая година, власть беспрекословно отдавалась князю. Правда потом, когда князь помогал городу от беды избавиться, тоже вече частенько просто его же и прогоняло. Так бывало и с отцом Александра, князем Ярославом. И даже не раз. Но князья, чувствуя свою ответственность перед городом, снова и снова принимали на себя нелёгкую ношу защиты Новгорода. Почему? О том только они и знали.

Наконец посадник Степан Твердиславич поднял руку, призывая к вниманию:

– Тихо! Князь Александр Ярославич говорить будет!

Вече уж на что шумное, но притихло враз, приучено сначала слушать внимательно, потом зашумит, загалдит снова, но пока князю надо высказать, чего от города хочет, к чему зовёт.

Князь Александр шагнул вперёд. Это его первые слова перед вече, раньше всё за спиной отца или бояр стоял, теперь в него упёрлись тысячи вопрошающих глаз, от него сейчас зависит судьба большого города, он должен так сказать людям, чтобы поверили, чтобы пошли за ним.

– Господин Великий Новгород, к тебе обращаюсь! – голос молодого князя, казалось, звенел над всем городом. Вече притихло окончательно. Молод князь, ох молод, да, видно, крепок духом, вон как уверенно говорит. А Александр просто забыл о себе, о своих переживаниях, сейчас главное они, те, кто стоит вот здесь и кто остался дома ждать решения веча. Его дело защитить новгородцев, потому не своей заботой озабочен князь, а общей. Людей не обманешь, сразу почуяли этот настрой, потому и поверили молодому князю, как себе самим. Вече внимало словам Александра, не шелохнувшись. Казалось, пролети на площади муха – услышат в дальних рядах, даже дышали через раз, чтобы не пропустить ни одного слова, чтобы не переспрашивать.

– Шведы на нашей земле! Не с добром пришли, многими боевыми ладьями с оружием по наши души! Про то весть прислала Ижора, следят за шведами. Встали они пока на Неве перед порогами, ветра попутного ждут. Если дойдут к Ладоге да захватят, закрыты будут пути новгородцам к Варяжскому морю. Да и от Ладоги до нас недалече. Не станем ждать врага под своими стенами, бить его надобно на подходе. И Ладогу шведу отдавать нельзя!

Рука князя сжалась в кулак, показывая, как надо бить шведа. Вече взорвалось в едином порыве:

– Бить вражин!

– Не пускать в Ладогу, там наши!

– Не пускать проклятых к Новгороду!

– За что ж Земле Русской такое наказание – с полудня татары жмут, с Варяжского моря шведы, на Псков вон ливонцы налезают?

Голос князя перекрыл все выкрики, никогда Александр не замечал за собой такой способности зычно кричать.

– Беда никогда не приходит одна, а враг на то и враг, чтоб стараться урвать свой кусок! Только кусок этот – земля наша с вами, потому не можем мы ему позволить хозяйничать, как хочет! Погоним шведов далече от своего Новгорода!

Вече поддержало своего князя, было решено отправить под его началом новгородское ополчение немедля, куда поведёт. Хотя и молод князь, но поверили ему, в его разум и воинскую доблесть новгородцы. Кончанские спешно разошлись к своим, собирать людей в ополчение. Новгород способен вооружиться быстро, помня об этом, враги редко подходили даже к самому городу. Каждый новгородец от мала до велика, если нужно, возьмёт в руки оружие. И не рогатину с оглоблей, а настоящее, кузнецами кованное, старательно оберегаемое. Каждый конец быстро выставит по сотне хорошо обученных конных и по сотне пеших воинов. Если придёт година, то и много больше, пришлют своих и пригороды, и селяне, что вокруг Новгорода сидят. Защитники найдутся, только для этого времени нужно больше. А князь объявил: завтра и выступаем. Потому торопятся кончанские, зовут сначала тех, кто готов в любую минуту выступить, только коня взнуздать да с жёнкой и детьми попрощаться.

Но Александр так не торопил, объявил сбор наутро да велел готовиться получше, враг сильный идёт, с ним одними ухватами не побьёшься, воинская выучка нужна да вооружение хорошее.

Весь день князь провёл среди новгородцев, собиравших ратников в поход. Проверял, сам осматривал вооружение, что-то советовал, за что-то и ругал. Глядя ему вслед, сотский Ратай, много раз ходивший на битвы с разными князьями, покачал головой:

– Ай, толков князь! Каждое слово в дело! И где научился?

Ему ответили:

– Да у отца же! Князь Ярослав и сам толков, только чего-то его наши бояре не потерпели...

Ратай поморщился:

– Наши бояре кого уважают? Только самих себя да тех, у кого денег много...

Сказал вполголоса, чтоб не слышали ненужные уши. Ни к чему сейчас на себя боярское недовольство навлекать, сейчас князю вон помощь нужна, это важнее правды-матки, что иногда так хочется высказать в лоснящуюся от самодовольства боярскую физиономию.

Не все поддержали князя Александра, то есть никто против не выступил, но нашлись и такие, что давно встали на сторону врага. Среди них боярин Колба. Вообще-то он был Колберном, но, перебравшись в Новгород, имя Ославянил, чтобы звучало привычней. Это он на прежнем совете убеждал всех лучше объединиться с заморскими купцами, чем вставать под Владимирскую Русь. Теперь, вернувшись с совета, крепко задумался. Шведы пришли на Русь и стоят уже у порогов? Князь Александр спешно послал гонцов в Ладогу и сам собирает рать навстречу врагу? Но победить он сможет, только если нападёт внезапно, иначе ему шведов не одолеть, это понимает каждый. Ярославич надеется на внезапность, значит, надо его опередить, предупредить шведов о планах князя.

Боярин крикнул, чтоб позвали верного помощника Голяка. Тот вошёл быстро, точно стоял где-то за дверью. Может, так и было? Весь Новгород знает о сборе рати, Голяк тоже начеку.

Колба был хмур донельзя. Голяк даже подивился: чего он боится? Шведы, если и придут, то уж таких, как боярин, не тронут. Голяк на то и надеялся, притрётся ближе к боярину и пересидит лихую годину, а чтобы от себя не гнал, готов что угодно делать, хоть сапоги лизать. Но Колба сапоги лизать не заставил, велел собираться в дальнюю дорогу и как можно быстрее...

Новгородца Мишу знают не только кончанские, хорошо он известен в разных углах города. Толковый воевода, ему и доверили пеших вести. Миша тоже не стал полагаться на самих воинов, обходил каждого, проверял, как и князь, хорош ли меч, какова кольчуга, окантован щит... Нашлись те, кого завернул обратно:

– С таким оружием не на шведа идти, а только на охоту.

Новгородец возражал:

– Да я лучше с луком... сподручнее.

За него заступились:

– И верно, Митяй – лучник первейший, в полтора перестрела навылет бьёт! Не всем же мечом разить...

Миша задумался, а ведь верно, иногда от хорошего лучника толку больше, чем от какого всадника в броне.

– А стрел много? – поинтересовался скорее ради строгости, чем из любопытства. Чего и спрашивать было, у хорошего лучника всегда запас отличный. Но Митяй не обиделся, показал колчан:

– Во! Всякие есть, и срезни, и те, что против лат годятся.

– Ага, – кивнул воевода. Это хорошая придумка. Шведы в броне такой, какую не всякий меч осилит, иного рыцаря конь едва держит, столько на нём железа. Да и сами кони тоже в броне от ушей до хвоста. Тут опытный лучник, такой, чтоб стрелы мог под латы пускать, пригодится. Решил князю об этом при случае напомнить. Новгородцы охотники хорошие, если их стрелами специальными вооружить, то большой урон нанести смогут. Велел:

– Соберите все срезни да латные стрелы у кого есть, пригодятся против шведа.

Новгородцы согласно зашумели:

– Верно, только надо и другим концам про то сказать. И кузнецам работать, пока войско в поход не выступит.

Миша заторопился к князю, пересказать мысль новгородцев.

Александра он нашёл легко, тот был среди людей, сам проверял, как готовятся. Князь выслушал Мишу внимательно, помнил, что этот сотник водил у отца ополчение против немцев, согласно кивнул. Миша не стал выдавать придумку за свою, рассказал про Митяя, честно сказал, что это его слова. Александр тут же распорядился про стрелы, а самого Мишу позвал за собой:

– Дело поручить хочу.

Новгородец торопился вслед за молодым князем, стараясь не отставать, тот решил говорить на ходу. Повёл к берегу, где уже спешно собирались расшивы:

– Смотри, двумя рукавами пойдём, как предки наши на Царьград ходили, конями и по воде. Пешую рать, чтоб ногами долго не месить, на расшивах отправлю, сам с конными пойду до самой Ладоги. Мыслю, пеших ты поведёшь, – вдруг повернулся к Мише князь. Светлые глаза смотрели строго, точно отец сыну что поручал. Миша даже выпрямился под княжьим взглядом. Ответно смотрел, не отрываясь. Кивнул:

– Сделаю, княже.

Высокий, почти тонкий князь рядом с кряжистым, основательным Мишей смотрелся этаким молодым дубком, рвущимся к небу, рядом со старым дубом. И тому очень хотелось закрыть собой от буйных ветров, от невзгод этот молодой дубок, но понимал, что нельзя дубу вырасти в тени другого. Все, кто видел эту пару, улыбались в усы: и впрямь князь точно молодой дубок, молодой, да крепкий, такого не согнёшь, не сломишь, твёрдо стоит на ногах. Полнились сердца новгородцев приязнью к своему князю.

Князь Александр вернулся на свой двор только совсем к вечеру и сразу велел позвать прибывшего с вестью ижорца.

– Отдохнул уж небось?

Гридь подивился такой заботе, гонец давно выспался после тяжкого пути и наелся от пуза. Только куда же поедет, вечер на дворе, темень уж скоро. Но приказ выполнил. Уже через минуту ижорец стоял перед князем.

Александр кивнул на лавку подле себя:

– Садись, разговор долгий будет.

Не привыкший к такому обращению парень не решился сесть рядом с князем. Александр недоумённо поглядел на него и снова велел:

– Да садись ты! Чего чинишься? Не до того.

Ижорец скромно приткнулся на самом краешке лавки. Князь больше приглашать не стал, принялся расспрашивать о том, зачем позвал.

– Хорошо ли места знаешь?

– Ижору? – подивился вопросу парень. – Дык... с детства... там родился...

Александр вдруг принялся чертить угольком прямо по столу:

– Глянь, если это Варяжское море... это Нева... это озеро Нево... тут Волхов, здесь Ладога... – Князь иногда поворачивал голову в сторону ижорца, следя, понимает ли тот, что начерчено. Парень понимал; когда князь ради проверки вдруг повёл Тосну не там, ижорец помотал головой:

– Не, княже, не обессудь, Тосна чуть левее будет, а там Мга.

Александр протянул ему уголёк:

– Дорисуй и покажи, где сейчас шведы стоят.

Тот почему-то перепугался:

– Где сейчас, не знаю... я оттуда два дня назад ушёл.

Князь кивнул:

– Где два дня назад были.

– А вот тут. Где Ижора к Неве никнет.

Он ещё раз подробно пересказал князю то, что было велено старейшиной рода Пельгусием и что видел сам. Но Александр сразу не отпустил. Ещё долго расспрашивал о том, какой лес вокруг да какие овраги рядом. Уже отпуская парня поздней ночью, вдруг спросил:

– Тебя зовут-то как?

– Елифа-ан... – протянул тот.

– Со мной пойдёшь, Елифан? Мне может понадобиться хороший провожатый.

Ижорец обрадованно кивнул, растянув в улыбке щербатый рот:

– Пойду...

Ему и самому очень хотелось попроситься в дружину этого пусть молодого, но явно толкового князя. За день, проведённый на княжьем дворе, он успел понять, что Александра недаром слушаются все, распоряжается со смыслом.

На следующий день князь со своей дружиной в доспехах и всеоружии прибыл в Софийский собор. За ним подтянулось и новгородское ополчение. Получить благословение перед походом против грозного врага – непременное дело для любого русича. После молебна к Александру подошёл тысяцкий Еремей:

– Князь, на площади почитай весь Новгород собрался. Говорить будешь?

Тот кивнул:

– Буду.

Площадь действительно запрудил новгородский люд. Кто провожал своих в ополчение, кто в поддержку, а кто и просто из любопытства. Тысяцкий подивился, молодого князя толпа не испугала, напротив, говорил страстно и очень твёрдо:

– Господин Великий Новгород! Свей нарушили заповедь Господню: не вступай в чужие пределы. Не звали мы их и не чаяли их прихода. Пришли в силе великой, и нет у нас времени ждать подмоги. Пойдём с лучшими воинами на врага и одолеем его сами! Не в силе Бог, а в правде!

Последние слова князя потонули в криках поддержки:

– Веди, князь!

– На любую силу найдётся своя силушка!

– Не побоимся, братья, свеев поганых!

– Пересилим вражин!

– Веди, князь!

Александр поднял руку:

– Поведу на битву трудную. Их много больше, чем нас, – он жестом остановил новгородцев, готовых шапками закидать проклятого врага, – верю, что осилим их, но всех с собой взять не смогу. Толку не будет. Пойдёт от каждого конца по сотне конных и сотне пеших. Отберите лучших и самых сильных. Да чтоб оружие крепкое было.

Пельгусий отправил своих не только в Новгород, ещё двое поспешили к Ладоге, там тоже знать должны, что идёт на них сила вражья. Ладожанам отбиваться не привыкать, уж очень удобно град стоит, оттого и крепость хорошую поставили. Но уж больно много вражин идёт, если верить ижорцам. А им не верить нельзя, ладожский воевода хорошо знал, что Пельгусий с ижорцами крепко держит сторожи на море и на Неве. Верно решил князь, когда просил ижорцев следить за морем, без них и не узнали бы про находников, пока на Волхове не показались. Если их много, то не все под Ладогой встанут, будут и те, кто сразу к Новгороду отправятся. Задумался воевода, хорошо, если посланные Пельгусием до князя Александра дошли, а если нет? В лесу всяко бывает, а там по пути ещё и болотин немерено. Подумал и решил ещё и своих по реке отправить, предупреждение, даже двойное, зряшным не будет. В Ладоге каждый человек на счету, если враг идёт, но сейчас не жалко.

В лёгкую однодревку, на каких издревле русичи по рекам ходили, спешно прыгнули двое, помахали руками, показывая, что всё запомнили и всё передадут князю, как велено, и скрылись из глаз. Летом близ Нево ночи светлые, можно плыть и после заката. Воевода вздохнул, дойдут быстро, только бы князь успел подмогу прислать раньше вражин. В том, что пришлёт, не сомневался.

А сейчас надо глядеть в оба, так всех и предупредил, чтоб мышь мимо не проскочила, не то что враг!

Враг проскочить на большом количестве шнеков, конечно, не смог, а вот странный человек в Ладоге вдруг объявился. Тоже на лёгкой однодревке, плыл сверху, от Ильменя. Его остановили сказать, чтоб возвращался, но не послушал. Дальше всё одно не пустили, ни к чему смерть христианину самому искать, оставили ночевать в доме у Ипаша, но новгородец вдруг стал к чему-то коня просить, мне, мол к ижоре срочно надо. Ипаш, не будь дураком, коня пообещал дать назавтра, а сам шасть к воеводе, так, мол, и так... Те ижорцев быстро кликнули: к вам человек. Те головами мотают:

– Не знаем такого, не наш. А вы его про нашего Пельгусия спросите, сразу поймёте, врёт или нет. Коли не врёт, то с нами пойдёт. А пока про нас ничего не рассказывайте.

Ипаш торопился в свою избу, гадая, не сбежал ли нежданный гость. Нет, в ночь уйти не решился, сидел на лавке, весь в раздумьях.

Хозяин поинтересовался:

– Ты чего невесёлый? Пельгусия давно видел, нет?

– Кого? – вскинулся новгородец.

– Да старейшину ижорского... – сказал Ипаш и пожалел. Забегали у гостя глаза, засуетились. – К нему идёшь или кто другой нужен? Чего тебе неймётся по ночам-то? Ложись уж спать, утром дам я тебе коня. Только по тутошним болотам, считай, в погибель коня отправлю, да ладно, воротишься, отдашь. – И строго добавил: – А сгубишь, спрошу сторицей! В Новгороде достану, ежели не отдашь! Опозорю на весь свет!

Ипаш нарочно ярился, чтобы забыл новгородец о его вопросе. Тот и впрямь стал клясться, божиться, что коня вернёт. Потом подумал и вообще отказался брать:

– И впрямь, куда мне с лошадью, я местных болотин не ведаю. А не отправишь ли ты со мной лучше сына или холопа какого, чтоб дорогу показали?

Ипаш не растерялся:

– Отчего ж не отправить, если человеку так надо? Только не за спасибо всё же. Плату потребую, потому как людей от дела оторвёшь. Пойдут с тобой два моих работника, тоже хотел к Пельгусию с товаром сходить, да самому до зимы не тронуться.

Новгородец снова отказался:

– Не, зачем двоих отрывать? Дай мальчонку какого шустрого, твои небось каждую кочку сызмальства знают.

Ипаш чуть рассердился:

– Ладно, спи, утром решим. А то перебирает тут: с тем не пойду, с тем тоже...

Поворчал, поворчал, да вроде и затих, чуть даже похрапывать стал. Потом вдруг поднялся, почесал спину, задрав рубаху, посопел и пошёл во двор. Новгородец прислушался, нет, что-то делает хозяин во дворе, по голосу так собаку ругает и на кого-то ворчит. Немного погодя ладожанин вернулся, так же сонно позевал, поворчал и захрапел богатырским сном. Новгородец ещё полежал, успокоился и тоже заснул. Завтра долго идти, негоже быть уставшим.

Утром первым поднялся хозяин, разбудил гостя:

– Вставай, идти-то собираешься?

Тот быстро сел, с трудом соображая, где находится, но увидел хозяина, сразу всё вспомнил. От провожатых отказался наотрез:

– Я подумал, не стоит тебе людей отрывать. Сам дойду, только скажи, как лучше, берега ли держаться или можно напрямик?

Ипаш почесал затылок пятерней и развёл руками:

– Да кто ж его знает? Берегом, оно, конечно, проще, не заплутаешь. Но напрямки быстрее. Ты торопишься ли?

– Да, – кивнул гость.

– Тогда прямо иди.

Глядя вслед скрывшемуся за деревьями новгородцу, Ипаш проворчал:

– Хорошо, что ижорцы заранее вперёд вышли... Только бы не упустили...

Пешие двинулись по Волхову на расшивах, конные вслед за ними берегом, торопясь. Шли одвуконь, каждый конный вёл в поводу запасного. Князь шёл берегом. Он очень торопился отправить вниз к Ладоге хоть пеших, чтобы той было чем защищаться.

Перед отплытием Александр долго говорил с Мишей, наказывая поторопиться к Ладоге, но не рисковать. Вперёд высылать даже с расшив дозорных. Если шведы всё же успели подойти к Ладоге и взять её, то не нападать, подождать, затишась, подхода конных. Если же проклятых ещё нет, то в Ладоге встать, дальше ни ногой. Помочь ладожанам ещё укрепить город, запасы сделать, да и самим кой-чем запастись. Обещал на конях быстро догнать:

– Нас не ждите, идите быстро, как сможете. Вы в Ладоге нужнее. Бог даст, все успеем дойти, а нет, так хоть вы там окажетесь.

Пришло время расставания. Прощались привычно, не в первый раз уходила рать от вольного города на защиту своей новгородской пятины. Так всегда старались поступать новгородские князья – встречать врага подальше от города. Верно, лучше побить его загодя, чем отражать нападки с самих крепостных стен, хотя и они весьма крепки. Но на стены последняя надежда.

Женщины уже обняли своих мужей, расцеловали и обещали ждать; пешие погрузились на расшивы, оттолкнулись длинными шестами от пристаней, взялись за вёсла и подняли паруса. Теперь пришло время отправляться конным. Они тоже ждали наготове. Часть своего оружия всадники отправили на расшивах, чтобы идти налегке, так быстрее. Из восьми сотен конных триста – княжья дружина, у неё семей почти нет, ни к чему заводить, остальные пять сотен – новгородцы. Этих провожали их жёны, дети и просто любушки.

Княгиня Александра вместе со всеми. Она провожала мужа в его первый самостоятельный поход. Молодая женщина твёрдо решила сказать князю о будущем сыне. Александр Ярославич подошёл к жене, обнял за плечи:

– Жди! Вернусь!

Та всё же попросила:

– Вернись, Саша, ты сыну нужен...

Князь, уже начавший отворачиваться от неё, резко повернулся обратно, серые глаза впились в лицо женщины:

– Сын?

Та кивнула, блестя счастливыми глазами:

– Да, Саша, тяжела я.

Александр снова стиснул плечи жены:

– Сбереги! Я вернусь!

Обернулся к новгородцам, его голос, казалось, звенел радостью:

– Пора, новгородцы! Пора, время не ждёт!

Одним движением взлетел на своего любимого вороного коня, поднял руку, призывая конных к вниманию, потом резко махнул, посылая всех вперёд. Войско двинулось, сначала шагом, выходя в городские ворота, потом всё быстрее и быстрее. Надо торопиться, их ждёт Ладога и бой за Землю Русскую.

Глядя вслед удалявшемуся конному войску, княгиня Александра утирала слёзы. Плакали многие женщины, а как не плакать, если любимые мужья, сыновья, отцы ушли на тяжёлую битву с грозным врагом? Что их ждёт?

Вдруг она услышала, как кто-то сзади засомневался:

– Молод князь больно... Не наделал бы бед.

Ему вторил другой:

– Больно в себе уверен. Сидел бы за стенами новгородскими, их не взять. Не то побьют шведы всё войско, совсем некому город оборонять будет...

Александра не выдержала, обернулась и громко объявила, сама не ведая кому:

– Князь Александр Ярославич хоть и молод, а воин хороший! Он вернётся с победой!

Её голос едва не сорвался от волнения, но прозвучал звонко. Услышали многие, вокруг раздались одобрительные возгласы:

– Верно, княгиня!

– Не возрастом князь умён, а головой!

– И воин Александр Ярославич знатный!

– Вернутся наши с победой!

Княгиня Александра гордо вскинула свою красивую голову и отправилась в терем ждать. Для неё наступили очень тяжёлые дни без вестей от любимого мужа.

Шнеки действительно дошли только до порогов, как и рассказывали разведчики-датчане, река делала крутой изгиб и перед большой излучиной вдруг покрывалась множеством бурунчиков. Ладно бы разбивалась на несколько рукавов, хоть понятно было, где глубже, а то ведь просто мелко бурлила, напрочь скрывая своё дно. На мель налететь легко, сильное течение не даст лавировать среди этих выступов, ветер по-прежнему встречный. Биргер сам прошёл до самых порогов, но дальше не рискнул, согласился, что надо пока встать и выждать. Но прежде чем бросить якоря, потребовал отправить сотню прочесать берег, причём предложил сделать это норвежцам. Ульф удивился:

– Почему не твои?

Усмешка исказила лицо Биргера:

– Чтоб Мельнирн не сказал, что я захватываю его добычу...

– А может быть добыча? – чуть глуповато поинтересовался Ульф.

Подумав: «С какими идиотами приходится иметь дело!», Биргер кивнул:

– Конечно, здесь же живут люди. Их надо уничтожить всех, чтоб не успели никому рассказать о нашем приходе. С этим отлично справятся Мельнирн и его люди.

– Да, он любит вырезать всех до единого... – согласился Ульф.

Норвежцы отправились на берег, но не сотней, а двумя. Они облазили все окрестности и вернулись ни с чем.

– Тут пусто, как у меня в животе! – объявил раздосадованный Мельнирн.

Биргер задумчиво осматривал берег с палубы шнека. Конечно, он отправил норвежца в карательную вылазку не из желания справедливости и не оттого, что тот хорошо умеет уничтожать всех. Его люди смогли бы не хуже. Просто Биргер сразу сообразил, что в случае негостеприимной встречи могут быть потери, а терять своих он не хотел. Теперь Биргер размышлял, не зря ли доверил важное дело Мельнирну? Неужели здесь никто не живёт?

Но выбора не было, пришлось встать на стоянку у слияния двух рек вдоль берега с большой поляной. Поляна с одной стороны ограничивалась болотом, а дальним своим краем окаймлялась глухим лесом. Место удобное, можно и коней, которые истосковались по вольной траве, выпасти, и самим встать большим лагерем. С бугра, который подойдёт для установки шатров, хорошо видна река чуть не до самых порогов. Биргера беспокоил только лес, но и сходившие туда шведы сказали, что людей не видно, тропы не натоптаны. Да и за лесом снова болото. Здесь одни болота вокруг.

Всё же Биргер сошёл на берег чуть ли не последним, долго ходил по краю поляны в полном латном облачении и в сопровождении большого количества вооружённых рыцарей. Но и он ничего не заметил.

Мельнирн ехидно смеялся, что шведы так напуганы криком вороны, что латы не снимут даже ночью, так и будут спать стоя! Биргер не обратил на его насмешки никакого внимания, но опасаться дальше было действительно смешно. Скоро издеваться начнут уже остальные. И он приказал разбить свой расшитый золотом шатёр. Ни для кого не было секретом, кто же действительно заправляет всем походом, и поставленный шатёр Биргера объявил всем, что стоянка надолго, можно располагаться.

На ночь Биргер распорядился выставить большую охрану и сам не спал почти до утра. Но из леса слышалось только уханье филина, да где-то недалеко пищали мыши.

К утру и Биргер, и остальные успокоились. День прошёл без происшествий, если не считать того, что сильно покусали друг друга две почему-то повздорившие лошади. Наказали прежде всего тех, кто за ними следил, ведь все лошади из разных мест, надо быть бдительней. Да ещё опрокинули котёл с горячей похлёбкой, предназначенной для гребцов на шнеках. Вот уж об этом у Биргера голова не болела совсем, своих людей он кормил отдельно. Это дало повод Мельнирну снова поиздеваться, мол, шведы боятся, что их пронесёт от общей пищи. Шутки норвежца начали раздражать Биргера, и он старался держаться от хама подальше, сорваться не боялся, но не хотел зря злиться.

И всё же лагерь получился неплохой. Конечно, стоять дело тошное, но иногда после хорошего перехода можно и отдохнуть. А переход был немаленьким, через всё море, которое русы зовут Варяжским.

Биргер сам проверял охрану утром и вечером, сам отправлял в дозор тех, кто охранял лагерь со стороны реки. Два шнека стояли у самых порогов, чтоб никакие русы не могли подобраться тайно. Так продолжалось три дня, пока Мельнирн не начал смеяться уже в лицо, мол, Биргер сидит на простой лесной поляне, точно на муравейнике. Если так бояться, то стоило ли вообще приходить так далеко? Что будет с Биргером, когда он воочию увидит русов или стены Ладоги? Понос обеспечен!

Биргер разозлился не на шутку, но Мельнирна вдруг поддержали все остальные, включая Ульфа. Осторожничать просто надоело, вокруг никого не видно, чего так переживать? Русы если и подойдут, то по реке, а там охраны достаточно, пока пройдут пороги, можно успеть не только вооружиться и надеть латы, но и выстроиться в боевой порядок. Расслабляла всех и жара. Июль на Неве бывает очень жарким, а влага в воздухе не даёт нормально дышать. От этого тяжело всем: и людям, и лошадям. В лес не сунешься, там тучи комаров, приходилось прятаться в шатрах тем, у кого они были. Остальные изнемогали на палубах шнеков, стараясь укрыться от солнца чем только можно. В конце концов сдался и сам Биргер. Он тоже большую часть дня не выходил из шатра, а ночью снимал латы и рубаху из-под них.

Жарко... душно... Датчане попрыгали в воду, та хоть чуть холодит. Немного погодя за ними последовали и многие другие. Никакие окрики не помогали. Биргер подозревал, что уходившие в дозор по реке занимались тем же. Прохлада приходит только ночью вместе с тучами противно зудящих комаров. У воинов кожа крепкая, комару не прокусить, но его нудный писк доводит до бешенства. У всех один вопрос: когда же сменится ветер?!

В Ладоге беспокойно. Гонец от князя Александра из Новгорода приплыл два дня назад, подтвердив плохую весть – в устье Невы вошли множество шведских шнеков. Пока стоят на Неве, дожидаясь попутного ветра, но в любую минуту могут двинуться на Ладогу! Новгородское войско подойдёт на помощь скоро, но и самим надо обороняться, если враг нагрянет раньше. У Ладоги крепость каменная, та, деревянная, что ещё Вещим Олегом выстроена, давно пришла в негодность, была сожжена. Каменную построили отменно – стоит она, нависая над Ладожкой, стены ровные, чтобы зацепиться нельзя снаружи, воду можно брать прямо со стены из Волхова. Если запрутся, то сидеть долго могут. Но шведов идёт много, потому Ладога и остерегается. Для Новгорода захват Ладоги или даже просто запертый в этом месте Волхов – погибель. Это понимали все.

Ладожане с тревогой вглядывались в обе стороны. С какой раньше ладьи придут? Шведы ли с Нево нагрянут или князь по Волхову?

Князь успел раньше. Радости ладожан не было предела, хотя и понимали, что битва только предстоит, но под защитой такого воинства всё же легче. Оказалось, что на расшивах князя нет, он шёл берегом с конными. Но бояться было некогда, пока разобрали всё, что привезли на расшивах, разместили по домам пеших, чтоб не сидели у костров, пока всех порасспросили... Хотя новгородцы знали только одно – идут свей большим числом, новгородский князь ведёт свою дружину на них спешно. Что будет дальше, куда ведёт? Об этом не ведали.